Текст книги "Любовный розыгрыш"

Автор книги: Кей Мортинсен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

5

– Филипп! Нет! – Женщина вскочила, опрокинув стул. Ее охватила тревога. – Вы не можете так поступить! Ведь у вашей тети случится удар…

– О, разве я вам не сказал? – Густые брови приподнялись, выражая явно преувеличенное удивление. – Ее сегодня здесь не будет. Наверное, поехала за покупками в Спаниш-Таун. Она даже может задержаться в городе. У нас там дом, в котором редко кто постоянно живет.

Чашечка с кофе выскользнула из внезапно омертвевших пальцев Нэнси. В голосе Филиппа было столько холодной решительности, что стало ясно – он намерен держать ее здесь, на плантации, до тех пор, пока она не согласится сделать все, что ему будет угодно.

Намерения ди Клементе очень напугали Нэнси. Она быстро вбежала в дом, отчаянно ища кого-нибудь, кто бы мог ее защитить. Распахивая двери, гостья заглядывала в комнаты. Кругом царили комфорт и роскошь. Пастельных тонов шелка, сверкающая антикварная мебель, картины, написанные маслом, повсюду блестело серебро. Лопасти вентиляторов гоняли по дому прохладу, разнося запах экзотических цветов.

Где-то в глубине дома Нэнси услышала негромкие голоса и поспешила туда. Она оказалась в большой просторной кухне.

– О, слава Богу! Помогите мне! – обратилась гостья к женщинам, резавшим овощи за кухонным столом, покрытым нержавеющей сталью. Кухарки оторопели. – Помогите мне отсюда выбраться! – рыдала Нэнси. – По-мо-гите! Вы-зо-вите полицию! Я попала в беду. Меня… – Голос англичанки звучал как в пустыне. Лица женщин были холодны, выражая полное равнодушие, если не отвращение. – Почему? – кричала Нэнси. – Почему вы так на меня смотрите?

Переводить ее слова было бессмысленно. Эти креолки понимали, что говорила гостья, но им она была безразлична. Нэнси трясло. Что же Филипп сказал служанкам? Какие небылицы поведал им про нее, если они ведут себя так враждебно? От такого отношения к себе бедняга сжалась. К ее ужасу и отчаянию, все женщины, как по команде, демонстративно повернулись к ней спиной, продолжая резать овощи.

Задыхаясь, Нэнси бросилась к двери в поисках телефона и угодила прямо в руки Филиппа. Они обхватили ее словно кольца змеи.

– Пустите меня! – истерично закричала женщина, в слепой ярости ударяя обидчика. – То, что вы мне предлагаете – абсурд. Отпустите меня! Отпустите!

Игнорируя причитания гостьи, Филипп грубо приподнял ее, словно охапку старой одежды. Отчаянно борясь и крича в ужасе от того, что обслуге не было до нее никакого дела, Нэнси пыталась высвободиться из железных тисков хозяина, который мрачно поднимался по большой лестнице.

– Не тратьте зря силы! – громко прервал он рыдания непокорной. – Или я заставлю вас замолчать!

– Каким образом? – взорвалась Нэнси.

Филипп остановился. Глаза его сверкали. Он в упор смотрел на женщину. Она задохнулась, почувствовав, как в нем разгораются сексуальные желания. Рот ее раскрылся – она резко втянула воздух. Прижатая к мужской груди, Нэнси остро ощутила его физическую силу. Под ее рукой колотилось его сердце – так же бешено, как и собственное. Она почувствовала, что время вдруг замерло. И тем не менее внутри нее творилось нечто неподдающееся контролю.

– Черт! – Внезапно Филипп резко наклонил голову и страстно поцеловал пленницу в губы. Недоумевая, что же он предпримет, Нэнси задрожала в его объятьях. – Успокойтесь, – грубо сказал он и распахнул дверь.

Спальня. Кровать. Глаза Нэнси блуждали по затемненной комнате. Все здесь было скромным, аккуратным и почему-то огромным. Вне сомнения, это спальня мужчины.

– Нет! – прошептала бедняга, видя, что Филипп закрывает дверь на ключ. Тот слабый свет, который шел снизу, исчез. И больше ничего не было видно.

