Текст книги "Волшебное очарование Монтаны"

Автор книги: Кэтрин Лэниган

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

Глава 8

Известие облетело город менее чем за час: Моника Скай заставила Джейка Симмонса выплатить ей за телят по семьдесят пять центов за фунт. Еще ни один фермер не сбывал Джейку товар по таким высоким расценкам. То обстоятельство, что именно Моника Скай, «женщина с гор», добилась подобного, придавало сделке еще большую загадочность.

На новый лад перетолковывались и приукрашивались подробности недавнего разговора в парикмахерской. Мэр города, владевший самым большим в здешнем крае поголовьем крупного рогатого скота, предложил нанять Остина Синклера для проведения всех торговых операций в фермерском бизнесе.

Давно привыкшая к тому, что горожане таращатся на нее и показывают пальцем, Моника не обратила особого внимания на повышенный интерес к ее персоне, когда ходила сегодня по своим делам. Равно как не заметила, что в устремленных на нее взорах не насмешка, а восхищение.

Сидящая в салоне красоты под сушилкой женщина увидела в окно, как Моника идет через улицу в универсам, и обратилась к соседке:

– Элма со слов Трэйс Саутерн утверждает, что с Джейком едва не случился сердечный приступ из-за того, как с ним поступила Моника. Можно подумать, будто она – единственная в долине, кто продает телят.

– С этой девчонкой держи ухо востро. Вся пошла в свою бабушку, откликнулась соседка.

К той минуте, когда Моника появилась в универсаме, доктор, покупавший там что-то, знал о деталях ее сделки с Джейком больше, чем она сама.

– У Трэйс длинный язычок, – прокомментировала Моника данное обстоятельство.

– Еще какой, – подтвердил доктор. – Она уже оповестила всех в салоне красоты по телефону, пока печатала на машинке твои бумаги. Я услышал об этом в аптеке от Билла Хайстетлера. В аптеку она позвонила сразу после звонка в салон красоты.

– В самом деле? А почему Биллу?

– А ты не знаешь? – спросил доктор, подозрительно прищурив глаз.

– Знаю что?

– Что Билл Хайстетлер сохнет по тебе.

– Это, должно быть, шутка, – рассмеялась она. Доктор нахмурил брови и уставился на Монику.

– Иногда мне кажется, что Аделаида оказала тебе плохую услугу, воспитав такой дикаркой. Всем вокруг известно, что Билл, когда ты появляешься в городе, следит за тобой, словно ястреб за добычей.

– Это потому, что он ненавидит меня… Я еще никогда не слышала подобной чепухи.

– А когда ты вообще разговаривала?

– То есть?

– Ты мне-то едва доверяешь, что уж говорить про других в городе.

– Верно. Так лучше всего, – твердо ответила она.

– Возможно, так оно и было, пока Аделаида была жива, но теперь у тебя другая жизнь. Все изменилось. Вот что я тебе скажу.

Моника подняла на него глаза.

– Что вы хотите сказать?

– Что пора тебе стать женщиной. Выйти замуж. Иметь детей.

– Если это предложение, то так его не делают, обрубила она.

– Что происходит между тобой и Остином Синклером? И не говори мне, что ты всего лишь пальнула в него дробью.

– Остин Синклер? – От одного его имени она ощутила жар и молила Бога, чтобы краска смущения не бросилась в лицо. – Это смешно. Не выношу подобных типов. Он брокер.

– Да, и он всерьез распалил тебя.

– Ничего подобного. Он лишь посоветовал мне, как с выгодой продать скот. Вот и все, – солгала она, глядя прямо в глаза доктору.

– Можешь дурачить других, Моника, но я знаю тебя как облупленную.

Моника издала раздраженный вздох.

– Это все, что вы хотели сказать?

– Нет, но об остальном я предпочел бы побеседовать у себя.

– Нет ничего такого, что мы не можем обсудить прямо здесь и сейчас.

– Есть, Моника. – Он подошел к ней вплотную и шепнул:

– Аделаида говорила с тобой когда-нибудь о контрацепции?

– По-моему, это не проблема, – смутилась Моника.

