Текст книги "Под капли дождя и слёз"

Автор книги: Кэтрин Спэнсер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Вскоре за дверью послышался голос Джейка, как назойливое напоминание о том, что в данный момент она не являлась хозяйкой своей судьбы.

– Салли, что так долго? – Он старался говорить громче, чтобы его можно было расслышать из-за шума работающего гидромассажного устройства. – Пора обратно в постель.

– Убирайся, – прокричала она. – Выйду, когда закончу, и ни минутой раньше.

Но, словно сговорившись с ним, таймер коротко пискнул, и струи стихли. Признав, что, по крайней мере, на этот раз он одержал победу, она страдальчески выдохнула.

– Ну, хорошо! Ты выиграл этот раунд.

Как можно быстрее, Салли выкарабкалась из ванны, вытерлась и оделась.

– Я почти готова, – сказала она, расчесывая волосы. – Если бы ты не был таким нетерпеливым, и дал мне еще, хотя бы, одну минуту, я бы легла, и тебе не к чему было бы придраться.

Тишина, с которой были встречены ее слова, показалась ей зловещей. Она сразу поняла, в чем дело, как только вышла из ванной. Ее появления ожидал не только Джейк. Там же присутствовали ее мама и сестра, и возмущение на лице последней говорило о том, что она сделала неправильные выводы о происходящем.

Ее взгляд, не упуская ни одной детали, пробежал по одеянию Салли, мятой постели, свитеру Джейка, валявшемуся на полу рядом с креслом, и, наконец, остановился на самом Джейке.

– Ты провел здесь всю ночь?

– Не в том смысле, в каком ты подумала, – прохладно ответил он.

– И в каком же смысле я подумала, можно поинтересоваться?

– Будто мы с твоей сестрой только что выбрались из постели после любовных утех.

Маргарет не ожидала получить такой прямой ответ, и Салли не смогла сдержать смех, глядя на выражение ее лица. Это было все равно, что бросить зажженную спичку в канистру с бензином.

Маргарет в гневе набросилась на нее.

– Смеешься? Еще наплачешься, когда слухи о твоей последней выходке дойдут до определенных кругов! Я не стала говорить Тому за завтраком, но сейчас он уже, наверняка, сам узнал. И если ты думаешь, что это не отразится на твоей…

Ее прервала их мать.

– Маргарет, ради бога, сейчас не время устраивать скандал из-за таких пустяков, есть вещи поважнее. Я искрение благодарна Джейку. Любому понятно, что кому-то нужно было присмотреть за Салли ночью. Никто из нас не знал, что с ней случилась беда, и хорошо, что Джейк взял все на себя. – Она с любовью погладила Салли. – Прости меня, дорогая, я ничего не знала, пока не прочитала утреннюю газету.

– Я попала в газеты?

– О, ты сильно преуспела в этом, – взорвалась Маргарет и стала размахивать выпуском «Истридж дейли ньюс» у нее перед носом. – Тебе мало того, что на прошлой неделе ты красовалась на первых страницах главной героиней в истории со смертью дочери одной из самых уважаемых семей нашего города. Нет, на этой неделе ты опять вляпалась, теперь вместе с ее мужем, подумать только – надо же было напомнить всем, как ты любишь сенсации. Своим, выходящим за все рамки, поведением ты снова унизила всех нас. Не знаю, как остальные, а с меня хватит. Не жди, я больше не буду защищать тебя, Салли Уинслоу. На этот раз сама выбирайся.

– Именно это мне сейчас и требуется… чтобы меня оставили в покое.

– Замечательно, я поняла твой намек!

Маргарет величественно удалилась, на прощанье громко хлопнув дверью.

Мать, однако, осталась стоять на месте.

– Салли, ты можешь поправляться в главном доме, а если не хочешь, я пришлю сюда Эдит ухаживать за тобой. Я, ни в коем случае, не оставлю тебя одну, пока не увижу, что тебе стало лучше и ты сама в состоянии о себе позаботиться.

– Хорошо, что вы так отнеслись к этому, миссис Уинслоу, – сказал Джейк, поднимая с пола свитер. – Нужно, чтобы кто-нибудь щелкал хлыстом рядом с вашей дочерью. Медики в больнице настроены очень категорично, они считают, что ей требуется круглосуточный уход, но вы же знаете, какая она неуправляемая.

