Текст книги "Знак судьбы"
Автор книги: Кэтрин Куксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)
Она понимала, что если бы Томас Моллен не стал ее первым мужчиной, она продолжала бы относиться к нему с почтением и немного побаиваться. А теперь прошли и почтение и страх: она просто любила его.
– Садитесь… – Томас замялся, – …Анна.
– Благодарю вас. – Она не добавила "сэр". Раз уж он назвал ее по имени, то можно было обойтись и без титула.
– Хочу поговорить о детях. Я… не знаю, известно ли вам… – Томас прекрасно знал, что Анне все известно, поскольку каждый слуга в доме был посвящен в его дела. – …Но дети являются совместными владелицами коттеджа и ежегодного дохода в двести фунтов. – Он помолчал, облизнув губы. – Если вы намерены продолжить их воспитание, то они смогут выплачивать вам жалованье, и, вероятно, Мэри Пил то же, хотя на жизнь им будет оставаться мало. Боюсь, ваше питание будет довольно скудным, да и весь быт скромным, поэтому я… я пойму вас, если вы решите разорвать контракт.
Анне захотелось воскликнуть: "Не говори глупости!", но вместо этого она сказала:
– Я уже собрала все для переезда в коттедж с детьми, там наведен порядок, комнаты готовы… и для вас тоже. – Сделав паузу, женщина добавила "сэр". Ей показалось, что в данной фразе титул напрашивается сам собой. – Это на тот случай, если вы пожелаете временно поселиться там, пока не найдете другое жилье. Коттедж с виду кажется маленьким, но на самом деле он довольно просторный. Мы переставили мебель, повесили новые шторы, там теперь вполне уютно. Более того, я взяла на себя смелость перенести туда кое-что из принадлежавших вам вещей… некоторые мелкие предметы, которые, на мой взгляд, представляют определенную ценность.
– Что вы сделали? – Положив локти на стол, Томас подался вперед и повторил: – Что вы сделали?
– Я собрала некоторые предметы… и с помощью Мэри и детей мы перенесли их в коттедж, где надежно спрятали.
– Вот это да-а. – Лицо Томаса расплылось в улыбке, он покачал головой, глядя на сидевшую перед ним строгую женщину. Строгую, но хорошенькую. Он обратил внимание на ее привлекательность еще шесть лет назад, когда увидел впервые. Тогда Томас со смехом отметил про себя: "Да она, наверное, носит пояс целомудрия". Но, как ни странно, именно мисс Бригмор оказалась первой из домашних служанок, с которой он вступил в любовную связь. У Томаса было правило – никогда не заводить интрижки с домашней прислугой. Этому его учил еще отец: "Всегда чувствуешь себя неловко, когда у служанок в доме растут животы, а тебе приходится отрицать, что это твоя работа. Развлекайся подальше от дома, на худой конец, на фермах". Однако в Анне Бригмор было нечто такое, что влекло его к ней. Томасу не просто захотелось лишить ее девственности, у него появилось желание снять с нее вместе с одеждой напускную чопорность и обнажить для себя всю ее привлекательность. Девственности он ее лишил, чего нельзя было сказать о чопорности и строгости. Она по-прежнему оставалась мисс Бригмор, может, стала чуть помягче, но все же мисс Бригмор, даже тогда, когда он называл ее Анна.
Однако мисс Бригмор догадалась сделать то, о чем он должен был бы побеспокоиться сам, или хотя бы приказать кому-то. Ведь он мог сказать Брауну: "Проследи за тем, чтобы мои личные вещи были спрятаны в надежном месте". Интересно, сколько золотых запонок и прочей подобной мелочи Браун припрятал в свой собственный чемодан? Нет, Томас не обвинял Брауна, он вообще никого не обвинял, пусть тащат все, что сумеют. Но мисс Бригмор подумала не о себе, она подумала о нем, о его будущем. Странно, что помощь пришла с неожиданной стороны.
– Что вы взяли? – тихо спросил Томас.
– Наверное, предметов пятьдесят в общей сложности.
– Пятьдесят предметов? – не веря своим ушам переспросил Томас.
– Некоторые из них более ценные, например, две швейцарские табакерки и табакерка Людовика Шестнадцатого с эмалью.
