Текст книги "Золотое древо"

Автор книги: Кэтрин Ласки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Annotation

Сорен и стая возвращаются! После того как Корин добыл уголь, на Великом Древе Га'Хуула наступил золотой век. Юный король одержим мыслью о том, что в жилах его течет кровь хагсмаров, и верные друзья решают отправиться в путешествие, чтобы отвлечь его от тягостных раздумий. Тем временем загадочный уголь начинает оказывать странное воздействие на оставшихся на острове и само Великое Древо. Оно начинает изменяться, а вместе с ним меняются и души его защитников. Кто-то должен сообщить Корину и стае о том, что происходит на острове!

Кэтрин Ласки

Пролог

Глава I

Глава II

Глава III

Глава IV

Глава V

Глава VI

Глава VII

Глава VIII

Глава IX

Глава X

Глава XI

Глава XII

Глава XIII

Глава XIV

Глава XV

Глава XVI

Глава XVII

Глава XVIII

Глава XIX

Глава XX

Глава XXI

Глава XXII

Глава XXIII

Глава XXIV

Глава XXV

Эпилог

Совы

Кэтрин Ласки

ЗОЛОТОЕ ДРЕВО

Пролог

– Смотрите на меня! Смотрите же! – оглушительно проухал Сумрак.

Разогнавшись, он стремительной серебряной молнией прочертил ночное небо, а потом сложил крылья и камнем ринулся вниз, прямо к крутому гребню волны. Зрители невольно затаили дыхание, но когда до воды оставалось всего несколько сантиметров, Сумрак свечой взмыл в небо, так что соленые брызги пенным хвостом кометы просвистели у него за спиной. Подлетев к друзьям, он самодовольно расправил перья и спросил:

– Ну, кто посмеет сказать, что чайки делают это лучше?

Гильфи повернулась к Сорену и Копуше и тихонько вздохнула:

– Кажется, я уже знаю, что сейчас будет.

– Мы тоже! – дружно закивали оба. В тот же миг Сумрак оглушительно запел:

Я не просто много лучше,

Я еще гораздо сушу!

И красивее, и толще,

И при том гораздо больше!

Я роскошная сова,

Во мне бездна щегольства.

И добавлю без утайки —

Я в полете лучше чайки.

Волны плещут, свищет ветер,

Сумрак круче всех на свете!

В это время года ветры над морем отличаются особо капризным нравом, поэтому друзья развлекались вовсю, катаясь и кувыркаясь в воздушных потоках, бушевавших над островом Хуула. Больше всего на свете совы Великого Древа любили играть с ветром, и никто на свете не умел делать это лучше, чем стая Сорена.

Только сейчас все было по-другому. Приближение зимы всегда знаменовалось наступлением поры белого дождя, но в этом году Великое Древо, вопреки календарю, сохранило золотое сияние лета. С той самой ночи, когда Корин добыл уголь Хуула из жерла вулкана в краю Далеко-Далеко, время на острове как будто остановилось.

Сорен украдкой оглянулся на остров. Даже странное поведение Великого Древа беспокоило его не так сильно, как непонятная тоска, одолевшая юного короля Корина. Некоторое время назад любимый племянник Сорена затворился от подданных в своем дупле и сидел там один, погруженный в невеселые раздумья. Королевская ответственность тяжкой ношей легла на плечи Корина, но Сорен догадывался, что сильнее государственных забот короля терзают мысли о загадочной природе угля.

* * *

А в это самое время король Корин сидел в своем скромном дупле и молча смотрел на пылающий уголь Хуула. Эта оранжевая звездочка с трепещущим внутри язычком синего пламени в зеленом ободке была необычным углем, и в глубине ее Корин видел совсем не простые вещи. Ибо Корин был огнечеем, но читать языки пламени было для него намного проще, чем постигать изменчивую суть угля. Как и картины в огне, рождавшиеся в сердце угля образы приходили непрошенными; они были намного ярче огненных видений, однако при этом гораздо менее четкими, почти неуловимыми. Но сейчас Корин увидел в глубине угля нечто такое, от чего сердце его пустилось вскачь, а желудок оцепенел. Вглядываясь в трепещущую голубую сердцевину угля, он заметил в ней проблеск белого цвета, который на его глазах стал расти и округляться.

