Текст книги "Кэти Малхолланд. Том 1"
Автор книги: Кэтрин Куксон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 23 страниц)
Потом трое мужчин увели Родни из дома, и в комнате наступила гробовая тишина. Тишину прервал душераздирающий крик Кэтрин, которая упала на колени и принялась в отчаянии бить кулаками по каменным плитам пола.
Глава 10
Прошла неделя. Родни сидел в тюрьме в Дархэме в ожидании суда. Бантинг был похоронен. Перед похоронами к Кэти пришел клерк, посланный администрацией шахты, и спросил, нет ли у нее каких-либо особых пожеланий в отношении похорон. Она отвернулась в сторону, и тогда он извинился и сказал, что его послали и что это чистая формальность. Кроме клерка, еще один человек с шахты навестил Кэти. Это был мистер Браун, помощник управляющего. Мистер Браун спросил, есть ли у нее деньги, чтобы оплатить похороны. Подобный вопрос показался ей, чуть ли не насмешкой.
– Нет, нет! – закричала она, резко поворачиваясь к гостю. – Откуда, по-вашему, у меня могут взяться деньги?
Тогда мистер Браун объяснил ей: всем известно о том, что у ее мужа водились деньги. Он получал на шахте хорошую зарплату, а будучи очень экономным человеком, наверняка немало отложил за годы работы. Не знает ли она, где он хранил деньги? Она ответила, что не знает этого, она знает только, что определенную сумму он всегда носил с собой.
– Если вы знаете это и скрываете от нас, вы навлечете на себя беду, – предупредил ее мистер Браун. – Я бы не советовал вам пытаться присвоить деньги мистера Бантинга, потому что это чревато для вас весьма неприятными последствиями. Хоть вы и являетесь его вдовой, не думаю, что при данных обстоятельствах вы имеете какое-либо право на наследство.
Кэти эти угрозы ничуть не испугали, а, напротив, заставили ее мысли повернуться в практическом направлении. Она сказала себе, что должна что-то предпринять, и как можно скорее, потому что кто, если не она, позаботится теперь об их семье? На мать больше нельзя было рассчитывать – мать была неспособна позаботиться даже о себе самой. С тех пор как арестовали отца, она с утра до вечера просиживала в полнейшем бездействии, глядя в одну точку и поднимаясь, лишь когда из-за двери доносился незнакомый голос. Она бы могла просидеть так всю ночь, если б Кэти не напоминала ей, что пора ложиться. Нет, от матери нельзя было ожидать никакой помощи.
Джо зарабатывал шесть шиллингов в неделю, которых хватало только на то, чтобы оплатить жилье и купить дрова для топки камина. На еду ничего не оставалось. Состояние здоровья пока еще не позволяло Кэти искать работу, кроме того, она все равно не смогла бы надолго отлучаться – ее мать была не в состоянии ухаживать за умирающим дедом, присматривать за Лиззи и за ребенком.
Кэти постоянно думала об отце, эта мысль терзала ее ежеминутно, не давая спать по ночам. К ее боли и тревоге за отца прибавлялось еще и чувство вины, ведь в том, что случилось с ним, виновата она и только она. Если бы она не вышла замуж за Бантинга, отец сейчас не был бы в тюрьме. Да, она виновата в том, что отца арестовали, – и не только в этом. Она виновата во всех бедах, постигших их семью с того самого момента, когда отца уволили с шахты и их всех выселили из коттеджа, ведь это произошло потому, что она забеременела от Бернарда Розье. Но разве это ее вина, если он взял ее силой? Разве это ее вина, если она родила ребенка от мужчины, который ей ненавистен? Нет, эту вину она никогда не возьмет на себя.
Она посмотрела на Сару, лежащую на одеяле в низком деревянном корыте в углу. Та часть ее души, которая не была затронута тревогой, отчаянием и нищетой, потянулась к младенцу, радуясь тому, что у нее есть это маленькое дорогое существо. Она бы никогда не подумала, что будет испытывать такие чувства к малышке. Вынашивая ребенка, она его ненавидела, потому что он послужил причиной всех несчастий, постигших ее семью. Но, когда Сара родилась, в ней проснулось какое-то новое, светлое чувство, и Кэти вдруг поняла, что рада ее появлению. А теперь любовь к дочери переполняла все ее существо всякий раз, когда она на нее смотрела, и ради Сары она была готова на все.
