Текст книги "Волшебное очарование Монтаны"

Автор книги: Кэтрин Лэниган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

Глава 12

– Что произошло сегодня ночью? – спросил Монику Остин.

– Сгорел мой сарай! – воскликнула она, глядя на него как на полоумного.

– Но из-за чего? Что случилось?

– Не о чем больше рассказывать, – резко ответила она и села на стул с прямой спинкой напротив бабушкиного кресла-качалки. Вряд ли она сядет в него когда-либо. Скорее выбросит в огонь.

– Мне не нравится выражение твоих глаз, – сказал Остин. – Словно ты кого-то проклинаешь. Давай поговорим, объяснимся!

– Нет.

– Значит, с тобой правда что-то происходит. Расскажи мне все, прошу тебя.

– Отстань от меня! – Моника вскочила на ноги, изливая на него гнев, словно лаву.

Остин положил ладони ей на плечи, но она резко отпрянула.

– Я пытаюсь тебе помочь.

– Не надо мне помогать!

– В самом деле?

– Да, в самом деле! Мне не нужна твоя помощь!

– Даже после того, как несколько часов назад я спас тебе жизнь?

– Я спасла свою проклятую жизнь сама! Просто вывела из пламени Старшайна и выбралась без посторонней помощи! – С каждым словом Моника чувствовала все больший озноб. Она обхватила себя руками, но теплее от этого не стало. – Все эти люди здесь… им плевать на меня! Они собрались, чтобы поглазеть, как сгорит ведьма.

– Моника, – промолвил он с мягким укором.

– А впрочем, ты прав, Остин. Кое-что произошло сегодня ночью. Назови это откровением. Назови апокалипсисом. Не имеет значения. И то, и другое верно.

– Малышка… – Остин попытался притронуться к ней, но она отступила от него на шаг, гневно блеснув глазами, а потом истерично рассмеялась.

– Знаешь, что это было? Огонь из преисподней. Во искупление грехов.

– Чьих грехов?

– Моих.

– Но ты не совершила ничего дурного. В глазах Моники плясали шальные огоньки, когда она выглянула из большого окна гостиной.

– Грехи моей бабушки. Грехи моей матери. Из-за них запылало пламя. Не из-за меня. Всю жизнь я была всего лишь инструментом в их руках. Возможно, они думали, что я сгину в огне. Возможно, именно поэтому они устроили пожар. Но я провела их обеих и выжила.

Остин не знал, как остановить ее истерику. Пришлось довериться своему чутью. Необходимо сохранять спокойствие. Любым способом.

– Моника, любимая. Не будем сейчас говорить о них.

– Но ведь ты сам спросил меня об этом!

– Я? Когда? – Остин осторожно положил ладони ей на плечи. На сей раз Моника не сбросила их. Он посмотрел ей в глаза. – Успокойся и внятно расскажи мне, что ты делала в сарае.

– Размышляла. Рассматривала старые фотографии. Вот и все, – ответила она взвинченным тоном. Ее интонация пугала. Остин проклинал себя за то, что не упросил доктора дать Монике успокоительного.

– Наверное, ты обнаружила на фотоснимках нечто такое, о чем не знала раньше, да? – (Моника безучастно кивнула и потупилась.) – Что именно?

– Ложь. Все лгут. – Она тяжело выдохнула эти слова, словно они душили ее. – Бабушка лгала мне. Всю мою жизнь.

– Расскажи мне, – мягко попросил Остин.

– Не могу, – ответила она, отрешенно глядя в сторону.

– Ты можешь. Должна. Это очень важно для меня.

Моника упрямо избегала смотреть в глаза Остину, но он повернул ее лицо к себе и поймал ее взгляд.

– Это больно, – призналась Моника. Измена очень глубоко ранила ее сердце и душу.

– Прошу тебя, любимая, излей мне свою боль, настаивал Остин. – О чем лгала тебе бабушка? – Остин бережно и нежно провел большим пальцем по ее подбородку. – Она говорила, чтобы ты не доверяла ни одному мужчине, так, Моника?