«Словно луна, – рассеянно подумал Корин и тут же увидел уродливый шрам, пересекающий белый лунный диск… – Шрам? Такой же, как мой? О нет, не мой! Это шрам на лице Ниры!»

Глава I

Золотой свет

– Корин, у тебя такой вид, будто ты увидел скрума, – воскликнул Сорен, влетая в дупло. Был уже разгар дня, и большая часть сов на дереве давно видела третий сон.

– Хотел бы я, чтобы она была… просто скрумом, – пробормотал Корин, не сводя глаз с угля, пылавшего за ажурной решеткой стального ларца в форме слезы, выкованного кузнецом Бубо.

«Значит, опять Нира!» – устало подумал Сорен. С тех пор как Корин добыл уголь и разгромил Чистых в краю Далеко-Далеко, о Нире и ее армии не было ни слуху ни духу. Они словно исчезли. Совы на Великом Древе были уверены, что Нира погибла, остатки ее войск разлетелись по свету, а уголь обрел надежное пристанище в когтях юного, но славного короля Корина. Иными словами, баланс сил окончательно изменился в пользу добра.

И только Корин до сих пор не знал покоя. Образ матери преследовал его днем и ночью, и он знал, что так будет всегда, независимо от того, жива Нира или погибла. В последнее время он совершенно извелся от тревоги. Сорен внимательно посмотрел на своего любимого племянника, не сводившего лихорадочно блестевших глаз с угля. Сердце его пропустило один удар, а желудок сжался от жалости. Длинный шрам, оставленный на лице Корина когтями его собственной матери, дрожал и корчился от немой боли. Сорен понял, что не может больше терпеть эту муку. Он должен прямо спросить племянника о том, что с ним в последнее время творится. Возможно, так будет лучше для них обоих.

– Корин, ты отлично знаешь, что нет никаких доказательств того, что она до сих пор жива. Но даже если это так, нам все равно нечего опасаться! Войска Ниры рассеяны, она не может причинить нам никакого вреда.

Резко повернув голову, Корин впился взглядом в глаза Сорена.

– Но, дядя… Ты знаешь, что Нира не просто злая сова, и если…

– Сейчас я дойду и до «если», – перебил его Сорен. – Я все понимаю, Корин. Я тоже читал эту легенду. Если Нира – хагсмара…

– Постой, дядя. Возможно, она не настоящая хагсмара, а некое порождение далекого прошлого, которое по прихоти судьбы или благодаря чарам темнодейства возродилось в теле обычной сипухи! И если это так… – Тут Корин замолчал, а потом с усилием продолжил: – Ты помнишь, что я сказал, когда мы дочитали первую легенду о Гранке?

Да, Сорен помнил его слова. В ту ночь Корин впервые догадался, что его мать – хагсмара. Но если так, значит, в жилах юного короля тоже течет ядовитая кровь ведьмы! Сорен пытался разубедить его, но все было бесполезно. К счастью, никто, кроме него, даже не догадывался о страхах Корина. Не хватало только, чтобы совы Великого Древа узнали, что их обожаемый король оказался сыном хагсмары!

– Если я правильно понял, ты что-то увидел в сердце угля? – прямо спросил Сорен.

Корин поднял глаза и с неожиданным любопытством посмотрел на своего дядюшку.

– Кстати, а почему ты здесь, а не у себя в дупле, с Пелли и малышами? Ты же сейчас должен спать!

– Что-то не спится.

– Ты видел сон? – прищурился Корин.

– Возможно, – Сорен закрыл глаза и помолчал, словно хотел набраться терпения или найти нужные слова. – Да ты и сам все знаешь… Ты у нас огнечей, а я ясновидец. У тебя – огненное зрение, а у меня – звездное озарение.

– Но я не понимаю… Если ты ясновидящий, то должен видеть все, что случится в будущем. Значит, тебе был сон о том, что я увижу свою мать в пламени угля? Но в таком случае, зачем ты расспрашиваешь меня? Тебе ли не знать, что меня тревожит!

