Текст книги "Частная школа (ЛП)"
Автор книги: Кейт Брайан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 13 страниц)
Кейт Брайан
Частная школа
ТАМ, ГДЕ ЖИВЕТ КРАСОТА
Там, откуда я приехала, все серое. Обыденные квадратные стрип-моллы. Вода в центральном городском озере. Даже солнечный свет тусклый. У нас едва ли бывает весна, и никогда не бывает осени. В начале сентября со слабых деревьев опадает листва прежде, чем она успевает измениться, заваливая кровельные крыши домов стандартного выпуска, которые абсолютно не отличаются друг от друга.
Если вы захотите увидеть красоту в Кротоне штата Пенсильвания, то вам нужно будет сесть в своей спальне десять на десять в скучном двухэтажном доме и закрыть глаза. Вам придется воспользоваться своим воображением. Некоторые девушки видят себя, идущими по красной дорожке с бойфрендом-кинозвездой под вспышками камер. Другие, уверена, представляют себя принцессами, вызывая в воображении алмазы, диадемы и рыцарей на белых лошадях. Все, что представляла я в течение всего девятого класса, была “Академия Истона”.
Я до сих пор не совсем понимаю, как очутилась там, в месте из моих грез, в то время, как остальные мои одноклассники ходили в промозглую мрачную школу Кротон Хай. Наверно, повлияли мои навыки в футболе и по лакроссу, оценки, выдающаяся рекомендация, направленная в Истон выпускницей Фелицией Рейнолдс (крутая бывшая девушка моего брата Скотта), а также, думаю, немного, папиного мастерства упрашивать. Но мне это не интересно. Я была там, и это место именно такое, как я себе и представляла.
В то время, как по солнечным улицам Истона в Коннектикуте мой отец вел нашу Субару, все, что я могла делать, так это сидеть у окна и пускать слюни, как собака. У магазинов здесь были разноцветные тканевые навесы и мерцающие окна. Старомодные уличные фонари теперь были электрическими, но когда-то зажигались мужчиной на лошади, перевозящим палку с огнем. С этих фонарей свисали растения в горшках с ярко-красными цветами, с которых все еще капала вода после недавнего полива из садового шланга.
Даже тротуары были красивыми: опрятные и выложенные брусчаткой, с возвышающимися дубами. В тени этих деревьев пара девушек моего возраста болтая выходили из бутика “Милые глупости”, раскачивая яркими сумками с аккуратно сложенными свитерами и юбками. Чувствуя себя настолько неуместно в своих поношенных джинсах Ли и голубой футболке, мне нигде так не хотелось жить, как здесь, в Истоне. Я не могла поверить, что очень скоро это действительно произойдет. В груди я ощущала что-то теплое. Что-то, что я чувствовала все меньше и меньше за последние несколько лет с момента несчастного случая моей матери. Мне смутно показалось, что это надежда.
Академия Истона находится у небольшой двухполосной дороги, которая выходит из города и заканчивается на холмах. Маленькая деревянная табличка на невысоком каменном пьедестале отмечает вход в школу. Блеклыми буквами на ней написано “АКАДЕМИЯ ИСТОНА. УСТАНОВЛЕНО В 1858 ГОДУ”. Табличку прикрывает низкая ветка березы, будто говоря о том, что если вы принадлежите этому месту, вы знаете, куда идете, а если – нет, то они не приложат больших усилий, чтобы помочь найти собственный путь.
Когда отец свернул под арку из железа и кирпича, меня затянуло. Сильно. Здания здесь были из кирпича и камня, увенчанные крышами с деревянной черепицей и шпилями, каждый старинный угловой камень излучал традицию и гордость. Здесь были древние выветренные сводчатые проходы, толстые деревянные двери на железных петлях, выложенные булыжником аккуратные цветочные клумбы. Здесь были нетронутые спортплощадки с зеленой травой и светящимися белыми линиями. Все, что я видела, было совершенным. Ничто не напоминало мне о доме.
– Рид, ты – наш навигатор. Куда мне ехать? – спросил отец.
Карта Истона превратилась в потный мятый комок у меня в руке. Я разгладила ее на бедре, будто не просматривала ее уже десять раз.
– Поверни направо у фонтана, – сказала я ему, стараясь, чтобы мой голос прозвучал спокойнее, чем я сама себя ощущала. – Женское общежитие для второкурсниц последнее в круге.
