Текст книги "Невеста посреди зимы (ЛП)"
Автор книги: Кэти Уайлд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)
Ясноглазый ребенок улыбнулся и протянул высушенный цветок с коричневыми лепестками, в котором Аня с трудом узнала маргаритку.
– Что это? – посмотрел на нее сверху вниз Каэль.
– Он ненавидит цветы, – пронесся по толпе ропот. – Он запретил их в цитадели.
Застонав от ужаса, мать бросилась вперед и вскинула руки в мольбе.
– Мой король, умоляю, простите ее.
– За что мне ее прощать? – вложив меч в ножны, Каэль опустился на колени. – Ты только показываешь мне цветок, малышка, или даришь?
– Дарю, – девочка протянула ему маргаритку. – Вы улыбнетесь?
Она указала на поджатые губы Каэля, медленно изогнувшиеся уголками вверх.
– Да, – огромной изувеченной рукой он осторожно забрал цветок из крошечных пальцев. – А теперь беги к маме, малышка, и крепко ее обними. Никогда не забывай, что она столкнулась лицом к лицу с Мясником, чтобы уберечь тебя.
Девочка вернулась к рыдавшей матери. Шагая по мостовой, Аня с изумлением наблюдала за Каэлем до самого дома, где их уже ждали кони. Лишь тогда он в недоумении глянул на цветок. Каэль явно не хотел выбрасывать маргаритку, но не мог управлять лошадью с хрупким стеблем в руке. В сумке сухие лепестки тем более искрошились бы.
– Позволь мне, – Аня закусила губу, сдерживая улыбку. С радостью передав ей цветок, Каэль нахмурился, когда она поманила его пальцем. – Наклонись.
Он послушался, и пока Аня касалась его теплой кожи, заправляя стебель в металлическое колечко на горловине доспеха, не сводил с нее обжигающего взгляда глаз, напоминавших синий огонь.
– Маргаритка долго не протянет, но девочка успеет увидеть ее на тебе. Этот день она запомнит на всю жизнь.
– Как и ее мать, – криво усмехнулся Каэль.
Улыбнувшись в знак согласия, Аня разрешила ему выпрямиться.
– Я тоже столкнулась лицом к лицу с Мясником, – тихо сказала она. – Будешь ли ты добр и ко мне?
– Магия – твоя сфера, не моя, – грубовато ответил Каэль.
– Заклинания не могут сделать человека добрым, – улыбка застыла на ее губах.
Также заклинания не могли вызвать любовь. Или ненависть. Судя по озадаченности и мрачности Каэля, Аня неверно истолковала его слова.
– Конечно, – продолжил он, не успела она понять свою ошибку. – Доброта – это чистейшая магия. И ее не испортить грязным волшебством.
Аня не знала, какое из его утверждений оспорить первым. Заклинания не были грязными. Они создавали красоту, даровали силу и восстанавливали здоровье.
– Доброта не волшебная, – разоблачила Аня самое абсурдное из заявлений Каэля.
– Говоришь, как любая волшебница Ивермера, – он отошел от нее. – Ты знаешь лишь один вид магии, – Каэль без предупреждения схватил Аню за талию и, легко усадив в седло, повернулся к своему коню. – Я вообще не владею волшебством, не говоря уже о доброте. Я – Каэль Безжалостный.
Человек, сопровождавший в Ивермер ту, которая угрожала его убить? Человек, простивший обвиняемую, в то время как любой другой король велел бы ее казнить?
– Ты безжалостный? – отозвалась Аня. – Я видела иное.
Оборвав ее резким смешком, Каэль запрыгнул в седло и взялся за поводья.
– Значит, скоро ты изменишь свое мнение.
3. Каэль Безжалостный
Гримхолд
Несмотря на задержку, за день езды по Королевскому пути они преодолели половину Гримхолда. Главная дорога между королевствами проходила возле деревень и гостиниц, поэтому странникам не приходилось брать с собой много провизии. В тот день Каэль и Аня не останавливались, пока на землю не опустилась тьма. Будь он один, поехал бы дальше, но вряд ли смог бы ночью наблюдать за Аней и присматривать за ней.
