Текст книги "Проклятые башни"

Автор книги: Кейт Форсит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 35 страниц)

Дайд выглядел напряженным, его пальцы вцепились в ремень гитары. Ошеломленная великолепием дворца и толпами роскошно одетых людей, Лиланте жалась к плечу молодого музыканта, а Гвилим тяжело ковылял позади них под возбужденную болтовню ребятишек. Лишь Айен, Дуглас и сестры Ник-Эйслин, казалось, чувствовали себя непринужденно – они выросли в столь же великолепных замках, как и этот, и пышность обстановки их не угнетала.

Компанию провели в длинный зал, стены которого были задрапированы голубой и серебряной парчой, а потолок расписан узором из облаков, радуг и гибких фигурок танцующих нисс. В противоположном конце зала расхаживал высокий и мощный мужчина с черными вьющимися волосами и орлиным носом. Он свирепо хмурился, сжимая в одной руке скипетр – зажатый в серебряных когтях сияющий белый шар. На нем был темно-зеленый килт и плед, а за спиной трепетала пара длинных блестящих черных крыльев.

– Если мы и успеем обучить новобранцев до весенней оттепели, оружия и лошадей у нас не хватит даже на то, чтобы вооружить хотя бы треть из них! – воскликнул он.

– Лахлан, ты же знаешь, что все кузницы в Рионнагане работают день и ночь! Я не позволю тебе переплавлять лемеха и лопаты на мечи – когда придет весна, нужно будет пахать и сеять. Уже голодает слишком много народу. – Голос принадлежал хрупкой маленькой женщине, в волосах которой цвета перца с солью змеилась широкая белая прядь, а лицо было изборождено глубокими морщинами. Она сидела, прямая, точно стрела, в мягком кресле, а на коленях у нее свернулся калачиком маленький донбег.

Компания в зале собралась очень необычная. Там были придворные в бархатных камзолах, солдаты личной охраны Ри в синих килтах и кольчугах, кривоногий старик в кожаных гетрах, какие носят конюхи. Рядом с троном сидел хрупкий старец в бледно-голубом одеянии, на его плече примостился черный ворон. Глаза старика были молочно-белыми, а седая борода доставала до колен. По другую сторону от трона сидела черная волчица, льнущая к коленям высокого мужчины в черном килте. У очага, подложив под спину подушки, полулежала молодая женщина с коротко стриженными огненно-рыжими кудрями. Просторная белая туника не могла скрыть ее огромного живота, судя по виду которого, до родов ей оставалось всего лишь несколько дней.

– Изабо, – восторженно прошептала Лиланте и подтолкнула Дайда, замершего рядом с ней. Он отрывисто кивнул.

– Лахлан, неужели нет никакого другого способа получить металл, который тебе нужен? – устало спросила рыжеволосая женщина, и звук ее голоса заставил Лиланте и Дайда вздрогнуть. Его необычная, какая-то ритмичная интонация разительно отличалась от живой речи Изабо, которую они оба помнили. Лиланте наклонилась вперед, вперившись в нее напряженным взглядом, потом, заметив, что Дайд приподнял одну бровь, пожала плечами.

Дайд и Лиланте сошлись на почве дружбы с рыжеволосой Изабо. Лишь известие о том, что Изабо попала в лапы Лиги Борьбы с Колдовством, заставило Лиланте покинуть безопасные леса и присоединиться к повстанческому движению. Именно надежда вновь увидеть Изабо убедила Лиланте идти вместе с циркачами в Лукерсирей, вместо того, чтобы остаться в Эслинне вместе с другой древяницей, Кориссой. Решение расстаться с Кориссой далось ей нелегко, поскольку до того, как она помогла спасти ее в Эрране, Лиланте считала, что она единственная в своем роде – полудревяница, получеловек, гонимая и отверженная и теми, и другими. Она могла бы преспокойно остаться в Эслинне и проспать всю зиму в облике дерева, если бы не надежда снова увидеть Изабо и не ее тайное желание оставаться рядом с Дайдом Жонглером.

– Надо просто попытаться найти людей, которые стали бы работать в рудниках, – сказала старая женщина, поглаживая мохнатую спинку донбега. – Но в такую морозную погоду да при скудном питании это будет очень тяжелая работа.

