Текст книги "Проклятые башни"

Автор книги: Кейт Форсит

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 35 страниц)

Безумие мгновенно распространилось по толпе, точно волна от брошенного в воду камня. Вскоре в сражение был вовлечен весь лагерь. Из палатки вытащили пастора, голого и умоляющего о пощаде, а рядом с ним, пытаясь прикрыться одеялом, рыдала одна из лагерных проституток. Обоих нещадно избили, а офицеров, пытавшихся защитить их, убили. Нескольких бертильд избили до потери сознания или до смерти, а комендант лагеря и его офицеры забаррикадировались в одной из гостиниц, когда восстание, точно огонь, распространилось по всему городу.

В замке на холме Вдовствующая Банприоннса перегнулась через стену, изумленно глядя на побоище.

– Они что, спятили? – воскликнула она.

– Кто знает? – пожал плечами командир гарнизона, и его единственный уцелевший глаз, еле видный среди бинтов, покрывающих голову, ярко засверкал. – Может, они наелись испорченного зерна или надышались воздуха, отравленного запахом трупов. Что бы ни вызвало это безумие, возблагодарим Правду за то, что все произошло именно так!

– Возблагодарим Эйя, – строго поправила Вдовствующая Банприоннса, и он кивнул, угрюмо встретившись с ней глазами.

– Да, возблагодарим Эйя, – согласился он.

– Взгляните, миледи! – воскликнула Мьюир. – Глядите, там, на холме!

Старая женщина потерла глаза. Сначала она различила лишь сияющий блеск на краю невысоких холмов на севере, потом увидела, что по склону марширует армия с занесенными мечами, сверкающими в солнечных лучах, обрушивающихся на землю через просвет в облаках. Перед ними в грязных полях моросил небольшой дождик, но там, где шагала армия Ри, не упало ни капли.

Командир гарнизона громко завопил от радости, и его солдаты – израненные, перебинтованные и серые от усталости – взволнованно гомоня, облепили стены. Они принялись стучать своими кинжалами по щитам, а волынщик трясущимися руками начал наигрывать торжествующую мелодию. Армия все маршировала и маршировала, и вскоре до защитников осажденной крепости донесся грохот барабанов и пение труб, и стало можно различить цвета знамен, реявших над батальонами.

– Смотрите, это же стяг Мак-Кьюинна! – воскликнула Мьюир. – И наш зеленый с золотом – ваш сын здесь, миледи! Мак-Танах вернулся!

По морщинистым щекам старой женщины струились слезы, но она ничего не сказала. Все зрители, стоявшие на крепостной стене, закричали:

– Мак-Танах вернулся! Мак-Танах вернулся!

Внизу, в огромном зале, многие из тех, кто уже чувствовал на своем челе дыхание Гэррод, поднялись на локтях и начали прислушиваться, сначала со страхом и беспокойством, потом с растущей надеждой и ликованием.

За стенами, в стане Ярких Солдат, началась суматоха. Одни побросали свое оружие и побежали. Другие упали на колени или бросились лицом в кровь и грязь. Некоторые попытались сплотить ряды для защиты лагеря, но остались в одиночестве или даже подверглись нападению со стороны своих же товарищей.

Лахлан и Изолт подъехали прямо к воротам города, не нанеся ни единого удара. Ри по-прежнему был одет во все белое, его палаш был высоко поднят, черные крылья гордо расправлены. Многие Яркие Солдаты в страхе взывали к нему, моля о пощаде и прощении, и он величественно склонял голову. Тех нескольких тирсолерцев, которые все еще сопротивлялись, его люди быстро и ловко разоружили и взяли в плен. Потом по лагерю прошлись лекари Ри, оказывая помощь многочисленным больным и раненым. Томас возлагал руки на тех, кто был ближе всего к смерти, чудесным образом возвращая жизнь и здоровье в их терзаемые болью тела, а Джоанна со своей командой целителей помогали тем, чьи раны были не очень серьезными.

