Текст книги "Сокрушение"

Автор книги: Кэтрин Ласки

ГЛАВА VII
Знак сороконожки

– Я до сих пор не могу поверить, что эта штуковина поможет нам найти крупинки! – пробормотала Гильфи.

Стая брела сквозь небольшую рощицу в южной части острова.

Отулисса вышагивала впереди, зажав в клюве волшебный прутик. Она никак не могла приноровиться к капризной лозе и то и дело роняла ее на землю.

– Представляешь, что творилось бы с этой лозой в каньоне Сант-Эголиус? – прогудел Сумрак.

– Она развалилась бы на кусочки, – ответил Копуша. – Послушай, Отулисса, давай лучше я возьму эту штуковину, все-таки я более приспособлен к ходьбе, чем ты, – предложил он, когда Отулисса в очередной раз выронила лозу.

– Давай, а то у меня уже клюв устал.

Копуша подобрал лозу и грациозно зашагал по земле, крутя головой из стороны в сторону.

Это становилось скучным. Лоза и не думала дрожать.

Но для Сорена прогулка стала приятной возможностью отвлечься от тревоги за Эглантину. Выяснилось, что она действительно страдает легкой формой летней лихорадки. Эглантину поместили в госпиталь, где она все время спала и видела прекрасные сны, от которых не хотела просыпаться. Но недавно госпитальная сестра сказала, что больная стала меньше спать.

Прошлым вечером Эглантина даже вылетела на короткую прогулку вместе с Рыжухой и Примулой.

Ночь подходила к концу, и очень скоро друзьям надо было возвращаться домой, чтобы поужинать и отправляться спать. Они решили отложить лозу и немного полетать над залитым лунным сиянием морем Хуулмере.

Стояла чудесная летняя ночь, и после жаркого безветренного дня над водой должны были скопиться самокаты.

Самокатами совы называли береговые ветра, клубившиеся возле самой кромки моря. Как известно, земля остывает намного быстрее воды, а из-за разницы температур возле самого берега рождаются легкие ветерки, на которых при известной сноровке можно кататься не шелохнув крылом.

Это была восхитительная потеха, и друзья весело носились на мягких воздушных гребнях, почти касаясь воды.

Они резвились так несколько минут, когда Гильфи вдруг заметила на берегу Эглантину и Рыжуху.

– Смотри, Сорен! Там твоя сестра!

– Отлично! Значит, она чувствует себя лучше! – Он взобрался на гребень воздушного потока и, взлетев на самую вершину, громко крикнул: – Эглантина! Рыжуха!

Сорен изо всех сил старался вести себя дружелюбно с Рыжухой. В конце концов, Эглантина отчасти была права, когда напомнила, что бедное создание не знало никакой другой жизни, кроме как в жестоком обществе Чистых. Было бы несправедливо судить ее слишком строго.

Сорену казалось, что сипуха с благодарностью откликнулась на его дружелюбие. В последнее время она стала гораздо приятнее в общении и честно старалась усвоить обычаи цивилизованных сов.

Все трое уселись на ветку ели, каким-то чудом укоренившейся в скалистом утесе над самым морем.

– Где были, подружки?

– Долетели почти до середины моря! – радостно воскликнула Эглантина. – Знаешь, кажется, я по-настоящему выздоровела. Я уже не сплю целыми днями. Наверное, тонизирующий напиток, которым меня поили в лазарете, оказал своей действие.

– Она заметно окрепла, – заметила Рыжуха.

Но Эглантина не все рассказала брату. Она умолчала о том, что теперь ее сны стали гораздо более живыми и яркими.

Теперь она точно знала, что никакие это не сны, а самая настоящая реальность.

Где-то есть дупло, в котором они с Сореном появились на свет, и там ее ждет мама. Только находится это оно не в лесу Тито, а в каком-то другом месте.

Эглантина отчетливо видела родное дупло в своих снах. Почему-то ей казалось, что оно находится где-то в Клювах. Дупло темнело в стволе высокой ели, а сама ель росла на берегу прекрасного сверкающего озера.

