Текст книги "Золотое древо"

Автор книги: Кэтрин Ласки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Нападающие даже не догадывались, что в то самое время, когда они подлетали к пещере, Нира сидела над пеплом своего мужа и пыталась при помощи чар и заклинаний переродиться в хагсмару, заколдовать своего сына и восстановить свою власть над ним. После этого у нее останется только одна цель – уголь!

Двенадцать волков сидели на камнях перед входом в пещеру, готовые броситься на верволков, если тем удастся каким-то образом вырваться из-под земли. Из легенд совы помнили, как король Хуул использовал зеленый свет волчьих глаз для разрушения чар фингрота. Возможно, это оружие подействует даже на тех волков, которые подвернутся воздействию полной луны. Или не подействует? Нападавшие всей душой надеялись, что им не доведется узнать ответ на этот вопрос, поскольку все волки останутся в пещере и будут перебиты до наступления полнолуния.

Когда луна неторопливо всплыла над горизонтом, одна и та же мысль пронзила Сорена и Гильфи – неужели луна может быть настолько опасна? Много лет назад, когда Сорен и Гильфи были еще беспомощными птенцами, жестокие совы Сант-Эголиуса держали их в заточении в этих же самых каньонах и каждое полнолуние заставляли оставаться под лунным светом, чтобы полностью промыть мозги и уничтожить память. Тогда им удалось выжить и выстоять, но сейчас их вновь захлестнули воспоминания о пережитом кошмаре.

– Хий-йаа!

Издав боевой клич сипухи, Сорен первым ворвался в пещеру. Дождь огненных искр с треском рассыпался в темноте. Выписывая крутые виражи, Сорен закружил по пещере, пока вся чернота не оказалась расцвечена искрящимися следами огня. Волки завыли, а Нира со своими совами с диким визгом схватили боевые когти.

Под прикрытием этой суматохи Гильфи рванула вперед, крепко сжимая в каждой лапе по дымящейся еловой ветке. «Спокойно, спокойно!» – приказала она себе, когда прямо перед ней вдруг распахнулась клыкастая розовая пещера, да такая глубокая, что в ней без труда мог поместиться целый сычик-эльф. Не сбавляя скорости, Гильфи полетела прямо к волчьей глотке и зашвырнула в нее одну из своих горящих веток. Дикий вой боли и удушья прорезал темноту пещеры. Одна палка исчезла, но у Гильфи осталась еще одна. Резко обернувшись, она увидела мчащуюся на нее Ниру, успевшую надеть боевые когти только на одну лапу. Страшный стальной коготь со свистом разрезал воздух рядом с Гильфи, но та в последний момент успела увернуться. Из-за отсутствия второго комплекта боевых когтей Нира сильно заваливалась набок, и это давало Гильфи определенное преимущество. Теперь ей нужно было постараться увести Ниру подальше от каменной ниши, где была спрятана книга, чтобы дать Коди возможность незаметно выкрасть ее. Собравшись с силами, Гильфи принялась кружить вокруг Ниры, дразня и тыкая ее своей горящей веткой, пока сова не обезумела от бешенства. Тогда Гильфи резко развернулась, приготовившись к новой угловой атаке, но в этот миг случилось непредвиденное. Нира увидела Корина. Орудуя подожженной с двух концов палкой, король оттеснял в угол рычащего волка.

– Это ты! – пронзительно завизжала Нира.

И тут в пещере раздался громовой хохот, за которым последовала залихватская песня, пересыпанная грубыми насмешками и оскорблениями. Это могучий Сумрак мчался к Нире, надрываясь во всю силу своих глубоких легких:

Мать-генеральша, катись куда подальше!

Будь ты хоть чуть-чуть умнее,

Ты летала бы быстрее!

Но тебе не повезло —

У тебя в башке дупло.

Мать-генеральша, думала бы раньше!

А теперь ты опоздала —

И на Сумрака напала!

Это верная примета,

Что твоя баллада спета!

Мать-генеральша – ты исчадье фальши!

Твои мерзкие слова

Так же гнусны, как дела.

Мать-убийца, мать-ищейка —

Негодяйка и злодейка!

Пошатнувшись, Нира сбросила боевые когти и, размахивая ими, как кистенем, ринулась на Сумрака.

Кровь и искры брызнули в воздух, а потом Сумрак начал падать.

