Текст книги "Знак судьбы"
Автор книги: Кэтрин Куксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
Барбара тяжело вздохнула. Вся ее жизнь была болезнью, сопротивляться уже не было сил. Если бы не Анна, она еще несколько месяцев назад покончила бы со всем этим. Но не смогла причинить Анне еще большее горе: та осталась единственным человеком, которого Барбара еще могла любить. Анна пожертвовала всей своей жизнью, без остатка, и что получила в итоге? Ничего. Хотя никогда не согласилась бы с этим утверждением. А тут еще эта последняя несправедливость. Две с половиной тысячи фунтов достанутся Бесси, которую Барбара помнила очень смутно: круглое смешливое лицо… белый шлейф свадебного платья, который несли они с Констанцией. Гости тогда говорили: "А она хорошенькая, правда?" Однако имели в виду не невесту, а Констанцию. Бедная Конни! Конни, которая на этой ферме является самой настоящей пленницей.
Барбара снова спросила себя: почему это должно было случиться с ними? С людьми, которые никому не делали зла. Ну, может, и не совсем так: Констанция дважды причинила зло Дональду – до свадьбы и потом, выйдя за него замуж. И все же сестра не заслужила такого сурового отношения к себе, которое выпало на ее долю. Последний раз Барбара виделась с Констанцией, когда навещала ее на ферме, а потом лишь получала письма, которые сестра наверняка тайком передавала почтальону. И в каждом письме были одни и те же слова: "Прошу тебя, Барби, напиши мне, только не упоминай о том, о чем пишу я".
Барбара всего раз ответила на письма сестры, и было это недавно, пару недель назад, когда Констанция буквально умоляла написать ей. Письмо получилось коротким и строгим, никаких теплых слов, за исключением надежды, что Констанция и ребенок здоровы. По мнению Барбары, положение сестры было даже хуже, чем ее собственное.
Она отвернулась от окна, сняла платье, замерла, держа его в руках, и спросила себя: "А каково будет положение Анны, если со мной что-то случится во время родов?"
* * *
На следующее утро за завтраком Барбара неожиданно завела разговор:
– Как вы думаете, мы можем попросить нашего адвоката приехать сюда?
– Нашего адвоката?… Зачем? Зачем тебе понадобился адвокат, Барби?
Она опустила голову, отложила ложку на край тарелки с овсяной кашей и медленно промолвила:
– Если со мной что-то случится, я… я хочу, чтобы вы не остались без средств к существованию.
– Ох, Барби, дорогая. – Мисс Бригмор поднялась со стула, обошла вокруг стола, обняла Барбару, прижав ее голову к своей груди, и прошептала: – Дитя мое, дорогое мое дитя, прошу тебя, не думай о таких вещах. Что я буду делать без тебя?
– Каждый должен думать о таких вещах. Если бы позаботились об этом раньше, мы были бы сейчас богаче на две с половиной тысячи.
Мисс Бригмор не ответила. Ее очень удивило, что Барбара забыла о собственном трагическом положении и озаботилась ее будущим. Впервые за семь месяцев девушка стала инициатором разговора. Конечно, Барбара права: если бы Томас заранее подумал о ней… Ох, не стоит снова заводиться. Она и так страдала почти всю ночь. Мисс Бригмор терзала обида, но не на Томаса, а на причуды судьбы, которая обогащает еще на две с половиной тысячи фунтов и без того не бедную итальянскую графиню. И хотя о графе говорили, что он бедный, однако бедность его была довольно относительной. Гладя Барбару по голове, мисс Бригмор произнесла ласковым тоном:
– Не будем больше говорить об этом, с тобой ничего не случится, моя дорогая.
Барбара высвободилась из объятий и подняла на нее взгляд.
– Я не хочу ехать в город, но если придется – поеду.
– Но… Барби, дорогая, деньги находятся в доверительном распоряжении, вы с Конни получаете только проценты. Сумму нельзя перевести на другое лицо. Если… если, как ты говоришь, что-то, не дай Бог, случится и у тебя не останется… потомства, то деньги пойдут в оборот.
– Я… я так не думаю. Я просматривала юридический справочник "Эвримен" и обнаружила там такое понятие, как дарственная. В любом случае я хочу юридически все так оформить, чтобы в случае моей смерти мои проценты и доля в доме перешли к вам. – Барбара замолчала, пристально посмотрела в глаза мисс Бригмор и закончила: – Независимо от того, будет у меня потомство или нет.