Об этом Эглантина не рассказывала никому, даже Рыжухе с Примулой. Зато она придумала отличный план: если каждую ночь подольше не спать и побольше летать, то можно набраться сил и попробовать долететь до того самого места!

То-то радости будет! Она станет настоящей героиней в глазах Сорена! Он больше никогда не посмеет куда-то отправиться без нее. Наконец-то они счастливо заживут все вместе!

Эглантина уже придумала, что часть года они будут жить здесь, на Великом Древе, а остальное время – в своем собственном дупле в Клювах, а может быть, опять в Тито. И миссис Плитивер тоже поселится с ними и будет, как раньше, содержать дупло в чистоте и порядке.

Да-да, все будет просто замечательно, потому что мама с папой такие умные и хорошие, что Борон и Барран непременно предложат им стать учителями на Великом Древе. Ах, как все будет прекрасно!

Вместе с остальными совами Эглантина и Рыжуха вернулись на дерево и уселись за столик миссис Плитивер.

– У меня отличные новости! – заявила слепая змея, когда все расселись вокруг нее, чтобы насладиться любимым летним блюдом: желе из ягод молочника с разными насекомыми внутри.

– Что за новости? – поинтересовался Сорен.

– Матрона говорит, что наша Эглантина уже достаточно окрепла, чтобы вернуться в свое дупло.

– Я видела, как ты сегодня летала, – обратилась к Эглантине Гильфи. – Ты чувствуешь себя лучше?

– Да, – ответила та.

– Вот здорово! – обрадовалась Примула. С тех пор как Эглантину положили в лазарет, она очень скучала по подруге. Впрочем, за это время она почти привыкла к Рыжухе и стала относиться к ней гораздо лучше, чем раньше.

– Но тебе придется еще какое-то время регулярно принимать тоник, Эглантина, – строго напомнила миссис Плитивер.

– Буду принимать, обещаю!

– Ой, а у меня в желе стрекоза! – воскликнула Примула. – Моя любимая!

Остальные совы принялись быстро клевать свой десерт, чтобы поскорее узнать, какой сюрприз ожидает их под блестящей лиловой корочкой.

Эглантина с нетерпением расковыряла свое желе. Кто там внутри? Так, это не кузнечик и не слизень, это… Да это же сороконожка, ее любимое лакомство! Должно быть, это знак. Мама всегда приносила ей сороконожек, когда хотела побаловать, а Сорен пел ей смешную песенку… Она подняла на Сорена огромные немигающие глаза.

– Эглантина, надеюсь, ты не собираешься исполнить вслух песню про сороконожек? – шепотом спросил брат.

– Нет, не собираюсь, – засмеялась она, а про себя подумала: «Мне не нужно петь, я и так знаю, что мне послан знак. Мама ждет меня, она приготовила для меня целую дюжину сороконожек!»

Приближались самый длинный день и самая короткая ночь.

На Великом Древе такую ночь называли Украдкой, и все совы с нетерпением ждали ее прихода, потому что после Украдки ночи начинали потихоньку прибавляться – сначала по секундам, потом по минутам, а в конце лета уже и по часам.

Эглантина про себя решила, что отправится к Клювам вскоре после Украдки, потому что удлинившаяся ночь даст ей дополнительное время для перелетов.

А пока в оставшиеся короткие летние ночи и длинные летние дни совы старались подольше оставаться в небе и попозже отправляться спать. И все равно на сон приходилось слишком много времени, тем более после сокращения обязательных учебных полетов.

– Полетели в библиотеку, – предложила Отулисса. – Я хочу как следует новую схему.

В библиотеке Отулисса расстелила на большом столе раздобытую у торговки Мэгз схему с изображением совиного мозга и связанных с ним отделов мускульного желудка.

Отулисса надеялась, что эта схема поможет ей разобраться в феномене крупинкита.

– Если бы только у меня была та книга! – с горечью вздохнула она.

– У тебя же есть страничка, которую мы тебе принесли, – напомнила Гильфи.