– Да, я видел сон. Но я не до конца понял его, Корин, – с тяжелым вздохом ответил Сорен. Как будто это так просто объяснить! Он мирно спал в уютном дупле вместе со своей дорогой подругой Пелли и тремя дочками – Себастьяной, которую домашние ласково называли Вашей, Блайз и Белл, – когда вдруг понял, что видит чужой сон или одно из видений, явившихся Корину в свете угля.

Это не на шутку встревожило Сорена, поскольку в одной из старинных легенд они прочитали, что жившая в далекой древности могучая хагсмара по имени Крит обладала как раз таким даром проникать в чужие сны. Но Сорен быстро понял, что это был не сон, а лишь очередной случай звездного озарения. Звездным озарением совы называют те редчайшие моменты, когда звезды проливают свой свет в совиные сны. Большинство птиц и зверей уверены, будто днем звезды исчезают, но на самом деле это не так. Днем звезды превращаются в маленькие отверстия в полотне сновидений, сквозь которые одаренная ясновидением сова может заглянуть в будущее.

Вот так Сорен проник в видение Корина, однако не увидел в нем ничего определенного. Ему не приснилась ужасная луна, превращающаяся в изуродованное шрамом лицо, он не видел пламени, не испытал страха или горького чувства потери. Больше всего это было похоже на кусочек видения внутри другого видения, на сон из чужого сна. Могло ли это означать, что Нира до сих пор жива? Значило ли это, что она мечтает добраться сюда и убить своего единственного сына? Как бы там ни было, Сорен не собирался поддаваться обуревавшим его страхам. На острове наступил мир и благоденствие, и не было никаких причин омрачать королю первые месяцы правления.

– Как я уже сказал, – твердо повторил Сорен, – у тебя нет никаких доказательств того, что Нира жива. Как нет и доказательств того, что она хагсмара. Возможно, твоя мать всего лишь жалкая, обезумевшая от злобы сова. Не больше, но и не меньше.

– Мне все-таки кажется, что чуть больше, – негромко возразил Корин.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Сорен, когда мы читали старинные легенды, особенно ту часть, в которой говорилось о хагсмаре Крит, и о том, как она разгневалась на несчастную Лутту, это напомнило мне…

– Что? – тихо спросил Сорен. Ему вдруг стало не по себе. Горящий уголь бросал на стены дупла алые отсветы, дрожавшие и колыхавшиеся в каком-то диком древнем танце.

– Напомнило о матери. Когда я был еще совсем маленьким и она за что-то сердилась на меня, лицо ее становилось огромным. Тьма, словно тень, просвечивала сквозь белое оперение, а крылья чернели по краям, так что становились похожими на косматые вороньи перья. Ты видел вблизи вороньи крылья? Они такие рваные, такие неряшливые… Тогда я думал, будто все это мне просто чудится от страха, но когда мы стали читать легенды и впервые наткнулись на описание хагсмаров, я сразу подумал: «Мне это знакомо. Я это знаю». Кровь и жестокость, о которых я узнал из древних преданий, напомнили мне многие события моей прежней жизни – особенно страшный ритуал ТРОЗ, во время которого каждый Чистый должен был убить кого-то, кто ему близок или дорог. Что касается моей матери, то в ней, как и в Крит, поражала не столько злоба, сколько отсутствие малейшего совиного чувства. Можно сказать, что у нее не было мускульного желудка, Сорен. И в этом она была очень похожа на хагсмару.

Некоторое время Сорен молчал, обдумывая его слова. Возможно, король был прав, но какой смысл дни и ночи сокрушаться по поводу своего происхождения? «Не кровь определяет наш характер, а поступки и мысли», – напомнил себе Сорен. Ему ли не знать, что Корин отличался не только поразительной храбростью, умом и мудростью, но и редкой добротой и способностью к состраданию. Он сумел возвыситься над злобой своего окружения и преодолеть жестокость воспитания. Даже если в жилах его текла кровь хагсмары, желудок у него был подлинно совиный!

