Текст книги "Будь моей мамой. Искалеченное детство"

Автор книги: Кэти Гласс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Я пыталась скрыть ужас и сосредоточиться на том, что только что услышала.

Нужно было запомнить все имена и подробности, извлечь из ее речи как можно больше фактов. Я не знала, когда она снова откроется мне, да и откроется ли вообще. Я гладила ее лоб и шепотом успокаивала:

– Джоди, сейчас ты в безопасности. Двери на замке, заперты на ключ. У нас хорошая защита. Никто не войдет. То, что они сделали, – это самое ужасное, что только можно сделать с ребенком. Эти люди – мерзавцы, Джоди.

Она кивнула, но возразила:

– Они давали мне много конфет и игрушек… – Она бросила взгляд в сторону переполненных коробок для игрушек.

– Это они купили тебе все это? – спросила я. Она снова кивнула.

Так вот в чем дело. Не подарки, не мелочи для того, чтобы порадовать ее. Взятки, чтобы купить молчание и согласие. Неудивительно, что вещи эти для нее ничего не значили.

– Джоди, хорошие люди не покупают подарков потому, что они делали другим плохо. Они покупали это, чтобы ты молчала?

– Это был наш секрет. Они сказали, что, если я расскажу, мне будет плохо. Что меня запрут в темницу, придет чудовище и отгрызет мне руки. Это так, Кэти? – В ее голосе слышался страх. – Оно придет и съест мои руки?

– Нет, разумеется, нет. Единственные чудовища – эти люди, и они даже не приблизятся больше к тебе… никогда. Обещаю тебе.

Она подумала, потом ее губы тронула грустная улыбка.

– Тетя Белл была хорошая. Она ничего не делала. Только смотрела.

Меня передернуло от такой извращенной логики.

– Это ничем не лучше, Джоди. Она смотрела, как тебе делают больно, и не помогла. Она должна была остановить их. Я бы сделала именно так. Где они были, когда «просто смотрели»?

– В моей комнате.

– А в машине? Ты когда-то говорила про машину. Джоди, кто был в машине?

– Мама и папа. Мама фотографировала меня с напой. Машина была очень большая. Она фотографировала, и становилось светло. Его накажут, Кэти?

– Очень на это надеюсь. Всех их. Я все расскажу твоему социальному работнику, а она сообщит в полицию. Полицейские захотят поговорить с нами, но ты не бойся, я буду рядом.

Я продолжала держать Джоди за руку и гладить по лбу, не желая ее отпускать. Было уже больше семи, и настало время будить всех в школу.

– Ты больше ничего не хочешь мне рассказать? Ты очень смелая девочка, и очень важно, чтобы ты рассказала мне все-все.

Она покачала головой. Я посидела с ней какое-то время, затем уложила ее в кровать и попробовала успокоиться.

– Кэти, – неожиданно позвала она.

– Да, милая?

– А твой папа делал с тобой такое?

– Нет, конечно нет. Никогда в жизни. Он добрый, хороший человек, как и большинство взрослых.

– А папа Полы и Люси?

– Нет. Папа Полы никогда ее и пальцем не тронул. Отец Люси бил ее, поэтому она теперь здесь. Но так больно ей никогда не делали.

– Это я виновата, Кэти? Я не хотела. Мама сказала, что мне повезло. Сказала, что это потому, что он меня так сильно любит. Сказала, что надо утихнуть и радоваться. Сказала, что я папина дочка.

– Она не права, Джоди. Когда родители хотят показать своим детям, что любят их, они ласковы с ними. Они не делают своим детям больно. И это не твоя вина, Джоди. Не надо далее думать об этом. – Я обняла ее, потом она попросила включить телевизор и впервые после своего прибытия легко согласилась остаться в кровати, пока остальные собираются в школу.