Мак-Танах, скакавший по правую руку от Лахлана, оглядел развалины родного города, и на его широком красном лице явственно проступило отчаяние. В городе почти не осталось целых зданий. Из узких улиц под замком доносился тошнотворный запах, и ему приходилось прикрывать нос и рот перчаткой. Повсюду в грязи, точно выброшенные куклы, валялись трупы, их руки и ноги были выкручены под неестественными углами, черепа раскололись при падении. Мак-Танах с трудом сдерживал тошноту и горе; челюсти, прикрытые латной перчаткой, были судорожно стиснуты. Изолт с интересом оглянулась на него и к некоторому своему изумлению заметила, что в их свите очень многие побледнели и покрылись испариной, и ее муж тоже.

– Они правильно поступали, сбрасывая мертвецов со стены, – сказал Дункан Железный Кулак в попытке утешить Мак-Танаха. – Все равно их нельзя было бы по-человечески похоронить в стенах замка, а там и так должно быть полно больных.

– Во имя Кентавра, – выдохнул Мак-Танах, – что они должны были пережить, запертые в этом замке больше шестисот дней! Ох, плохим же я был господином, если им пришлось так долго ждать освобождения.

– А что еще мы могли сделать? – раздраженно спросил Лахлан. – Мы же не сидели сложа руки и восхищаясь видом. Этот год выдался нелегким, и я потерял множество отличных ребят, отвоевывая твою страну.

– А теперь мы подъезжаем к самым воротам без единого удара, – с почти детским удивлением сказал Мак-Танах. – Только взгляните на их осадные машины! Просто чудо, что мой замок не превратился в кучу камней, как весь остальной город.

– Да, твои предки хорошо выбрали место, – сказал Дункан, спешиваясь у городских ворот. – Его трудно атаковать, приходится подниматься в гору, да к тому же весь город оказывается на пути. Смотрите, они все раскопали, пытаясь заминировать стены. И судя по виду этих ям, они пытались прорыть туннель под самый холм.

Мак-Тонахан подошел к воротам, намереваясь забарабанить в них своим внушительным кулаком, но не успел поднять руку, как они распахнулись изнутри, и какой-то донельзя худой старик упал перед ним на колени.

– Наконец-то вы здесь, милорд! – воскликнул он. – Ох, какое величественное было зрелище, когда вы спускались с холма под звук фанфар, со всеми знаменами.

По его запавшим щекам струились слезы, а пальцы, вцепившиеся в край килта Мак-Танаха, безудержно тряслись. Прионнса поднял его и обнял. Его лицо тоже было мокрым от слез.

Защитники замка гурьбой бросились в ворота. Все они были страшно худыми, и в их запавших окруженных черными тенями глазах явственно читалось напряжение этих двадцати месяцев. Они упали на колени перед Лахланом и Изолт, плача от облегчения и благодарности. Лахлан быстро спешился и начал поднимать их, приказав своим солдатам подогнать телеги с провиантом, который они привезти защитникам замка.

– Моя мать, где моя мать? – закричал Мак-Танах.

– Ох, милорд, все эти месяцы она была такой сильной и стойкой, она поддерживала надежду в наших сердцах даже в те минуты, когда начинало казаться, что мы не сможем продержаться следующую ночь. И все же в тот миг, когда стало ясно, что мы спасены… – В руку Мак-Танаха вцепилась женщина средних лет, плача навзрыд.

– Что, Мьюир, что такое?

– Она упала на месте, милорд, и мы не смогли поднять ее, хотя она все еще дышит. Боюсь… – но Мьюир не успела договорить, поскольку Мак-Танах уже вырвался из ее рук и неуклюже побежал, скрипя своими кожаными латами.

Лахлан обернулся и подозвал своих оруженосцев.

– Диллон, Эртер, приведите Томаса, живо! Скажите, что он срочно нужен в замке. И Джоанну с ее целителями тоже приведите. Сначала мы должны помочь нашим собственным людям! Аннтуан, поезжай и привези ко мне Мегэн и эту старую толстуху-кухарку тоже! У нас здесь люди умирают от голода, так что самое время ей показать, на что она способна.

– Да, Ваше Высочество, – отсалютовали мальчики и развернули своих пони, галопом поскакав по холму.