– Надеюсь, что так, – откликнулся доктор и прошествовал к прилавку выбить чек.

Ошеломленная и смущенная разом, Моника схватила банку овсянки и, повернувшись кругом, уткнулась в Трэйс.

– Трэйс, я не заметила тебя!

Моника увидела, как зло блеснули глаза Трэйс. Та всегда цеплялась к Монике по мелочам. Бабушка говорила, что она завидует Монике. Но у Трэйс не было причин для зависти…

Два дня Остин работал не покладая рук в надежде излечиться от всяких дум о Монике. Старая крыша была заново обшита гонтом, двое плотников заканчивали сборку нового изысканного гарнитура. На кухне Остин отштукатурил и тщательно измерил рулеткой перегородку из гипса и с помощью одного из плотников установил вдоль нее кухонные шкафчики и навесил двери. Ночью, когда рабочие ушли, Остин покрасил в гостиной стены, вмонтировал в потолок подсветку и провел электропровода. Лишь на рассвете он позволил себе часок вздремнуть до прихода рабочих.

В полудреме он заново пережил поцелуи Моники. Как будто она пришла к нему вновь, появившись в дверях словно призрак, только в ее прикосновениях не было ничего призрачного. На этот раз он не прервал поцелуй, и она не отстранилась, а стала медленно снимать с него одежду, касаясь кончиками пальцев и губами его обнаженного тела. Он едва сдерживал себя.

– Моника! – жадно выкрикнул он ее имя и проснулся. Он был в испарине. Взъерошил волосы и сказал со стоном:

– Я обуздаю свои желания. – Он пружинисто выпрыгнул из кровати и протопал на кухню сварить кофе. – Зрелые мужчины не сходят с ума из-за женщин. Во всяком случае, не я!..

Полдюжины грузовиков съехалось к дому Остина. Звон инструментов, гудение аэрокомпрессоров, свист краскораспылителей звучали для Остина как торжественная симфония. Он гордился домом, который воздвигал, а еще больше тем, что лично участвовал в этом. Изо дня в день он убеждался, что не только наделен талантом строителя, но и получает от этой работы наслаждение.

– Сегодня я бы поработал на крыше, – сказал Остин бригадиру рабочих Джессу Течнеру.

– Хозяин – барин, и если упадете, то по собственному произволу, безразлично пожал плечами Джесс. – Только не забывайте, что я не застраховал вас от несчастного случая.

– Думаю, это я переживу, – рассмеялся Остин и взял у Джесса строительный пистолет.

Получив наставления от Джесса, Остин уверенно влез на крышу. Под безоблачным небом в ярких лучах солнца работа у него спорилась. Час спустя Остин услышал громовой грохот, идущий откуда-то сверху. Звук рос, подобно реву горной лавины, когда она набирает силу и мощь.

– Что это? – спросил Остин Джесса, который быстро взобрался на самый верх крыши.

Тот указал с широкой улыбкой на дальние отлоги косогора.

– В этом звуке вся Монтана, – объявил он Остину, вставшему рядом.

– Крупный рогатый скот… – промолвил Остин с чувством благоговения.

Услышав свист и резкий хлопок кнута из сыромятной кожи, рассекшего воздух, Остин ощутил холодок в затылке. Моника. Хотя он не мог ее видеть, но чувствовал ее присутствие. Защитив ладонью от солнца глаза, стал всматриваться в даль, выискивая фигуру Моники. В резком блеске солнечных лучей он заметил ее верхом на великолепном гнедом жеребце. Ее светлые волосы были небрежно стянуты в хвост и ниспадали за спину. Посадка в седле была как у опытного наездника. Она покрикивала на скот, размахивая над головой кнутом.

Остин никогда не видел более впечатляющего зрелища. Моника с гордой осанкой правила конем и держала в подчинении стадо. Остин желал ее больше, чем раньше. Не только ее тело, а все, что с ней было связано.

– Суперженщина, – сказал в восхищении Джесс.

– Это точно, – согласился Остин, будучи не в силах отвести от нее глаза.

– И явно чокнутая, как о ней говорят.

– Это еще почему?

– Взгляните туда. Она правит стадом в одиночку. Только она да ее собака. Насколько мне известно, она никогда не нанимает помощников.

