Текст книги "Магический круг"

Автор книги: Кэтрин Нэвилл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 41 страниц)

Но Иероним понимал, что до привоза Гермионы в Европу следует скрывать, какие именно родственные отношения их связывают, иначе он не сможет заполучить обещанное Клио наследство. Могли возникнуть и еще кое-какие проблемы: если Гермиона расскажет своей вновь обретенной матери об их семейном положении, то обещанное наследство уплывет из-под самого его носа. Более того, как только откроется обман, Гермиона может попытаться разорвать их брак по причине кровного родства. Но Иероним осознал, что ей будет трудно сделать это, если у них появится общий ребенок.

Однако, учитывая то, что они, возможно, не смогут родить совместного ребенка, единственную гарантию полного успеха, придуманную Иеронимом, ему пришлось убедить Гермиону – под предлогом укрепления союза любви – записать егокак законного отца в свидетельстве о рождении Эрнеста. И только много лет спустя сам Эрнест, порывшись в документах, обнаружил, что он всего на год старше Лафкадио, а не на два, как ему всегда говорили, – это усилило его подозрения, и он стал копать дальше.

В свете этого нерадостного открытия все начинало вставать на свои места. Понятно, к примеру, почему достигший школьного возраста Лафкадио был отослан в такое место, как Зальцбург, где он никого не знал. Оставшись в Южной Африке, рано или поздно он мог бы услышать от кого-то подробности о смерти его отца, поспешной новой женитьбе его матери и о странном времени рождения Эрнеста. Также понятно, почему, когда Гермиона ждала Зою, Иероним собрался и перевез всю семью в Вену, где никто не знал об их прошлом – и где, согласно рассказу Лафа, его мать стала заключенной в своем собственном доме.

Подобный поворот сюжета объяснял, почему Лафа так огорчила моя предстоящая встреча с Зоей – не говоря уже о его изначальной неприязни к этой женщине. В сущности, именно она была единственным очевидным следствием плотской связи его матери с ее собственным братом. Но с прояснением каждого нового обстоятельства остальные, похоже, становились все загадочнее.

– Так как же со всем этим связана Пандора? – спросила я Зою.

– Только один человек, – сказала она, – знал, что бывшие когда-то братом и сестрой Иероним и Гермиона стали много лет спустя мужем и женой. Это была девочка, удочеренная Клио в Швейцарии и заменившая ей потерянную дочь. Когда Иероним Бен наконец привез Гермиону в Швейцарию для обещанного воссоединения с ее матерью, Клио подписала документы, передававшие значительную часть ее состояния дочери и приемному сыну, совершенно не догадываясь о законном матримониальном союзе, объединившем эту пару. После их отъезда обнаружилось, что – по примеру своего отца – Иероним присвоил часть древних свитков, которые, по его разумению, были предназначены ему Богом. Те свитки уже принадлежали к тому времени приемной дочери Клио. Довольно трудно было отыскать следы этой парочки, однако в конце концов Пандора – а приемной дочерью, естественно, была она – нашла их.

Конец истории легко вписывался в реальную канву, сплетенную для меня Лафом, Дакианом и прочими заинтересованными лицами: Пандора с помощью Гастла, приятеля Гитлера по средней школе, проникла в венский дом Бенов и подружилась с несчастной затворницей Гермионой, своей сводной сестрой; Иероним не узнал в красивой молодой женщине того приемного ребенка, которого он лишь мельком видел во время короткого визита к Клио; потом Пандора при помощи шантажа заставила Иеронима разрешить Лафкадио приехать проститься с его матерью, Гермионой. Однако кое-что все же оставалось непонятным. По рассказу Дакиана, Иероним изнасиловал Пандору, заставив выйти за него замуж, а потом выгнал на улицу, когда она украла у него нечто ценное. Но разве Зоя не сбежала вместе с Пандорой к цыганам? И если разобраться, рассказанная Лафом история не объясняет причин приятельских отношений обеих девушек с Адольфом Гитлером.