Я вышла из ее комнаты и еще какое-то время постояла за дверью, пытаясь собраться с мыслями. Меня бил озноб, я была в ярости. Я представляла, что делает с Джоди ее отец, представляла, как остальные смотрят, слышала их смех. Неудивительно, что это довело девочку до такого состояния. Вот откуда берет начало ее злость, которую теперь разделяла и я. Невозможно придумать что-то более отвратительное, чем то, чему подвергал девочку ее отец, но теперь, к собственному ужасу, я узнала, что все было гораздо, гораздо хуже – хуже, чем кому-либо вообще может прийти в голову. Она стала жертвой самого чудовищного изнасилования, которое только можно представить, когда не только кто-то один из родителей заставляет пройти ребенка через ужасные муки, но когда оба родителя заодно, да еще привлечены посторонние люди. Я чувствовала, как к горлу подступает тошнота по мере осознания всего этого. Не только родители, объясняя это любовью и заботой, превратили жизнь Джоди в кошмар, но также и многие другие. Они извратили все в жизни маленького человека, даже хорошее превратив во что-то гадкое и порочное. У меня не было слов, чтобы описать то, что я чувствовала.

Чего же удивляться, что девочка отгородилась от внешнего мира? Она не в состоянии нормально общаться с окружающими, потому что все, что было в ее жизни, – это жестокость и боль. Поэтому она пытается избивать себя, калечить и мазаться нечистотами.

Кое-как я приготовила завтрак, проводила всех в школу и тут же позвонила Джилл.

– Все хуже, чем мы думали, – сказала я. – Гораздо хуже.

Передавая ей слова Джоди, я чувствовала, как Джилл начинает осознавать масштаб трагедии. Она резко вздохнула, когда я сказала, что Джоди насиловала целая группа соучастников, они фотографировали ее, наблюдали и веселились.

– Господи боже, Кэти, страшно подумать, что она все это вынесла. Этого достаточно, чтобы подключить полицию. Я знаю, тебе было тяжело выслушать все это от нее, но ты замечательно поработала.

Я не чувствовала, что замечательно поработала. Я чувствовала, что сама прошла через страдания Джоди. Мне стаю стыдно быть взрослой.

– Известно, сколько все это продолжалось? – спросила она.

– Думаю, порядочно. Она спросила, делал ли со мной это мой отец, и удивилась, что нет. Она описывала это так, как будто это было в порядке вещей, нормой, и только сейчас она узнала, что это было неправильно… – Я задумалась. – Джилл, в каком возрасте ребенка можно изнасиловать?

– В любом. Есть даже случаи с полугодовалыми.

Я поежилась.

– Кэти, это все признаки педофилии. Ей никогда не показывали фотографий?

– Нет, не знаю. Она не говорила.

– Ладно, когда сможешь, запиши все это. Эйлин в отпуске…

– Опять?

– Да, так что я свяжусь с Дэйвом Мамби. Им нужны судебный медик и полицейский протокол. Я перезвоню. Ты как, Кэти?

– Получше, чем Джоди… Сволочи!

ГЛАВА 13
Интеграция

Есть в среде фостерских семей такая шутка: сколько социальных работников потребуется, чтобы сменить лампочку? Тринадцать. Один – чтобы найти лампочку, и еще двенадцать – чтобы созвать совещание и обсудить, как менять лампочку. Нужно признать, что в этой шутке не так уж и много от шутки, она скорее отражает общее наблюдение: социальные службы неспособны начать действие, когда это так необходимо.

Узнав про последние откровения Джоди, Дэйв Мамби захотел устроить встречу, но только в присутствии Эйлин, а это будет лишь на следующей неделе, поскольку она, естественно, была в отпуске. Эйлин, как социальный работник Джоди, была обязана посещать ее раз в шесть недель, и все же по каким-то причинам они еще ни разу не встречались. Хотя теперь Эйлин регулярно названивала, чтобы составить отчет о состоянии Джоди. У меня складывалось впечатление, что она это делала скорее для того, чтобы избавить себя от необходимости наносить личный визит, нежели из реального интереса к делу. Может, она была с головой завалена работой, как и все социальные работники, или была равнодушнее других и оказалась не подвержена личному фактору. Что бы там ни было, меня печалило то, что Джоди достался соцработник, который совершенно ею не интересуется и не отстаивает ее права, и это было в высшей степени непрофессионально. Интересно, знал ли об этом Дэйв Мамби, руководитель ее группы?

