Текст книги "Запретный плод сладок"

Автор книги: Кэтрин Спэнсер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Глава девятая

– Нет, ты не понимаешь! Разве дело в том, кого я люблю больше или кому я верю? – пыталась объяснить она. – Речь идет о пожилом мужчине, моем отце, который может умереть. Если бы это была твоя мать, я бы не попросила тебя выбирать и не выдвигала тебе требований, а была бы рядом с тобой.

– Я не предлагаю тебе отказаться от него, Оливия. Все, что я прошу, – это чтобы ты подождала и получила реальные сведения от его врачей, прежде чем прерывать свой отдых.

– Значит, ты думаешь, он врет? – Она с трудом произнесла это слово. – Признайся. Думаешь, он пытается сорвать наш отдых?

– Думаю, он способен на это.

– Возможно, ты и прав. Он может манипулировать мной, когда захочет… что уж тут скрывать.

– Ты признала толику моей правды! Это прорыв века! – Грант горько усмехнулся.

– И все же единственный способ убедиться в этом – поехать домой и увидеть самой. – Оливия умоляюще протянула к нему руки. – Отпусти меня, Грант, на несколько дней, я успокоюсь и вернусь к тебе. Как только я пойму, что с отцом все в порядке…

– Нет, – решительно отрезал он. – Если ты сейчас уедешь, забудь о возвращении. Я уже однажды позволил ему разрушить наш брак, и будь я проклят, если примирюсь с таким вмешательством снова.

Она вздохнула.

– А разве мы женаты?

– Пока нет, – сказал он. – Мне нужно убедиться, что ты готова оторваться от папеньки и Спрингдейла, готова поверить в мой опыт и любовь. Только тогда мы можем пожениться.

– Нет! – вскричала она. – Я не слепая и не наивная маленькая дурочка, которую ты знал, и не позволю тебе вертеть мной и выискивать мои промахи. Или я все-таки не из того теста сделана, чтобы быть достойной супругой всемогущего доктора Медисона?

– Значит, я был прав? Один звонок домой – и с таким трудом налаженные отношения рухнули, не успев окрепнуть. Зачем ты это делаешь?

– Ты не понимаешь одного, – Оливия уже шла напролом, – доверие рождает доверие, партнеры должны верить друг в друга, но ты не готов к этому, Грант. Я отдала тебе всю себя, свое сердце, свою любовь – и что же? – Из ее глаз брызнули слезы, утопившие ярость.

– Проблема в тебе, Оливия, – резко сказал Грант. – Ты всегда готова отдавать, но когда не добиваешься своего то забираешь все обратно.

Ее лицо окаменело, превратившись в маску.

– Тогда больше не о чем говорить. Я собираюсь и заказываю машину до ближайшего аэропорта.

– Ночью, по незнакомой дороге, одна? – Внезапно он почувствовал усталость от этой кутерьмы. – Даже не думай, что я тебя отпущу. Утром сам отвезу тебя в Калгари.

– И что ты предлагаешь делать в оставшееся время? – холодно спросила Оливия. – Провести ночь в одной кровати? Спасибо, но я – пас. В любом случае, завтрашним утром я хочу попасть на первый же рейс на восток.

– Что ж, прекрасно! – он поднял руки. – Как скажете, госпожа. Все, будет по-вашему, а я пока соберу свои вещи. Мы можем быть в дороге через двадцать минут и в Калгари в пределах трех часов.

– Я высоко ценю предложение, но тебе то зачем уезжать? – тихо проговорила она, бросая одежду в свой чемодан. – Такой номер, кругом красота – будет жаль, если это пропадет впустую.

Он подумал о запланированном вечере, о кольце с изумрудом и бриллиантами, которое купил днем в ювелирном магазине.

Это было не самое дорогое кольцо, но в Ванкувере он предполагал выбрать хороший бриллиант, который она захотела бы носить всю оставшуюся жизнь.