– Есть-то она есть, да только там почти ничего не разберешь, – пробормотала Отулисса, не сводя глаз со схемы.

– Квадрант! – внезапно ахнула она и ткнула дрожащим когтем в диаграмму. – Смотрите, слово «квадрант» – вот тут, в этом отделе мозга и вот в этом отделе мускульного желудка! Это то самое слово, которое написано на обрывке страницы! Подождите, я сейчас вернусь!

Отулисса захлопала крыльями и вылетела из библиотеки. Не прошло и минуты, как она впорхнула обратно с зажатым в клюве клочком бумаги.

Она положила обрывок на стол и впилась в него глазами. Потом снова обернулась к схеме.

– Смотрите, вот здесь, под номером два. Видно плохо, но, кажется, я поняла. – Отулисса моргнула и медленно проговорила: – Все ясно. Значит, так: мускульный желудок условно делится на четыре квадранта, точно так же как и мозг.

– И как ночное небо в навигации, – вставила Гильфи. – Стрикс Струма объясняла нам это.

– Верно! – кивнула Отулисса. – Помните, как Эзилриб потерял чувство направления? Это произошло потому, что излучение нарушило его ощущение квадрантов, и он перестал понимать, где находятся земные магнитные полюса.

– Да, Отулисса, – раздался скрипучий голос из глубины зала. – Ты совершенно права. – Это был Эзилриб. – Что это у вас такое? Глядите-ка, схема гуморов!

– Чего-чего? – не понял Сумрак. – При чем тут юмор? Что может быть смешного в мозге и желудке?

– В следующий раз слушай внимательнее, Сумрак. Я говорил не о юморе, который ха-ха-ха, а о гуморах, которые жидкости. Так называют четыре главных сока, которые определяют совиный нрав и темперамент. В пропавшей книге, «Острый крупинкит и другие расстройства мускульного желудка», как раз рассказывалось о гуморах и о том, как они связаны с сокрушением.

Сорен моргнул. Отулисса уже рассказывала им об этом кошмарном заболевании.

– Скажите пожалуйста, Эзилриб, – робко попросил он, – а что случилось с Вислошейкой? У нее сокрушение, да?

Эзилриб тяжко вздохнул и покачал косматой головой.

– Нет у нее никакого сокрушения! Она просто старая глупая сова, только и всего. У нее не было никакого разлада между мозгом и желудком. Вислошейка просто запуталась, сделала неправильные выводы; кроме того, у нее очень узкий кругозор и, следовательно, небогатый выбор решений. Ей показалось, что Чистые сумеют лучше нас заботиться о ее обожаемом Великом Древе.

– Но тогда что же такое сокрушение? – спросила Отулисса.

– Это очень трудно объяснить. Это даже не высший магнетизм, а гораздо более сложная материя… Теперь, когда книга безвозвратно утрачена, я даже не представляю, с чего начать объяснение.

– Но это имеет какое-то отношение к высшему магнетизму? – уточнила Отулисса.

– Несомненно, самое прямое. Видите ли, в каждом совином мозгу содержатся крошечные элементы магнитных частиц… совсем маленькие, намного меньше крупинок. Иногда их называют частицами оксида железа или магнетитами. Эти частицы помогают нам ориентироваться во время полета, ибо позволяют чувствовать расположение земных магнитных полей.

Примула, только что вошедшая в библиотеку, внимательно прислушивалась к их разговору.

– А теперь представьте, что все эти микроскопические частицы совиного мозга подверглись некоему сильному, направленному воздействию, – продолжал Эзилриб. – Прежде всего такое вмешательство повредит внутренний компас, позволяющий совам ориентироваться на местности. Все вы помните, как это случилось со мной. Но этим вред не ограничивается.

При определенных условиях могут подвергнуться разрушению и другие жизненно важные системы. Порой удар поражает не навигационные инстинкты, а мускульный желудок. У такой совы желудок становится словно каменный и теряет способность испытывать и переживать чувства. В некоторых случаях появляется бред, галлюцинации. Грубо говоря, такие проявления и называют острым крупинкитом.