Резкий ветер свистел за стенами дупла, низкие тучи затянули небо, и в разгар дня на острове стало темно, словно ночью. Сорен зябко поежился. Все-таки странно, что в преддверии зимы, когда ягодам молочника положено стать белыми, словно снег, они продолжают сохранять сияющий золотой оттенок ушедшего лета! Но еще более странным было то, что осенью дерево не только не облетело, но, казалось, распустилось еще пышнее, а на месте тех листьев, которые все-таки осмелились опасть в положенный срок, чудесным образом возникли их полупрозрачные золотистые тени. Совы на острове не уставали восторгаться этим природным феноменом, на все лады восхваляя торжество вечного лета, но на Сорена эти чудеса производили гнетущее впечатление. Мерцающие золотые силуэты, оставшиеся на месте опавших листьев, напоминали ему скрумов – неупокоенных духов мертвых сов, которые не могут вознестись в глаумору, пока не завершат оставшиеся на земле дела.

Молодой король и его дядя долго молчали, зачарованные мягким светом угля, струившимся сквозь металлическое кружево ларца. Возможно, они думали об одном и том же. Пусть они узнали о могуществе угля из книг, но оба понимали, что это не сказки. Они знали, что магия, как добрая, так и злая, вполне реальна. Уголь Хуула мог стать величайшим благословением для совиного мира, а мог превратиться в его проклятие. Когда он был извлечен на свет после тысячелетнего заточения в вулкане, Сорен и Корин сразу почувствовали, что в плотной ткани совиной вселенной образовалась крошечная прореха, сквозь которую могли просочиться страшные чары темнодейства.

Нира была искушена во зле, но зло извечно существовало под небесами. Возможно, именно через эту незаметную щель в пологе совиного мироздания мать Корина смогла, наконец, добраться до темнодейства… А если в жилах Ниры действительно текла хотя бы капля крови хагсмары, то чары темнодейства могли наделить ее могуществом древней колдуньи Крит, когда-то едва не погубившей весь совиный мир. В легендах, которые читали совы, говорилось о том, что страшная Крит при помощи магии и зловещих опытов создавала чудовищных монстров. Что, если Нира была отдаленным потомком одного из этих созданий? Но если это так, то она была даже опаснее обычной хагсмары!

Вот какие мысли неотступно тревожили Корина. Что ему делать, если это правда? Тайный страх терзал его днем и ночью, лишал сил, вызывал бесконечный ужас.

Что касается Сорена, то прочитанные легенды пробудили в нем совсем другие вопросы и опасения. В глубине желудка он понимал, в чем состоит главный урок прочитанного: здравомыслящая сова должна в жизни опираться на разум, а не на силы магии, неважно – злой или доброй. Сорен понимал терзания Корина, страшившегося своего происхождения, однако при этом он твердо знал, что Корин – хороший, А раз так, то постоянная одержимость мыслями о матери, магии и силе угля лишь отвлекала короля от своих непосредственных обязанностей. Быть Ночным стражем Великого Древа издревле было намного почетнее, чем быть королем. Но только король мог поддерживать в подданных это чувство гордости, он обязан был подавать пример и вести сов за собой. В клятве, приносимой Ночными стражами Га'Хуула, ничего не говорилось о магии. В этой клятве не было ни слова о том, что благородство дается древностью рода или принадлежностью к королевской крови. Прекрасные слова, произнесенные много лет назад, вновь зазвучали в ушах Сорена, и желудок его, как когда-то, задрожал от волнения: «Я стану глазами в ночной тьме и тишиной в реве ветра. Я стану когтями, пронзающими пламя, и щитом, ограждающим невинных. Я не стану искать венца власти и не буду стремиться к славе…»

Это была клятва Ночных стражей Великого Древа Га'Хуула, росшего на острове Хуула, посреди моря Хуулмере.

Глава II

Подготовка к путешествию

Тлеющий уголь огромным кровавым цветком распускался в ажурном ларце, бросая трепещущие тени на белоснежные лица сипух.