После отъезда из города она молчала. Каэль не знал, было ли дело в зелье и трех неделях сна или в ее неуверенности. Описывая убийство Кула Врака, он не мог не заметить Анин ужас и намеренно упомянул все детали, давая понять, что нападать не стоит. Конечно, если она все еще хотела попробовать. Каэль не знал. Не знал, о чем Аня думала. Не понимал ее. То она боялась, то улыбалась и прикасалась к нему.
Хотя Аня, наверное, делала то же самое – пыталась его понять. Каэль видел, как она наблюдала за ним в течение дня. Возможно, гадала, о чем он думал.
А думал Каэль о том, как Аня заправляла высушенный цветок в колечко его кольчуги, думал о ее руках. Он до их пор чувствовал на коже пылающих след ее прикосновений. Маргаритка рассыпалась несколько часов назад, но ощущение осталось.
Начались две недели мучений. Сон лишь усугубил бы страдания. Спешность, с которой хозяева трактира заселили Каэля в номер, не должна была удивлять, но все же. В былые времена его бы впустили – побоявшись отказать – молясь, чтобы он тихо поужинал в углу и пошел дальше, не оставаясь на ночь.
Каэль оплатил две спальни, и поскольку с ним была принцесса, хозяин растерялся, не найдя свободных слуг. Она изъявила желание позаботиться о себе сама и посуровела, когда Каэль напомнил ей наложить защитные чары перед тем, как заклинаниями приводить в порядок волосы или расшнуровывать тунику.
В отличие от зевавшей Ани, Каэль за ужином не думал о сне. Ему не хотелось оставлять ее беззащитной, поэтому он поднялся в соседний номер, откуда в случае необходимости мог быстро до нее добраться.
В таверне было много народу, но сейчас, как и во время ужина, царила тишина. Снизу что-то прогрохотало, и сразу же раздался окрик.
– Тихо! Король спит!
Но король не спал. Король гладил член, вспоминая стальную хватку Ани на рукояти меча и то, как длинная ночная сорочка показывала проблеск соблазнительной фигуры. Двигая рукой, он представлял, как сорвал бы с Ани шелка и обнажил ее для своего любования. Король застонал и погладил себя жестче, слушая тихий плеск. Она купалась. Сейчас ее плоть была чистой, влажной и такой спелой, что хотелось съесть. Если бы эта влага была для него, он бы раздвинул Анины бедра и пировал на ней до конца жизни.
Король вообразил, как запустил бы пальцы в седые волосы и погрузился глубоко в горячее лоно, овладевая им. Вообразил, как она с тихими вскриками извивалась бы под ним во власти наслаждения.
Вскоре семя хлынуло в ладонь. Украдкой омыв руку, Каэль обратился в слух, ожидая скрипа кровати за стеной. И он дождался. Значит, Аня приготовилась ко сну.
Теперь, удовлетворив нужды тела, Каэль тоже был готов лечь. Одетый в бриджи и расшнурованную тунику, он взял меч и остановился перед соседней дверью.
– Принцесса, я захожу.
Послышался шелест ткани и шлепанье босых ног. Щелчок замка.
В спальне горела единственная лампада, излучавшая достаточно света, чтобы оставить оранжевые отблески на седых волосах, заплетенных в переброшенную через плечо косу. Аня набросила накидку поверх тяжелой зимней туники, в которой, похоже, собиралась спать. Возле кровати стоял ее меч – в пределах досягаемости. На спинке стула висели чулки.
Каэль и не знал, что вместо подвязанных на талии бриджей Аня носила кожаные чулки, крепившиеся ремешками к бедрам.
Пресытившийся член снова дрогнул. Но как бы Каэль ни искал выходы из ситуации, видел только один.
– Мы будем спать в одной комнате, – он шагнул в спальню.
– Думаешь, на тебя нападут? – Аня посмотрела ему в лицо.
– Ты или мои люди? Я не боюсь твоего волшебства, даже когда сплю, – пояснил Каэль, и она покраснела. – А вот твой меч – другое дело.
– Ты можешь запереть дверь…
– Замки в таверне легко взломает ребенок, не говоря уже о волшебнице, – переложив ее меч к камину, он взял два кожаных ремешка, которыми Аня подвязывала чулки, и протянул ей один из них. – Ляг в постель и свяжи свои лодыжки.
Разомкнув губы, она в неверии уставилась на него.
– Ты не шутишь, – быстро оправилась Аня.