Лахлан и Изолт задержались ровно на столько, чтобы отдать поспешные приказания Телохранителям Ри, после чего последовали за Мьюир во внутренний дворик. Она повела их по замку, ни на минуту не умолкая.

– Да, Ваше Высочество, мы уже много размышляли о том, чтобы сдаться, такое уныние охватывало нас, – расстроенно рассказывала служанка, – но она никогда не позволяла нам дрогнуть. Это моя дорогая госпожа следила за распределением тех ничтожных запасов провизии, которые у нас были, и приказывала наказать любого, кто нарушал правила. Это она придумала вытащить булыжники из мостовых и стрелять ими из катапульт, она разорвала все свои сорочки и собственными руками перевязывала раненых….

Они поднялись по узкой лестнице на вершину башни и вышли на открытую всем ветрам крепостную стену. На свежем ветру реял зеленый с золотом квадратный флаг клана Мак-Танахов. Около входа в караулку собралась толпа, и до Изолт с Лахланом донесся умоляющий голос Мак-Танаха.

Внутри лежала старая женщина, такая худая, что сквозь ее тонкую, коричневую, словно парча, кожу резко проступали кости. Ее губы были неподвижны и перекошены, а одна сторона лица казалась застывшей, но глаза под выцветшими набрякшими веками горели, точно два изумруда.

– Мы выдержали, сын мой, – прошептала она, вцепившись в рукав Мак-Танаха рукой, больше похожей на птичью лапку. – Хотя ноша была действительно тяжкой, мы не дрогнули.

Мак-Танах не сдерживал слез. Наклонившись, он прижал хрупкую фигурку к груди и шептал ей на ухо слова ободрения. Ее сияющие глаза повернулись к Лахлану, и она что-то пробормотала, потом собралась с силами.

– Значит, это и есть молодой Мак-Кьюинн, – сказала она отчетливо. – Мы очень рады вас видеть, Ваше Высочество. Хотя вы пришли не слишком быстро.

Лахлан склонился над ней и сказал:

– Мы пришли так быстро, как только могли, но мне очень жаль, что вышло так долго.

Она улыбнулась непослушными искривленными губами.

– Ничего. Мы выдержали.

Лахлан тоже улыбнулся и сжал ее руку.

– Да. Вы выдержали, – отозвался он, но женщина не ответила на его пожатие, а глаза под набрякшими веками остекленели.

Когда безутешная Мьюир прикрыла лицо Вдовствующей Банприоннсы пледом, Мак-Танах опустил лицо в ладони и зарыдал.

– Будьте вы прокляты, Яркие Солдаты! – закричал он. – Вы разрушили мой дом и отняли жизнь у моей матери! Я не остановлюсь до тех пор, пока вы все не станете такими же холодными и безжизненными, как она!

ОЖИВШИЙ ЛЕС

Под нависающими деревьями было прохладно, и Лиланте блаженно потянулась, подняв тонкие белые руки к небу. Нисса Элала цеплялась за ее покрытые цветами волосы, а Бран целеустремленно шагал вперед, громко звеня своей странной коллекцией блестящих предметов, висящих у него на шее. Ниалл Медвель шел за ними по пятам, а нисса то и дело поворачивалась и строила ему рожи, сопровождая их оскорблениями на своем языке. Хотя великан не понимал ни слова из того, что она говорила, тон и выражение лица малышки были достаточно красноречивыми, и его лицо горело от смущения.

Они переждали зимние вьюги в Стратроуэне, деревушке, где встретились с Финли Бесстрашным и его солдатами, а с началом оттепели сразу же продолжили свое путешествие в Башню Грезящих в Эслинне, и маленькая нисса от нетерпения верещала все громче и громче по мере того, как они приближались к лесу.

Башня Ведьм была точно такой, какой Лиланте ее помнила. Сидя на старой кухне, пока Бран хлопотал, готовя им еду, она погрузилась в воспоминания, думая о том, где сейчас Дайд и чем он занимается. Когда они были здесь в последний раз, он спал, свернувшись под изодранным одеялом, и его смуглые щеки разрумянились от тепла. При этом воспоминании древяницу пронзила нежность, более острая, чем горе. Она вздохнула, и широкие растопыренные пальцы ее ног скрючились. Подбежал Бран и, потершись головой о ее руку, протянул пятнистое яйцо лазоревки, которое только что нашел.