– Не-е-ет! – дикий крик эхом заплескался под сводом пещеры.

– Да! Могучий Сумрак пал! – торжествующе завизжала Нира и вихрем бросилась в дальнюю часть пещеры, где начинался туннель. – Смерть Сумраку, убийце Клудда!

– Остановите ее! – крикнул кто-то.

«Туннель! Туннель отчаяния! Нельзя, чтобы они вошли туда!» – пронеслось в голове у Копуши. Схватив свою подожженную с двух концов ветку, он бросился в ту часть пещеры, за которой начинался туннель. Копуша был быстр, но враги оказались быстрее. Нира проскользнула мимо него, и сразу трое волков бросились следом за ней. Копуша ударил палкой одного из них, подпалив ему хвост, но это был уже жест отчаяния. Он не сумел защитить выход!

– Я за ними! – прокричал Корин, бросаясь в погоню со своей пылающей еловой веткой.

Вне себя от ярости, Копуша ударил своей палкой об острый камень, разломав ее пополам, потому что иначе ему было бы никак не протащить свое оружие в узкие туннели. Он должен был отправиться в погоню. Пусть там узко, темно и опасно, но он лучше всех своих друзей ориентировался в извивающихся подземных ходах. Конечно, Гильфи уже побывала здесь и запомнила дорогу, но сейчас важнее, чтобы она помогла Коди забрать книгу. Ничего, он как-нибудь справится! Копуша полетел следом за Корином, сжимая в каждой лапе по дымящемуся обломку палки. Сражение началось с неудачи. Они не сумели защитить выход из туннеля и позволили противнику навязать себе сражение в глубоком подземелье.

Впрочем, не таком уж глубоком. Через трещину в каменном своде просачивался едва заметный лучик лунного света, не толще пушинки в оперении совы.

Глава XXIII

Мистика!

– Странно, – пробормотал Док Яроклюв, опускаясь на камень неподалеку от пещеры, где бушевала битва.

– Что странно? Что? – всполошилась мадам Плонк.

– Я летел по следу. То есть мы с вами летели по следу, но сейчас у меня возникло престранное ощущение, будто этот след, описав петлю, вернулся обратно… В то самое место, где мы с вами сидим.

– Но как такое возможно? – ахнула мадам Плонк и смутилась. Она не знала, как следует обращаться к этому необыкновенному следопыту из семейства полярных сов. Они путешествовали вместе уже больше двух ночей, а это, согласитесь, немалый срок. Тут поневоле призадумаешься. Называть своего спутника Доком Яроклювом казалось мадам Плонк излишне официально, почти нелюбезно. С другой стороны, Док не предлагал ей называть себя как-то иначе. Называть его Доком? Слишком небрежно. Может быть, Клювиком? Ох, это совсем фамильярно! Мадам Плонк в отчаянии заморгала глазами. Внезапно она заметила, как что-то мелькнуло над небольшим углублением в земле в нескольких взмахах крыла от того места, где они сидели. – Что это такое? – прошептала мадам Плонк. В свете полной луны были отчетливо видны два ослепительно-желтых луча, бьющих из-под земли в небо.

Вспорхнув с камня, путники осторожно подлетели поближе.

– Это… Это… – Док Яроклюв осекся, но все-таки собрался с силами и прошептал: – Это же волк!

Теперь они ясно видели, что под землей происходит какое-то движение, время от времени сопровождавшееся взлетавшими вверх огненными султанами искр. «Неужели это извержение подземного вулкана?» – подумал Док Яроклюв. В следующее мгновение выяснилось, что это было настоящее извержение, хоть и без участия вулкана. Искры, волки, совы, крики и блеск когтей лавиной хлынули из-под земли. «Битва в пещере!» – догадался Док Яроклюв. Одни совы хлестали других горящими ветками, другие, тоже вооруженные огненным оружием, гнались за волками. Битва кипела и на небе, и на земле.

– Это же Корин! – вскрикнула вдруг мадам Плонк. – Корин, наш король!

Пока они в немом изумлении хлопали глазами, произошло нечто еще более странное. Некоторые волки, перестав сражаться, стали вдруг скакать под луной. С каждым прыжком они становились все больше и больше, пока не сделались совершенно чудовищными.

– Великий Глаукс! – пискнула мадам Плонк.

– Им нужна наша помощь! – решительно заявил Док Яроклюв.

