Текст книги "Кэти Малхолланд. Том 1"

Автор книги: Кэтрин Куксон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

– У тебя в Норвегии красивый дом?

Прошло некоторое время, прежде чем он ответил.

– Да, да, это красивый дом, – сказал он, наконец, и его ответ прозвучал так горько, что ей опять, стало его жаль.

Глава 5

Последующие пять месяцев были для Кэти месяцами блаженства. Наверное, это был самый счастливый период в ее жизни. Только чувство вины перед Джо и паника, овладевающая ею в те дни, когда корабль Эндри запаздывал, иногда нарушали состояние абсолютной радости и умиротворения, в котором она пребывала. За последнее время у нее сильно развилась грудь, а бедра уже не были такими плоскими. Ее ум развился вместе с телом – в ней появилась неведомая ей дотоле тяга к познанию окружающего мира. Если раньше она ограничивалась лишь книгами, которые приносила ей Тереза, повествующими о красотах тех либо иных мест и о памятниках искусства, то теперь она хотела видеть все своими глазами. Вместе с Эндри она много ездила по близлежащим графствам, рассматривая различные достопримечательности, и ей вовсе не казалось странным, что ее родные места показывает ей иностранец. С ним она впервые побывала в Ньюкасле, огромном шумном городе, полном увеселительных заведений и памятников архитектуры. Особенно ей понравились концертный зал и театр – впервые за всю свою жизнь Кэти побывала в театре и посмотрела пьесу. В Шилдсе сейчас тоже строился театр, но его откроют еще не скоро.

До этой поездки она уже знала кое-что об истории Ньюкасла. Знала, например, что это самый крупный и богатый город во всем графстве, который полностью завладел рекой Тайн и наживается на том, что взимает пошлину с других городов за право пользования рекой. Ньюкасл был хозяином, а другие города графства были его послушными слугами. Только Шилдс не хотел быть слугой Ньюкасла; жители Шилдса плевались, только заслышав название этого города, что было, впрочем, вполне понятно: правила, введенные Ньюкаслом на реке, затрудняли судоходство, и судам из Шилдса приходилось во время каждого рейса останавливаться в порту Ньюкасла, чтобы отметиться и заплатить пошлину. Жители Шилдса, в особенности мужчины, ненавидели жителей Ньюкасла. Однако их городу удалось отвоевать себе кое-какие права – в прошлом августе, после долгих боев и споров, Шилдс, наконец, получил разрешение иметь свой собственный порт. Эндри говорил, что это значительный шаг вперед.

Жизнь Эндри была теперь тесно связана с рекой Тайн. В начале зимы он оставил норвежскую компанию и подписал контракт с англичанами – не с Палмерами, как он рассчитывал, поскольку у них на данный момент не оказалось вакантных мест, а с маленькой фирмой, чьи суда плавали в Харвич и в Лондон. К сожалению, это были парусные суда, а не пароходы, поэтому возвращение Эндри зависело, как и прежде, от ветра и от погодных условий.

В следующий его приезд, если он задержится в городе на достаточно долгий срок, они наметили съездить с ночевкой в Алнвик-Кэстл. Он любил показывать ей интересные места. Он даже сказал, что как-нибудь свозит ее во Францию… О, Эндри был самым настоящим чудом! Он был так добр с ней, так нежен и заботлив! При мысли о его доброте, в особенности о его доброте по отношению к Лиззи, глаза Кэти наполнились слезами. Даже ее отец и мать не обращались с Лиззи так, как обращался с ней он. В один из своих рейсов он привез Лиззи куклу. Большую дорогую куклу, одетую в элегантное платье из алого шелка с зеленой отделкой. Кэти поначалу подумала, что это бесполезный подарок и что Лиззи даже не обратит внимания на куклу – она и в детстве не была приучена к игрушкам, ее интересовала только еда. Но Кэти ошиблась. Лиззи, правда, прореагировала на куклу не сразу. Целый день кукла пролежала незамеченной в ее постели, но потом случилась странная вещь: Лиззи вдруг ни с того ни с сего прониклась к ней поистине материнской любовью. Теперь она не расставалась с куклой ни на минуту и нянчила ее, как ребенка. А еще Эндри позаботился о том, чтобы всякий раз, когда они уходят из дома, кто-то оставался с Лиззи. Ему была неприятна мысль, что Лиззи приходится связывать. Он рассказывал, что однажды во время плавания ему пришлось приковать цепями к палубе обезумевшего матроса, и это потрясло его до глубины души. Поэтому он щедро платил Мэгги Проктор за то, что она приходила присмотреть за Лиззи в их отсутствие. Правда, однажды он рассердился на Мэгги, которая напилась до такого состояния, что была не в силах даже подняться по лестнице, а потому не пришла, когда ее об этом попросили. Мэгги вообще была ужасной пьяницей.

