Текст книги "Вновь с тобой"

Автор книги: Кэрри Томас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

– Что ты, милая, вовсе нет! – поспешила успокоить ее Хилари. – Просто на содержание «Блу Пайнс» уходит уйма денег. Мы решили, что будет лучше всего спросить вас, не хотите ли вы, чтобы мы продали поместье и приобрели жилище поскромнее. В противном случае мы просто останемся жить здесь, а в надлежащее время кому-то из вас придется взвалить на себя заботы о содержании «Блу Пайнс».

У Габби голова шла кругом. Живя в Швейцарии, она постоянно тешила себя мыслью: что бы ни случилось, у нее всегда остается родной дом, и это «Блу Пайнс».

– Проблема в том, папа, – сказал Дерек, посерьезнев, отчего стал вдруг на добрых десять лет старше, – что я еще очень долго не смогу взять на себя все заботы о доме. Чармиан и Габби тоже, если, конечно, не выйдут замуж за миллионеров или не выиграют в лотерею. О Ники и Люси я уж и не говорю.

Алекс нарочито медленно раскурил сигару, а затем изложил свой план, как обеспечить всю семью и сохранить дом, который все они горячо любят. Самое разумное, сказал он, поступить так, как некогда поступил его отец. Поместье оставалось в полной собственности Смоллов-старших, пока один из них не скончался, а затем перешло в совместное владение оставшегося супруга и Алекса, который считался наследником.

– Вначале мы с вашей мамой перестроили конюшню в коттедж для себя, но, когда все было готово, моим родителям так понравилось новое жилище, что они уговорили нас отдать коттедж им, а самим поселиться в большом доме. После смерти отца и мамы я должен был выплатить Пруденс половину стоимости «Блу Пайнс». По счастью, мои родители прожили еще долго и я без особых хлопот смог выполнить это условие, хотя Пруденс и твердила, что деньги ей ни к чему.

– Почему же Дерек не может сделать то же самое?

– Потому что у меня была только одна сестра.

– Я всегда считала само собой разумеющимся, что «Блу Пайнс» унаследует Дерек, – подала голос Габби. – Послушай, папа, я готова отказаться от своей доли при условии, что Дерек сумеет содержать дом в надлежащем порядке. – Она мимолетно улыбнулась брату. – И позволит нам всем изредка здесь гостить.

– Я тоже! – пылко воскликнула Чармиан.

– И я, – поддакнула Ники. – Все это просто ужасно! Я хочу, чтобы «Блу Пайнс» остался нашим.

– Мы все этого хотим, – подытожил Дерек и взглянул отцу в глаза. – Папа, мы готовы на все, только бы сохранить «Блу Пайнс».

– А если твоей будущей жене не понравится делить дом с четырьмя твоими сестрами? – лукаво осведомилась Габби у брата.

– Тогда мне придется обойтись без нее, – тотчас ответил Дерек.

Все рассмеялись, и напряженная атмосфера слегка разрядилась. Алекс разъяснил, что такое положение дел поможет им справиться с налогом на наследство, но, когда один из родителей умрет, наследник должен будет взять на себя заботу об оставшемся.

– А это будет не так уж трудно, поскольку у нас есть коттедж, – бодро вставила Хилари. – Любой из нас будет рад переехать туда, а может быть, мы когда-нибудь поселимся там и вдвоем, как поступили некогда мои свекор и свекровь.

– Дерек, безусловно, самый подходящий наследник, – твердо сказала Габби. – Он единственный сын, а кроме того, собирается войти в семейное дело, значит, наверняка будет единственным, кто останется здесь жить.

Дерек одарил родителей весьма серьезным и глубокомысленным взглядом.

– Вы имеете в виду, что в отдаленном будущем – надеюсь, в очень отдаленном, – если все поместье перейдет в полную мою собственность, то его стоимость, а также все деньги, которые вы мне оставите, нужно будет разделить на равные части и тогда я отдам девочкам их доли.

Чармиан покачала головой.

– Дерек, это невозможно. Нас слишком много. Никто и не ждет, что ты так поступишь. Папа – другое дело, у него ведь была только одна сестра, Пруденс.