Казалось бы, он произнес всего четыре простых слова, но мадам Плонк потребовалась целая вечность, чтобы понять их смысл. «Что? – растерянно соображала она. – Наша помощь? То есть и моя тоже? Я должна сражаться? С горящей палкой? Или даже с негорящей? Но я не могу! Я не умею!»

Пока она так размышляла, две совы взлетели ввысь над кипящей внизу свалкой. Это были Нира и Корин.

С диким криком Док Яроклюв расправил свои и без того широкие крылья и бросился вперед.

– Однажды я едва не помог этой чудовищной сове убить своего сына! Будь я проклят, если я позволю ей сделать это еще раз! Не будь я Док Яроклюв, если я не помешаю ей!

«А кто такая я? – продолжала жалобно размышлять мадам Плонк. Паника сдавила ей горло. – Я всего лишь толстая певица с сорванным голосом!»

Она разинула клюв, чтобы подтвердить свою беспомощность – и оглушительный звук прорезал ночь. Надо вам сказать, что за всю свою певческую карьеру мадам Плонк приходилось брать немало высоких нот, но сейчас, посреди безжизненных каньонов, залитых светом полной луны, к которой уже приближалась тень земли, мадам Плонк совершила неслыханное. Она взяла не просто до, а до-диез восьмой октавы – недостижимую ноту, которую певчие совы иногда называют мистической. Этот звук настолько высок, что вдребезги разбивает стекло. Вибрирующая нота прорезала ночь, и только что грозно скакавшие волки повалились наземь и принялись с воем кататься по жестким камням. Мелкая каменная крошка брызнула со скал, но луна не остановилась.

– Плонк, миленькая, вы пойте, пойте! – с криком бросился к певице взъерошенный Копуша. – Только подлетите к поближе к Сумраку, пожалуйста. Он… он умирает.

– Что? – взвизгнула мадам Плонк, и от этого крика первый верволк рухнул замертво. Джильбана и ее стая сражались с оставшимися верволками, на которых, странным образом, пение мадам Плонк действовало гораздо сильнее, чем на страховолков. Корин и Нира продолжали кружить друг против друга в небе, а высоко над их головами первый тоненький краешек луны уже скрылся в тени земли. Затмение началось.

Повернув голову к сыну, Нира по-змеиному прошипела:

– Мы навеки связаны, Нирок. Мы оба родились в такую же ночь, как сегодня. Мы наделены великой силой, которая сегодня станет еще больше!

– Не называй меня этим именем. Меня зовут Корин.

– Ты – Нирок, и для меня всегда останешься Нироком! – Ночь стремительно темнела тень земли съедала луну, подобно клыкастому хищнику, сдирающему нежное мясо с костей своей жертвы. Нира двумя лапами сжимала боевой коготь, и Корин знал, что она может в любой момент извернуться и нанести ему точный смертоносный удар. Он чувствовал капли крови Сумрака на своем лице и знал, что никогда в жизни не забудет, как могучая неясыть стремительно падала вниз, волоча за собой алый шлейф искр и крови. Тем временем палка Корина уже теряла свою грозную силу. Один ее конец почти полностью погас, и Корин напрасно ждал ветра, который мог бы раздуть зачахшее пламя. «Если бы только… Ах, вся моя жизнь состоит из одних „если бы“!»

Внезапно Нира оказалась под ним. Каким-то образом она успела переложить боевой коготь в клюв, крепко сжала в лапе горящую палку и неслась на своего сына, оттесняя его к отвесной стене утеса. Взлетев выше, Корин попятился под ее натиском. Он чувствовал, что его хвостовые перья уже касаются камней. Похоже, это конец. Нира неумолимо приближалась, и на этот раз рядом с Корином не было верного Сумрака с его боевыми дразнилками. Но где же Сорен? Невыносимо высокая нота продолжала рвать ночь, а огонь от горящей палки Ниры уже подпалил Корину перья на груди. Он чувствовал нарастающий жар, но это не был жар огня. Что же так жгло ему грудь? Жар рождался изнутри – его желудок был охвачен пламенем!