Сейчас Сара плакала, потому что была голодна. Но Кэти ничего не могла поделать, – она тоже была голодна, и у нее не было молока, чтобы накормить ребенка. В доме не осталось ни крошки еды, и все они были голодны. Когда вернется с работы Джо, ему нечего будет поесть. А Джо обязательно надо поужинать, иначе у него не будет сил, чтобы работать. И ее деду тоже надо есть, чтобы у него были силы противостоять болезни, насколько возможно.
Она протерла лицо старика фланелевой тряпочкой, переодела его во все чистое и поправила его постель. Он поблагодарил ее взглядом, и она в ответ погладила его по впалой щеке. Вильям уже не мог говорить и теперь общался с внучкой взглядами. С трудом сдерживая слезы, Кэти подумала, что скоро состоятся еще одни похороны, только эти похороны будут организованы не похоронным бюро и не администрацией шахты, а приютом для нищих. Бедный дед, он всегда так боялся попасть в приют для нищих! Впрочем, он не будет об этом знать, потому что он умрет прежде, чем его туда отвезут.
Возвращаясь на кухню с тазом воды, она снова вспомнила о вопросе, заданном ей помощником управляющего шахтой: «Есть ли у вас деньги для похорон?» И в это же мгновение в ее сознании возникли, как вспышка, два слова. Эти слова возникли из ниоткуда и не имели, казалось бы, никакой связи с тем, о чем она сейчас думала. Сто фунтов. Сто фунтов. Эти два слова вертелись у нее в голове, и она никак не могла припомнить, от кого она их слышала. Она только помнила, что эти слова были сказаны не ею… И вдруг она отчетливо услышала голос Бантинга, который произносил эти два слова: «Сто фунтов, сто фунтов…» Но она не могла вспомнить, когда и при каких обстоятельствах он упоминал об этой сумме. Странно, ведь она помнила буквально все, что он говорил ей в течение всех этих месяцев. Он разговаривал с ней настолько редко, что она запоминала каждое его слово. И не только слова, она также помнила все, что он делал с ней, все те пытки и унижения, через которые ей пришлось пройти в течение двух последних ужасных недель… Но она не помнила никакого разговора, касающегося ста фунтов. А ведь она должна была его запомнить, если такой разговор был.
Она вышла на улицу, чтобы вылить грязную воду из таза, и тогда словно какая-то дверь внезапно открылась в ее мозгу, и она вдруг вспомнила… При этом воспоминании ее пробрала дрожь. «Сто фунтов, сто фунтов», – повторял Бантинг, стегая ее ремнем с железной пряжкой. Сейчас к этим словам прибавилось еще два слова – «за тебя». «Сто фунтов за тебя», – говорил Бантинг во время той ужасной сцены. И все же она не понимала, что могли значить эти слова.
Весь день эта фраза: «Сто фунтов за тебя» – звучала у нее в голове. Ночью она лежала без сна, думая об отце, запертом в тюрьме, который, быть может, больше никогда оттуда не выйдет, и эти четыре слова зазвучали еще громче. «Сто фунтов! Сто фунтов!» – настойчиво кричал кто-то у нее в голове.
В конце концов, она подумала, что так недолго и спятить, и стать такой же, как Лиззи. Но она ничего не могла с собой поделать, – эта фраза помимо нее прокручивалась в ее сознании. Лежа в темноте с широко раскрытыми глазами и испытывая мучительное чувство голода, она вдруг вспомнила о том, что сказал ей мистер Браун. Он сказал, что у Бантинга были деньги, и миссис Морган тоже говорила ей, что у него должны быть деньги. Миссис Морган сказала: весь поселок знает, что он тайно хранит где-то деньги, которые зарабатывает на своих мошенничествах по отношению к шахтерам… Но если у Бантинга действительно были деньги, то где он их хранил? Она каждый день убирала в доме и знала каждый его уголок, но ни разу не наткнулась на что-либо, напоминающее тайник. Однако если у него были деньги, он должен был где-то их прятать, а это означало, что в доме существовало какое-то потайное место, которого она не заметила.