– Но, Барби, милая, ты же не собираешься умирать, ты такая молодая и… – Голос мисс Бригмор дрогнул, она не успела сказать "здоровая": это было бы не ложью, но сильным преувеличением.
– Я сегодня же напишу мистеру Хокинзу, – решила Барбара.
Мисс Бригмор глубоко вздохнула и вернулась на свое место. Сейчас она думала не о том, какое значение в будущем может иметь для нее этот жест Барбары, а о том, что они не смогут оплатить приезд адвоката из Ньюкасла. Если бы из Хексема или Эллендейла, то это обошлось бы дешевле, а из Ньюкасла… Что же можно придумать в связи с этими новыми расходами?…
Спустя полчаса мисс Бригмор увидела, что Барбара идет по садовой дорожке к калитке, выходящей к холмам.
– Барбара! Барбара, дорогая, не уходи далеко, прошу тебя, – крикнула она, открыв окно кабинета.
Анна поняла, что Барбара услышала ее, хотя и не обернулась. Она посмотрела на небо, оно было голубым и безоблачным, сияло солнце. Гораздо теплее, чем вчера, прекрасный день бабьего лета. Честно говоря, погода сейчас мало волновала Анну, тревожили лишь холодные дни, поскольку приходилось расходовать дров и угля больше, чем они могли себе позволить.
Анна закрыла окно и уселась за стол в кожаное кресло. Она не испытывала боли, сидя в этом кресле, в котором Томас заплатил жизнью за свое преступление. Преступление, совершенное по ошибке. Анна точно знала, что Томас скорее дал бы себя распять, чем осознанно совершил бы такой грех в отношении Барбары, которую любил как дочь.
Анна откинула голову на высокую спинку. Она чувствовала себя усталой, но, как ни странно, уже не было физической слабости, терзавшей ее после пневмонии. Возможно, потрясения той ночи мобилизовали внутренние резервы: услышав револьверный выстрел, мисс Бригмор перестала ощущать себя инвалидом. Необходимость заставила ее быть сильной, чтобы справиться с трагедией.
– Мисс! Мисс! Мисс! Сюда, быстрее!
Открыв дверь кабинета, Анна столкнулась с Мэри.
– Ох, мисс! Мисс…
– Что случилось?
– Мисс Барбара, она на кухне, у нее схватки.
– Но она только что вышла на прогулку.
– Да, но она вернулась, бледная как призрак, корчится от боли. Ох, мисс…
Когда Анна ворвалась в кухню, Барбара сидела, вцепившись в края стола. Глаза ее были закрыты, ртом она лихорадочно хватала воздух.
– У тебя схватки?
Барбара кивнула, затем пробормотала:
– Я почувствовала боль, вернулась в дом, а минуту назад боль возобновилась.
Мисс Бригмор повернулась к Мэри.
– Вытащи полку из духовки, нет, лучше две, она замерзла, и побольше одеял… Пойдем, дорогая, пойдем. – Она обняла Барбару за плечи и помогла ей подняться. – Надо уложить тебя в постель… – Уложив Барбару, они завернули полки из духовки в одеяла, одну положили Барбаре к ногам, другую сбоку. Затем вернулись на кухню и принялись советоваться, что делать дальше.
– Будет спокойнее, если мы пригласим доктора, – предложила Мэри. – Возможно, роды пройдут нормально, а может, и нет.
Мисс Бригмор не считала, что во время родов возникнут осложнения, однако все же согласилась с Мэри, что разумнее было бы пригласить доктора. Но как же теперь передать ему записку, ведь почтальон уже проехал?
– Я могу сбегать домой к Джиму Поллиту, – вызвалась Мэри. – Обычно он приходит на обед около часа. А потом вернется на ферму, и думаю, раз такое дело, мистер Станоп позволит ему съездить в Эллендейл.
– Так, надень пальто, хорошенько укутайся, солнце скрылось и надвигается туман. Сколько тебе надо времени, чтобы добраться до дома мистера Поллита?
– Думаю, управлюсь за полчаса, если срежу напрямик через поместье. Да, я так и сделаю, а если меня поймают, все объясню. Не повесят же они меня. – Говоря, Мэри укутывала голову длинным шерстяным шарфом.