Он собирался вести ее к озеру, где свидетелями их любви были бы только звезды и луна. Он позаботился о столике в обеденном зале, об особенной еде, особенном вине. Он собирался танцевать с ней… Он собирался сделать многое… Но все обернулось так, как никто из них не ожидал.

– Дорогая, – усмехнулся он, обводя номер широким жестом, – но я хлопотал ради нас.

Проблеск надежды засветился в ее лице.

– Тогда, продли номер еще на несколько дней.

Вот плутовка! Знает свою силу, поэтому и предлагает. Ну а ему что делать? Все забыть? Думать о том, что будет дальше? Ждать, когда она соизволит вспомнить, что у них должно быть будущее? Ну а если она не вспомнит? Под влиянием такого папочки она скажет, что он ее больше не интересует.

Сколько он думал о них, о ней – сожалеет ли Оливия об их разбившемся браке? Думает ли о нем? И когда он получил документы на развод, все стало ясно. Опять идти той же дорогой?

– А зачем мне это, Оливия?

– Зачем? А как же наше общее желание? – разочарованно протянула она, закусывая губы, чтобы не заплакать. – Я действительно верила в наше будущее.

– Чудеса случаются в сказках, Оливия. – Грант отвернулся, чтобы не поддаться чувству сострадания, которое могло завести его в ненужную сторону.

Ей казалось, что все в отеле, наблюдают за отъездом пары, еще недавно сияющей от счастья и вдруг так неожиданно, явно из-за внезапного горя, уезжающей. Сдержанно поднятые брови администратора, доброжелательно-услужливое рвение швейцара открыть ей дверь… Весь персонал, казалось, замечал ее опухшие от слез глаза. Все видели, что Грант охвачен едва сдерживаемым гневом. Грант и Оливия вышли на стоянку и осмотрелись, как если бы кругом были дикие звери или враги…

– Я действительно могла бы доехать сама, – сказала она, когда он подвел машину к парадному входу отеля.

– Садись и молчи, – приказал Грант, – больше говорить не о чем.

Они пересекли поляну, где за день до этого останавливались и наслаждались любовью и красотами природы. Оливия начала понимать, что она, возможно, никогда не вдохнет аромат дикорастущих трав и смолистый запах сосен, не вспомнив о том прекрасном дне.

Немного спустя, он свернул к ночному киоску, где продавались гамбургеры и кофе.

– Возьму нам что-нибудь поесть, – сказал он.

Он, хочет есть, с грустью подумала она. А я хочу его. Неужели все кончено?

– Нет, спасибо. Я не могу есть.

Грант пожал плечами.

– Как хочешь, – равнодушно проговорил он.

Заметил бы он, если бы она исчезла из машины, пока он отсутствовал? – гадала Оливия, желая, чтобы ночь поглотила ее и избавила от необходимости держать себя в руках.

Они добрались до предместий Калгари, на ее взгляд, слишком скоро. В блеске уличных огней, проносящихся по машине, она в очередной раз украдкой посмотрела на его каменный профиль.

Почувствовав ее взгляд, он спросил:

– Какие у тебя планы насчет подходящего мотеля? Тебе же надо где-то переночевать?

Как будто она сможет заснуть!

– Отвези меня прямо в аэропорт, – ответила Оливия. – Я устроюсь в комнате отдыха и дождусь самолета, а если там не будет свободного места, найду какое-нибудь другое. Можешь не беспокоиться.

– Я и не беспокоюсь, – сказал он. – Какое теперь имеет значение мое желание быть с тобой, заботиться о тебе? Раз ты решила ехать обратно домой…

О, с каким наслаждением, она влепила бы ему пощечину за его упрямство, нежелание пойти на компромисс.

– Что ж, мы сказали друг другу самые теплые слова на прощание, думаю, пора разбегаться, – отрезала Оливия.