– Выслушай меня, Корин, – медленно начал Сорен. – Я вот что подумал: в последние дни к нам на дерево прилетает очень много сов. Они все чаще называют его «золотым», и не только из-за золотистого сияния, а потому, что искренне верят: после поражения Чистых начался новый, «золотой» век в истории совиного мира. Слухи о нашей огромной библиотеке достигли самых отдаленных царств. Совы постепенно становятся умнее, любопытнее и бесстрашнее. Они живо интересуются нашей жизнью, нашими умениями, нашими клювами. Больше всего их привлекают клювы всепогодников и навигаторов. – Сорен помолчал, пристально глядя на короля. – Что скажешь, дружок? Не хочешь немного прогуляться?

Он выжидательно уставился на Корина, а про себя подумал: «Тебе пойдет на пользу небольшая прогулка с нашей стаей! Развеемся, покувыркаемся в потоках ветра и вытрясем из головы всю эту чушь!»

– Что значит «прогуляться»? – пробормотал Корин, непонимающе уставившись на Сорена. Его дядя все еще оставался красивой совой, хотя его белый лицевой диск был испещрен многочисленными шрамами и отметинами, полученными в битвах и экспедициях. Некогда светло-желтый клюв давно потускнел и закоптился от постоянных вылетов на лесные пожары за углями, потемневшие когти стали узловатыми от бесчисленных ожогов, а когда-то белоснежные перья на лапах посерели и поредели. Оставив за плечами юность, Сорен превратился в зрелую и закаленную в испытаниях сову, однако не утратил энергии, ума и проницательности.

– Я говорю о путешествии, дружок. Облети свои владения, поговори с совами, узнай, чему они хотят у нас научиться. Кроме того, мы уже давным-давно не разминали крылышки, пора бы и нам тряхнуть стариной! Кстати, ты слышал о том, что пьяные деревья, которых еще совсем недавно было раз-два и обчелся, теперь появляются, как грибы после дождя? Поговаривают даже о появлении пестроперых, храни нас Глаукс! Неужели тебе не хочется посидеть с друзьями на ветке славного пьяного дерева и послушать славные песни пестроперых? Да и старых приятелей хотелось бы навестить, верно?

– Мгла! Я так давно ее не видел! – воскликнул Корин.

– Ты называешь ее Мглой, ну а мы с Гильфи до сих пор помним ее под именем Гортензии. Наверное, сейчас она уже совсем старая, но мне не терпится поскорее отправиться в Амбалу и повидать ее! – Теперь Сорен ясно видел новый блеск, появившийся в глазах Корина. «Отлично, именно то, что надо! Кажется, я поймал его за крыло. Эта одержимость мыслями о собственной мамочке была ему явно не на пользу. Излишняя погруженность в себя и свои страхи не к лицу королю, тем более такому умному и честному, как наш славный Корин!» – Ну, что скажешь?

– Д-да… – медленно ответил Корин.

– Или тебе кажется, что королю не положено развлекаться? – поддразнил его Сорен.

– Нет, но мне бы не хотелось, чтобы меня считали… – Корин замялся, подыскивая нужное слово.

– Легкомысленным королем? – подсказал Сорен. – Беспечным гулякой?

– Да-да, вот именно.

– Но послушай, – очень серьезно возразил Сорен. – Разве можно упрекнуть короля в том, что ему хочется своими глазами увидеть, как живут его подданные в эпоху столь тяжело завоеванного мира? Да что говорить, ведь мы живем в такое потрясающее время!

– Отличный план, дядя! – с искренним восторгом воскликнул Корин. – Наверное, сначала нужно созвать всю нашу стаю и посоветоваться с ними?

– Конечно, – согласился Сорен. – Мы немедленно переговорим с ними, а потом объявим свое решение парламенту. Да что откладывать – с первой тьмой и доложим.

– А Отулисса тоже полетит с нами? – спросил Корин.

