Текст книги "Будь моей мамой. Искалеченное детство"

Автор книги: Кэти Гласс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА 19
Папочкина девочка

Никола пришла на последний в этом году урок, а на следующий день начались каникулы и в школе у девочек, и в колледже у Эдриана. Неожиданно мы все впятером остались вместе на целый день. Впрочем, слово «вместе» несколько неточно, поскольку, даже находясь под одной крышей, мы не были рядом, и не только из-за Джоди. Пола, Люси и Эдриан большую часть времени провели, закрывшись в своих комнатах. А когда они все-таки спускались вниз, то натыкались на очередной пинок и тираду: «Чего тебе надо? Пошел отсюда! Теперь это мой дом!» – и все в таком духе. За время проживания с нами Джоди ее отношение к окружающим не изменилось в лучшую сторону. Против всякой логики, чем больше внимания я ей уделяла, тем ревнивее она воспринимала других.

Снова и снова я повторяла Джоди, что все мы одна семья, но она даже слушать об этом не хотела. Ей и не нужна была семья, ей нужна была я. Ее собственническое отношение ко мне только укрепилось за те недели, что мы провели вдвоем, и меня это не устраивало. Она требовала от меня постоянного внимания, и я видела, что она делает то, чего прежде не позволял себе ни один ребенок: она подрывает устои нашей семьи. В другой ситуации я бы решила эту проблему, отдалив девочку от себя на некоторую дистанцию, но сейчас это было невозможно, поскольку в жизни Джоди было слишком много сложностей.

Враждебность Джоди и ее агрессия производили сильное впечатление на всех нас и создавали напряженную атмосферу. Даже когда она была наверху, в своей комнате, я будто ощущала в воздухе скопление недоброжелательности. За ужином, когда у нас получалось собраться вместе, мне приходилось постоянно поддерживать разговор, потому что дети чувствовали себя скованно из-за ее бесконечных выходок и сидели молча. Мы даже друг на друга почти не смотрели, потому что, если кто-то случайно бросал взгляд на Джоди, это моментально выводило ее из себя. Один взгляд – и разгоралась очередная истерика, и никто не хотел быть ответственным, без вины виноватым, за очередной испорченный вечер.

Мы стали меньше разговаривать, поскольку сам характер травмы Джоди значительно сужал круг тем для наших бесед. Например, мы не могли поговорить о новом парне Люси, хотя сейчас ни о чем другом она не могла говорить. В общем-то, мужчины всех возрастов стали своего рода табу в нашем доме – мы даже звезд телевидения не рисковали обсуждать.

Когда девочки стали больше времени проводить дома, я особенно четко осознала ту пропасть, которая разверзлась между Джоди и остальной семьей. В первые месяцы ее пребывания у нас ее можно было приласкать и утешить, но в последнее время она отказывалась от любого проявления физического контакта, даже тогда, когда с криком просыпалась по ночам. Девочек я всегда обнимала и целовала на ночь, Эдриана – реже, и в сравнении с этим стало особенно очевидно, насколько изолировала себя от всех Джоди. Я, конечно, пыталась преодолеть препятствия, но если я хотела обнять ее перед сном или просила посидеть рядом со мной на диване, она могла или отпустить комментарий по поводу того, что все это ей противно, или просто помотать головой, или убежать.

Меня огорчали такие поступки, ведь было же ясно, как она одинока и несчастна, и я хотела только одного – чтобы она увидела, что я проявляю к ней любовь и привязанность, такую же, как к своим собственным детям. Яне психиатр, но, похоже, сексуальные надругательства оставили Джоди в наследство неприязнь к физической близости в целом, сделав все связанное с нею отталкивающим и пугающим. Чудовищная уловка-22 [2]2
  Название знаменитого романа Джозефа Хеллера «Уловка-22» приобрело нарицательное значение, используемое для описания безвыходной, патовой ситуации.


[Закрыть]: Джоди нуждалась во внимании больше, чем кто бы то ни было, но любые формы проявления такого внимания только отпугивали ее.