На следующий день, когда она поднималась по шестифутовой лестнице на антресоли, где спал Джо, чтобы убрать его постель, ее неожиданно осенило.
Каждую субботу после обеда Бантинг посылал ее на ферму Батли, чтобы она купила полдюжины яиц и немного овощей. Как только они заканчивали обедать, он протягивал ей деньги и говорил, что пора идти. Это случалось регулярно каждую субботу, – в дождь, в град, в метель он неизменно посылал ее после обеда на ферму Батли. Даже когда родилась Сара, он продолжал посылать ее туда. Ей приходилось проделывать весь путь с ребенком на руках, потому что она никогда не решилась бы оставить Сару дома с ним. Так почему же он регулярно отсылал ее из дома каждую неделю в одно и то же время? Не потому ли, что ему нужно было спрятать деньги? А где лучше можно спрятать деньги, если не под крышей? Ей бы никогда не пришло в голову подняться туда, потому что люк, ведущий на крышу, находился на расстоянии восьми футов от пола.
Назавтра было воскресенье. Она встала пораньше и сказала Джо:
– Я должна выйти примерно на час. Ты пока присмотришь за ними?
– Куда ты идешь? – шепотом спросил Джо.
– Я иду в дом Бантинга, чтобы забрать свои вещи, – ответила она, тоже шепотом.
– Но ты не сможешь попасть в дом. Он наверняка заперт.
– Я могу влезть в окно буфетной. Я знаю, как открыть его снаружи.
– Может, тебе все-таки не стоит туда ходить? Если полиция застанет тебя там, могут быть неприятности.
– Не думаю, что у меня будут какие-либо неприятности, даже если меня там застанут. Я жила в том доме, и мои вещи остались там. Нет ничего дурного в том, что я пришла их забрать.
Когда она уже была готова к выходу, Джо проводил ее до двери.
– Прежде чем входить в дом, посмотри, нет ли кого поблизости, – тихо сказал ей он. – Ты понимаешь, что я имею в виду?
Она кивнула, и они посмотрели друг на друга с полным пониманием.
– Но ты еще не совсем поправилась, – сказал Джо. – Тебе будет тяжело проделать весь этот путь. Может, тебе лучше никуда не ходить сегодня?
– Свежий воздух пойдет мне только на пользу, – ответила она.
Но еще до того, как она вышла из Джарроу, она усомнилась, хватит ли у нее сил закончить путешествие. Последнюю неделю она только медленно передвигалась по комнате, и сейчас ходьба причиняла ей мучительную боль. Мускулы ее спины, казалось, разрывались на части. К тому же у нее кружилась голова, и она чувствовала слабость во всем теле.
Утро было солнечным и теплым. В небе парили ласточки. Она всегда любила ласточек и ужасалась, видя, как разрушают их гнезда. Но сейчас она даже не смотрела на небо. Если раньше прогулка под открытым небом среди полей доставила бы ей удовольствие, то сейчас, напротив, на душе у нее становилось еще тревожнее. Здесь, на открытых просторах, ей казалось, что беда, нависшая над их семьей, разрастается, принимая гигантские масштабы.
Увидев слева от себя поселок, она удивилась, что у нее хватило сил проделать весь этот долгий путь. Она решила держаться подальше от поселка, не желая встречаться с кем-нибудь из его обитателей, потому что при встрече она не удержалась бы и сказала: «Почему бы вам не заставить их признаться, настоящих виновников убийства? Ведь это сделали сыновья мистера Моргана и несколько других парней, а вовсе не мой отец». Но она не могла заявить о них в полицию, – Морганы были очень добры к ней, к тому же у нее не было никаких доказательств. Она лишь смутно помнила, как мужчины переговаривались на кухне у Морганов, а потом, когда ее отец ушел к Бантингу, мужчины и женщины, молчаливые и очень серьезные, входили в комнату и смотрели на ее спину.