На этот раз Сорен крепко задумался. Многие совы на Великом Древе считали Отулиссу несносной и до неприличия самоуверенной гордячкой, но Корин ее обожал. В этом не было ничего удивительного, ведь с Отулиссой он познакомился гораздо раньше, чем с остальными Ночными стражами. По иронии судьбы именно этой рациональной и трезвой сове однажды стал являться скрум, которому в конце концов удалось уговорить Отулиссу отправиться в край Далеко-Далеко на поиски никому не ведомой молодой сипухи. Здесь она познакомилась с Корином, и к чести Отулиссы следует признать, что она не только сразу угадала его великое будущее, но и правильно поняла свою роль в этом будущем. Именно эта всесторонне одаренная и образованная сова научила Корина нырять в огонь за углями. Впрочем, в этом не было особой ее заслуги, ибо Корин был прирожденным угленосом и вскоре научился выхватывать горящие угли-живцы из самого жерла вулкана…

– Боюсь, у Отулиссы сейчас столько дел, что она не сможет сопровождать нас, – заметил Корин. – Но я непременно поговорю с ней.

Он нисколько не лукавил. Дело в том, что Отулисса совсем недавно стала старшей наставницей, и теперь ей приходилось надзирать за всем процессом обучения на острове – от преподавания старинных сказаний до точных наук, включая предсказания погоды и металлургию. Честно говоря, у бедняжки не было ни минуты свободной. Тем не менее для очистки совести Сорен собирался нанести визит в дупло, которое Отулисса делила со своей слепой змеей по имени Одри, и спросить, не захочет ли почтенная наставница отправиться в небольшое путешествие. Но сначала нужно было повидать Гильфи, Сумрака и Копушу. И разумеется, поговорить с Пелли. Ох, ну и кутерьма сейчас поднимется! Баша, Блайз и Белл начнут хором умолять Сорена отложить путешествие до тех пор, пока они полностью оперятся, а потом взять их всех с собой. Ну что ж, придется проявить отцовскую твердость. Во-первых, до полного оперения дочерей оставался еще целый месяц, а во-вторых, предстоящее путешествие было только для взрослых сов!

Очень довольный собой и своим замечательным планом, Сорен уже собрался вылететь из дупла, как вдруг Корин окликнул его:

– Дядя?

– Да?

– А как же уголь?

– Уголь? А что такое с углем? – слегка растерялся Сорен.

– Ну… Ты думаешь, с ним тут ничего не случится?

– Я не могу представить более безопасного места, чем Великое Древо. К тому же ты ведь не собираешься таскать его с собой? – Сорен помолчал, пристально глядя на уголь. Потом понизил голос и добавил: – Мы не хотим стать рабами угля, верно? Если в старинных легендах и содержится какой-то урок, то он именно в этом, племянник.

– Ты прав, дядя. Мы – свободные совы!

Глава III

А как же уголь?

Корин молча обвел глазами членов парламента, рассевшихся на изогнутом стволе березы. Он тянул время, не зная, как объявить им о своем предстоящем путешествии. Сорен оказался прав – теперь Корину и самому не терпелось взглянуть на мирную жизнь, установившуюся на земле после того, как угроза завоевания Чистых если и не миновала полностью, то, по крайней мере, на какое-то время отступила. Но, помимо любопытства, Корином двигало желание понять, какими знаниями они могли бы поделиться с остальными совиными царствами в это благодатное мирное время, когда совам уже не нужно тратить все свои силы и время на войну и защиту собственной жизни. Эти размышления напомнили Корину о недавно прибывшей на остров делегации сов из Амбалы. Откашлявшись, он заговорил:

– Как вы уже знаете, три ночи назад нас посетила небольшая стая сов из Амбалы. Они рассказали нам о том, что очень скоро у них пройдет собрание сов из Темного леса, Серебристой мглы и, я надеюсь, царства Тито. Поскольку эти совы очень заинтересовались нашими методами предсказания погоды, а также техникой искателей-спасателей, мы подумали…

Не успел Корин закончить объяснение целей своего предстоящего путешествия, как в зале возбужденно захлопали крылья, и сразу несколько голосов встревоженно зашептали:

– Уголь! А как же уголь?

Дальше стало еще хуже. Обсуждение деловых вопросов то и дело прерывалось одним и тем же, повторенным на все лады, вопросом: «А как же уголь?»

«Это какое-то наваждение!» – с тоской подумал про себя Сорен. Ему казалось, что если он еще раз услышит эти четыре слова, то завизжит, как умеют визжать только сипухи.