Несмотря на суровую отповедь, в последний момент она не выдержала: слезы хлынули из ее глаз, не давая ей возможности запечатлеть в памяти его темные брови, густые темные волосы, страстный изгиб рта…

Сдерживая рыдания, Оливия потянулась к Гранту, но тот отстранил ее.

– Хватит, – жестко сказал он. – Ты выбрала сама.

– Я люблю тебя, – прошептала она.

– Может быть. Только по-своему, оглядываясь на папу, – отрезал Грант, и спустя минуту она осталась одна с чемоданами и сумкой. Внутри не было ничего, кроме пустоты и разбитой мечты.

* * *

Прошло три недели. Оливия ухаживала за отцом, навещала его. В одну из суббот раздался звонок – на пороге стояла Бетани.

– Я только что узнала, что ты вернулась, – сказала она. – И почему ты прячешься? Что происходит?

Оливия отложила рабочую папку с документами, которые просматривала, и усмехнулась.

– Я приехала пораньше: у папы случился сердечный приступ. А потом пришлось заняться спонсорами рождественской распродажи.

– Оливия, не лукавь со мной! Что произошло между тобой и Грантом? Почему его нет?

– Он решает вопрос с работой в Ванкувере.

На несколько минут, повисла тишина, пока Бетани переваривала информацию. Наконец она сказала:

– Пойди, приоденься, пообедаем в кафе.

– Нет, – отказалась Оливия. – В другой раз.

– Никаких отговорок.

Они устроились в уголке кафе и заказали яичницу с креветками. Оливия сидела с неприступным видом.

– Ну, что произошло? И если ты скажешь «ничего», я устрою маленький переполох.

– У нас с Грантом опять все разладилось, – с тоской в голосе сказала Оливия.

– Я догадалась. Но мне хочется знать, каким образом тебе удалось испортить такое хорошее начало?

Оливия безучастно уставилась в окно. Кленовая аллея вдоль речной долины уже покраснела. Скоро будет День благодарения, затем Рождество, и еще один год проходит, а ее боль и тоска остаются…

– Отношения строят вдвоем, Бетани. Ты же знаешь.

– Как же хочется выругаться! – Бетани была вне себя от возмущения. – Что ж, я поторопилась со своими советами, но я думала, что теперь вы оба, наученные горьким опытом, станете терпимее и умнее.

– Я тоже так считала, но Грант – эгоист. Он хочет быть единственным в моей жизни, а для меня не может быть выбора – он или папа. Какой бы Сэм ни был, он мой отец и очень любит меня.

– Так объясни ему это, а еще лучше – поезжай обратно. Грант не может быть эгоистом, он – врач, это исключается в силу профессии, а иначе ему нечего делать в медицине.

– Нет, – возразила она, отодвигая в сторону свой едва тронутый омлет. – Он вполне ясно дал понять, что не собирается мириться с моими капризами. Любовь к отцу он считает капризом!

– Тогда пусть немного поварится в собственном соку. Может, когда он хорошенько поразмыслит, станет больше прислушиваться к голосу разума. Оливия, я же видела, как он опьянен тобой, как и ты, кстати. Ешь. Ты ничего не добьешься тем, что будешь морить себя голодом, к тому же ты ужасно выглядишь.

– Я не голодна, – упиралась Оливия, – а если честно, недавно меня даже тошнило от одного вида еды.

Бетани внимательно на нее посмотрела.

– Я-то думала, вернемся после обеда к тебе домой, и как следует выпьем, но ты, пожалуй, сейчас не расположена. Вместо попойки я дам тебе еще один мудрый совет: не ставь на Гранте крест без борьбы, Оливия. Он слишком хорош, чтобы швыряться им.

– Думаю, совет опоздал, – сказала Оливия. – Мы, вернее, я уже все испортила.

– Никогда не бывает слишком поздно, – усмехнулась Бетани. – По крайней мере, до тех пор, пока у тебя в груди еще бьется сердце. У вас обоих столько возможностей все вернуть.