Салли, судебный представитель, пришла к нам в гости и попросила оставить ее наедине с Джоди. Я воспользовалась этим временем, чтобы побыть немного с девочками (Эдриана не было дома, он гулял с друзьями). Все утро Джоди вела себя грубо и агрессивно, и я застала Полу уныло сидящей на кровати.

– Я хочу обратно в школу, – призналась она. – Боюсь Рождества. Она все испортит.

– Нет, мы не позволим. Может, наоборот, это окажется именно тем, что нужно, чтобы достучаться до нее. Я понимаю, это непросто, но не может же она держать все в себе вечно.

– Разве? Пока что у нее неплохо это получалось. Из-за нее я не могу далее друзей к себе позвать.

Я была поражена. Моя дочь, такая дружелюбная и общительная, теперь стеснялась приводить к себе знакомых. Я подошла и обняла ее:

– Прости. Я даже не догадывалась. Давай пригласи к себе кого-нибудь с ночевкой, когда ее отвезут на отдых. Посмотрите видео, поболтаете, устроите девичник.

Она немного просветлела:

– Хорошо. Извини, мам.

– Не за что извиняться. Я все понимаю.

Я зашла в комнату Люси, но стоило мне упомянуть имя Джоди, как она повернулась ко мне:

– Мы только об этом и говорим. Джоди то, Джоди се. Меня уже тошнит от этой чертовой Джоди. Лучше бы она не приезжала к нам. Что ты с ней ни делай, Кэти, она не изменится. Теперь-то ты сама это видишь? Она – зло. Ей, блин, священник нужен, а не патронат.

Интересно, почувствовала ли Салли гнетущую атмосферу, возникшую в нашем доме, но перед уходом она задержалась и положила мне на плечо руку:

– Кэти, спасибо за прекрасную работу. Но вы уверены, что вы сами и ваша семья не страдаете от этого? Такие дети, как Джоди, умеют жестоко играть на чувствах. Не забывайте, вы не отвечаете за ее проблемы. Вы не можете сделать невозможного.

Слова Салли меня успокоили, приятно было слышать что-то позитивное. Мне она нравилась, в ней сочетались профессионализм и сострадание, она как будто все понимала.

Позже позвонила Эйлин.

– Здравствуйте, Кэти, – обратилась она, как всегда без эмоций. – У нас тут небольшая проблема.

– Неужели? – отвечала я невозмутимо. Я уже привыкла к социальным работникам, заявляющим, что у «них» проблемы. Обычно это означало, что готовится какая-то неприятность для меня.

– Когда мы отправляли копию врачебного заключения родителям Джоди, кто-то забыл стереть оттуда ваши координаты, так что боюсь, они узнают ваши имя и адрес. – Нет, судя по голосу, она совсем не обеспокоена. Я негодовала. Я еще переживала за ненадежность врачебного кабинета отоларинголога, а оказалось, что сами социальные службы выдали всю мою подноготную. Я вспомнила молчание в телефонной трубке во время занятий с Николой и подумала: не могли ли это быть родители Джоди?

– Вот как, – сказала я, – теперь Джоди действительно может чувствовать себя в безопасности! Впрочем, не могу сказать, что я удивлена. Когда это случилось?

– Точно не знаю. Известно только, что сегодня звонила мать Джоди и требовала встречи. Угрожала, что, если мы не организуем свидание, она придет к вам. Конечно, мы сказали ей, что это исключено, но я решила, что вам нужно знать.

– Спасибо, – отрезала я. – И что она ответила? По-прежнему собирается прийти сюда?

– Не думаю. Она только мельком упомянула об этом. Но не волнуйтесь, если она придет, мы немедленно подадим на судебный запрет.

Да, замечательно, судебный запрет. Но это только бумага! И раньше ко мне на порог являлись разъяренные родители, и не слишком помогало то, что я размахивала у них перед носом листочком с печатью. Если ребенок находится на добровольном попечении или мы работаем на реабилитацию ребенка, чтобы он мог вернуться домой, и родители помогают нам в этом, тогда никаких проблем из-за того, что они знают мой адрес, не возникает. Иногда даже свидания проходили в моем доме. Но это явно был не тот случай, далеко не тот. Было до смешного очевидно: мои координаты должны строжайше охраняться. Было не менее очевидно: их выдали. Эйлин как будто не слышала моего отчаяния, и я мало что могла предпринять в сложившейся ситуации. Применять какие-то санкции сейчас было так же бессмысленно, как запирать стойло, когда лошадь уже убежала.