– Заставить тех, кто отказывается подчиниться нам, работать в рудниках, да и дело с концом, – сказала рыжая. – Всех этих пленников, на исцелении которых Томас так настаивал, нужно пристроить к делу. У нас не хватает еды даже для наших сторонников, не говоря уже о том, чтобы кормить и содержать тех, кто до сих пор поддерживает Майю Колдунью. Может быть, несколько месяцев в рудниках выбьют из них дурь!

Безжалостные нотки в ее голосе заставили Лиланте недоуменно нахмуриться, настолько это не вязалось с той мягкосердечной Изабо, которую она знала. Она нерешительно коснулась разума одетой в белое молодой женщины, и в тот же миг ярко-голубые глаза повернулись к ней, не выказывая ни малейшего намека на узнавание.

– У нас гости! – сказала женщина и тяжело поднялась с подушек, упершись одной рукой в спину, а другой безуспешно пытаясь поддержать огромный живот.

Лахлан стремительно развернулся, и его хмурое лицо вмиг озарила радость.

– Энит, Дайд! – воскликнул он, бросившись вперед так поспешно, что килт взметнулся вокруг его ног. – Как я рад вас видеть! Во имя Эйя, почему вы так задержались?

Схватив Дайда за руки, он крепко обнял его, потом бережно взял похожую на птичью лапку ладонь Энит и поцеловал ее в морщинистую щеку. В группе придворных, стоящей у камина, раздался сдавленный крик, потом от нее отделился высокий мужчина с изможденным лицом.

– Дуглас, это ты? – воскликнул он.

– Дайаден! – Дуглас бросился вперед прямо в отцовские объятия.

Его отец, Линли Мак-Синн, выдавил судорожно:

– Я думал, что потерял и тебя тоже! Дуглас, где ты был? Что с тобой случилось?

Гислен и Гиллиан Ник-Эйслин ждал столь же горячий прием, поскольку их родители тоже оказались среди тех, кто был вынужден бежать из осажденного Риссмадилла. Остальные ребятишки печально переминались с ноги на ногу, завидуя тем, кому посчастливилось воссоединиться со своими семьями. Все они были похищены Маргрит Эрранской для ее Теургии, и многим до дома было очень далеко.

– Ну и толпа! Где моя малышка Нина? Силы небесные, как ты вытянулась, девочка! – Младшая сестра Дайда, Нина, рассмеялась так, что на щеках у нее заиграли ямочки, а в черных глазах запрыгали дерзкие искорки. Лахлан подхватил ее на руки и закружил.

– Но, Лахлан, мальчик мой, что это? – дрожащим голосом спросила Энит. – Твои когти, они исчезли! Ты двигаешься так же изящно, как любой другой юноша. Что случилось? Как тебе удалось разрушить заклятие?

– Это долгая история, и я надеюсь, что ты напишешь о ней балладу, которая поможет привлечь людей на нашу сторону! – рассмеялся он. – Эй, Моррелл, поставь Энит на пол, в такую холодную ночь ты, должно быть, умираешь от жажды.

– А как же! – отозвался огнеглотатель. – Но почему ты держишь военный совет в полночь? В такой час все нормальные люди должны быть в постели!

– Сон сейчас – непозволительная роскошь, – ответил Лахлан, и улыбка сползла с его лица, оставив лишь многодневную усталость. – Я очень рад, что вы приехали, ибо нам нужна любая помощь, которую мы можем получить.

В кутерьме объяснений и представлений, которые последовали после этого, Лиланте стояла у стены, усталая и озадаченная. Она не понимала, как эта рыжеволосая женщина могла выглядеть так похожей на Изабо и в то же время так отличаться от нее голосом и характером. Она раздумывала, не могла ли такая разительная перемена стать результатом пыток, которым Изабо подверглась во время своего пленения, когда Лахлан представил ее как свою жену, Изолт Ник-Фэйген, и Мегэн пояснила:

– Она сестра Изабо, Энит. Они близнецы. Помнишь Изабо? Она была со мной, когда мы вместе пытались снять с Лахлана заклятие. Она тогда была совсем девочкой, да и Дайд ничем не напоминал того крепкого юношу, каким стал теперь.