– Я только посмотрю то, что меня интересует, – проговорил хозяин. Опустив пленницу на пол, он зажег в канделябре на подоконнике высокие свечи, которые осветили алые шелковые шторы, светло-песочные стены, высокий потолок.

Нэнси вздохнула и попыталась подавить в себе страх.

– Отпустите меня! – потребовала она, пятясь от Филиппа, приближающегося к постели. Женщина изо всех сил пыталась показать, что ничего не боится, но это явно не соответствовало действительности.

– Здесь и в ванной на всех окнах ставни от урагана, – быстро сказал хозяин. – Никакого выхода отсюда нет, милая леди. Так что вам придется…

– Нет! Я закричу, и прибегут ваши слуги…

– Они знают, что я сейчас делаю, и полностью на моей стороне, – ответил Филипп.

Его спокойствие потрясло Нэнси. В отчаянии она подавила готовый сорваться с уст крик ужаса, схватила бронзовую настольную лампу, стоявшую у постели, вырвала вилку из розетки и угрожающе выставила тяжелый светильник вперед.

– Только попробуйте приблизиться, я стукну вас по голове!

– Я могу получить все, что хочу, – заявил Филипп. – Для этого достаточно просто держать вас здесь. А сейчас я пойду поработаю. В обед загляну снова, может быть, вы станете более сговорчивой.

– Я не стану сговорчивой! – взорвалась женщина. – Вы не можете держать меня здесь! А обед – обед будет еще через много часов!

– Вы не стали слушаться голоса разума. У меня не было выбора. Это все ради…

– Ради моего собственного благополучия? – миссис Гейл была в ярости. – Нет, Филипп! Нет, нет! Вы же знаете, как мне нужно увидеть вашего отца! Я не могу отказаться от своих намерений… О! Куда же вы идете?

Молодой Клементе оторвался от спинки кровати, за которую держался, небрежно пожал плечами и направился к двери.

– Ваше освобождение – в ваших собственных руках.

– В моих собственных руках… Вот так, да? – Чувствуя, что сейчас у нее начнется истерика, англичанка швырнула лампу в высокое, до потолка зеркало. Филипп на миг остановился, потом спокойно отомкнул дверь и вышел из комнаты.

Нэнси со злостью схватила стоявший рядом стул и изо всех сил швырнула его в дверь. Отскочив от нее, стул с треском грохнулся на деревянный пол. Наверняка молодой хозяин услышал шум, но не вернулся. Через минуту его шаги уже не были слышны.

– О черт! – Нэнси была вне себя. – Черт! Черт! Черт!

Больше швырять было нечего. Несмотря на то, что комната была огромной, в ней было удивительно пусто. Только кровать и столик. В углу – тяжелый шкаф. Чтобы сдвинуть с места такую тяжесть, подумала англичанка, понадобились бы совместные усилия всех королевских гвардейцев.

Ванная!

Нэнси бросилась туда. Ничего. Только туалетные принадлежности и пара больших белых купальных полотенец. Нет даже достаточно большой бутылки или банки с кремом потяжелее, которую можно было бы грохнуть о дверь. И в этом полумраке ей предстоит самой себя развлекать до обеда, ужина или еще дольше.

– Скотина! – прошипела пленница. Понимая, что ей необходимо дать выход накопившейся ярости, она бросилась в спальню, стащила с постели подушки и начала срывать с них наволочки, разбрасывая по всей комнате пух.

Спустя какое-то время миссис Гейл оглядела сотворенный ею погром, и женщине стало стыдно. Так терять над собою контроль и крушить вещи совершенно не в ее характере.

– Будь ты проклят! – простонала Нэнси в отчаянии от ситуации, в которую попала. С того момента, как она встретила Филиппа, слишком многое из того, что произошло в ее мятущемся сознании, ей очень не нравилось. Столько эмоций выплеснулось понапрасну! А этот молодой нахал, по-видимому, специально делает все, чтобы она пришла в еще большее отчаяние. Но зачем?

Теперь Нэнси видела, что делает он это отнюдь не ради ее блага. Похоже, если она встретится с его отцом, Филипп от этого что-то потеряет, и, очевидно, немаловажное для него. Но отчаявшаяся женщина никак не могла додуматься, что же это такое.