– А какое отношение ко всему этому имел Гитлер? – спросила я Зою. – Из всего, что вы рассказали нам, ясно, что Пандора ввязалась в нашу историю из-за манускриптов Клио. Но даже если ваш приятель Везунчик стремился заполучить их, зачем он присоединился к вам на прогулке в Пратере, как говорил мне Лаф, и даже водил вас в Хофбург, чтобы показать меч и копье? Как мог он быть на дружеской ноге с Пандорой и Дакианом, зная, что они – рома?

– Познакомившись в Зальцбурге с Пандорой и Дакианом, Везунчик узнал, что они ищут Иеронима Бена, того самого человека, который двенадцать лет назад приобрел огромную известность в связи с открытиями вероятной истории происхождения блюда Иоанна Крестителя. Сам Везунчик в одиннадцатилетнем возрасте ходил вместе с классом на экскурсию, чтобы посмотреть эту знаменитую находку. Он мечтал завладеть ею, как впоследствии и другими реликвиями. Перебравшись жить в Вену, он уже многое знал об истории семьи Бен. Конечно, нет никаких доказательств, но я уверена, что мой отец был одним из первых и самых могущественных приверженцев Везунчика. И как ты верно заметила, Везунчик многое знал о происхождении Пандоры. Дакиану пришлось бежать на юг Франции, где благодаря моим собственным особым связям я помогала ему всю войну. Разумеется, Везунчик никогда не распространялся на эту тему, но во время войны он никому в Вене не позволял трогать Пандору – естественно, зная, что она и Дакиан были рома, – поскольку считал, что она единственная держит в руках ключи от того волшебного ларца, которым он стремился завладеть.

– Что значит «рома»? Что вы имеете в виду? – странным тоном вдруг спросил Вольфганг, сидевший необычайно тихо, слушая последнюю часть ее истории.

– Цыгане, – сказала ему Зоя, а для меня добавила: – Удочеренная Клио девочка, Пандора, была на самом деле юной племянницей Аззи Аскинази, потомка знаменитого цыганского рода, который часто помогал Клио в поисках древних текстов, в том числе тех, что хранились в Кумской пещере. Хотя не существовало каких-либо основательных доказательств, Пандора считала, что Клио беззаветно любила Аззи. Как я сказала Вольфгангу в прошлом году, когда он разыскал меня в венском погребке, торгующем молодым вином, эти мудрейшие и душевные люди тщательно хранят древние знания и традиции. Дакиан очень хотел, чтобы я познакомилась с тобой, он полагает, что ты тоже…

– Минутку, – вновь, еще более решительно, вмешался Вольфганг. – Не хотите же вы сказать, что Пандора и Дакиан Бассаридес, родители Огастуса Бена и предки Ариэль, были цыганами?

Зоя взглянула на него с непонятной улыбкой, загадочно приподняв бровь.

Странно, ведь Вольфганг сам познакомил меня с Дакианом. Потом у меня появилось тревожное чувство, когда я вспомнила, что Дакиан ни разу не упоминал о своих цыганских предках в присутствии Вольфганга и даже предупредил меня, чтобы я тоже не афишировала это. Задним числом, учитывая, как откровенно Дакиан распространялся на другие темы – в музее, рассказывая о мече и копье, и даже в библиотеке, где мы прятали манускрипты Пандоры, – тот факт, что он отослал Вольфганга подальше, пока мы разговаривали на наши семейные темы, вдруг показался мне чрезвычайно значительным. А добавленное Зоей загадочное замечание только усилило его значение: – Твоя мать, Вольфганг, могла бы гордиться таким вопросом.

Вольфганг, очевидно, выдохся не меньше меня за эти пару недель, что мы носились по Европе и России, не говоря уже о явной перегрузке добавочными сведениями. Он провалился в сон после ужина на первом же этапе нашего почти суточного обратного перелета в Айдахо.

Хотя у меня имелась масса тем для обсуждения, я также понимала, что мне самой необходимо многое осмыслить и расставить по местам. Поэтому я заказала стюардессе лишнюю чашку крепкого кофе и попыталась сосредоточиться на обдумывании того, что узнала за последние дни.