– Скажите, пожалуйста, а в библиотеке есть какая-нибудь литература по гуморам или квадрантам? – быстро спросила Отулисса. – Я хотела бы получше ознакомиться с этой темой.

– Разумеется. Идем, я покажу тебе несколько полезных трудов, – кивнул Эзилриб, направляясь к дальним шкафам библиотеки, и Отулисса торопливо засеменила за ним следом.

Друзья переглянулись и украдкой покачали головами. Пусть Отулисса этим занимается, если хочет, а их это нисколько не касается.

Впрочем, Сорен был рад визиту Эзилриба. Может быть, если Отулисса займется изучением крупинкита, она немного охладеет к планам нападения на Чистых?

Честно говоря, ее одержимость уже порядком всем надоела.

Отулисса не сомневалась в том, что Чистые вскоре вернутся. Она твердила как заведенная: «Первый удар! Мы должны ударить первыми!» Сорен прекрасно знал, что ей никогда не удастся склонить на свою сторону Борона с Барран и членов совиного парламента.

Отулисса могла планировать все что угодно, но вероломное нападение без объявления войны противоречило вековым традициям ночных стражей.

– А можно я тоже взгляну на эти книги? – робко спросила Примула.

Отулисса моргнула, остальные тоже захлопали глазами.

До сих пор маленькая Примула не проявляла особой тяги к знаниям.

– Конечно, – ответила Отулисса.

– Я просто хочу взглянуть, – пробормотала Примула.

Солнце уже поднялось над горизонтом, когда совы вернулись в свои дупла.

Эглантина чувствовала себя очень усталой, потому что впервые за долгое время совершила длительный перелет над морем.

Мадам Плонк запела «Ночь прошла», и к тому времени, когда она добралась до второго куплета, Эглантина уже крепко спала.

Примула вернулась в дупло с первыми звуками песни. Весь остаток ночи она просидела над книгами вместе с Отулиссой.

Стоило ей влететь в дупло, как Рыжуха быстро открыла глаза.

– Где ты была?

– Читала в библиотеке, – ответила Примула.

– Должно быть, книга была очень интересной.

И тут Примула снова солгала – уже второй раз за последнее время:

– Да нет, ничего особенного. Забавный сборник шуток и загадок, вроде тех, которые так любит читать Эглантина. – Она повернула голову и показала глазами на свою лучшую подругу. Потом снова посмотрела на Рыжуху и прошептала: – Кажется, она перестала видеть те странные сны. Она твердила, что они прекрасные, но мне кажется, это были настоящие кошмары. Бедняжка Эглантина металась ночи напролет, когда ей снилась эта гадость.

– Да, – сонно ответила Рыжуха. – Я понимаю, о чем ты. Иногда мне приходилось просыпаться и хлопать ее крылом, чтобы немного успокоить.

– Ты очень добрая, Рыжуха, – ответила Примула.

«Надо быть с ней подружелюбнее, – виновато подумала она про себя. – Она совсем не такая плохая! И вообще, скоро ночь Украдки».

Все совы чувствуют себя лучше, когда земля делает оборот, удаляясь от солнца, и ночи становятся длиннее.

Примула закрыла глаза и стала слушать окончание колыбельной. Голос мадам Плонк серебряными колокольчиками переливался в утреннем воздухе:

 
Это дерево – наш дом,
Мы здесь живем.
Мы свободны и свободными умрем.
Пусть покоен будет день ваш,
Сладок сон.
Глаукс – это ночь.
У дня и ночи свой закон.
 

Вскоре Примула уснула. Много позже, в разгар дня она услышала какую-то возню и сонно приоткрыла глаза.

Она увидела, что Рыжуха стоит, склонившись над Эглантиной. «Глаукс! Бедняжка опять увидала кошмар, а Рыжуха хлопает ее по спинке… Добрая верная Рыжуха». Примула зевнула и снова провалилась в сон.