– Ну разумеется, я ее помню! – воскликнула Энит. – Значит, это ее сестра? Я припоминаю, ты намекала на что-то подобное, когда мы в последний раз говорили.

Две старые женщины продолжали разговор, но Лиланте уже не слушала. Она сжала руки во внезапном приступе страха, заметив облегчение и радость, ясно отразившиеся на лице Дайда при словах Мегэн. Ее мучил вопрос, не был ли он в последний месяц таким притихшим из-за боязни, что его давняя подружка вышла замуж и носит дитя, а вовсе не потому, что его беспокоила враждебность сельских жителей. Когда дверь в дальнем конце зала бесшумно приоткрылась и вошла Изабо, Лиланте увидела на выразительном лице жонглера взволнованное ожидание и поняла, что ее подозрения оказались верными.

Потом она услышала, как радостный голос окликнул ее по имени, и Изабо, схватив ее за руки, чуть не задушила в объятиях.

– Слава Эйя! – воскликнула Изабо. – Я так беспокоилась о тебе все эти месяцы! Что ты здесь делаешь, Лиланте?

Всю тревогу и одиночество Лиланте точно рукой сняло, и она крепко обняла подругу.

– Я здесь, чтобы присоединиться к повстанцам, – ответила она хрипло и услышала зазвеневший колокольчиком такой знакомый смех Изабо.

– Мы больше не повстанцы, – сказала она. – В Самайн мы завоевали Лодестар и теперь правим страной, как и говорит старая пословица…

– Теми ее частями, которые не захвачены Яркими Солдатами и не находятся в руках сторонников Оула, – сухо поправила ее Мегэн, протянув древянице покрытую сеточкой синих вен смуглую руку. – Добро пожаловать в Лукерсирей, Лиланте. Я много о тебе слышала. Мы очень рады, что ты с нами.

Снаружи завывал ветер, швыряя в окна дворца пригоршни снега, но в комнате Изабо было тепло и тихо. Молодая ведьма велела принести из оранжереи кадку с землей, где Лиланте могла бы пустить корни, и древяница благодарно погрузила ноги в мягкую жирную почву. Ее стройный стан гораздо больше походил сейчас на ствол дерева, чем на человеческое туловище; руки, превратившиеся в гибкие ветви, свисали до пола. Лишь лицо сохраняло какое-то сходство с человеческим, хотя время от времени по нему проходила дрожь, точно зыбь на воде под легким дуновением ветерка, и тогда казалось, что Изабо беседует с плакучим зеленичным деревом, а не со своей лучшей подругой.

Было уже очень поздно, и дворец, наконец, утих. Лиланте изо всех сил сопротивлялась искушению полностью принять свою древесную форму и внимательно слушала рассказ Изабо о ее приключениях, который уже подходил к концу. Рыжеволосая ведьма постоянно прятала руки под шелковыми простынями, не жестикулируя, против своего давнего обыкновения. Лиланте знала, что она скрывает изувеченную руку, и раздумывала о том, какие же еще перемены произвели пытки и пленение в той беззаботной девочке, которую она знала еще чуть меньше года назад.

В колыбельке у кровати сонно захныкала малышка, и Изабо в тот же миг заглянула под полог, что-то успокаивающе приговаривая.

– Так значит, это ребенок Колдуньи? – прошептала Лиланте, и Изабо метнула на нее быстрый взгляд.

– Да, – ответила она, точно оправдываясь.

– В деревнях только и говорят о том, чтобы поднять армию и восстановить ее на троне. Говорят, наследницей назвали ее, а Лахлан Крылатый не имел права захватывать престол.

– Это воистину скверная новость, – прошептала в ответ Изабо. – Лахлан уже и так смотрит на девочку с недоверием. Кто знает, что он предпримет, если сочтет ее угрозой своей власти.

– А кому по праву принадлежит престол? – спросила Лиланте еле слышно, с деревянным хрустом подавив зевок.

Изабо пожала плечами и скользнула в постель.