В Башне Грезящих они оставили лошадей с остальными солдатами, поскольку нисса предупредила, что в саду Селестин солдатам не будут рады. Малышка хотела, чтобы и Ниалл тоже остался, но великан настоял на своем. Его Ри вверил Лиланте и Брана его заботам, сказал он, и он не допустит, чтобы в опасном лесу Эслинна с ними что-нибудь произошло. Лиланте втайне была очень рада, потому что ей нравился этот большой неразговорчивый человек, и она хотела, чтобы он был рядом на тот случай, если на них нападут свирепые сатирикорны.

Но пока они не видели никаких следов этих рогатых волшебных существ. Ниалл считал, что многочисленные батальоны Ярких Солдат, проходившие через Эслинн, распугали их. Оказавшиеся на пути несколько лагерей тирсолерцев они без труда обошли стороной. Хотя Ниалла было трудно не заметить, он знал лес почти так же хорошо, как и Лиланте. Он спокойно объяснил, что вырос в лесу, поскольку его отец был дровосеком. Это признание вызвало злобное шипение Элалы и заставило вздрогнуть Лиланте, но Ниалл просто улыбнулся и сказал:

– Не бойся, милая, он никогда не поднимал топор на древяницу.

До летнего солнцестояния оставалось лишь несколько дней, и Лиланте ждала его со смешанной тревогой и радостью. Теперь они уже углубились довольно далеко в лес, оставив дороги и тропы позади. Древяница знала, что Ниалл временами подозревал, что нисса из озорства или по злобе завела их не туда, но сама она полностью верила малышке, зная, как отчаянно хочется Элале, чтобы ее крыло исцелили, и она снова смогла летать.

Внезапно до них донеслись пронзительные вопли радости, и из-под ветвей выпорхнула стайка нисс. Они метнулись к путникам, быстрые, точно шершни, хрупкие, как стекло, радужные, словно солнечные зайчики на воде. Промчавшись мимо, ниссы подергали Ниалла за волосы и бороду, оттаскали клюрикона за уши и так ущипнули Лиланте за руку, что она вскрикнула от боли. Элала приветственно заверещала. Ее уцелевшее крыло бешено трепетало, как будто она тоже хотела вспорхнуть в воздух. Ниссы развернулись и снова пронеслись мимо – только крылья сверкнули серебром.

До сада Селестин уже недалеко , сказала Элала.

Лиланте почувствовала, как ее сердце учащенно забилось. Она часто мечтала о том, чтобы найди какой-нибудь из легендарных садов Селестин, но за долгие годы скитаний по лесам ей так и не удалось наткнуться ни на один из них. Говорили, что они воистину прекрасны, полны покоя и невиданных чудес. Ее древяница-мать рассказывала ей сказки о Селестинах, и она знала, что когда-то этих садов, рассыпанных по всем лесам, было множество, но уцелели лишь немногие.

Ниссы порхали впереди, ведя их по аллее моходубов. Земля между толстыми выпирающими корнями была покрыта мхом и лишайниками, заглушавшими шаги. Они осторожно пробирались между переплетениями корней, часть из которых была тонкой и извилистой, как змеи, а другая серебристо-серой волной вздымалась выше их голов. Там и сям проглядывали чахлые деревья, которым удалось уловить скудный свет, просачившийся через кружевные переплетения мхов.

Путники примолкли, с трепетом оглядываясь вокруг. Под огромными деревьями стояла полная тишина, и было трудно следить за временем, поскольку сюда почти не проникали солнечные лучи. Прошло, должно быть, не меньше шести часов утомительного пути, прежде чем тусклый зеленый свет наконец уступил место золотому сиянию солнца, и аллея заросших мхом деревьев вывела путников на луг, покрытый немыслимо яркими цветами. Клюрикон поскакал вперед, нетерпеливо прядая острыми ушками, а ниссы огненными стрелами метнулись обратно.

