Текст книги "Сладостная ярость"
Автор книги: Кэтрин Харт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)
ГЛАВА 24
Хэнк сидел за решеткой, ожидая суда. Том и Билл все еще находились в Мексике. Папаша умер из-за крошечного кусочка свинца, который проглядела Сэм, когда чистила его рану. Стояла удушающая жара, а из-за ребенка, сидевшего в животе, Сэм часто тошнило, и кроме того, в самое неподходящее время дня ее одолевал сон.
Сэм погрузилась в глубокую тоску. Каждое утро от нее требовались невероятные усилия, чтобы открыть глаза и встать с постели. Казалось, Сэм покинула вся ее воля и энергия. Возвращение Хэнка и известие о смерти отца были последней каплей. Силы совсем оставили Сэм.
Целыми днями она вяло слонялась по дому. У нее ко всему пропал интерес. Это заметили все, и Элси готова была рвать на себе – или на Сэм – волосы.
– Что ты ходишь, будто в каком-то густом тумане? – укоряла ее Элси, не в силах смотреть, как Сэм едва передвигает ноги. – Ты молода, здорова, у тебя замечательный муж, ты ждешь ребенка. Если хоть раз улыбнешься, от тебя не убудет.
Не обращая внимания на мрачные взгляды Сэм, она продолжала:
– Душечка, я понимаю, как тебе больно, оттого что твоего отца больше нет. Если бы ты не страдала, это было бы не по-человечески, но тебе нужно справиться с горем и жить дальше. Ты не должна ложиться в могилу вместе с ним. Сама же говоришь, что и он этого не захотел бы.
В черных глазах Сэм вновь засверкали слезы. Безмолвно Сэм молила Элси о снисхождении.
– Я… я даже не успела проститься с ним, – сказала она, подавляя рыдания. – Я должна была быть рядом с ним, держать его за руку, сказать ему, как я люблю его, так же, как тогда, когда мы прощались с мамой. Я должна была быть с ним, Элси! Я должна была быть там и сказать ему, как я казню себя за то, что из-за меня он так страдает, сказать ему, как мне будет не хватать его, дотронуться до него, утешить его!
Теперь рыдания сотрясали все ее хрупкое тело, и когда Элси обняла ее, Сэм беспомощно прижалась к ней и дала волю слезам.
– Выплачься, Сэм. Тебе так будет легче.
На следующий день между Сэм и пастором Олдричем состоялась долгая беседа, а после этого долгий разговор с Хэнком. Нехотя, с трудом брат рассказал ей все подробности, какие только мог вспомнить о последних днях пребывания Билла Даунинга в этом мире, вновь переживая их и разделяя эти переживания с сестрой. Свежие раны снова открылись, очистились, а потом начали заживать.
Два дня спустя Сэм получила письмо и небольшой пакет из Мексики. Письмо было от Нэн и Тома; в пакете оказался изящный медальон. В письме говорилось:
«Дражайшая Саманта!
Посылаем тебе нашу любовь и этот медальон и всей душой разделяем твое горе. Ты, наверное, получила известие от Хэнка и узнала о смерти своего отца. Мы хотим, чтобы тебе было известно, что доктор сделал все возможное, чтобы облегчить отцу страдания.
Он часто и с любовью говорил о тебе, и если ты винишь себя в его смерти, то, пожалуйста, не делай этого. Мы знаем, что он не хотел, чтобы ты хоть в чем-то обвиняла себя. Одним из его последних желаний было то, чтобы мы послали тебе этот медальон. К несчастью, Хэнк забыл взять его с собой, но сейчас, мы надеемся, ты его уже получила. Медальон принадлежал твоей маме, и отец никогда с ним не расставался. Теперь он перешел к тебе, а потом ты передашь его своей дочери или сыну как драгоценную память.
Пусть на твоей душе станет легче – перед концом отец нашел успокоение. С последним вздохом он открыл глаза и улыбнулся, а потом прошептал имя твоей матери. Нам с Томом хочется верить, что в тот момент он увидел твою дорогую маму, идущую к нему навстречу, и что они теперь наконец соединились навеки.
Отец желал тебе счастья в твоей новой жизни, дорогая сестра, и мы оба желаем тебе того же. Хэнк, должно быть, рассказал тебе о нашей свадьбе, и хотя нам бы очень хотелось разделить с тобой все наши радости и горести, сейчас это, по-видимому, невозможно.
Том попробует обосноваться здесь, и мы оба мечтаем о том, чтобы исполнилось его давнее желание стать проповедником. Билли и Нола думают обзавестись ранчо и заняться хозяйством. Они тоже шлют тебе привет и надеются, что ты поймешь и простишь их поспешное бегство.