– Да… – Моника облизала пересохшие губы, чувствуя полное опустошение, будто ее сожгли заживо.

– То же самое она говорила твоей матери, так?

– Да…

– Ты думаешь, что именно бабушка вынудила твоего отца бросить твою мать?

– Да… – Глаза Моники увлажнились слезами.

– Значит, из-за нее ты так и не узнала своего отца?

– Да…

– И теперь во всем винишь бабушку?

– Да. Она лгала моей матери. Твердила ей не правду о дедушке. И то же самое говорила мне. Она сделала так, что люди возненавидели мою мать и меня…

– Успокойся, любимая, и расскажи, что ты узнала.

– Я не знаю, Остин, и вряд ли когда-либо буду знать наверняка. – Моника сделала глубокий вдох и продолжила:

– У меня есть лишь предположения. По-моему, дедушка очень хорошо ладил с горожанами. Они любили его. Дедушка построил не только эту хижину, но и аптеку Хайстетлеров, ратушу, церковь и многое другое. Горожане брали у него деньги в кредит. Он гордился своей работой, но у бабушки это вызывало негодование. Она хотела, чтобы дедушка всецело принадлежал лишь ей. Так же она желала властвовать и над моей матерью. Когда мама влюбилась в Вернона Хайстетлера, бабушка отослала ее в Европу, выбив на это деньги из дедушки. Я обнаружила их многолетнюю переписку. Когда мама вернулась, Верной был помолвлен либо уже женат. Потом, когда мама полюбила моего отца, бабушка выжила из дома и его. Всю жизнь она твердила, что мое счастье возможно лишь здесь, в горах, а за их пределами меня ждут боль и страдание.

– И что нельзя доверять мужчине, даже если тот полюбит тебя.

– Да. Вот почему в школе я всегда сторонилась мальчиков. И всякий раз возвращалась сюда. К бабушке. Я думала, что она любила меня. – Моника разразилась рыданиями.

– Себя она любила больше, – сказал со вздохом Остин. Он осторожно прижал к груди Монику, помня о ее обожженной спине. – Плачь сколько пожелаешь, малышка. Выплачь все свои слезы.

Они простояли в обнимку очень долго, утратив чувство времени. Остин слегка раскачивался на месте, убаюкивая ее. Наконец он поднял ее на руки и отнес в спальню. Уложил на кровать и, не разжимая рук, вытянулся рядом.

– Тебе не нужно оставаться, – промолвила Моника через силу. – Со мной все в порядке.

– Я хочу остаться.

– У меня нет желания заниматься любовью, Остин.

– И у меня, – откликнулся он и теснее прижался к ней. – Я просто хочу держать тебя в объятиях, если ты не против.

– Я чувствую себя в безопасности, – мягко произнесла она.

– Со мной ты в безопасности, – сказал он.

На следующее утро Остин стал искать фотокарточки Аделаиды. Две он нашел в гостиной, одну в спальне наверху и еще одну на кухне. Он разложил их на кухонном столе и, попивая горячий кофе, внимательно рассматривал.

Это было почти чудо, что Моника не тронулась рассудком после событий минувшей ночи. Остин приехал в Монтану, чтобы пережить крах своей карьеры и залечить разбитое, как ему казалось, сердце. Теперь он понял, что его боль не идет ни в какое сравнение со страданиями, выпавшими на долю Моники. Если бы Аделаида была жива, Остин охотно придушил бы эту старую перечницу за то, что она сделала с Розой и Моникой. Но она мертва, сказал он себе.

– Что ты делаешь? – спросила Моника, стоя в дверном проеме.

Остин вздрогнул от неожиданности.

– Я не видел тебя.

– Знаю. Так что же ты здесь делаешь?

– Здесь? Ты попросила меня остаться прошлой ночью… У меня было предчувствие, что поутру ты об этом не вспомнишь.