Джилл перезвонила мне и сообщила, что характер встречи не требует моего присутствия и она может представлять нас обеих. И еще она сказала, что Дэйв попросил меня сосредоточить свои силы на поиске школы для Джоди, поскольку ее родители подали жалобу на низкий уровень ее образования. Прежнюю школу Джоди оставила, когда ее взяли на патронат, а поиск новой был невозможен из-за ее поведения и постоянной смены опекунов.

Я была поражена. К этому времени родители Джоди уже должны были бы знать, в чем их обвиняют. Когда ребенок делает подобное сообщение, родителей всегда ставят в известность. Более того, когда все контакты между Джоди и ее родителями были вдруг прекращены, им должны были объяснить причину. Вдвойне меня удивляло то, что Дэйв, уделивший такое внимание этому вопросу, между тем откладывал нашу встречу.

Джилл предложила Харвестбанк, местную начальную школу, которая была рекомендована для детей с проблемами в образовании. У Джоди уже имелась справка о ее пробелах в образовании, а в этом документе излагались также основные проблемы ребенка, и составлялся он после беседы ребенка с психологом. Джоди требовалось довольно много внимания, и ее справка включала подтверждение об оплате ассистента на полную ставку, в какую бы школу ее ни приняли. И если школа была стеснена в средствах, это могло стать побудительным мотивом, чтобы принять Джоди.

Я позвонила в Харвестбанк и поговорила с заместителем директора. Она оказалась приятной дамой и любезно объяснила, что у них в обучении находится больше детей-инвалидов, чем позволяет квота, и они ужаты до предела. Она предложила перезвонить через полгода. Я поблагодарила и повесила трубку.

Я открыла «Желтые страницы», отметила все начальные школы, которые находились на приемлемом расстоянии, и начала их обзванивать. В следующих четырех я получила тот же ответ: все они были переполнены, и все предлагали лист ожидания. И это с условием дополнительной дотации. Я убрала телефон в сторону и вздохнула. Интересно, получится ли договориться со школой, куда ходят Эдриан и Пола? В ней отделение для особых детей совсем небольшое, но там знали меня и мою семью, и у меня были хорошие отношения с персоналом. Снова вздохнув, я набрала номер.

Секретарша узнала меня (это было мило) и соединила с директором, мистером Радмэном. Мы обменялись приветствиями, и он спросил, как дела у Полы и Эдриана. Я сказала, что хорошо, и польстила ему немного, упомянув, как они любят рассказывать о школе.

– Все еще занимаюсь патронатом, – сказала я, после чего рассказала ему о Джоди, добавив, что, хотя у нее и есть проблемы с обучением, я считаю их решаемыми. Сказана также, что его школа первым делом пришла мне на ум – небольшая ложь, но ради благого дела.

– Я посмотрю ее справку, – сказал он. – Но, несмотря на мое к вам уважение, я еще не предлагаю ей место. Это будет зависеть от уровня обеспечения и от того, сможем ли мы соответствовать необходимым требованиям.

Я горячо поблагодарила его, потом позвонила Джилл и попросила переслать мне факсом справку. Отупев от телефонных переговоров, длившихся битый час, и отчаянно нуждаясь в каком-то движении, я нашла Джоди в груде бумаги, клея и красок, с которыми она возилась все это время.

– Собака! – воскликнула она.

– Очень красиво. Пойдем прогуляемся на почту.

Я помогла ей вымыть руки, причесала и переодела. Когда мы вышли из дома, она выглядела очень опрятно в своей веселой, желтого цвета футболке, которую, как я знала, она очень любила.

Дул легкий ветерок, мы шли по улице, но Джоди нервничала и хватала меня за руку, как только мимо проезжала машина.

– Кэти, – сказала она.

– Да, Джоди?

– А папа не делает больно маме?

– Надеюсь, нет, солнышко, – ответила я, не уверенная в том, что понимаю, о чем она спрашивает.

– Делает. Бедная мамочка.

Мы шли дальше. Джоди нахмурилась. Наверное, от мысли, пришедшей ей в голову, которая, кажется, беспокоила ее. Наконец она посмотрела на меня.

– Я не хочу, чтобы он делал ей больно, – сказала она, потом задрала подбородок и стиснула кулаки. – Я убью его.