Мы проехали мимо соответствующих мерседесов с откидным верхом. Девушка со светлыми волосами стояла рядом как неприкаянная в то время, как мужчина – ее отец? дворецкий? – выгружал на бордюр огромное количество багажа Луи Виттон. Мой папа присвистнул.
– Эти люди определенно знают, как надо жить, – сказал он, и я тут же ощутила раздражение из-за его благоговейного трепета, даже не смотря на то, что и сама его испытывала. Он наклонил голову так, чтобы увидеть вершину башни с часами, где находилась старинная библиотека, я узнала это после многих часов рассматривания истонского каталога.
Мне хотелось сказать: “Па-а-ап!”. Но я сказала: “Я знаю”. Он скоро уедет, и если я буду огрызаться на него, то позже буду сожалеть об этом, когда останусь одна в этом странном месте, сошедшим из книжек с картинками. Кроме того, у меня было чувство, что девушки, как та, что мы только что видели, никогда бы не сказали ничего подобного, как “Па-а-ап!”.
Снаружи трех внушительных общежитий, стоящих по кругу в центре холма, семьи целовались, обнимались и проверяли, что у каждого есть все, что нужно. Мальчишки в хаки и белых рубашках перебрасывали футбольный мяч, их блейзеры были отброшены в сторону, щеки раскраснелись и покрылись пятнами. Пара суровых учителей стояли возле высохшего каменного фонтана, говоря что-то друг другу на ухо, качали головами. Девушки со сверкающими волосами сравнивали расписания, смеясь, жестикулируя и шепчась за прикрытыми ладошками.
Я глядела на девушек, размышляя, узнаю ли я их к завтрашнему дню. Будут ли кто-то из них моими подругами. У меня никогда не было много подруг. Или на самом деле каких-либо. Я была вынужденной одиночкой, удерживая людей подальше от моего дома, моей матери и вследствие этого, от меня самой. Кроме того, я не интересовалась теми вещами, которые, казалось, были интересны большинству девушек: одежда, сплетни и журнал “ЮЭс Уикли”.
Дома мне всегда было более комфортно с парнями. Ребятам не хотелось задавать вопросы, проверять твою комнату и дом и знать все интимные подробности твоей жизни. Поэтому я в основном тусовалась со Скоттом и его друзьями, особенно с Адамом Робинсоном, с которым я встречалась все лето и который в этом году будет выпускником Кротон Хай. Думаю, тот факт, что я порвала с ним и приехала сюда, из-за чего я была не первой второкурсницей, которую парень-старшеклассник в первый день привез в школу, станет просто еще одной вещью, которая удивит девчонок в моем классе.
Конечно, их легко удивить.
Я надеялась, что здесь все будет по-другому. Я знала это. Посмотрите. Разве может быть иначе?
Отец остановил машину у обочины между золотистым Лэнд Ровером и черным лимузином. Я взглянула вверх на обвитые плющом стены Брэдвелла, общежитие второкурсниц, которое будет моим домом в течение следующего года. Некоторые окна уже были открыты, откуда на студентов и родителей лилась музыка. В одной комнате висели розовые занавески, а внутри туда-сюда ходила девушка с иссиня-черными кудрями, раскладывая свои вещи.
– Ну, вот мы и приехали, – сказал отец. Повисла пауза. – Ты уверена в этом, малышка?
Внезапно я не смогла дышать. Все те месяцы, что родители спорили о моем приезде в Истон, отец – был единственным человеком в семье, кто никогда не показывал и тени сомнения. Даже Скотт, это в первую очередь была его идея отправиться сюда вслед за Филицией – она приехала на время предпоследнего и последнего годов обучения, закончив прошлой весной перед тем, как направиться в Дартмут и, несомненно, к успеху – начал упираться, когда увидел огромную сумму за обучение. Но отец не отступал с самого первого дня. Он отправлял мои записи с соревнованиями по лакроссу и футболу. Часами общался по телефону с отделом финансовой помощи. И все это время он постоянно убеждал меня, что я всех сражу наповал.