– Мэри, попроси их, чтобы поторопились, – напомнила мисс Бригмор, провожая ее.
– Да, мисс, обязательно, не беспокойтесь, – кивнула та.
Вернулась Мэри спустя два часа. Обратный путь занял у нее значительно больше времени, потому что сгустился туман. Раздевшись, Мэри поднялась наверх и, не дойдя еще до комнаты Барбары, услышала стоны.
Доктор приехал уже с наступлением темноты, он подтвердил то, что женщины и так уже знали: у роженицы начались преждевременные схватки.
Они продолжались еще в течение десяти часов, и когда наконец ребенок появился на свет, то едва пискнул – настолько был слабым.
Когда Мэри забрала ребенка у доктора и торопливо вышла из комнаты, мисс Бригмор взяла Барбару за руки, прижала их к своей груди и прошептала сдавленным голосом:
– Все хорошо, дорогая, все хорошо. – И тут же спросила себя, как же она может говорить, что все хорошо? Глупые слова, которые совсем не соответствуют голосу рассудка. Анна прекрасно понимала, что не многим женщинам приходилось так страдать во время родов, как ее бедной девочке. Она и сама все это время обливалась потом, ощущала боли в желудке, но все же не испытывала мучительных болезненных схваток, хотя с радостью согласилась бы страдать вместо Барбары, если бы такое было возможно.
По щекам Анны катились слезы.
– Все кончилось, дорогая, все кончилось, – бормотала она. Однако тут же испытала новый страх, потому что осознала – для Барбары действительно все кончилось, жизнь уходила из нее.
Рука Барбары потянулась к Анне, губы шевелились, пытаясь произнести: "Анна, Анна". А затем из груди вырвался тяжелый вздох, и ее голова откинулась набок.
– Ох, нет! Нет! Барбара, любимая, Барбара!
Услышав крик мисс Бригмор, доктор подошел к постели, схватил Барбару за плечи и принялся трясти ее.
– Нет, нет! Все же прошло хорошо. Очнись, очнись!
В комнате повисло тягостное молчание, доктор осторожно опустил Барбару на подушки. Выпрямив спину, он посмотрел на мисс Бригмор, покачал головой, бормоча в недоумении:
– Но все же прошло хорошо, вполне нормальные роды. Ребенок меньше обычного… но все ведь прошло хорошо.
Мисс Бригмор перевела полный страдания взгляд с доктора на свою любимую Барбару, которая была для нее родной дочерью. Из двух девочек она больше любила Барбару, хотя никогда и не признавалась в этом. И вот теперь она мертва, как и предчувствовала. Если кто и планировал смерть Барбары, так это она сама. Измотала себя прогулками, заморила голодом, но главное – она желала своей смерти.
– Ох, Барби, любимая моя, любимая. – Анна упала перед кроватью на колени и прильнула к неподвижному телу.
– Идите, посмотрите, как там ребенок, – сказал мягким тоном доктор, подняв ее через несколько минут.
Анна покачала головой.
– Уходите, – продолжал он настаивать, – и пришлите ко мне Мэри.
Словно лунатик, Анна вышла из комнаты и спустилась по лестнице.
На кухне Мэри стояла на коленях на коврике, рядом с ней был таз с водой. Заворачивая ребенка в одеяло, она даже не взглянула на мисс Бригмор, а весело сообщила:
– Маленькая крошка, но здоровенькая. – Мэри положила ребенка на подушку в бельевую корзину, стоявшую возле плиты, повернулась к мисс Бригмор, посмотрела на нее и медленно раскрыла рот. Откинувшись назад на пятки, Мэри замотала головой, а когда увидела, что мисс Бригмор рухнула на стул и закрыла ладонями лицо, Мэри тихо заскулила:
– Нет, ради Бога, нет. Ох, нет, только не мисс Барбара, нет.
Она затряслась от плача, а мисс Бригмор поднялась со стула, подошла к ней, положила ладони на плечи и помогла подняться. А затем случилось неожиданное: мисс Бригмор заключила Мэри в объятья, и та, рыдая, приникла к ней.
– Ох, мисс Барби. Бедная мисс Барби.
Спустя некоторое время Анна тихонько отстранила Мэри и промолвила сдавленным тоном:
– Иди наверх, Мэри, иди. Доктору нужна твоя помощь.