Пытаясь себя успокоить и смириться с предстоящими долгими часами томительной скуки и заточения, миссис Гейл нервно ходила взад-вперед по комнате. Чем же себя занять? Оказавшись перед шкафом, она распахнула дверцу и увидела внутри несколько старых журналов по домоводству. Обычно такое чтиво мало ее привлекало, но сейчас другого выбора не было.

В час дня послышался стук вставляемого в замок ключа, и ручка двери повернулась. Нэнси поспешно схватила лампу, но появилась молодая женщина с подносом. Она поставила его на пол и вышла так быстро, что пленница даже не успела опомниться. Служанка, разумеется, не могла не заметить царивший повсюду беспорядок и разлетевшийся пух из подушек, но она и бровью не повела! Англичанку охватил озноб. У нее было такое чувство, словно нечто подобное уже происходило когда-то раньше в этой комнате.

Еда на подносе манила. Нэнси с аппетитом проглотила отменного цыпленка и принялась за экзотические свежие фрукты. Последующие часы она провела в невероятной скуке, лениво листая потрепанные журналы и всем сердцем желая что-нибудь предпринять – пусть даже сразиться с заточившим ее карибским корсаром на шпагах.

Ровно в шесть в дверь постучали. Да, да, постучали! И появился молодой ди Клементе. На нем был невероятно шедший ему вечерний костюм, но Нэнси тут же сумела себя уговорить, что ничего привлекательного в этом мерзавце нет.

– У вас все в порядке? – спросил Филипп с почти искренней любезностью.

– Меня тошнит от тоски в этом доме, – заявила англичанка холодно. Нет, никак нельзя поддаваться красивому изгибу точеного рта этого ямайского пирата, а еще больше – обволакивающему взгляду его темно-синих глаз.

– Через час будет ужин, – как ни в чем не бывало заявил хозяин.

Он быстро оглядел комнату, что-то пробурчал по поводу разлетевшегося пуха. Никаких признаков того, что это зрелище его как-то удивило или привело в замешательство.

– Займите себя, наденьте другую одежду, – лаконично предложил он.

Миссис Гейл уставилась на свой чемодан, который Филипп подтолкнул к ней ногой.

– Вы… Вы это взяли в отеле? – еле выдохнула она.

– Мне его сюда принесли. – Хозяин чуть улыбнулся. Нэнси подумала, что на его щеках появятся ямочки, но их не было.

– О, нет! – простонала она. – Ведь все подумают, что я… – Не хватало сил выговорить окончание фразы.

Молодой холеный красавец осклабился и закончил:

– Что вы провалялись здесь со мной? Да, я действительно считал, что в отеле так и подумают.

– Но ведь вы сказали, вы сделаете все, чтобы не запятнать мою репутацию! – рассвирепела Нэнси.

– Вы по-прежнему неверно истолковываете мои слова, – произнес Филипп. – Вам, вероятно, показалось, что в отеле недружелюбно относятся к иностранцам. Ну а я решил, что сделаю все, чтобы вам не пришлось попасть в неудобную ситуацию. Во всяком случае, не придется. Я за этим прослежу – пока вы не уедете в Англию, буду держать вас здесь.

– Ясно, – мрачно сказала Нэнси и замолчала, не зная, как отреагировать на столь своеобразную любезность мужчины.

Она залилась краской. Какие сплетни ползут сейчас по отелю, которого по прихоти этого человека она больше никогда не увидит и о котором ничего не услышит. Филипп, судя по всему, умеет держать свое слово, однако не так, как хотелось бы. Ничего-то она от него не добьется и, просидев здесь взаперти, будет вынуждена покинуть эту страну, потому что истечет отпущенное ей время. Женщина почувствовала, как дрожат у нее губы.

– Почему вы так себя со мной ведете? – в отчаянии спросила она.

– Вы сами знаете почему. Переоденьтесь, – нахмурился он.