Сбоку петлял коричневый ручей, заросший стелющимися зеленичными деревьями и цветущим боярышником. Массивный замшелый валун был высечен в виде изящной женской фигуры, а ее колени служили удобным сиденьем. На дальнем конце луга сооружение из трех высоких камней привлекало взгляд к просвету в деревьях, за которыми открывался бескрайний голубой простор. Лиланте никогда не видела ничего прекраснее и жадно впитывала запахи и яркие цвета. Элала возбужденно заверещала, раскачиваясь на волосах Лиланте, как будто на увитой цветами веревке.

Под деревом сидела Селестина, одетая в просторное одеяние из бледного мерцающего шелка. Белая, как лунный свет, грива густых волос, ниспадавших по ее спине, а глаза, прозрачные, как вода, без радужной оболочки и зрачка, безмятежно смотрели на пришедших. Кожа в центре ее лба собиралась морщинами.

Лиланте почувствовала, что Селестину терзает такое глубокое и сильное горе, что ее собственные глаза наполнились слезами сочувствия. Но та ласково улыбнулась, увидев отряд усталых путников, и поднялась им навстречу с приветственным гулом, низким и звонким, а ее тонкие суставчатые пальцы прикоснулись к складчатой кожаной воронке между бровями. Ниссы запорхали у нее над головой, образовав сверкающую корону.

Добро пожаловать в сад Селестин , сказала она. Мы ждали вас. Солнце уже почти заходит. Вы, должно быть, устали, пойдемте со мной, мы приготовили место, где вы можете отдохнуть и подкрепиться. Через два дня солнце достигнет своей ближайшей точки над нашим миром, и мы все будем воспевать его. Потом зацветет Летнее Дерево, и все лесные народы сойдутся вместе, чтобы отпраздновать начало поры зелени и роста. Мы приглашаем вас всех, даже того, в чьих жилах течет человеческая кровь, ибо мы чувствуем, что вы находитесь в гармонии с нашей землей и не желаете никому из нас зла. Не бойтесь гнева и ненависти других жителей леса, ибо в нашем саду все живут в мире.

Лиланте увидела, что в глазах у Ниалла Медведя стоят слезы.

– Благодарю вас от всей души, миледи, – сказал он хрипло. – Я знаю, что мне оказали огромную честь, позволив вступить в ваш сад. Всю жизнь я мечтал увидеть Селестин, и вот наконец моя мечта исполнилась. Мое сердце трепещет, ибо вы воистину очень красивы, намного красивее, чем я воображал.

Селестина улыбнулась ему и протянула руку, намереваясь дотронуться до его лба. Тугой завиток складок между ее бровей раскрылся, обнажив темный сверкающий глаз. Ниалл отшатнулся, но она ободряюще загудела. Тогда он позволил ей прикоснуться к себе, и слезы потекли по его обветренному лицу, исчезая в косматой бороде.

Можешь называть меня Облачной Тенью , сказала Селестина, ибо я знаю, что вы, люди, придаете большое значение именам и определениям.

Облачная Тень привела путников к заросшей цветами беседке у воды, где их уже ждало угощение из орехов, ягод и плодов, разложенных на широких зеленых блюдах. Они выпили воды с медом из чаш-листьев и с жадностью набросились на еду. В ту ночь они спали крепко и без сновидений, а когда проснулись на следующее утро, то обнаружили, что блюда из листьев снова полны вкусных лесных плодов.

Следующие несколько дней гости провели, гуляя по залитым солнцем лужайкам и лесным аллеям, болтая с Селестинами, ухаживая за цветами и деревьями и смеясь над проделками дерзких маленьких нисс, порхавших над их головами, куда бы они ни пошли. Бран с радостью обнаружил множество своих сородичей, живущих в саду, и с восторгом присоединился к их играм и соревнованиям в загадывании загадок. Все клюриконы очень любили музыку и прекрасно играли на барабанах, флейтах и маленьких круглых струнных инструментах, которые называли бану. Многие клюриконы были дикими, поскольку никогда не покидали леса, хотя некоторые из них подолгу жили среди людей. Все они с испуганными криками разбежались и попрятались, увидев Ниалла, и Брану пришлось убеждать их в том, что этот большой бородатый человек не причинит им зла.