И снова я не знала, что ответить. Может быть, она чувствовала себя виноватой за то, что оставила мать одну с отцом? Стоит ли мне постараться смягчить ее злость или, наоборот, укрепить ее решимость бороться с ним? Может, это и не профессионально, но мои личные ощущения подсказывали мне, что у нее есть все основания злиться и все основания желать отцу смерти. Я решила перенаправить ход ее рассуждений в другое русло:

– Если бы он делал ей больно, Джоди, я думаю, она ушла бы от него и рассказала бы полиции. Она взрослая и может сама решать, что ей делать.

Надеюсь, она понимала, что я пыталась сказать, хотя я сама не была уверена, что правильно понимаю ее. Говорило ли это о жестоком обращении в семье? Может, она видела, как отец бьет мать? Или она видела, как они занимаются сексом, и предположила, что маме так же больно, как и ей?

Я ненавязчиво перевела разговор на отвлеченную тему, и мы вышли на широкую улицу. Мы шли мимо разных магазинов, манящих яркими вывесками и привлекательными витринами, и я вспомнила, как будоражило меня в детстве хождение по магазинам вместе с родителями. Я до сих пор еще помнила и восторг при виде витрины рыбной лавки, и странные запахи обувной мастерской. Я с грустью посмотрела на Джоди – она смотрела прямо перед собой, настороженная, безучастная ко всем этим маленьким удовольствиям, которые были вокруг нее. Мир не был для нее местом, где можно найти радость, как для других детей. Ей недоставало восторга и стимула. Она была мертва для всего этого из-за перенесенных страданий. Мое сердце разрывалось на части.

Я сделала все, что нужно было, на почте, и поскольку Джоди все время тихонько стояла около меня, я купила ей пакет конфет в качестве вознаграждения. Когда мы вышли обратно на улицу, я заметила, что она снова притихла.

– Чем займемся дома? – спросила я.

Она молчала, лицо ее застыло.

– Что-то случилось, Джоди?

– На что они пялились? – ворчала она. – Не надо на меня пялиться.

– Кто, Джоди? На почте? – спросила я. Она не возразила, и я продолжала: – Никто на тебя не пялился, милая. Они, наверное, просто любовались, как хорошо ты выглядишь в этой симпатичной маечке.

Она не ответила, и я решила не продолжать. По-настоящему убедить в чем-либо Джоди было нельзя, что-то обсудить тоже. Заботиться о Джоди означало скорее следить за тем, что ей нужно, и пытаться отвлечь ее, прежде чем она впадет в истерику или гнев. Мы прошли еще немного, и навстречу нам попался мужчина средних лет в костюме.

– Да на что он, черт, уставился? – заворчала Джоди при его приближении. Хотя, по-моему, он вообще на нас не смотрел.

– Джоди, не груби.

Когда он подошел еще ближе, она снова повторила, на этот раз громче:

– На что он, на фиг, уставился?

На этот раз он, должно быть, услышал, и я виновато улыбнулась ему, а он в смущении отвернулся.

– Джоди, это было грубо. Тебе нечего так переживать, на тебя никто не смотрит.

– Я им покажу! – бормотала она. – Никто не будет смотреть на меня. Я их всех убью!

По возвращении домой настроение Джоди ничуть не улучшилось, и, чтобы протянуть время, я дала ей посмотреть «Мэри Поппинс», ее любимый фильм, а сама пока занялась кое-какой работой. Я включила стиральную машину и начала разбираться с посудой, не переставая размышлять о странном поведении Джоди. Я уже и раньше замечала ее подозрительную неприязнь ко всем, кто на нее смотрит. Это стало одной из причин, почему наши совместные трапезы были невыносимы. Она то и дело огрызалась «Чего ты смотришь?» на любого, кто бросит рассеянный взгляд в ее сторону. Я и раньше подозревала, что эта неприязнь была как-то связана с прошлыми проблемами, но сейчас, когда их происхождение было выяснено, ее фобия стала очевидна: если тогда там присутствовали и наблюдали за происходящим с Джоди несколько человек, то понятно, что она стала бояться даже того, что на нее смотрят в принципе.