Однако в глазах Филиппа мелькнуло что-то такое, что никак не вязалось с его резкими, похожими на приказ, словами. И чем дольше он вглядывался в бледное лицо гостьи, в ее огромные, кроткие глаза, тем больше она понимала, что на все у этого мужчины были свои веские доводы. Она нервно облизала губы и быстро вздохнула, заметив, что Филипп затаил дыхание. Его чувственные губы приоткрылись, будто бы от внезапного прилива голода. Нэнси почти перестала дышать, а собеседник не сводил глаз с пульсирующей жилки на ее шее, а потом, словно их притянуло магнитом, – с ее грудей. Женщина смущенно прикрыла их руками.

– Переодеваться? Чтобы я пошла в душ, а вы следом за мной? Ни за что! – не очень уверенно произнесла она, почувствовав, как по всему телу пробежала волна блаженства при одной мысли о прикосновении этого красавца.

Филипп перестал созерцать ее грудь, но сам этот процесс, кажется, доставил ему явное удовольствие. Он был полон расположения, когда произнес:

– Вы в совершенной безопасности. До ужина времени более чем достаточно, чтобы продолжить общение наедине, но оставим его на потом, пока не исчезнут все ваши опасения. Будьте готовы к семи. Мы ужинаем в саду. Розали возилась с самого утра, чтобы приготовить что-нибудь из ряда вон выходящее!

Когда хозяин ушел, Нэнси в смятении долго смотрела на красного дерева дверь. Сердце у нее так колотилось, что она положила на него руку, словно пытаясь остановить. Женщина по-настоящему испугалась. Именно так он все и задумал! В душе у нее было только одно – страх. Надо бы радоваться, что он вроде не собирается к ней приставать. Нэнси понимала, что умом она против какого бы то ни было флирта, но… во рту у нее пересохло: физически ее подспудно влечет к этому мужчине, как бы она это ни отрицала! Хотелось бы, чтобы он перед ней не смог устоять, и все-таки… пусть лучше устоит! Чушь какая-то! Возьми себя в руки, укоряла себя Нэнси.

Через час они будут ужинать. Надо надеяться, что удастся уговорить хозяина отпустить ее, хотя совершенно очевидно, что ночь ей придется провести здесь. Сейчас отсюда ни на какой лодке не выбраться. А если остановить его не удастся? Об этом лучше и не думать!

Миссис Гейл постаралась видеть во всем только положительные стороны. Она не сомневалась, что сердце у молодого Клементе доброе, и решила до этого сердца достучаться. За ужином надо будет непременно рассказать Филиппу о своей жизни безо всякой утайки. Он обязательно ее поймет.

В семь часов Нэнси напряглась, ожидая хозяина. Она нервно вышагивала по комнате, словно посаженный в клетку ягуар. Молодая женщина с удовольствием потрогала уложенный на затылке пучок волос. Хорошо, что стиль прически и не чересчур строг, и не открыто соблазнителен. Густые кудри блестели, словно отполированное дерево, и мягкой шапочкой обрамляли ее голову.

Ничего слишком чувственного не было и в ее хлопчатобумажном платьице бледного оттенка. Фалды спадали до колен, наряд скромно подчеркивал контур фигуры. Из макияжа Нэнси позволила себе только неяркую розоватую губную помаду.

Тем не менее желание подчеркнуть свою стройность все же заставило женщину надеть туфли на довольно высоких каблуках. Как только она вдела в них ноги и неуверенно встала на каблуки, тотчас же поняла, что именно они-то и изменили ее облик, придав ему налет сексапильности. Теперь ходить ровным шагом можно было только покачивая бедрами. А от такой походки ткань платья плотно обтягивала ее высокие груди и колыхалась на бедрах. Обнаженные стройные ноги бередили воображение.

– Вы выглядите умопомрачительно, – довольно произнес Филипп, входя в комнату. – А какая походка!

Гостья взглянула на себя в разбитое зеркало и поморщилась. Ладно, она может весь вечер не двигаться или же ходить, как робот…

– Мне вовсе не хочется перед вами красоваться.

Мужчина расхохотался.

– Вам будет довольно трудно выглядеть дурнушкой, – с глубоким одобрением изрек он. – Да! Сегодня вы очень красивая. Слишком красивая! Мне все время придется себя сдерживать! Идем?

Нэнси скромно опустила ресницы и пошла за хозяином, споря с голосом разума, внушавшим ей, что надо снова проявить строгость. Она была польщена комплиментом и пыталась контролировать себя, чтобы женское тщеславие никак не отразилось на лице. А на самом-то деле от чувства собственного удовлетворения ей хотелось улыбаться.