– Пятьдесят! И среди них табакерка Людовика?
– Да.
– Но как вы догадались, что надо брать?
Мисс Бригмор слегка вскинула голову, и только после этого ответила:
– Я много читала о таких вещах. И кроме того, когда мне было шестнадцать, мои родители оказались в аналогичной ситуации.
Томас раскрыл рот и дважды кивнул головой.
– Они оказались в такой же ситуации?
– Да.
– И… и вам удалось спрятать некоторые личные безделушки до того, как?…
– Нет, нам не удалось. Вещей было мало, поэтому их пропажу сразу обнаружили. Последствия этой неудачной попытки оказались тяжелыми.
Томас снова кивнул.
– Да, конечно. Но, зная, какими тяжелыми могут быть последствия и сейчас, вы все же решились унести в коттедж пятьдесят предметов? Как вам это удалось?
– Я… я отобрала определенные предметы и приказала Мэри снести их в детскую. А потом мы прикололи или пришили их к… нижним юбкам, а некоторые удалось спрятать на теле.
В наступившей тишине Томас в изумлении уставился на мисс Бригмор.
– Должно быть, вы проделали все это до… несчастного случая, и несколько раз ходили в коттедж, ведь он все-таки находится далеко.
– Мы ходили всего два раза, и девочки восприняли это, как игру. Если… если вы придете в коттедж, то сами сможете оценить эти предметы. Я бы раньше сказала вам об этом, но у меня просто не было возможности.
Томас медленно поднялся с кресла, обошел стол. Остановившись рядом с мисс Бригмор, взял ее руку и крепко пожал.
– Сколько бы они ни стоили, Анна, десять пенсов или десять тысяч, спасибо вам, большое спасибо.
Мисс Бригмор заморгала, поджав губы, но затем ее лицо внезапно расслабилось, и она ласково улыбнулась Томасу.
– Жаль, что у меня было мало времени.
Томас пристально посмотрел на женщину.
– Мы сейчас же пойдем в коттедж. Возьмите детей. Пусть это будет выглядеть так, будто мы отправились на прогулку.
Спустя полчаса они прошли через ворота, которые Томас сам распахнул, с удивлением обнаружив, какие они тяжелые. И отправились в путь быстрым шагом, потому что день был холодный и пасмурный. Низкие тучи нависли над холмами, возможно, что вскоре пойдет снег. Однако через некоторое время Томас замедлил шаг, почувствовав, что задыхается, и пожурил девочек:
– Если хотите лететь галопом, пожалуйста, а уж я пойду легкой рысью.
Девочки убежали вперед, а мисс Бригмор осталась с Томасом.
Когда наконец они добрались до калитки коттеджа, Томас облокотился на нее и некоторое время так и стоял, разглядывая коттедж. Дом, выстроенный из серого гранита, мог противостоять ветрам и любой непогоде, и весь его облик был исключительно строгим. Затем Томас проследовал по узкой тропинке за мисс Бригмор, открывающей дверь ключом. Они вошли внутрь.
– Вот это да! – Томас остановился в небольшой прихожей, оглядываясь по сторонам. Он не первый раз посещал коттедж и помнил его как мрачное безликое место. Однако сейчас дом выглядел совсем иначе.
Из прихожей в комнаты вели пять дверей, все они были открыты. Томас шагнул к ближайшей от него слева. Там находилась гостиная, крохотная по меркам особняка, примерно пятнадцать на двенадцать футов. Но выглядела комната уютно, даже очень, несмотря на простую обстановку.
Томас повернулся к мисс Бригмор и улыбнулся, но в этот момент Констанция схватила его за руку.
– Дядя Томас, пойдемте, посмотрите столовую.
Томас позволил девочке утащить себя в соседнюю комнату. Столовую он тоже внимательно оглядел, кивая головой.
– Хорошо, очень хорошо, просто отлично. Вы будете счастливы здесь. – Он посмотрел на Констанцию, потом на угрюмую Барбару. В этом и заключалось одно из главных отличий между сестрами: Констанция всегда казалась счастливой, тогда как по виду Барбары никогда нельзя было определить, счастлива она или нет.