Бетани знала, что делала: ее совет пролетел мимо ушей. За прошедшую неделю Оливия неоднократно поднимала трубку, чтобы позвонить ему, и стремглав мчалась на звонок телефона: а вдруг это он? Она твердила себе, что между ними все кончено, но сердце не хотело верить. Однако наступает момент, когда человеку приходится принять неизбежное, и идти по жизни дальше своим путем.

– Какой смысл в том, чтобы возвращать прошлое? – спрашивала она Бетани. – Едва появилась проблема, пусть и старая, он все разрушил.

– Поезжай к нему, Оливия, и постарайся убедить его, что ты в его жизни надолго. Не мучайте друг друга, не выискивайте нелепых причин для ссоры.

Бетани права во всем. Оливия, уже собралась было ехать, но… ее врач сообщил, что причина тошноты, потери аппетита и бессонницы самая житейская – она, Оливия, уже два месяца беременна.

Новость сразила Оливию! Она даже зашаталась от волнения, к горлу подступила тошнота.

– Я удивлен, что вы не поняли этого сами, – сказал врач, удивленно глядя на нее. – Ведь это не впервые.

– Вы правы, но раньше ничего подобного не было…

– Каждая беременность индивидуальна. В первый раз эмбрион был слабо прикреплен к матке, вы не доходили срок. Но сейчас пока все в норме. – Он посмотрел на нее поверх снимка УЗИ. – Вы, должно быть, рады, Оливия?

– Да, – сказала она все еще в шоке. – Почему вы подумали иначе?

– Вы явно не планировали ребенка и не замужем. Многие на вашем месте не оставляют ребенка…

Избавиться от ребенка Гранта?

– Нет! – воскликнула она. – Моя ситуация, может, сейчас и не идеальная, но я не пойду на аборт. Я справлюсь, так или иначе.

Но ее ребенок будет без отца, с грустью осознала она. Уж если он, будучи женат на ней, противился ребенку, то сейчас и говорить нечего.

«Ты сделала это, чтобы привязать меня!» – обвинял он. «Но ты тоже участвовал в этом, Грант», – оправдывалась она, поражаясь его злости: неужели он считает ее способной использовать невинное дитя, чтобы добиться своих корыстных целей?

– Сейчас мне не придется оправдываться, – говорила она Бетани. – Это случилось, когда был Бал Солнечного Цветка. Мы поехали ко мне и были так поглощены друг другом, что искать презервативы, уже не было времени.

– Когда женщина прилагает столько сил, чтобы соблазнить мужчину, она не думает о последствиях, – усмехнулась Бетани. – Мне это не нужно объяснять, Оливия. Я сама была в подобной ситуации. Но это не значит, что ты должна сохранять новость в секрете. Откуда ты знаешь, может, для него это будет удобный способ вернуться.

– Скорее он обвинит меня в новой попытке связать ему руки.

– Перешагни через свою гордость и действуй. Ты носишь его – понимаешь, ЕГО – ребенка и ждешь порицания. Действуй, а не хнычь, малый, ждет встречи и с папой тоже.

– Возможно, я позвоню ему завтра вечером, – уступила она. В конце концов, он имеет полное право знать, а она даст ему понять, что не ждет от него никаких конкретных поступков, которые связали бы ему руки.

– Не лучше ли тебе, дорогая, полететь к нему и сказать лично? По крайней мере, так он не сможет повесить трубку.

Она последовала совету подруги и даже забронировала билет. Но ночью у отца случился еще один сердечный приступ, и на этот раз очень серьезный. Врачи опасались, что он не выкарабкается. И Оливия осталась.

В тот год зима рано пришла в Ванкувер, и вместе с ней – серое небо, изморось, мокрые листья под ногами и почти всегда туман. Погода соответствовала настроению Гранта, унылому и постоянно мрачному, которое затянулось со времени отъезда Оливии. Опять ошибся! Опять то же самое!