– Ладно. Спасибо, что сообщили, – сказала я холодно и повесила трубку.

Да, я была зла, но, как и Эйлин, не особенно удивлена. Пока дело об опеке находится в процессе, приходится рассылать тучи бумаг: родителям, юристам, социальным работникам, попечителям – всем. Нынешняя система полагается на то, что кто-нибудь в офисе социальных служб не забудет вычистить конфиденциальные данные из каждого документа, – так что ошибки здесь неизбежны. В моей практике в половине случаев адрес по разным причинам попадал к родителям детей, что, по-моему, было совершенно недопустимо.

В итоге нарушения конфиденциальности нам, нашим семьям приходится принимать некоторые меры предосторожности. Все мои знают, что, прежде чем открыть дверь, всегда нужно посмотреть в глазок и, если там стоит незнакомый человек, ни в коем случае не открывать, а позвать меня. Патронатным детям вообще к двери подходить нельзя. Кроме того, у нас мощная сигнализация, крепкий замок. Прежде чем выйти из дома, всегда нужно проверить улицу. Спустя какое-то время все это входит в привычку, и мы просто смирились с тем, что приходится идти на приемлемые риски. Слава богу, кроме нескольких неприятных словесных перепалок, никому из нас никогда не угрожала реальная опасность.

Но мое терпение по отношению к Эйлин было на грани. По прошествии нескольких дней в соц-службе решили (по причинам, известным только им самим) организовать встречу, чтобы обсудить угрозу вторжения матери Джоди, и они требовали нашего с Джилл присутствия. Мы изумлялись: откуда у них только время берется в самый канун Рождества? И потом, что там вообще обсуждать? Теперь, упустив информацию, вернуть ее назад невозможно. Добиваться судебного запрета на приближение родителей Джоди к моей собственности бессмысленно. Единственным выходом было передать Джоди в новую семью, что никому не было нужно, особенно Джоди. И кто взял бы ее, с таким букетом проблем?

Встреча проходила так, как и следовало ожидать. Мы обсудили все возможные варианты и в конце концов пришли к решению не предпринимать ничего. Я собиралась уйти, удивляясь такой бездарной трате времени, не только моего, но и всех нас, когда Эйлин остановила меня в коридоре:

– Кэти, пока вы не ушли, могу я вам дать это? Это подарок на Рождество, для Джоди. Ее отец попросил меня передать ей.

Я уставилась на нее в изумлении: она держала в руках потрепанную сумку из супермаркета.

– Не думаю, что это уместно, – сказала я вынужденно дипломатично, напоминая себе о собственном профессионализме. – Мы исключили личные контакты, а подарки расцениваются именно как контакт, особенно в таких случаях. Джоди вполне обоснованно чувствует сейчас большую неприязнь к своим родителям.

– А… верно, – сказала она, обдумывая мои слова. – Значит, мне это вернуть? – С этими словами она достала из сумки неупакованный подарок, видимо, для того, чтобы показать, насколько он безвреден и я только зря перестраховываюсь. Это была ярко-розовая футболка с длинным рукавом, со словами «Папочкина девочка», написанными на груди блестящими буквами. Эйлин взглянула на нее и приподняла: – Вы думаете, Джоди не понравится?

Я почти потеряла дар речи, глядя, как она держит эту вещь. Нелепая ситуация, ничего подобного я не видела в жизни.

– Эйлин, – сказала я, тщательно подбирая слова. – Отец насиловал Джоди, и, возможно, большую часть ее жизни. Не думаю, что футболка со словами «Папочкина девочка» будет уместна, а вы как считаете? Если я отдам ей это, Джоди испугается одного ее вида.

Кажется, дошло.

– Ах, да. Вы правы, я поняла вас. Тогда вернем обратно. Счастливого Рождества!