– Тебе нравится коттедж? – обратился Томас к Барбаре.
– Да, дядя Томас.
– И ты с удовольствием будешь жить здесь?
Барбара замялась на секунду.
– Да, дядя Томас.
– И я буду с удовольствием здесь жить, – вмешалась Констанция и снова схватила Томаса за руку. – Пойдемте посмотрим ваш кабинет.
– Мой?… – Томас оторвал взгляд от детей и взглянул на мисс Бригмор, но позволил Констанции вытащить его из столовой и привести в третью маленькую комнату. Здесь он увидел длинный узкий стол, кожаное кресло и диван. Стеклянные двери выходили на небольшую террасу.
– Это ваш кабинет, дядя Томас.
Томас обернулся, ища мисс Бригмор, но женщины в комнате не оказалось. Он заметил, как она поднимается по дубовой лестнице.
– А теперь посмотрим вашу спальню. – Проводя Томаса к лестнице, Констанция показала на две другие двери, выходившие из прихожей.
– Там туалетная комната, а там кухня. Но с кухней придется повозиться, потому что плита дымит.
Когда они поднялись на площадку второго этажа, Констанция подвела Томаса к одной из дверей.
– А это ваша спальня.
Комната была довольно просторной и почти такой же большой, как гостиная. Здесь стояли кровать на ножках, вместительный платяной шкаф, туалетный столик, однако главной достопримечательностью спальни было необычайно большое окно, из которого открывался вид на подножия холмов и возвышавшиеся позади них горы.
Томас повернулся к мисс Бригмор, остановившейся на пороге. Взгляд его говорил совсем не то, что он произнес:
– Вы просто преобразили этот дом, я помню его совсем невзрачным.
– Дядя Томас, а тут еще рядом есть туалет, и вам не придется…
– Констанция!
– Да, мисс Бригмор. – Констанция опустила голову, понимая, что коснулась деликатного вопроса, о котором не говорят вслух.
Мисс Бригмор поспешила распахнуть следующую дверь.
– Это… свободная комната, здесь может жить еще кто-то. – Она не сказала "мистер Дик". – А это детская.
– Хорошая комната, правда, дядя Томас? А в углу кровать для Мэри, она не хочет спать на чердаке.
– Да, дорогая, очень хорошая комната. – Томас погладил Констанцию по голове.
Четвертую дверь мисс Бригмор не стала открывать, а просто сказала:
– Это моя комната. – И потом, уже спускаясь по лестнице, добавила: – Если мы сможем обойтись без нижней туалетной комнаты, то я предпочла бы устроить там место для занятий.
– Как вам будет угодно, мисс Бригмор, как вам будет угодно, – согласился Томас.
В прихожей мисс Бригмор посмотрела на Барбару и спросила:
– Может, наберете дров для камина? Хорошо бы его разжечь, правда? И мы тогда выпили бы по чашке чая.
– Хорошо, мисс Бригмор. Пойдем, Конни, – Барбара взяла сестру за руку и утащила ее на улицу.
Анна взглянула на Томаса и прошептала:
– Они здесь.
Мужчина проследовал за ней в столовую и с изумлением наблюдал, как она опустилась на колени, скатала ковер и с помощью стамески подняла доску на полу. Запустив в отверстие руку, мисс Бригмор стала вытаскивать оттуда и передавать Томасу серебряные изделия, камеи и прочие вещи. Томас молчал и только качал головой.
Наконец все предметы перекочевали на буфет и круглый стол, Томас разглядывал их, не веря своим глазам. Взяв маленькую статуэтку китайского мандарина из фарфора "челси", он нежно, почти с любовью погладил ее пальцами. Взирая на статуэтку, Томас почувствовал, что не в силах вымолвить ни слова. Только одна эта статуэтка стоила пять сотен, если не больше, а еще здесь были три, нет, четыре табакерки. Томас дотронулся до золотой с эмалью табакерки Людовика XVI, провел пальцем по крохотному ожерелью, украшавшему тонкую шею камеи, изображенной на крышке.