Всего лишь месяц назад Зоина версия могла бы звучать совершенно абсурдно: что сам Везунчик, его племянница, его собака, его друзья и их дети были использованы – точно так же, как до этого он «использовал» миллионы цыган, евреев, славян и других людей, – для совершения некоего языческого ритуального жертвоприношения, шаманского «действа» ради наступления новой эры. Но и сам Гитлер, и многие его сторонники верили в этот полнейший бред. В некую волшебную Атлантиду, прародину арийцев на Северном полюсе; в окончательное крушение мира от огня или льда; в могущество священных реликвий и необходимость «очищения» породы для устроения чудесного земного рая. Не стоит забывать также, что Вольфганг намекнул мне о его вере в то, что оружие массового уничтожения изобрели уже в глубокой древности, а в нашем веке лишь повторили это изобретение.

Для тех, кто стремится повернуть вспять колесо истории, чтобы вновь оказаться в мифическом золотом веке, якобы существовавшем в языческие времена, – именно о такой опасности предупреждал Дакиан Бассаридес, – человеческие жертвоприношения считаются само собой разумеющимися. И как бы ужасно ни выглядели подобные идеи, они не кажутся слишком уж заумными, если рассматривать их в контексте нацистской системы ценностей.

Но несмотря на возможную пользу процессов сортировки и отбраковки, я упиралась в кирпичную стену всякий раз, как возвращалась к непробиваемой теме истинных отношений моих родственников с Адольфом Гитлером и ему подобными. Мне просто не за что было ухватиться. Я вспомнила песенку на стихи Уильяма Блейка:

 
Я дарю тебе путеводную золотую нить,
В шар ты ее сверни.
Докатится он до Небесных ворот
Иерусалимской стены.
 

Если бы мне удалось раскрутить обратно шар моей собственной путеводной нити – осознать, с чего, собственно, началась для менявся эта история, – то я определенно попала бы в отправную точку.

В сущности, я знала, когда вошла в этот лабиринт: той метельной ночью я возвращалась с похорон Сэма и едва не провалилась в снег. Потом, ответив на телефонный звонок, я узнала от моего отца Огастуса, что мое «наследство», возможно, включает нечто совершенно неожиданное для меня, но ужасно ценное: манускрипты Пандоры.

И вдруг, задним числом, мне подумалось, что, возможно, с того самого первого телефонного звонка, постоянно заявляя, что мне хочется узнать правду, я закрывала глаза всякий раз, как эта правда маячила у меня прямо перед глазами. Не зря, видимо, Дакиан Бассаридес подчеркивал, что важно уметь правильно поставить вопрос. И что процесспоиска зачастую бывает важнее результата! Что-то явно связывало воедино два этих, казалось бы, бессвязных замечания, и хотя такие поиски подобны попытке обнаружить недостающий кусочек в куче перепутанных составных частей картинки-загадки, мне придется-таки найти его.

И тогда меня наконец осенило.

Все это время я вытягивала и связывала концы разных нитей, пытаясь выстроить логические цепочки, а мне следовало рассматривать то, что Сэм называл целостной «тантрой», то есть рассматривать весь этот переплетенный сюжет в целом, ведь тантры, индийские священные тексты, связывают судьбу с жизнью и смертью. Сэм говорил, что нечто подобное существует даже в царстве животных: паучиха не сможет слопать паука, если он выберется из ее паутины тем же путем, что вошел, показав, что знает все хитросплетения узора. Что ж, наконец и я поняла, какую часть картинки раньше упорно не замечала. Но это понимание вызвало у меня жутко неприятное ощущение.

Разумеется, все в моей семейке зачастую рассказывали противоречивые истории, но был один человек, чьи истории сами по себе озадачивали множеством уклончивых и загадочных поворотов и внутренних противоречий. И хотя история или происхождение любого из моих родственников, возможно, резко отличались от того, чему я изначально верила, – и, наверное, даже от того, что каждый из них знал о себе, – среди них имелся один человек, о котором я не знала практически ничего определенного. И видимо, вполне справедливо то, что все с самого начала настраивали меня против него – даже, как я теперь поняла с ужасным прозрением, его родная сестра!