Миссис Гейл подавила вздох. Как ни один другой мужчина до него, Филипп все время заставляет ее ощущать себя женщиной, чувствовать свою сексуальную привлекательность, свою красоту… Нэнси прикусила губу. Так не было даже с Питером Гейлом. Она изо всех сил пыталась вызвать в памяти такое любимое лицо супруга. Но воспоминания начисто стирались очарованием Филиппа. Он был здесь, рядом, живой и весь бурлящий жизнью. А она, сдержанная и верная, сейчас предает того, кого так любила. Предает уже тем, что ей польстили слова этого искусителя о ее красоте.

Ди Клементе протянул ей руку. Даже не подумав, что она делает, Нэнси ухватилась за нее и пошла с хозяином вниз по лестнице. Прекрасный гостиный зал, роскошные мексиканские вещи, великолепные вазы с цветами и старинные картины – все это наполнило душу женщины ощущением возвышенности обстановки и собственной элегантности. Она снова оказалась в волшебном сне, представив себя хозяйкой поместья. Как приятно мечтать! Как приятно представлять себя в роли богатой и благополучной дамы!

Через двери с жалюзи хозяин и гостья прошли на террасу. Нэнси невольно вскрикнула от удовольствия и восторга:

– Боже! Разноцветные фонари! Как они украшают сад! Чудесные гирлянды!

Филипп тепло улыбнулся, и на щеках его появились глубокие ямочки.

– Спасибо. Мы будем ужинать у воды – это мое любимое место.

– Очень романтично, – отозвалась Нэнси. Ди Клементе пожал плечами.

– Если хотите, мы бы могли поесть и в вашей комнате.

– Там почему-то слишком много пуха, – небрежно заметила гостья.

– Ну тогда, значит, у воды, – усмехнулся хозяин.

Нэнси кивнула и позволила себе положить ему на руку свою ладонь. Ну что же, ей очень-очень нравится вот так идти между мерцающими разноцветными огнями по обеим сторонам дорожки. Нравятся роскошные запахи сада, которые просто одурманивают. Но она и без Филиппа не могла бы не наслаждаться теплотой черной южной ночи и сверкающими как хрусталь звездами на темном небе. Внешние обстоятельства никак не меняют ситуации.

У Филиппа ничего не выйдет, если он рассчитывает, что может уговорить ее уехать с острова или же заманить к себе в постель. Нет, здесь он очень ошибается! Да, она будет восхищаться его садом, ужином, но останется непреклонной. Она заставит его думать так, как думает сама. И в этом не должно быть никаких сомнений. Надо добиваться своего!

– Мэтью накрыл для нас стол в саду ниже уровня террас, – объяснил Филипп, ведя гостью по извивающейся тропинке. – Здесь недалеко, вы туфель не испачкаете. Тропинка достаточно исхоженная.

– Это меня не беспокоит. Я купила обувь на распродаже. А тут просто как во сне! – признала Нэнси, восхищаясь чернильно-черным морем с серебристой лунной дорожкой до невидимого горизонта. Чуть ниже террасы она увидела какое-то мерцание. Когда они подошли поближе, оказалось, что свет шел от двух больших канделябров на столе, установленном на специальной платформе над водой. Обстановка была настолько романтической, что у Нэнси перехватило дыхание – так околдовала ее эта волшебная ночь, полная сюрпризов.

– Мне хочется, чтобы вам понравился мой сад. – Филипп сорвал красную розу и торжественно вставил ее в волосы гостьи.

– Мне здесь очень нравится, – чуть задыхаясь от волнения, произнесла Нэнси. Филипп выглядел до боли великолепно: волосы вокруг головы сверкали в свете канделябров, словно золотой нимб, загорелое лицо резко контрастировало с белой рубашкой.

И этот человек был так от нее близко, что можно коснуться рукой, обнять…

– Моя восторженность этим райским уголком ничего не меняет, – посерьезнев, продолжала Нэнси. – Я не собираюсь отказываться от своего решения. Я знаю, зачем вы все это делаете. Вы думаете, что таким способом меня уговорите. Это вам не удастся…

Филипп продолжал улыбаться. Его глаза ярко блестели.