Так, один за другим, он бережно брал в руки все эти предметы: две серебряные сахарницы Георга I; набор для специй… А когда дошел до китайской высокой пивной кружки, то обнял ее ладонями и прижал к груди, словно ребенка, которого когда-то потерял, а сейчас снова обрел. Посмотрев на мисс Бригмор, он тихо спросил:
– Что мне сказать вам, Анна?
Женщина взглянула ему прямо в глаза, но промолчала.
– Еще час назад я был отчаявшийся человек, но вы вернули меня к жизни.
Мисс Бригмор помолчала еще несколько секунд, а потом деловитым тоном поинтересовалась:
– Вы сможете их немедленно продать?
Томас отвернулся, закусил губу и кивнул.
– Да, Анна, я смогу их немедленно продать. Я знаю джентльмена в Ньюкастле, который помогает людям, оказавшимся в таком же положении, как и мы.
Мисс Бригмор не мигая уставилась на Томаса. Он сказал "мы".
– Конечно, он не даст мне и половины их реальной цены, но, во всяком случае, денег хватит, чтобы вытащить Дика…
Внезапно мисс Бригмор задохнулась, поскольку Томас почти оторвал ее от земли и заключил в объятья. А затем последовал поцелуй. Его большие, теплые и мягкие губы полностью поглотили ее рот. И когда поцелуй закончился, Анна испытала странное чувство – впервые в жизни она поняла, что такое ощущать себя женщиной, настоящей женщиной. С ней такого не было раньше, когда Томас приходил к ней в спальню, потому что он просто получал ее тело. А сейчас он взял ее сердце и душу.
Глава 7
Вот уже пять недель Томас жил в коттедже. К такому повороту судьбы внешне он отнесся вполне спокойно, скрывая ото всех и те приступы клаустрофобии, которые вызывали у него маленькие комнаты, и отчаяние при мыслях о будущем, и неприятное чувство презрения к сыну, потому что Дик отнюдь не спокойно принял поворот в своей судьбе.
Дику Моллену коттедж казался той же самой тюрьмой, просто чуть больших размеров. А что касается благодарности гувернантке за его временное освобождение, то когда отец предложил ему сделать это, Дик посмотрел на него как на сумасшедшего.
Благодарить гувернантку за то, что она отдала принадлежащие им вещи! Не исключено, что она вообще утащила половину из них.
Томас, старавшийся до этого момента сохранять спокойствие, не выдержал и заорал на сына:
– Ты неблагодарный негодяй, Дик, вот ты кто. Неблагодарный негодяй!
После освобождения из тюрьмы сын побывал в особняке, но вернулся оттуда с пустыми руками. Судейские довольно нелюбезным тоном сообщили ему, что его личные вещи, а именно одежда, отправлены в коттедж. А что касается остальных вещей, то они внесены в опись и будут выставлены на продажу.
Дик не сомневался, что его камердинер Тэйлор набил карманы запонками, заколками для галстука и прочей мелочью. Хорошо было бы прищучить его, но плут давно смотался. А у Дика не было возможности выяснить, не устроился ли тот в какой-нибудь другой дом.
Когда Дик узнал о том, как отнеслись к их положению друзья, он просто не поверил в это. Можно еще было понять реакцию Армстронга, но уж никак не Хедли и Ферье. Однако следовало признать, что младший Ферье откликнулся на просьбу о помощи. Но было бы совсем удивительно, если бы он поступил иначе. В последние три года Пэт частенько выигрывал у Дика, обчищая его карманы, так что несколько сотен не шли ни в какое сравнение с тем, что Дик проиграл ему.
Отцу Дик ничего не рассказал о помощи Пэта Ферье. Он вообще мало разговаривал с отцом в эти дни, поскольку, по мнению Дика, старик слегка тронулся умом. Об этом свидетельствовало и его отношение к гувернантке, ведь отец держался с ней как с равной. Но Дик был твердо уверен, что после того, как закончится судебное разбирательство, гувернантка в доме долго не задержится. Суд! Только он останавливал Дика от решительных действий. Дик боялся суда, хотя пристав остался жив, говорили, что он здорово покалечен. Более того, парень понимал, что общественное мнение будет против него. Если бы можно было найти какой-то выход…
Томас тоже постоянно думал о том, какой можно найти выход. Он считал: надо нанять одного из самых лучших адвокатов, однако для этого требовались деньги, много денег. Но рассчитывать он мог только на возвращение залога и на ту малость, что осталась после продажи трофеев Анны (именно трофеями он считал теперь те вещи, которые ей удалось спасти).