– Не шучу. Накануне ты заявила о намерении меня убить. Я был бы глупцом, если бы лег спать, не связав тебя.
Она отвела взгляд. Покачав головой, Аня покорно сбросила накидку и, взобравшись на кровать, связала свои лодыжки. Она скривила губы и протянула руки. Каэль быстро связал и их.
– Подвинься.
И снова Аня шокировано уставилась на него.
– Ты собрался спать в моей постели?
– Заклинатель легко развяжет любые узлы. Оставь я тебя одну, ты освободишься и перережешь мне глотку, даже не разбудив, – Каэль не был настолько глуп. – А так я проснусь от малейшего твоего движения. Я не собираюсь настаивать на чем-то большем. Ты меня не интересуешь.
Он не хотел женщину, дрожащую от страха и не приветствовавшую его прикосновения.
– Да, ты уже говорил, – ее спокойствие сменилось гневом, от которого у нее покраснели щеки. – Я не рада твоей компании.
– И как бы ты поступила на моем месте?
– На твоем месте я бы к данному моменту уже меня казнила, – вздохнула Аня. – Если подумать, спать в одной постели не так уж страшно.
Возможно, для нее и не страшно. Подвинувшись, она легла на бок. Каэль задул огонек в лампаде и забрался под одеяло. Хоть Аня и замерла, он на всякий случай прижал ее к своей груди, обнял за талию и протолкнул бедро ей между ног чуть выше коленей. Теперь она не пошевелилась бы без его ведома.
Осознав свою беспомощность, Аня напряглась и задрожала.
– Расслабься, – скомандовал Каэль.
– Я пытаюсь, – прошептала она. – Сегодня ты все равно не смог избежать королевских дел, – тихо добавила Аня.
Поскольку когда они доехали до трактира, некоторые сельские жители набрались смелости и подошли к королю с просьбами. Но разговоры с народом не утомляли Каэля, в отличие от церемоний и отчетов. Он был рад помочь людям с их проблемами.
– Я не пытаюсь избежать обязанностей.
– Я и не говорила, что пытаешься. Просто к тебе опять пришли с вопросами.
– То же самое, что и в цитадели, – по крайней мере, куча докладов, выслушанных им в тронном зале, подготовили его к встрече с народом. – Именно так поступает король.
Аня кивнула и, медленно расслабившись, крепче прижалась к Каэлю.
– Не хочешь убрать из постели свой меч? – сонно спросила она.
– Я не могу, – процедил он сквозь стиснутые зубы.
– Вдруг я повернусь во сне и поранюсь?
– Единственна плоть, в которую вонзится этот меч, находится у тебя между бедер, – сдавленно рассмеялся Каэль. – Но если ты сама не раздвинешь ноги и не пригласишь меня, тебе нечего бояться.
Осознав его слова, Аня вновь обмерла. Больше она не дрожала, лишь напряглась. Предвидя, что рано или поздно Аня задремлет, Каэль закрыл глаза и приказал своему телу погрузиться в сон.
Проснулся он из-за шевеления рядом. Аня. Она не пыталась сбежать, только передвинула связанные руки, ища удобную позу. Затем тряхнула головой, щекоча его шею волосами. С каждым движением Аня терлась задом о член, сводя Каэля с ума.
– Замри, – грубо велел он.
– У меня чешется щека, – прошептала она. – Меня щекочут волосы или что-то еще, но я не могу почесаться связанными руками.
Каэль приподнялся и даже в полумраке сразу увидел на ее светлой коже насекомое. Резко выдохнув, он смахнул с Аниной щеки многоногое существо и лег обратно.
– Просто букашка, – сказал Каэль. – Ее больше нет.
Он хотел успокоить Аню, но добился противоположного эффекта. Она начала дико водить ладонями по своему лицу и волосам.
– Букашка?
– Я скинул ее с тебя.
– Куда? – Аня толкнула его с такой силой, что он чуть не свалился на пол.
– Если не наложишь заклинание, тебе нечего бояться.
– Есть чего. Она кусачая!
У этого насекомого не было клыков.
– Она не кусается…
– Но меня же укусила! – Аня хлопала связанными руками по постели и по своим ногам. – Кажется, она на мне. Я ее чувствую.
– Замри, – Каэль не мог вынести паники в ее голосе.