Когда Кэти подошла к дому, ее охватил страх. Ей казалось, что, как только она войдет внутрь, тут же столкнется с ним, и не было никакого смысла повторять себе, что он мертв и похоронен.
Она вошла через сад с задней стороны дома, где сад был окружен низкой каменной стеной, через которую она без труда перелезла, перекинув через нее сначала одну ногу, потом другую. Спрятавшись за деревянной банькой на заднем дворе, Кэти внимательно прислушалась. Дом, где недавно произошло убийство, всегда привлекает любопытных, и вполне возможно, что кто-то из жителей поселка бродит сейчас поблизости. Она вошла в здание бани и поискала ключ под половиком, в потайном месте, где Бантинг иногда оставлял его, но ключа там не оказалось.
Раздумывая, что ей делать, Кэти присела на перевернутое корыто, но тут же вскочила на ноги, поняв, что это то самое корыто, в котором он купался. Выглянув из-за приоткрытой двери бани, она посмотрела на дом. Как она сможет войти, если даже корыто, в котором он мылся, наводит на нее ужас? Но нет, она обязана это сделать. Ради своей семьи, ради своего ребенка она должна найти эти деньги, чего бы ей это ни стоило. Поэтому, прежде чем храбрость окончательно покинет ее, и она побежит назад по дороге в Джарроу, она должна начать действовать. Выйдя из бани, она направилась к дому со стороны кухни. Подойдя к окну кладовой, Кэти подняла подол платья и извлекла из потайного кармана, пришитого к нижней юбке, старый заржавевший нож, который она взяла из дома. Просунув лезвие ножа между створками окна, она отперла внутреннюю щеколду.
Пролезть через маленькое окошко кладовой оказалось для Кэти очень трудным предприятием. Внутри ей не за что было ухватиться, и когда она, наконец, переместила свое тело через подоконник, то тут же упала на пол. Все ее тело разрывалось на части от мучительной боли. Несколько минут она лежала, распластавшись на полу кладовой, с трудом переводя дыхание. Медленно поднявшись на ноги, она закрыла окно и подошла к двери в кухню. Кэти стоило огромного усилия воли открыть дверь – страх оказаться вновь в привычной обстановке сковывал сознание девушки. Войдя на кухню, она на секунду закрыла глаза, стараясь унять нервную дрожь. Но, когда она огляделась вокруг, кухня показалась ей чужой и незнакомой: мебель больше не стояла на прежних местах, а была сдвинута к стене. Посреди кухни лежали три поломанных стула, а посуда на фаянсовом стеллаже вдоль другой стены была побита и свалена в кучу. На каминной полке больше не было оловянных кружек и латунных подсвечников, – по всей видимости, их взял кто-то из людей, побывавших здесь. Глядя на этот разгром, она представила себе то, что произошло в этом доме уже после того, как сюда приходил ее отец, – мужчины из поселка воспользовались возможностью выместить свою ненависть к Бантингу, разгромив его дом и убив его самого, и при этом остаться безнаказанными. А теперь за все придется платить ее отцу.
– О, папа, папа! – всхлипнула она.
Она медленно пересекла комнату, направляясь к лестнице, и остановилась, не в силах заставить себя подняться наверх. Пот ручьями стекал по ее лицу. Ей казалось, что он где-то здесь, притаился в каком-то углу, чтобы неожиданно наброситься на нее. Но мысль о доме и о голодных родных, о деде, матери, Лиззи и Джо, у которых уже несколько дней не было ни крошки во рту, о Саре, которая кричала от голода, придала ей храбрости, и она стала медленно подниматься по лестнице.
На лестничной площадке было темно, и ей пришлось открыть дверь спальни, чтобы впустить немного света и разглядеть люк на потолке, ведущий на чердак. Она тут же поняла, что со стула ей не дотянуться до люка, и решила принести комод из маленькой комнатки, где она раньше спала.
Вынув из комода три ящика, чтобы легче было нести, она вытащила его на лестничную площадку и поставила под люком. Дрожа всем телом, она взобралась на комод и, подняв руки, попыталась отодвинуть щеколду. К ее великому удивлению, щеколда легко поддалась. Подняв дверцу люка, она просунула голову в небольшое отверстие. Свет на чердак едва-едва проникал через маленькое грязное окошко, Кэти почти ничего не разглядела.
Ей стоило огромного усилия подтянуться на руках и влезть на чердак. Стоя на дощатом полу, она еще раз огляделась. Здесь не было ничего, кроме большой плетеной корзины в углу и деревянного сундука удлиненной формы, стоящего под самым скосом крыши.
Подняв плотно прилегающую крышку корзины, она увидела, что в ней лежит одежда – женская одежда, которая, должно быть, принадлежала матери Бантинга. Все вещи были скомканы, как будто кто-то уже рылся в них. Ей было неприятно копаться в вещах его покойной матери, но она заставила себя вытащить из корзины каждый предмет одежды, проверяя, не зарыты ли деньги там, среди этих пропахших пылью и сыростью вещей. Нет, денег в корзине не оказалось.
В сундуке она обнаружила пистолет и две обоймы пуль, но денег там тоже не было. Где же они тогда? Где, как не на чердаке, он мог их припрятать? Ведь это было самым лучшим потайным местом во всем доме. Если бы на нижних этажах были какие-нибудь тайники, она бы уже давно набрела на них во время уборки. Нет, она должна искать здесь и только здесь.
Каминная труба находилась посреди чердака и проходила через пол и через крышу. Она внимательно обследовала ее, прощупывая каждый кирпичик на тот случай, если один из них отодвигался, скрывая за собой тайник, но все кирпичи были крепко вмурованы в кладку. Оставался только пол. Ползая на четвереньках по полу, она пыталась найти неплотно закрепленную доску, но нет, все доски были крепко прибиты гвоздями. Без сил она опустилась на сундук, думая, что ее путешествие оказалось бесполезным и ее родные так и будут пухнуть от голода, потому что она ничем не может им помочь. Она обшарила все, посмотрела во всех углах. Если у него действительно были деньги, значит, он так хорошо их спрятал, что никто, кроме него самого, не сможет их найти. Теперь он мертв, и деньги пролежат в тайнике до тех пор, пока когда-то, в далеком будущем, дом не снесут, и тогда кто-нибудь случайно набредет на них, копаясь среди развалин. Но ведь это несправедливо, несправедливо! Ведь никто не нуждается в деньгах так, как она нуждается в них сейчас.
Встав с сундука, она грустно покачала головой, глядя в пол. И вдруг какое-то странное чувство, радостное чувство внезапно овладело ею. Это чувство было похоже на то ощущение детского, беззаботного счастья, которое Кэти так часто испытывала в те времена, когда служила у Розье и ходила по воскресеньям домой, радуясь жизни, солнечному свету и улыбкам родных или просто радуясь в предвкушении очередного выходного. После той страшной ночи, когда на нее напал Бернард Розье, это чувство больше не посещало ее, и сейчас ей казалось, что она вернулась в прошлое, и все вокруг, вновь, озарилось надеждой. Словно небесная благодать снизошла на Кэти. Господь поможет ей! Единственный выход – найти деньги… Внезапная, неожиданная радость, овладевшая ею в минуту самого глубокого отчаяния, конечно же, вызвана ничем иным, как близостью денег. Как будто кто-то подсказал ей, что деньги здесь, и она непременно их найдет, если хорошенько поищет.
Прежде чем Кэти успела осознать то, что делает, она схватилась за железную ручку сундука и отодвинула его в сторону. Да, это сам Господь послал к ней своего ангела, чтобы тот раскрыл ей секрет Бантинга, вознаградив ее, таким образом, за все пережитые страдания. Она возликовала, увидев, что одна из досок пола на том месте, где до этого стоял сундук, немного отстает от других. Щель была совсем маленькой, и ее мог бы заметить только тот, кто специально ее искал. Встав на колени, она просунула кончик мизинца под неплотно пригнанную доску и потянула ее вверх. Под доской лежали четыре мешочка, плотно набитые монетами, и записная книжка в кожаном переплете.
Словно пребывая в гипнотическом трансе, она медленно развязала один из мешочков и заглянула внутрь – он был полон блестящих золотых соверенов. То же и в остальных мешочках. Больше ста фунтов, намного больше. Машинально открыв записную книжку, она взглянула на густо исписанные страницы. Почерк был таким мелким, что она не смогла разобрать ни слова при тусклом свете.
Прошло пять минут, прежде чем она оправилась от радостного шока и смогла подняться с колен. Она постояла еще с минуту, прижав руки к щекам. Столько денег! Это решит все их проблемы, теперь им больше не придется голодать… Потом ее охватила паника. А что, если кто-то войдет в дом, пока она здесь? Ей не поверят, если она скажет, что пришла забрать свою одежду, – они увидят комод под люком и поймут, что она искала деньги. Быстро рассовав мешочки с деньгами и записную книжку по карманам нижней юбки, она опустила доску, придвинула на место сундук и слезла через люк на комод. Закрыв дверцу люка, она задвинула щеколду и спрыгнула с комода на пол. Не медля больше ни секунды, она отнесла комод в спальню и задвинула в него ящики. Ликвидировав, таким образом, все следы своего прихода, она спустилась по лестнице, испуганно озираясь по сторонам.
Кэти так спешила, словно сам дьявол гнался за ней, – и вполне возможно, что это, в самом деле, было так, потому что дух Бантинга наверняка остался здесь, а иначе как дьяволом этого человека не назовешь. Она вышла из дома через заднюю дверь, – чтобы вылезти через окошко кладовой, понадобилось бы слишком много времени, а у нее возникло предчувствие, что кто-то придет сюда с минуты на минуту. Добежав до низкой садовой стены, она перепрыгнула через нее и бежала до тех пор, пока не оказалась на достаточно большом расстоянии от дома. Тогда она пошла шагом, учащенно дыша.
Она поняла, что ушла из дома как раз вовремя, увидев вдали трех девушек, идущих ей навстречу. Тропа, по которой шла Кэти, вела только к дому Бантинга, и девушки наверняка направлялись именно туда.
Эти девушки были знакомы ей. Они работали в Уолсенде на веревочном производстве Хэгги. Девушек, работающих у Хэгги, всегда можно было узнать по их одежде – они носили грубые холщовые юбки, шерстяные шали и деревянные башмаки. В округе их называли «ангелочками Хэгги». Их также отличала грубая речь. Девушки шли, смеясь и давая друг другу шутливые пинки. Кэти надавила ладонью на грудь, стараясь избавиться от одышки, чтобы не вызвать у них подозрений. Поравнявшись с Кэти, девушки выстроились в ряд, и одна из них, продолжая широко улыбаться, спросила:
– Мы дойдем по этой дороге к дому, где было совершено убийство?
Кэти молча, посмотрела на них. Ей хотелось сейчас лишь одного – сорваться с места и убежать подальше отсюда, но она знала, что в таком случае девушки бы непременно заподозрили ее в чем-то дурном и разболтали бы на всю округу, что видели ее здесь.
– Да, здесь, примерно, пять минут ходьбы, – ответила она, стараясь говорить как можно спокойнее. – Идите по прямой, и вы дойдете до дома.
– Спасибо, – хором ответили девушки. Смеясь и весело болтая, они продолжили свой путь.
Когда девушки отошли от нее на приличное расстояние, она вдруг вспомнила о Рое. Ведь он набросится на них… Но Роя там не было. При этой мысли она внезапно остановилась. Она, должно быть, была здорово не в себе, если не заметила его отсутствия. Если бы Рой был в саду или в окрестностях дома, он бы залаял при ее появлении. Бедный Рой! Она всей душой надеялась, что его не убили, потому что мужчины из поселка вполне могли это сделать, выместив, таким образом, свою ненависть к весовщику на ни в чем не повинной собаке. Но, может, нашелся добрый человек, который забрал его к себе. Кэти удивилась, что в течение всей этой недели ни разу не вспомнила о бедном псе.
Войдя в город, она с трудом удерживалась от того, чтобы не пуститься бегом. При каждом шаге мешочки, спрятанные в карманах нижней юбки, мерно ударялись о ее ноги, и ей не терпелось показать это богатство родным.
Город был тихим и пустынным, как всегда по воскресеньям. Только редкие группы людей, возвращающихся из церквей, попадались на пути девушки. Эти люди нарядились по-праздничному: мужчины надели темные сюртуки, узкие брюки и до блеска начищенные ботинки, женщины – свои лучшие платья, по большей части серого, темно-синего или черного цвета. По головным уборам женщин Кэти могла определить, к какой церкви их владелицы принадлежат. Посещающие англиканскую церковь носили шляпки, а головы католичек покрывали шали. Эти различия были продиктованы не религией, а материальными возможностями. Дело в том, что почти все католики здесь – ирландцы, а ирландцы известны своим пристрастием к спиртному. Мужчины пропивали все деньги, и их женам не на что покупать себе приличные головные уборы. Это объяснила ей в свое время мать. Мать также сказала ей, что за Ньюкаслом, в районе Мидленда, есть на редкость красивые методистские церкви, и люди там одеваются богаче, чем здесь, а почти все женщины по воскресеньям носят дорогие элегантные шляпки с вуалетками.
Но в Джарроу было очень много людей, которые вообще никогда не ходили ни в церковь, ни в костел, ни в капеллу. Не зря по воскресеньям бары и таверны оказывались, забиты мужчинами, которые пропивали свое недельное жалованье, в то время как их жены занимались приготовлением воскресного обеда или навещали соседок, предаваясь праздной болтовне, пока их дети играли в пыли и в грязи на дороге.
На их улице жили именно такие люди. Проходя по Уолтер-стрит, она ловила на себе любопытные взгляды женщин, праздно стоящих в дверях своих домов. Однажды она даже услышала возбужденный шепот двух соседок, переговаривающихся между собой и поглядывающих в ее сторону.
– Вот она, эта девица, – говорила одна из женщин, показывая на нее пальцем. – С такими, как она, надо смотреть в оба, а не то быстро окажешься в канаве с расколотой башкой. Этот бедняга, ее муж, не знал, что за ведьму он выбрал себе в жены.
Подходя к дому номер три, Кэти чувствовала, как подкашиваются ноги. Толкнув дверь, она вошла в полутемную комнату и прислонилась к стене, чтобы не упасть.
Кэтрин сидела за столом. Разумеется, ни о каких приготовлениях к обеду не могло быть и речи, потому что в доме не было ни крошки съестного. Лиззи сидела на тюфяке, на котором спала Кэти, а Джо ходил от стены к стене, качая на руках плачущего младенца.
При появлении Кэти все взгляды устремились на нее. Впервые за последние дни Кэтрин проявила интерес к происходящему вокруг нее.
– Где ты была, дорогая? – спросила она, вставая. – Почему ты ушла из дома?
Кэти не ответила. Подойдя к Джо, она взяла у него Сару и, присев на табурет, обнажила одну грудь и принялась кормить ребенка. Но молока оказалось совсем мало, и через несколько секунд младенец отвернулся от груди. Тогда она, сделав несколько глубоких вдохов, подняла глаза на Джо, который смотрел на нее с немым вопросом во взгляде.
– Будь добр, Джо, задвинь щеколду на двери и задерни занавески, – попросила она, стараясь говорить как можно тише.
Потом она придвинула свой табурет поближе к столу и, продолжая придерживать одной рукой ребенка, сунула другую руку под юбку и извлекла из своих потайных карманов четыре мешочка с деньгами и записную книжку и положила их на стол перед собой.
– Открой их, – сказала она брату, указывая на мешочки.
Джо высыпал на стол содержимое одного из мешочков и раскрыл рот от удивления, глазея на золотые монеты. Кэтрин тоже ошеломленно уставилась на них. Но удивление в ее взгляде быстро сменилось страхом, и она перевела глаза на дочь.