– Как тебе сказать… Лодестар находится в руках Лахлана, а по закону Эйдана Белочубого тот, кто обладает Лодестаром, правит страной. Но все-таки Джаспер назвал наследницей малышку, а очень многие не хотят, чтобы времена Шабаша возвращались, и будут пытаться оспаривать права Лахлана. Мы надеялись, что спасение Лодестара предотвратит гражданскую войну, но, похоже, ее не удастся избежать.

Изабо взглянула на древяницу и увидела, что та закрыла длинные зеленые глаза, так что они стали похожи на простые сучки на гладкой коре ствола.

– Давай-ка спать, Лиланте, – сказала она ласково. – Я не могу разговаривать с деревом. А отдых тебе не помешает – мы все сейчас недосыпаем.

Ответом ей был лишь слабый трепет голых ветвей Лиланте, и Изабо легким движением руки погасила свечи на каминной полке и притушила огонь в камине до рдеющих углей. Однако сама не закрыла глаз, пристально глядя в темноту с сурово сжатыми губами. Она устала так, что каждая косточка в ее теле ныла, но в голове бродило слишком много тревожных мыслей, которые не давали заснуть.

Шла четвертая неделя зимы, и со времени успешного восстания и завоевания Лодестара прошел уже почти месяц. Месяц, наполненный лихорадочной активностью. В день зимнего солнцестояния состоялась пышная церемония коронации Лахлана, и его объявили Ри Эйлианана, а Изолт произвела невиданную сенсацию, превратив белый бархат, который принесла ей Туариса Швея, в брючный костюм вместо прилегающего платья со шлейфом, которое придворная портниха уже нарисовала в своем воображении.

В полуразрушенной Башне Двух Лун расположили заново созданный Шабаш, и Мегэн Повелительница Зверей со священным Ключом на груди возглавила торжественную процессию. День этот был для Мегэн одновременно и радостным, и горьким, ибо она не смогла собрать тринадцать колдунов и колдуний, необходимых для полного Совета Шабаша. После шестнадцати лет гонений все ведьмы, которым удалось избежать костров Оула, до сих пор скрывались, а добраться до Сияющего Города вовремя успели немногие.

Йорг Провидец был избран заместителем Хранительницы и в процессии шагал следом за ней, и его дряхлое лицо было мокро от слез. За ним шел Фельд Знаток Драконов, прилетевший на церемонию из горной долины, несмотря на то, что Ишбель Крылатая так и не проснулась, не ответив на все его отчаянные просьбы. Аркенинг Грезящая прибыла в сопровождении повстанцев, которые спасли ее от костра в Шантане, а позади нее ковылял колдун по имени Дайллас Хромой. Он тоже подвергся жестоким пыткам Оула и теперь представлял собой еще одну тщедушную фигуру в жалкой веренице старых, слепых и увечных колдунов.

За пятью членами совета шагали те несколько полностью обученных ведьм, у которых не хватило либо силы, либо опыта, чтобы получить кольцо колдуна или колдуньи. Туариса Швея и Риордан Кривоногий шли рядом с морщинистой старой женщиной по прозвищу Мудрая Талли, которая много лет назад училась в Башне Воронов, и угрюмым мужчиной по имени Мэтью Тощий, которому удалось избежать сожжения в Башне Благословенных Полей. За ними, пристыженно опустив голову, шагала Латифа Кухарка, чье предательство во время восстания было прощено благодаря горячему заступничеству Мегэн. Как сказала Хранительница Ключа, во всем Эйлианане осталось совсем немного ведьм, обладающих хоть какими-нибудь способностями, а они очень нуждались в кулинарной магии Латифы, когда вокруг было столько голодных ртов.

В общей сложности их насчитывалось всего лишь десять, и Мегэн мучительно сознавала, как поредели их ряды. Бывшая Хранительница Ключа Табитас до сих пор была заперта в теле волчицы, а сотни ее бывших друзей и товарищей унесла огненная смерть.

И все же любой путь начинается с первого шага. Мегэн надеялась, что по мере того, как вести об успехе восстания будут распространяться, еще какие-нибудь уцелевшие ведьмы выйдут из подполья и вернутся в Башню Двух Лун.