Прошел и ушел День благодарения, октябрь незаметно перешел в ноябрь, началась подготовка к Рождеству. Так день за днем текла жизнь Гранта; он начал встречаться с другой женщиной – милой, простой, услужливой, без настырных родственников… Но когда мужчина привык к пикантности и остроте экзотической пищи, простой белый хлеб не утолит его голод. А Оливия, несмотря на все ее недостатки, обладала именно той пикантностью, которая была ему нужна, чтобы сделать жизнь интересной.

Он ушел с головой в работу, брал дополнительные часы, и главная медсестра реанимации поинтересовалась, не переехал ли он в больницу на постоянное место жительства. И она была недалеко от истины: он потерял интерес к апартаментам в пентхаусе.

Его стали раздражать люди, куда-то спешащие, всех кто-то ждал, кто-то с радостью встречал дома. А у него были только воспоминания и прошлое, которые он хотел бы забыть. Но не мог. Перед глазами стояла Оливия – равнодушная, заплаканная, обиженная… Она преследовала его везде, следуя за ним по безмолвным коридорам ночной больницы, в супермаркете, в деловом центре, везде…

Она напоминала ему о себе на улице: с рекламного щита – красивым лицом восхитительно длинноногой женщины, – молодой матерью в парке Стэнли, играющей с ребенком.

Он видел и находил ее везде. Он тянулся к ней и ненавидел Сэма, который снова украл ее. На Рождество он работал три дня подряд, притащился домой усталый, голодный и злой.

Так тянулся день за днем, пока однажды ранним январским утром ему не позвонил Джастин Грир.

– Ты долго намерен оставаться в Ванкувере? – поинтересовался Джастин, как только все приветствия остались позади.

– Не знаю, – ответил Грант. – Я больше ни в чем не уверен.

– Вот и хорошо, – оживился Джастин. – У меня есть очень интересное предложение: занять должность заместителя главврача кардиологии в «Спрингдейл Дженерал». Я занят частной практикой и хочу проводить больше времени с Вэл. Ты знаком со здешним медицинским персоналом, заменял меня, так что ничего страшного не может быть.

– Ничего страшного, кроме визитов Сэма Уайтфилда. Спасибо за такое лестное предложение.

Внезапная пауза на другом конце провода насторожила его.

– Я думал, ты слышал, – сказал Джастин, спустя, несколько секунд. – Сэм больше не председатель правления. Он ушел на пенсию прошлой осенью.

– И больница все еще работает без него? Подумать только!

– Не язви! Новый председатель предложил именно тебя, а я подумал, что тебе будет интересно… ну и, учитывая ситуацию с Оливией и со всем…

Грант не сразу сообразил, что именно хочет узнать.

– Ах, да, Оливия, – как бы небрежно проронил он. – Как она там, между прочим?

И снова повисло молчание.

– Можешь себе представить, учитывая изменившиеся обстоятельства.

– Ты меня пугаешь, – сказал Грант, и неожиданно предчувствие чего-то непредвиденного охватило его с такой силой, что казалось, даже волосы зашевелились. – Какие обстоятельства? Что случилось?

– Неужели ты ничего не знаешь?

– Хватит пудрить мне мозги, Джастин. Если бы я знал, то не стал бы спрашивать! Она решила выйти замуж? За… Говори же!

Джастин рассмеялся.

– Она беременна, парень! – выпалил он.

– Давно? – опешил Грант.

– Около пяти месяцев, думаю. Уже не скроешь.

– И кто… с ней?

– Кроме отца – никого! Она переехала к нему пару месяцев назад.

Какой же он лопух. Конечно же, ребенок, которого она теперь вынашивает, его! И он хочет отдать его на воспитание Сэму Уайтфилду! Но для Оливии… у него пара слов найдется. Она действительно думает, что сможет отделаться от него, не сказав о том, что он снова стал отцом? Неужели, таким образом, она решила отплатить ему за размолвку?