Конечно, нам не терпится услышать новости о тебе и о Хэнке, но остается только лишь молиться и надеяться на лучшее. Если это в твоей власти или во власти Трэвиса, мы знаем, что вы сделаете все возможное, чтобы с Хэнком ничего плохого не случилось. Мы будем время от времени посылать тебе весточки, хотя и знаем, что ты не сможешь ответить нам.
Когда-нибудь, мы надеемся, все образуется и мы снова увидимся. А до той поры знай, что наши сердца с тобой. Желаем тебе, Сэм, твоему будущему ребенку, а также Трэвису счастья. Передай ему привет, и Хэнку тоже.
Всегда твои – Нэн и Том».
Крепко прижав медальон к груди, Сэм сквозь слезы с трудом разбирала слова, написанные Нэн. Она прочитала письмо дважды, стараясь запомнить каждое драгоценное слово, безумно страдая за себя и за них. Ей пришло в голову, что по иронии судьбы именно Нэн научила ее читать, и если бы не она, Сэм не смогла бы прочитать это письмо самостоятельно. Теперь Нэн вошла в их семью, стала женой ее брата и пишет ей из какого-то неведомого мексиканского городка, сочувствует ее горю. Быть может, именно Нэн держала руку отца вместо Сэм, охлаждала его пылающий лоб и утешала его. Сэм хотелось в это верить, потому что она знала, что у Нэн тонкая душа и любящее сердце.
Этот медальон с портретами матери и отца так благотворно повлиял на Сэм, что ее огромное горе стало постепенно утихать. Снова на ее лице стала мелькать улыбка, к которой так привык и которую так полюбил Трэвис.
Медальон оказался и добрым предзнаменованием. Несмотря на постоянные требования и угрозы со стороны Рейфа Сандоваля, судья Эндрюс в считанные дни провел судебное заседание и вынес свой вердикт. Хэнк Даунинг избежал виселицы. Не грозило ему и провести остаток своих дней в тюрьме. Как и при разборе дела Сэм, судья Эндрюс принял во внимание возраст Хэнка, когда тот впервые встал на путь преступлений вместе со своей семьей. Кроме того, он обратил внимание на некоторую умственную отсталость Хэнка, что тоже не могло не повлиять на мягкое решение его дела.
Хэнка приговорили к трем месяцам заключения здесь же, в Тамбле, под бдительным оком Трэвиса, после чего он должен был перейти под опеку того же Трэвиса. Он должен был жить с Трэвисом и Сэм в их доме, ему запретили покидать Тамбл, общаться с преступным элементом. На один год он лишался права на ношение оружия. Одним из условий его освобождения было то, что Хэнк должен был отработать определенный срок на платной конюшне под строгим наблюдением.
Хотя очень многие выражали свое несогласие с решением судьи Эдрюса, сделать они ничего не могли. Время покажет, можно ли полагаться на Хэнка Даунинга, можно ли ему доверять. А пока остается только следить за ним во все глаза.
Несмотря на этот глухой ропот горожан, Сэм не могла поверить своему счастью. У Трэвиса были кое-какие сомнения, но он мудро держал их при себе. Он давно уже не видел Сэм такой счастливой, и ему не хотелось преждевременно лишать ее радости. К тому же не исключено, что все получится как нельзя лучше.
И все же теперь в маленьком доме Трэвиса становилось еще на одного обитателя больше, и это было Трэвису совсем не по душе. Полгода назад в доме жил он один, а Элси приходила только для того, чтобы готовить и убирать. Сейчас Элси жила в доме постоянно, и скоро за обеденным столом их будет четверо взрослых и один ребенок, и еды и белья надо будет больше и вообще всего, – и все это Трэвису не особенно нравилось. Да и к Хэнку теперь тоже придется привыкать. Трэвис и Сэм были женаты всего несколько недель, но уже их уединению, полному блаженства, грозила опасность, интимность их личной жизни таяла как сон. Только сияющее лицо Сэм и его любовь к ней оправдывали эти жертвы.
– Как бы ты отнеслась к медовому месяцу? – спросил он ее однажды ночью, после того как Элси наконец перестала возиться в своей спальне, примыкающей к их комнате.
– Медовый месяц? – не поняла Сэм.
– Ну да. – Он усмехнулся своей кривой усмешкой, которая так шла ему и которая заставляла биться ее сердце с увеличенной скоростью. – Так называется время, которое молодые супруги проводят только вдвоем, в тишине и уединении. Что-то у нас с тобой почти не остается времени для себя. Ведь то один, то другой из твоих братцев сваливаются нам на голову.