А Эглантине в это время снился сон. Она наконец-то просунула клюв сквозь густую бороду мха. В глубине дупла, спиной к ней, сидела сова, очень похожая на ее мать. Эглантина уже хотела крикнуть: «Мама!» – но сова вдруг обернулась.

Она была совсем как мама! Очень похожа… и все-таки не совсем. Лицо у этой совы было гораздо больше и белее, чем у мамы, а еще у мамы никогда не было такого страшного косого шрама, темневшего среди расходившихся в стороны перьев.

«Все это время я ждала тебя!»

«Правда?»

«Да, дорогуша».

Что-то кольнуло Эглантину сквозь сон. Дорогуша? Непривычное, чужое слово. Мама никогда так не говорила… И все же Эглантину непреодолимо тянуло к ней.

«Кто ты?»

«Ты прекрасно знаешь кто я! И вовсе не нужно ждать до ночи Украдки. Ты будешь готова гораздо раньше, любимое мое дитя…»

Эглантина снова вздрогнула и открыла глаза.

Бледные лиловые сумерки струились в дупло.

Эглантина поискала глазами Примулу, но та уже проснулась и вылетела из дупла. Зато Рыжуха была здесь и мирно спала в своем гнезде.

Только что приснившийся сон казался Эглантине еще более реальным, чем все предыдущие. Мама сказала, что скоро она будет готова! Это случится еще до Украдки!

Эглантина почувствовала, что просто не выдержит, если немедленно не поделится с кем-нибудь этой новостью. Она снова покосилась на Рыжуху и увидела, как та пошевелилась во сне.

Интересно, что скажет Рыжуха, когда узнает про ее сны? Вдруг подумает, что она спятила?

Рыжуха открыла глаза, и Эглантина возбужденно запрыгала к ее гнездышку.

– Я должна тебе кое-что рассказать, – выпалила она, не замечая, как насторожилась сипуха. – Только пообещай, что не примешь меня за сумасшедшую!

– Разве я могу такое подумать?! Ты самая рассудительная и самая умная сова на всем дереве, – горячо заверила подруга.

– Тогда поклянись мускульным желудком, что никому не расскажешь!

Рыжуха дотронулась крылом до перьев на своем животе и торжественно произнесла:

– Клянусь. В чем дело?

– Слушай, – выпалила Эглантина и набрала в легкие побольше воздуха. – Знаешь, я уже довольно долго вижу сны.

Рыжуха кивнула.

– Ну так вот, мне кажется, это посерьезнее, чем просто сны. То есть они… настоящие… Они говорят мне кое о чем.

– О чем же они тебе говорят, Эглантина? – очень ласково спросила Рыжуха.

– О том, что моя мама жива… И папа, думаю, тоже. Кажется, я даже знаю, где они сейчас. – Эглантина помолчала и добавила: – В Клювах!

– Я верю тебе, Эглантина. Как я могу тебе не верить? Я слышала, твой брат Сорен видит вещие сны. А раз так, значит, и ты можешь видеть во сне какие-то события еще до того, как они произойдут на самом деле.

– Какая ты умница, Рыжуха! Мне это почему-то и в голову не приходило. Наверняка это у нас наследственное. Как хорошо, что я тебе все рассказала! А знаешь что еще?

– Что же? – с жадностью спросила Рыжуха.

– Ничего особенного… Просто я знаю, что сумею разыскать в Клювах то дупло, где меня ждет мама. Раньше я думала отправиться туда где-нибудь через месяц после Украдки, чтобы иметь в запасе побольше времени на перелеты. Но мама… то есть мама из моего сна только что сказала, что я буду готова гораздо раньше. Ты представляешь?

– Какая радость! Ну конечно, дорогая, кто может знать тебя лучше, чем родная мать! Маме виднее.

Эглантина моргнула. «Как это Рыжухе удается всегда находить нужные слова?» Что и говорить, ей сказочно повезло с подругой!

ГЛАВА VIII
Мама ждет меня!