Этот период счастья и гармонии в жизни Кэти подошел к концу именно по вине Мэгги, в ту ночь, когда Мэгги внезапно явилась к ней вместе со своими гостями…

В последнее время Мэгги взяла за привычку приходить к Кэти пообедать всякий раз, как только начинала испытывать денежные затруднения, – а такое случалось, когда в порту стояло мало суден, точнее, мало суден с белыми командами, потому что, говорила Мэгги, она бы умерла с голоду, но не позволила бы негру или арабу прикоснуться к себе. Поначалу Кэти раздражали визиты соседки, поскольку Мэгги, в силу вполне понятных причин, была ей несимпатична. Но со временем она научилась воспринимать Мэгги такою, какая она есть. Мэгги по натуре вовсе не была злой или дурной, она была всего лишь самой обыкновенной портовой шлюхой. Иногда Кэти даже поощряла визиты Мэгги, так как была рада, что есть с кем поболтать и посмеяться в те долгие вечера, когда Эндри не было рядом. Разумеется, Мэгги навешала Кэти, только когда Эндри был в плавании. В определенном смысле Мэгги можно было назвать тактичной: она понимала, что была бы здесь лишней, когда капитан дома, и во время его приездов даже не приближалась к их двери.

Регулярные визиты капитана завоевали Кэти уважение не только жильцов их дома, но и всей Крэйн-стрит. В глазах этих людей она принадлежала к более высокому классу, нежели другие женщины на их улице, потому что не гуляла с кем попало, а имела постоянного сожителя, к тому же не простого матроса, а капитана, который содержал ее и заботился о ней, как о жене.

Кэти, впрочем, не задумывалась о том, пользуется ли она уважением у своих соседей. Ей было достаточно того, что люди не отворачиваются, когда встречают ее в подъезде или на улице, и не говорят ей грубостей. А главное, никто не выливает ей на голову помоев, – эта позорная участь неоднократно постигала Мэгги Проктор и Джинни Вильсон. В доме на противоположной стороне улицы жили почтенные матроны, которые терпеть не могли проституток и специально дежурили возле окна, чтобы опорожнить ведро с помоями на голову проходящей шлюхи. Кэти скорее предпочла бы умереть, чем пережить такой позор, – если б с ней поступили подобным образом, к ней бы навсегда прилип ярлык шлюхи, а этого она бы не вынесла. А поскольку людей судят по их друзьям, Кэти, хоть и охотно принимала Мэгги у себя дома, ни за что бы не показалась на улице вместе с ней.

В этот вечер Кэти сидела возле камина с шитьем. Она, можно сказать, роскошествовала – зажгла целых две свечи. Она решила не экономить на свечах, потому что при тусклом освещении ей бы пришлось напрягать глаза, а она не хотела, чтобы Эндри, приехав, увидел ее с покрасневшими глазами. Недавно она обнаружила маленький магазинчик, где торговали хорошими подержанными платьями; теперь она покупала свои наряды там и собственноручно совершенствовала их.