Примерно через полчаса я закончила домашние дела и вернулась к Джоди, прихватив с собой стаканчик лимонада. Она отрешенно смотрела на экран, где Берт пел серенаду Мэри, когда они гуляли на фоне сказочно прекрасного пейзажа. Спустя какое-то время она повернулась и посмотрела на меня, потом подошла и села рядом со мной на диване.

– Ты знаешь, что у тебя очень маленькие глаза? – спросила она.

– Неужели? – удивилась я. Я вообще-то всегда считала, что глаза – одно из моих достоинств, и даже гордилась ими.

– Да, прямо как у поросенка. Поросячьи глазки. Хрю-хрю! – Она заулыбалась, ожидая, видимо, что я поддержу эту шутку.

– Ты говоришь не очень приятные вещи, Джоди. Не будь грубой. Не нужно никого обижать в этом доме.

– Но ведь это правда. Тупые маленькие глазки. Поэтому ты даже не видишь, куда идешь. Дура!

Какие-то странные вещи она говорила, будто повторяла что-то услышанное прежде. Например, оскорбление, когда-то сказанное в ее адрес и теперь разыгранное ею. Во-первых, это заявление было неверно. И кроме того, в нем были подробности такого порядка, до которых Джоди сама просто не додумалась бы. Было это сказано ей у нее дома? Прежде чем я успела все до конца осмыслить, раздался телефонный звонок. О нет, подумала я, наверняка звонят из школы сказать, что мест все-таки нет. Так быстро дают только отказ. Я улыбнулась и попыталась говорить бодро:

– Алло.

– Здравствуйте, это Маргарет Браун с Бохэм Клоуз?

Я с тревогой посмотрела на Джоди. Адрес был мой, но имя Маргарет Браун – это имя матери Джоди.

– Нет, это не она. А кто говорит?

– О, простите, виновата. Я звоню от отоларинголога больницы Святого Джона, по поводу Джоди Браун.

– Да, это Кэти Гласс, ее воспитатель.

– Простите, я просто нашла файл в папке. Письмо от врача у вас на почте, вместе с рецептом на ушные капли. Доктор хочет назначить Джоди полный осмотр в этом месяце.

Я договорилась о приеме, записала дату в ежедневнике и повесила трубку. Это нехорошо. В больнице я дала особые указания по поводу конфиденциальности моих данных. Чтобы избежать неловкой ситуации, они должны быть недоступны для родителей Джоди. Очевидно, меня не поняли. Сегодня они позвонили мне и спросили Маргарет, но что, если в другой раз они позвонят Маргарет и спросят Кэти Гласс? Тогда все, что ей понадобится сделать, – это попросить подтвердить полный адрес, после чего ее муж в два счета окажется на моем пороге. Тогда у нас с Джоди будет больше причин для беспокойства, чем мои поросячьи глазки.

ГЛАВА 14
Парк

Эйлин вернулась из своего отпуска, и Дэйв наконец смог организовать встречу. Джилл приехала ко мне, и все сразу завертелось. Мне было поручено сводить Джоди на десятки разных приемов. Сначала нас должен был обследовать детский психиатр, чтобы помочь социальной службе решить, как лучше всего работать с девочкой. Также Джоди предстояло пройти то, что называется протокольным интервью. Ее беседу с офицером полиции из отделения по делам несовершеннолетних запишут на видеокамеру, и это станет отправной точкой уголовного дела против отца Джоди, и хочется верить – против его соучастников тоже. Потом Джоди придется пройти обследование у полицейского врача для судебной экспертизы – необходимо гинекологическое обследование, чтобы подтвердить ее заявления.

Судебная экспертиза волновала меня больше всего. Даже для взрослого подобное стало бы тяжелым испытанием, но для униженного ребенка это может оказаться чем-то, похожим на очередное нападение. Я обещала Джоди, что с ней больше никогда не случится ничего такого, и я боялась, как бы она не решила, что я обманула ее, и не перестала мне доверять.