– Что в этом такого?

– Просто это не по-соседски. В городе многим нужна работа. Кормить семьи. Платить по счетам. Возьмите, например, себя: едва появившись здесь, вы первым делом наняли на работу… мою бригаду.

В городе видят в вас героя.

Остин наблюдал, как Моника уводит скот вниз по долине туда, где за чертой города находились загоны Джейка.

– Я бы охотно сделал всю работу сам, но вряд ли это мне по плечу, – сказал он, думая о дедушке Моники, который построил жилище рода Скай без посторонней помощи, что вызывало восхищение у его внучки.

– И слава богу, – засмеялся Джесс. – Вы первый, кто вложил живые деньги в эту долину с тех пор… он перевел взгляд в сторону Моники, – с тех пор как Фостер Скай в двадцать восьмом нанял на работу весь город.

Остин вытянул шею и в недоумении уставился на Джесса.

– Я был уверен, что Фостер построил хижину сам.

– Это она вам сказала?

– Да.

– Фигурально это правда. Равно как и вы отстраиваете дом сами. На свои деньги.

– Ноя…

– Послушайте, возможно, Моника сама верит теперь в эту историю, она рассказывала ее множество раз. Никому не известно, зачем она так часто врет.

Остин вернулся глазами к едва уже заметной вдали фигурке Моники…

Работы на крыше были закончены к полудню. Остину позвонили из универсама и сообщили, что на склад завезли крепления для кухонных шкафчиков, которые он заказывал.

– Я подъеду через час и заберу их, – пообещал он.

В городе Остин невольно оказался в курсе городских толков о продаже Моникой скота. Дважды он слышал, как было помянуто и его имя. В магазине его не узнали, хотя он стоял возле кассы у всех на виду. О нем говорили так, словно он был героем. Поначалу он хотел возражать: дескать, он не герой, а брокер и всего лишь провел профессиональную оценку состояния рынка.

Однако больше всего его задевало не это, а то, что каждый раз при упоминании в разговоре имени Моники на него накатывала волна возбуждения и он вытягивал шею, чтобы услышать как можно больше. Беседа была изрядно приправлена упреками в адрес Моники, правда, все они затрагивали ее прошлое и именно поэтому растравляли в Остине жгучий интерес. Он подумал, что ему следует потихоньку уйти из магазина, но не мог.

– Моника Скай наиболее искренний человек из тех, кого мне довелось видеть в Силвер-Спе, – рьяно ввязался Остин в спор с мужчиной средних лет. – Не говоря уж о том, что столь проницательного предпринимателя из числа женщин я не встречал уже давно. Даже по меркам Чикаго за ум, сообразительность и деловую хватку Моника, на мой взгляд, получила бы больше баллов, чем любой бизнесмен, с каким я имел дело.

– Я бы не стал заходить так далеко, – возразил мужчина.

– А я стал бы, – заявил Остин и отошел от него. На улице он сделал глубокий вдох, умеряя гнев, и отругал себя за то, что поступает в точности наперекор своим же прежним намерениям освободиться от зацикленное(tm) на Монике.

По дороге к аптеке Хайстетлеров Остин поймал себя на том, что заново переживает в памяти, как держал Монику в объятиях, целовал и ласкал ее тело, едва не овладел ею. Переживания были нестерпимо острыми. Он хотел ее страстно. До безумия.

Не желая себя обманывать, он признал, что его тянет к ней, как мотылька к пламени. Ему было почти наплевать на последствия. Но, будучи человеком совестливым, он обязан обдумывать свои шаги и не позволять эмоциям захлестывать его с головой. Он толком не понимал, что зреет у него в душе, но не вызывало сомнения, что он утратил над собой контроль. Не важно, сколько усилий было потрачено на борьбу с самим собой, однако ясно, что рассудок в этой борьбе спасовал. Нет иного выбора, кроме отрезвления.

До того, как отправиться в аптеку Хайстетлеров, Остин повстречал в универсаме Трэйс. Он знал, что эта миловидная девушка служила у Джейка Симмонса.

– Привет, Остин, – проворковала Трэйс.