Я уже села в машину, а отделаться от шока все никак не получалось.

ГЛАВА 20
Рождество

Меня не покидали надежды, что Джоди понравится Рождество и она почувствует себя частью семьи. По горькому опыту я знала, что часто у детей, которые попадают на патронат, в прошлом не бывало настоящего Рождества. Поскольку в праздничные дни их родители напиваются больше, чем обычно, для многих детей это время становится едва ли не худшим в году.

Я вспомнила своего прежнего воспитанника, Каллума, милого десятилетнего мальчишку. Он жил со своей матерью, беспробудной пьяницей, которая не могла вести нормальную жизнь. Незадолго до того, как Каллума отправили ко мне, его отец прислал ему на Рождество чек, который мать тут же забрала и спустила все деньги на выпивку. В сочельник она проснулась с головной болью и попыталась приготовить праздничный ужин. Она не делала никаких покупок и просто счистила панировку с куриных наггетсов, решив выдать их Каллуму за жареную индейку.

Несмотря на свой алкоголизм, мать Каллума не была с ним жестока или груба, но пьянство довело ее до такого состояния, что сыну приходилось за ней ухаживать, а не наоборот. За три года он не получил ни единого подарка на Рождество или день рождения. В Рождество, которое он провел с нами, я подарила ему скейтборд, шлем и наколенники, и когда он распаковал их, то выбежал из комнаты, чтобы мы не видели, как он плачет.

На Рождество Джоди проснулась до шести, как обычно, но было видно, что она воспринимала этот день так же, как и все предыдущие. Накануне мы развесили за двери наволочки, которые теперь были набиты подарками. Я проводила Джоди вниз и показала, что бокал хереса, пирог и морковка исчезли, а это означало, что накануне приходил Санта.

– Здорово, – отозвалась она словно с издевкой.

Целое утро, пока мы распаковывали подарки, Джоди оставалась равнодушной, но все-таки (так мне показалось) начала осознавать всю значительность дня. Вела себя хорошо и не отгораживалась от нас. Я наблюдала за ней с надеждой: хотя она и не испытывает особых восторгов, добрая аура этого дня, возможно, возымеет свое положительное действие.

Позже приехали мои родители. Вместе с ними были брат Том, его жена Клои и их шестилетний сын Эван. Дом наполнился шумом и радостью, и я поняла, насколько мы оказались далеки от нормальной жизни. Взять хотя бы то, что больше недели я не общалась ни с кем из взрослых. Джоди уже была знакома с моими родственниками, они приезжали просто навестить нас и всегда относились к моим воспитанникам как к родным. И все же ее немного ошарашило, когда они приехали все разом, и почти до конца дня она оставалась замкнутой.

Мы немного выпили и переместились в гостиную, чтобы обменяться подарками. Что-то привезли для нас родные, а наши подарки для них, запакованные, лежали под елкой и ждали. Мы все были воодушевлены, но этот ритуал был явно новым для Джоди. Когда подарки раздали, она начала озираться по сторонам, не зная, как себя вести. Увидев, как открывает подарок Эван, Джоди последовала его примеру. Она равнодушно посмотрела на свой подарок, и я решила продемонстрировать ей восторг:

– Прелесть, Джоди, правда? Можешь сегодня поиграть с ним. Не хочешь сказать «спасибо»?

Она поблагодарила, как я и просила, но без энтузиазма, без блеска в глазах, появляющегося у детей обычно в праздник. Она не была неблагодарной, но было заметно, что подарок оставил ее равнодушной. Я печально наблюдала, как она пытается мимикой подражать восторгу и счастью, которые были так естественны для всех нас.

После ужина, как только немного отошли от застолья, мы уселись за игры. Девочки вовсю старались подключить и Джоди, но она становилась все раздражительнее, возможно устав от восторгов за целый день. Она играла вместе с нами, но без удовольствия. Когда проигрывала, то злилась и стучала кулаком по подлокотнику дивана. Когда выигрывала, то оставалась безразличной, не радуясь и не делясь своими эмоциями с другими.