А пока за немногими оставшимися в живых ведьмами шагала небольшая стайка учеников, среди которых была и Изабо. Не отставала от них и Теургия, те ребята от восьми до шестнадцати лет, которые поступили в школу ведьм. Среди них было немало городских, и их число постоянно увеличивалось за счет детей беженцев, которые радовались, что у их отпрысков будет крыша над головой и еда. Во главе этой процессии маршировала Лига Исцеляющих Рук под развевающимся сине-золотым знаменем, которое нес сам Томас Целитель.

Процессия представляла собой замечательное зрелище, и очень многие в толпе, кто хорошо помнил дни Шабаша, почувствовали, как у них в горле встал комок. Изабо тоже волновалась, поскольку была воспитана Мегэн и всю свою жизнь мечтала о восстановлении Шабаша.

Лежа без сна, она обдумывала все то, о чем рассказала ей Лиланте, и с внезапным страхом вдруг отчетливо поняла, что им предстоят трудные времена. Единственным их противником, получившим по заслугам, была Сани Провидица, служанка Майи и верховная жрица Йора, чье мертвое тело обнаружили в саду у Пруда Двух Лун с оперенной белой стрелой в сердце. Майю так и не нашли, и все боялись, что она вернулась к своему фэйргийскому отцу, унеся с собой множество секретов об оборонительных сооружениях и военной силе Эйлианана. Многие с подозрением отнеслись к новости о злых деяниях Майи, считая их простой пропагандой, которую новый Ри распространял для того, чтобы оправдать свои собственные преступления. А теперь еще начались разговоры о том, чтобы вновь посадить на трон дочь Майи, Бронвин, которая пробыла Банри несколько часов, прежде чем ее сместил Лахлан. Горячо любя малышку и тревожась за ее будущее, Изабо всю ночь не сомкнула глаз.

Она разбудила Лиланте на рассвете, а вернулись они в свою спальню лишь далеко за полночь, что на ближайшие несколько недель должно было стать их обычным режимом. Рыжеволосая ученица ведьмы обучала большую группу начинающих целителей всему тому, что сама знала о травах, и почти все утро они провели в заснеженном лесу, разыскивая все, что могло иметь хоть какую-то лечебную или питательную ценность. Они стряхивали с деревьев оставшиеся с осени орехи, выкапывали всевозможные корни и осторожно снимали с голых зимних деревьев кору. Изабо даже обратилась к донбегам и белкам с просьбой поделиться своими драгоценными зимними запасами, чтобы помочь прокормить тысячи беженцев, наводнявших улицы Лукерсирея.

Все то, что употреблялось для приготовления супа или грубого хлеба, которые дважды в день раздавались горожанам, шло на целебные снадобья, использовавшиеся при лечении многочисленных заболеваний, свирепствовавших в городе. С помощью Лиги Исцеляющих Рук Изабо ухаживала за больными и ранеными, утешая их и давая им укрепляющие лекарства и пытаясь не дать Томасу Целителю исчерпать все свои силы до дна. Мальчик целыми днями пропадал в госпитале, но его ограничивали, разрешая излечивать лишь тех, кто без его помощи неминуемо умер бы. Несмотря на все эти меры, он был прозрачным, точно семечко бельфрута, а под его небесно-голубыми глазами залегли темные тени.

Изабо также помогала Мэтью Тощему в оранжерее, где заботливо ухаживали за молодыми саженцами на всех стадиях роста, подгоняя их развитие при помощи магии, чтобы как можно скорее пополнить скудные запасы продовольствия. Всех, кто выказывал хоть малейшие признаки способностей к растениеводству, усиленно обучали подкармливать молодые побеги своей собственной энергией, и Лиланте вскоре стала проводить большую часть дня в теплых и душных помещениях теплицы, своим пением помогая зеленым саженцам расти с неестественной быстротой.

Основное время подруги посвящали занятиям в Башне Двух Лун под наблюдением той из ведьм, которая была свободна и могла дать им урок. Дрожа от холода и усталости, они пытались постичь и научиться использовать Единую Силу, энергию, существующую во всех вещах, которую ведьмы вызывали, чтобы привести в действие свою магию. Лиланте также пришлось читать лекции об обычаях лесных волшебных существ, ибо, несмотря на то, что она считала себя страшно невежественной во всем, что касалось народа ее матери, больше нее во всем Лукерсирее не знал никто. Вместе с клюриконом Браном она делала все что могла, чтобы изменить отношение простых людей к лесному народцу.