– Привет, – ответил он с дружелюбной, но сдержанной улыбкой. Он не мог не заметить ее кокетливого взгляда и в притворной озабоченности покупками взял с полки флакон шампуня.

– В город на целый день?

– Так, пара пустяковых дел.

– Ага. Как идет строительство дома?

– Замечательно. – Он погрузился в чтение этикетки на флаконе.

– Я слышала, что таких построек в долине еще не видывали.

– Угу, – кивнул он и нетерпеливо осмотрелся. – Извини, Трэйс, мне нужно возвращаться к строителям. Сегодня по-настоящему важный день… Надеюсь, ты понимаешь.

– Конечно, Остин, конечно, – закивала она и напоследок заметила:

– Давеча я видела здесь Монику.

После этих слов внимание Остина к разговору резко возросло, но он постарался сохранить внешнее спокойствие.

– Вот как?!

– Ага, у нее было свидание с доктором. Остин нашел это замечание нелепым.

– Уверен, что в этом нет ничего такого.

– Наверняка, – откликнулась Трэйс, обхватив себя руками и соблазнительно приподняв пышные груди.

Остин свернул в проход между рядами. Эротическая выходка Трэйс только разожгла в нем телесное томление по Монике. Он будто вживую увидел, как целует ее грудь. Его лоб покрылся испариной.

– Господи, я всерьез заболеваю. Кажется, мне пора показаться доктору, пробубнил он себе под нос. Он поискал глазами полку с презервативами, решив бороться с «недугом» при необходимости как с помощью силы воли, так и физически. – У меня такое чувство, что скоро мне это потребуется, – промолвил он про себя, взяв с полки одну упаковку.

Глава 9

Моника обналичила в банке чек Джейка Симмонса и сунула деньги в дедушкин кожаный саквояж. Она обычно носила в нем все свои документы и банковские квитанции, как, по словам бабушки, делал Фостер Скай. Выйдя из банка с Дэйзи, державшейся у ее ног, она заметила Остина. Он стоял у столба с указанием места парковки, к которому Моника привязала своего жеребца.

– Я так и думал, что найду тебя здесь, – улыбнулся Остин.

Плотно сжав под мышкой саквояж, Моника отвязала от столба поводья, стараясь не смотреть в лицо Остину.

– По-моему, это было нетрудно, ведь я оставила здесь Старшайна. – Она поправила седло, из-за чего подошла ближе к Остину.

– Я видел сегодня, как ты спускалась с горы, начал он. – Я был на крыше.

В его глазах светилось восхищение. Если слишком долго стоять с ним в такой близости, то захочется от него такого, о чем лучше не знать.

– На крыше? Ты уже закончил ее?

– Да.

– Здорово. Ладно, мне нужно ехать, – сказала она и сунула ногу в стремя. Держаться как можно дальше от Остина было крайне необходимо. Он схватил ее за талию.

– Не уезжай… Я хотел… – Внезапно он опустил руку. Его прикосновение обожгло, как огонь, и Моника отреагировала на это наихудшим образом повернулась к нему лицом. Прикосновение к Монике, ее глаза и близость ввергли Остина в опьянение, сродни тому, что наступает после четырех бокалов выдержанного бордо. – Приходи сегодня вечером на ужин. Я хотел бы угостить тебя.

– Почему?

– Ты сможешь оценить изменения, происшедшие в доме после твоего визита.

– Их так много?

– Не слишком, – весело рассмеялся он. – Просто мне нужен повод, чтобы увидеть тебя. По правде говоря, я бы хотел получше узнать тебя. Мы же соседи.

Пока он говорил, Моника следила за его губами. Так легко вспомнить его поцелуй и яростный натиск языка, проникшего внутрь ее рта. Она чувствовала, как настойчиво ее тянет к нему, и была в смятении: решимость никогда больше не видеться с ним противостояла желанию быть рядом.

– Сегодня вечером я занята.

– В самом деле? – спросил он скептично. – С другим мужчиной?

Его шутка имела неприятный привкус, напоминая насмешки над ней других.

– Это не твое дело, – сказала она сердито. Он отвел глаза, надеясь, что ее отказ не означает окончательного разрыва.