В саду жило множество других видов волшебных существ, часть из которых были очень робкими, тогда как другие – нахальными, как крошечные ниссы. Лиланте видела семейство хобгоблинов, таскающее камни, чтобы устроить Селестинам клумбу, и одноглазых корриганов, сидящих под деревьями и очень похожих на валуны. Каждый вечер у них над головами слышались пронзительные крики гравенингов, летящих на свои насесты на высоких горных ясенях, а шедоухаунды прокрадывались сквозь кусты на краю сада, сверкая зелеными глазами, яркими, словно свечи. Стадо рогатых женщин боролось на лугу, а мужчины-сатирикорны отдыхали в тенечке и наблюдали за ними. При виде их у Лиланте сильно заколотилось сердце, но они не обратили на нее никакого внимания, громко заулюлюкав, когда одна рогатая женщина перебросила другую через голову, и та с грохотом рухнула наземь.

В воде резвились никси, еще более крошечные, чем малютки ниссы, и куда более робкие, а в маленьком, но глубоком озерце в сердце сада жил конь-угорь. В ветвях качались волосатые фигуры араков, а маленькие уродливые существа, называвшиеся брауни, выглядывали из кустов, тут же скрываясь в листве, если их замечали. Хотя многие из волшебных существ были плотоядными, похоже, в саду Селестин действовало соглашение о мире, и в пределах его границ никого из волшебных существ и животных не убили и не ранили.

В день накануне летнего солнцестояния Лиланте гуляла по саду, когда вдруг заметила стройную девушку с зелеными волосами, покрытыми листьями, как у нее самой, и будто вырубленного из камня одноглазого мальчика, сидящих рядышком у ручья. Она удивленно и обрадованно вскрикнула и подбежала к ним.

– Корисса! Каррик! Что вы здесь делаете? – спрашивала Лиланте. Она познакомилась с этими двумя ребятишками, наполовину людьми, наполовину волшебными существами, в Эрране, где они оказались среди спасенных из Башни Туманов. Потом они бежали из Эррана вместе с другими студентами Теургии Маргрит Ник-Фоган, но решили не идти с остальными в Рионнаган, слишком сильно опасаясь снова возвращаться в человеческое общество.

И полудревяница, и мальчик-корриган сказали, что Облачная Тень нашла их в лесу и пригласила прийти на цветение Летнего Дерева.

– Волшебные существа со всего Эйлианана прошли Старыми Путями, чтобы присутствовать при этом, – воскликнула Корисса, и ее ясные зеленые глаза заблестели от волнения. Она куда больше походила на дерево, чем Лиланте, и в ее угловатых чертах можно было уловить лишь смутное сходство с человеческими предками. – Селестинам приходится проводить их, ведь не все знают секрет Старых Путей.

– Облачная Тень говорит, что Старые Пути все еще опасны, несмотря на силу летнего ключа, который забил два года назад, – вмешался Каррик. У этого приземистого мальчика кожа на лице была серой и шершавой, а единственный глаз глубоко посажен. – Говорят, что последние несколько лет было нелегко совершать обряды Летнего Дерева, ведь Селестин осталось совсем немного, и большинство из них боятся путешествовать Старыми Путями. Они удовольствовались тем, что остались в своих садах и пели свои песни, а воспевание Летнего Дерева оставили семье Звездочета. Я слышал, что это очень дорого им обошлось.

– Кто такой Звездочет? – спросила Лиланте.

Корисса бросила на нее удивленный взгляд.

– Облачная Тень – внучка Звездочета, – ответила она. – Они – семья Селестин, которые живут здесь, в этом саду. Это Звездочеты несли на себе всю тяжесть жертвоприношений Летнему Дереву последние шестнадцать лет, а я слышала, что их и так после Сожжения уцелело совсем немного. Они всегда слишком легко верили этим проклятым людям.

Лиланте слегка покраснела, и древяница одарила ее насмешливым взглядом.

– Твоя мать что, ничему тебя не научила? – спросила она.