– Это мы еще посмотрим, хорошо? – И тотчас же он с трогательной заботливостью стал помогать Нэнси спускаться по высеченным в скале ступеням к деревянной платформе.

Рядом тихо шептали морские волны, набегавшие на песок. Нэнси устроилась в роскошном кресле с богатой резьбой, в которое ее усадил Филипп. Не говоря ни слова, он наполнил хрустальные бокалы вином. От света свечей хрусталь искрился, серебряная утварь отливала неярким блеском. Но светлой скатерти лежали нежные бледно-розовые цветы, которые хозяин назвал «ожерельем любви». Гостья неторопливо выпила глоток вина. Интересно, что дальше предпримет Филипп. Нэнси усмиряла себя, стараясь не поддаться божественному очарованию южной ночи и была готова к любой неожиданности со стороны столь непредсказуемого мужчины.

– За ужином деловые разговоры вести не будем, – сказал он, словно читая мысли Нэнси. – Скверная привычка. Только портит вкус еды. Не забывайте, во мне ведь французская кровь. Я подумал, что мы с вами насладимся яствами, поболтаем о каких-нибудь пустяках, а потом займемся сутью нашего дела. Что вы на это скажете?

– Меня вполне устраивает, – небрежно ответила гостья. – Вам не стоит так беспокоиться. Я не возражаю против еды, потому что умираю с голоду. Но вы могли бы просто передать мне через дверь хлеба и воды. Результат был бы тот же, а хлопот гораздо меньше.

Филипп рассмеялся.

– Неужели? – спросил он таким тоном, словно не мог поверить, что Нэнси сумеет устоять против его чар.

– Меня, месье ди Клементе, нельзя ни уговорить, ни запугать.

В синих глазах Филиппа промелькнули лукавые огоньки.

– А я и не собираюсь вас ни уговаривать, ни запугивать.

Нэнси удивленно смотрела на собеседника. Вот уж действительно непредсказуемый тип.

– Тогда зачем же?..

– После ужина, – не дал он договорить. – Поговорим о деле после ужина.

Миссис Гейл разозлилась и нахмурилась. И вдруг почувствовала, что рядом с нею кто-то стоит. Та самая молодая женщина, которая приносила обед, сейчас ставила перед ней тарелку с морскими деликатесами.

– Спасибо, – поблагодарила гостья и тепло улыбнулась служанке. В ответ же та смерила ее ледяным взглядом. Улыбки, очевидно, сохранялись для хозяина, которого здесь явно обожали. – Что вы им про меня сказали? – в ярости спросила Нэнси, когда женщина ушла.

– Ничего! – Филипп подцепил вилкой кусок омара и смочил его в тягучем соусе. – Мне этого делать не пришлось.

– Но…

– Расскажите мне о себе. О своей жизни в Англии.

Миссис Нейл вздохнула и покрутила ножку бокала. Можно либо по-прежнему сердиться и стараться молчать, било вести светскую беседу. Совершенно очевидно, что на интересующую ее тему Филипп будет говорить только тогда, когда они кончат ужинать.

– Я живу в небольшом коттедже в деревне. А что я делаю, вы уже знаете, – просто сказала она.

– Так расскажите же мне про все подробно. Объясните, почему вы выбрали именно это место работы и что оно вам дает?

Нэнси не понравилась усмешка в голове Филиппа, и она решила его укорить.

– Не все же вроде вас рождаются с серебряной ложкой во рту. Просто у меня не было другого выбора. Специальности, на которую был бы спрос, я не имею, а в наших краях большая безработица. Мне еще повезло, что вообще нашла должность. Конечно, приходится работать в любую погоду, но к этому привыкаешь. Мне нравится общаться с людьми, особенно с одинокими. На моем участке есть одна пожилая дама…

– Дама? На вашем… на чем? – нахмурился Филипп.

– На моем участке, – удивилась вопросу Нэнси. Она отломила кусочек хлеба и положила в рот. – Писем эта дама получает мало. Приходят одни счета. И когда у меня есть для нее какие-нибудь рекламные объявления, она в безумном восторге…

– Одну минуточку! – резко оборвал гостью собеседник. Его нож для масла повис в воздухе. – Что вы имеете в виду – мало писем?