Пока Аня задыхалась и подрагивала, он сел и осмотрел постель. Было несложно увидеть насекомое на белой простыне.
Подцепив букашку ладонью, Каэль поднес ее к окну и указательным пальцем выкинул на улицу. Он снова закрыл ставни и вернулся к кровати.
– Ты не убил ее? – Аня недоуменно смотрела на него широко распахнутыми глазами.
Убить? С чего бы?
– Насекомое не причинило нам вреда, и я не голоден. Ложись обратно.
Она пододвинулась, но на бок не поворачивалась и продолжала наблюдать за Каэлем. Забравшись под одеяло и притянув Аню к себе, Каэль неизменно чувствовал на себе ее пристальный взгляд.
– Теперь спи, – приказал он.
Аня устроила голову у него на предплечье. Несколько минут спустя она расслабилась и заснула.
Закрыв глаза, Каэль тоже погрузился в сон.
4. Аня Нежеланная
Вейл
Проснувшись на четвертое утро, Аня увидела первый снег, падавший всю ночь до самого рассвета. Было так холодно, что он не растаял даже к тому времени, когда они вернулись на Королевский путь. На мили вокруг простирались поля Вейла, опустевшие к зиме и устланные белым покрывалом.
Покосившись на Каэля, Аня поймала на себе его взгляд. Казалось, он всегда либо пристально наблюдал за ней, либо пристально не наблюдал, либо же разглядывал ее с прищуром. Например, ранее утром Каэль проследил, чтобы Ане было тепло в накидке из волчьей шкуры.
Но сейчас он смотрел не на ее плащ.
– Я думал, твои волосы белые, как снег. Но теперь сравнил и понял, что они еще белее.
– Как у призрака? – натянуто улыбнулась Аня.
– Нет. Их волосы напоминают пепел или пыль.
– Ты видел призраков? – от удивления она приоткрыла рот.
– Еще ребенком, в Мертвых землях, – кивнул Каэль. – У них некрасивые волосы, твои же словно сама зима.
– Тусклые, холодные и голодные?
– Ты проголодалась? – нахмурился он.
– Пока что нет.
– Замерзла?
– Нет, – покачала головой Аня. – Я имела в виду, зима ассоциируется с одиночеством и холодом.
– Твои волосы наводят на мысли о прекраснейшей стороне зимы, – Каэль указал на заснеженные горы вдалеке. – О солнце, освещающем горные вершины.
Прежде Аню никогда не называли красивой. Ей порой казалось, что ивермерцы были готовы провозгласить модным что угодно, лишь бы не походить на нее. Никто не хотел уподобляться позору королевства.
– А ты похож на лето, – сказала Аня, затронутая словами Каэля. Он был горячим и пылающим жизнью, но не молодой весенней, а утвердившейся и расцветшей.
– Я тоже зимний. Скорее, как толстый медведь, впавший в спячку и расслабившийся в своем логове.
– Ты и расслабившийся?
– Всему виной королевская жизнь.
Аня не могла не рассмеяться. Каэль был самым жестким человеком из всех ею виденных. Даже во сне его мышцы оставались тверже камней, по пробуждению превращавшихся в живую непробиваемую стену.
– Если ты смягчился, каким же был до восхождения на трон… – Аня недоуменно замолчала. – Сейчас ты как сталь и камень. Разве бывает что-то тверже?
– Кое-что приходит на ум, – сухо ответил Каэль. – То, что ты чувствуешь ночами.
И вновь Аня не смогла сдержать смех, но вместе с тем покраснела. Не выдержав взгляда Каэля, она отвела глаза.
Уже три раза он ложился спать позади нее. Если Каэль был сталью, тогда она – печью, в которой эта сталь накалялась.
Все изменилось в первую ночь. Аня была напряжена и неуверенна. Каэль спас насекомое. Он действительно не был тем, кем его считали. Куда уж яснее. После того случая Аня больше не нервничала в его руках. Она чувствовала себя в безопасности.
Теперь, когда страх исчез, Аня раздумывала о приглашении, которое упоминал Каэль. Не будь она девственницей, ничего плохого не случилось бы. Все равно никто ее не хотел.
Но Каэль сказал, что не интересовался ею. Наверняка через его постель прошло множество согласных женщин. Не иначе, ведь в цитадели их было в избытке.