– Да, сейчас я этого сделать пока еще не смогу, – согласился Дерек, – но когда придет время, я приложу все усилия, чтобы…

– Или же, – сказал Алекс, – я соглашусь продать «Блу Пайнс», купить дом поменьше и положить в банк кругленькую сумму.

Четыре пары глаз уставились на него с неподдельным ужасом.

– Но ведь ты же не сделаешь этого, правда, папа?! – с жаром воскликнула Габби.

– Я только упомянул такую возможность. Возможность, которая будет существовать недолго. Мне дали на размышление неделю-две, после чего предложение потеряет актуальность.

– А я предпочел бы, чтобы ты вовсе над ним не размышлял, – сказал Дерек. Юное лицо его под шапкой черных кудрей было непривычно серьезным. – На носу экзамены, и мне вовсе не хочется, чтобы нелепая идея о продаже «Блу Пайнс» висела надо мной дамокловым мечом. Может быть, примем окончательное решение прямо сейчас?

– Я – за, – быстро сказала Чармиан.

– Поднимите руки все, кто за то, чтобы мы остались в «Блу Пайнс» и Дерек когда-нибудь унаследовал поместье, – едва заметно улыбнувшись, предложил Алекс.

Взлетели разом пять рук, и Алекс, слегка кивнув жене, последовал примеру остальных.

– Единогласно, – с удовольствием подвела итог Габби и ободряюще улыбнулась брату. – Не волнуйся, Дерек, мы не станем тянуть из тебя деньги.

– Аминь! – с облегчением заключила Чармиан. – Дерек, можешь безраздельно распоряжаться моей долей – до тех пор, пока будешь оставаться в «Блу Пайнс».

– И моей тоже! – радостно подхватила Ники.

– Благодарю вас, милые дамы, но если только мне повезет, таких жертв от вас и не потребуется. Кто знает? Может быть, в один прекрасный день я найду на чердаке неизвестного Рембрандта и получу за него целое состояние! – Дерек вскочил, энергичный и бодрый, как всегда. – А теперь мне пора ехать. Кстати, папа… кто предложил тебе продать «Блу Пайнс»?

– Одна денверская фирма, – ответила за мужа Хилари и тоже встала. – Ну, сынок, пошевеливайся, не то затянешь с отъездом до глубокой ночи.

После того как семейство проводило Дерека, Габби предложила, чтобы отец вместе с Люси отправился погулять с собакой, мать немного отдохнула – а они с Ники уберут со стола и помоют посуду. Чармиан, которая все еще мучилась головной болью, получила строгий наказ сидеть смирно и беречь силы для обратной поездки в Денвер, чему подчинилась с откровенным удовольствием.

– Спасибо вам, девочки! Честно говоря, я совсем вымоталась. Всю неделю работала, на уикэнд – вечеринка, а в довершение всего еще папин сюрприз! – Чармиан забавно надула щеки и шумно выдохнула. – В общем, никак не могу прийти в себя. – Она помолчала немного и с некоторым усилием поднялась со стула. – И все же так не годится. Пойду-ка соберу вещи – и буду готова к отъезду, как раз когда отдохнет мама.

Минуту спустя со второго этажа донесся возмущенный вопль, и Габби с Ники бросились выяснять, что случилось.

– Мама вовсе не отдыхает! – гневно объявила Чармиан. – Она убирает наши комнаты!

– Я всего только сменила постели, – оправдывалась Хилари. – Завтра утром миссис Мортинсен наведет в спальнях настоящий порядок. – Она сурово взглянула на среднюю дочь. – А ты, Чармиан Смолл, как только доберешься до своей квартиры, немедленно ляжешь спать, поняла? У тебя под глазами темные круги.

– Хорошо, мама, – покорно ответила Чармиан и слегка покраснела, заметив искорки смеха в глазах Габби. – В десять я уже буду в постели, обещаю.

Вечером, когда Ники занималась в своей комнате, а Люси, утомленная вчерашней суматохой, уже крепко спала, Габби устроилась на диване в кабинете. На коврике у ее ног уютно похрапывал Брокси. Не то чтобы она готова была свалиться без сил, как говорила сегодня утром Остину Тэвишу, но все же устала изрядно. С наслаждением вытянув ноги, она листала воскресные газеты, а родители между тем смотрели по телевизору любимый сериал.