Тем временем в жизни установился какой-то порядок. По понедельникам, средам и пятницам утром к Джоди приходил преподаватель, а потом, днем, мы ходили гулять – как правило, в парк. По вторникам и четвергам мы ходили по магазинам, хотя у нас с Джоди были разные взгляды на то, как это нужно делать. От самого процесса совершения покупок Джоди получала истинное удовольствие, тогда как для меня это дело было вполне обыденным. Она наслаждалась, устраивая на публике скандалы, зная, что в ответ я мало что могу сделать. Вспышки злобы были рассчитаны на то, чтобы вытрясти из меня какую-нибудь покупку лично для нее, но я никогда не уступала, в противном случае она получила бы награду за плохое поведение. Однако Джоди годами успешно пользовалась этой тактикой, и я не рассчитывала, что она скоро избавится от привычки.

Занятия с Николой, если говорить о поведении, проходили все лучше и лучше, но в самом обучении Джоди мало продвинулась. По-моему, это было связано не только с ее невосприимчивостью к обучению и задержкой в развитии, скорее это стало результатом ее эмоционального состояния. Большой проблемой оказалось то, что Джоди было неинтересно учиться. Она не видела никакого смысла ни в одном из упражнений, которые задавала ей Никола, и мотивировать ее было очень непросто, поскольку выяснилось, что она абсолютно не нуждалась ни в чьем одобрении.

Мое беспокойство возросло, когда я наконец получила ответ от мистера Радмэна. Его секретарь, извинившись, сообщил, что они не имели возможности предоставить место для Джоди.

– Возвращайтесь к занятиям, – сказала я Николе, а сама оставшуюся часть урока провела на телефоне, безрезультатно пытаясь заинтересовать еще одного школьного директора.

– Проблема в том, – сказала Никола, – что ей действительно нужна спецшкола, но пока у нее не будет новой справки, у Джоди нет никаких шансов.

– И сколько времени потребуется на то, чтобы ее заменить?

– Вплоть до одного года.

Мы понимали, что это был не выход, и после того, как Никола ушла, я дала Джоди бумагу, краски и клей, а сама провела следующий час за «Желтыми страницами». Работа была утомительная, но в конечном счете я все же нашла школу, где захотели взглянуть на медицинское заключение Джоди. Начальная школа Эльмакр была в восьми километрах от нас, и надо было учитывать пробки, но там хотя бы было место.

Лучшим временем, которое мы проводили вместе с Джоди, были прогулки в парке. На открытом пространстве она не так нервничала еще и потому, что радом было не слишком много людей. И еще ей нравилось качаться на качелях, а я, рассказывая о растущих здесь цветах и деревьях, называя породы разных птиц, потихоньку подводила ее к тому, чтобы она начала познавать окружающий мир.

Иногда мы сталкивались с моими знакомыми, и я надеялась, что такие дружеские контакты будут полезны для Джоди. Я знакомила их с ней, как и со всеми своими воспитанниками, но вместо того, чтобы сказать «здравствуйте» или робко улыбнуться, она задирала нос, прищуривала глаза и усмехалась как ведьма. Этот смешок появился у нее совсем недавно – возможно, очередной защитный механизм, чтобы не подпускать к себе людей. И если это было так, то он действительно срабатывал. Только самые стойкие поддерживали беседу. Но к счастью, большинство моих знакомых знали, чем я занимаюсь, так что не обижались.

Несмотря на мои большие планы по расширению ее кругозора (что включало и зоопарк, и кино, и местные музеи), Джоди нравилось бывать только в парке, особенно на детской площадке. Стоило нам приблизиться к воротам, она сломя голову неслась прямо к качелям. Она редко играла с другими детьми, будто вовсе не замечала их существования. Меня это не удивляло, поскольку тогда и меня-то она едва замечала. Бормоча или напевая себе под нос, она почти все время раскачивалась на качелях, пока не наступала пора идти домой. Точно так же она вела себя и дома, когда мы хотели поиграть в настольные игры: она предпочитала играть одна, в своем собственном маленьком мирке.

Несколько раз она заговаривала с другими ребятами, но, как правило, только из любопытства. Если Джоди видела, что кто-то из детей занимается чем-то интересным, или замечала понравившуюся ей вещь, она могла подойти к этому ребенку и просто уставиться ему куда-то в грудь. Она по-прежнему всячески избегала смотреть прямо в глаза. Попятно, что детей это пугало, хотя цели напугать их у нее не было. И все же дело часто заканчивалось ссорой, и малыш бежал жаловаться маме на «вон ту девочку».