Я смотрела ему в глаза, такие же голубые, как и у меня, и знала, что он не сомневался в том, что я могла бы сделать это здесь. Он сомневался, сможет ли он вернуться домой. У меня перед глазами пронеслись образы пузырьков с таблетками. Маленькие белые и голубые пилюли рассыпаны по круглому мокрому следу на ночном столике. Мусорное ведро, заполненное пустыми бутылками из-под ликера и смятыми платками. Моя мать жилистая и бледная, ворчащая о боли, о том, что с ней произошло все плохое и никто из нас о ней не позаботился. Она терзала меня, Скотта, говоря нам, что мы ничего не стоим, чтобы заставить нас чувствовать себя такими же несчастными, как она. Скотту уже удалось спастись: он собрал свои вещи и уехал на прошлой неделе в Государственный университет Пенсильвании. Теперь в этом крохотном домике остались только мать и отец. Эта мысль угнетала меня.
– Я не должна была приезжать сюда, – сказала я, хотя от самой мысли, что он может согласиться, мне сделалось плохо. Дать увидеть это место, почувствовать его, а потом через пять минут все забрать – уверена, это будет достаточно болезненно для меня, чтобы убить. – Мы можем прямо сейчас уехать домой. Только скажи.
Папино лицо смягчилось от улыбки.
– Да, верно, – сказал он. – Я бы сделал так же. Но я ценю попытку.
Я грустно ухмыльнулась.
– Как хочешь.
– Я люблю тебя, малышка, – сказал он. Я уже знала это. Забрать меня из той дыры и привезти сюда, было самым очевидным проявлением любви любого родителя из всех возможных. Он был почти моим героем.
– Я тоже тебя люблю, пап.
А потом он обнял меня, и я расплакалась. И прежде, чем осознала, мы попрощались.
ЗАПУГИВАНИЕ
– Академия Истона – одна из ведущих школ страны. Полагаю, что по этой причине вы оказались здесь. Но многим студентам, зачисленным из общеобразовательных школ, бывает… трудно приспособиться. Конечно, я надеюсь, что вы не окажетесь одной из них, верно, мисс Бреннан?
У моей наставницы, мисс Нейлор, седые волосы и обвислые щеки. На самом деле обвислые. Когда она говорила, они раскачивались, а говорила она в основном о том, что сначала я никогда не буду относиться к Истону, так как я совершенно не в своем обществе и, еще не войдя в класс, нахожусь на грани отказа.
По крайней мере, это то, что она подразумевала.
– Да, – откликнулась я, постаравшись уверенно улыбнуться. В ответ мисс Нейлор предприняла такую же слабую попытку. У меня возникла мысль, что обычно она много не улыбается.
Ее полуподвальный кабинет был темным, стены сделаны из камня и завешаны рядом полок, заполненных пыльными книгами в кожаных переплетах. Он освещался всего двумя окнами, расположенными высоко в стене. Ее круглое тело было настолько идеально втиснуто между двумя подлокотниками кресла, что казалось, будто она навсегда привязана к нему. Если мускусно-луковый запах был каким-либо признаком, то вполне возможно, что она действительно никогда не выходила из комнаты. И что бы она ни съела последним, все оставило свой след в этих четырех стенах.
– Учебные программы в Истоне чрезвычайно повышенного уровня. Большинство студентов вашего года обучения берут курсы, которые на уровне выпускного класса по стандартам учебного плана вашей старой средней школы, – продолжила мисс Нейлор, опустив нос на, как я полагаю, мои документы из Кротон Хай. – Чтобы быть на высоте, вам надо будет делать много дополнительной работы. Вам под силу такая задача?
– Да. Я на это надеюсь, – ответила я.
Она взглянула на меня как-то смущенно. А чего она ожидала? Что я скажу “нет”?
– Вы здесь на частичной стипендии. Это хорошо, – сказала мисс Нейлор. – У многих из наших стипендиатов горят глаза, что, кажется, вдохновляет их на достижение своих целей.
Мисс Нейлор закрыла папку и нагнулась ко мне через стол. Луч света из одного из окон осветил четкую линию между тональным средством на ее лице и мясистыми складками на шее.
– От каждого студента здесь в Истоне мы ждем очень многого, – сказала она. – Мои собственные подшефные студенты находятся на особо высоком уровне, поэтому я буду пристально следить за вами, мисс Бреннан. Не подведите меня.
Может, у меня была паранойя, но почему-то это требование прозвучало больше как угроза. Повисла пауза. Мне показалось, что я должна что-то сказать. Поэтому произнесла:
– Хорошо.
Она сузила глаза.
– Ваше расписание.