– Возможно, эта работа меня заинтересует, – сказал он Джастину. – Я позвоню, чтобы договориться насчет собеседования.

Глава десятая

Как-то раз утром в одну из январских суббот, когда Оливия уже успела позавтракать, Эдвард сообщил, что ее ожидают в библиотеке. «Скорее всего, Бетани заглянула проверить, как идут дела». Оливия всегда рада была ее видеть, так как Бетани, будущая крестная мама, помогала ей сохранять душевное спокойствие.

– Привет, – сказала она и зажмурилась: комната была залита слепящим солнцем. – Я так ждала тебя, Бет. Мне дали первый снимок ребенка, сейчас покажу. Ты останешься на кофе?..

Глаза Оливии постепенно привыкли к яркому солнечному свету, она вздрогнула – на фоне высокого оконного проема стоял Грант.

– Доброе утро, Оливия, ты здорова? – нежно обратился он к ней.

– Вполне, и даже беременна, – прямо ответила она, хотя могла и не говорить – и так все было видно.

– Понятно. Мои поздравления всем троим.

– Всем… троим?

– Ну да. – Он приблизился и внимательно осмотрел ее со всех сторон, будто желая убедиться, что она действительно цела и невредима. – «Мама, папа, я – дружная семья». Если, конечно, ты не вынашиваешь ребенка из пробирки, в коем случае донор не является членом этого уравнения.

– Мой ребенок не из пробирки, – протянула она, ежась под его проницательным, но ласковым взглядом.

Он еще раз неторопливо обошел вокруг нее, остановился буквально в полуметре, покачиваясь на каблуках, и снова внимательно посмотрел на нее. Оливия, как загипнотизированная смотрела на него, отметив про себя, что он похудел, осунулся и совсем не загорел, под глазами темные круги – видно, все время сидел дома и работал круглые сутки.

Внезапно он выхватил у нее из рук снимок малыша, сделанный ультразвуком.

– Что ж, Оливия, – сказал он как можно нежнее, – вижу, дела твои для шестого месяца идут хорошо. Полагаю, ты мне была верна?

– Ты сомневаешься, Грант? – устало проговорила она. – Это твой ребенок, Грант.

– Мой? И что же ты молчала столько времени?

– Я…

Его глаза, подобно холодному голубому клинку, впились в нее.

– Можешь ничего не говорить. Решила скрыть от меня?

– Нет! – почти выкрикнула она. – Неправда! Я бы сказала тебе, ребенок должен знать отца.

Он взял ее за подбородок двумя пальцами и приблизил ее голову к своему лицу.

– Ты говоришь это с такой подкупающей искренностью, что любой, кто тебя не знает, поверил бы, да я и сам почти готов поверить тебе. Только мне хорошо известно, что ты умеешь обвести вокруг пальца любого, подловив его на собственной искренности.

Он отпустил ее и отвернулся к окну.

– Да, ты все правильно рассчитала.

– Рассчитала? Я специально забеременела?

– Скажем так: ты подогнала свои планы под реальность. Ты взрослая и современная женщина, Оливия, и знаешь свой организм. Твое поведение на балу было великолепным ходом. И платье, спадающее с твоего прекрасного тела без моей помощи, стало последней каплей для такого переполненного желанием дурака, как я. А твои слезы лишь подстегнули меня, где уж тут думать об опасных днях и презервативе!

– Ты действительно думаешь, что я способна на такое? – ошеломленно спросила она.

– Нет, – сказал он. – Но если мне делается больно от твоих выкрутасов, я вспоминаю то время, когда начинающий врач и юная девушка, похожая на ангела, впервые встретились в палате «Спрингдейл Дженерал».

– Ах, Грант! – прошептала она с нежностью. – Пожалуйста, не вспоминай!

– Ты спросишь, была ли она прекрасна? Еще бы! Невинна? Именно! И все же она была так чувственна, что я потерял голову и до сих пор не найду ее.