– Ты права. Возможно, встретимся как-нибудь в другой раз?

– Возможно, – холодно сказала она. – Пошли, Дэйзи.

Она оседлала коня, вынудив Остина отступить на шаг в сторону, натянула поводья и пустила жеребца рысью вниз по Мэйн-стрит. Сбоку от нее трусила Дэйзи.

Дела были улажены. Для Моники это был успешный день. В самом конце улицы она оглянулась, думая, что Остин смотрит ей вслед, но его не было видно. В разочаровании она опустила уголки рта…

Остин нагрянул в дом доктора без приглашения. Его встретила помощница доктора, Мирна Паулсон, с кричащим трехмесячным младенцем на руках. Мать ребенка, видимо, была на осмотре.

– Где доктор? – спросил Остин Мирну. Она кивнула в сторону приемной.

– Доктор, мне нужно с вами поговорить, – гневно объявил Остин, чуть приоткрыв дверь.

– В чем дело, сынок? – доктор оторвался от медицинской карты.

– В Монике.

– Господи! Она снова в тебя выстрелила?

– Нет, доктор, это по другому поводу. Дверь смотровой распахнулась, и оттуда вышла молодая женщина. Остин прошмыгнул в приемную и подождал доктора, который перекинулся парой слов с Мирной.

– Что на сей раз? – спросил он, затворяя за собой дверь.

Остин ходил из угла в угол и, по-видимому, не замечал странности своего поведения.

– По-моему, я заболел. Что-то вроде помутнения рассудка.

– Каковы симптомы?

– Общее беспокойство. Много чего. Отсутствие сна. Никогда в жизни я не страдал бессонницей, а теперь не могу заснуть. И еще потеря аппетита. В самом деле, не могу припомнить, когда в последний раз ел. Вчера, кажется, съел немного чипсов, а сегодня – яблоко. Нет, это было накануне. – Он хлопнул себя по голове. – Не могу вспомнить. Господи! Я потерял память. Что-то здесь не то. – Он постучал кончиком пальца по виску. – Должно быть, мое серое вещество начало… испаряться. Мне нужно какое-нибудь лекарство. – Он посмотрел на доктора. – Как по-вашему?

Доктор прикусил губу, сдерживая смешок.

– По-моему, тебе нужно отправиться домой и принять горячий душ. Расслабиться. Выпить. Чего-нибудь покрепче. Это поможет лучше таблеток. Пей медленно, маленькими глотками.

– И что? – уставился на него Остин.

– Во время выпивки тебе захочется подумать о Монике.

– О Монике? А она при чем?

– Я могу заблуждаться, но, по-моему, болезнь и ее лечение всецело зависят от Моники.

– Это так по мне заметно?

– Временами да.

Остин запихнул руки в карманы джинсов.

– Она не желает меня видеть, а когда смотрит, во мне возникает ощущение, будто она смотрит на своего дедушку. В ее глазах то почтение к нему, и тогда мне кажется, что я никогда не стану вровень с его образом, то, наоборот, осуждение. На меня накатывает то одна волна, то другая. Я знаю, что мне нужно как-то выбираться на сушу, но в то же время хочется выстоять под ударами, чего бы это ни стоило. – Он уловил выражение озабоченности на лице доктора. – Я помаленьку схожу с ума?

– Пожалуй.

– Так что же мне, в конце концов, делать?

– Пойти домой и выпить, – повторил рекомендацию доктор, похлопывая Остина по спине. – Ответ придет сам собой.

Остин помотал головой.

– Вы помогли мне во многом, но в данном случае мне больше подходит постельный режим.

– Мне пора заняться бронхитом мистера Хаскинса, – улыбнулся врач.

– Прошу прощения, доктор, – извинился Остин, почувствовав, что его взвинченность спала. – Просто…

– Я знаю, сынок. Ты никогда не влюблялся раньше. Не волнуйся. Это не смертельно.

– Не правда. Я едва не женился. Это был болезненный опыт, и я поклялся никогда больше его не повторять.

– Если бы это так сильно тебя затронуло, – улыбнулся доктор, – то особых проблем с Моникой не возникло бы.

– Это еще почему?