Ане было ненавистно думать о придворных дамах, ожидавших возвращения короля. И она старалась не представлять, каково это – лежать с ним в огне. Ей не хотелось превращаться в томящуюся девицу, тоскующую по мужчине, который отверг ее, хоть и по другим причинам, нежели все остальные.
Аня не могла винить Каэля. Он не посылал за ней и, конечно, не принял невесту, обещавшую его убить.
– Твоя мать переспала с глацианцем?
– С чего ты взял? – пораженно повернулась к нему Аня.
Он посмотрел на ее губы, затем на седые волосы.
– Все в Ивермере темноволосые. Но далеко на севере живут народы с белыми волосами.
– О, нет, – от смущения у нее заалели щеки. – Я убежала от няни и спряталась в спальне своей матери. Она наложила заклинание для окрашивания губ, и отдача ударила по мне.
– А как же твоя защита? – нахмурился Каэль. Все заклинатели были подвержены чарам и неуязвимы для отдачи.
– Моя мать – сильнейшая волшебница, – пожала плечами Аня, избегая его взгляда.
– Но ты – ее дочь и своего отца. Их сила должна была передаться тебе.
– Ни одна девочка не может быть могущественней королевы, – ответила Аня. – Мне стоило подумать, прежде чем заходить в ее спальню. Волшебство королевы так сильно, что на каждой стене начертаны руны, не выпускающие его наружу, – как ставни, не выпускающие свет из запертой комнаты.
– Зато оно изливается в Скайлвуд, – скривил губы Каэль. – Как и вся грязная магия Ивермера. Вот почему по вашему лесу бродят монстры.
– Мой народ изобрел особые чары, защищающие нас от них, – покачала головой Аня.
– И вы считаете, что чудища появились сами по себе? – прищурился Каэль. – Вы осознанно пользуетесь магией. Намеренно произносите заклинания. Думаешь, олени и деревья поколдовали и сами испортили свой дом?
Возможно, он был прав. Но все началось так давно, что до истины было не докопаться.
– Даже если так, ты не можешь поспорить, что лесом завладела ужасная магия.
– Получается, отдача изливается в Скайлвуд и подкрепляет Ивермер, из-за чего каждое ваше поколение сильнее предыдущего, а лес опаснее. Разве нет?
– Не исключено, – согласилась Аня. Мир должен пребывать в равновесии, поэтому отмеренное, прицельно направленное волшебство видоизменялось в нечто дикое и хаотичное. Так что дикий хаотичный Скайлвуд вполне мог быть той отдачей.
– Раньше Мертвые земли были зеленым краем изобилия. Плодороднее и богаче Вейла, – Каэль указал на поля вокруг.
– Или Ивермера, – добавила Аня.
Он кивнул.
– Там жили волшебники такие могущественные, что их путь не заканчивался даже после смерти. Пока не было наложено мощнейшее заклинание, за которым последовала Великая Расплата, уничтожившая королевства и народы.
Аня слышала эту историю, но не такой мрачный вариант.
– Разве Расплата не просто легенда? Предостережение заклинателям не воскрешать мертвых.
– Расплата была на самом деле. Жители Ивермера могут сколь угодно успокаивать себя и называть ее легендой, – Каэль пожал плечами, – но однажды как Ивермер, так и Скайлвуд превратятся в новые Мертвые земли.
Ужасающая мысль. Не потому ли он предрекал вторую Расплату, что сам родился на Мертвых землях? Или, по его мнению, волшебники заслужили кары? Ему не было дела до Ивермера.
– Тебе не нравится волшебство? – следом пришла другая мысль. – Ты называешь магию грязной. Ты отрекшийся?
Аня не могла понять, как кто-то – волшебник или нет – мог отказаться от магии. Волшебство творило добро и помогало людям. Однако заклинания и впрямь требовали платы. Зачастую безобидной. Неспроста целители держали в палатах клетки с мышами, чтобы отдача мощного заклинания не отняла человеческую жизнь.
– Я не отрекался, – Анино предположение будто бы позабавило Каэля. – Просто не люблю колдовство. Грязна не столько отдача, сколько само использование магии.
Исцеление грязно?
– Разве ты не рискнешь жизнью мыши, чтобы спасти человека?