В эту зиму в городе не было ни одного бездельника. Всех нищих, воров и беженцев до последнего приставили к работе. Многие пустующие склады превратились в ткацкие фабрики, где женщины не покладая рук делали плащи и килты для растущей армии, одеяла для дрожащих от холода бездомных и промасленные палатки, в которых они могли бы укрыться. Кузнецы не отходили от горнов, выковывая мечи, кинжалы, пики и головки стрел из всех металлических предметов, какие можно было отыскать. Каменщики, мокрые от пота, несмотря на зимние холода, ремонтировали городские стены и восстанавливали сгоревший каркас Башни Двух Лун, разрушенной многие годы назад солдатами Майи. Даже циркачи еле успевали урвать несколько часов для сна, распевая до хрипоты в каждом городском трактире и таверне. Сочинялись баллады, прославляющие Лахлана Крылатого и описывающие красоту волшебных существ и героизм ведьм. Всюду, где только можно, выискивались старые песни об Эйдане Белочубом и сказания о славных днях Шабаша и слагались новые.

Прионнсы и великие лорды целыми днями охотились на оленей и диких вепрей, дополнявших скудный рацион горожан, а по вечерам обучали солдат премудростям военного дела. Всех от шестнадцати до сорока лет учили воевать, поскольку Лукерсирей находился на осадном положении. Несмотря на то, что ни одна армия не подступила пока к его стенам, вся территория за Риллстером была занята Яркими Солдатами из Тирсолера, и их легионы стояли лагерями у стен каждого города и замка.

– Единственное утешение, – угрюмо сказал Лахлан однажды ночью, – что эти ужасные Фэйрги, похоже, исчезли. Не понимаю, почему. Весь Клахан и нижний Рионнаган лежат перед ними, но они снова уплыли в открытое море, и больше мы их не видели.

– Они ушли на север, – сказала Изабо, покачивая малышку Бронвин на плече. – Они проводят зиму в полярных морях.

– Но почему? В это время года там одни льды. Почему они не остаются здесь, на юге, где по крайней мере моря не замерзают?

– Они следуют за голубым китом, – сказала Изабо. – Крошечные существа, которыми питаются киты, живут только в ледяных морях, а Фэйрги охотятся на китов из-за их мяса и костей. Весной киты приплывают на юг размножаться в теплых водах, и Фэйрги приходят вслед за ними. Когда осенью происходит перелом времен, киты снова направляются на север, и Фэйрги тоже. Они не так чувствительны к холоду, как мы.

Лахлан поежился и бросил на нее взгляд, полный подозрительности.

– Откуда ты столько знаешь об этих мерзких хладнокровных людях-рыбах, Изабо?

У Изабо хватило ума не признаться ему, что Майя Колдунья много рассказывала ей о Фэйргах, когда они встречались на побережье Клахана. Вместо этого она ответила спокойно:

– Я прочитала все свитки и книги о них, какие смогла найти, ведь Изолт говорит, что нужно знать своего врага, чтобы уметь защищаться от него.

– Совершенно верно, – сказала ее сестра-близнец, бросив на мужа успокаивающий взгляд. – И когда же нам снова ждать Фэйргов, Изабо?

– Они вернутся весной, – отозвалась та. – В день весеннего равноденствия прилив достигает высшей точки, и именно тогда мы должны больше всего опасаться. Но до тех пор, пока мы держимся подальше от рек и озер, они не могут причинить большого вреда. Большинство их них могут сохранять свой сухопутный облик всего несколько часов, я читала…

– А как же Колдунья? – усмехнулся Лахлан. – Шестнадцать лет она жила среди нас, и никто, кроме меня, не понял, что она фэйргийка!

– Разве она не сказала тебе, что ее мать была человеком? – вмешалась Мегэн. – Возможно, то, что в ее жилах текла половина человеческой крови, облегчило ей эту задачу.