Кэти на минуту оторвалась от шитья и, вытянув ноги на каминной решетке, посмотрела на часы, стоящие на камине. Эти часы были подарком Эндри – раньше в доме не было часов и, чтобы сориентироваться во времени, ей приходилось полагаться на солнце или на пушечный залп, который каждый день ровно в час доносился с холма по ту сторону реки. Она спросила себя, где сейчас находится Эндри, доплыл ли он уже до Харвича. При попутном ветре у него уйдет на это четыре дня, и он будет там, в начале недели. При благоприятной погоде он успеет вернуться домой к Рождеству – это первое Рождество, которое они проведут вместе. Она даже не задумывалась о том, будет ли он сожалеть, если не приедет на Рождество к своей семье. Кэти знала, что все свое свободное время Эндри проводит здесь, рядом с нею. Она надеялась, что его корабль сможет встать на якорь в порту Шилдса. В прошлый и в позапрошлый раз корабль не смог прийти в Шилдс из-за сильного шторма и остановился в Сандерленде, а потом в Хартпуле. В тех местах вода была глубже и не было опасности налететь на песчаные отмели. В шторм Кэти не находила себе места из-за страха за Эндри – она помнила, как несколько лет назад тридцать три парусных судна, укрывшиеся от бури в бухте Шилдса, отнесло за пределы бухты, где они разбились о песчаные отмели.

Но Эндри успокаивал ее, говоря, что теперь, когда стали применять землечерпалки, чтобы углубить дно в проливе, и когда поставили волнорезы в северной и в южной частях города таким образом, что на устье реки образовалась безопасная бухта, Шилдс скоро станет первоклассным портом. Кэти было все равно, станет ли Шилдс первоклассным портом. Единственное имело для нее значение: Энди должен возвращаться целым и невредимым. И, конечно, Кэти будет рада, если Эндри не придется заходить в Сандерленд или в Хартпул, потому что в таком случае он появлялся дома на день позже и уезжал днем раньше, и у них оставалось совсем мало времени.

Она отложила платье и поставила на огонь чайник. Угли в печи уже почти догорели, но она решила больше не разжигать огонь и пораньше лечь спать. Какой смысл сидеть одной до поздней ночи? Тем более что она не хотела расходовать лишний уголь. За исключением тех случаев, когда Энди был дома, она старалась быть очень экономной и во всем остальном тоже. Это позволяло ей откладывать каждую неделю несколько шиллингов из причитающегося ей фунта.

Она зашла к Лиззи и поправила ей постель, потом, подогрев немного каши, покормила ее. Состояние Лиззи, несмотря на все заботы, заметно ухудшилось за последнее время: она ела немного, но на глазах прибавляла в весе. Кэти уже подумывала о том, не показать ли ее доктору. Хотя чем ей сможет помочь доктор? Какое бы лекарство он ни прописал, оно не излечит ее врожденную болезнь. Кэти решила подождать возвращения Энди и посоветоваться с ним, – Энди всегда знал, что надо делать в той или иной ситуации.

Через полчаса, когда она уже засыпала в своей постели, на лестнице послышались шаги и приглушенный смех. Это заставило ее проснуться. В одном из голосов она узнала голос Мэгги – по всей видимости, та была очень пьяна. Она надеялась, что Мэгги не взбредет в голову явиться к ней в таком состоянии, но через несколько минут раздался стук в дверь. Она услышала тихий голос Мэгги:

– Кэти, Кэти, открой. Я только на минутку. Мне надо с тобой поговорить.

Уже и раньше случалось, что Мэгги приходила к ней в пьяном виде, и Кэти знала на опыте, что та будет стучать, пока ей не откроют. Стряхнув с себя остатки сна, она поднялась с постели, добралась в темноте до стола и нащупала там подсвечник. Вынув из него свечу, она зажгла ее от тлеющих углей в печи, потом снова вставила в подсвечник и в одной ночной рубашке направилась к двери со свечой в руках.

Едва она успела отпереть засов, как дверь толкнули снаружи с такой силой, что она чуть не упала. В следующее мгновение Мэгги, шатаясь, вошла в комнату. Она была так пьяна, что с трудом держалась на ногах, а Кэти знала, что Мэгги становится очень противной и несговорчивой, когда допивается до такой степени. Думая, как бы поскорее избавиться от соседки, она сказала:

– Мэгги, я уже спа…

Но не успела она договорить, как Мэгги повернулась к двери и закричала:

– Заходите, заходите! – И добавила, обращаясь к Кэти: – Я привела своих друзей. Ты не единственная, Кэти Малхолланд, у кого есть друзья с деньгами. Ну, заходите же!