– Еще бы! – Миссис Уинслоу закатила глаза. – Сколько историй я могла бы тебе порассказать… никакого времени не хватит. Я вижу, тебе надо идти?

Надо? Скорее, безумно хочется улизнуть, судя по тому, как он пятился к двери.

– Меня ждут кое-какие дела, – признался он.

– Да, конечно. Твое возвращение домой было ужасным, Джейк. Но спасибо тебе за все. Мы так тебе благодарны. Правда, Салли?

– Да, – кротко ответила она, готовая согласиться с чем угодно, только бы ее перестали терзать.

В голову опять вступило, и ей хотелось поскорее вернуться в постель.

– Тогда я вас оставляю. – Он улыбнулся совсем как в далеком прошлом, и она почувствовала слабость в коленях. – Постарайся вести себя хорошо, ладно?

– Какой хороший парень, – отметила ее мать после того, как дверь с глухим стуком закрылась. Она расправила постельное белье и уложила Салли под одеяло. – Когда поправишься, расскажешь мне, как вы оказались прошлой ночью вместе, именно в том отвратительном ресторанчике, дорогая моя дочь. – Маргарет говорит дело, – посещение таких мест портит твое доброе имя.

– Да, мам. Естественно, вы правы. Больше этого не повторится.

Не в состоянии выслушивать одну лекцию за другой, Салли закрыла глаза и, удивительно быстро расслабившись, погрузилась в мир снов, где по небу плыли облака, и стояла глубокая упоительная тишина.

В течение последующих нескольких часов, она несколько раз слышала, как Эдит подходила к ней. Один раз она даже осознала, что экономка дала ей таблетку, и она проглотила ее, запив прохладной жидкостью. Большую же часть времени, она проспала долгим исцеляющим сном.

Салли была не единственная, кто подвергся критике. Не успел Джейк войти в дом, как к нему ворвалась Колетт Бертон и подняла такой шум, что ее могла слышать половина соседей.

– Откуда такое неуважение? – кричала она, посреди роскошно обставленного фойе, размахивая перед его лицом утренней газетой. – Моя дочь обожала тебя, Джейк. Ты был смыслом ее жизни. Если бы она узнала, что спустя всего лишь одну неделю, после ее смерти, тебя поймают с другой, это разбило бы ей сердце! – Она разразилась громкими рыданиями. – И не с кем-нибудь, а с этой женщиной! Ты хотя бы о своей репутации подумал!

Джейк, не желая причинять ей боль, мягко сказал:

– Люди склонны неправильно истолковывать то, что видят, Колетт. Вчера у нас с Салли Уинслоу был исключительно деловой разговор.

– В забегаловке самого низкого пошиба? – с издевкой, фыркнула она, и он не мог не согласиться с ней, объяснение действительно звучало неубедительно. – Ты что, меня за дуру держишь?

Он пожал плечами.

– Как хочешь, можешь мне не верить, тут я ничего не могу поделать.

– Ты мог, хотя бы, попытаться вести себя достойно, ведь ты только что овдовел. С тех пор, как ты вернулся, твое поведение вызывает недоумение, Джейк. Ты безразличен ко всему до откровенной жестокости. На похоронах не проронил ни слезинки, наплевал на мою просьбу и привел Салли Уинслоу прямо к нам в дом. – Она опять махнула газетой, и пристально посмотрела на него своими запавшими глазами. – А теперь, спустя лишь три дня, ты преподносишь нам такое! Что нам остается думать?

– Что ситуация может быть намного глубже, чем вам кажется.

Ее слезы резко высохли, а по лицу пробежала тень тревоги.

– Что ты имеешь в виду? Что ты затеваешь?

– Я ищу мира для своей души.

– За счет моей дочери? Я с тебя шкуру спущу!

– Колетт, не провоцируй меня и не смей мне угрожать.

Она накинула на лицо маску добродетели.

– Разве я угрожаю? Джейк, я хочу тебе помочь.

– Лучше позаботься о себе, – ответил он. – Каждый из нас воспринимает эту трагедию по-своему. Смирись с тем, что у меня может быть собственное мнение.