– А как же ее жуткая служанка? – не сдавался Лахлан. – Она была чистокровной фэйргийкой, но тем не менее тоже прожила среди нас шестнадцать лет. Даже при том, что в покоях Майи была купальня с морской водой, ей приходилось сохранять свой сухопутный облик много часов подряд.

– Это правда, – озабоченно признала Изабо. – Возможно, книги ошибаются…

– А может быть, Сани Ужасная была не такая, как остальные представители ее народа, – сказала Мегэн. – Я слышала, что Жрицы Йора проходят суровую школу и учатся переносить всевозможные лишения и боль. А мы знаем, что их план подготавливался многие годы, так что, возможно, у нее было много времени, чтобы научиться обходиться без воды.

– Хотелось бы мне знать, куда сбежала Колдунья, – пробормотал Лахлан, в своей обычной беспокойной манере меряя шагами пол. – Меня тревожит, что она рыщет где-то неподалеку, плетя против нас свои интриги и наводя чары.

– Не бойся, – устало сказала Мегэн. – Она должна была вернуться к своему народу; кроме того, разве Изабо не сказала, что у нас есть еще несколько месяцев, когда можно не волноваться о них? Давайте лучше подумаем, как выгнать Ярких Солдат, поскольку именно они сейчас наша главная забота.

– И на этот раз нужно вскрыть этот нарыв, – хмуро сказал Лахлан. – Тирсолерцы с их странными обрядами и жестокими порядками слишком долго были бельмом на нашем глазу. Понятия не имею, почему Эйдан Белочубый вообще дал им независимость. Они должны были подписать Пакт о Мире и присоединиться к остальному Эйлианану. И Эрран тоже!

Айен натянуто поклонился. Он был сыном Маргрит Ник-Фоган, Банприоннсы Эррана, чей клан был исконным врагом Мак-Кьюиннов. Не испытывая особой любви к своей холодной и высокомерной матери, Айен бежал из Эррана с учениками из материнской Теургии, чтобы предостеречь Ри о готовящемся вторжении Ярких Солдат.

– Чертополохи всегда стояли особняком, – отозвался он. – Но, возможно, пришло время, когда кланы Мак-Фоганов и Мак-Кьюиннов должны стать друзьями и союзниками, а не врагами. – В его голосе прозвучал легкий упрек, и Лахлан слегка покраснел и пошевелил крыльями.

– Это действительно так, Айен, и я не хотел обидеть тебя. Я очень рад видеть вас с женой под моей крышей, и хорошо понимаю, какую помощь вы можете оказать нам в установлении мира в Эйлианане. По меньшей мере, теперь известно, как Яркие Солдаты приходят на нашу землю, а твое знание болот поможет нам прогнать их, не говоря уж о твоих успехах в магии. Я не хочу, чтобы вы думали, что я не признателен вам за предложение помощи и поддержки и не понимаю, как трудно, должно быть, идти против собственной матери.

Изабо и Изолт удивленно уставились на Ри, поскольку такое миролюбие было вовсе ему не свойственно. Но он смотрел на Айена с неподдельной симпатией и дружелюбием, и прионнса, вспыхнув, взял руку, которую Лахлан протянул ему, пылко пожал ее и что-то пробормотал в ответ.

Эльфрида, жена Айена, наклонилась вперед.

– Правильно ли я поняла из ваших слов, Ваше Высочество, что вы намерены захватить Тирсолер и свергнуть Филде?

Лахлан бросил на нее настороженный взгляд.

– Полагаю, да, миледи. – Он, разумеется, знал, что Эльфрида была последней из клана Мак-Хильдов, бывших правителей Тирсолера, много лет назад свергнутых воинственными духовными лидерами этой страны.

Хотя казалось вполне естественным предположить, что Эльфрида была яростной противницей Филде, Лахлан знал и то, что ее восемнадцать лет пичкали философией Церкви. Армия, стоявшая лагерями по всему южному Эйлианану, состояла из ее земляков, и разговоры о войне с ними, вполне возможно, вызывали у нее противоречивые чувства. И, что наиболее красноречиво свидетельствовало о ее настроении, она несколько раз изумленно и даже испуганно вскрикивала, услышав о некоторых принципах вероучения Шабаша. Как и все остальные, за последние несколько недель она провела многие часы в Башне Двух Лун, изучая историю страны и философию ведьм, которая, вне всякого сомнения, очень отличалась от того, чему ее учили раньше. Тирсолерцы верили в одного и только одного бога и считали, что все, поклоняющиеся другим богам или другими способами, обречены на вечные муки в огненном царстве. Их бог, жестокий и ревнивый, объезжал небо на огненной колеснице, озирая землю свирепым взглядом в поисках грешников и еретиков.