Нэнси удивилась непониманию своего визави.

– Вы сказали, что знаете, чем я занимаюсь. И даже по этому поводу ехидничали! – едко напомнила она. – Лично я ничего плохого в работе почтальона не вижу.

Казалось, что Филипп с трудом понимает, о чем идет речь.

– Почтальонша! Вы разносите почту? Я думал, вы занимаетесь чем-то другим. Я… похоже, поспешил со своим суждением о вас и ошибся, – чуть помедлив, признался он. – А что вы делали до того?

Англичанка скривилась.

– Работала во Флимуте в билетной кассе. Но жить в городе мне не нравилось.

Филипп нахмурился.

– Вы ведь ответили на объявление моего отца, да?

– Конечно! А иначе как бы я оказалась тут? Я не понимаю, что вас смущает?

– И я тоже. – Неожиданно мужчина глубоко задумался.

– В сельской глуши, где я работаю, моя служба значит гораздо больше, чем просто разнос почты, – без излишней скромности сказала Нэнси. – Я связываю людей друг с другом. Приношу новости из одного дома в другой. Я заканчиваю работу рано и поэтому порою кое-что покупаю для тех, кто прикован к дому или болеет. А кроме того, некоторые живут совсем одни. Я люблю с ними поболтать, мы вместе решаем их проблемы. Они, похоже, доверяют мне свои заботы и мысли, а я всегда рада их выслушать и помочь чем могу.

Синие глаза Филиппа сузились.

– Сколько же усилий уходит на это! Вы тратите столько времени, столько энергии и эмоций! И вы что-то получаете взамен?

– Ну конечно! – Нэнси улыбнулась. – Очень, очень много – их дружбу! На Рождество мы обмениваемся подарками. Иногда я приношу им цветы из своего сада. Иногда они мне дают полдюжины яиц, или пару морковок. Или капустную рассаду.

– Поразительно! – тихо произнес Филипп.

– Да нет, просто именно так и живут люди в отдаленных местах. Мы даем друг другу то, что имеем. Я могу отдавать им свое время, свое внимание, свою заботу. А они… они же… ну, это как в большой семье, – задумчиво сказала Нэнси. – Однако… – Гостья плотно сжала губы и сосредоточенно начала совсем некстати отделять маленькие креветки от больших.

– Однако, – быстро повторил Филипп, – вас что-то смущает?

Когда Нэнси взглянула на него, грусть на ее лице сменилась теплой улыбкой, потому что собеседника, по-видимому, ее рассказ искренне заинтересовал и растрогал. И тут женщина почувствовала, что у нее появилась надежда. Этот человек все поймет, если только удастся ему объяснить, что для нее значит – обрести свою семью. Но найти для этого нужные слова ей было очень трудно. Надо все обдумать. Филипп терпеливо ждал, словно сам знал, как нелегко бывает объясниться.

Нэнси отодвинула тарелку и глубоко вздохнула.

– Все началось еще тогда, когда я работала в паромной компании, – неуверенно начала она. – Я занималась бронированием билетов во Францию. Все время сидела в помещении. Питер… – Англичанка потянулась за бокалом, подкрепила себя вином и, ничего перед собой не видя, уставилась в темную пустоту. Питер всегда был таким добрым! Таким внимательным! Разве может ей когда-нибудь встретиться мужчина, который бы так же прекрасно к ней относился?

– Питер… – подсказал Филипп.

– Да, это мой муж. Тогда он еще был жив, – вздохнула Нэнси. – Он знал, что, работая в помещении, я чувствую себя как в клетке. Мы каждый выходной проводили за городом, вместе объездили всю округу, наслаждаясь сельскими пейзажами, и устраивали пикники, даже когда шел дождь. А когда он… умер и я потеряла работу в билетной кассе, у меня стало много свободного времени. И я получила свою нынешнюю должность. Мне надо было ездить по маршрутам, буквально изъезженным нами с мужем…

– И вы постоянно вспоминали дни, когда вместе с ним проводили выходные. И эти воспоминания причиняли огромную боль, – мягко прервал Филипп.