Вскоре Джоди все это надоело, и она стала тереть нос. Сначала я не реагировала на это, думая, что она просто привлекает мое внимание, но позже все же спросила, все ли в порядке.

– У меня болит нос, – сказала она плаксивым голосом.

– Боже. Дай посмотрю. – Она убрала руку, но поежилась, когда я дотронулась до ее лица. – Не вижу ничего. Я могу чем-нибудь помочь?

– Больно! – ныла она.

– Почему больно, Джоди? Ты что-то сделала с ним?

– Больно, больно… – повторяла она все громче и громче, морщась как от боли.

– Хорошо, пойдем сделаем тебе холодный компресс.

Я отвела ее в ванную и наложила примочку на лицо.

– Джоди, что ты сделала, отчего у тебя болит нос?

– Это он. Он ударил меня по носу.

– Кто?

– Папа! Он побил меня, – заскулила она, вот-вот готовая разреветься.

Весь этот день я находилась рядом с ней и точно знала, что ничего такого не было. Но несмотря на то что боль и была выдуманной (в том смысле, что сегодня Джоди никто не бил), Джоди ощущала ее совершенно реально. Как будто она вспомнила, как ее ударили в прошлом, – и воспоминание было спроецировано на настоящее. Мы постояли в ванной, пока она не успокоилась, потом вернулись к остальным.

В восемь часов мы вышли проводить гостей. Слава богу, Рождество мы пережили без эксцессов, хоть и не так замечательно, как мне хотелось бы. Джоди впала в оцепенение из-за такого обилия гостей, но вела себя хорошо, и я надеялась, что и ей передалось хоть немного праздничного настроения. Может быть, Рождество и не вызвало у нее восторга, не тронуло до глубины души, как когда-то Каллума, но я надеялась, что оно стало для нее чем-то по-настоящему хорошим.

ГЛАВА 21
Новый год

Новый год приближался, и я все более воодушевлялась. Новый год – новая страница в жизни, и первого января все кажется возможным. Однако в моем списке новогодних обещаний отсутствовало обещание бросить курить – теперь я выскакивала на крыльцо раз по семь на дню, успокаивая себя тем, что снова брошу, как только жизнь вернется в нормальное русло. Но когда же это произойдет?

Наступил новый год, но, несмотря на мои надежды, поведение Джоди оставалось отвратительным, враждебным, а по ночам ей все чаще стали сниться кошмары, девочку преследовали галлюцинации. Участились случаи «воспоминания боли», что было связано с откровениями Джоди. Она могла пожаловаться на боль в руке – и это приводило к воспоминанию о том, как мать ударила ее пепельницей или отец ошпарил кипятком. И каждый раз боль казалась ей абсолютно реальной, и мои попытки объяснить, что все травмы, на которые она жаловалась, случались давно, месяцы, а то и год назад, ни к чему не приводили.

И хотя здесь я не сомневалась в ее искренности, зато стала замечать, что Джоди лжет в других ситуациях, иногда до того убедительно, что я уже сама задавалась вопросом: а не ошибаюсь ли я и точно ли я видела то, что видела? Стоило мне уличить ее в очередном проступке, она принималась так горячо все отрицать, что я вынуждена была остановиться и задуматься: что именно я видела? Она врала иногда и вначале, когда только приехала к нам, но тогда я все объясняла ее прошлым опытом. Ведь, возможно, ей приходилось лгать, чтобы избежать наказания, и в чем-то я могла даже понять ее. Но теперь-то она должна была уяснить, что у нее нет причин бояться и ничто не угрожает ее физическому и эмоциональному здоровью. Так зачем ей было нужно так отчаянно отрицать свои поступки?

А еще Джоди стала выдвигать ложные обвинения против других детей, даже если я находилась в комнате и сама была свидетелем того, что они ничего не натворили. Она могла клятвенно заверять, что Люси или Пола ударили ее или отшлепали, и это было совершенно нелепо – наоборот, они сами боялись ее, и на то были причины. Стоило мне напомнить Джоди, что я не отлучалась из комнаты и, стало быть, видела, что никто ее не обижал, как она вспыхивала:

– Она обидела, она! Почему ты мне никогда не веришь?