Этот человек сидел сейчас рядом со мной в самолете, его густая шевелюра маячила у моего плеча, и я едва видела точеный профиль его лица. Им был мой коллега, кузен и бывший любовник Вольфганг К. Хаузер из австрийского Кремса. Всего неделю назад мне казалось, что Вольфганга послала мне сама судьба и другого такого нет на всем земном шаре, но жесткий и холодный свет реальности заставил меня признать, что во всех его историях одна ложь погоняла другой, что он постоянно лгал мне, начиная с его загадочного прибытия в Айдахо, пока я была в Сан-Франциско на похоронах Сэма.

Кстати о похоронах… Разве сам Сэм не говорил мне – в противовес утверждениям Вольфганга о нанимателях Оливера и Терона Вейна, – что его фальшивые похороны были устроены с благословения высшего эшелона правительства США? И разве Зоя не намекнула мне, что именно Вольфганг нашел ее в Вене, чтобы выкачать информацию, а не наоборот?

Но горчайшей пилюлей было то, что Вольфгангу удалось стащить манускрипты Пандоры из-под самого моего носа, разведя меня с той же вкрадчивой ловкостью, с какой он обычно обольщал меня и завоевывал мое доверие.

Уже в его похожем на Вальхаллу замке хватало намеков на арийскую озабоченность и на воспитание, полученное от матери, которая сама воспитывалась в нацистском духе. Да вдобавок Вольфганг напрямик спросил Зою: «Не хотите же вы сказать, что предки Ариэль были цыганами?» А что еще она могла хотеть сказать?

Проглоченной мной лжи вполне хватило бы, чтобы убить африканского кабана, а я все еще раздумывала, когда же наконец перестану обманывать сама себя.

Теперь, когда я, к сожалению, полностью осознала, что именно Вольфганг Хаузер является недостающим звеном, связывающим воедино всю эту запутанную, искаженную и хаотичную паутину мифов и интриг, я молилась только о том, чтобы мне удалось, подобно пауку, достаточно осторожно удалиться по своим собственным следам и чтобы мы с Сэмом смогли выпутаться из этой паутины живыми.

УРАН

Я хотела бы на сей раз затронуть величайшее духовное событие, имевшее место… освобождение энергии атома… Я обращаю ваше внимание на слова «освобождение энергии». Именно освобождение является отправной установкой новой эры, и оно остается извечно неизменным для духовно ориентированных соискателей.

Это освобождение запустило процесс высвобождения сущности, неких духовных сил, удерживаемых внутри атома… Ибо сама сущность, великая и мощная инициация сравнима с теми инициациями, что выпускают на свободу человеческие души… Время спасительной силы уже настало.

Воплощение Священноначалия. «Тибетские каноны», переданные через Алису Бейли 9 августа 1945 года

Цикл Урана начинается, когда эта планета достигает северной точки своей орбиты… Последний наиболее знаменательный гелиоцентрический проход Урана через северную точку орбиты произошел 20 июля 1945 года, спустя четыре дня после первого атомного взрыва в Аламогордо, штат Нью-Мексико, что поистине ознаменовало начало новой эры – светлого или темного будущего… Явления не зависят от нас, мы зависим от явлений.

Дейн Рудьяр. Астрологическое расписание

Важнейшая задача жизни любого человека – открыть тайный замысел его воплощения и следовать ему осмотрительно, но увлеченно… Уран открывается в нас легендарным Священным Копьем. В руках Святого Царя оно творит Храм Грааля в сердце Сада Демонической Магии… Уран есть египетский урей – змеиный символ власти фараонов, медлительный, однако всегда неожиданный владыка жизни и смерти. Велик труд расшевелить его, но в движении он неотразим… Если вы не направите его силы на созидание, он начнет разрушать.