Она махнула рукой двум темным фигурам, стоящим на лестничной площадке. Один из мужчин шагнул вперед и оказался в круге света от свечи, которую Кэти держала в руках, и девушка смогла рассмотреть его. Это был невысокий мужчина средних лет, одетый элегантно и по-городскому, с маленькой бородкой и раскрасневшимся от вина лицом. Когда взгляд мужчины с интересом скользнул по ней, она отпрянула в сторону и, потянувшись к стулу, на котором лежала ее одежда, схватила юбку.

– Уходите! – крикнула она мужчине, прикрываясь юбкой. – Сейчас же уходите отсюда!

– Не прикидывайся недотрогой, Кэти Малхолланд, – с нехорошим смешком сказала Мэгги. – Ты ничем не лучше меня. Мы с тобой живем в одном доме и зарабатываем себе на хлеб одним и тем же способом… Заходи и ты тоже.

Она снова махнула рукой в сторону лестницы, и второй мужчина вышел из темноты и переступил через порог комнаты. Когда свет упал на его лицо, Кэти замерла от ужаса.

За последние пять лет Бернард Розье очень изменился: он сильно пополнел, и его лицо приобрело кирпично-красный оттенок. Но Кэти не могла ошибиться: это был, в самом деле, он. Их взгляды встретились, и по его глазам она поняла, что он тоже узнал ее. В течение долгой минуты она стояла в оцепенении, не в силах пошевелиться под его пристальным взглядом. Но в следующую минуту страх уступил место ярости.

– Ты! – закричала она, отскакивая назад и поднимая руку с подсвечником. – Уходи отсюда! Вон из моего дома!

Он смотрел на нее, сощурив глаза. Уголки его рта слегка подергивались. Он не приблизился к ней, не попытался до нее дотронуться. Опустив подбородок на грудь, он не сводил с нее глаз, продолжая нагло улыбаться. Его наглая улыбка окончательно вывела ее из себя, и теперь ее ярости не было предела. Не отдавая себе отчета в том, что она делает, она размахнулась и запустила в него подсвечником. Свеча, выпав из подсвечника, описала широкую дугу в воздухе, и, прежде чем она упала на пол и погасла, Кэти успела понять, что попала в цель. Послышался громкий крик, и темная комната наполнилась проклятиями Бернарда и визгом Мэгги. Потом чиркнула спичка, и в ее пламени Кэти увидела Бернарда, прислонившегося к дверному косяку. Все его лицо было в крови, а над бровью красовалась глубокая рана.

С лестницы донесся недовольный голос миссис Робсон.

– Что здесь происходит? – осведомилась она, направив свет своей свечи на три фигуры, столпившиеся на пороге. – Что, спрашивается, здесь происходит?.. О, это похоже на убийство! Если вы не объясните мне сейчас же, в чем дело, я вызову полицию.

– Это все она! Она! – Вопила Мэгги, показывая пальцем на Кэти. – Она бросила в него подсвечником. Она сумасшедшая. Он мой друг, и мы просто зашли к ней в гости.

– Знаю я, что это за друг. Все вы здесь проститутки. Идите сейчас же к себе, Мэгги Проктор, иначе я вызову полицию. Из-за ваших криков приличные люди не могут спать спокойно.

– Вы посмотрите на него. Посмотрите, что она с ним сделала. Это все она, мы вели себя спокойно.

Мэгги теперь указывала на Бернарда, который прижимал окровавленную руку к ране над бровью, глядя немигающим взглядом на Кэти, стоящую в глубине комнаты спиной к столу. Кэти взяла со стола другой медный подсвечник и держала его перед собой. Вся ее поза говорила о том, что она готова к защите.

– Пойдем, пойдем, – старший мужчина подтолкнул Бернарда к выходу и чуть ли не силой вытащил на лестничную площадку.

– Можно мне взять вашу свечу? – обратился он к миссис Робинсон.

– Вон отсюда! Вы смогли подняться сюда в темноте, так сможете и спуститься.

Мужчина грубо выругался и, подталкивая Бернарда Розье, осторожно спустился по темной лестнице вслед за Мэгги, которая продолжала визжать, обвиняя Кэти.

Миссис Робсон вернулась в комнату и, подойдя к Кэти, взяла у нее из рук подсвечник, подняла с пола свечу и, вставив в подсвечник, зажгла от своей.