А Шабаш Ведьм верил лишь в силы природы. Каждый мог свободно искать собственный путь к мудрости и поклоняться тем и так, как считал нужным. Если они и молились, то только Эйя, которая была светом и тьмой, жизнью и смертью, созиданием и разрушением. Эйя не была ни злой, ни доброй, ни мужчиной ни женщиной. Она была и тем, и другим, и одновременно ни одним из них.

Трения между Эрраном и остальным Эйлиананом всегда были как личными, так и политическими, но разногласия с Тирсолером были религиозными, и поэтому куда более опасными. Ничего удивительного, что Лахлан смотрел на Эльфриду с настороженностью, когда она заговорила о вторжении на ее родину и свержении правящего совета.

– А что вы собираетесь сделать со страной, когда завоюете ее?

Лахлан вспыхнул и крепко сжал свой скипетр, и Лодестар засиял ярче, отзываясь.

– Я уничтожу его губительные храмы и освобожу людей от тирании Филде, – горячо ответил он. – Каждый должен иметь право верить в то, во что считает нужным, а не быть вынужденным силой приносить в жертву своих детей и увечить свое тело по указке кучки грязных жрецов-садистов!

– Только бертильды должны увечить себя, да и то по приказу Филде, а не Всебщего Собрания, – пылко возразила Эльфрида, потом смущенно вспыхнула и запнулась. – Прошу прощения, Ваше Высочество, но то, что вы говорите, не соответствует истине. Пасторы не приносят в жертву детей, хотя многие из них действительно умерщвляют свою плоть, раскаиваясь в совершенных грехах.

– Но разве тех, кто не согласен с учением ваших жрецов, не ждет жестокое наказание? – заинтересованно спросила Мегэн.

Эльфрида кивнула.

– Да, это так. Многих увечат в наказание за проповедование ереси, или сжигают заживо, или топят и четвертуют. Но вы не должны называть их жрецами, миледи, это еретическое название. Существуют пасторы, старейшины и бертильды, которые образуют Всеобщее Собрание, правящее страной.

– Я вижу, что благословение Прях пересекло наши нити, сказала Мегэн. – Прошло уже столько лет с тех пор, как до нас доходили последние вести из-за Великого Водораздела, поэтому мы почти ничего не знаем о твоем народе. Если действительно верно, что для того, чтобы победить врага, его сначала нужно узнать, как говорит Изолт, тогда все, чему ты сможешь нас научить, будет воистину благом.

– И что вы сделаете с моим народом, когда одержите победу? – спросила Эльфрида, и ее бледные щеки снова залила краска.

– Мы восстановим в Брайде Башню Ведьм и вернем Тирсолер в лоно Шабаша, – спокойно ответила Мегэн, поглаживая мягкую коричневую шерстку донбега. – Если Эйя позволит, чтобы мы одержали победу.

– А кто будет править? – спросила Эльфрида, прямая, точно стрела, сложив руки на выпуклости живота.

– Ты, – отозвалась Мегэн, заглушив голос Лахлана, который тоже попытался что-то сказать. – Ты – последняя из своего рода, прямой потомок самой Бертильды. Мы восстановим в Тирсолере монархию, и ты поклянешься в верности Лахлану Мак-Кьюинну в обмен на нашу поддержку и подпишешь Пакт о Мире от имени своего народа.

Лахлан расслабился и кивнул головой, а Эльфрида склонила свою.

– В таком случае я сделаю все, что будет в моих силах, чтобы помочь вам. Вы ничего не знаете ни о Ярких Солдатах, ни о том, почему они идут за бертильдами. Я расскажу вам все, что нужно, если вы поклянетесь восстановить меня на престоле.