Алистер Кроули. Уран

Не успев еще выработать какой-то реальный план действий, я точно знала одно: что должна найти Сэма. Какой бы ужасной ни представлялась мне наша встреча с рассказом обо всех моих губительных просчетах, не последним из которых был мой флирт с Вольфгангом, подобный играм Нерона во время пожара Рима, но я вдруг с еще большим ужасом осознала, что если по моей милости кто-то узнал, что Сэм жив, то ему сейчас угрожает гораздо большая опасность, чем раньше.

На завершающем этапе путешествия Вольфганг вел себя необычно молчаливо, что меня вполне устраивало. Приземлившись в Айдахо, мы уже договорились о том, что Вольфганг поедет прямо в центр и сообщит успевшему вернуться из Вены Поду о нашем благополучном возвращении. А я заскочу домой бросить вещи и тоже приеду на работу. Единственным оружием в моем скудном арсенале было то, что Вольфганг пока не подозревает, что я подозреваю его,поэтому приходилось действовать как можно быстрее.

Насколько я понимала, сейчас – в десять утра – Оливер должен быть уже в конторе, поэтому я спокойно смогу позвонить из дома деду Сэма, Серому Медведю. Хотя моя линия, возможно, по-прежнему прослушивается, я, по крайней мере, смогу таким образом известить Сэма о том, что уже вернулась в город.

Притормозив на шоссе, я увидела машину Оливера на подъездной аллее и еще одну машину – судя по номеру, взятую напрокат – на дороге около наших почтовых ящиков. Поскольку наш дом стоял особняком, можно было не сомневаться, что Оливер принимает гостей. Только этого мне и не хватало! Я съехала на подъездную аллею, чтобы развернуться и попытаться осуществить новый план, когда из задней двери высунулась голова Оливера. Его темная шевелюра была взлохмачена больше обычного, и он как-то диковато глянул в мою сторону. Он начал отчаянно жестикулировать, показывая, что мне лучше как можно скорее зайти в дом. Вопреки моим здравым рассуждениям, я выключила зажигание и вылезла из машины. Не успела я вымолвить ни слова, как подбежавший Оливер крепко взял меня за руку.

– Господи, куда же ты запропала? – прошипел он с почти истеричным выражением. – За две недели ты не ответила ни на одно из моих сообщений! Ты вообще представляешь, что здесь происходит?

– Понятия не имею, – призналась я, начиная испытывать нешуточный страх. Показав на припаркованную на дороге машину, я спросила: – Кто у тебя в гостях?

– У тебяв гостях, моя милая, – сообщил мне Оливер. – Она примчалась из Солт-Лейка и переночевала у меня наверху, где было потеплее. Я только что запустил ее в твои апартаменты за компанию с мелким аргонавтом. Кто же такая эта она?

– И как говорим мы, ковбои, – мрачно добавил Оливер, спускаясь за мной по крутой лестнице на мой цокольный этаж, – я боюсь, что благодаря тебе наш утлый челн попал в чертов водоворот без руля и без ветрил.

В гостиной моих обширных полуподвальных апартаментов меня поджидал большой сюрприз. За дальним концом стола сидела моя новая сводная сестрица, Беттина Брунхильда фон Хаузер, с которой я беседовала всего пару дней назад из телефонной будки венского аэропорта.

Оливер был прав: ее присутствие не могло означать ничего хорошего. Но я не собиралась заранее переживать. Бэмби встала и прошла по комнате навстречу мне. Ее изумительный спортивный костюм имел рыжеватый оттенок итальянского бисквитного печенья biscotti, и сама она выглядела в нем так, словно только что окунулась в карамельную ванну. Ясон ластился к ней, презрительно игнорируя меня. Я оставила пальто и сумку в коридоре на настенной вешалке.

– Фрейлейн Бен, то есть Ариэль, – начала Бэмби, быстро поправившись. – Ваш Onkel послал меня к вам, как только понял, какая опасная сложилась ситуация.

Она глянула на Оливера своими глазами с золотистыми крапинками, и он слегка зарумянился.

– Я подозреваю, мне намекают, чтобы я потихоньку испарился, – сказал он.