– Потому что ты все еще чах бы по своей прежней пассии. Обдумывал бы, как ее вернуть. Если бы ты по-настоящему любил кого-то, то у Моники не было бы ни единого шанса.

– Ерунда.

– Прости, но я слишком много пожил на этом свете и научился замечать то, чего не видит большинство людей. Вот почему меня называют доктором. А теперь выметайся отсюда. У меня много дел.

Остин нехотя вышел из комнаты. Его слегка пошатывало, и Мирна, наверное, подумала, что он был не в себе, когда появился из-за двери.

Влюбился? Неужели доктор спятил? Он не влюбился в Монику, а хотел ее как женщину. Вожделел. Но разве это любовь? Нет. Он любил раньше, и то чувство не имеет ничего общего с теперешней безумной жаждой обладания. Мания. Опасное расстройство, невроз. Нет, его проблема не в том, что он влюбился, а в том, что в Силвер-Спе нет ни одного психиатра…

Моника гнала Старшайна в гору по заросшей изумрудной травой земле, где паслись ее овцы. Горный пейзаж мог усмирить ту смуту, в которую погружалась Моника всякий раз, когда видела Остина. Созерцание окрестностей всегда проясняло ее рассудок.

Дэйзи с лаем понеслась сквозь густую высокую траву к отаре овец. Моника, улыбнувшись ее пастушескому рвению, полной грудью вдыхала свежий воздух. Едва собачий лай смолк, она услышала низкий звериный стон из-за деревьев. Она поняла, что скоро ее отара пополнится новым ягненком. Моника спешилась, осторожно приблизилась к месту, где лежала овца, и увидела, что роды проходят трудно. Однажды Моника принимала тяжелые роды у коровы, и тот опыт пригодился ей теперь.

– Держись, девочка. Мы сделаем это вместе. Все будет хорошо, – сказала она, засучив рукава.

Моника выждала, пока стихнут схватки, и сунула руку в родовой канал. Овца закричала от боли, и эхо разнесло ее крик по горам…

Несмотря на уважение к доктору, Остин знал, что выпивка не решит его проблемы. К тому же расслабиться среди электропил, молотков и аэрокомпрессоров невозможно.

Рыбалка. Вот что мне нужно, решил он и вооружился удочкой.

Речка, впадавшая в озеро Моники, стекала с высокогорья над пастбищем и выгонами для скота. К этому живописному водному потоку и устремился Остин. Он опустил стекло в кабине грузовика и наслаждался чистым горным воздухом. Все вокруг – от деревьев до облаков над головой – убеждало его в правильности решения поселиться в Монтане. Это в самом деле был его дом. Остин остановил грузовик и заглушил мотор.

Любуясь обилием первых летних цветов, он услышал горестный крик. Потом опять. Внезапно он догадался, что звуки доносятся с того участка пастбищных земель Моники, где она держала овец, и развернул грузовик в этом направлении. Что-то случилось. Он съехал с дороги, направив машину прямо через поле.

Вскоре он увидел Монику. Поначалу он подумал, что ее сбросил на землю жеребец, но потом рассмотрел, что она склонилась над овцой. Остин остановил грузовик в отдалении, чтобы не испугать ни овцу, ни Монику, которая все еще не замечала его, и остаток пути одолел бегом.

– Помощь нужна? – спросил он, подбегая к Монике.

Она посмотрела на него, как на сумасшедшего.

– Сколько раз ты принимал роды?

– Дважды.

– Вот уж не ожидала.

– Только у собак. Не у овец.

– Держи ей ноги так, чтобы я могла ухватить получше, – властно приказала она.

Остин опустился на колени и погладил овечий живот перед тем, как крепко взяться за ноги животного.

– Смещение плода?

– Боюсь, что так, – ответила Моника. – Нужно повернуть его, но, кажется, я не могу… – Внезапно она смолкла с выражением ужаса на лице.

– В чем дело?

– Двойня.

– И у обоих не правильное положение? – спросил Остин.

– Похоже, я все перепутала. Ухватилась не за те ноги.

– Вот так ветеринар, – пошутил он, заметив беспокойство в глазах Моники. У тебя все получится. Только давай побыстрей, а то мама теряет силы.