– Именно так! – Нэнси поразилась, что он так просто закончил ее мысль. Подняв к нему грустное лицо, она не смогла сдержать слез. Когда же сквозь их пелену увидела, что Филипп ей искренне сочувствует, губы ее сжались от отчаяния. – Я люблю свою службу, но мне тяжко совершать эти поездки по знакомым дорогам, – проговорила она. – Каждый поворот, каждая тропинка вызывает бесчисленные воспоминания. Мы тогда так хорошо изучили окрестности.

– Да, дилемма. Вам очень трудно. И сладко, и горько.

Что-то в душе Нэнси притягивало ее к Филиппу. Он способен сочувствовать, он все понимает… Между ними явно существует какая-то непередаваемая словами связь. Женщина не знала, как это назвать, она понимала только одно – ей хочется довериться этому мужчине. И тем не менее откуда ему знать, что это значит – потерять близкого человека и потому думать о нем каждый день, каждую ночь?

– Я об этом никогда раньше не говорила, – вдруг призналась Нэнси. – Я не говорю о Питере, потому что это очень больно. Понимаете, мы были так счастливы!

– Нисколько не сомневаюсь! Расскажите о муже, – осторожно попросил Филипп. – Мне хочется о нем знать, а вам, думаю, все же приятно о нем вспоминать. Это неплохая мысль, Нэнси.

– Возможно! – Гостья уставилась на креветки, а потом выложила из них букву «П». Сама удивившись, она из-под ресниц взглянула на собеседника. На его лице было явное одобрение. И в искупление вины она съела ножку у буквы «П», решив раскрыть перед сыном Жильбера ди Клементе свою душу, как задумала, не получив возможности встретиться с самим отцом.

– Расскажите, как вы познакомились, – попросил он.

– Мы с ним вместе были в одном детском доме. Вместе играли, подружились, утешали друг друга, если нас обижали. И незаметно полюбили друг друга. Поженились мы в день моего рождения, когда мне исполнилось восемнадцать. Он для меня был единственной моей семьей, Филипп. – Теперь уж наверняка этот лощеный отпрыск французских латифундистов поймет, почему она так жаждет обрести семью. Нэнси задумчиво сидела за столом, не видя перед собой ни хрусталя, ни серебра.

Ладонь Филиппа легла на ее руку, согревая своим теплом.

– Как он умер?

С тех пор, как это случилось, прошло столько времени, но и сейчас в памяти, как в зеркале, все отразилось так явственно. Происшедшее выглядит черным, жестоким, холодным и несправедливым, как тот ужасный день, когда она сидела у себя дома и молча смотрела на полицейскую даму и на обезумевшего начальника Питера.

Нэнси разрыдалась. Ладонь Филиппа плотнее сжала ей руку, нежно поглаживая ее кончиками пальцев.

– Ничего, ничего, – сочувственно проговорил он. – Лучше не плачьте, а выговоритесь. Думаю, это поможет. Все излечит время.

Нэнси молча кивнула и через минуту-другую почувствовала, что может снова говорить.

– Это случилось у него на работе, – уняв рыдания, прошептала она. – Он работал в электрокомпании, и произошла авария…

Филипп замер. Его загар словно посветлел, на печальном лице резко выделялись темно-синие глаза.

– Это было ужасно… такое потрясение, – продолжала Нэнси. – Понимаете, я этого не могу забыть. И… – Она прикусила губу. – Господи, во что превратилось его тело – все скрючилось, сжалось…

– Бедная Нэнси! – хрипло произнес Филипп. – Мне вас очень жаль.

– Я его любила, – всхлипнула женщина. – Я и сейчас его люблю!

– Понимаю. Я все понимаю! – Филипп почти задыхался.

– Как вам это понять? – прошептала Нэнси. – Никому этого не понять. Никто не знает, что это такое…

– Я знаю, – твердо произнес мужчина. – Я испытал нечто похожее. Когда сгорел мой дом.

Женщина медленно подняла голову. Сквозь пелену слез она увидела на лице Филиппа отпечаток большого горя, заметила пустоту в его глазах и поняла, что он тоже пережил трагедию, не меньшую, чем она. Это их и объединяло. Нэнси ощущала это так же сильно, как если бы их связывала любовь, сближая души.