– Я не виню вас в том, что случилось, – сказала она, ставя подсвечник на стол. – Я слышала, как они шумели на лестнице, когда шли к вам. Но если б я заподозрила, что вы сами их пригласили, я бы рассказала обо всем вашему шведу. Потому что я люблю справедливость и не стерпела бы, чтобы из хорошего человека делали дурака.

В ее последних словах слышалась угроза. Миссис Робсон постоянно жаловалась на крики Лиззи и была не в слишком хороших отношениях с Кэти. Повернувшись к Кэти спиной, она вышла из комнаты, не удосужившись пожелать ей доброй ночи.

Когда дверь за соседкой закрылась, Кэти медленно опустилась на стул. Одной рукой она еще продолжала прижимать к груди юбку. Ее ярость прошла, и на ее место пришел страх – в точности такой же страх, какой она испытала в ночь бала, когда оказалась в комнате Бернарда. В ту ночь он не сказал ей ни слова, и сегодня он тоже не заговорил с ней. Но она запомнила, как он посмотрел на нее, когда приятель уводил его из комнаты. При мысли об этом взгляде ее начинала бить дрожь. Она застонала, и ее стон был похож на стоны Лиззи.

– О, Энди, Энди, – повторяла она, так, словно его имя было каким-то магическим заклинанием, способным защитить ее от злых сил.

Она чувствовала, что в ее жизни должно случиться что-то плохое. Появление Бернарда Розье всегда предвещало беды.

Она просидела так три часа, тщетно стараясь побороть свои страхи и повторяя себе, что она больше не ребенок, а взрослая женщина, что у нее теперь есть Энди, а Энди никогда не позволит ни Бернарду, ни кому бы то ни было причинить ей зло. Но предчувствие беды не оставляло ее, и когда она легла в постель, то все еще дрожала от страха. Она чувствовала, что сегодняшний визит Бернарда Розье не пройдет бесследно.

На следующее утро она встала пораньше, чтобы наносить воды, пока никто из других жильцов еще не проснулся, – ей бы не хотелось столкнуться с Мэгги Проктор. Целый день она вздрагивала, заслышав шаги на лестнице, боясь, что вернется Бернард и приведет с собой полицию, но никто не постучался в ее дверь. Ложась спать, она успокаивала себя мыслью, что, если бы Бернард решил ей отомстить, он бы это уже сделал. Но и назавтра ее страхи не прошли, а, напротив, усилились.

Днем, когда Кэти вышла, чтобы купить продуктов, она поймала себя на том, что спускается по лестнице на цыпочках. До магазина и обратно она почти бежала, и, когда добралась до своей лестничной площадки, у нее покалывало в боку. Задыхаясь, она открыла дверь и оглядела комнату, удивляясь, что мебель, все еще на месте. Бросив сумку с продуктами на стол, она поспешила в комнату Лиззи. Лиззи спокойно сидела в постели, держа на руках куклу, и Кэти, убедившись, наконец, что все в порядке, прислонилась спиной к стене, хватая ртом воздух.

Вернувшись на кухню, она присела, прежде чем начать распаковывать продукты. Она должна взять себя в руки, так больше не может продолжаться. Если бы только она могла с кем-нибудь поговорить, рассказать о своих страхах! Если бы Джо был здесь! Джо она смогла бы рассказать обо всем, а Энди сможет рассказать всего лишь часть правды… Но, если бы Джо жил с ней, Мэгги никогда бы не осмелилась привести сюда своих приятелей и она бы не столкнулась с Бернардом Розье. Так, может, это все ей в наказание? Может, Джо прав и она, в самом деле, дурная женщина?.. Нет, нет, нет. Она не сделала ничего дурного, и ее не за что наказывать. Потому что если их с Энди любовь была чем-то дурным, тогда в этом мире вообще не было ничего хорошего. Нет, она не дурная. Она не такая, как Мэгги. Она не такая, как все эти шлюхи, живущие в их доме. Но разве им докажешь, что она не такая? Она жила в доме, полном шлюх, на улице, где жили одни шлюхи, и у нее был Энди, – это делало ее такою же, как они, в глазах всего мира. Но ведь это несправедливо! Несправедливо!