– А какой смысл? – спросила я его и добавила: – Разве не ты оборудовал всю мою квартирку и телефон подслушивающими устройствами? Ведь для того твой шеф и держал тебя здесь столько времени – чтобы ты шпионил за мной!

– По-моему, тебе лучше рассказать ей все, – посоветовала Бэмби Оливеру, изрядно удивив меня. – Расскажи ей то, что ты рассказал мне вчера вечером. А потом уж я по мере возможности объясню все остальное.

– Наш отдел командировал меня сюда пять лет назад, как только Под взял тебя на работу, – сказал мне Оливер. – Тогда мы еще не знали точно, кто из членов вашей семьи замешан в этом запутанном деле, но много знали о Пасторе Дарте и его сообщниках. Мы уже давно внимательно следили за ними. Нас насторожило, с чего вдруг Дарт взял тебя прямо из университета в свой отдел. Хотя, возможно, одна важная причина у него для этого имелась: твои близкие и родственные отношения с Сэмом.

Чем дальше в лес, тем больше дров. Значит, теперь еще и Под оказался натуральным злодеем, о чем и свидетельствовало его часто употребляемое прозвище Prince of Darkness – Князь Тьмы, а короче, Сатана.

– Неужели Сэм знал, что ты шпионишь за мной? Или ты шпионил и за ним тоже, хотя он часто работал на твоего шефа, Терона Вейна?

– Мы ни за кем не шпионим, – сказал Оливер. – Мы работаем в международном агентстве по линии Интерпола, которое координирует действия правоохранительных органов разных стран по выявлению преступной деятельности, особенно связанной с контрабандой оружия космического века. Мы выяснили, что много людей, вовлеченных в такую деятельность, умудрились пролезть на самые высокие должности в учреждениях, созданных для контроля за ней. Первыми в этом списке стоят организации по борьбе с наркотиками, но подсадные утки есть также в КГБ и даже в самом ЦРУ. Мы опасаемся, что они вскоре начнут продавать «свеженькую продукцию» – включая ядерные материалы – на открытом рынке, так же как сейчас они со скидкой продают своих собственных тайных агентов самым влиятельным перекупщикам!

Такой длинной и такой серьезной речи мне еще не приходилось слышать от Оливера, но он пока не рассеял мои сомнения.

– Если ты не шпионил, то почему прослушивается мой телефон? – спросила я. – Почему вы работаете подпольно? Почему ты хотел вместо меня получить рунический манускрипт?

– Меня послали защищать тебя, как только мы узнали, к чему они стремятся, – сообщил мне Оливер. – Хотя чаще всего мне приходилось защищать тебя от тебя самой.

Напоминает герра Вольфганга, подумала я.

– Увидев этот манускрипт в твоей машине, я сразу понял, что это не те документы, которые твой кузен Сэм описывал нашим сотрудникам. Когда ты решила поработать вечерком, я незаметно следил за тобой, выяснив в итоге, что ты собралась спрятать манускрипт в справочнике министерства обороны – чудесный выбор! Я вытащил его, конечно, и снял копию, чтобы он не пропал безвозвратно. По словам Бэмби, Лафкадио опасается, что другие документы, принадлежавшие твоему кузену, уже попали в руки ее брата.

Я вздохнула с облегчением, узнав, что по крайней мере рунический манускрипт находится теперь не только в кругу моей семьи. И его новый обладатель Оливер, как я уже начала надеяться, был на моей стороне. Но мои стремления добраться до истины привели меня к одному важному выводу – что реальная опасность, заключенная в этих документах, может подстерегать нас совсем с другой стороны.