– Я не очень часто с ней виделась, – печально ответила Лиланте. – Она оставила меня с отцом и ушла. Когда я находила ее, она часто стеснялась и не доверяла мне, считая, что я слишком похожа на человека. – Она вздохнула и больше не задала ни одного вопроса, предпочтя проводить время с Ниаллом Медведем. Как и ее подругу Изабо, его, казалось, ничуть не волновал тот факт, что она не человек и не волшебное существо.

День клонился к вечеру, и Лиланте все больше мучилась сомнениями, не зная, то ли она хочет встречи со своими сородичами, то ли боится ее. Чем ближе был закат, тем многолюднее становилось в саду, пока все полянки и рощицы не стали кишеть лесными жителями, каждый из которых прихватил с собой горсть орехов или гроздь спелых ягод, чтобы внести свою лепту в праздничный пир. Ниссы плели цветочные гирлянды, которые развешивали на деревьях, а стаи светлячков носились в воздухе, таинственно мерцая.

Когда солнце опустилось в голубую дымку, из леса начали выходить древяники. Лиланте стеснялась и робела, поэтому просто смотрела на них, застенчиво скрестив ноги. Некоторые были толстыми и высокими, точно вековые кедры, с головами, увенчанными игольчатыми листьями и яркими золотистыми ягодами, и корнями, толстыми и узловатыми, как у дубов. У других кора была исчеркана чем-то похожим на детские каракули, а третьи были стройными, бледными и гладкими, с ниспадающими волосами, покрытыми крошечными зелеными листочками, как у самой Лиланте. В ту ночь они танцевали среди деревьев, наклоняясь и раскачиваясь, точно лес в грозу, а клюриконы играли на своих барабанах и флейтах, и маленькие ниссы порхали над их головами, возбужденно вереща.

Лиланте смотрела, как зачарованная. Когда древяники затянули свою странную неистовую песню, она обнаружила, что покачивается в медленном и величавом ритме, а ее корни поднимаются и притопывают. Кто-то взял ее за руку, кто-то еще – за другую, и она радостно поклонилась, танцуя вместе с ними, и зеленая кровь-живица стучала в ее венах. Она видела, что Ниалл, с вплетенными во взъерошенные волосы и бороду цветами, тоже танцует, а на каждой руке у него висит по хобгоблину. Бран сидел на суку, играя на своей деревянной флейте, потом кувырком полетел вниз и принялся плясать джигу вместе с ней.

Всю ночь волшебные существа танцевали под неистовую, западающую в память музыку. Один или два раза, кружась и раскачиваясь, Лиланте замечала, что процессию вел высокий мужчина, увенчанный ветвистыми рогами, точно олень. Освещенное лишь лунным светом и хаотическими огоньками светлячков, его лицо было изборождено тенями. Рядом с ним танцевала самая младшая из Селестин, та, которую звали Облачной Тенью, и из всех трех ее глаз текли слезы.

Они танцевали всю благоуханную ночь напролет, углубляясь в потайное сердце сада. Лиланте никогда не забиралась так далеко, поскольку Селестины каждый раз мягко, но настойчиво уводили ее с ведущих туда тропинок. Она завороженно оглядывалась, увлекаемая процессией по аллее моходубов на широкую поляну. Высокие камни, точно часовые, стояли по кругу, и каждый из них был увенчан еще одним, образуя грубую арку. Внутри каменного круга возвышалось дерево, его листья казались черными на фоне звездного неба, а корни, извиваясь, тянулись в стороны, точно щупальца гигантского осьминога.

Цепочка танцующих вилась между камнями и в конце концов, тяжело дыша и смеясь, опустилась на теплую траву. Когда рассвет начал нежными красками расцвечивать небо, Селестины выступили вперед. Их бледные одеяния так мерцали, как будто отражали звездный свет. Волшебные существа замолкли, увидев, что Селестины взялись за руки вокруг огромного дерева. Там было почти пятьдесят этих высоких и тонких существ, но даже изо всех сил вытянув руки, они еле обхватили его. Мужчина с ветвистыми рогами, возглавлявший танцующую процессию, тоже был среди них, и Облачная Тень все еще держала его за руку. Он повернулся и наклонил голову, и Лиланте увидела, что рога привязаны к маске, скрывающей глаза. Из-под маски спадала густая белая грива, как у всех Селестин, а губы его были сурово и печально сжаты.