Она прошла к плите, взяла в руки кофейник и налила себе полную чашку.

– Спасибо, что сварил кофе. – Моника искоса посмотрела на него и указала на стол:

– Зачем ты их выложил?

– Хотел получше ее узнать. И попытаться помочь тебе разобраться в причинах, побудивших ее поступить с тобой подобным образом.

– Я так и думала, – небрежно кивнула Моника и, сделав глубокий вдох, села на стул. – Остин, я знаю, что наговорила много глупостей прошлой ночью. Это из-за шока, вызванного пожаром.

– Не обманывай меня, Моника. Я же все время был с тобой, помнишь? Всю ночь сжимал тебя в объятиях, пока ты плакала.

– О, Господи, – опустила она глаза в смущении.

– Послушай, здесь нечего стыдиться. Прошлой ночью ты прошла сквозь преисподнюю и спаслась. Не знаю, вынес ли бы я подобное… – Он сел на корточки перед ней и робко положил ладонь на ее руки. Она не скинула ее, и это был добрый знак. – Моника, я хочу помочь тебе разобраться с этим.

– С чем, Остин? Все, во что я верила, разбилось вдребезги и разлетелось на множество осколков… Их уже не собрать и не склеить… Но как дальше жить? Я потеряла себя и не знаю, кто я, и что здесь делаю, и даже чего хочу. Сплошной хаос…

– Я знаю, кто ты.

– Интересно! И кто же?

– Прекрасная женщина, которая всю жизнь сражалась против целого мира… в одиночку. Сильная. Добрая. И доверчивая.

– А еще дура.

– Ничего подобного.

– А ты приглядись повнимательнее. Моника Скай была настолько глупа, что ни разу не подумала о себе. Жила одними бабушкиными мечтами. Без собственной цели. – Она уставилась на него со стеклянным блеском в глазах. Остин побледнел. Ему не нравилось выражение ее лица. Никогда раньше он не видел ее такой. – Я хочу выяснить, кто я такая, Остин. И я не хочу, чтобы ты вмешивался, пока я буду это делать, – сказала она и выдернула руку из-под его ладони. Он сглотнул комок в горле, не будучи готовым к подобному повороту событий.

– По-моему, это не очень удачная идея.

– Это моя жизнь, и я вправе распоряжаться ею по-своему, – твердо заявила она.

Он принял ее вызов, и в его глазах появилась не меньшая решительность, чем была у нее.

– Ладно. Держу пари, что ты сделала не правильный выбор. Но ты должна убедиться в этом сама. Я оставлю тебя одну. На столько, на сколько пожелаешь.

– Замечательно.

– Но если ты переменишь решение, тебе достаточно лишь поднять эту трубку. – Он указал на телефон. – Обещай, что сделаешь это.

– А если нет?

– Тогда я не уйду.

– Хорошо. Обещаю. Но я не изменю своего решения.

– Ты всегда так упряма?

– Да.

Остин не мог стронуться с места. Что-то не позволяло ему уйти. Он не понимал, что с ним творится. Ей необходимо какое-то время побыть одной. Но проклятье! Он хотел, чтобы она нуждалась в его помощи, нуждалась в нем!

– Я ухожу, – сказал он.

– Так уходи же, – велела она.

Наконец он повернулся и покинул хижину.

Ее передернуло, когда она услышала, как хлопнула дверь. «Я права, подумала Моника. – Он не любит меня. Он всего лишь добр ко мне. По-соседски. Как Харрисоны. Но этого мне больше не нужно». Моника посмотрела на свои руки. Удивительно. Она так крепко сжимала чашку, что отломила ручку.

Потом она села в свой тряский грузовик и поехала к доктору.

Доктор сменил повязки на ее спине, смазал ожог антибактериальной мазью.

– Вот что я тебе скажу, Моника. На месте ожогов у тебя останутся шрамы.

– Меня это не волнует, – солгала она.