– Нам нужно поддерживать друг друга в это трудное время, а не оставаться каждому со своим горем один на один. Может быть, я могу чем-нибудь помочь?

– Да, – сказал он. – Почему ты сочла нужным, вынести отсюда личные вещи Пенелопы, а не оставила их мне? И еще объясни, почему следователю дали указание прислать результаты вскрытия непосредственно Флетчер, а не мне?

– Как «почему»? Мы щадили твои чувства. За последние полгода тебе пришлось столько всего пережить, Джейк. Нам казалось, что не стоило оставлять все эти печальные напоминания. Мы хотели снять с твоих плеч как можно больше груза. В смерти Пенелопы нет никаких тайн, поэтому, зачем было беспокоить тебя неприятными подробностями следственного отчета? А что до ее личных вещей, то это не мужское занятие – перебирать женские тряпки и думать, что с ними делать. Если ты думаешь о ее драгоценностях…

– Нет, – перебил он, – мне не нужны ни они, ни ее вещи. Я пытаюсь сказать по возможности более тактично, что вы все время вмешиваетесь не в свое дело.

– Пенелопа была нашей дочерью!

– Да, но, как ты все время напоминаешь мне, она была и моей женой.

– Очень жаль, что ты понял это таким образом, Джейк. Я думала, что мы одна семья и поэтому, можем пользоваться определенными правами. Очевидно, я ошибалась. Впредь постараюсь не беспокоить тебя.

Колетт резко открыла дверь.

Он знал, что по сценарию теперь. Он должен не дать ей уйти, попросить прощения, сказать, что она навсегда останется важной частью его жизни, и в доказательство разрешить ей свободно пользоваться его домом. Так всегда вел себя Флетчер. В этот раз она не на того напала.

– Жаль, конечно, но, видимо, это неизбежно, – сказал он и посторонился, чтобы никак не помешать ей уйти. – До свидания, Колетт. Если мне понадобится что-нибудь обсудить, я свяжусь с вами. Передавай привет Флетчеру.

Она решила, что расхохотаться ему сейчас в лицо будет ниже, ее достоинства. Вместо этого она выпалила.

– Ты пожалеешь, что позволил себе так со мной обращаться, Джейк. И ты, и Салли Уинслоу – вы оба, пожалеете! Ты слишком мало бывал дома в последние годы и стал забывать, какое влияние я имею в нашем городе. Ты узнаешь, как дорого обходится попирание устоев. Все двери, прежде широко открытые перед тобой, будут захлопываться прямо перед твоим носом. Ты станешь таким же изгоем, как и твоя жалкая шлюшка!

Не желая оказаться втянутым в обмен плевками, он поклонился на прощание и закрыл за ней дверь. Он мог бы в ответ вылить на нее ушат грязи, который обнаружил. Явственно вырисовывалось, что единственной шлюхой в этой истории была та, на которой он был женат.

Разумеется, своей прямотой он навлек на Салли еще больше неприятностей, которых ей и без того хватало. Необходимо предупредить ее. Но не сейчас. Пусть сначала поправится. И конечно, сначала он выведает все, что она от него утаивает.

Видит Бог, посадить истребитель на борт авианосца было детской забавой по сравнению с игрой на минном поле, ожидавшей его дома.

Глава пятая

Джейк переждал четыре дня и под покровом темноты, чтобы избежать дальнейшего развития скандала, снова отправился в коттедж Уинслоу. Одноэтажный домик, построенный на рубеже веков, как и сам особняк, стоял в сорока футах от дороги, откуда был хорошо виден. Он решил не проезжать через главные ворота и не ставить машину у входа, чтобы не привлекать лишнего внимания.

Джейк оставил машину на дороге, прошел через боковую калитку в стене, ограждающей пять акров частной собственности, и подошел к коттеджу. Слева, из окна гостиной, в сад лился слабый свет. Джейк сошел с тропинки, ведущей к крыльцу, и заглянул внутрь, под, не опущенные донизу, шторы.