Сэм почувствовала, что начинает заводиться:
– Послушай, Трэвис Кинкейд! Это ты настоял – нет, заставил силой, – чтобы я вышла за тебя замуж, в то время как Билли все еще сидел за решеткой. Если нам выпало неподходящее время, то не я его выбирала. А когда Билли исчез, это ты настоял, чтобы Элси снова переехала к нам, поэтому я не виновата, если мы не можем побыть в одиночестве.
– Ну, хорошо, хорошо! Успокойся, – сдался он, поднимая руки кверху, словно защищаясь от нее. – Я только хотел сказать, что нам не помешает проводить больше времени только вдвоем. Когда Хэнк выйдет из тюрьмы, он будет жить с нами, потом, не успеем мы оглянуться, появится малыш и будет отнимать у тебя массу времени.
– Что нам мешает попросить Элси, чтобы она некоторое время пожила у себя дома, – предложила Сэм, наморщив лоб от напряжения. – Хэнку еще три месяца сидеть в тюрьме, и наш дом будет в нашем полном распоряжении. Не думаю, чтобы Элси возражала, если мы ее как следует попросим.
Сначала Трэвису понравилась эта идея, но потом у него появились сомнения.
– Но разве сейчас ты сможешь обходиться без Элси? Я знаю, последнее время ты неважно себя чувствуешь, а очень скоро ты и вообще будешь переваливаться, как фаршированная гусыня… – Его насмешливая улыбка смягчила последние слова, но Сэм уже попалась на удочку.
– Фаршированная гусыня! – вскричала она. – Ах ты, надутый индюк! Я завела этого ребенка не сама по себе, ты, животное. Если бы не ты, я бы сейчас так не мучилась! – Она принялась колотить его подушкой по голове и продолжала: – Сдается мне, ты здорово повеселился, когда делал этого ребенка, если мне память не изменяет.
– А ты разве нет? – спросил он, посмеиваясь глухим голосом из-под подушки.
– Ну-у, – сконфузилась она, позволив ему скинуть подушку с лица и перевернуть ее на спину. Теперь он лежал на ней сверху и смеялся. – Разве что немножко.
Трэвис покрыл ее поцелуями.
– Саманта Кинкейд, ты жуткая врушка, но я все равно тебя люблю.
Один поцелуй влек за собой другой; одно ласковое прикосновение множество других. Вскоре Сэм извивалась под ним, стараясь приглушить свои вопли восторга. Позже, положив голову на плечо Трэвиса и расслабленная, она прошептала:
– Завтра я поговорю с Элси.
Она почувствовала, что он кивнул и вздохнул:
– Ну и хорошо. Наверное, это лучше, чем ничего. Как бы я хотел запереться ото всех и притвориться, будто нас нет дома целую неделю, а то и больше. Но даже если бы мы это и сделали, обязательно нашлась бы дюжина людей, которым позарез нужен был бы начальник полиции по той или иной причине.
– А ты не можешь оставить вместо себя Чеса? Он пожал плечами:
– До тех пор пока я в городе, ко мне обязательно будут приставать со всеми своими проблемами.
– Тогда давай уедем отсюда на несколько дней, или у тебя нет денег? – Трэвис сам распоряжался их финансами, и Сэм толком не знала, сколько они могут позволить себе потратить денег.
– Это зависит от того, куда мы поедем и на чем, – ответил он. Блеск в глазах Сэм выдавал ее состояние, которое передавалось и ему.
– Что, если поехать поездом в Арканзас, куда-нибудь поближе к Хот-Спрингсу? Он расплылся в улыбке:
– Я думаю, это мы можем себе позволить. А что у тебя на уме, дорогая? Уж не хочешь ли ты искупаться в минеральных источниках?
Она покачала головой и загадочно улыбнулась:
– Вот только доедем до Хот-Спрингса, а дальше я поведу тебя сама. Я знаю одно замечательное местечко, красивое и уединенное. Тебе понравится! Честное слово!
– Этой твой сюрприз? – подозрительно спросил он. Теперь, когда он довольно хорошо узнал и Сэм, и ее семью, он остерегался любых сюрпризов, которые она могла ему преподнести.
– Ах, Трэвис! Ну что ты так осторожничаешь! Если у меня все получится, будет просто замечательно, но я не могу тебе сейчас все рассказать. Я не хочу нарушать обещания старому другу.
– Какому еще другу?
– И этого я не могу тебе сказать. Это старый друг нашей семьи.