Джоди так страстно пыталась уверить меня в этом, что меня так и подмывало обдумать ситуацию заново, и мне приходилось убеждать себя: я все видела своими глазами.

Иногда я заставала ее в гот момент, когда она намеревалась причинить себе боль. Но не как в прошлый раз, когда она проделала все, не выражая никаких эмоций. Теперь это были вспышки злости – в порыве ярости или отчаяния она могла ударить себя, отхлестать по щекам, начать биться головой обо что-нибудь, таскать себя за волосы. Потом она обвиняла в этом кого-то из своих воображаемых друзей. Или друга. Мне приходилось осторожно объяснять девочке, что это делает она сама, что никто и пальцем не касался ее. Членовредительство было одним из самых тревожных аспектов поведения Джоди, а ее оплеухи и удары часто оставляли синяки и ссадины, которые только больше убеждали ее в том, что на нее кто-то действительно напал.

Стало еще тревожнее, когда спустя неделю после Нового года разные голоса, которыми она время от времени говорила, как будто начали обретать собственную индивидуальность.

Пропал мобильный телефон Эдриана, и после продолжительных поисков я все же обнаружила его – в коробке игрушек Джоди. Раньше она никогда ничего не крала, но у нее всегда были проблемы с тем, чтобы разделять свою и чужую собственность, и я пыталась втолковать ей, что мы не можем просто так брать то, что нам приглянулось, а нужно всегда первым делом спрашивать разрешения.

– Это не я, честное слово, – повторяла она детским голоском, глядя мне прямо в глаза. – Правда, не я. Я не дотянусь туда.

Мы с Эдрианом посмотрели на полку, куда Джоди без труда ставила коробку с игрушками.

– Конечно, дотянешься. Она же на уровне твоих плеч, – сказал Эдриан.

– Нет, – настаивала она, повышая свой голосок. – Это она… – Она ткнула в пустоту перед собой. – Это Джоди!

– Ты – Джоди, – сказала я устало.

– Нет, я Эми. Мне всего два года, я туда не достаю. – Она потерла глаза и надула губы, как маленький ребенок.

Я повторила, что ей не следовало брать телефон Эдриана, и на этом мы закончили.

На следующий день раздвоение личности проявилось в более опасной форме. Джоди проснулась в половине шестого утра, и я поднялась, чтобы попробовать снова уложить ее. Она сидела на кровати, играла с музыкальной шкатулкой и громко хлопала в ладоши.

– Тише, Джоди. Если ты выспалась, найди себе спокойное занятие.

Она резко повернулась в мою сторону. Ее лицо застыло в неприятной гримасе.

– Нет, – крикнула она хриплым мужским голосом. – Выметайся, пока я тебя не пришиб. Вон отсюда, дрянь!

Я инстинктивно сделала шаг назад.

– Джоди! Не говори таких слов! Теперь успокойся. Найди себе тихое занятие. Я не шучу. Быстро!

Девочка сползла с кровати и выпрямилась во весь рост. Она двинулась в мою сторону, выставив когти и оскалив зубы.

– Я не Джоди! – зарычала она. – Я Per. Выметайся отсюда, а то я тебя прибью к чертовой матери.

Я не собиралась бороться с ней – она была невменяемой. Я вышла, заперла дверь и подождала какое-то время снаружи. Сердце мое бешено колотилось. Я слышала, как Джоди громко топает по полу, осыпая руганью и меня, и всех остальных членов моей семьи:

– Мрази. Поганые мрази. Я им головы поотрываю.

Она снова Зарычала, а потом все стихло. Я открыла дверь и осмотрелась. Джоди сидела на кровати и спокойно листала книгу. Похоже, вернулась прежняя Джоди.

По характеру работы мне давно пришлось смириться со странностями в поведении детей. Но это было что-то новое. Воображаемые друзья Джоди брали над ней верх.

– Кто такой Per? – спросила я тем же утром, когда мы вместе мыли посуду. Джоди посмотрела на меня непонимающе. – Ты не знаешь никого по имени Per? Мне послышалось, ты назвала это имя, когда я утром заходила к тебе.