Вытирая фартуком глаза, все еще полные слез, Мэри спросила упавшим голосом:
– Что же мы будем делать? Что будем делать? Что мы будем делать без них?
– Не знаю, Мэри, не знаю.
Через минуту Анна опустилась на колени возле бельевой корзины и посмотрела на ребенка, на этот плод безумия и похоти. Ребенок Томаса, сын или дочь. До этого момента она даже не задумывалась о том, кто родился. Словно не желая прикасаться к нему, Анна ухватилась двумя пальцами за край одеяла и медленно развернула его.
Это была девочка.
Глава 3
Подходил к концу ноябрь, мрачный месяц, но, словно опровергая эту нелицеприятную характеристику, утро выдалось ярким, безветренным, земля сверкала, покрытая толстым слоем инея.
Однако сегодняшнее утро не радовало Констанцию. Она продрогла до костей. У нее было такое ощущение, как будто она стоит на краю пропасти, собираясь с духом, чтобы прыгнуть вниз, и понимает, что прыгнет, если в ближайшее время ситуация не изменится.
На прошлой неделе, когда они вернулись с похорон Барбары, она едва не обезумела от горя и чуть не выкрикнула в лицо Дональду: "Это Мэтью! Ты слышишь? Это Мэтью! И делай теперь что хочешь. Слышишь? Делай что хочешь!" Такая вспышка могла стоить ей новых пыток от рук Дональда, но Джейн удержала ее от этого поступка. Свекровь как будто поняла, что у невестки на уме, и сказала:
– Успокойся, дочка, успокойся, это не может продолжаться вечно.
– Нет, может, может, – возразила Констанция.
– Пути Господни неисповедимы, – покачала головой Джейн. – Они медленные, но верные.
И в тот момент Констанция поняла, что Джейн не только боится своего сына, но и ненавидит его так же сильно, как и она сама. С этого дня взаимопонимание женщин укрепилось.
Дверь сыроварни отворилась, и Констанция услышала тихий голос Джейн:
– Пойдем, дочка, чай уже готов, да и ребенок без тебя плачет.
Констанция оставила свое занятие, вытерла руки грубым полотенцем и направилась к Джейн, которая держала дверь открытой. Но на пороге обе остановились, увидев Дональда. Он шел через двор в сопровождении мужчины и мальчика.
Джейн и Констанция тоже направились через двор к дому и встретились с мужчинами у двери кухни. Дональд прошел в дом первым, но незнакомцы отступили в сторону, пропуская вперед женщин.
– Дай им чаю. – Дональд кивнул головой в сторону мужчины и мальчика, словно те были нищими. Хотя те были одеты бедно, но опрятно, и вовсе не походили на нищих.
Наполнив чаем две чашки, Джейн указала незнакомцам на скамью и спросила:
– Может, хотите перекусить?
– Благодарю вас, миссис, с удовольствием, – отозвался мужчина. – Мы в пути с пяти часов утра. Остальные ждут на улице.
– Ох, – Джейн покачала головой. – А откуда вы?
– Мы жили возле Хейдон Бриджа.
– Хейдон Бридж? Да, это далеко. Наверное, замерзли в холмах.
– Да, и еще дорога скользкая.
– Конечно, конечно.
– Кто тебе сказал, что мне нужен работник? – вступил в разговор Дональд, с видом хозяина стоявший спиной к печи.
– Мистер Тайлер, у которого я работал, пока он не продал свою ферму. Он слышал на рынке, что вам требуется работник.
– Да, требуется, но один мужчина, а ты явился со всей семьей. У тебя большая семья?
– Еще двое, жена и дочь. Это мой сын Джим, ему уже четырнадцать, он может потягаться с любым мужчиной. А девочке тринадцать, но последние четыре года она работала на кухне и в сыроварне. Она очень трудолюбивая, да и мы с женой тоже.
– Ну, возможно, и так, но мне не нужна твоя семья. Жилья для вас у меня нет, единственное пригодное место – две комнаты над конюшней.
– Нас это устроит, – с тревогой в голосе поспешил заверить Дональда мужчина. – Лишь бы была крыша над головой. Вы не пожалеете, сэр, я вам это обещаю. Мы с лихвой отработаем свое жалованье.
– А сколько ты хочешь?