– Почему я ничего не знаю об этом, Сэм? – проворчал Трэвис.
– Зато я знаю. Договорись с Чесом, чтобы он заменил тебя на некоторое время, и купи билеты на поезд. А мне нужно послать пару телеграмм.
Два дня спустя Трэвис схватился за голову: как он мог поддаться уговорам Сэм! Но было поздно. Если бы кто-нибудь сказал ему заранее, что он будет кротко ехать за Сэм с завязанными глазами по опасной горной тропе, он бы решил, что этот кто-то спятил. Теперь ему казалось, не сам ли он выжил из ума.
В Хот-Спрингсе он закупил провизию, лошадей, и когда выехали из города, Сэм дала Трэвису платок, чтобы он завязал им глаза.
– Доверься мне, Трэвис, – сказала она со сладкой улыбкой. – Это потому, что я обещала, что ты не узнаешь, где точно находится хижина.
Звук падающих камней вернул Трэвиса к действительности.
– Сэм? – позвал он. – Это зашло слишком далеко, не кажется ли тебе? Я убираю эту чертову повязку, пока ты не погубила нас обоих.
– Только посмей, Трэвис Кинкейд, не то я перестану с тобой разговаривать, – пригрозила она.
Кривая усмешка промелькнула по губам Трэвиса.
– Если ты это обещаешь, то тем более есть смысл попытаться.
– Подумаешь, как смешно! – ответила она и начала уговаривать: – Ты проехал уже так много, Трэвис. Нам еще осталась какая-то пара миль. Не надо сейчас все портить.
Нехотя, вопреки здравому смыслу, он согласился.
– Вот и выходит, что слепой ведет слепого, – бормотал он, прикидывая, сможет ли он пережить эти оставшиеся две мили пути. Судя по воздуху, который он вдыхал, они поднялись довольно высоко в горы. Хотя он пытался определить главное общее направление, Сэм провела его уже через столько поворотов, что Трэвис бросил эту затею.
В одном он был уверен – он свалял дурака, когда согласился на эту авантюру. Вот и сейчас правой штаниной он все время задевал за каменную стену, так как его лошадь прижималась ближе к ней. У Трэвиса возникло впечатление, что в этом месте тропа была очень узкой, а когда он слышал, как катятся камни с левой стороны, его пробирала дрожь. Камни сыпались дождем, и звук от их падения доносился далеко снизу, и Трэвису ничего не оставалось, как молиться, чтобы вместе с лошадью не последовать за ними. Целая вечность прошла, прежде чем Сэм сказала:
– Можешь снять повязку, Трэвис. Тропа в этом месте довольно предательская, будет лучше, если ты сам последишь за своей лошадью.
Он сорвал кусок ткани с глаз, инстинктивно поймал вожжи, которые она бросила ему. Когда его зрение привыкло к лучам предзакатного солнца, Трэвис невольно сжался:
– Сэм! Если бы я так тебя не любил, то клянусь, убил бы тебя.
Они шли по осыпающемуся карнизу шириной всего в три фута, который огибал гору, словно обтрепанная по краям лента. С левой стороны карниз резко обрывался в пустоту на сотни футов вниз. Впереди тропа круто вилась наверх. Трэвису казалось, что там мог пройти разве что горный козел или, может быть, пума.
– Ты что, издеваешься, Сэм! – зарычал он. – Черт возьми, женщина, если ты собралась покончить со мной, зачем нужно было тащить меня так далеко? Мы все равно не сможем подняться наверх.
– Не беспокойся, сможем! – беспечно возразила она. – Немного неприятно, но это вполне преодолимо.
Глядя на нее с явным недоверием, Трэвис спросил:
– Это кто же так говорит?
– Я это говорю. Я раньше пару раз переходила этот участок. Нам только нужно дать отдохнуть лошадям всего несколько минут, а потом идти наверх не останавливаясь и как можно быстрее.
Он покачал головой:
– Это самоубийство.
– Это не так страшно на самом деле. Я пойду первой. Дай мне разбег, а потом следуй за мной, но не останавливайся. – И без лишних слов Сэм пришпорила лошадь и пустила ее вверх по тропе.
– Сэм! – У Трэвиса душа ушла в пятки, когда он увидел, как его жена взбирается вверх по крутому склону, вытянувшись хрупким телом вдоль тела лошади. Он еще немного помедлил. Потом, поминая Бога и черта, пришпорил свою лошадь и пустился за ней.
Трэвису показалось, что он состарился лет на десять, прежде чем его лошадь наконец добралась до спасительной вершины. В нескольких ярдах от него сидела Сэм и усмехалась:
– Ну вот, видел? Что я тебе говорила? Это же проще простого, – похвалилась она.