Практически все ценности Томас передал одному джентльмену из Ньюкастла. За исключением двух миниатюр и табакерки, относительно которых у него имелись другие планы, но он решил не трогать их, пока не закончится аукцион…
В понедельник, 14-го апреля, началась распродажа вещей первого этажа Хай-Бэнкс-Холла. Покупателей нашлось довольно много, поэтому торги прошли успешно. Утром в среду, 16-го апреля, аукционист приступил к продаже вещей из детской, кухни и чердака, а после обеда продал содержимое каретного сарая, шорной мастерской и домиков для слуг. Ездовых лошадей и охотничьих собак отправили на ферму, где во вторник после пасхального понедельника должна была состояться распродажа всех животных и скота.
Однако самым важным днем стал четверг, 17-е апреля, перед Страстной пятницей, потому что именно в этот день на аукционе были выставлены особняк, поместье и две фермы. Кареты с покупателями прибыли из графства Дарем, Кумберленда, Уэстморленда и Йоркшира. В библиотеке собрались люди, от имен которых за милю пахло деньгами. Правда, часть покупателей держалась обособленно: имена этих господ ассоциировались не только с деньгами, но и с определенным положением в обществе. Однако к концу дня Хай-Бэнкс-Холл так и не стал собственностью ни одного из нуворишей и ни одной из титулованных особ.
Стартовую цену определил банк-кредитор, но никто из покупателей в своих предположениях даже не приблизился к ней. Аукционист уже начал терять терпение, он смотрел на покупателей, и его так и подмывало сказать: "Джентльмены, я понимаю вашу нерешительность, поскольку имущество уходит за долги, вы считаете, что у нищих нет выбора. Но в данном конкретном случае вы ошибаетесь. Банк хочет получить свои деньги, и ради этого он готов ждать. Я знаю, вы думаете, что если поместье не будет продано сегодня, то завтра банк с радостью примет ваши предложения. Ох, я насквозь вижу вас, джентльмены". Однако произнес он совсем другое:
– Джентльмены, это очень хорошее поместье, мне нет необходимости напоминать вам, что в него входит, потому что все это указано в ваших каталогах. Пятьсот акров земли, две прибыльные фермы и этот дом, этот прекрасный, я бы даже сказал, великолепный дом. Сегодня вы не построите такой дом за шестьдесят тысяч. А что вы, джентльмены, предлагаете? На двадцать тысяч ниже стартовой цены. Мы просто-напросто отнимаем друг у друга время, джентльмены. Спрашиваю еще раз. Кто хочет увеличить последнее предложение в тридцать тысяч?… Ну, давайте, давайте, джентльмены… Нет желающих? Тогда, боюсь, что сегодняшние торги можно считать несостоявшимися…
Томас Моллен воспринял эту новость с глубоким вздохом, а Дик разразился ругательствами. Он бушевал, пока отец не оборвал его:
– Прекрати! Замолчи немедленно! Тебе-то что от того, если даже они предложат на двадцать тысяч больше стартовой цены?
– Ничего. Я прекрасно понимаю, что мне это ничего не даст, но меня раздражают эти скряги. Пэт говорил мне, что на аукционе присутствовали Гамильтоны из Эдинбурга и Росс из Глазго, у обоих денег полно, а они строят из себя бедняков… Боже мой, как ты можешь сидеть здесь и так спокойно относиться ко всему?…
– Охлади свой чертов пыл, мой мальчик, и прекрати говорить глупости. Не смей повторять больше, что я спокоен. Вот что я тебе скажу. Я отнюдь не спокойно переживаю потерю своего дома, но и вести себя в этой тяжелой ситуации так, как ты, не намерен. А еще я скажу тебе то, что сам обещал себе никогда не говорить: если бы ты не стал изображать из себя оскорбленного хозяина, мы бы не оказались в этой ситуации. Как бы ты ни петушился, мой мальчик, ты слабак, самый настоящий слабак. И бесит тебя сейчас только мысль о бедности, однако уже поздно делать предложение Фанни Армстронг. Будь у тебя хоть немного мужества, ты уладил бы это дело еще год назад, но тогда ты был слишком занят…
Эта ссора произошла в кабинете в четверг вечером. Зычный голос Томаса долетал до расположенной наверху детской спальни, где Анна как раз укладывала девочек спать.