Ему пришлось по меньшей мере трижды подробно объяснить членам парламента, что на дереве уголь будет находиться в полной безопасности. После этого парламентарии ненадолго задумались, а затем постановили заказать кузнецу Бубо новый ларец для угля.

– А старый-то чем плох? – проворчал виргинский филин Бубо, главный кузнец острова.

– А он достаточно прочный? – спросил красавчик Элван, бородатая неясыть, считавшийся одним из лучших навигаторов на Великом Древе.

– Прочнее некуда. Я ковал его на лучших углях, которые только можно найти, на углях-живцах из самого Данмора! Руби поймала их на лету, когда они еще не успели коснуться земли, так что тут и вопросов быть не может.

В краю Далеко-Далеко пылает множество вулканов, но только пять из них образуют так называемое Священное кольцо, где самым главным считается вулкан Хратгар, из жерла которого король Хуул достал волшебный уголь. Что же касается Руби, то эта маленькая короткоухая сова славилась непревзойденной летной сноровкой и искусством ловли углей, и четыре уголька-живца, о которых говорил Бубо, она поймала за один раз во время пролета над кипящим жерлом вулкана в краю Далеко-Далеко.

– Уж не знаю, какого рожна вам еще надо! – проухал Бубо. Мохнатые перьевые ушки на его голове ходили ходуном, желтые глаза метали молнии. В отличие от большинства виргинских филинов, окраска которых была выдержана в строгих серовато-бурых тонах, в оперении Бубо сверкали темно-красные и бронзовые перышки. Сорену иногда казалось, будто перья старого кузнеца впитали в себя отсветы углей-живцов, с которыми он работал в кузнице. Впрочем, окраска Бубо была под стать его характеру. Вспыльчивый и острый на язык, Бубо терпеть не мог глупцов. Вот и сейчас он весь распушился и грозно поглядывал на Элвана, очевидно, заподозрив в нем скрытого болвана.

– Однако безопасность угля не исчерпывается прочностью ларца, – взяла слово Гемма, пятнистая совка, или совка с бакенбардами.

– И чем же нам ее исчерпать? – живо поинтересовался Бубо, уже начавший догадываться, что в зале заседаний находится на одного идиота больше, чем ему казалось раньше.

Гемма вся подобралась и потупила взор.

– Как говорил мой покойный родич, великий Эзилриб…

«Эзилриб? – ахнул про себя Сорен. – Уж не сравнивает ли она себя с Эзилрибом?!»

– …бдительность лишней не бывает.

Бубо и Сорен отвели глаза. У Бубо, как мы понимаем, были на то свои причины, что же касается Сорена, то тот совершенно не помнил, чтобы его наставник когда-либо изрекал подобную сентенцию.

– Я глубоко убеждена, что мы должны не только изготовить более прочное хранилище для нашего сокровища, но и организовать постоянное наблюдение за углем. Нужно выставить охрану – проверенную, верную охрану, выбранную из наиболее надежных Ночных стражей. Это будет элитная стража, если можно так выразиться – Стража стражей! Я совершенно уверена, что почтенный Эзилриб…

Отулисса сощурила глаза и повернулась к Сорену. Однако главные слова произнесла не она, а Бубо.

– При всем моем уважении, Гемма, ты не Эзилриб, – веско проговорил виргинский филин. Послышался общий изумленный вздох, и парламентарии дружно захлопали глазами.

– Прошу прощения, я не совсем поняла, что это значит, – возмущенно воскликнула Гемма.

– Это значит то, что ты не Эзилриб. Он бы никогда не стал молоть всякую чушь насчет Стражи стражей, и ему бы в голову не пришло разделять Ночных стражей на более и менее надежных…

– Позвольте! Я абсолютно убеждена, что всеми нами, собравшимися в этом зале, движет одно стремление: обеспечить максимальную сохранность и неприкосновенность угля! – перебила его Гемма. – Эзилриб отдавал должное бдительности. Надеюсь, вы все согласитесь с тем, что такое важное дело, как охрана угля, нельзя поручить домашней прислуге!