Моника перевернула первого ягненка и медленно вытащила его.

– Какая хорошенькая.

– Да, – улыбнулся Остин новорожденной, которая попыталась встать на ноги. – Опять схватки.

Овца застонала утробным голосом, когда на свет появилась голова второго ягненка. Моника помогла ему выбраться из материнского чрева.

– Ой, мальчик.

– Полный комплект. Замечательная семья, заметил Остин, наблюдая, как брат и сестра бок о бок пошатываются на слабеньких ножках. – В кабине у меня старые полотенца. Пойду принесу.

Моника и Остин вытерли ягнят рваными махровыми полотенцами, а потом вытерлись сами.

Остин присел на корточки, глядя, как один новорожденный сосет свою маму, а она заботливо вылизывает голову другому.

– В природе много любопытного. На месте мамаши я бы поинтересовался, где это черти носят отца. Почему бы ему не прийти сюда на выручку? По крайней мере, шатался бы где-нибудь поблизости в ожидании благополучного разрешения от бремени, пошутил он.

– Она здорово со всем управилась сама, – заметила Моника, тщательно осмотрев овцу. – Так поступают большинство женщин.

– В особенности ты, верно? – Его взгляд отчетливо выражал осуждение, а она хотела выказать в ответ безразличие, но не смогла. Эмоциональный порыв захлестнул ее.

– Проклятье! – выругалась она и вскочила на ноги.

Остин уже хорошо изучил наступательную манеру Моники и знал, когда следует быть с ней пожестче, а когда помягче.

– Теперь, я полагаю, ты намерена изгнать меня со своей земли ради своего спасения.

– Своего чего?

Понимая, что резкие движения напугают ослабших животных, Остин тихо повторил:

– Спасения.

– Я не просила тебя о помощи. По-моему, ты сам влез в мои дела… опять!

– Это не очень обременительно, – улыбнулся он. – Простое «спасибо, Остин» было бы платой мне за услугу. – (Она уставилась на него широко открытыми глазами.) – Не понимаю, – продолжал он, – почему так трудно для тебя произнести простейшие слова? Поблагодарить за услугу – это всего лишь обычная учтивость.

– И ради этого ты превращаешь мои проблемы в свои? Хочешь, чтобы я благодарила тебя?

– Предположим, что так.

– Ты лжешь. Тебе от меня что-то нужно, и это выходит за пределы просто добрососедских отношений, – рассердилась она, чувствуя, как пылают ее щеки.

Она бы охотно произнесла свою тираду ледяным тоном, но Остин Синклер раздражал ее: с одной стороны, ей хотелось вступить с ним в перепалку, а с другой… Что же с ней такое творилось? Он ведь ничего для нее не значит. Ничего. Нужно затвердить это раз и навсегда. Иначе не избежать очень больших неприятностей.

Он с такой стремительностью обнял ее и столь искусно впился в губы, что Моника сдалась прежде, чем поняла это рассудком. Его прикосновение было более возбуждающим, чем в прошлый раз, хотя казалось, что это немыслимо. На сей раз его губы были более требовательными. В том неистовстве, с каким он проник языком в ее рот, таилось ощущение, будто это – его первый и последний поцелуй. На сей раз он не сдерживал свой порыв и, казалось, не думал о том, что от его натиска земля поплыла у нее под ногами. На сей раз он готов был идти до конца. Он прижал ее к себе с такой силой, что она слышала, как бурно колотится его сердце. Его ладонь гладила ей спину.

Ее желания разгорались все больше от того, что вытворял внутри ее рта язык Остина. Они вместе упали на мягкую зеленую траву. Остин расстегнул на Монике блузку и приспустил ее с плеч, обнажая груди.

– Любые слова меркнут перед твоей красотой, произнес он низким голосом.

Непривычная к лести, Моника удивилась тому наслаждению, с каким внимала его словам.

– Никто еще не говорил мне такого, – честно призналась она.

– Значит, вокруг тебя были идиоты. Ты не только красива, но и очень чувственна.