Нира вдруг резко перестала наступать. Пошатнувшись, она во все глаза уставилась на своего сына. «Что происходит? – подумала она. – Глаза моего сына вспыхнули зеленым светом, как у волков! Это не желтое сияние глаз верволков, это зеленый огонь смерти!» Зеленый свет, словно жидкое пламя, струился из глаз Корина, и Нира не могла ему противостоять, ибо в самой глубине этого пламени таился отсвет оранжевого с синей сердцевинкой, словно у язычка огня. Оранжевый, голубой, зеленый – это были цвета угля Хуула. Нирок видел, что его мать бессильно уронила крылья, но не обратил на это внимания. Он был слишком поглощен разгоравшимся внутри него сиянием. «Это невероятно!» – в смятении думал он. Он не мог быть углем! Он был здесь, в каньонах, а уголь далеко на острове!

И тут мир стал черным, и тишина накрыла землю. Пение прекратилось. Очнувшись, Корин огляделся по сторонам и понял, что остался один. Нира исчезла. Он посмотрел вниз, но на земле ее тоже не было. Корин опустился ниже, чтобы убедиться в этом. Никаких следов. Странная мысль промелькнула в голове у Корина: что если его мать провалилась в одно из отверстий Туннеля отчаяния? Волки тоже куда-то пропали. Может быть, они тоже ушли в туннель? Неужели сама земля расступилась, чтобы поглотить зло? «Пусть навеки останутся в этом туннеле!» – подумал Нирок и вдруг заметил на земле, чуть поодаль, что-то белое. Подлетев ближе, он увидел несколько трупов волков, но ни одного совиного тела. Корин не успел запомнить всех волков, пришедших вместе с ними в каньоны, но с первого взгляда понял, что среди павших нет ни одного верволка. Все погибшие были обычного размера, и шерсть у них была обычного волчьего цвета – разных оттенков серого и светло-бежевого. Неужели с верволками после смерти происходит то же самое, что и с хагсмарами, о которых они читали в легендах о Хууле? В одной из легенд рассказывалось, как после битвы в пустыне погибшие хагсмары утратили свой колдовской облик, превратившись в обычных ворон. Корин опустился еще ниже, и тут желудок у него оцепенел. Впереди было нечто ужасное. Его сердце, разум и желудок восставали против этого. «Нет, нет. Только не Сумрак. Только не Сумрак!»

Глава XXIV

Только не Сумрак!

Это оказался не Сумрак. Это был Коди. Безутешная Джильбана рыдала над телом юного волка, лежавшего на «Книге Крит» с перерезанной глоткой.

– Он спас книгу, – выла Джильбана. – Он спас ее, но ради чего? Зачем?

Она вскинула голову, и у Корина оборвалось сердце. Перед ним была мать, больше жизни любившая свое дитя.

Рядом с телом Коди лежал Сумрак. Мадам Плонк кружила над ним, обмахивая его своими крыльями. Члены стаи в скорбном молчании стояли неподалеку. Сумрак потерял слишком много крови: тело его обмякло, невидящий взгляд блуждал где-то далеко отсюда.

– Как мы донесем его до Великого Древа? – спросил Корин.

– Никак, – мрачно ответил Копуша. Корин растерянно заморгал. Что это значит? Неужели Копуша хочет сказать, что Сумраку суждено умереть здесь? Но этого просто не может быть! Почему стая ведет себя совсем не как стая? Кстати, о стае – где Сорен?

– Где Сорен? Он ранен?

– Нет, – ответила Гильфи. – Сорен с Доком Яроклювом улетели в Амбалу. Им придется лететь весь остаток ночи и целый день.

– Но зачем? – теряя терпение, воскликнул совершенно сбитый с толку Корин, но никто ему не ответил. Казалось, члены стаи даже не услышали его вопроса. Словно зачарованные, они смотрели на последние отсветы угля Хуула, тающие в глазах молодого короля. – Зачем? – уже тверже спросил Корин. – Зачем ему понадобилось лететь в Амбалу, да еще в такое время?!

Шагнув вперед, Гильфи внимательно всмотрелась в глаза Корина, ища в них следы только что увиденного огня.

– Они полетели искать Укусс и Хитриссу.

– Укусс и Хитриссу! – воскликнул Корин, и желудок его подпрыгнул от радости. Наконец-то он все понял! Укусс и Хитрисса были летучими змеями, подругами совы Мглы, жившей в орлином гнезде высоко в горах Амбалы. Корин подружился с этими змеями после того, как, сбежав от своей матери и Чистых, вынужден был скрываться в лесах Южного царства. Тогда-то он и узнал, что если аккуратно смешать капли смертельного яда, падавшего с кончиков раздвоенных языков летучих змей, то можно получить лекарство, исцеляющее самые страшные раны и болезни.