Она помотала головой и продолжила разбирать столовые приборы.

– У мамы по телевизору был какой-то Per, но он страшный. Я не разговаривала с ним.

– И больше никого?

– Нет.

Я ей верила. Per, как и Эми, кажется, жил собственной жизнью, без участия Джоди, она и не подозревала об их существовании. Джилл очень удивилась, когда я рассказала об этом:

– Это крайне необычно. Если я права, то это похоже на диссоциативное расстройство идентичности… Синдромом множественной личности.

Диссоциативное расстройство идентичности – это редкая сложная реакция на стресс, при которой личность, чтобы справиться со стрессом, распадается на несколько других личностей. Как правило, одна личность не имеет представления о действиях другой.

– Абсолютно подходит к ее случаю, – ответила я. – Это очень беспокоит меня. Почему она так с нами? Этого ведь не было раньше. Почему же это начинается сейчас, когда она защищена больше, чем когда бы то ни было?

– Возможно, именно потому, что только теперь она почувствовала себя в полной безопасности и позволила себе вспомнить обо всех нанесенных ей ранах. Я думаю, раньше она не могла даже осознать и осмыслить, что с ней происходило. Чтобы уцелеть, она стирала все это из памяти. Ты говорила, что вначале она равнодушно воспринимала все события – помнишь тот случай, когда она просто начала раздеваться перед камерой? В ней не было протеста, потому что ей нужно было продолжать жить. А теперь она настолько отдалилась от насилия, что стала вспоминать о нем и по кусочкам складывать в общую картину.

Я рассказала о том, как Джоди мучается от прежней боли – насколько реальной она ей кажется.

– Это подтверждает мои слова, – сказала Джилл. – В то время она старалась не чувствовать боль, но она чувствует ее сейчас. На нее давит поток информации, физически и эмоционально. Она вспоминает этот кошмар весь сразу, целиком, ее мозг перегружен и не справляется с потоком мыслей. Разделяя свое сознание, она хотя бы часть себя оставляет в покое. Пока что ты видела только малышку Эми и взрослого мужчину. Есть ли у нее в видениях взрослая женщина?

– Теперь я начинаю припоминать, и думаю, что да. Раньше я считала, что она подражает матери, но сейчас уже не уверена. Она пытается отчитывать Люси и Полу в образе рассерженной домохозяйки.

– Она называла себя по имени?

– Не знаю, не слышала.

– Это классический набор. Ребенок, мужчина, женщина. Наша личность содержит в себе все три составляющие, но, пока мы психически здоровы, они нераздельны в нашем сознании. – Джилл замолчала. – Откровенно говоря, я очень волнуюсь.

Я и сама перепугалась не на шутку. У Джоди, оказывается, проявилась реакция на предшествующую жизнь, полную ужасов и страхов. Я не имела понятия, что от нее ожидать и смогу ли я справиться с проявлениями ее невероятно глубокой психической травмы.

– Ты сообщила Эйлин? – спросила Джилл.

– Нет. Не застала ее в офисе.

– Попробую дозвониться до нее. Поставь в известность психолога. Если я права, то это серьезное нарушение психики.

– Джилл, – нерешительно спросила я сразу же, как только эта мысль пришла мне в голову, – когда Джоди пребывает в одном из своих обликов, способна ли она сделать что-нибудь такое, на что не смогла бы пойти в нормальном состоянии? Например, этот Per кажется очень нестабильным типом, и Джоди становится очень сильной, когда превращается в него.

– Если бы она была постарше, я немедленно забрала бы ее. Взрослые с личностной диссоциацией могут проявлять нечеловеческую силу и поступать так, как не поступают в нормальном состоянии. Но, наверное, ты все же сможешь справиться с ней, даже когда она – Per.

– Пожалуй, – ответила я после паузы.

– И ты хочешь продолжить?

– Да. Теперь я знаю, что с ней, и поэтому она уже не так пугает… – Чем дольше я шла этой дорогой, тем тяжелее было с нее свернуть.

– Отлично. Знаешь, это даже интересно.