– Перестань, перестань, – одернула себя Кэти, сама удивляясь тому, что заговорила вслух. И еще громче добавила:

– Возьми себя в руки.

Встав, она начала было распаковывать продукты, но, едва открыв сумку, вскинула голову и посмотрела на дверь. Она забыла запереть дверь! Бегом она бросилась к двери, задвинула засов, потом, прислонившись к ней спиной, с минуту постояла неподвижно, покусывая губы, прежде чем вернуться к столу.

Глава 6

Был канун Рождества. Уже пять часов, а Эндри все еще нет. Кэти уже не надеялась, что его корабль придет сегодня, потому что начался отлив.

На прошлой неделе она купила на рынке новогодние украшения, чтобы развесить их над камином: бумажную куклу, одетую в красное с синим, бумажного клоуна на веревочке и гирлянду из цветной бумаги. Но она не стала их развешивать – настроение у нее вовсе не было праздничным, и приближение Рождества и Нового года не могло рассеять ее страхи, усиливающиеся с каждым днем. А теперь еще Энди запаздывал, значит, ее ожидало унылое и одинокое Рождество.

Она просидела возле камина, пока угли в нем не догорели. Когда огонь погас, она встала и начала готовиться ко сну – и вдруг услышала знакомые шаги на лестнице. Не в силах пошевелиться от радости, она стояла, прижав ладони к щекам и глядя на дверь. Дверная ручка повернулась, и знакомый голос позвал:

– Кэти, Кэти.

Сорвавшись с места, она бросилась к двери и отодвинула засов. Упав в его объятия, она, к его великому удивлению, разрыдалась.

– Кэти! Кэти! Что с тобой? Подожди, подожди минутку.

Осторожно отстранив ее, он вернулся на лестничную площадку и внес в комнату сумку и большой длинный сверток. Закрыв за собой дверь, он поставил вещи на пол и подошел к ней. Она стояла, опершись спиной о стол и спрятав лицо в ладонях.

– А теперь объясни мне, что случилось, – сказал он, снова обнимая ее. – Почему ты плачешь?

Она хотела заговорить, но ее душили рыдания, и она не смогла вымолвить ни слова. Он стоял в недоумении, гладя ее по волосам и время от времени оглядывая комнату, словно в поисках ответа. Наконец его взгляд остановился на двери в спальню.

– Лиззи? – обеспокоенно спросил он. – Что-нибудь случилось с Лиззи?

Она медленно покачала головой, не отнимая лица от его груди.

Он еще раз осмотрел комнату.

– Скажи мне, Кэти, что же, в конце концов, случилось? Кто-нибудь тебя обидел? Может, они?

Он топнул ногой по полу, давая тем самым понять, что имеет в виду соседок, но она снова покачала головой.

– Тогда в чем дело, Кэти? Ты должна мне сказать. Твой брат? Это он тебя обидел?

– Нет, нет, – с трудом выговорила она. – Прости меня, Энди, я не хотела тебе говорить. Но сейчас я расскажу тебе все, как было. Пойдем, сядем.

Она схватила его за руку и потащила к камину, где он сел на свой стул с высокой спинкой и усадил ее к себе на колени. Обняв его и прижавшись головой к его шее, она принялась рассказывать.

Когда она закончила говорить и он никак не прокомментировал ее рассказ, она подняла голову и заглянула ему в лицо. Он смотрел на огонь в камине, и прошло несколько секунд, прежде чем он взглянул на нее.

– Ты сказала мне все, Кэти, но не сказала его имени. Я хочу знать его имя.

– Я не могу, Энди. Не могу. Я… я боюсь. Я так боюсь! Я больше не хочу бед. Я уже и так слишком много страдала, Энди. Слишком много.

– Но неужели ты не понимаешь, Кэти! – Он схватил ее за плечи и встряхнул. – Тебе ведь только хуже от того, что ты пытаешься скрыть это от меня. Ты продолжаешь страдать, ты все время живешь в страхе. Скажи мне, кто он, и я положу этому конец.

– Нет, Энди. – Она высвободилась из его объятий и встала на ноги. – Я никогда не скажу тебе, кто он. Никогда.