– Рискну, – честно ответил он. – Но в отличие от волшебников, я не обманываю себя ради самоуспокоения. Магическое исцеление редко необходимо. Зачастую заклинания используют из-за нетерпения и лени.
– Лени? – изумилась Аня. – Требуются годы обучения и постоянная концентрация, – как всегда напоминали ей родители.
– Без магии тоже можно вылечиться. Вот что требует изучения и терпения. Естественное исцеление небыстрое. Зато оно никому не вредит. Заклинатели врут сами себе, считая отдачу незначительным сопутствующим ущербом. Нельзя предугадать, во что она выльется. Я бы не ранил мышь из-за царапины. Или для того, чтобы накрасить губы.
Да, Аня прекрасно его понимала. Даже в Ивермере шли споры, когда стоит использовать волшебство, когда нет.
– Как и я.
– Значит, волосы послужили тебе уроком? – поддразнил Каэль, выгнув брови. – Ты для Ивермера редкость, – еще большая, чем он мог себе представить.
– Я не могла не извлечь урока. Мать позаботилась, чтобы я осознала свою ошибку и больше никогда не заходила в ее покои без приглашения.
– Ошибку? – нахмурился Каэль. – Сколько тебе было лет?
– Три.
Каэль грязно выругался.
– Вот же бессовестная дура.
Аня почувствовала острую боль в груди, и у нее покраснели щеки. Как дочь короля и королевы, ее никогда не называли дурой в лицо, но за спиной постоянно. Все говорили, что у нее изо рта вместо речи течет бесполезная жижа – то же оскорбление.
– Знаю. Я была достаточно взрослой, чтобы сначала подумать.
– Ты неверно меня поняла, – мрачно сказал Каэль. – Я говорил о твоей матери. Это она была достаточно взрослой, чтобы колдовать осмотрительней. А целовальное зелье? В нем она тоже тебя обвинит?
От смущения все лицо Ани залило румянцем. Она представила реакцию матери и отца. Они бы не увидели злую иронию в том, что сами дали дочери зелье, развязавшее ей язык и поставившее крест на ее замужестве. Заклинатели считали, что нет ничего опаснее необдуманных слов, коих Аня за свою жизнь произнесла великое множество. Родители сослались бы на пресловутое равновесие, ведь она не пострадала бы от своего признания, если бы смолчала о пауке в материнской спальне. Закрой Аня рот, и в зелье не было бы нужды.
Возможно, тогда все сложилось бы иначе. Аня не знала, кого винить. И не знала, имел ли значение поиск виновного. Ей было не под силу изменить прошлое или заставить Каэля жениться. Она все равно вернулась бы в Ивермер еще менее желанная, чем прежде.
Думать о милом доме было невыносимо, и Ане вспомнилось недавнее утверждение Каэля.
– Ты назвал волшебство Ивермера грязным.
– Да.
– И утверждаешь, что доброта – чистая магия?
– Да, – слабо улыбнулся он.
– Никогда не слышала ничего подобного. Наверное, никто в Ивермере не слышал.
– Но такова истина, – Каэль пожал плечами, ничуть не затронутый сомнениями Ани. – Что есть магия, если не невидимая сила, влияющая на мир? Та же доброта. Сам я ее не знал, зато видел много раз.
Аня могла лишь безмолвно смотреть на него. Что-то внутри нее екало, но смысл его слов ускользал. Впервые на ее веку кто-то говорил о доброте как о чем-то само собой разумеющемся. Тем не менее, Каэль сказал, что сам доброты не знал.
Возможно, потому что никто никогда не был к нему добр. Историю Каэля знали все. Сначала у него на глазах убили семью и все племя, затем его заковали в цепи и по морю Иллвинд увезли из Мертвых земель в четыре королевства. Он был рабом в шахтах Блэкворм, пока не разорвал цепи и не убил вассала Джофри.
Кто ценит доброту больше человека, познавшего жестокость? Кто ценит свободу больше, чем раб?
И все же Аня не слышала таких рассуждений ни в одном из королевств.
– Тебе так сказали на Мертвых землях?
– Все это знают, – подтвердил Каэль. – Доброта, отвага, любовь – самое сильное волшебство.
Как он мог говорить о чувствах с таким равнодушием? Каэль ехал верхом, мимоходом рассуждая о волшебстве, в то время как все чувства Ани оживали от его слов.