Только бы Сумрак дожил до прибытия помощи! Сорен мог без отдыха пролетать огромные расстояния, а благодаря черному перу на затылке Дока Яроклюва гонцы могли без страха путешествовать в дневное время, что давало раненому шанс на спасение. Корин опустился на землю рядом с раненым и горячо зашептал:

– Сумрак! Ты живи. Пожалуйста, живи.

Следом за ним и остальные члены стаи плотно обступили Сумрака и, превозмогая свой страх, стали шептать ему слова поддержки и надежды. Гильфи и Копуша были оглушены горем. Сколько они себя помнили, их всегда было четверо. Четверо сов – одна стая. «Теперь, когда Сорен улетел, а Сумрак стоит на пороге смерти, мы стали… Словно сова с одним крылом, – думала Гильфи. – Жалкие калеки. Неполноценные».

Остаток ночи и весь следующий день они не отходили от Сумрака, а мадам Плонк без устали обмахивала его своими огромными белыми крыльями. Они поймали полевку и выжали несколько капель крови в разинутый клюв Сумрака. Раненый не приходил в сознание. Он бредил и метался в жару, но к вечеру следующего дня вдруг затих. Копуша, Гильфи и мадам Плонк в страхе переглянулись. Что это означало? Они все знали, что наступил час, в честь которого Сумрак получил свое имя. Эта серебристая грань между светом и тенью была его стихией и подлинной сутью. Он один умел ясно видеть в призрачном полумраке, когда мир утрачивает ясные очертания и размываются границы между днем и ночью, землей и небом, временем и пространством. Сколько раз они слышали, как Сумрак хвастливо заявлял: «Я живу на грани, и мне это нравится!» Но на какой грани находится сейчас их любимый, дерзкий и храбрый друг? Неужели он ступил на границу между жизнью и смертью, небом и глауморой? Неужели он может умереть в сумерки, неужели испустит свой последний вздох в вечерней полумгле, которую так любил при жизни?

Это было неправильно. Несправедливо.

«Совсем неправильно!» – думала Гильфи.

– Смотрите! – сказал Хаймиш. – Смотрите на восток!

Две ярко-зеленые спирали сверкнули в низких тучах.

– Это Хитрисса! – завизжала Гильфи.

– И Укусс! – с облегчением вздохнул Копуша. По обеим сторонам от летучих змей летели усталые Сорен и Док Яроклюв.

– Держись! – зашептала Гильфи, склоняясь к Сумраку. – Держись! Вспомни, как они спасли Сорена.

Летучие зеленые змеи из Амбалы, носящие в своем раздвоенном языке эликсир жизни и яд смерти, могут исцелять самые страшные раны, однако даже они бессильны оживить мертвых. Поэтому у Гильфи чуть сердце не разорвалось от боли, когда она увидела, как Джильбана тащит тело Коди к змеям, опустившимся на землю возле Сумрака. Пересилив себя, Гильфи перепорхнула на ощетиненный загривок волчицы и тихо прошептала.

– Мне так жаль, Джильбана. Мне так жаль…

– Ничего нельзя поделать?

– Боюсь, что нет. Змеи – искусные лекари, но даже они не умеют творить чудеса.

Джильбана крепко зажмурилась и простонала:

– Чудо? То, что мы с Коди убежали от Макхита, было настоящим чудом. И время, которое мы провели вместе, тоже было чудом. Но чудеса кончились.

Небо стремительно темнело, и вот уже первые звезды начали зажигаться в сумерках. Запрокинув голову, Джильбана впилась глазами в небо, словно искала в нем что-то. Затем тяжело поднялась и побрела прочь. Гильфи поспешно вспорхнула с ее спины, понимая, что волчице сейчас нужно побыть одной. Она долго смотрела вслед уходящей Джильбане, а потом вернулась к друзьям, столпившимся вокруг Сумрака. Змеи так широко разинули пасти, что Гильфи испугалась, как бы они не вывернули себе челюсти. Раздвоенные язычки розовыми молниями мелькали в темноте, и капли эликсира безостановочно падали на раны Сумрака. Сорен поднял голову и посмотрел на свою подругу.