– Дядя Томас сердится, наверное, ему не понравился ужин, – предположила Констанция. – Мне он тоже совсем не понравился. У нас теперь не будет вкусной еды, да, мисс Бригмор?
– У вас простая здоровая пища, как раз то, что вам нужно. А теперь ложись и спи, больше никаких разговоров. Спокойной ночи. – Анна повернулась и посмотрела на Барбару, потом подоткнула ей одеяло. – Спокойной ночи, Барбара, – ласково пожелала она.
– Спокойной ночи, мисс Бригмор.
Анна еще некоторое время смотрела на ребенка. Барбару явно тревожили какие-то мысли, она здорово изменилась за последнее время. Возможно, скучает по большому дому. Хотя Барбара никогда и не была такой веселой, как Констанция, но в последние дни совсем замкнулась в себе. Надо уделять девочке больше внимания, а то все с большей охотой общаются с Констанцией, потому что та разговорчивая. Да, больше внимания надо уделять Барбаре.
Анна оставила включенным ночник, взяла лампу и отправилась в свою комнату. Сняв с кровати покрывало, укуталась в него и опустилась в кресло.
Все оборачивалось не так, как она себе представляла. В мечтах ей виделись уютные вечера. Они с Томасом сидят перед камином в гостиной. Мужчина читает, она занята вышиванием. Они шутят, глядя на детей, играющих на ковре.
Но реальность оказалась иной. Каждый вечер повторял предыдущий: одинокая Анна, закутанная в покрывало, в холодной пустой комнате. Она использовала это время для размышлений, пытаясь найти выход из этой жуткой ситуации. Был один, но он ей совсем не нравился: суд может признать мистера Дика невиновным, а это значит, что он будет жить здесь постоянно, во всяком случае, до того времени, пока не найдет себе что-нибудь получше. Анна спрашивала себя: сможет ли она смириться с таким положением вещей, несмотря на ужасно грубое отношение к ней мистера Дика? И не находила ответа на этот вопрос, потому что знала – она останется в коттедже до тех пор, пока Моллен будет нуждаться в ней. А у нее имелось глубокое убеждение, что отныне хозяину нужнее всех будет именно она.
Жизнь в коттедже могла бы быть такой приятной, радостной и по-домашнему уютной. Здесь и детям лучше, чем в особняке. Последние недели они больше времени проводят на свежем воздухе, чем в доме, а это идет им только на пользу. А пища здесь, как недавно жаловалась Констанция, очень простая, что также полезно для здоровья. На хозяина подобная диета уже оказала положительное воздействие, потому что он как-то со смехом заявил, что у него начинают спадать брюки. И на прогулках он уже меньше кашлял. Несомненно сказывалось и то, что он пил гораздо меньше вина.
"Странно, – подумала Анна, – почему вино становится естественной потребностью в жизни некоторых людей?" За последние недели у хозяина было двое гостей, которые привезли ему ящик вина. Один из них молодой мистер Ферье, а другой – мистер Кардбридж. Кардбриджи были родом из Хексема, не богатые, скорее обедневшие представители аристократии, и мистер Кардбридж был едва знаком с хозяином. Анна поняла, что его визит доставил удовольствие Томасу исключительно потому, что гость привез ящик вина. По ее мнению, тем деньгам, которое стоило вино, можно было бы найти лучшее применение, но, разумеется, об этом не могло быть и речи. Даже небольшую сумму денег хозяин воспринял бы, как оскорбление, а вот эквивалент этой суммы в виде вина принял с распростертыми объятьями.