Для Джилл, возможно, и интересно, с ее способностью оценивать ситуацию с первых секунд. Для меня… Что ж, я бы подыскала другое слово.

Тем вечером я собрала вместе Эдриана, Полу и Люси и пересказала все то, что сообщила мне Джилл. Они уставились на меня, притихшие от изумления.

– У Джоди несколько личностей, которые попеременно вселяются в нее? – переспросил Эдриан, переваривая информацию. – И она ни о чем не знает?

Я кивнула. Звучало совершенно невероятно.

– У нее не все дома. Чокнутая. Вконец спятила, – сказала Люси.

Пола посмеялась:

– Тогда я буду царицей Савской, а вы все служите мне и подносите дары.

Я улыбнулась:

– Это от нее не зависит. Она не выбирает. Это происходит само собой – так ее мозг оправляется после травмы.

– Она будет проходить какое-то лечение? – спросил Эдриан, зная, что Джоди ходит к психологу.

Все посмотрели на меня в ожидании ответа.

– Нет, пока не закончатся все обследования, а эго будет не раньше финального слушания. Джилл говорит, это все может пройти само по себе, а пока лучшее, что мы можем сделать, – не обращать на Джоди внимания. Не нужно расспрашивать ее, потому что, как мы видели, она не помнит, что говорили или делали ее другие личности.

И мы пробовали не обращать внимания на выходки Джоди и сдерживаться, надеясь, что все когда-нибудь пройдет, – но все только усиливалось. Три-четыре раза в день малышка Эми, вспыльчивый Per и безымянная склочная тетка брали верх над Джоди и вселялись в нее. Чаще всего перемена в состоянии девочки происходила внезапно и длилась от десяти до пятнадцати минут. Джоди не только говорила другим голосом – каждый ее персонаж имел собственный язык тела. Когда она была в образе Рега, она вытягивалась в полный рост, отводила плечи назад, выпячивала грудь, чтобы казаться больше и мужественнее. Когда она была Эми – съеживалась и придавала лицу детское выражение. Ее сварливая домохозяйка была агрессивной, движения – отрывистыми и резкими, а на лице появлялось очень неприятное выражение. Перемена происходила внезапно, и так же внезапно Джоди приходила в себя.

Когда Эми вдруг возникла за обедом, Пола не удержалась и накормила ее.

– У меня же никогда не было младшей сестренки, – улыбалась она, вытирая Джоди подбородок.

Зато когда возник Per, нам всем приходилось искать место, где спрятаться. Но теперь, зная, в чем проблема, нам стало легче искать выход из той или иной ситуации, хотя со стороны могло показаться, что это у нас не все дома.

Я сообщила Эйлин и психологу об этой новой тревожной грани психического состояния Джоди, но ничего не услышала в ответ. Я могла ожидать подобной реакции от психолога – в ее обязанности не входило давать мне консультации или проводить терапию, однако меня огорчало, что Эйлин по-прежнему не желает проявлять участия. Сделала хотя бы вид, что ей не все равно. Но я уже давно разочаровалась в ней и не ожидала ничего хорошего. То, что Джоди достался такой безответственный социальный работник, если не сказать хуже, – всего лишь еще одна маленькая капля в ее большой драме.

Основную поддержку я получала от Джилл, и единственное, что нам оставалось, – это ждать и надеяться, что все как-нибудь наладится само собой.

Начался весенний семестр, и, к моей великой радости, мне наконец позвонили из школы Эбби Грин, чтобы сообщить, что финансирование было подтверждено и Джоди может приступать к учебе с понедельника. Секретарь предложила нам заглянуть в школу в эту пятницу, чтобы Джоди немного побыла со своими одноклассниками и познакомилась с классным руководителем. Я не знала: говорить ли ей о проблеме Джоди? предупреждать ли о ее переменчивом и странном поведении? Слышали ли в школе вообще о диссоциативном расстройстве личности? И решила ничего не говорить. У преподавателей есть медицинское заключение Джоди, а если произойдет что-то непредвиденное, они сразу же позвонят мне. И вообще, я хотела, чтобы Джоди начинала с чистого листа.