Она вытянула тонкий листок бумаги и протянула его через маленькую бронзовую табличку с именем на краю стола, на которой была указана ее должность – завуч по воспитательной работе. Насколько я могла судить, все, что она делала, так это пыталась своим приказным тоном отправить меня в ближайший аэропорт.
Я взяла бумагу и просмотрела ее, обратив внимание на слова “Искусствоведение”, “Дополнительная лаборатория” и “Французский язык 3 уровень”. Скажите на милость, как я оказалась на третьем уровне французского?
– Спасибо, – сказала я. Мне было приятно услышать, что ни мой голос, ни все внутри меня не задрожало.
– И кодекс чести.
Она протянула мне еще один лист бумаги, более солидный, плотнее, чем предыдущий. В верхнем углу находились герб Истона и слова “Кодекс чести Академии Истона для студентов”. Под ними – “Традиции, Честь, Превосходство”.
– Тщательно изучите и подпишитесь, – сказала мисс Нейлор.
Я сделала, как мне сказали. В кодексе чести в основном говорилось о том, что я не должна жульничать, а если заподозрю в обмане кого-то из одноклассников, то должна сообщить об этом. Если я не выполняю эти правила, то буду незамедлительно исключена. В Академии Истона второго шанса не дают. Но в связи с тем, что мне никогда в своей жизни не приходилось жульничать, и, не понимая, что тот, кого приняли в эту школу, может это делать, я быстро расписалась и отдала листок обратно. Мисс Нейлор рассмотрела мою подпись.
– Вам пора идти, – сказала она. – Встречи в общежитиях начнутся через пятнадцать минут. Вы же не хотите в первый день произвести плохое впечатление на вашего коменданта?
– Спасибо, – снова сказала я и встала.
– Ах да, мисс Бреннан, – сказала она. Когда я снова посмотрела на нее, она скривилась в улыбке. Или в ее подобии. – Удачи, – сказала она.
Подразумевая при этом: “Она вам понадобится”.
Затосковав по надежде, которую ощутила тогда в машине отца, я взялась за холодную медную дверную ручку и вышла.
ИНТРИГА
Моя привычка в прошлом ходить с опущенной головой имела как преимущества, так и недостатки. Основным недостатком был тот факт, что я входила в число населения своего города. А преимуществом – я всегда находила какие-то вещи. Масса монет, упавшие ожерелья и браслеты, тайные любовные записки, которые, по мнению людей, они надежно спрятали. Однажды я даже нашла кошелек с кучей денег, а когда вернула его, то получила в награду пятьдесят долларов. Но мне следовало знать, что ходить так по Истону не очень хорошо. Я уже наполовину прошла двор позади общежитий, когда услышала чей-то возглас:
– Поберегись!
Который, конечно, заставил меня поднять голову, когда предполагалось, что я пригнусь.
Я выронила расписание и за десятую долю секунды поймала в воздухе футбольный мяч прежде, чем тот отправил бы меня в лечебницу со сломанным носом. Мое сердце готово было выскочить из груди.
– Хорошая реакция.
Прямо передо мной на дорожке сидел парень. Если бы не мяч, который практически заставил меня оторвать взгляд от земли, на следующем шаге я бы споткнулась прямо об него. Он сунул в карман гладкий мобильный телефон, на котором до этого что-то печатал, вытянул длинные ноги и поднялся, по ходу дела подбирая мое расписание. Его темные волосы небрежно, но все же неслучайно упали на лоб, один локон закрыл один из его удивительно голубых глаз. На нем была серо-лиловая футболка, облегающая идеально гибкое тело. У него были острые черты лица, слегка смуглая кожа без единого изъяна.
– Новенькая, – сказал он, оглядывая меня сверху-вниз.
Я покраснела.
– Так заметно?
– Я знаю, каждого, кто учится в этой школе, – сказал он.
– Каждого? – спросила я. Едва ли это возможно.
– Это маленькая школа, – сказал он, изучая меня.
Мне так не показалось. На самом деле, для меня она казалась чертовски огромной. Но все же, это мой первый день.
– Пирсон! Хватит флиртовать и подай нам мяч!
До этого я лишь чувствовала, что парни в ожидании топчутся на месте. Теперь же “Пирсон” протянул руку за мячом, и я взглянула на его друзей: шестеро вспотевших и запыхавшихся ребят на расстоянии около двадцати ярдов. Вместо того, чтобы отдать его, я развернулась, отошла на несколько шагов и ударила по подброшенному мячу, направив его парню, который был дальше всех от меня. Он попал прямо ему в руки. Один из игроков – высокий, широкоплечий блондин, в котором все говорило о самоуверенности, – бросил на меня похотливый взгляд прежде, чем вернуться к игре.