Пришла и ушла ночь Украдки. Дневной свет постепенно таял, теряя минуту за минутой, ночи стали незаметно удлиняться, а все совы Великого Древа Га'Хуула заметно повеселели, ведь именно ночь была их настоящей стихией.

Длинные знойные дни угнетали их даже во время сна, время ползло невыносимо медленно, кралось хуже самой тихоходной гусеницы, и ночные птицы изнывали в ожидании вечерней прохлады, когда небо робко подергивалось бледным румянцем, который неспешно уступал место грозному алому закату, перетекавшему в долгожданную черноту ночи.

Для Эглантины каждая лишняя минутка ночи была маленьким событием. Теперь она летала с огромной охотой и пользовалась любой возможностью потренироваться.

Она занималась как в своем собственном клюве искателей-спасателей, так и с классом навигаторов, где командовала пестрая неясыть Дубравница, занявшая место Стрикс Струмы.

Сорен был счастлив, что сестра окончательно излечилась от летней лихорадки и странной сонливости, донимавшей ее в начале лета. Все друзья были рады выздоровлению Эглантины, все, кроме Примулы.

Примула терзалась сомнениями.

Эглантина действительно выглядела поздоровевшей, но почему тогда она по-прежнему мечется и стонет во сне? Примула нередко просыпалась среди ночи и каждый раз видела стоящую над Эглантиной Рыжуху.

В последнее время они трое – Рыжуха, Эглантина и Примула – почти всюду бывали вместе, так что у Примулы вроде бы не было повода упрекать Эглантину в предательстве. И все-таки она чувствовала, что между Рыжухой и Эглантиной существует какая-то таинственная связь.

У них был какой-то секрет, и Примула тщетно ломала голову над тем, что это может быть.

Секреты бывают хорошие и плохие.

Есть тайны, которые делают тебя сильнее, а есть и такие, что незримо высасывают твою силу.

Примуле казалось, что именно это происходит сейчас с Эглантиной, и никакие успехи, достигнутые подругой в полетах, не могли разубедить ее в этом. Пусть крылья Эглантины почти полностью восстановили прежнюю силу, но что-то другое таяло в ней с каждой минутой.

Примула отчетливо ощущала это.

Прошла неделя после ночи Украдки.

В последние несколько дней Примула стала замечать, что Эглантина с Рыжухой ведут себя как-то странно.

Они больше никогда не позволяли себе перешептываться за обеденным столом, зато все чаще искали уединения в ветвях Великого Древа, где о чем-то взволнованно шептались, неизменно замолкая при приближении посторонних.

Стоило Примуле опуститься на ветку рядом с ними, как подружки мгновенно захлопывали клювы, а потом очень дружелюбно заговаривали с ней. Примула заметила также, что во время свободных полетов, когда наставники разрешали ученикам проводить время по своему усмотрению, Эглантина с Рыжухой постоянно куда-то исчезали.

После того как они проделали этот фокус три ночи подряд, Примула решила во что бы то ни стало их выследить. Она не сомневалась, что подруги что-то затевают.

Сидя за столом во время сумерничанья, она снова и снова перебирала в уме свои подозрения.

– Примула, у тебя слизень в желе! – крикнул Сорен.

Слизень считался главным сюрпризом в желе. Нашедший слизня в своей чашечке мог получить дополнительную порцию десерта.

– Ой, правда!

– Глаукс Великий, если бы я тебе не сказал, ты бы его даже не заметила!

Примула моргнула. Сорен был прав. Она настолько глубоко погрузилась в свои мысли, что ничего не видела перед собой.

Она быстро склевала слизняка, потом моргнула раз, другой, и вдруг ее вывернуло наизнанку. Лишившись чувств, Примула рухнула прямо на миссис Плитивер.

– Ох, батюшки! – ахнула слепая змея. – Примула? Это Примула? Что с ней?

Поднялась суматоха.

– Ядовитый слизень! Ядовитый слизень! – кричали кругом. – Позовите сестру!

Эглантина, оцепенев от страха, смотрела, как Примулу выносят из столовой.