В тишине раздался низкий мелодичный гул, отозвавшийся эхом где-то внутри Лиланте. Она наклонилась вперед, напряженно вслушиваясь, а рядом Ниалл сжал большие руки, склонив голову. Гимн солнцу разносился по поляне, и тьма начала медленно рассеиваться пока, наконец, первые лучи не позолотили листья, венчающие дерево. Широкие и глянцевитые листья были пурпурными и зелеными, с серебристой нижней стороной, и когда дул ветер, сверкали, точно яркая чешуя рыб, собравшихся у берега. Среди листьев виднелись гроздья кремовых почек размером с голову Лиланте каждая. Когда солнечные лучи коснулись их, они стремительно раскрылись, наполнив воздух благоуханием. Раздались изумленные возгласы.

Селестины опустили руки и стояли, склонив головы перед деревом. Лиланте вдыхала густой пряный аромат, ощущая, как он наполняет все ее существо. Хотя от танцев всю ночь напролет она должна была бы валиться с ног от усталости, но чувствовала себя гораздо более живой и энергичной, чем когда-либо. Тысячи нисс с радужными крыльями порхали в ветвях, собирая цветы и бросая их вниз, так что земля как будто покрылась снегом.

Рогатый мужчина упал на колени перед деревом, широко раскинув руки. Снова поднялся гул, но на этот раз он был печальным, точно погребальная песнь. Облачная Тень выступила вперед и засунула руку в гладкий ствол дерева, пока она не погрузилась туда до запястья. Когда она вытащила руку, в ней был зажат длинный волнистый кинжал, сделанный из дерева, с резной рукояткой, покрытой перламутром. Лиланте напряглась, почувствовав такое горе и сожаление, что на ее глаза снова навернулись невольные слезы.

– Нет, – прошептала она. – Я считала Селестин мирной расой.

– Что случилось? – прошептал Ниалл, но древяница не ответила, с болезненным вниманием глядя на сцену, разыгрывающуюся перед ними.

Облачная Тень поднесла кинжал к губам и поцеловала его, затем склонилась и схватила распростертого Селестина за рога, оттянув ему голову так, чтобы перерезать горло. На разбросанные перед ним кремовые лепестки хлынула кровь, и толпа дружно ахнула. Лиланте громко всхлипнула. Рогатый Селестин, обмякнув, упал вперед. Кровь из ужасной раны впитывалась в землю, и все Селестины рыдали. Их негромкий напев превратился в нестройный, рвущий душу плач. Облачная Тень тоже рыдала, упав на колени рядом с мертвым мужчиной и сжимая его в объятиях. Ее бледное одеяние было залито кровью.

Старый Селестин с морщинистым лицом подошел к ней и попытался поднять. Сначала она отчаянно сопротивлялась, потом позволила помочь ей встать. Слезы оставляли на ее лице серебристые дорожки. Остальные Селестины собрались вокруг, пытаясь ее утешить. Облачная Тень взяла себя в руки и выпрямилась, воздев окровавленные руки к рассветному небу. Окровавленное одеяние сорвали с ее плеч, и она осталась совершенно обнаженной. Лиланте с изумлением увидела, что у Селестины три пары грудей. Все они набухли от молока, а живот казался непомерно раздутым, и было несомненно, что Облачная Тень беременна.

Другая Селестина набросила на нее одежду мертвого мужчины, а самый старший благоговейными пальцами снял с него маску и прикрыл ею заплаканные глаза Облачной Тени. Убитый оказался молодым Селестином с гладким лицом, если не считать складок кожи вокруг третьего глаза. Они усыпали его грудь мокрыми от крови цветками, и, все так же гудя, унесли его прочь. Облачная Тень пошла следом, низко опустив рогатую голову.

Лиланте очнулась от своего оцепенения и со слезами спросила Элалу, сидевшую у нее на колене: Зачем они убили его? Я считала, что Селестинам ненавистно всякое насилие. Кто он такой?

Это Древесная Кровь , ответила Элала, повесив изорванные крылья. Селестины всегда должны убивать возлюбленного, чтобы расцвело Летнее Дерево.