– И еще. Я знаю, что тебе очень больно из-за полученных ран. И хотя я крайне редко прибегаю к обезболивающим лекарствам, но в твоем случае сделаю исключение.

– Мне ничего не нужно, доктор.

– Нет, нужно. Просто ты слишком горда, чтобы попросить об этом.

– Горда?

– Фамильная черта рода Скай, – сказал доктор и достал из шкафчика упаковку таблеток. – Возьми с собой. Принимай по одной через каждые шесть часов. Не более четырех в сутки. Прошлой ночью ты была в шоке, и это притупило боль. Теперь боли усилятся, а лекарство их ослабит.

– Спасибо, – согласилась она, делая вид, что рассматривает надпись на упаковке.

– Что такое, Моника? – спросил доктор после долгой паузы.

– Вы любили бабушку, да?

– Конечно. Восхищался ее… чудачествами и всем прочим.

– Чудачествами?

– Полагаю, что тебе они известны лучше, чем кому бы то ни было, – произнес доктор со смешком.

– Я не уверена в этом. Скажите, в чем, по-вашему, было главное ее чудачество?

Доктор посмотрел на нее изучающим взглядом.

– Откуда такие мысли, Моника?

– Когда я была в сарае прошлой ночью, – промолвила она после продолжительного молчания, то нашла там альбом со старыми фотографиями. Я увидела… нечто странное. Такое, что не вязалось с теми историями, которые бабушка рассказывала мне о себе и о моей матери.

– О твоей матери? – Доктор остолбенел.

– Что вам известно, доктор?

– По-моему, будет лучше, если ты расскажешь мне, что именно ты узнала и что по этому поводу думаешь, а я буду поправлять по мере необходимости.

Моника изложила свою версию событий и свое предположение о том, что Роза была влюблена в Вернона Хайстетлера.

– Это правда или нет?

– Правда.

– Тогда почему никто не рассказал мне об этом? Почему вы не рассказали?

– А зачем? Что это изменило бы в твоей жизни?

– По крайней мере, я бы понимала, отчего Хайстетлеры смотрят на меня как на зачумленную, стоит мне лишь появиться в аптеке.

– Ерунда.

– Нет, не ерунда. Есть еще кое-что… Вам известно, вкладывал ли мой дедушка деньги в строительство аптеки?

– Разумеется, вкладывал.

– И об этом я не знала…

– Не гляди такой букой. Никто, включая твою бабушку, не желал тебе вреда. Возможно, у Аделаиды были причины не посвящать тебя в детали некоторых обстоятельств, ну и что? Я первым готов признать, что она была эгоистична и деспотична, ну и что? Она любила тебя. Беспокоилась за тебя. Заботилась о тебе. Делала для тебя куда больше, чем другие родители делают для своих детей.

– Она устроила так, чтобы моя мама не вышла замуж за Вернона Хайстетлера.

Доктор взлохматил свои бакенбарды.

– Я говорил ей, что это не правильно, но она не слушала. Она была упряма, как ты. И слишком горда.

– Опять это слово… Кое-кто еще сказал, что я слишком горда.

– Интересно, кто бы это мог быть? – улыбнулся доктор. – А?

– Я лучше пойду. – Моника поправила блузку. – У меня есть кое-какие дела. Спасибо, доктор.

– Увидимся завтра, – напомнил он.

Она кивнула в ответ и вышла…

С зажатой в кулаке двадцатидолларовой купюрой Моника вошла в салон красоты. «Слишком горда». Остин предлагал ей деньги на стрижку, но она отказалась.

– Чем могу помочь? – обратилась к Монике крашеная блондинка. – Господи, что вы, золотце, натворили с волосами? Они же опалены!

– Это был несчастный случай. Женщина прищурила глаза.

– Вы, должно быть, Моника. – Она протянула Монике руку. – Очень приятно познакомиться. Меня зовут Грэйс. Я много о вас наслышана.

Моника сразу ощетинилась и, как обычно, приготовилась к защите.

– Что вы слышали?