– Что с ней? Она поправится? – в отчаянии крикнула она.

– Ничего страшного, милая, ей просто попался ядовитый слизень, – успокоила ее Барран. – Скоро она поправится. Придется промыть ей желудок, так что несколько дней она полежит в лазарете. Бедняжка, это такая тяжелая процедура. Но с ней все будет в порядке, не волнуйся. Нужно будет непременно поговорить с кухаркой, чтобы она была повнимательнее со слизнями!

И тут раздался невозмутимый голос Рыжухи:

– Я так понимаю, Примуле второй десерт уже не понадобится? А кто теперь его съест?

Сорен с Копушей резко обернулись и грозно уставились на Рыжуху.

Но Отулисса не собиралась ограничиться взглядом:

– Знаешь, Рыжуха, ты меня просто бесишь!

Все почувствовали, как миссис Плитивер слегка поежилась от такой откровенной грубости. Но Отулисса продолжала сердито смотреть на Рыжуху.

– Тебе не кажется, что отравление Примулы – не повод для праздника? Возможно, она сама съест свою порцию, когда поправится. Думаю, она получит сразу два лишних десерта.

– Я только спросила, – пролепетала Рыжуха.

– Очень неудачно, – сухо заметила Гильфи.

– Ну, простите, – пробормотала сипуха.

– В чем дело, Рыжуха? – спросила Эглантина после окончания сумереничанья и перед началом учебных полетов.

– Никто меня не любит! Я все время все делаю не так… Я уже извинилась за то, что ляпнула про этот десерт, а они все равно на меня злятся!

– Тебе просто кажется, Рыжуха. Все тебя любят. Они понимают, что ты получила другое воспитание, и поэтому часто делаешь ошибки.

– Как же, понимают они! Почему тогда они никогда не позволяют мне забыть о моем прошлом? Надеюсь, твоя мама не похожа на них. Я бы так хотела, чтобы она приняла меня такой, какая я есть.

– Конечно, – кивнула Эглантина, и глаза ее мечтательно затуманились.

Между подругами повисло неловкое молчание, словно ни одна из них не решалась признаться другой в своих сокровенных мыслях.

«Вот было бы славно, если бы Рыжуха могла войти в нашу семью, – думала Эглантина. – Я уверена, что мама ее полюбит! Тогда у меня появилась бы сестра…»

Рыжуха первая нарушила молчание. Она высунула голову из дупла и осмотрелась.

– Гляди-ка, ветер переменился. Теперь он дует с севера, прямо в Клювы. Кажется, это называется сладким ветром, да?

– Да, сладким ветром называют ветер, который дует летом на юго-восток. Честно говоря, я не знаю, почему его так прозвали. Может быть, потому, что он приятно освежает в летний зной.

«Это еще один знак! – думала про себя Эглантина. – Да-да, и сороконожка в желе, и сладкий ветер в сторону Клювов – все это означает, что скоро я увижу маму. Я должна лететь к маме, сладкий ветер отнесет меня к ней!»

– Знаешь, Рыжуха, я кое-что придумала.

– Что же? – нетерпеливо склонилась к ней подруга, и глаза ее ярко заблестели в полумраке дупла.

– Я думаю, что при таком благоприятном ветре я запросто доберусь до Клювов сегодня же ночью!

– Я нисколечко в этом не сомневаюсь! – горячо поддержала ее Рыжуха, а потом робко опустила глаза.

Эглантина сразу поняла, что подруга хочет что-то сказать, но стесняется.

– Что такое, Рыжуха?

– Я не знаю, могу ли просить об этом… Просто я… ах, Эглантина!

– Рыжуха, ты хочешь, чтобы я взяла тебя с собой? Я угадала?

Рыжуха еле заметно кивнула и опустила веки.

– Ну конечно, с радостью! Я и сама хотела позвать тебя с собой. Мама полюбит тебя, вот увидишь!

– Правда?

– Правда, – пообещала Эглантина. – Как ты думаешь, когда лучше отправиться?