Вопрос о человеческих ценностях стал бы очень интересной темой в одну из вечерних бесед с Томасом. Но таким беседам суждено было состояться только в том случае, если бы мистер Дик получил по заслугам за свое преступление. И Анна молилась, чтобы так оно и было…
После ужина Томас отправился в спальню, захватив с собой горячий ром и сахар. Он любезно извинился перед Анной, сославшись на головную боль, но женщина поняла, что у него просто плохое настроение. Во время ужина его лицо покраснело. Хозяин совсем не разговаривал с ней. Не разговаривал с ней и мистер Дик, однако он никогда не обращался к ней за столом, да и вообще это происходило только в тех случаях, если давал какое-нибудь указание.
Анна облегченно вздохнула, когда мистер Дик тоже сразу после ужина удалился в спальню. Пока Мэри мыла посуду и убиралась на кухне, Анна навела порядок в гостиной и составила меню на завтрак. А потом загасила камин.
Она еще оставалась в гостиной, когда туда зашла Мэри.
– Я иду спать, мисс Бригмор.
– Очень хорошо, Мэри. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, мисс Бригмор. – Мэри собралась было выйти из гостиной, но остановилась и спросила: – Мне кажется, или действительно похолодало?
– Думаю, что похолодало, Мэри.
– А вы знаете, я чувствую запах снега.
– Я не удивлюсь, если выпадет снег.
– Я тоже. Помню, мама рассказывала, что как-то на Пасху снега насыпало по самый подоконник, и в том году им не удалось скатить с холма ни одного пасхального колобка.
Анна улыбнулась.
– Возьми еще одно одеяло.
– Да, я так и сделаю, мисс. Прошлой ночью я замерзла. Может, принести одеяла вам и детям?
– Спасибо, принеси. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, мисс.
Когда дверь за Мэри закрылась, Анна устремила взгляд на камин. Сверху, где она засыпала огонь угольной пылью, чернело пятно, но между прутьев решетки еще пробивались красные огоньки. Анна медленно опустилась на ковер, уселась, поджав под себя ноги, и стала смотреть на мерцающие огоньки. Мэри пообещала положить ей на постель второе одеяло, но Анна знала, что это ее не согреет. Если уж ты познала, что такое быть согретой мужчиной, то ничто не может заменить тебе его тепло.
Это был холодный дом. Он по-прежнему оставался жилищем старой девы. Странно, но всего несколько недель назад Анну и саму можно было бы назвать старой девой, однако все это было уже в прошлом. Если бы у нее был шанс, она могла бы вдохнуть тепло и счастье в этот дом. Могла бы стать бальзамом для ран Томаса Моллена, наполнить содержанием остатки его жизни. И если у нее не будет своих детей (а ей так этого хотелось), она бы удовлетворилась ролью матери девочек и воспитала бы их настоящими леди. И как знать, может, кто-то из друзей представил бы их ко двору (ведь произошло же это с мисс Бесси) и девочки смогли бы удачно выйти замуж. Однако в нынешних обстоятельствах такой исход казался волшебством, как в сказках Ганса Христиана Андерсена или братьев Гримм.
Анна облокотилась на пол, подперев голову ладонью. Не отрывая взгляда от красных огоньков, она почувствовала, что тело расслабляется. Женщина понимала: такая поза совсем не типична для мисс Бригмор, последний раз она вот так сидела на ковре, когда была молодой девушкой. А после у нее никогда не было в комнате камина, поскольку работа гувернантки предполагала почти аскетический образ жизни и прогулки на свежем воздухе.
Когда локоть начал затекать, Анна положила руку на пол и опустила на нее голову. Можно было позволить себе и такое, ведь в доме все спали. И если бы она полностью расслабилась, то и сама уснула бы прямо в гостиной, потому что здесь было так тепло и уютно, несмотря на жесткий пол. А может, лечь на диван? Подвинуть его поближе к камину и проспать здесь всю ночь. Никто и не узнает. По утрам она обычно вставала раньше Мэри.
…Анна не знала, сколько проспала, но сон ее был чуток – и звук открываемой двери разбудил ее. Женщина лежала не шевелясь и смотрела на крохотные огоньки между прутьями решетки камина. Значит, она дремала не несколько минут, а как минимум час, а то и больше.