Блики пламени в камине, и маленькая настольная лампа в углу, освещали Салли, устроившуюся в кресле у огня. Она сидела, подтянув колени к подбородку. На ней были темно-зеленое домашнее платье и белые пушистые тапочки, и, несмотря на то, что ее лицо закрывали волосы, он почувствовал ее подавленное состояние.

Джейк поднялся по ступенькам и дернул шнур старомодного колокольчика, висевшего рядом с дверью.

Когда она открыла дверь, он, первым делом, протянул ей большой бумажный пакет и сказал:

– Прежде чем выставить меня вон, принюхайся к этим запахам. Это из японского ресторана на Бич-стрит, рекомендуется против зимнего уныния.

Она послушно повела носом и бросила на него взгляд из-под ресниц.

– А сакэ ты, случайно, не прихватил?

– Разумеется.

Не говоря ни слова, она приняла у него пакет, жестом пригласила войти и ушла на кухню.

Он повесил свою куртку на латунный крючок, снял ботинки и прошел следом за ней.

– Не ожидал, что ты так просто капитулируешь.

– Сейчас не приходится быть разборчивой в компаниях. У меня дефицит друзей.

– Если я правильно понимаю, у тебя произошла еще одна стычка с сестрой?

– И с сестрой, и с зятем – с обоими! – ответила она и принялась распаковывать многочисленные коробочки с едой. – Вот это да! Рис, соусы и якатори из цыпленка, да еще темпура из креветок! Объедение!

Усмехнувшись, он сказал:

– Как я вижу, ты с обеда ничего не ела.

Она сморщила нос.

– Мне не то чтобы не хочется, просто я говяжий бульон уже видеть не могу. Остатки я вылила в раковину.

– Ах ты неблагодарная! – проворчал Джейк, распечатывая бутылку с рисовой водкой. – Я не сомневался, что у тебя найдется японский сервиз для этих блюд…

– Разумеется. – Из глубины буфета Салли достала глиняную бутыль и две маленькие чашки, украшенные грациозными белыми фигурами журавлей в полете. – На этой кухне найдется все что угодно, на все случаи жизни. Прикати сюда чайный столик. Мы сервируем его и пойдем в гостиную ужинать у камина.

Говоря это, она повернулась к нему, и, при ярком свете на кухне, он увидел, что отек на лице спал, но синяки все еще оставались багровыми.

– Надеюсь, что тебя это обрадует. Тот парень, который напал на тебя, уже за решеткой, и, видимо, надолго, – сказал он, выкатывая столик из столовой на кухню. Пока она разогревала водку, он поставил на него тарелки с угощениями. – Его даже под залог не отпустили – он и раньше привлекался за нанесение телесных повреждений. На этот раз ему придется ответить за все.

– Возможно, это меня утешит, когда я решу, что же делать дальше.

Его неприятно поразило, с какой безнадежностью она это произнесла.

– Только не говори, что ты опять собираешься уехать.

Она изящно повела плечом.

– Я не это имела в виду, но, раз уж ты сам так сказал, почему бы и нет? Похоже, что все мои благие намерения, проходят впустую. Как я ни стараюсь всем угодить, вместо этого получаются одни неприятности. Что меня здесь держит?

– Здесь есть я, – вырвалось у него, и он почувствовал неуместность этого признания.

– У тебя своих забот хватает.

– Для старых друзей всегда можно найти время.

Ее лицо снова погрустнело. Если бы она позволила, он бы протянул руку и по-братски обнял ее за плечи, чувствуя себя ответственным не только за свои действия, но и за ее спокойствие. Но она отодвинулась от него, чтобы перелить разогретое сакэ в бутыль. Это было мудрым решением с ее стороны. Дотронуться до нее под каким-либо предлогом, было, все равно, что играть в футбол бомбой, и у него хватило ума понять это.

– Неужели? – Она выстрелила в него своими невероятно зелеными глазами, которые никогда не умели прятать самые сокровенные переживания. – Именно поэтому тебя уже четыре дня не видно и не слышно?

– Салли, это не потому, что я забыл про тебя, – сказал он, горя желанием взять ее за подбородок, и провести пальцем по любимым, печально изогнутым губам. – Я решил, что лучше подождать, пока утихнет шум, прежде чем я дам какой-нибудь новый повод.