– Ты и впрямь считаешь их волшебными?
– Я не считаю, я знаю, – он повернулся к ней, столь же безразличный, как и прежде, но с непоколебимой уверенностью в глазах. – Я бы предпочел сражаться с тысячей солдат, вооруженных заклинаниями, чем с дюжиной мужчин, ведомых истинной отвагой и защищающих своих любимых.
И его утверждение не было голословным – Аня слышала истории, как он победил в бою тысячу солдат. Буквально прорубил себе путь к Таутину Зану, и после смерти колдуна вся его армия сбежала.
Но больше всего Аню поразило само отношение Каэля. Мужество восславляли, о доброте и любви говорили как о положительных, но слишком наивных и несерьезных чувствах, чтобы считать их реальной силой. Про них чаще вспоминали в детских сказках, чем во взрослых разговорах. И уж тем более никто не рассуждал о любви с почтением и не считал ее способной помочь в сражении. Еще ни одно представление о волшебстве не манило Аню так сильно, как описанное Каэлем. Она изо всех сил пыталась понять суть.
Он сказал, что не был добрым и не владел магией доброты, но…
– Ты знал любовь? – спросила Аня.
Каэль поджал губы. Прежде чем ответить, он некоторое время смотрел перед собой.
– Давным-давно. Пока не убили мою семью.
От горя в его голосе у Ани заныло сердце. По крайней мере, Каэль познал хоть немного любви. Даже имея семью, Аня не могла утверждать, что видела любовь.
– Выходит, победить Таутина Зана тебе помогла отвага, – Таутина, Джофри и всех остальных, кого Каэль убил на пути кровавого освобождения четырех королевств.
– Отвага, ненависть, – он прищурился, словно мысленно вернулся в прошлое. – Ярость.
Значит, в каждом чувстве была своя магия? Все обретало смысл.
– Получается, они тоже пребывают в равновесии. Любовь и ненависть, страх и отвага…
– Нет. У этой магии нет баланса.
– Конечно, есть, – равновесие лежало в основе любого волшебства.
Отпустив поводья, Аня подняла руки так, чтобы правая была ниже левой.
– Если наложено заклинание, оно исцеляет на одной чаше весов и ранит на другой, – она выровняла ладони. – Все в мире должно уравновешиваться.
– Нет, – снова возразил Каэль.
– Нет? – Аня рассмеялась. – Даже Завоеватель не может отрицать правду и упрощать ее.
Он выхватил меч быстрее любого искусного фехтовальщика. Затаив дыхание, Аня озиралась в поисках угрозы, но Каэль лишь рассек воздух сверкающим стальным лезвием.
– Как и меч, мир не сбалансирован. Все просто. Грязная магия создает равновесие, искусственно придавая миру точку опоры, и заклинания – рычаги, определяющие баланс, – Каэль осторожно положил меч на луку седла лезвием от Ани. Он слегка надавил на рукоять, и меч наклонился острием вверх. – Ты говоришь, что для соблюдения баланса заклинание создает вес на второй чаше весов.
– Именно, – подтвердила Аня. – Так и есть.
– Грязное волшебство не создает, – покачал головой Каэль. – Оно перемещает с места на место. По твоим словам, оно добавляет человеку здоровья, украденное у кого-то другого. Если бы равновесие было истинным, здоровее становились бы обе стороны, а не одна за счет другой, – он наклонил рукоять еще сильнее. – Ты сама сказала, что заклинание, окрашивающее губы, должно было что-то обесцветить.
– Да, – хотя теперь Аня не была так уверена.
– Нет, волшебство украло цвет твоих волос и окрасило губы твоей матери, – Каэль еще сильнее наклонил рукоять. – Грязное волшебство не ищет баланс. Оно лишь ищет, откуда забрать, и искажает мир снова и снова, пока…
Меч соскользнул с седла, но Каэль быстро наклонился и, поймав его за лезвие, вложил в ножны. Урок был окончен, однако Аня всегда схватывала на лету.
– Пока не наступит Расплата, – тихо закончила она.
Каэль подтвердил ее правоту резким кивком. Аня покачала головой, уже не отрицая, но еще не веря.
– Я выросла среди волшебства и изучала его, – как и все в Ивермере вне зависимости от их талантов. – Никто никогда не видел его таким.