– Рид Бреннан. Второкурсница.
Мое сердце подпрыгнуло от волнения. “Пирсон” читал мое расписание.
– Теперь я заберу его, – сказала я, потянувшись за ним.
Он увернулся от моего захвата, удерживая расписание обеими руками. Я ломала голову, пытаясь вспомнить, было ли на нем написано что-то смущающее меня или слишком личное. Говорилось ли там, что я на стипендии? Или откуда родом?
– Хм-м-м… Трудное расписание. У нас тут умница.
То, как он это сказал, было неясно, хорошо это или плохо.
– Не совсем, – ответила я.
– А также скромница, – сказал он, скользнув по мне взглядом. – Ты одна из таких девчонок, да?
От этих слов я стала пунцово-красной.
– Каких?
– Тех, которые умные, но притворяются, что – нет. Которые как модели совершенно великолепны, но всегда говорят, что они – уродины, – сказал он.
Великолепны? Великолепны? Я ненавидела комплименты. Никогда не знала, что с ними делать. Особенно с теми, которые казались неискренними.
– Само существование которых мучает вокруг всех остальных девчонок с низкой самооценкой.
Я выхватила расписание из его рук и сунула в задний карман.
– Полагаю, это делает тебя одним из тех неприятных парней, которые думают, что знают все, и настолько полны самомнения, что уверены, что все вокруг хотят слышать его каждую банальную мысль.
Он ухмыльнулся.
– Ты раскусила меня.
У него не хватило даже приличия, чтобы обидеться. Выражение его лица будто говорило, что он знает, кто он такой и ему не особо важно, что я или кто-то другой думаем о нем. Я позавидовала такому.
– Рид Бреннан, второкурсница, я Томас Пирсон, старшекурсник, – сказал он, протягивая руку.
Раньше никто даже моего возраста не предлагал мне пожать руку. Я неуверенно посмотрела на него, когда моя рука скользнула в его. Его ладонь была невероятно теплой, и от твердой уверенности его рукопожатия я ощутила предвкушение. Когда он смотрел мне прямо в глаза, его улыбка медленно становилась шире. Он тоже почувствовал это или просто как-то узнал, что я ощутила?
Зазвонил его мобильный, и он, в конце концов, отпустил мою руку, вытаскивая его из левого кармана. Странно, я думала, что он клал его в другой.
– Мне надо ответить, – сказал он, прокрутив телефон на ладони как шестизарядный револьвер в старых вестернах. – Дело превыше удовольствия. И поверь мне, для меня было удовольствием познакомиться с тобой, Рид Бреннан.
Я открыла рот, но ничего не смогла ответить.
– Пирсон, – произнес он в трубку.
Затем он пошел прочь с высоко поднятой головой, настолько расслабленно, что можно было подумать, что это место принадлежит ему. Не удивлюсь, если это действительно так.
ОБЪЕКТ ДЛЯ ШУТОК В ОБЩЕЖИТИИ
Моя соседка по комнате оказалась болтушкой. Звали ее Констанс Тэлбот, и она, очевидно, не испытывала недостатка в кислороде. Она начала говорить в тот момент, когда я после первой встречи с Томасом Пирсоном вошла в нашу комнату, и ни разу не остановилась, чтобы вдохнуть воздуха. Пока она болтала, я рассмотрела постеры рок-групп и картины Родена, которые она развесила в мое отсутствие. Заметила у нее на кровати кучи кардиганов, футболок и вельветовые штаны. Задумалась, не отчислили ли ее из школы Манхэттена за постоянное нарушение общественного порядка.
Ее любимая тема для разговора? Она сама. Это заставило меня подумать о том, что было бы по-идиотски считать, что девушки здесь будут другими. За эти пять минут я узнала, что она была единственным ребенком в семье, новенькой в Истоне как и я, училась в частной школе в Манхэттене и продолжала бы ходить туда, но почувствовала необходимость “расширять горизонты”, что ее собаку, к сожалению, звали Пуки и что у нее в Верхнем Ист-Сайде был парень, к еще большему сожалению, по имени Клинт.