– Но зачем вспоминать о той, которую ты считаешь незрелой, обманщицей, лицемеркой? – спросила Оливия, ошеломленная страстью в его голосе.

– Потому что ангел, ставший зрелой женщиной, не хочет помнить, что начинающий врач, обожающий ее, тоже имеет право на этого малыша.

Она подумала, что сейчас потеряет сознание.

– Зачем ты вернулся? И как ты узнал об этом факте моей жизни?

– Я узнал от Джастина и жалею, что не узнал раньше.

Она положила руки на живот.

– А ты не думал, почему я не бросилась рассказывать тебе о маленьком? Стоило ли беспокоить оскорбленного папочку, которого насильно затащили в постель? Да, я не пользовалась противозачаточными таблетками, но почему же и ты не позаботился о них? Почему ты обвиняешь только меня? Сейчас ты оправдываешься перед собой – не передо мной, Грант! Тебе стыдно за свое теперешнее поведение, ты выкручиваешься!

Он выглядел почти пристыженным.

– Каждый раз ты выставляешь меня в наихудшем свете, я как будто нарочно делаю и говорю ужаснейшие вещи, когда рядом с тобой, ты права, я обвинил тебя напрасно. Забудем ссоры, Оливия, ради ребенка забудем все.

– Поздно! – уколола она в ответ на примирительно протянутую руку, и его прикосновение словно прорвало плотину сдерживаемого гнева. – Я была права, что ушла от тебя, ты уже однажды сломал мне жизнь, но на этот раз я не позволю тебе этого!

– Ради всего святого, успокойся! – стал умолять он. – Пожалуйста, прошу тебя, это вредно и для тебя и для малыша.

– Будто ты беспокоишься о ком-либо из нас! Не верю! Но и не надейся, что у меня случится выкидыш!

Он замолчал и очень осторожно отстранил ее от себя.

– Что ж, не удивительно, что мы не смогли наладить отношения во второй раз. Ты так же непримирима, как и раньше, а я… я так же наивен.

– Уходи, пожалуйста, – тихо пробормотала она. – Я устала.

– Я уйду, но факт остается фактом – ребенок-то существует! И я готов разделить ответственность за него. Я не случайно заглянул в Спрингдейл, как ты думаешь. Меня пригласили на собеседование в больнице по поводу новой высокой должности, и это меня радует – здесь ты и мой ребенок!

Он вернулся в город, который всегда презирал, только из-за нее, и ее ребенка? Она ухватилась за спинку стула, потому что еле держалась на ногах. Значит, он любит ее? Хочет быть вместе, воспитывать ребенка?

– Ты выглядишь совершенно измотанной. – Он посмотрел на нее с беспокойством. – Ты не скрываешь ничего от меня по поводу беременности?

– Стресс не лучшее лекарство для любого, тем более для беременной женщины, – она старалась не замечать его… запах его мыла и одеколона дразнил ее, он привлекал ее по-прежнему, несмотря на злость и досаду. – Мне нужно немного посидеть. Я теперь очень быстро устаю.

– Тогда я пойду, отдыхай. Но я вернусь, нравится тебе это или нет. Я не желаю, оставлять тебя один на один с этим. И, Оливия, может, поужинаешь со мной сегодня вечером? Тот загородный ресторанчик, который тебе так нравится… ты знаешь, что я имею в виду… он, кажется, в нескольких километрах от города?

– «Шерлоу»?

– Да, точно. Он еще работает?..

– Да.

– Отлично. Мы поедем туда и просто поговорим обо всем за вкусной едой. Попытаемся вести себя как разумные человеческие существа, вместо того, чтобы таскать друг друга за волосы. Что скажешь, Оливия?

Он мог быть обаятельным, когда хотел. Он знал, каким взглядом на нее действовать. Но хватит ли у нее благоразумия пойти с ним в тот очаровательный домик с остроконечной крышей, высокими трубами и застекленными окошками?