– Он еще долго не утихнет, Джейк, – тихо вздохнула она. – У людей в нашем городе длинная память, они не прощают так быстро. Еще сколько лет назад, мне приклеили ярлык, что я трудный подросток, нарушаю условности общества, в котором мне пришлось родиться. События последних двух недель, только укрепили всех во мнении, что, хоть я и повзрослела, ничего путного из меня не вышло.

– Значит, ты собираешься сбежать?

Она поморщилась от язвительности, которую он постарался вложить в свои слова.

– Называй это так, если тебе нравится.

– Салли, мне это не нравится!

– А что еще мне остается делать? Предстать перед судом и позволить этим ханжам закидать меня гнилыми помидорами в наказание за мои грехи, действительные и воображаемые?

– Нет, – сказал он, стараясь утихомирить водоворот непозволительных чувств, растущий внутри него. – Докажи всем, что они не правы. Перестань заискивать в поисках одобрения и начни требовать к себе уважения.

– Это сложно.

– Никто и не говорит, что это просто. Перестроиться на борьбу в новом направлении требует некоторых усилий. Уж я-то знаю.

Она прошла к двери кухни и кивнула в сторону его ноги.

– Такой ценой тебе пришлось заплатить за военную карьеру?

– Да. Я больше не смогу летать, – признал он и, пытаясь не задеть ее, покатил чайный столик в прихожую, а оттуда в гостиную, – зато с такими способностями я могу стать прекрасным дворецким.

Она рассмеялась в первый раз с того момента, как они снова повстречались. На него нахлынула волна воспоминаний. Раньше они много смеялись вместе, иногда просто от какой-то сиюминутной радости, иногда совсем тихо, как смеются наедине влюбленные, когда их могут услышать только звезды.

– Ну что ты дурачишься, Джейк? Корни наших семейств вросли в рафинированную почву Кресента так же прочно, как фундаменты особняков. Они не производят прислугу, они ее нанимают.

– Времена меняются, Салли, и нам приходится меняться с ними.

– Но не до такой же степени! Твой отец уже шесть раз избирался мэром, а у мамы есть собственный благотворительный фонд. – Она задумчиво смотрела, как он подкладывает в огонь дрова. – А теперь и ты, герой войны, вернулся из Персидского залива. Я не представляю себе, как ты вновь вольешься в обыденную жизнь после того накала страстей, в котором ты так долго находился.

Он поставил совсем рядом с ее креслом еще одно, чтобы им было удобно за столиком, и разлил сакэ.

– Не совсем так. Если война – это накал страстей, то этого накала мне хватит до конца моих дней. Я устал от насилия. – Он бросил еще один взгляд на ее синяки. – Я не могу больше видеть невинные жертвы человеческой жестокости.

Пропустив мимо ушей, намек на нее саму, Салли сказала:

– Ты опустошен, Джейк, и это неудивительно. Наверное, тебе нужно время, чтобы отдохнуть. Ты ведь можешь себе это позволить.

Он вытянул ногу и похлопал себя по бедру.

– Это ненадолго, а с деньгами и вовсе проблем нет. Одной моей пенсии более чем достаточно, к тому же, когда мне было двадцать, я сделал вложения с наследства, которое тогда получил. Но я не могу сидеть без дела. Как только поправлюсь, я займусь чем-нибудь новым.

Она обмакнула креветку в соус.

– И что это будет? Политика? Законотворчество? Финансы?

– Ну-ну. – Он покачал головой. – Мне нужно что-нибудь более практическое, более связанное с жизнью, чем те предприятия, в которые постоянно ввязывается моя семья.

Ее брови взметнулись вверх от удивления.

– Ты хочешь нарушить традиции? Боже, тебя ждет та же участь, что и меня!

– Мне все равно. – Он удивился, что его мысли потекли так плавно, а смутные идеи, зревшие в каких-то тайных уголка его мозга в течение нескольких дней, вдруг приобрели четкие очертания и направление. – Я хочу строить, а не разрушать. Создавать прибыльные рабочие места для людей, готовых честно трудиться и неплохо зарабатывать. Хочу, чтобы меня запомнили как человека, который кое-что сделал для простых людей, а не как одного из богатеев, живущих на высоком холме, и не имеющих ни малейшего понятия о жизни других. – Он усмехнулся с иронией. – Смейся, не стесняйся.