– С чего бы? – Каэль вновь пожал широкими плечами. – Вам выгодно считать иначе.
– И какая же здесь выгода? – Аня ее не видела.
– Волшебство – инструмент, использование которого дорого стоит. Но вы защищаете себя вычислениями и не платите по счетам. За вас платят те, кто не владеет грязной магией.
– Ты говоришь так, словно заклинателей не заботит, что их волшебство влияет на других людей.
– Как живется в Ивермере тем, кто не владеет магией? – хохотнул Каэль.
– Не очень хорошо, – на нее нахлынули постыдные воспоминания, и она не смогла посмотреть ему в глаза.
– Шахты научили меня, во что ставят жизнь те, кто считает себя выше других. Невелика цена.
Он не соврал. У Ани заныло сердце, и сдавило горло. Ища в себе силы заговорить, она некоторое время наблюдала, как под копытами коня вилась дорога.
– Если так, каждый человек может владеть магией. Любовь и ненависть, доброта и… – Аня замолкла, признав свою неправоту. Вместе с тем на нее нахлынуло странное приятное головокружение, которое никак не утихало.
Каэль лишь подтвердил ее догадки.
– Все итак владеют, – грубовато сказал он, прожигая Аню взглядом.
На ее глаза навернулись слезы. Она быстро посмотрела в сторону, слишком ошеломленная внезапным чудом, чтобы вести беседу.
– Чистое волшебство не крадет, – прервал Каэль повисшую тишину. – Оно созидает и привносит в мир то, чего раньше там не было. Доброта не порождает жестокость. Она порождает надежду и успокоение.
Аня не думала, что можно удивиться сильнее. Но Каэль поразил ее. Она уставилась на него, и когда он вдруг улыбнулся, восторг вырвался из ее души смехом.
– Именно, – подтвердил Каэль.
– Любовь не порождает ненависти. Ненависть, в свою очередь, порождает лишь то, что ей подобно. Боль, страх.
– Которые порождают то же самое, – согласился он.
Замолкнув, Аня вдумчиво кивнула.
– В таком случае, нужно быть осторожнее с этой магией и использовать ее осмотрительно.
– Точно. Мир полон ненависти и страха.
– Наверное, потому что мы слишком осторожны с любовью и добротой, – вслух размышляла Аня. – Люди боятся, что им не ответят в равной мере. Может, боятся быть единственными, кто дает. Или боятся отказа. Навязывать чувства тем, кому они не нужны, так же жестоко, как прикасаться к кому-то против воли.
– Да, – согласился Каэль с коротким смешком.
– Для любви нужна огромная смелость, – закусив губу, Аня всмотрелась в его лицо. – Но доброта не нуждается в храбрости, поэтому должна быть самой легкой. И все же я вижу ее не так часто, как можно подумать. Наверное, я сама тоже не так добра, как стоило бы.
– Ты отправилась в долгое странствие без какой-либо личной выгоды, – грубовато начал Каэль, – чтобы убить паука в спальне своей матери. Что это, если не доброта?
– Ты очень добр ко мне, – рассмеялась Аня.
– Как же это легко, – снова усмехнулся Каэль, поддразнивая ее.
Да. Но не все его поступки были легкими.
– Ты отправился со мной, – указала Аня. – Это ли не доброта?
– Я мог послать с тобой солдат и приказать им убить паука, – все его веселье исчезло без следа. – Я поехал не ради тебя или твоей матери, только ради собственной выгоды.
– И какая тебе в этом выгода? – озадачилась Аня.
Мрачное молчание Каэля было ей ответом.
5. Каэль Ненасытный
Вейл
Непрекращающийся голод.
Вот что получил Каэль от этой поездки. Еще два раза погладив член, он разрядился и пошел в комнату. Удаляясь на ночь, Аня больше не запирала замки. Она оставляла дверь открытой и ждала Каэля.
Нет. Не его она ждала. Он не мог позволить себе ошибочно истолковать ее действия и приписать им желанный смысл.
Аня оставляла дверь открытой не потому, что ждала. Просто у нее не было выбора, кроме как впустить его и потесниться в постели.
На этот раз при его появлении она не шевелилась. В комнате было жарко и душно. В камине тлели угли. Аня спала, едва прикрыв бедра одеялом, словно неосознанно скинула его во сне.