– Мне кажется, мы должны вылететь сразу после того, как наставники распустят нас на свободные полеты. Сегодня уроков не будет, и, клянусь рулевыми перьями, все совы полетят на северную оконечность острова, чтобы покататься на гребнях северных ветров.

– Ты права! Сегодня весь день стояла такая жара, что все помчатся прохлаждаться на самокатах.

– А мы с тобой полетим на южный край острова и поймаем сладкий ветер. Никто и не догадается, куда мы подевались. Они решат, что мы решили полетать где-нибудь вдвоем.

– Надеюсь, так все и будет, – несколько натянуто ответила Эглантина.

Ей почему-то вспомнилось, как накануне она пожаловалась Сорену на жару и тот пообещал, что на днях ветер переменится и они вместе порезвятся на гребнях северных потоков. Но если отправиться в путь прямо сейчас, можно будет сказать, будто они вылетели еще до того, как узнали о приближении сладкого ветра.

Да-да, так и нужно сделать!

При мысли о том, что совсем скоро она увидит маму, у Эглантины чуть желудок не лопнул от радости.

«Наконец-то я лечу! Лечу домой! Домой! К маме, к папе, в наше родное дупло!»

Когда две сипухи, бесшумно выпорхнув из дупла, очутились над морем Хуулмере, над горизонтом поднялась луна, и сверкающая серебряная нить протянулась по водной глади от острова Га'Хуул прямо к Клювам.

Эглантине казалось, будто до сих пор она жила в пустом дупле – да-да, именно так чувствуют себя те, кто не умер, но обречен на вечную тоску. Печальная жизнь ее была подобна огромному опустевшему дуплу, к которому ведут давно остывшие воздушные пути.

Но теперь все изменится!

Жизнь ее снова обретет смысл! Рядом с мамой и папой она опять станет собой, будет жить в прекрасном дупле, занавешенном мхом, оплетенном плющом и лишайниками, будет слушать сказки и истории, которые расскажут ей родители.

Они расскажут ей сказку о большом острове и Великом Древе Га'Хуула. Для папы с мамой это всего лишь легенда, древняя сказка.

Эглантина знала, что Великое Древо существует на самом деле, но какое это имеет значение? Это такая ерунда по сравнению с дуплом, по сравнению с домом…

Она начала насвистывать песенку, которую часто слышала от матери. Какая жалость, что она не помнит слов! Мама всегда пела эту песню, когда возвращалась с охоты.

Внезапно слова зазвучали в голове Эглантины, и она в полный голос запела старинную балладу:

 
Лечу к своим совятам
В густой зеленый лес,
Где дерево высокое
И крона до небес.
Енота и полевку
Поймала для детей.
Теплым донесу обед,
Домой лечу скорей,
Из белой своей грудки
Я перьев нащиплю,
Постелю вам гнездышко
И песенку спою.
Спите, мои детки,
Подрастайте, милые,
Пусть гуще будут перышки,
Пусть крылья станут сильными.
А потом ночь придет,
Выпьет свет, тьму прольет
Имама поднимет деток
В первый птенцовый полет!
 

И тут, словно шрам на лице ночи, впереди засверкала береговая линия Клювов.

– Сюда! – закричала Эглантина и кивнула головой в сторону блестевшего вдали озера.

Водная гладь сияла отраженным светом луны и звезд. Никогда в жизни Эглантина не видела зрелища прекраснее.

– Это озеро похоже на зеркало! – закричала она, увидев внизу свое отражение и светлое лицо Рыжухи.

– Смотри, Эглантина! Вон там, там дерево, ель! Все точно так, как ты говорила. Ты видела такую ель во сне!

– Но ведь это не сон, Рыжуха! Это по-настоящему. Эглантина радостно взвизгнула и полетела через озеро к ели, громко распевая на лету:

 
Лечу скорее к маме
В густой дремучий лес,
Где дерево высокое
И крона до небес.
Через ветра, через моря
Лечу скорее к маме!
Мама ждет меня!