– Что? – взорвался Сорен, резко поворачивая голову. – В жизни своей не слышал большей чепухи! Нет, вы мне скажите прямо – с каких это пор наши домашние змеи оказались недостойны доверия? Хочу напомнить уважаемому собранию, что заботам домашних змей мы вверяем себя во время ранений и болезней. Значит, спасать наши жизни они достойны, а охранять уголь – нет? Да как у вас хватает совести даже говорить такое! Готов поручиться, что бдительность наших домашних змей не уступает их искусству врачевания болезней! Кроме того, не забывайте об их особой чувствительности. Они первые почувствуют опасность, если с углем начнет твориться что-то недоброе или какая-то сова замыслит его похитить.

Тут дряхлый мохноногий сыч поднял дрожащий коготь, прося слова.

– Слово предоставляется Флимусу! – объявил Копуша. – Тишина в зале.

Старый Флимус, главный лекарь Великого Древа, с трудом приподнял скрюченное артритом крыло и проскрипел:

– Много лет назад, когда я впервые очутился на нашем дереве, нам было чего бояться. С одной стороны нам грозили Чистые, с другой – головорезы из Сант-Эголиуса, с которыми наши уважаемые Сорен и Гильфи знакомы не понаслышке. Когда я начинал практиковать на этом дереве, у нас была всего одна медсестра и несколько сестричек, обученных оказывать помощь раненым на поле битвы. А что мы имеем сегодня? У нас появилась целая гильдия домашних змей, занимающихся исключительно медициной. И я вам так скажу – если вы домашним змеям не доверяете, то кому тогда вообще можно верить? – Старик помолчал, а потом добавил: – По мне, так все эти разговоры о безопасности – чушь чаячья, которая и погадки совиной не стоит.

Тут он понизил голос и добавил несколько слов на каком-то непонятном языке.

– Что-что? – переспросила Гемма. – Что вы сказали?

– Это кракиш, язык Северных царств, откуда был родом ваш родич Эзилриб. Именно на этом древнем языке Лизэ из Киля написал свою знаменитую сагу под названием «История войн Ледяных когтей».

– Причем тут какой-то Лизэ из какого-то Киля? – высокомерно вздернула клюв Гемма. – Что он такого интересного сказал в своей саге?

– «Финдранкен нигот иг фирнсфрис»!

– Надеюсь, вас не затруднит перевести это изречение для тех, кто не силен в кракише? – с усмешкой попросила Гемма.

– Нисколько. «Нам нечего бояться, кроме собственного страха», – медленно проговорил Флимус. Парламентарии зашептались, а Сорен и Гильфи впились глазами в Гемму. Они уже догадывались, что сейчас произойдет.

– Какая пошлость! Позвольте полюбопытствовать, чем прославился автор, которого вы только что процитировали? Кем был этот, как вы его назвали, Лизэ из Киля? – Гемма даже не пыталась скрыть своего презрения, и если бы Сорен и Гильфи не знали ответа на заданный ею вопрос, они бы от души посочувствовали достойному Флимусу.

– Вы шутите, уважаемая Гемма! – с напускным изумлением воскликнул доктор, и лукавые искорки заплясали в его слезящихся старческих глазах. – Вы никогда не слышали имени Лизэ из Киля? И не знаете его? Ушам своим не верю! Ведь это же ваш почтенный родственник, наш всеми уважаемый Эзилриб! Он написал этот исторический труд после окончания войны Ледяных когтей, перед тем как переселился на Великое Древо. Некоторое время он, вместе со своей верной змеей Октавией, жил в обители Глауксовых братьев на острове в Горьком море, где и написал эту историческую сагу под псевдонимом Лизэ из Киля. Прочтите имя Лизэ задом наперед, и вы без труда получите знакомое вам имя Эзил. Надеюсь, всем присутствующим здесь известно, что наш дорогой Эзил был родом из залива Киль в море Вечной зимы.

– Как видно, не всем, – негромко заметил кто-то, а несчастная Гемма втянула голову в плечи.

Сорен подмигнул Гильфи, и они беззвучно отсалютовали старому доктору, который, как и Эзилриб, много лет назад прилетел на остров из обители братьев Глаукса. Отулисса повернулась к Гемме и, смерив ее уничижающим взглядом, отчеканила: