Текст книги "Сладостная ярость"
Автор книги: Кэтрин Харт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)
ГЛАВА 25
Наутро второго дня Сэм вышла из хижины, зевнула, сладко потянулась и отправилась на поиски Трэвиса. Она обнаружила его у ручья. Он сидел на берегу, на коленях у него лежала тростниковая удочка. Его отдохнувший и беззаботный вид вполне соответствовал ее настроению.
– Удишь рыбку на завтрак? – поинтересовалась она.
Он кивнул, с удовольствием глядя на нее. Она стояла перед ним босая, одетая лишь в одну из его рубашек, свисавшую до коленей; блестящие волосы рассыпались в разные стороны. Он похлопал по камню рядом с собой, приглашая ее сесть.
– Клюет? – спросила она, подбирая под себя ноги и прислоняясь к его плечу.
– Без тебя у меня ничего не получается. – Он нагнулся и быстро поцеловал ее. – М-м-м, как вкусно! Пожалуй, пусть червяк сам выкручивается из своего положения, а я между тем доставлю себе утреннее удовольствие прямо здесь на берегу.
Он повалил жену в густую зелень травы, перевернул на спину, пальцами нащупал пуговицу рубашки и расстегнул ее. Его смелые сверкающие глаза так и дразнили Сэм.
– А мы не умрем с голоду? – спросила она шутя, соблазнительно извиваясь под ним. Ее глаза блестели так же, как у него, если не ярче.
– Мы будем сыты одной любовью, – хрипло проговорил он, ловко расстегивая следующую пуговицу.
Сэм захихикала, когда он покусывал ее шею, по всему ее телу бежали мурашки.
– Не слишком питательная диета.
Его язык тем временем незаметно подобрался к ее уху и пощекотал его. Она взвизгнула и дернулась в ответ. Трэвис рассмеялся:
– Много ты понимаешь! Дай мне одну минуту, и я тебе докажу, что можно наесться до отвала.
– Хвастун!
– Тебе есть на что пожаловаться?
– Нет.
– Так я и думал.
Когда его усы легко, как крылья бабочки, коснулись ее губ, Сэм скорее догадалась, чем почувствовала, что он улыбается. Потом Трэвис отыскал ее губы и впился в них долгим поцелуем.
Солнце еще не осушило росу, но Сэм не замечала сырости. Все ее тело горело желанием. Она ощущала только жаркую страсть, когда Трэвис распахнул ее рубашку, обнажив прекрасную грудь. Утренние лучи омыли ее золотым сиянием, заиграли в кудрях красного золота.
Трэвис с восторгом отдался колдовским чарам. Ее тело жаждало его прикосновений, и он рад был доставить ей удовольствие. С ее помощью он тоже, как и она, освободился от всех одежд. Его губы жадно искали ее груди, сосали то одну, то другую; ее тонкие пальцы зарывались в жесткие светлые волосы на его груди, отыскивали и ласкали плоские соски, затерявшиеся в этих дебрях.
Раздираемый страстью, он глухо зарычал, и в ответ раздалось ее чувственное мурлыканье. Жадно ищущей рукой она поглаживала пульсирующую шелковистую неистовую мужскую плоть. Она извивалась в мучительном наслаждении под его искусными ласками, пока ей не стало казаться, что она сейчас закричит от невыносимого желания. И вот он уже был на ней, вошел в нее, переполняя ее страстью, а она подтягивала его ближе к себе, изгибалась, отдавала ему всю себя.
Все происходило нежно, как в раю, и горячо, как в аду. Длинные сильные толчки вели их обоих на вершину радуги восторга. На несколько волнующих мгновений они замерли на этой вершине, затаив дыхание в безумном предвкушении, и вместе преодолели пик головокружительной высоты, сверкающий в лучах солнца чистым золотом.
Опустошенные, они лежали в объятиях друг друга, постепенно возвращаясь к реальной действительности. Мир вокруг них медленно прекращал свое круженье. На деревьях все так же щебетали птицы, ярко светило солнце, квакали лягушки, стрекотал сверчок. В ручье плеснула рыба, и забытая удочка выгнулась и быстро поползла к краю воды.
– Ах, Боже мой! – закричала Сэм. – Трэвис, держи удочку! Клюет!
Очнувшийся Трэвис принялся за дело. Он вскочил и начал гоняться за неуловимой удочкой по берегу, голый, как Адам в раю. Но всякий раз, когда он делал решающий бросок, удочка ускользала от него. Наконец, разозлившись, он сделал отчаянный прыжок, чтобы схватить ее, но в» этот момент удочка исчезла в воде. Вместе с ней в холодный горный ручей упал и он.
Сэм никогда в жизни так не веселилась! Она просто не могла удержаться от хохота при виде того, как Трэвис гонялся за удочкой. Когда его голова со стучащими зубами показалась на поверхности и когда он торжествующе помахал пойманной добычей, у нее от смеха даже бока разболелись. Когда же Трэвис выбрался на берег, на крючке он держал прекрасную жирную форель, но вид у него было такой забавный, что у Сэм от смеха выступили на глазах слезы.
Представив себе, как он носился по берегу в чем мать родила, Трэвис тоже не удержался от смеха. С галантным поклоном он положил бьющуюся рыбку к ее ногам.
– Ваш завтрак, мадам! – с комичными ужимками возвестил он. – Но если ты заикнешься об этом хоть одной живой душе, я до конца дней буду это отрицать.
– Ах, Трэвис, – смеясь, сказала Сэм. – Ты еще не все знаешь. Самое смешное это то, что перед нашим отъездом я повесила записку на двери: «Уехали на рыбную ловлю». Вот кто бы знал, на какую! – И ее снова одолел приступ смеха. Да и потом в течение всего дня, когда она иной раз ловила его взгляд, они снова разражались оглушительным хохотом.
На третий день Сэм повела Трэвиса на прогулку в горы. Целых полчаса они карабкались через подъемы, некоторые из них довольно высокие и крутые, пока наконец не вышли к небольшому источнику. Вода вокруг него булькала, с поверхности поднимался пар, и вокруг распространялся странный запах.
– Горячий ключ! – воскликнул Трэвис с восторгом.
– Не просто горячий ключ, – с гордостью добавила Сэм, – а наш собственный горячий ключ. Никто, кроме нас, не знает о его существовании. Он, конечно, далеко в стороне от нахоженных троп и до него трудно добраться. И если повезет, он еще долго будет скрыт от внешнего мира вместе с лужайкой и хижиной.
Трэвис уже сбрасывал с себя одежду.
– Как бы мне ни хотелось в этом признаваться, Сэм, но сейчас мне кажется, что я готов согласиться с тобой. Хотя мне не к лицу пользоваться любезностью Сэма Басса, я в данный момент рад, что дал тебе уговорить себя остаться здесь.
– Я тоже этому рада, Трэвис. – Сложив свою одежду рядом, Сэм взяла его за руку и с его помощью вступила в бурлящую воду. – Наверное, лучше этого места может быть только рай. Было просто стыдно не воспользоваться этой возможностью. Ведь здесь есть все, что нужно для медового месяца – абсолютная уединенность, прекрасный вид, удивительные закаты, горячий ключ, уютная хижина…
– Ты и я, – закончил за нее Трэвис, привлекая жену к себе. Их тела под водой соприкасались, и от этого на поверхности появлялось еще больше пузырьков. – Медовый месяц не бывает без новобрачных.
– И без большой любви, – добавила она, подбираясь языком под его усы и щекоча уголок рта.
– Да, – прохрипел он, чувствуя, как еще один его орган пробуждается к жизни. – Не будем забывать о любви, пусть ее будет очень много.
Они смеялись, любили, о чем только не говорили. Сэм наслушалась массу историй о приключениях Трэвиса в бытность его техасским рейнджером, а потом начальником полицейского участка. Она узнала кое-что о его детстве; он тоже пополнил свои знания о ней. Они сообща мечтали и планировали будущее для себя и своих детей. Когда неделя подошла к концу, им обоим очень не хотелось расставаться с милым уединением и возвращаться в реальный мир. Их свадебное путешествие удалось на славу, они побывали в райском уголке среди роскошной природы и уезжали оттуда, не скрывая своего сожаления.
К удивлению Трэвиса, Сэм предложила ему совсем другой путь, чем тот, по которому они приехали сюда. И снова, после того как они отъехали на небольшое расстояние, Сэм потребовала, чтобы он надел повязку на глаза.
– Я обещала Сэму, а я никогда не нарушаю своего слова, – сказала она. – Не беспокойся, мы не будем возвращаться на ту тропу и не пойдем по крутому склону.
Трэвис ничего не видел, но почувствовал, что они вошли в темную сырую пещеру. Стук от копыт лошадей отдавался гулким эхом, ему было слышно, как струится вода по каменным сводам. Голос Сэм звучал как из бочки, когда она предупреждала, чтобы он нагнулся и не ударился головой о низкий потолок. Они прошли довольно большое расстояние, когда Трэвису почудился впереди рокочущий звук. Сначала он не мог определить природу этого звука, но когда они подошли поближе, у него не осталось сомнений, что это шум воды. Они приближались к водопаду.
– О'кей, Трэвис. Сейчас мы немного намокнем, – предупредила его Сэм. – Держись крепче в седле и дай лошади самой выбрать путь.
Намокнуть – это было слабо сказано. Утонуть – вот что грозило им. Сначала на Трэвиса упало несколько капель воды, но в следующую секунду ему показалось, что на него и на его лошадь обрушились тонны воды. Лошадь споткнулась под этим потоком, но каким-то чудом удержалась на ногах. И когда Трэвис уже не сомневался, что их ждет гибель в пучине, они выехали на теплый солнечный свет. Еще шагов шесть они прохлюпали по воде, но вскоре снова оказались на сухой почве, а еще через две мили по вьющейся тропе Сэм разрешила ему снять повязку.
Их тайный рай остался далеко позади, надежно скрытый от всех непосвященных, и место его расположения так и осталось неразгаданным, . Но их воспоминания о том, как они в полном уединении провели там неделю, будут жить вечно, вспыхивая в их памяти волшебными снами.
Тамбл показался им страшно далеким от Хот-Спрингса и их удивительного свадебного путешествия. Жизнь текла в нем обычным чередом, и вскоре Сэм и Трэвис вошли в знакомый ритм, хотя теперь они чувствовали себя свободнее, потому что Элси не жила вместе с ними, а приходила два раза в неделю помогать по дому. У Сэм заметно начал расти живот, и она не могла обойтись совсем без ее помощи.
Делая заготовки на зиму из всего, что росло на огороде, Элси учила Сэм, как консервировать и сохранять овощи, и ряды горшков с джемами и желе, с горохом и бобами, кукурузой, огурцами и свеклой множились день ото дня. Они наделали столько яблочного соуса, что Сэм начинало тошнить от одного взгляда на яблоки. Они варили помидоры, пока те не начали сниться Сэм по ночам. Они еще не закончили свои труды, а фрукты и овощи уже не давали ей спокойно спать.
Когда последние заготовки были сделаны, Сэм вздохнула с большим облегчением. Но Элси вынашивала другие планы. Из пепла, что остался в печи от прошлой зимы, она хотела изготовить свечи и мыло.
– Но ведь и мыло и свечи можно купить в лавке, – недовольно ворчала Сэм. – Зачем нужно делать их самим?
– Потому что тебе нужно знать, как это делается, вот зачем, – упрямо твердила Элси. – Соображения удобства не могут оправдать лень или неумение. Каждая молодая жена обязана знать, как сделать мыло и свечи. Никогда не знаешь, вдруг это пригодится. Кроме того, это дешево, а каждая женщина должна уметь экономить деньги.
Потом, когда было покончено с последним куском мыла и последняя свеча досыхала на своем фитиле, Элси объявила, что Сэм давно пора обучиться благородному искусству стегания одеял.
– Элси, ты же знаешь, что я шью почти так же, как и пою, – жаловалась Сэм. – У меня и так достаточно хлопот с детскими вещами.
Несмотря на то что с этим Элси не могла не согласиться, она сказала:
– Это не причина отказываться от возможности научиться. Чем больше ты практикуешься, тем лучше у тебя получается. И подумай, как ты будешь гордиться, когда сделаешь одеяло своими собственными руками. Когда-нибудь ты передашь его своим внукам. Вот это будет да!
По разумению Сэм это было бы просто чудом!
– По-моему, мои таланты не простираются дальше изготовления половиков, – ворчала она. Но все же, правда скорее из желания, чтобы Элси отстала от нее, Сэм взяла иглу и нитки и храбро принялась за одеяло. Если ее опасения сбудутся и оно окажется негодным, его всегда можно засунуть в чулан, а потом, когда Элси забудет о нем, сжечь.
Теперь, когда беременность Сэм становилась все более явной, приближение родов все больше волновало не только ее, но и Трэвиса. Он начал проявлять сильное беспокойство о ее здоровье и о здоровье будущего малыша. Он дошел даже до того, что нанес визит доктору Пэрди и заявился домой во всеоружии разнообразных советов насчет того, как следует вести себя и как питаться будущей матери. Сэм и без того тревожили предстоящие роды, и вскоре она окончательно потеряла всякое терпение и готова была поколотить Трэвиса.
– Ты сегодня пила молоко? – каждый день спрашивал он. – Ты ведь знаешь, что доктор Пэрди велел тебе пить молоко.
– Терпеть не могу молоко, и ты об этом знаешь, – огрызалась она, но каждый раз это кончалось тем, что она, давясь, все-таки выпивала молоко только для того, чтобы Трэвис замолчал. Если она отказывалась, он приставал к ней до тех пор, пока она не сдавалась.
Он наблюдал за правильностью ее питания с пылом фанатика, добивался, чтобы она ела достаточно мяса, овощей и фруктов. Это не вызывало особых возражений Сэм, тем более что она была в еде непривередлива, но когда он начал ограничивать ее в сладостях, она устроила ему скандал.
– Ты ешь уже второй кусок пирога с персиком, Сэм, – говорил он. – Ты можешь поправиться, милая. А это нехорошо для малыша. Почему бы тебе не съесть это красивое вкусное яблоко?
– Так случилось, что мне больше нравится персиковый пирог, – возражала она, сверкая глазами. – Если мне суждено превратиться в слониху, то я хочу насладиться этим процессом.
– Но яблоко тебе гораздо полезнее.
– Хочу пирог, Трэвис!
Особенно ему досталось, когда она обнаружила склонность к черному лакричнику. Она ныла, и жаловалась, и канючила до самой ночи, лишая его сна. Утром он не мог дождаться, когда откроется лавка, и возвращался домой, нагруженный длинными черными плетями черного лакричника. Теперь он выкупал весь запас в лавке.
– Надеюсь, это тебя обрадует, – шипел он. Сэм чувствовала себя на седьмом небе.
– Но почему именно лакричник? – осмелился он однажды спросить, наморщив нос.
– Почему ты спрашиваешь об этом меня? Пойди и поинтересуйся об этом у своего приятеля, доктора, – огрызнулась она в ответ. – Может, это связано с тем, что я бросила курить по твоему настоянию, откуда я знаю. Зато от него у меня нет изжоги, которую дает мне все остальное.
– Знаете, – вмешалась Элси, желая разрядить напряжение, – говорят, что если у матери изжога, то ребенок родится с волосиками на голове.
– Док говорит, что это все бабская ерунда, – объявил им Трэвис тоном превосходства, который он приобрел с недавних пор и который раздражал всех чрезвычайно.
– Ну и пусть, сейчас мне все равно, даже если он родится с шестью пальцами на каждой ноге и лысый, как яйцо, – ответила Сэм. – Мне уже надоело глотать соду после каждой еды.
Он осуждающе посмотрел на нее:
Бог знает, не повредит ли столько лакричника ребенку. Ты хоть об этом подумала?
– Ах, Трэвис, дорогой, я думаю очень даже о многом в последнее время, – протянула она с кислым видом. – В основном я мечтаю о том, как было бы прекрасно, если бы ты уехал куда-нибудь на Аляску или в Китай, например, и перестал бы терзать меня каждую минуту! А еще я мечтаю о том, как было бы замечательно поддать тебе по одному месту! К удивлению обеих женщин, он рассмеялся:
– Душечка, если ты держишь это на уме, то лучше тебе исполнить свое желание как можно скорее или отказаться от него навсегда. Если ты еще прибавишь в весе, ты не сможешь задрать ногу на такую высоту. – Я в этом сильно сомневаюсь, – сказала она, – но если все-таки случится по-твоему, мне придется довольствоваться несколькими хорошими пинками по ногам.
Трэвис только тогда отстал от нее, когда она сказала, что из-за него она ужасно нервничает.
– Я стала жутко раздражительной, Трэвис. Честное слово, не дергай меня зря. Если ты не прекратишь приставать ко мне все время по мелочам, у меня будет крапивница. И тогда пеняй на себя, если ребенок родится весь в красных пятнах.
Эти слова, а также очередная беседа с доктором Пэрди убедили Трэвиса, что надо оставить Сэм в покое.
– Спокойная мать – счастливая мать, Трэвис, – советовал доктор. – А счастливая мать сделает счастливым и отца ребенка. Держите подальше от Сэм сигареты и спиртное, а так пусть она ест что хочет. Я уверен, если она будет питаться как обычно, все будет хорошо.
– Но, доктор, а как же черный лакричник? – не отставал Трэвис. – Разве это нормально? Пэрди рассмеялся и покачал головой:
– Но разве Сэм вообще в нормальном состоянии последнее время? Однако не огорчайтесь. Насколько я знаю, в лакричнике нет ничего такого, что могло бы повредить вашему ребенку. Успокойтесь, Трэвис, иначе мне придется вас лечить от крапивницы.
Несколько дней спустя они сидели вечером за ужином, Трэвис как раз положил в рот изрядный кусок цыпленка, как вдруг Сэм, сидевшая напротив него, схватилась за живот и издала странный звук. Испуганный Трэвис привстал из-за стола. На его лице отразилась тревога.
Машинально он проглотил весь кусок цыпленка, даже не прожевав его. Естественно, сразу же подавился и начал откашливаться. В следующие мгновения он уже задыхался, горло сжимали судороги. Он потянулся за чашкой с кофе, рука вздрагивала с каждым покашливанием, и все это закончилось тем, что он вылил весь кофе на скатерть.
Забыв обо всем, Сэм бросилась ему на помощь. Лицо Трэвиса приобрело багровый оттенок, слезы струились из глаз. Одной рукой он сжимал горло, другой хватался за грудь, и она испугалась, что в любой момент он может упасть к ее ногам бездыханный! Не зная, чем еще можно помочь ему, Сэм начала колотить его изо всей силы по спине. Через несколько минут он уже жестом давал сигнал, чтобы она прекратила, и лихорадочно кивал головой. Он уже нормально дышал, и цвет его лица почти восстановился.
Сэм схватила свой стакан молока, сунула ему, с волнением наблюдая, как он, захлебываясь, осушил его залпом. Усаживая его снова за стол и садясь на свой стул, Сэм тяжело вздохнула:
– Ну, Трэвис! Ты напугал меня до смерти!
– Это я тебя напугал? – вскричал он, сверкая на нее глазами и вытирая салфеткой вспотевшее лицо. – Это ты застонала и схватилась за живот! – Но тут же позабыл свой гнев и снова забеспокоился: – Ты хорошо себя чувствуешь? Тебе не больно?
– Да! Нет! – запинаясь, сказала она. – Черт побери, со мной все в порядке! Просто что-то дернулось внутри. А ты чуть не задохнулся до смерти. Как ты, нормально?
Угрожающее выражение вновь появилось на его лице, брови сдвинулись, верхняя губа подобралась под усы.
– Да, мой час еще не пришел! – с досадой сказал он. – А что это у тебя дернулось?
– Ничего, во всяком случае, повода для расстройства нет никакого, – уверила она. – Трэвис! Вот опять! – Она схватила его за руку и положила ее себе на живот. – Вот! Опять, чувствуешь?
Они ждали вместе, и точно, это снова случилось, легкое движение, словно дыхание ветерка, пробежавшего по листве дерева. Расширенные черные глаза Сэм встретились с глазами Трэвиса и остановились на них.
– Что это? – прошептала она. Но его блестящие глаза уже светились радостью и восхищением.
– Это наш ребенок, Сэм, – прошептал он благоговейно, не в силах справиться с нахлынувшими на него чувствами. – Это наш малыш шевелится внутри тебя.
ГЛАВА 26
Кончалась осень. Незаметно подошел День благодарения. К празднику должны были выпустить из тюрьмы Хэнка, и Сэм целыми днями готовилась к этому событию. Это доставляло ей много радости, ведь она понимала, что впервые у Хэнка будет своя комната. Даже совсем маленьким ему приходилось спать в одной комнате со старшими братьями. В первый раз за многие годы у него будет постоянный дом, и Сэм хотела, чтобы ему было в нем как можно приятнее. Ей хотелось, чтобы ему было удобно, чтобы он был счастлив, чтобы чувствовал, что он нужен, что он часть их маленькой семьи.
Срок ее беременности перевалил за половину, и с каждым днем живот все больше увеличивался в размерах, по крайней мере ей так казалось. Каждый фунт, на который она прибавляла в весе, словно прямиком направлялся в живот, и чем тяжелее она становилась, тем труднее ей было двигаться.
– Ты стала похожа на двухколесную тележку, груз которой съехал на одну сторону, – дразнил ее Трэвис. – Посмотри на себя, милая, ты явно перегружена спереди. Нужно следить за тобой, чтобы ты в один прекрасный день не перевернулась вниз лицом. Но ей было не смешно.
– Что за шутки у тебя, Трэвис, – вяло отмахивалась она. – И откуда ты достаешь их, из бочки, что ли?
– Кстати, о бочках, – смеялся он, глядя на ее выпирающий живот, – похоже, что ты проглотила одну на них.
– Иногда мне очень хочется, чтобы мы с тобой поменялись местами, – отвечала она, сверкая глазами. – Вот тогда бы ты так не веселился – на что угодно могу поспорить. Да ты, кажется, начинаешь забывать, по чьей милости меня так разнесло. – Сэм потерла живот, чтобы облегчить зуд натянувшейся кожи. – Хотя я тоже очень хочу этого ребенка. Трэвис, бывают дни, когда ты меня просто ужасно удручаешь.
– Ах, любимая, не сердись на меня, – поспешил он утешить ее. – Я просто шучу. Я тебя люблю, и ты это знаешь. А животик тебе ужасно идет. Ты с ним выглядишь просто очаровательно.
– Очаровательно! – фыркнула она. – Вот слово, которое я очень скоро возненавижу.
Несмотря на все тяготы беременности, Сэм была счастлива. Она с нетерпением ожидала рождения малыша и часто размышляла о том, на кого он будет похож, будет ли это мальчик или девочка. Во всяком случае, в том, что ребенок получится шустрым и здоровым, она не сомневалась. Сейчас он шевелился в ней, беспрестанно толкаясь в разные стороны, и Сэм ужасно нравилось это ощущение.
По ночам, когда они с Трэвисом удалялись к себе в спальню, муж клал руку или голову ей на живот и разделял эту радость вместе с ней. Вместе они придумывали имя своему малышу. Почему-то их больше интересовали имена мальчиков, чем девочек.
– Что, если мы назовем его Питер, – предложила она.
Трэвис отрицательно качал головой:
– По мне, Питер ничуть не лучше Хораса. Наверное, потому, что когда я был маленький, я знал одного типа по имени Питер, это был мерзкий драчун и злыдень. Что ты скажешь насчет Эндрю?
Сэм сморщила нос:
– Пока он будет маленький, все будут называть его Энди. Это ничего, но я не могу представить себе взрослого мужчину с таким именем.
– Стюарт?
– Нет.
– Джеремия?
– Гм.
– А как тебе Дуглас?
– Стоит подумать, а что ты скажешь насчет Брэдли?
Так продолжалось довольно долго. Только несколько недель спустя они остановились на имени Тревор, если родится мальчик, но имя для девочки никак не давалось им.
– Пока будем называть ее просто Малышка Пустышка, – пожал плечами Трэвис.
Взгляд Сэм красноречиво сказал ему, что она думала по этому поводу.
– Я что-нибудь придумаю, – пообещала она, подавляя зевоту. – Может, завтра. – С этими словами она свернулась и уснула, прижавшись животом к изгибу спины Трэвиса. Как бы в отместку за неудачное имя «Малышка Пустышка» энергично толкала Трэвиса в спину почти всю ночь.
Сэм слишком была утомлена, чтобы обращать на это внимание, а Трэвису это даже нравилось. Он забылся чутким сном с улыбкой на губах.
За три дня до Дня благодарения Хэнка выпустили из тюрьмы. Сэм была вне себя от радости. Она водила его по дому, словно это был королевский дворец.
– Смотри, Хэнк! На кухне есть насос, так что нам не приходится таскать ведра со двора.
Но Хэнк оценил не так кухонные усовершенствования, как свою собственную комнату.
– Сэмми, как мне здесь нравится, – сказал он, оглядывая спальню. Коричнево-голубые занавески на окнах красиво сочетались с покрывалом на кровати в тех же тонах. Он сел на кровать, попрыгал для пробы на матрасе и улыбнулся. – Это, пожалуй, лучше, чем койка в камере. Спасибо.
– Представляю! Хуже, наверное, и нет ничего. Ах, Хэнк! Я так рада, что ты с нами. – Она села на кровать рядом с ним, крепко обняла его за плечи. Слезы счастья щипали ей глаза.
– Я тоже очень рад, Сэмми, и я обещаю, что не буду вам с Трэвисом в тягость. Я стану много работать и не попаду больше ни в какие передряги.
– А по воскресеньям будешь ходить с нами в церковь, – добавила Сэм.
Глаза Хэнка сразу погрустнели так, что это выглядело несколько комично.
– А это обязательно? Сэм кивнула:
– Да, Хэнк. Судья очень советовал, чтобы ты ходил в церковь. Это хороший способ познакомиться со здешним народом, и мы с Трэвисом полностью с этим согласны.
– Но я и так заведу знакомства в платной конюшне, где буду работать, – возразил он.
– Это верно, – сказала Сэм, – но, посещая церковь, ты как бы покажешь, что вступил на праведный путь. Прежде чем тебя действительно примут в общество, тебе придется еще долго доказывать, что ты не преступник.
– Ты тоже ходила в церковь?
– Конечно, но в моем случае церковью дело не ограничилось. Мне пришлось прилагать гораздо больше усилий. А тебе в церкви даже понравится, надо только начать.
На следующий день Хэнк начал работать у Эда Говарда. Эд неохотно согласился взять к себе Хэнка, он лишь уступил настояниям судьи Эндрюса и Трэвиса. Несмотря на подозрительное и холодное отношение к нему со стороны Эда, Хэнк с удовольствием принялся за работу. Ему нравилось возиться с животными. Без единой просьбы хозяина он целыми днями убирал навоз, кормил, поил и чистил лошадей. Работа была тяжелая, рабочий день нескончаемый, плата мизерная. Но Хэнк был доволен, словно это и было его призванием. Мало-помалу отношение Эда к нему стало изменяться в лучшую сторону. Он заметно смягчился, особенно когда своими глазами увидел, как лошади отзываются на ласковое обращение с ними Хэнка.
Сэм хотелось отметить свой первый с Трэвисом День благодарения как можно лучше, ей хотелось, чтобы это был настоящий праздник в кругу семьи и друзей. С согласия Трэвиса она позвала в гости Чеса и Молли. Еще она пригласила пастора с женой и была очень рада, что они приняли приглашение.
Элси планировала провести этот день у своей дочери вместе с остальными детьми и внуками, однако сама предложила свою помощь в подготовке первого званого обеда, который устраивала Сэм, к большой радости последней. Задолго до прибытия гостей дом уже сиял чистотой, пироги охлаждались, фаршированная индейка распространяла повсюду дразнящий аромат. Кухонный стол ломился от расставленных на нем разнообразных блюд.
Сэм вихрем вылетела из кухни, чтобы успеть одеться. С помощью Элси она сшила себе новое платье и, несмотря на размеры своего живота, чувствовала, что оно ей очень идет. Судя по блеску глаз Трэвиса, он тоже придерживался такого же мнения. Платье цвета ржавчины, но не тусклого, а яркого, как осенний лист, его украшал идущий по скромному вырезу широкий белоснежный, связанный крючком кружевной воротник. Кружевами оканчивались манжеты длинных рукавов. Густые сборки у талии скрадывали округлившуюся фигуру Сэм, а тугой лиф отвлекал внимание от располневшего живота и подчеркивал ее крепкую, высокую грудь.