Габби от всего сердца сочувствовала сестре и брату, которых дела вынудили уехать из родительского дома. Первым позвонил Дерек – доложить, что доехал успешно, а вскоре и Чармиан сообщила то же самое.

– Она говорит, что на дорогах ужасные пробки и дождь льет почти не переставая, – сказала Хилари, вернувшись от телефона. – Сейчас она перекусит – и в постель.

Заглянула Ники и известила родителей, что сию минуту отправляется спать. Чуть позже Габби вызвалась приготовить чай. Возвращаясь из кухни с тяжелым подносом, она на секунду замешкалась в коридоре – и оцепенела, услышав, что родители обсуждают разговор, состоявшийся за обедом. С минуту Габби стояла, не в силах сойти с места, а потом на цыпочках отошла от двери. Выждав немного, она вошла в кабинет, нарочито покашляв, чтобы предупредить о своем приближении. Налив матери чаю, Габби вручила отцу бокал с виски и объявила, что не прочь погулять.

– Возьму с собой Брокси, – небрежно добавила она, – а потом, пожалуй, сразу лягу спать.

Габби щелкнула пальцами, подзывая собаку, и отправилась за плащом и резиновыми сапогами. Прогулявшись, она вернулась в дом, оставила пса с родителями и пожелала им доброй ночи, но, вместо того чтобы отправиться спать, бесшумно выскользнула во двор, прихватив фонарик.

Неяркий луч света выхватил из темноты заброшенную тропинку, которая начиналась у черного хода коттеджа и тянулась вдоль горы. Дорогу эту нельзя было назвать безопасной, особенно теперь, когда дожди размыли ее в скользкую грязь, но безудержный гнев, охвативший Габби, вынудил ее без колебаний двинуться по знакомой с детства тропинке.

Вскоре начался проливной дождь, но Габби упрямо брела вперед. Она вздохнула с облегчением, когда тропа наконец привела ее к старой, забытой всеми калитке, которая была почти неразличима в буйно разросшемся кустарнике. Не без труда Габби откинула ржавую щеколду и протиснулась в калитку. Растрепанная и запыхавшаяся, она вошла в заброшенный одичавший сад, который когда-то красотой славился на всю округу. Здесь идти было уже полегче, вот только ливень хлынул с новой силой, и Габби вмиг промокла до костей.

В скудном свете фонарика старый дом, погруженный во мрак, казался притаившимся чудовищем, и Габби с почти детским испугом поспешила к чугунным воротам, на приветливый свет окон сторожки. Усталая, мокрая насквозь, она отчаянно забарабанила в дверь, и та почти мгновенно распахнулась. Марк Ленокс, стоявший на пороге, потрясен, но уставился на ночную гостью.

– Габби?! Что случилось?! Да входи же, ты ведь промокла до нитки! Господи, неужели ты пришла пешком?

Габби словно не замечала, что с нее ручьями течет на пол вода.

– Я только что узнала, что ты предлагал моему отцу продать «Блу Пайнс»! – гневно отчеканила она, отбросив с лица мокрые пряди. – Хочешь выгнать меня из родного дома? Тебе мало, что семь лет назад ты разрушил всю мою жизнь?!

5

Марк на секунду словно окаменел.

– Полагаю, Габби, ты слегка ошибаешься, – наконец вкрадчиво проговорил он.

– Хочешь сказать, что ты не пытался купить «Блу Пайнс»?!

– Отчего же, это истинная правда. Я имел в виду другое ваше обвинение, дорогая мисс Смолл. Это вы разрушили мою жизнь… во всяком случае, ненадолго, – добавил он намеренно оскорбительным тоном.

– Как ты смеешь так говорить?! – Голос Габби зазвенел. Чувства, которые она вынужденно сдерживала много лет, сейчас грозили выплеснуться наружу. – Ведь это ты обманывал меня!

– Обманывал? – Глаза Марка зловеще сузились. – Какого черта, что ты плетешь? С первой нашей встречи я ни разу и не взглянул на других женщин!