– Об ужасном пожаре прошлой ночью. Святые угодники! С Мэйн-стрит было видно, как пламя поднимается к луне. Какое зрелище! Разумеется, я рада, что с вами, золотце, ничего не случилось.

– В самом деле? – Моника не верила собственным ушам. Эта женщина действительно говорила о ней?

– Конечно. А теперь идите-ка сюда и дайте мне взглянуть на ваши волосы. Грэйс усадила ее в кресло. Бледно-розовая ткань замелькала вокруг шеи и плеч Моники, словно облако. – У вас, золотце, сильно обожжена шея. Я не буду затягивать накидку, чтобы не причинить вам боль. Лишь слегка наброшу.

– Вы очень добры, – откликнулась Моника.

– Это так естественно, – проворковала Грэйс. – А теперь, что бы вы хотели? Ну… что бы вам подошло?

Этот вопрос поставил Монику в тупик.

– Я никогда не делала прически. Просто давала волосам расти, мыла их. Вот и все.

– Невероятно, – произнесла Грэйс, разглаживая волосы Моники и всматриваясь в ее отражение в зеркале. – Учитывая форму ваших глаз и высокие скулы, я бы посоветовала вам уложить волосы вдоль шеи, слегка зачесав направо, вот так. И она придала волосам надлежащее положение. Моника кивнула. – Это все, что можно сделать. Срезать придется много. Волосы будут лишь до плеч, чтобы прикрыть ожоги на шее. – Грэйс пристально вгляделась в отражение Моники. Будет мило. Поверьте.

На стрижку ушло полчаса. Когда Моника с помощью ручного зеркала увидела, как сзади уложены ее волосы, то не удержалась от одобрительной улыбки.

– Красиво.

– Это вы красивы, золотце, а я всего лишь уложила ваши волосы так, чтобы они подчеркнули вашу красоту. Я бы посоветовала вам носить шляпку… Не возражаете, если я предложу вам кое-что? – Грэйс прошествовала в другой конец салона и вернулась, держа в руках пластиковый поднос с косметикой. – Можно сделать вам макияж?

– Нет, спасибо, – отмахнулась Моника. – Не хочу выглядеть как девка.

Грэйс разразилась смехом.

– Кто сказал, что вы будете так выглядеть? «Бабушка», – мысленно ответила Моника и внимательно посмотрела на собственное отражение в зеркале. Ее новая стрижка ей очень нравилась. Грэйс доказала, что ей можно доверять.

– Ладно, но только самую малость, – уступила Моника, улыбнувшись Грэйс.

– Я хочу, чтобы вы увидели, как красивы на самом деле, а вовсе не превратить вас в куклу. – Грэйс показала Монике, как правильно пользоваться тушью для ресниц и тенями для век. – У вас замечательная кожа, но вам следует применять солнцезащитные средства, если вы все время проводите под открытым небом. Скажете мне спасибо, когда достигнете моих лет. Чуть-чуть румян и губной помады. Это на особый случай.

– На особый случай?

– Ага, например… если ваш парень пригласит вас на праздник.

– Я не хожу на праздники.

– Как же так? Если он спас вам жизнь, то неужели не пригласит потанцевать?

– Кто?

– Ваш парень. Мистер Синклер.

– Мы с Остином только соседи, – сказала Моника, чувствуя, как кровь прихлынула к лицу.

– А я слышала иное. – Грэйс хлопнула себя ладонью по губам. – Ой!

– В самом деле? Что же вы слышали, Грэйс? спросила Моника, сверля Грэйс глазами.

– Мне не следовало ничего говорить. Извините.

– Нет уж. Выкладывайте, что слышали, Грэйс. Не волнуйтесь. Я никому не скажу, откуда узнала это. А если скажете правду, обещаю, что всегда буду ходить стричься только к вам.

Грэйс глубоко вздохнула.

– Я слышала, что вы с Остином больше, чем просто соседи. Любовники. А еще, что он купил большущую упаковку презервативов.