Анна почувствовала шаги по ковру, да, именно почувствовала, а не услышала. В гостиную мог войти либо хозяин, либо мистер Дик. И Анна решила: если ее обнаружат, она притворится, будто спит. Потому что даже не представляла, как сможет объяснить свое присутствие здесь, тем более в такой позе, на полу.
На потолке появилось пятно света, и Анна широко раскрыла глаза. Затем, повернув набок голову, она увидела пару сапог, которые двигались с другой стороны дивана в направлении письменного стола, стоящего у окна в углу комнаты. Анна услышала легкий скрип выдвигаемого ящика и царапанье по дереву. Сапоги постояли немного, а потом направились прямо к двери.
Досчитав до шестидесяти, Анна поднялась с пола и тихонько подошла к письменному столу. Подняла крышку и выдвинула ящик – он был пуст. Миниатюры и табакерка Людовика исчезли. Некоторое время женщина стояла в оцепенении, прижав ладонь к горлу. Если немедленно закричать, проснется хозяин. Возможно, мистера Дика поджидает запряженный экипаж, но вряд ли около дома, так что ему еще надо добраться до него. Есть еще время остановить его. Но стоит ли это делать?
Она знала, что из всех предметов, перенесенных в коттедж, Томас больше всего ценил три вещи, которые и положил в ящик стола. Он не стал запирать ящик или снова прятать их в подпол – в этом не было необходимости. Если бы приставы заподозрили какую-то пропажу из особняка, они бы уже давно обыскали коттедж. Анна понимала, что эти три оставшихся предмета могли принести еще тысячу фунтов, которые облегчили бы жизнь хозяина на год, а то и на два, пока он не привык бы к перемене в своей жизни. Томас мог бы покупать себе на эти деньги вино, сигары и какие-нибудь деликатесы по праздникам. Анна считала эти три предмета своеобразной страховкой – спасением хозяина от отчаяния.
Однако она не стала кричать и будить весь дом, а вместо этого села на диван и задумчиво уставилась на тлеющие угольки. Вот она и получила ответ на свои молитвы. Когда завтра утром Томас проснется (в этот момент она, вполне естественно, назвала хозяина Томасом), его сын будет за много миль отсюда. А к тому времени, когда его исчезновение обнаружат судебные власти, Дик наверняка окажется где-нибудь за морем. Во Франции или в Норвегии.
Добравшись до Франции, он может пересечь всю страну и доехать до южного побережья. Но, с другой стороны, ему не придется проделывать такой большой путь, если он сядет на пароход, отправляющийся в Норвегию. Правда, морское путешествие туда может оказаться довольно неприятным и опасным. Ладно, какой бы вариант Дик ни выбрал, он без сомнения все хорошо спланировал и заручился помощью. Все, его больше нет! Наконец наступит время, когда они с Томасом будут сидеть у камина. И, самое главное, она не станет больше мерзнуть по ночам.
* * *
Если бы хозяин орал, рвал и метал, то Анна не сомневалась бы, что со временем он оправится от этого удара. Однако, узнав, что его сын сбежал, прихватив с собой миниатюры и табакерку, Томас даже не повысил голос.
Завтракать он сел в хорошем расположении духа (хозяин пока еще был не в курсе происшедшего).
– Сегодня Страстная пятница, Анна, а за окном идет снег, – заметил Томас. Когда они были одни, он всегда обращался к ней по имени. – Помню, как-то в один год на Пасху пришлось расчищать дорогу от снега, чтобы могли проехать кареты.
– Неужели? – воскликнула Анна и подумала: не в тот ли это было год, о котором рассказывала мать Мэри, когда снега насыпало до подоконника?
– Вы выглядите усталой.
– Я совершенно не устала, – возразила Анна.
– Нет, устали. Слишком большая нагрузка легла на ваши плечи. Вы обучаете детей, ведете хозяйство, выполняете обязанности и экономки и дворецкого, да еще ухаживаете за полоумным стариком. – Не дождавшись от Анны возражений на свое шутливое замечание, особенно на последнюю его часть, Томас прервал трапезу и тихо спросил: – Что случилось? Вы какая-то не такая. Странно, но я больше разбираюсь в ваших чувствах, чем в чувствах всех тех, кого еще помню. Садитесь и перестаньте нервничать, – уже повелительным тоном добавил он.