– Ради всего святого, дорогая, что ты натворила на этот раз?
Эти слова – «на этот раз» – больно задели Кэти. Сейчас она впервые поняла, что мать, хоть никогда и не упрекала ее вслух, в глубине души винила ее во всех тех бедах, которые семье пришлось претерпеть в течение последних месяцев. Проглотив слезы обиды, Кэти ответила:
– У него были деньги, и он спрятал их под крышей. Я пошла и взяла их.
– Но ты не должна была этого делать, дорогая. Это грязные деньги, это деньги дьявола. Он заработал их на страданиях других людей.
– Но, ма… Послушай меня, ма, и попытайся мыслить разумно, – вступил в разговор Джо. Взяв мать за плечи, он повернул ее лицом к себе. – Мы нуждаемся в деньгах, нам нечего есть, и Кэти поступила абсолютно правильно, забрав эти деньги. И они по праву принадлежат ей. Она была женой этого человека и столько от него натерпелась, что заслужила такое вознаграждение. К кому же, как не к ней, должны перейти его деньги? Не будь глупой, ма.
– Как бы ты на это ни смотрел, Джо, все равно это дурные деньги, – твердо заявила Кэтрин.
– Они помогут отцу, ма, – Кэти посмотрела матери в глаза. – На эти деньги мы сможем нанять для отца человека, который докажет его невиновность. Мы заплатим человеку, который будет говорить на суде в пользу отца, понимаешь? Неужели ты не хочешь, чтобы отца выпустили из тюрьмы?
– Правильно, правильно. Ты очень правильно говоришь, Кэти, – одобрил Джо. Он, как и сестра, пребывал в радостном возбуждении. Опершись обеими руками о стол, он подался вперед, приблизив лицо к ее лицу. – Ты права, мы наймем для отца человека, который будет защищать его во время процесса. Я знаю, шахтерские профсоюзы иногда нанимают таких защитников, когда шахтеров обвиняют в подстрекательстве. Кажется, они называются адвокатами. – Он посмотрел на мешочки с монетами. – А сколько здесь, Кэти?
– Я не знаю, – ответила она. – Посчитай.
Джо подсчитал содержимое всех четырех мешочков и с благоговейным почтением посмотрел на сестру, которая нашла такое огромное богатство.
– Здесь двести двадцать семь фунтов, – сказал он.
И повторил:
– Двести двадцать семь фунтов. Нам больше никогда не придется голодать, ма, – добавил он, поворачиваясь к матери.
– Успокойся! – строго одернула его Кэтрин. – Вы только и думаете, что о своих желудках.
Джо опустил голову.
– Да, ма. Я знаю, ма, – прошептал он. – Но я ужасно голоден.
Кэтрин неодобрительно посмотрела на Кэти.
– Где ты собираешься их хранить? – все тем же суровым тоном осведомилась она. – Ты хоть соображаешь, что, когда ты начнешь их тратить, люди догадаются, что это нечестные деньги, и тебя привлекут к суду?
Да, в этом мать была права. Они должны быть очень осторожны, чтобы не возбудить подозрений. Кэти убрала мягкие пряди волос со лба дочери. Соверены не были в ходу у бедняков. Если она начнет расплачиваться соверенами, то соседи станут задумываться о том, откуда у нее такие деньги, ведь всем известно, что в их семье сейчас никто не работает, кроме Джо, который не приносит домой и полсоверена в месяц. И не нужно особой сообразительности, чтобы связать ее богатство с убийством ее мужа… Это означало, что Кэти должна будет делать покупки подальше отсюда, в той части города, где ее никто не знал. Что же касалось хранения денег, об этом она уже успела подумать на обратном пути.
– Я уже решила, где буду хранить деньги, – сказала Кэти. – Я подошью их под нижнюю юбку.
– Подошьешь под нижнюю юбку? И ты будешь все время носить их при себе? – Кэтрин покачала головой. – Но подумай, сколько это будет весить.