– Ну… – мужчина покачал головой, – это вам решать, сэр. Если у нас будет жилье, мы много не запросим.
– Да, конечно. – Дональд отошел от печи к столу, взял чашку с чаем и отпил большой глоток. – Как долго ты проработал у Тайлера?
– Более десяти лет, сэр.
– Ты всегда работал на ферме?
– Нет… нет. – Мужчина замялся и продолжил с робкой улыбкой. – Когда-то я служил лакеем в особняке в поместье Хай-Бэнкс-Холл, там, по другую сторону холмов. – Вскинув голову, он посмотрел на сидевшую за столом молодую женщину. Ее рука задрожала, и чай выплеснулся на стол. Но, похоже, она этого не заметила, продолжая пристально смотреть на мужчину, а он на нее. Он знал, кто она такая, он помнил ее еще ребенком. И сейчас его последней надеждой было то, что она вспомнит его.
– Как тебя зовут?
Мужчина перевел взгляд на хозяина дома и медленно произнес:
– Уэйт, сэр, Гарри Уэйт.
Уэйт… Уэйт. Эта фамилия колокольчиком прозвучала в сознании Дональда, вызвав в памяти события двенадцатилетней давности. Это тот самый Уэйт, из-за которого тогда началась вся заваруха? Лакей, которого хотел застрелить Дик Моллен. Дональд взглянул на Констанцию и, увидев выражение ее лица, грустно усмехнулся про себя. Сейчас он мог позволить себе нанять на работу лакея, который в свое время прислуживал Констанции. Какая ирония судьбы. Да, интересный выдался денек, у него и так был припасен сюрприз для жены, а появление этого лакея только усилит эффект.
– Допивайте чай, и я покажу вам ваши комнаты. Если вы такие трудолюбивые, как говорите, то сможете приспособить их для жилья.
Не успел Дональд подойти к двери, как Уэйт и его сын вскочили на ноги. Уэйт поклонился сначала Джейн, потом Констанции, пробормотал слова благодарности, и они последовали за Дональдом.
Уэйт. Тот самый лакей, который поднял крышку ящика для оружия и выпустил их с Барбарой оттуда. А потом отшлепал обеих по попкам со словами: "Ах вы, маленькие проказницы". Констанция помнила, что он был хорошим человеком, однако именно Уэйт являлся виновником того, что она сейчас сидит на этой кухне. Не выскажи он своего мнения о Дике, события без сомнения развивались бы иначе, они до сих пор могли бы жить в особняке… дядя Томас, Барбара, она сама… Но разве вправе она судить Уэйта? Как часто повторяла Анна, жизнь человека раскроена заранее, а он только сшивает ее. Этот человек отчаянно нуждался в работе и жилье для семьи, и он это получит. Да, по взгляду Дональда Констанция поняла: муж решил нанять Уэйта, считая, что в очередной раз ущемит этим ее гордость.
Сынишка заплакал, и Констанция принялась кормить его. Часы отсчитывали минуты, Джейн возилась на кухне, мыла чашки, вытирала плиту. Обе молчали.
В кухню вошел Мэтью. Джейн и Констанция повернулись в его сторону. Отрывисто кашляя, Мэтью подошел к Констанции. Она опустила голову и не смотрела на него, продолжая кормить ребенка. Наконец, не выдержав, она сообщила:
– Он нанял работника… с семьей. Это Уэйт, он служил в особняке вторым лакеем.
Оторвав взгляд от Констанции, Мэтью перевел его на мать – та молча кивнула. Кашель Мэтью усилился, он медленно опустился на стул возле стола и произнес хриплым голосом:
– Да, он собирался нанять работника, но где же поселится его семья?
– В комнатах над конюшней, – ответила Джейн.
– Но они ведь непригодны для жилья.
– Этот человек согласен на все.
– Но там даже нет места для печки.
– Они смогут готовить в кладовке.
– Или в котле, где варится пойло для свиней! – возмутился Мэтью.
Джейн ничего не успела ответить сыну, потому что в этот момент дверь распахнулась и в кухню вошел Дональд.
– Имей в виду, что к обеду у нас будет гость, – заявил он с порога.
– Этот мужчина… и мальчик? – спросила Констанция.
– Нет. Что им делать за нашим столом? Это… мисс Бригмор.
Констанция быстро уложила ребенка в колыбель и вскочила со стула.