Естественно, я не забыла, что после рассказа о том, как Терона Вейна взорвали вместо него, Сэм всячески предостерегал меня, чтобы я не слишком явно выражала свой интерес к почте или почтовому ящику. Он сказал тогда, что если кто-то узнает, как и где можно заполучить эти манускрипты, то этому человеку будет легче добраться до них, когда один из нас будет мертв. Теперь я поняла: предостережения были связаны не с тем, что посланный мне по почте пакет был единственной существующей версией этих документов, а скорее с тем, что только один Сэм знал, где спрятаны оригиналы наследства Пандоры. И вот сейчас у меня возникло сильное подозрение, что типам, охотящимся за этими документами, не просто нужно узнать их содержание, но необходимо убедиться, что никто больше не знает его.То есть оказавшиеся в руках Пода и Вольфганга документы останутся единственнойкопией, если Сэм погибнет. Нетрудно представить, как мог дальше разворачиваться сюжет. На сей раз я не стала отворачиваться от очевидного.

– Значит, Под работает на вражеской стороне. Ты предупредил меня в телеграмме, но я получила ее слишком поздно, – сказала я Оливеру. – Вольфганг уже завладел этими манускриптами, хотя ты предупреждал меня и насчет него.

– По-моему, мой брат действительно влюбился в вас, – сказала Бэмби. – Если бы вы встретились с ним раньше, эта любовь могла бы спасти его, заставив пересмотреть свои взгляды.

Вольфганг весьма образованный человек с высокими идеалами, даже если пребывает в печальном заблуждении. Думаю, что он удивился, обнаружив, что способен на такие сильные чувства. Но все равно, сейчас его уже не спасти, не помогут никакие разговоры. Где сейчас мой брат?

– Он поехал в нашу контору прямо из аэропорта, – сообщила я. – Вскоре я собиралась присоединиться к нему.

– Тогда нам нужно действовать немедленно, – сказала Бэмби. – Обнаружив, что Оливера нет на работе, он может поехать сюда. И если, по его мнению, тебе известно, где твой кузен спрятал оригиналы, то ты в ужасной опасности. Нужно остановить моего брата, пока он еще кого-нибудь не убил.

Я в ужасе взглянула на нее, а Оливер мягко положил руку мне на плечо. Господи, о чем она говорит? Но, естественно, я все поняла. Наверное, я давно должна была догадаться.

– Мы были не вполне уверены, – сказал Оливер, обращаясь к Бэмби.

В голове у меня зашумело, словно я на мгновение оглохла. Потом откуда-то издалека до меня донесся голос Бэмби:

– Нет, я уверена. Мой брат Вольфганг убил Сэмюэля Бена.

Я проводила бурные ночи любви с мужчиной, оказавшимся хладнокровным убийцей. Сжимая меня в объятиях, он думал, что убил Сэма. Мне показалось, что я хлебнула абсента, приправленного опиумом, или даже цикуты, что привела Сократа к блаженному состоянию отрешенности от жизни – хотя такая перспектива была бы сейчас как нельзя более уместна. Где бы найти на земле подобное место?

Оливер, похоже, собирался что-то предложить, когда до нас донесся странный звон. Мы мгновенно переглянулись, даже не осознав еще, что звенит редко используемый звонок на задней входной двери дома. Поскольку главный вход в дом отделялся от дороги крутым спуском к «переднему двору», большинство людей подъезжали к задней двери, игнорируя подъездную аллею.

Мы бросились к высокому ряду окон моей полуподвальной жилой комнаты и выглянули на улицу. Нам была видна лишь дорога, но не тот, кто стоял на переднем крыльце. За малолитражкой Бэмби припарковался здоровенный «лендровер» с номерами нашего штата. На его переднем крыле красовалось изображение стоящего в профиль медведя-гризли. Я улыбнулась. Похоже, наши дела наконец пойдут на лад.

– Ты знаешь, кто это может быть? – спросил Оливер.

– Знаю не только машину, но и самого медведя. Открывай дверь, – велела я ему. – А мы с Бэмби пока отловим Ясона и соберем для всех нас теплые вещи. Возможно, нам придется пожить немного в блаженном уединении.

– Но кто это? – спросил Оливер. – Вряд ли нам стоит сейчас открывать дверь, если только ты не на сто процентов уверена, кто к нам заявился.

– Уверена на все сто, – заверила я. – Это медведь, который тащился сюда из самой Лапуаи – добрых пятьсот миль. Он эмиссар моего дорогого покойного кузена Сэма.