– Мне кажется, они остановили кровотечение. Смотри, ему стало лучше. Дыхание выровнялось и стало глубже. Но меня очень тревожит рана на его левом крыле. Не знаю, сможет ли он когда-нибудь летать.

И тут в звенящей ночной тишине раздался хриплый голос:

– Я сам вырастил и воспитал себя! Я научил себя всему, что нужно знать порядочной сове. Хочу напомнить, что я прошел суровую школу сиротства и начал летать еще до того, как полностью оперился! Никто меня не учил, я был сам себе голова. Мне пришлось несладко, приходилось до всего доходить своим умом. Жил с лисами в Кунире. Учился долбить дупла у дятлов в Амбале. Неужели вы думаете, что я не смогу выучиться летать с искалеченным крылом? Да не вопрос! А теперь кыш отсюда, я хочу спать. Завтра вечером, перед первой тьмой, я буду готов к полету. – Сумрак помолчал, переводя дух после столь долгой тирады, а потом со смешком добавил: – Пожалуй, мне понадобится небольшая дружеская помощь.

Разумеется, готов к полету он оказался не на следующую ночь, а только через два дня. Стая летела особым свободным клином, который на кракиш носит название крокенбота. Такое построение, вместе с ритмичными взмахами крыльев, позволяет создать некое подобие вакуума, в котором можно транспортировать раненых и ослабевших сов. Этому секрету друзья когда-то научились в Северных царствах и с тех предпочитали вакуумную переноску более распространенной в Южных царствах транспортировке раненых при помощи гамаков, сплетенных из плюща. Шестеро сов летели вокруг Сумрака, который каждые несколько секунд принимался энергично хлопать крыльями. Во время полета Гильфи то и дело оборачивалась, чтобы взглянуть на Джильбану. Прекрасная волчица сидела на вершине одного из двух горных пиков, получивших название Филиновы ворота за схожесть с косматыми бровями филина. Она просидела там всю ночь, весь следующий день и следующую ночь. Словно безмолвный страж ночного неба, волчица следила за цепочкой звезд, которую волки называют дорогой духов, ибо она ведет к созвездию, получившему у них название пещеры душ. Джильбана ждала момента лохинморрин, когда душа Коди начнет восхождение по пути духов, чтобы обрести вечный покой в звездной пещере.

Джильбана сразу почувствует, когда это случится, а до этого она будет терпеливо ждать, не смыкая глаз.

Глава XXV

Вы стали Другими

– Примула! – изумленно воскликнула Отулисса, когда крошку сычика швырнули в тюремное дупло Великого Древа. – Ты-то за что тут очутилась?

– За кощунство, – еле слышно пролепетала Примула.

– Кошу… Что-о? Что это значит? – проухала Отулисса.

Примула растерянно захлопала глазами.

– Ты не знаешь, что означает это слово? – озадаченно переспросила она. Неужели самая ученая сова на всем дереве впервые слышит этот термин?! С каких это пор Гемма и Элван стали образованнее самой Отулиссы? Да они и погадки ее не стоят!

– Видишь ли, моя милая Примула, я знакома с этим словом во вполне определенном контексте. Это абсолютно не совиное слово, оно пришло в наш язык от Других, у которых обозначало оскорбительное отношение к божеству, церкви или святыне. Какое отношение все это может иметь к нашей жизни?

– Значит, имеет, раз я его совершила!

– Что именно ты совершила?

– Отулисса, ты можешь мне не верить, но я, правда, не знаю! Я вообще ничего не делала! Мне даже рассказывать нечего.

– Ох, Примула! – вздохнула Отулисса. – Отвечай, это имеет какое-то отношение к углю?

– Да, но я тут ни при чем!

– Я нисколько в этом не сомневаюсь. Просто расскажи мне все с самого начала.

– Я была на ночной вигилии. Ты же знаешь, что я теперь прислужница пепла… то есть была ею до сегодняшнего вечера. Моя обязанность заключалась в том, чтобы с благоговением вычищать пепел из потира.

– Откуда? Из потира? Это еще что такое?

– Ну, это такая плошка, ее Бубо специально выковал.

– И с каких пор металлические плошки называются потирами? Мы всегда называли их просто кубками, чашками или даже котелками. Что за странная тяга к словечкам Других? Мы совы, благодаренье Глауксу, а не Другие! Ладно, можешь продолжать.