Она оперлась на спинку стула.

– Не уверена, что я готова к этому сегодня, Грант.

– Сегодня или завтра, но что-то решать надо.

– Ну, хорошо! – она подчеркнуто тяжело вздохнула. У нее не было больше сил спорить с ним. – Пусть будет по-твоему.

– Я заеду за тобой в семь. – Грант в страстном порыве схватил ее за плечи.

Он попросил в больнице дать ему время подумать до понедельника, но уже знал, что поставит свою подпись немедленно и покончит с этим. И дело было вовсе не в работе, хотя должность имела много преимуществ и особенностей, о которых он только мог мечтать.

Он твердо решил остаться с Оливией, и согласился бы, на меньшее, если бы было нужно.

Безусловно, нынешнее положение подавало мало надежды на то, что они с Оливией сойдутся быстро и без борьбы. Только время их сведет окончательно. Но он был готов попытаться, чего бы это ни стоило. Вопрос в том, готова ли она?

«Все по порядку, приятель, – бормотал он, сворачивая на стоянку. – Позаботься о делах, найди жилье. Возможно, когда она поймет, что ты здесь надолго, то посмотрит на тебя более благосклонно».

Из-за дорожной пробки, он проехал мост с трудом и свернул в ту часть города, где находились дом Уайтфилдов и другие богатые имения.

Пробираясь по дороге среди обгоняющих друг друга автомобилей, Грант увидел, что навстречу вырулила машина «Скорой помощи», мигающая огнями и с кричащей сиреной. Он прижался к тротуару, пропустил ее и потратил еще пятнадцать минут, добираясь до дома Оливии.

– Добрый вечер, Эдвард, – поприветствовал он лакея. – Я приехал за мисс Оливией.

– Но, сэр, ее нет. – Эдвард выглядел растерянным.

С минуту Грант вспоминал, не перепутал ли он время и место свидания? Или она перепутала?

– А где же она?

– В больнице. «Скорая» только что уехала. Вы должны были…

Грант не стал дожидаться, пока лакей договорит. Он знал, что сигналы, которые издавала «скорая», использовались только в самых необходимых случаях.

Через минуту он уже мчался к больнице, бормоча как заклинание:

– Господи, сохрани ее, сохрани малыша!

Это его вина. Он издевался, ерничал, почти угрожал. «Ты разрушаешь все, до чего дотрагиваешься», – сказала она. Неужели это действительно так? Он, врач, своими руками погубил собственного ребенка! Довел до больницы единственную женщину, которую он любил!

Ее, как дочь Сэма Уайтфилда, поместили в отдельную палату, принесли горячий чай и попросили заполнить кое-какие бумаги. Врачи стали делать необходимые лечебные процедуры, но требовалось время, к тому же госпиталь был переполнен.

Оливия неотрывно смотрела в потолок и казнила себя: это была ее вина. Зачем она сказала отцу, что Грант снова в городе, и они собираются пойти в кафе? Он так слаб, что не способен болеть еще и за нее. Сейчас, даже просто спуститься по лестнице для него суровое испытание. Он умирал, и он знал это. Все, чего он хотел, – еще немного пожить, чтобы увидеть внука.

За дверью слышался слабый скрип резиновых подошв, звон оборудования, шуршание халатов. Сильно шумел лифт, мешая ей забыться сном.

Внезапно она забеспокоилась: за дверью послышались приглушенные голоса медсестер, и звучный мужской. Что-то случилось. Ей стало страшно, захотелось встать и спросить, все ли в порядке с отцом. Но тут распахнулась дверь, и ворвался Грант, с бешеными глазами, осунувшийся, страдающий. Он обнял ее, судорожно прижал к груди и выдавил из себя:

– О, должно быть, все плохо, раз даже он потрясен!

Оливия почувствовала, что задыхается и теряет сознание. Она, ухватилась за Гранта, но туман все больше и больше окутывал ее, и она отключилась.