– Мне не смешно, – ответила она. – Твои слова задели меня за живое. Меня точно так же мучают угрызения совести. Я всегда все воспринимала как должное. Никогда не задавалась вопросом, откуда возьмется следующая тарелка с едой, а ночью, над головой, всегда была крыша. На Карибах я работала среди людей, не имевших тех возможностей, к которым я привыкла с детства, и от этого получала еще большее удовольствие.

– А преподавание в Академии тебе не приносит такого удовлетворения?

Она скорчила гримасу.

– А, до тебя еще слухи не дошли. Меня освободили от обязанностей. Вчера Том заезжал и лично сообщил мне об этом. Совет правления не устраивает, что я приношу школе дурную славу.

– Извини, Салли. Это я во всем виноват. Если бы я не потащил тебя в закусочную Гарлана…

Она отмахнулась от его извинений.

– Я бы нашла другой способ устроить им неприятности. Я все равно не вписываюсь в их стереотипы.

– Возможно, но нельзя же из-за этого бежать из города. Здесь есть другие школы, где тоже требуются учителя.

– Не надо мне никакой другой школы, мне и Академия не, была, нужна. Преподавание – не мое призвание. Мне пришлось этим заниматься на Санта-Лючии, потому что это было единственное, что я могла там предложить. Но я не настолько этим увлечена, чтобы продолжать это дело и здесь.

– Значит, работа учителя тебя не воодушевляет. Что же тогда?

Она выбрала шпажку с кусочками цыпленка и в задумчивости рассматривала ее.

– Я хочу помогать неудачливым людям, – наконец произнесла она. – Защищать право быть другими тех, кто не укладывается в общепринятые шаблоны или не может постоять за себя.

– Очень благородные помыслы, Салли.

– Не более, чем твои.

– Да, мы с тобой всегда существовали на одной волне.

Повисла напряженная осязаемая тишина, как будто неведомая сила проникла в комнату и парализовала все вокруг.

– Нет, ты ошибаешься, – сказала она, нарушая молчание. – Так было не всегда.

– Если ты имеешь в виду то лето, когда ты уехала в Париж… мы никогда не говорили об этом, и я часто…

– Нет смысла ворошить такое далекое прошлое.

Близкая, сердечная женщина, с которой он только что делился своими замыслами, в мгновение ока, превратилась в незнакомку. Все началось снова.

– Тогда, может быть, мы проясним кое-какие вопросы из недавнего прошлого, в частности события одной ночи? – холодно предложил он.

Ее глаза стали непроницаемыми, как лесная чаща.

– Лично мне непонятно только то, как ты мог бросить меня одну в том свинарнике, который почему-то назывался закусочной.

– Сам не знаю, – ответил он, – и все время проклинаю себя за это.

– Ближе к делу, Джейк. Где ты был? Куда пропал?

– Возле уборной я нашел восемнадцатилетнего мальчика, пьяного вдрызг, и отвез его домой. Я думал, что вернусь очень быстро. Дело в том, что в машине он отключился, и его мать подумала, что это я напоил его. Пока мы разобрались, и я помог отвести его наверх и уложить в постель, прошло пятнадцать минут вместо пяти. Если бы я знал, что с тобой…

– Откуда ты мог знать, – мягко перебила она его. – Ты правильно сделал, что помог этому мальчику. Конечно, я тебя прощаю.

– Только сам я не могу себя простить, и не знаю, смогу ли когда-нибудь. Я готов был убить этого мерзавца, когда увидел, что он с тобой делает. Если бы полиция не подоспела вовремя, так бы и случилось. – Он поставил тарелку обратно на столик. Отвратительное настроение, не покидавшее его последние дни, снова вернулось к нему и убило аппетит. – Все мои рассуждения о том, как я презираю насилие, ничего не значат, когда наступает решительный момент. Я становлюсь сущим дикарем, если речь идет о защите женщины, которую я…

Что? Которую я люблю? Он действительно чуть не произнес это? Совсем с ума сошел! Он много лет не влюблялся ни в одну из женщин.