– Остин, – шепнула она его имя, словно молитву. – Пожалуйста… – Она запустила пальцы ему в волосы и прижала его губы к своей груди. Внезапно он посмотрел ей в глаза, лаская одновременно ее грудь.

– Что ты сказала только что?

– Пожалуйста, Остин, я хочу…

Ее глаза увлажнились слезами, хотя она не испытывала грусти. Все вокруг стало расплывчатым. Ей трудно было уловить выражение его лица. О чем он думал? Испытывал ли то же, что и она? Способна ли она вообще пробудить в нем переживания подобной остроты и силы?

– Ни разу еще не слышал, чтобы ты просила меня о чем-нибудь.

Остин стремительно расстегнул «молнию» на ее джинсах и скользнул ладонью по животу. По телу Моники прошла дрожь. Ладонь скользила все ниже и ниже, вызывая все большие содрогания. Но не от холода, потому что все тело пылало.

Его голос звучал так низко и гортанно, как будто шел сквозь наждачную бумагу, поэтому Моника едва разбирала слова Остина.

– Скажи, чего ты действительно хочешь. Она хранила молчание. Потом сдернула джинсы до колен. Вняв ее позыву, он приподнял ее над травой и помог освободиться от одежды. Усадил на колени и вожделенно осмотрел с головы до ног. Потом провел ладонями от шеи до грудей, помедлил, лаская их, и стал спускаться ниже. Тело Моники содрогнулось, как содрогается брошенная на берег рыба, только не от боли, а от мучительного желания. Как ни странно, застенчивость не сковывала ее. Увидев, с какой страстностью взирает на нее Остин, она ответила ему тем же. Она не хотела таиться перед ним.

Внезапно он прекратил ласки и снял с себя одежду, после чего вытянулся вдоль ее тела. Их лица почти соприкасались.

– Посмотри на меня, Моника. – (Она открыла глаза и подумала, что не видела ничего прекраснее нежности, которую излучал в эту минуту взгляд Остина.) – Я могу остановиться прямо сейчас и уйти.

– Зачем?

– Я хочу, чтобы ты понимала, что происходит.

– Я понимаю.

– В самом деле, – обольстительно улыбнулся он и слегка подул на ее затвердевший сосок. – Ты в огне.

– Я чувствую себя самой собой.

– Я хочу тебя так сильно, что даже испытываю боль.

Она коснулась его щеки.

– Тогда прекрати эту боль, Остин. Прекрати…

Он с жадностью впился в ее губы. Потом она почувствовала, как в нее вторглась горячая мужская плоть. Ощущение было сродни удару молнии. Монику заполнило восхитительное чувство освобождения, которое быстро сменила внезапная острая боль. Поцелуи Остина не подавили ее крика, усиленного горным эхом.

– Вот и все, – прошептал он.

Боль постепенно отступила перед наслаждением. Моника обвила его руками за шею. Их губы слились. Из обоих исторгались стоны. Остин нежно сдавил ладонью ей грудь, отчего новая волна мучительного наслаждения захлестнула ее до самых чресел. Ее кожа пылала, а все внутри, казалось, плавилось от страсти. Она чувствовала себя одновременно пойманной в ловушку и бесконечно свободной. Она хотела поведать ему такое, о чем никогда не рассказала бы ни одному мужчине. Когда Остин достиг самых глубин ее тела, она всем своим существом ощутила, что ей открыт древний, запредельный путь, ведущий их сквозь время и бесконечность.

– Моника, – скорее не произнес, а выдохнул Остин.

Никто прежде не вкладывал в звучание ее имени такого благоговения. Ей казалось, что она пребывает не на пастбище, а парит где-то в космической бездне, без сопротивления и без страха, зная наверняка, что, когда вернется на землю, ее встретят любящие руки.

– Моника, – нежно шепнул Остин, прильнув к ее шее. – Ты в порядке?

Она пробудилась от своего парения среди звезд. На ее губах появилась благодарная улыбка.

– Да, Остин.

– Не хочешь пальнуть в меня? – пошутил он, заправив ей за ухо прядь светлых, влажных от пота волос.

– Нет.

– Я причинил тебе боль?

– Да, но только на мгновение.

– Больно бывает лишь в первый раз.

– Я знаю, – кивнула она.