Бэмби и Оливера слегка ошеломило появление Серого Медведя. Как большинство индейцев племени «Проколотые носы», длинноногий и широкоплечий Серый Медведь был необыкновенно хорош собой. Природа наградила его выразительными чертами лица, прямым носом и ямочкой на подбородке; в его темных, заплетенных в косы волосах белела тесьма, а такие же, как у Сэма, серебристые глаза под черными бровями сверкали, как магические кристаллы, позволяющие постичь суть времен.

На нем была расшитая бисером куртка с бахромой и наброшенный на плечо дорожный плед. Он подошел ко мне и решительно, но мягко завладел моей рукой.

Как я уже говорила, Серый Медведь никогда особенно не жаловал меня, в основном благодаря моей принадлежности к нашей странной семейке. Но его рукопожатие явно показало, что он понимает и ценит то, что я помогала Сэму. Конечно, ни ему, ни Сэму пока неизвестно, как великолепно я успела напортачить. Я представила Серого Медведя моим спутникам.

Серый Медведь, как обычно обойдясь без церемоний, сообщил мне:

– Он беседовал с твоим духом и знает, какое решение ты приняла. Он одобряет. И просит тебя приехать.

Сэм умудрился прочесть мои мысли. Ничего удивительного: Сэму обычно удавалось подключаться ко мне на больших расстояниях. И разве я не чувствовала, что все последние недели он ходит в психологических мокасинах по моим следам?

– Больше он никого не приглашал, – добавил Серый Медведь, показав на Оливера и Бэмби. – Я должен привезти только тебя.

Я пребывала в легком затруднении. Эта парочка уже готова была рассказать мне правду – ту правду, что, возможно, окажется очень полезной не только для моей безопасности, но и для безопасности Сэма.

– От чьего имени он говорит? – спросил Оливер. – Куда ему нужно увезти тебя и почему он не хочет, чтобы мы поехали вместе с тобой?

Прежде чем я придумала, что ответить, Бэмби разрешила эту проблему, хотя, признаться, я не совсем поняла, почему ей это удалось.

– Я дочь Халле, – сказала она Серому Медведю. – Я приехала из Вены, чтобы рассказать все, что мне известно, о человеке, который был отцом Сэма и отчимом Ариэль, – об Эрнесте Бене.

– А-а, – без всякого выражения протянул Серый Медведь. —

Я понял.

Засунув Ясона в рюкзак, я успокаивающе погладила его. Мне не хотелось оставлять кота одного в доме, поскольку я даже не представляла, как долго и где мне придется странствовать. Я закинула его на плечо, рядом с моим обычным рюкзаком с вещами, которые могли нам понадобиться в поездке в горы вместе с Ясоном. Я залезла на переднее сиденье «лендровера», а Бэмби и Оливер уселись сзади. Значит, можно будет, развернувшись, слушать историю Бэмби и одновременно посматривать, нет ли за нами хвоста.

– Ладно, друзья, – сказала я Бэмби и Оливеру, когда мы, выехав из города, направились к северу вдоль хребтов Скалистых гор. – Я не могу сказать вам, куда именно мы едем, потому что сама не знаю. Но я знаю, к кому сейчас везет нас Серый Медведь. Следовательно, могу вас уверить, что мы едем не в пустыню. Скоро мы разрешим все наши сомнения раз и навсегда.

Оливер озадаченно смотрел на меня, потом постепенно в глазах у него загорелся слабый огонек понимания.

– Господи! – воскликнул он. – Неужели ты хочешь сказать, что на самом деле он не умер?

Я медленно кивнула. По крайней мере, одно мне все-таки удалось: не разболтать всему свету секретную информацию о том, что Сэм до сих пор пребывает в мире живых. И как только мы распутаем этот клубок, все вскоре наладится.

– Но если Сэм жив, то кого же убил Вольфганг? – спросила Бэмби, явно превзойдя тот порог сообразительности, что я определила для нее в нашу первую встречу.