Его мрачный взгляд не предвещал ничего хорошего.
– Интересно, как мы спустимся отсюда, когда придет время возвращаться назад? – не спросил, а прорычал он. – Или ты, может быть, хочешь поселиться на этой высоте навсегда?
Сэм усмехнулась еще шире.
– Да, над этой идеей стоит подумать, – поддразнила она. – А что касается обратного пути, можешь не волноваться. Я как привела тебя сюда, так и выведу обратно, живым и невредимым.
Через полчаса они вышли из-за деревьев на большую цветущую поляну, и Трэвис впервые увидел место, где им с Сэм предстояло провести целую неделю. К скалистому склону притулилась одинокая хижина. С одной стороны от нее с горы сбегал веселый ручей. Перед хижиной, примерно в ста ярдах от склона, открывалась такая красота, какой Трэвис за всю жизнь никогда не видел. Там, где кончался небольшой горный луг, на многие мили простирались холмы, перемежающиеся с долинами и доходящие до самых далеких гор. Небольшие озера и ручьи украшали этот пейзаж голубыми искрами, светящимися на фоне зелени самых разнообразных оттенков.
Впервые за несколько часов Трэвис подумал, что, быть может, Сэм правильно выбрала место для их медового месяца, тем более что головокружительный подъем остался позади. Место было не только уединенным, но и очень красивым, к тому же здесь было намного прохладнее, чем в Тамбле.
– Скажи, видел ли ты более прекрасное место? – восторгалась Сэм. – Я влюбилась в него, как только впервые попала сюда. Вряд ли в райских кущах лучше, чем здесь.
– Здесь и вправду красиво, – согласился Трэвис. – Но кому все это принадлежит? К чему вся эта таинственность, Сэм?
– Я же тебе говорила, одному старому другу. – Робость, появившаяся на ее лице, насторожила Трэвиса.
– У этого друга есть имя? Может, я его знаю.
– Ну, – замялась она и заерзала в седле, – не уверена, знаешь ли ты его лично, но думаю, его имя тебе знакомо.
– И что же это за имя?
От робости у нее голос стал совсем тоненький.
– Сэм Басе.
– Сэм Басе! – прокатился по маленькому лугу крик Трэвиса и эхом отразился от скалы. – Как ты могла? – рычал он. – Это же бывший шулер, ставший грабителем! Он все лето грабил дилижансы вплоть до Вако. А ты, видите ли, пользуешься его берлогой для нашего медового месяца.
– Басе очень хороший человек, – рассердилась Сэм..
– По твоим меркам, может быть, и да, – огрызнулся в ответ Трэвис, – но мне что-то не улыбается одалживаться у преступника.
– Не лезь в бутылку, Трэвис! Ты ничего ему не должен. Сэм Басе сам задолжал услугу Даунингам, и когда я телеграфировала ему, он ответил, что с радостью предоставит нам свою хижину и таким образом отдаст свой долг. Единственное, о чем он попросил, – это чтобы я никому не говорила, где это находится. Вот почему я завязала тебе глаза.
– Прекрасно! – бушевал он. – Просто замечательно. Я полагаю, пока мы будем торчать здесь, я должен постоянно следить, как бы из-за моей спины не повыскакивали бандиты! Ну знаешь, я не собираюсь проводить свой медовый месяц в компании с преступниками! – Он потянулся за вожжами. – Поехали обратно.
Гарцуя на лошади и отходя подальше, Сэм отрезала:
– Ну и поезжай, если тебе так хочется, Трэвис, а я остаюсь здесь. Мы долго ехали сюда, и я с ног валюсь от усталости. Да еще скоро станет темно, а тропа слишком опасна, чтобы ехать по ней ночью.
Его глаза от злости превратились в бирюзовые щелки, но Сэм передернула плечами и, нажав коленями на бока лошади, направила ее к хижине.
– Между прочим, Трэвис, я договорилась с Бассом, чтобы здесь никого, кроме нас, не было. Пока мы не уедем, он здесь не появится и тем более кто-то посторонний. Мы с ним так условились.
– И ты веришь ему? – насмешливо сказал он, двигаясь за ней следом.
– Да, верю. Как один преступник верит другому, понимаешь? – ответила она дерзко. – Ты разве не слышал, что у воров есть кодекс чести? – Она позволила ему несколько минут поразмышлять на эту тему, а потом добавила: – А еще Сэм знает, как я стреляю. Так что он дважды подумает, прежде чем разозлить меня, – ему еще жить не надоело.