Однажды, когда мы были на площадке, туда пришел молодой папа с двумя девочками. На площадке было специально отведенное место для самых маленьких, таких, как эти. Именно туда их и отправили играть. По какой-то причине это вызвало у Джоди интерес, так что она последовала за ними и стояла, наблюдая, как они лазают по сооружению в виде замка. Я была поблизости и следила за ней. В какой-то момент одна из девочек решила съехать с горки. Джоди подошла посмотреть, но встала слишком близко, оказавшись, таким образом, у той на пути. Отец девочки подошел к Джоди, положил руки ей на плечи и сказал:

– Отойди, не мешай.

Мне показалось, это было слишком, но я быстро подошла и извинилась:

– Прошу прощения. Пойдем, Джоди, пойдем на качели.

Мы повернулись и уже уходили, когда он крикнул нам вслед:

– Тебе надо бы научиться следить за своим ребенком.

Это было совершенно излишне, но я не стала отвечать, и мы с Джоди пошли дальше. Несколько минут спустя на площадку пришла красиво одетая женщина средних лет и направилась прямо к нам.

– Извините, – обратилась она ко мне. – это Джоди, верно? – Она наклонилась к Джоди и улыбнулась: – Привет, Джоди, я рада снова тебя видеть. – Джоди посмотрела в ее сторону и продолжала лениво раскачиваться. Дама подала мне руку: – Здравствуйте, извините, я Фиона, бывшая учительница Джоди.

Я пожала ей руку:

– Здравствуйте. Я Кэти, ее попечитель. – Я обычно не говорила при ребенке, что я попечитель, чтобы его не смущать, но в данном случае было логично предположить, что ее преподаватель знает, что Джоди находится на патронате. – И как долго вы с ней занимались?

– Год. – Она улыбнулась Джоди, но та в ответ только рассеянно посмотрела на нее. Интересно, она ее узнала? – Должна сказать, я рада видеть Джоди в таком хорошем состоянии и такой опрятной. Вы замечательно справляетесь.

– Спасибо. Что ж, продвигаемся потихоньку вперед, верно, милая?

Джоди кивнула, не вникая, о чем ее спрашивают.

– Сколько времени она живет с вами? – спросила Фиона.

– Несколько месяцев. До меня она сменила несколько семей, но теперь все как будто устроилось.

– Замечательно. Уверена, это именно то, что ей нужно. Что ж, я пойду, развлекайтесь. Джоди, была очень рада тебя видеть… и была рада познакомиться, Кэти.

Она ушла, а я стояла около качелей, глядя на Джоди. Отец двух малышек направился в нашу сторону, и я забеспокоилась.

– Извините, – сказал он. – Не хочу вас беспокоить. Просто хотел извиниться за свой тон.

– А… ясно, – сказала я с облегчением. – Да ладно, ничего.

– Я случайно услышал, что вы ее попечитель. Просто я подумал, что вы мать.

– Не беспокойтесь. Извините, что помешали вам.

Он виновато улыбнулся и вернулся к девочкам.

Мы пришли домой, и я задумалась о двойных стандартах. Занимаясь чужими детьми, мы часто слышим в свой адрес обвинения в их плохом воспитании, но как только люди узнают, что вы попечитель, они неожиданно меняют свое мнение. Почему же все готовы сразу осуждать? Воспитывать ребенка в любом случае сложно, а тут еще осуждение посторонних.

Несколько дней спустя мне ответили из школы Эльмакр: очень жаль, но они не могут предложить Джоди место. Я упала духом, но секретарь продолжал: у них есть сотрудник в другой школе и, может быть, там нам помогут. Сотрудника звали Адам Вест, из школы Эбби Грин, ему уже передали мои координаты, и он скоро свяжется со мной. Я горячо поблагодарила его и с улыбкой передала хорошие новости Джоди.

– Не пойду, – сообщила она. – Ненавижу школу. Тебя ненавижу. Все ненавижу. – Она показала мне язык и выбежала в коридор.