Он сидел на самом краю стула и, задрав подбородок, смотрел на нее.

– Я сам узнаю, кто он, – решительно заявил он. – Всегда есть способ узнать правду. Я могу пойти в дом, где ты работала, и где все это началось, и выяснить, кто был отцом твоего ребенка.

– Прошу тебя, Энди, не делай этого. Это ни к чему хорошему не приведет. – Она поднесла к груди сомкнутые руки, и этот жест означал мольбу. – Не надо, Энди, не ходи туда. Пусть все останется, как есть. Я вообще не должна была тебе ничего рассказывать. Я рассказала тебе, потому что… потому что мне было так тревожно, так страшно. Я боялась, что он пришлет сюда полицию.

– О Господи! – Эндри вскочил на ноги. – Разве я могу уехать, зная, что ты живешь в страхе? Разве я могу оставить тебя, зная, что ты каждую минуту дрожишь и ждешь прихода полисмена? Этому должен прийти конец, Кэти. Она сделала слабую попытку улыбнуться.

– Ты только что приехал, Энди, а уже говоришь об отъезде. Прости, что я заставила тебя волноваться. Мне бы следовало молчать. – Она обвила руками его шею и прижалась к нему. – А теперь забудь обо всем и скажи мне лучше, сколько времени ты пробудешь на этот раз.

Он немного помолчал, глядя ей в лицо, потом ответил:

– Три или четыре дня. Может, даже больше, потому что во время праздников вряд ли будут загружать.

– О, это чудесно. Чудесно. Поэтому давай не портить друг другу праздник и забудем обо всем плохом.

– Да, ты права, давай забудем обо всем плохом. – Он наклонился к ней и крепко поцеловал в губы. – Ну а теперь давай посмотрим, что я тебе привез! – воскликнул он и, пройдя через комнату, поднял длинный сверток, который он оставил у двери. – Попробуй-ка угадать, что это?

Она подошла к нему и, стоя рядом с ним, посмотрела на сверток.

– Я не знаю, Энди. Даже представить себе не могу.

– Ну, тогда сейчас узнаешь.

Он быстро развязал бечевку и сорвал оберточную бумагу. Изумленному взгляду Кэти предстала большая стеклянная керосиновая лампа. Поставив лампу посередине стола, Эндри посмотрел на Кэти, с удовольствием наблюдая, как ее заплаканное лицо озаряется радостью.

– О, Энди, Энди, какая же она красивая!

Она протянула руку и дотронулась до бледно-розовой фарфоровой чаши, служащей резервуаром для керосина, пробежала пальцами по тонкой синей ножке, ведущей к фигурному основанию лампы, которое своей формой напоминало раскрытую раковину.

– Но где же ты ее взял, Энди? – спросила она.

– Здесь, – он удовлетворенно раскачивал из стороны в сторону своей большой светловолосой головой. – Здесь, в Шилдсе.

– Здесь? – Она смотрела на него с удивлением.

– Мне давно уже было пора купить тебе такую лампу. Свечи! Можно ли жить при свечах в наше время, когда уже давно изобрели керосиновые лампы и скоро появится газовое освещение? У Орма, моего боцмана, есть керосиновая лампа, в точности такая же, как эта, только совсем маленькая. Он поставил ее возле своей койки. Когда я увидел ее, я спросил, где он ее взял, и он ответил, что в Шилдсе есть семья, которая работает на стеклолитейном производстве, а в свободное время изготавливает изделия на заказ. Я спросил, смогут ли они изготовить для меня такую же лампу, как у него, только большую, и он сказал, что да, но мне придется подождать. Я пошел к этим мастерам и заказал им лампу – и вот она здесь.

– О, спасибо, любимый, спасибо. Это такой чудесный подарок!

Она сжимала его в объятиях, и ее глаза снова наполнились слезами, только на этот раз это были слезы радости и благодарности.

– Но от нее не будет прока, пока мы не зальем в нее керосин! – закричал он. – В ней сейчас совсем мало керосина, он скоро закончится. Надо сейчас же пойти купить керосина, а заодно кое-каких продуктов. Но сначала давай посмотрим, что у меня в сумке.