Остин сказал тогда, что это нужно для их безопасности. Чтобы она не забеременела.

– Я не слежу за тем, как мистер Синклер тратит свои деньги. Более того, не намерена и впредь ломать голову над тем, что он покупает. Это не мое дело. Вы согласны, Грэйс?

– Да.

– Почему же делается вывод, что именно со мной Остин…

– Потому что он помог вам противостоять Джейку Симмонсу… Так сказала Трэйс.

– Трэйс?

Грэйс торжественно кивнула. Моника сжала губы.

– Выкладывайте все до конца.

– Она сказала, что видела вас.

– Видела? – ахнула Моника. – Где? Когда?

– Прошлой ночью. В вашем доме. Она сказала, что Остин остался у вас на всю ночь.

– Наверное, она пряталась у меня под кроватью, да?

– Ну не знаю…

– Вот именно. Потому что если бы она была в спальне, то знала бы, что между нами ничего не было. Он всю ночь держал меня в объятиях, потому что я была в истерике. Разве у меня не было причин для этого? Но она не побеспокоилась выяснить правду. – Моника выскочила из кресла, сдернула с шеи накидку, не замечая боли в местах ожогов. – Но кому нужна правда?

– Мне так неловко.

– Этого достаточно? – спросила Моника, вытащив из кармана джинсов двадцатидолларовую банкноту.

– Более чем. Я дам вам сдачу. Моника сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и ласково сжала пальцы Грэйс.

– Не надо. То, что вы мне дали, стоит гораздо больше.

– Не так уж и много, – возразила Грэйс.

– Много, Грэйс, много. По-моему, вы были откровенны со мной, как настоящий друг.

– Вы мне нравитесь, Моника.

На какое-то мгновение Моника остолбенела.

– Вы мне тоже нравитесь…

Монику привело к аптеке не праздное любопытство. Это было место, куда стекались все слухи. К тому же теперь, когда она знала правду о том, как было воздвигнуто это здание, ей хотелось увидеть его иными глазами. Однако все было по-прежнему.

Стеклянная дверь отворилась перед носом у Моники, и из аптеки вышла Трэйс.

– Моника? Это ты? Тебя не узнать. Что ты с собой сделала?

– Прошла сквозь огонь. Пробовала когда-нибудь такое, Трэйс?

– Нет, – коротко ответила Трэйс и в напряжении отступила на шаг.

Моника надвинулась на нее с пылающими глазами.

– Готовься. Наступает твой черед. Трэйс вымученно улыбнулась. При этом нижняя губа у нее нервно подрагивала.

– Что с тобой, Моника? Ты опять не в себе?

– Я-то в порядке, а вот ты слишком много болтаешь.

– То есть?

– Ты сказала, что я и Остин Синклер – любовники. Будто ты видела в окно, как прошлой ночью он занимался со мной любовью.

– Я ничего…

– Вот именно, этого вовсе не было! Знаешь, что я думаю?

– Что? – Трэйс испуганно отступала шаг за шагом.

– Я думаю, что нет дыма без огня. Возможно, ты сама крутишь с Остином и не хочешь, чтобы кто-нибудь об этом узнал.

– Смех, да и только.

– Ладно, но, по-моему, ты распускаешь сплетни обо мне, чтобы никто не догадался о твоих шашнях. Ты с кем спишь? – Моника видела, что Трэйс вздрагивает от каждого нового вопроса. Значит, ее обвинения попадают в цель. Настала пора для решающего удара. – Жена Джейка Симмонса будет сильно поражена, если узнает правду. Так поражена, что заставит Джейка выгнать тебя в три шеи. Что тогда будешь делать?

– Ты не посмеешь!

– Не подталкивай меня, Трэйс. Если ты оставишь меня в покое, то и я тебя. Поняла?

– Ага.

– Прекрасно. Еще увидимся. – Моника махнула рукой и покинула Трэйс, застывшую на углу улицы…