Даже непослушные кудри сегодня повиновались ей и, приподнятые с помощью гребенок, падали ото лба назад блестящими медно-красными локонами, открывая лиц.
– Ты выглядишь просто неотразимо! – похвалил Трэвис, окидывая жену с ног до головы восхищенным взглядом. – Сегодня, когда наши гости разойдутся, обещаю тебе, что твое очарование тебе даром не пройдет.
– Ловлю тебя на слове, начальник Кинкейд! – лукаво улыбнулась она, чувствуя, как к ней возвращается уверенность в ее обаянии. – Позволь ответить тебе комплиментом. На тебя тоже приятно посмотреть.
И в самом деле, брюки и сюртук из коричневой ткани в рубчик ему очень шли. Этот цвет хорошо оттенял светлые волосы и светлые, недавно подстриженные усы. Галстук в тон костюма отлично выделялся на фоне хрустящей белоснежной рубашки. Ради такого торжественного случая Трэвис начистил сапоги до зеркального блеска. Сэм не могла глаз от него отвести, такой он был красивый.
День прошел очень хорошо, и Сэм осталась довольна собой. Впервые у нее на обеде присутствовали не один или два человека, как случалось и раньше, а сразу несколько, и она поэтому немного нервничала, но все прошло очень удачно. Индейка зажарилась как раз в меру; булочки к столу получились мягкими и пышными; пироги пропеклись; и, о чудо из чудес, ей удалось приготовить соус без комков, и все совершенно самостоятельно.
Все уверяли ее, что все получилось вкусно, И щедро рассыпали похвали хозяйке в кулинарном искусстве, пока Сэм не смутилась окончательно.
– Мне помогала Элси, – честно призналась она. – В этом обеде есть и ее заслуга.
– Но в основном ты все сделала самостоятельно, Сэм. Я очень горжусь тобой, – сказал Трэвис, заставив ее покраснеть еще больше.
Хэнк не мог поверить своему счастью.
– Сэмми, вот бы папаша удивился, если бы узнал, что ты научилась так хорошо стряпать. Билли что-то толковал нам, что ему не хватает твоих пирогов, но мы решили, что он шутит. Да я и сам помню, что ты не умела разогреть банку с бобами, чтобы они не подгорели! Если ты и дальше собираешься так готовить, я думаю, мне здесь понравится.
Собрав соус с тарелки куском булочки, Хэнк засунул его целиком себе в рот, но Сэм была так счастлива, что он ее похвалил, что не стала бранить его за неумение вести себя за столом. Это все придет позже, необходимо только повозиться с Хэнком, как делали это с ней Трэвис и Элси. А пока что Сэм блаженно купалась в лучах похвал и ласковых слов.
Женщины убрали со стола лишние тарелки, и теперь все уселись есть тыквенный пирог, украшенный сверху взбитыми сливками. Вдруг Чес громко откашлялся и выразительно посмотрел на Молли. Когда присутствующие услышали это и подняли на него глаза, он выгнул бровь в сторону Молли, та ответила смущенным кивком головы и стала нервно покусывать зубками нижнюю губу.
– Мы с Молли хотим сделать объявление именно здесь, в кругу наших лучших друзей, если никто не возражает, – сказал Чес. В ответ на любопытные взгляды он выпалил: – Я спросил Молли, выйдет ли она за меня замуж, и она согласилась.
Первой криком восторга отреагировала Альма. К огромному облегчению Сэм, миссис Олдрич не возражала против того, чтобы сидеть с Молли за одним столом. Более того, супруга пастора изо всех сил старалась быть с ней как можно любезнее. Ее муж поступал точно так же, и за столом не сложилась напряженная атмосфера, которой так опасалась Сэм, когда обсуждала список гостей с Трэвисом. И Хэнка и Молли общество не принимало, но Сэм надеялась, что супруги, посвятившие себя христианству, не дадут им почувствовать себя отверженными.
Пастор Олдрич воззрился поверх своих беспрестанно сползающих с носа восьмиугольных очков и благосклонно улыбался. Трэвис повел себя с большим пылом, он вскочил из-за стола и от всей души хлопнул приятеля по спине. Быстро обойдя стол, он поцеловал зардевшуюся Молли.