– Зачем? – В ее голосе прозвучала такая сильная тревога, что Дональд рассмеялся, прежде чем ответить.
– Она привезет сюда ребенка.
– Привезет ребенка?
Все ошеломленно уставились на Дональда.
– Да, привезет сюда ребенка, – подтвердил он, окинув взглядом Констанцию, мать и брата. – Где же ему еще находиться, как не у ближайших родственников? А мы ведь ближайшие родственники, не так ли? – Дональд посмотрел Констанции прямо в глаза. – Ты ведь ее единственная родственница, не считая меня. Удивляюсь, что никому из вас раньше это не пришло в голову. – Он кивнул на мать, потом на Мэтью. – Ведь эта девочка мне такая же сводная сестра, как ты, Мэтью, сводный брат. И я хочу, чтобы она находилась под моей опекой.
– Что… что ты задумал? – слова буквально срывались с перекошенных губ Констанции. – А как же Анна и Мэри? Что будет с коттеджем?
– Я обо всем подумал, – спокойным тоном заявил Дональд. – В начале недели я виделся с адвокатом. Доля Барбары в собственности и ее доход, естественно, переходят к ребенку, а поскольку ребенок будет жить здесь, коттедж нам больше не понадобится. Я распорядился выставить его на продажу.
– Нет! – Констанция рванулась к Дональду, но остановилась всего в нескольких шагах от него. – Нет, ты этого не сделаешь! Ты злодей, вот ты кто, злодей! Ты сошел с ума, я этого не допущу. У меня тоже есть права.
Дональд в упор посмотрел на жену. Ненависть, исходившая из бездонных глубин его черных глаз, буквально пронизала ее.
– У тебя нет никаких прав, – спокойным тоном сказал он, – ты моя жена. Что твое, то мое. – Дональд сделал паузу. – А что мое, то мое.
Тянулись секунды, а Констанция не могла больше вымолвить ни слова, как это уже не раз случалось. Дональд словно замораживал внутри ее речь. Но тут в их разговор вмешался Мэтью.
– Но ведь Анна всю жизнь работала у Моллена, – откашлявшись, сказал он, – воспитывала девочек.
Дональд перевел взгляд на брата и долго смотрел на него в упор.
– Ей за это платили, – наконец ответил он.
– Да никогда ей не платили, и ты это знаешь, она… она работала столько лет… бесплатно… – Мэтью закашлялся.
– Платить можно по-разному. А она была хозяйской шлюхой. – Спокойствие Дональда улетучилось, лицо исказилось, каждое слово он произносил отрывисто. – И не одна она была шлюхой, не так ли? Вы все шлюхи, каждая из вас. – Он махнул рукой с такой силой, что, находись Констанция на несколько дюймов ближе к нему, он сбил бы ее с ног. Затем, повернувшись, Дональд твердым шагом вышел.
Оставшиеся на кухне замерли. Они смотрели друг на друга, и их глаза говорили: "Он уже пошел в открытую, что же теперь будет?"
* * *
Было одиннадцать часов, когда мисс Бригмор слезла с почтовой двуколки и направилась во двор фермы. Ребенка на руках у нее не было.
Констанция встретила ее у ворот. Они крепко обнялись и некоторое время стояли так.
– Ох, Анна, что я могу сказать? – пробормотала молодая женщина.
– Я не привезла ребенка. Я… я приехала умолять его. Упаду перед ним на колени и буду стоять, пока он не согласится не отбирать у меня девочку. Она все, что у меня осталось, без нее жизнь теряет для меня всякий смысл.
– Ох, Анна, я бессильна помочь, – воскликнула Констанция голосом, полным страдания.
Обнявшись, они пошли через двор.
– Я не поверила, когда получила письмо, – призналась мисс Бригмор. – Ведь когда мы виделись последний раз, он ни единым словом не обмолвился об этом. И, естественно, я думала, что останусь в коттедже с Мэри и буду воспитывать девочку… даже на секунду не могла себе представить… – Анна замолчала, остановилась и повернулась к Констанции. – Нет, я предполагала нечто в этом роде. Много месяцев жила в страхе, что он заставит тебя уговорить Барбару дать согласие на продажу коттеджа, потому что, Конни… потому что таков его план, именно план. План мести. Его письмо было таким холодным, таким безжалостным, будто он долгие годы ждал этого момента, чтобы отомстить мне. А между строчек я смогла прочесть, что во всем случившемся он обвиняет меня.