Он взял свою большую брезентовую сумку и, поставив на тюфяк перед камином, принялся выкладывать оттуда гостинцы: масло, кофе, чай.

– Такого чая ты никогда не пробовала, – сказал он, держа перед ней коробку с чаем. – Настоящий китайский чай. Ах! – он причмокнул языком. – Такой чай мало в чем уступает джину. А это кофе мокко – самое лучшее средство от похмелья. Я всегда пью его по утрам, когда просыпаюсь после пьянки.

Оба рассмеялись, затем он вытащил из сумки свиной окорок и целых три коробки сладостей. За продуктами последовал отрез шерстяной материи.

– Это тебе для рейтуз, для теплых рейтуз, – сказал он.

– О, Энди, Энди!

Она опустилась на колени, прижимая к груди яркую шерстяную материю, и повторяла его имя, плача и смеясь одновременно.

Свой рождественский подарок он вручил ей в последнюю очередь.

– Это рождественский сюрприз для моей Кэти, – сказал он, доставая из кармана маленькую черную коробочку и раскрывая перед ней. На подушечке из красного бархата лежала золотая цепочка с медальоном в форме сердца. Кэти подняла полные слез глаза на Эндри, не в силах заговорить. Открыв медальон, она увидела там миниатюрный портрет, с которого на нее смотрел он. Эндри взял медальон из ее рук и указал на обратную сторону портрета, которая пока была пуста.

– А здесь будет написан твой портрет, Кэти, – сказал он.

Она бросилась к нему на грудь, рыдая от восторга, и ее радости не было конца.

Эндри ушел в плавание за день до Нового года, с утренним отливом. Утро было морозным, дул легкий бриз. Покормив Лиззи, Кэти поспешила на пристань. В сером свете раннего утра она видела, как буксир выводит корабль Эндри к проходу между волнорезами. Она смотрела, как корабль удаляется вниз по течению, и, когда он превратился в маленькую точку и скрылся вдали, еще долго стояла на молу, до тех пор, пока холод не проник до самых костей и не заставил ее уйти.

Вместо того чтобы сразу пойти домой, она направилась в сторону Кинг-стрит. Для этого ей пришлось пройти через рыночную площадь, которая даже в этот ранний час уже была полна прилавков с новогодними лакомствами. Ветряная мельница за ратушей в углу площади стояла неподвижно на фоне свинцово-серого неба, что предвещало шторм. Кэти надеялась, что затишье продержится до тех пор, пока корабль Эндри не отойдет на безопасное расстояние от песчаных отмелей.

Она прошла между рядов телег, нагруженных всевозможным товаром, от картофеля до живых свиней, прошла мимо торговок овощами с большими плетеными корзинами в руках и мимо лотков со сладостями, стараясь держаться подальше от уличных торговок с большими отрезами тканей, перекинутыми через плечо, которые чуть ли не силой пытались всучить свой товар, и, выйдя, наконец, на Кинг-стрит, свернула в сторону аптеки.

В субботнем выпуске местной газеты ей попалась на глаза реклама лекарства от водянки. По мнению Эндри, Лиззи страдала именно этой болезнью – ее тело распухало на глазах из-за избытка воды в организме. В прошлый его приезд, они ходили вместе к аптекарю, в Северный Шилдс, куда их привело другое газетное объявление, но лекарство, которое он дал, хоть и стоило целых два шиллинга за бутылочку, не помогло Лиззи. Оно только наводило на нее сонливость.

Аптекарь на Кинг-стрит взял с Кэти девять пенсов и предупредил, что необходимо провести трехмесячный курс лечения, прежде чем появятся заметные улучшения в состоянии пациента.

На обратном пути Кэти не пошла через рыночную площадь, а избрала кратчайшую дорогу домой. Спустившись с холма там, где Тэмз-стрит выходила на Нижнюю Тэмз-стрит, она вышла к реке и направилась вдоль набережной, где увидела двух грязных оборванных ребятишек, идущих ей навстречу, мальчика и девочку, мальчику было с виду лет шесть, и он держал за руку девочку примерно четырех лет. Оба были босиком и без пальто. Их босые ступни и руки покрылись коростой, и там, где кожа потрескалась, проступила кровь.