– Вскоре после того, как я высыпала пепел, уголь вдруг потускнел и утратил свое сияние. Чтобы не утомлять тебя длинными подробностями, скажу только самое главное – наши предводители страшно перепугались. Они были уверены, что я все сделала не так или неправильно сказала нужные слова.

– Какие еще слова?

– Обыкновенные. Кажется, их Гемма придумала. Она обвинила меня в том, что я все испортила, когда неправильно их произнесла. А произносить слова неправильно – это и есть кощунство. Но клянусь, я не сделала ни одной ошибки! Я произнесла точно те же слова, которые всегда говорю, когда прислуживаю в алтаре. Уголь сам начал гаснуть, клянусь! Я не кощунствовала! – бурно рыдая, выкрикнула Примула.

Подскочив к ней, Отулисса принялась неуклюже приглаживать клювом перышки на маленьких крыльях воробьиного сычика.

– Разумеется, ты этого не делала, – уверенно сказала она. Помолчав, она понизила голос и злобно прошипела: – Хочешь услышать настоящее кощунство? Так вот, если бы кто-нибудь бросил этот проклятый уголь в море Хуулмере, я бы с радостью отрыгнула на него погадку, чтобы быстрее пошел ко дну!

В ужасе отшатнувшись, Примула вытаращила глаза и мелко затрясла головой.

– Не говори так, Отулисса! Ты навлечешь на себя беду!

– Беду? Енотий помет, да я уже сижу в тюрьме! Тюрьма на Великом Древе Га'Хуула! Наше вонючее Золотое Древо в беде, вот что я тебе скажу.

Примула захлопала глазами. Никогда прежде она не слышала от Отулиссы таких ужасных слов. Великий Глаукс, старшая преподавательница Великого Древа ругалась, как мокрогузая чайка!

Тюремное дупло было довольно тесным, и на дереве уже не раз поговаривали о том, что неплохо было бы зарешетить еще одно помещение, чтобы было куда помещать новых святохульников и кощунников. Этим утром Отулиссе не спалось. Когда чахлый зимний рассвет забелел за прутьями решетки, она решила потихоньку размять крылья, стараясь не тревожить уснувшую Примулу. В другое время Отулисса была бы даже рада увидеть восход солнца в конце зимы, ведь это означало, что весна уже не за горами и что меньше чем через месяц на Великом Древе закончится сезон белого дождя, белоснежные плети молочника станут серебряными, а затем, позолотившись летним солнцем, завершат годовой цикл пышным сезоном медного дождя. Но сейчас все было иначе. Месяцы шли своим чередом, а дерево по-прежнему оставалось золотым. «Как скучна жизнь, если в ней ничего не меняется! – подумала Отулисса, с тоской глядя сквозь прутья. – Как же мне опостылело это вечное золото!»

В этот самый миг в бледном небе, подсвеченном нежнейшим розовым сиянием, словно внутренность раковины-жемчужницы, появилась белая точка – нет, целых две точки! «Это не облака!» сразу поняла Отулисса. По мере того как точки приближались, увеличиваясь на лету, в душе ее стало разрастаться радостное ощущение чистоты и ясности.

«Этого не может быть! Она долгие годы не вылетала с острова. Но, поглоти меня хагсмар, если я могу с кем-то спутать эту толстуху! А вот и Сорен! Глаукс великий, они вернулись!»

Желудок ее радостно подпрыгнул и задрожал от счастья.

И тут огромная травяная арфа заиграла ликующую песнь, а воздух наполнился хлопаньем сотен крыльев. Отовсюду послышались голоса: «Стая вернулась! Король вернулся!» Совы поспешно покидали свои дупла, и вскоре воздух над Великим Древом задрожал от радостных криков: «Да здравствует Корин, король Великого Древа Га'Хуула! Отныне уголь вновь засияет, как раньше!» Затем раздался оглушительный грохот и звон, как будто опрокинули огромный поднос с посудой.

Разбуженная шумом Примула подняла голову и уставилась на Отулиссу.

– Что это? Что случилось?

– Корин вернулся! Стая вернулась! – прошептала Отулисса.

– Но что это за шум? Там идет сражение? Что происходит?

– Не знаю, – прошептала Отулисса. Ледяной страх сжал ее желудок. – Даже представить себе не могу.