Констанция ничего не могла на это ответить, поскольку понимала: Анна говорит правду. Непонятно почему, но Дональд ненавидел Анну. Всегда ее не любил, прежде всего потому, что она не любила его. Но главная причина заключалась в близости Анны к Томасу Моллену.
– Он… он дома? – спросила мисс Бригмор.
Констанция покачала головой.
– Нет, он обходит своивладения. Делает это каждое утро. По закону ему не принадлежит ни единый клочок земли, но никто не осмеливается опровергать заявление Дональда о том, что это его ферма. Он работает на ней практически один, во всяком случае, так было до сего дня. А нынче он нанял работника с семьей. На за что не догадаетесь, кого он взял в работники.
– Кого же?
– Уэйта, лакея.
– Уэйта? Нашего бывшего лакея?
– Да.
– И он нанял его в работники?
– Да. Ох, я не против того, что Уэйт получил работу, я помню, хотя и смутно, что он был очень добрым человеком. Но ему понадобилась работа, а его семье жилье. До этого Уэйт работал на ферме Тайлера, но ферму продали, а у нового владельца свои работники. Уэйт услышал, что здесь требуется работник, я… я впервые узнала это от него, да и мама тоже. Оказывается, Дональд решил расширять свои владения, купил еще пятьдесят акров земли. Большинство молочных продуктов сейчас идет на продажу, на домашнее хозяйство нам выделяется строго определенная сумма. Ох, Анна, Анна, – Констанция застонала. – Моя жизнь просто невыносима. Зачем я сделала это? Зачем?
Мисс Бригмор опустила голову.
– Ты не хотела, но я тебя заставила. По крайней мере, в этом я признаю свою вину. Если бы я не настояла, ты бы не вышла за него замуж. Уж лучше бы тогда пережить позор, чем жить так.
– Нет, не вините себя, Анна. Вы желали мне добра. Если кто и виноват во всем, так это только я сама. Когда вспоминаю, как я ужасалась при мысли, что не выйду замуж до двадцати лет, то думаю, что тогда потеряла разум… Но пойдемте в дом, вы замерзли. Да и неважно выглядите.
Едва они вошли в кухню и мисс Бригмор, поздоровавшись с Джейн, повернулась к Мэтью, как все услышали звук торопливых шагов по выложенному булыжником двору.
Дональд буквально ворвался на кухню. По его раскрасневшемуся лицу струился пот. Констанция поняла, что он, наверное, бежал от дальнего поля, увидев оттуда почтовую двуколку. Погода сегодня стояла хорошая, и двуколка прибыла пораньше.
Некоторое время все молчали. Лицо Дональда постепенно из красного стало багровым.
– Где она? – требовательным тоном обратился он к мисс Бригмор.
– Я… я не привезла ее. Мне нужно поговорить с тобой.
– Можете говорить хоть до посинения, но это бесполезно. В письме все сказано, и, как вам известно, закон на моей стороне.
– Да… я знаю. – Просительный тон вызвал у Анны презрение к самой себе, но она продолжила так же тихо и жалобно: – Ты имеешь право требовать, чтобы ребенка привезли сюда… но я приехала умолять тебя проявить милосердие и оставить девочку со мной. Ты же знаешь, я сделаю все, что в моих силах, чтобы дать ей образование…
– Ага! – жестко усмехнулся Дональд. – И научите ее лгать и распутничать.
Мисс Бригмор прижала ладонь к горлу и пошатнулась.
– Ты ужасно несправедлив ко мне.
– Нет, справедлив, потому что ваши воспитанницы всему научились от вас. Вы приехали без ребенка, поэтому мне ничего другого не остается, как отобрать его у вас силой.
– Ты не сделаешь этого, не сделаешь. Я не позволю! – вдруг взорвалась Констанция.
Дональд медленно повернулся, посмотрел на жену и спросил уже спокойным тоном:
– А как ты сможешь мне помешать? Никак. И ты прекрасно это знаешь, поэтому собирайся, поедешь вместе со своей гувернанткой и привезешь сюда ребенка.
– Не поеду, не поеду! Я буду драться с тобой. Ты слышишь? Буду драться.