В изумлении он поднял на Салли глаза, ожидая увидеть на ее лице насмешку, а вместо нее обнаружил такую незащищенность и уязвимость, что пришлось напрячься, чтобы не припасть к ней и не сжать ее в своих объятьях.

Она поняла, что выдала свои чувства, и залилась густой краской. Но что-либо исправлять было поздно. Время не в силах изменить некоторые вещи, и такое глубокое, инстинктивное знание друг друга, было одной из них.

Не было необходимости заканчивать предложение, она и так все поняла. В результате неопределенной, ситуация оставалась только для него, он искрение не понимал, почему она восприняла его полупризнание так болезненно.

– О чем я говорил? – начал он, спотыкаясь о слова.

А она, придя в себя быстрее, отрезала.

– Что в тот момент в тебе возобладал инстинкт сильного пола защищать тех, кто слабее.

– Да, что-то вроде того, – сказал он и решил, что пора менять тему. – Вчера я опять ездил в ту закусочную. Она сейчас закрыта за нарушения закона о продаже алкогольных напитков, но я нашел хозяина и показал ему фотографию Пенелопы. Пришлось немного потратиться, и, в конце концов, он сознался, что Пенелопа часто бывала в том месте в течение многих месяцев – до того, как ты приехала в город.

Салли уставилась в свою миску с рисом, как будто боялась, что она может прыгнуть на нее и укусить.

– Не может быть!

– Да уж. – Он пристально посмотрел на нее, но теперь она уже не пыталась скрывать то, что думает, и он решил идти до конца. – Он рассказал такие подробности… даже назвал ее маленькой сексапильной сучкой. Должен признать, термин не из моего словарного запаса, но, согласись, картину рисует впечатляющую.

– Да, – согласилась она таким же тусклым и безжизненным голосом, как унылый зимний пейзаж за окном. – Похоже, что так.

– Ты удивляешь меня, Салли, – мягко сказал он. – Я думал, ты начнешь опровергать все, доказывать, что это голословные утверждения. Напрашивается вопрос: почему? Что еще, кроме этого, тебе известно?

Это дало результаты, которых он добивался.

В нервном возбуждении она почти кинула миску с рисом на столик, вскочила с кресла, быстро прошла между мебелью к окну и осталась стоять там.

– Что еще может быть мне известно? – сказала она. – Пенелопа не откровенничала со мной.

– Вы были неразлучными подругами. Ты знала ее лучше, чем кто-либо другой.

– Это было раньше.

– А что между вами произошло?

Она плотно сжала губы, словно жалея, что вела себя слишком опрометчиво, и медленно подбирала слова.

– Просто я уехала. Мы больше не поддерживали контакта, поэтому я не могла знать, какие места она посещает. Мы только один раз собрались вместе обменяться новостями, и ты сам знаешь, чем это закончилось. Из-за моей глупости ты потерял жену.

– Что? – Он встал и подошел к ней. – Ты действительно считаешь себя виноватой в смерти моей жены?

Она отшатнулась от него, как пугливый ягненок.

– А кто еще виноват? Я сидела за рулем.

– Ты сидела за рулем ее машины, а это меняет дело. Может, объяснишь, почему так получилось?

– Нет, – упрямо сказала она.

– Тогда я объясню. Она напилась, и за руль села ты. Ей это не понравилось. Тебе, наверное, пришлось силой отнять у нее ключи. Салли, так дело было?

Она ничего не ответила, все было ясно без слов. Кровь отхлынула от ее лица, и синяки стали еще темнее.

– Ты с трудом усадила ее на переднее сиденье, – продолжал он, – и либо ты не заметила, что она не пристегнулась, либо она наотрез отказалась застегнуть ремень. Поэтому, когда вы врезались в столб, ты сама осталась цела, а она вылетела из машины и разбилась насмерть.

Наконец, ключ был подобран, и ее прорвало, она говорила и говорила без остановки.