Она действительно не могла себе представить, что происходило в это время в зале заседаний. Стая, мадам Плонк, Корин и Док Яроклюв вихрем пронеслись по огромному дуплу, где совы собирались на свои самые торжественные церемонии и самые главные праздники. За время отсутствия короля и его друзей большой зал преобразился до полной неузнаваемости – он был от пола до потолка задрапирован расшитыми тканями и кружевами, вытканными слепыми змеями из гильдии кружевниц. Уголь Хуула лежал на самодельном алтаре, украшенном низками бусин и жемчужин, купленных у торговки Мэгз.

– Тут стало, как в церкви! – не веря своим глазам, ахнула Гильфи.

– Тут стало, как у Других! – прошептал Сорен.

– Тут стало не по-совиному! – взревел Сумрак. Во время полета к нему вернулась большая часть былой силы, но теперь, на глазах у изумленных сов, произошло чудо полного исцеления. Подлетев к гобелену, висевшему прямо за алтарем, Сумрак сдернул его клювом на пол.

– Святохульное кощунство! – завизжал кто-то из прислужников алтаря. – Немедленно арестуйте эту сову!

– Заткните клювы, пока я вам кости не пересчитал! – ухнул Бубо.

– Бубо, – коротко приказал Корин. – Немедленно лети и освободи Отулиссу. И прихвати из кузницы молот и клещи покрепче, чтобы снять решетки.

После этого стая во главе с королем облетела церемониальную залу, срывая со стен драпировки и гобелены, высыпая пепел из маленьких чашечек, кубков и плошек. Стражи стражей съежились в углу, не смея поднять глаз. Время от времени они растерянно перешептывались и переглядывались друге другом, не понимая, что творится кругом. Когда все украшения, ткани и сверкающие безделушки были сняты, а большой зал вновь обрел свою строгую простоту, Корин велел служкам и певчим немедленно закрыть клювы и прекратить идиотские песнопения во славу угля. После этого всем совам Великого Древа было приказано собраться в общем зале.

– Парламентарии! – выкрикнул молодой король. – Пусть все члены парламента сядут передо мной. – Когда взволнованные совы расселись на жердочке, король отчеканил: – Так, а теперь эта… эта… – Корину очень хотелось назвать членов ССС бандой, но он удержался. – Стражи стражей, прошу вас, вылетите вперед.

Шесть сов поднялись в воздух и опустились перед Корином: Элван, Гемма, Йена, мохноногий сыч Пенфолд, пятнистая сова Хумберт и бородатая неясыть по имени Феликс.

– Позор нашего рода! – процедил Сумрак, с возмущением глядя на Феликса.

Смущенный Элван вышел вперед и пролепетал:

– Мы не хотели ничего дурного! Мы лишь хотели защитить…

– Вы ничего не защищали, – раздраженно оборвал его Корин. – Вы оскорбили саму суть, саму душу нашего дерева. Тюрьма! В какой извращенный желудок могла прийти такая чудовищная мысль? Как вы посмели! – Задыхаясь от гнева, Корин полетел прямо на шестерых сов и, разинув клюв, по-змеиному зашипел на них.

Маленький мохноногий сыч Пенфолд опрокинулся вверх лапками от вихря, поднятого королевскими крыльями. – А этот уголь! – вскричал король и, схватив металлический ларец, с такой силой встряхнул его, что уголь запылал еще ярче. – Он не живой, пустоголовые вы совы! Да, в нем заключен жар и великая магическая сила, поэтому его следует держать подальше от таких злобных созданий, как Нира. Но сам уголь не обладает ни разумом, ни благородством. Благородны лишь вы, Ночные стражи! Для меня Великое Древо Га'Хуула и каждый из вас во сто крат дороже и важнее этого угля. Ваша преданность, ваша любовь к Древу и его ценностям ценнее всех чудес и богатств совиного мира! Ибо эти качества бесценны, их нельзя купить. Если уголь Хуула станет для вас ложным кумиром, я отнесу его обратно в Далеко-Далеко и брошу в кратер вулкана. Мы совы и должны остаться совами. Мы должны славить свою совиную природу, а не жар волшебного угля. Во имя этого угля вы совершали гнусные поступки и творили постыдные дела. Вы заключили в темницу наставницу Отулиссу, одну из самых преданных и уважаемых сов нашего дерева! Вы заставили кузнеца Бубо ковать прутья для решеток! Арест, тюрьма, решетки, – с отвращением произнес Корин. – На нашем Великом Древе Га'Хуула нет места для таких слов!