– Прошлым летом мы с Клинтом ходили в Сад на концерт “Юту”. Не то чтобы все хотели пойти в Сад, но где же еще играть “Юту”, верно? Итак, мой отец достает нам пропуски за кулисы, потому что он продвигал его, и… Я говорила, что мой отец – промоутер?
Она говорила.
– И он такой говорит: “Группа туда не вернется, но вы посмотрите, где они одевались и тусовались”. Но когда мы пробрались туда и открыли дверь, угадай, кто стоял там? Угадай!
Собственно, это был мой черед говорить.
– Боно? – предположила я.
– Боно! – воскликнула она. – Прямо там! В пяти шагах! И знаешь, что он сказал? Он сказал, я цитирую: “Приятно с вами познакомиться…”.
У нее был очень плохой ирландский акцент.
– “…У вас самая потрясающая ирландская кожа из всех, что я видел”. Он узнал, что я – ирландка! Просто взглянув на меня!
Очевидно, что Боно не был ни слепым, ни глупым. В конце концов, у Констанс были соответствующие густые рыжие волосы. Веснушки. Зеленые глаза. Я бы не удивилась, если у нее на всю задницу было вытатуировано “Да здравствует Ирландия”.
Исключение в том, что она была слишком наивной и бойкой, чтобы делать татуировки.
– И, конечно же, я попросила его попозировать для фотографии со мной, и, естественно, он согласился. Моя подруга Марни сделала около ста снимков…
– Правда? У тебя они есть? – пересилив себя, спросила я.
Повисла, по меньшей мере, пятисекундная пауза, так как Констанс повернулась ко мне спиной и рылась в своей розовой атласной шкатулке для драгоценностей так долго, что мне стало интересно.
– О, нет. Я не взяла их с собой. Знаешь, я не хотела хвастаться.
Конечно.
– Неважно! – Она снова повернулась ко мне лицом с яркой улыбкой и тому подобным, застегивая на шее бисерное ожерелье. – Ты готова?
– К чему?
– К встрече общежития! – сказала она, выпучив свои ненормально большие глаза. – Мы встретимся с нашим комендантом!
– Ах да, – сказала я, ринувшись к своему клетчатому одеялу.
– Разве это не звучит как в семнадцатом веке? У нас есть комендант, – сказала Констанс, рассмеявшись. – Мне не терпится познакомиться с остальными девочками с нашего этажа.
Она выжидательно посмотрела на меня.
– Ага. Мне тоже, – сказала я, выдавливая улыбку.
Я вышла за ней за дверь, жалея, что и наполовину не чувствую такого же волнения и уверенности, как она. К сожалению, я уже видела девочек с нашего этажа. Видя, как они болтают по сотовым телефонам, складывают свои джинсы за двести долларов, раскладывают в ванной средства для волос от Керастаз, у меня уже было представление о них. И казалось, будто они все уже друг друга знают. Они запросто обращаются друг с другом и разговаривают, как старые подруги: будто они все жили здесь всю свою жизнь, создавая личные шутки и определенный стиль, которому я никогда не смогу соответствовать, так как присоединилась к игре слишком поздно. У меня в шкафу не было ни одной вещи, которая бы не говорила обо мне как о неудачнице из захолустья, делающей покупки в основном в Вол-Марте.
Я не знала все этого: как болтать, рассказывать секреты и дружить. С восьми лет у меня дома не было ни одного одноклассника. Я не устраивала ни вечеринки в честь дня рождения, ни “ночные девичники”, ни что-либо еще, и в результате никто из моей старой школы ничего не знал обо мне. Потому что именно так я этого хотела. Я сделала этот выбор, еще когда моя мать впервые начала свое долгое и продолжительное скатывание вниз. Чтобы защитить себя. Защитить других людей от нее. И все прошедшее время это срабатывало. Ни одна душа, кроме моей непосредственной семьи, не знала моих секретов.
Чего я никогда не представляла, так это то, что после семи лет замкнутого поведения, я окажусь не способной. Не способной быть нормальным подростком. Я была жалким подобием девушки. И неважно, насколько я хотела этого, я начала размышлять, а могу ли я хоть что-нибудь сделать, чтобы изменить это. Могу ли сделать что-то возможное, чтобы приблизить к себе людей. Особенно этих людей. Прошло меньше пяти часов в Истоне, а я уже точно убедилась, что у меня все так же не будет подруг.