– Она не хотела уходить из бара, – начала Салли дрожащим голосом, как маленький ребенок, старающийся отогнать ночной кошмар. – Это было ужасно… отвратительно! Что она там творила! Ползала на четвереньках и орала дурным голосом такие вещи! Она превратилась в животное. Я не узнавала ее. Мне было так стыдно. Когда я все-таки умудрилась вытащить ее оттуда, она выронила сумочку, и я достала из нее ключи. Мы чуть не подрались, когда я усаживала ее в машину. Она потеряла всякий контроль, пыталась выдернуть ключи из зажигания, отнимала у меня руль. Машину занесло, завизжали тормоза… и я не сумела… не сумела…

– Я понимаю, – сказал он, ненавидя себя за то, что заставил ее снова переживать это. Он никак не мог успокоиться, и оставить все как было. – Знаешь, сколько раз я проходил то же самое? Со счета сбился.

– Да, но с тобой она всегда оставалась жива.

– Салли, это был несчастный случай, она сама его спровоцировала. Если бы ты позволила ей самой вести машину, погибли бы вы обе. Этого я бы не пережил.

– Надо было сразу ее остановить, не давать ей так напиваться. Ты должен ненавидеть меня за это.

Не задумываясь о последствиях, он подошел ближе и протянул руку к ее волосам. Этот невинный жест, которым он хотел лишь успокоить Салли, смягчить ее боль, вызвал стихийную вспышку. Пряди ее волос, словно мягкий шелк, заскользили между его пальцами, и, в следующий момент, его руки принялись ласкать ее лицо.

Всё ограничения, натянутость, осторожность, существовавшие между ними, рассыпались пеплом от одного толчка озарения, настолько острого, что по телу Салли пробежала судорога. Она подняла руки, чтобы оттолкнуть его, но вместо этого прижалась к его груди, закрыв глаза.

Они оба уже были не властны над собой. Их губы слились в едином порыве, как будто прошлое никогда не стояло между ними. Дамба рухнула, и запретное желание хлынуло мощной струей. Одно мгновение, они задержались на расстоянии руки друг от друга, а в следующее, она уже была сжата в объятьях, и он неистово осыпал ее короткими поцелуями. С его губ тихим шепотом, сами собой, срывались слова:

– Разве я могу ненавидеть тебя? Ты была моей первой любовью… ты самое лучшее, что у меня есть.

– Перестань, – взмолилась она. – Тебе нельзя это говорить! Ты только что похоронил жену.

– Я знаю… знаю.

И он, не останавливаясь, целовал ее, скользил по ее губам, шее. И у нее не было сил сопротивляться. Она плакала, не переставая. До чего прекрасна она была в этот момент! Так прекрасна, что у него перехватывало дыхание.

– Завтра ты будешь ненавидеть нас обоих, – шептала она, из-под опущенных ресниц катились слезы. – Тебя будет мучить совесть…

– Гораздо больше меня мучает то, что произошло с тобой в понедельник.

– Ты не виноват.

– Я очень виноват. – Большим пальцем он вытер слезы на ее лице и поцеловал их соленые следы на ее щеках. – Мне так хотелось начать с тобой все снова. Лечь рядом, держать тебя в своих объятьях всю ночь. Оберегать тебя и не позволить тебе уйти.

– Это оттого, что ты оскорблен Пенелопой, рыдала она. – Тебе трудно признать, что она предала тебя, поэтому ты все это говоришь. Тебе сейчас нужен хоть кто-нибудь, а я оказалась под рукой.

Если бы это было на самом деле так, все было бы проще. Ему надоело притворяться убитым горем. Он устал изображать счастливый брак, который давным-давно изжил себя.

– Не кто-нибудь, Салли, – сказал он, сжимая ее своими руками. – Мне нужна только ты. Когда ты рядом, я начинаю верить в завтрашний день. Ты возвращаешь мне интерес к жизни.

Чувствуя, что тает от его слов, она хотела возразить, но его поцелуй прервал ее.

Кто знает, что было бы дальше, если бы их внезапно не ослепила яркая вспышка света за окном, отчетливо высветившая их на месте преступления.

– Какого черта…

Он загородил ее собой, понимая, что, хотя и в состоянии защитить Салли от физического посягательства сейчас, он ничего не сможет сделать, чтобы спасти ее репутацию позже. Тот, кто подкрался к дому и застал их врасплох, вряд ли сохранит увиденное в тайне.