Губы Дональда скривились в презрительной усмешке.
– Не будь дурой. – Он отвернулся от жены и уже сделал шаг, намереваясь уйти, но его остановил голос матери:
– Не делай этого, Дональд.
Он бросил на мать свирепый взгляд, прищурился и прошипел:
– Советую тебе не вмешиваться.
– Я и так слишком долго не вмешивалась. Когда ты говоришь о своих законных правах, то забываешь, что только Мэтью – родной сын моего покойного мужа.
Несколько секунд Дональд молчал, а затем медленно отчеканил:
– Я ничего не забываю. Фактически я являюсь старшим сыном Майкла Радлета. Это всего лишь слухи и предположения, что вот эта прядь, – он поднес руку к белой пряди возле левого виска, – роднит меня с Молленом. И это будет невозможно доказать в суде. У многих людей имеются белые пряди, но это не означает, что все они родились в результате того, что Моллен развлекался в лесу с их матерями. – Несколько секунд Дональд и Джейн пристально смотрели в глаза друг другу, и Дональд добавил: – Так что не утруждайся понапрасну, из этого у тебя ничего не выйдет. Так, насколько я понимаю, наш разговор закончен. – Он обвел взглядом всех присутствующих. – Через десять минут я подгоню повозку во двор, – сообщил он и коротко бросил Констанции: – Собирайся.
В кухне повисла гнетущая тишина, как будто здесь только что объявили о вспышке эпидемии чумы. Три женщины стояли не шевелясь, а Мэтью сидел на корточках у плиты и тоже не шевелился. Внезапно в кроватке захныкал ребенок, Мэтью поднялся и кивком головы сделал Констанции едва заметный знак, что хочет поговорить с ней. И вышел из кухни.
Словно очнувшись ото сна, Констанция посмотрела сначала на мисс Бригмор, потом на Джейн, затем снова на мисс Бригмор и, низко опустив голову, вышла следом за деверем.
Мэтью ждал ее за дверью. Он увлек Констанцию в дальний конец холла, к стенному шкафу. И здесь, в темноте, взяв в ладони ее лицо, тихо сказал:
– А теперь слушай меня, слушай, дорогая. Ты никуда не поедешь, притворись, что плохо себя чувствуешь, упади в обморок, что ли, а я… я поеду с ними… – Мэтью закашлялся, прикрыв рот платком.
– Но… но ты не вынесешь эту поездку, Мэтью, – упавшим голосом возразила Констанция. – Когда ты будешь возвращаться, уже стемнеет, похолодает…
– Не волнуйся, об этом не волнуйся, только слушай меня. Слушай меня, дорогая, слушай внимательно и не плачь. Иди в гостиную и ложись на кушетку, просто скажи, что ты неважно себя чувствуешь…
– Но… но он не поверит. И тебя ни за что не возьмет с собой… А почему… почему ты хочешь поехать с ним?
– Это не имеет значения… Только сделай так, как я прошу.
Констанция медленно покачала головой.
– Дональд не возьмет тебя, он сам привезет девочку.
– Он не сможет, сзади у повозки нет борта, только цепь, и корзина с девочкой может соскользнуть с повозки.
– Ох, Мэтью, не глупи, ты же знаешь его, он что-нибудь придумает. Привяжет корзину. Но если ты даже и поедешь с ним, что ты, собственно, собираешься сделать?
– Послушай, дорогая, прошу тебя. Мы с тобой понимаем, что я и так уже прожил дольше, чем мне отпущено. Я могу умереть в любой момент, эту зиму уж точно не переживу, это чудо, что я еще пережил прошлую. Посмотри на меня, у нас мало времени. – Некоторое время Мэтью молча глядел на Констанцию, затем прошептал: – Ох, Констанция, я люблю тебя. Как же я люблю тебя. Только поэтому еще жив, но испытываю адские муки, потому что, когда я умру, ты останешься одна, и он будет продолжать терзать тебя. Мать для него ничего не значит, как, впрочем, и я. Он превратился в дьявола, а ведь подумать только, когда-то я любил его, а он любил меня. Понимаю, что я причинил ему зло, но… но… Ох, Констанция, любимая, ради тебя я готов еще раз причинить ему зло. – Мэтью дотронулся пальцами до лица Констанции и едва слышно прошептал: – Я всего один раз в жизни целовал тебя.