– Неправда! – бросила в лицо ему Габби. Ее даже замутило оттого, как нагло отрицал свое предательство ее бывший жених.

Марк бесцеремонно втолкнул ее в прихожую и запер дверь.

– Я не намерен продолжать этот спор на пороге. Иди в кухню и сними плащ, он насквозь промок. Родители знают, где ты?

– Нет, – призналась Габби. – Они думают, что я легла спать.

– И что будет, когда они обнаружат, что это не так?

Он подошел к телефону, уверенно набрал номер «Блу Пайнс» и, когда Алекс снял трубку, сообщил: Габби у него и, когда она подсушится, он доставит ее домой.

– Откуда ты знала, что я здесь? – жестко спросил он. – С тем же успехом я мог бы вернуться в Денвер.

– Я позвонила и убедилась, что ты здесь.

– А, так это была ты, – мрачно сказал Марк. – Ладно, снимай сапоги. И носки тоже.

Он провел Габби в тесную старомодную кухоньку, где источала приятное тепло неказистая, но надежная печка. Марк повесил сушиться мокрые носки Габби, забрал у нее плащ и протянул полотенце. Габби прилежно растирала полотенцем густые влажные кудри, и ее злость постепенно сменялась смутным подозрением, что она изрядно сглупила, сгоряча отправившись сюда ночью. Теперь Габби понимала, что лучше бы ей дождаться утра, обуздать свой гнев – и лишь тогда встретиться с Марком Леноксом лицом к лицу.

– Ты вся дрожишь, – заметил он без малейшего сочувствия. – В доме почти никто не живет, но в соседней комнате есть камин. Ступай, посиди у огня. Я приготовлю кофе.

В крохотной гостиной стояли новехонькие диван, письменный стол и конторское кресло – совсем не похожие на ветхую и уютную мебель, которой обставляла свой дом миссис Кингсли, жена садовника Робертсов. Искренне стыдясь теперь своего неразумного порыва, Габби присела на краешек дивана и протянула озябшие ступни к огню, весело плясавшему в камине.

Когда Марк вернулся, она поспешно подобрала ноги и, невнятно поблагодарив, приняла у него кружку кофе. Зубы ее выбивали такую дробь, что Габби не сразу смогла пить.

– Ты так сильно замерзла? – спросил Марк. – Или заболела?

– Нет, это нервы. Я вышла из себя… чего всегда стараюсь избегать, – добавила она с горечью. – Впрочем, в таких случаях страдаю только я.

– Не согласен, – возразил Марк, усевшись в кресло. – Ты ведь была вне себя от бешенства, когда написала то знаменитое письмо.

Габби хотела ответить, но все же заставила себя дождаться, когда дрожь утихнет и ее речь станет более внятной.

– Нет, – сказала она наконец, – тогда я вовсе не была в бешенстве. Не знаю даже, каким словом определить мое тогдашнее состояние. Разочарование, шок, потрясение… словно из-под ног внезапно ушла земля. Разве можно описать такое одним словом?

– Нельзя, – с горечью согласился Марк, – а жаль. Такое слово в точности описало бы, что я чувствовал, когда ты вернула мне кольцо.

– Что ж, возможно, – пробормотала Габби, уставившись на огонь.

– Ты и вправду считаешь, что из-за нашего разрыва страдала только ты?

– Нет, – без особой охоты признала она. – Думаю, когда-то я действительно была тебе небезразлична…

– Небезразлична?! – Марк вскочил, в два шага оказался рядом с Габби и, бесцеремонно и жестко схватив за подбородок, заставил поднять голову. Взгляд его пронзал ее насквозь. – Терпеть не могу красивостей, мисс Смолл, но скажу вот что: ваше письмо было для меня точно нож в сердце.

Габби оттолкнула его руку и с нескрываемым злорадством сообщила:

– Так и было задумано.

– Знаешь, я тебя сюда не приглашал, но раз уж ты пришла, может, будешь наконец любезна объяснить, почему меня бросила?

– О, ради Бога, – устало проронила она, – к чему это притворство?

Марк порывисто подался вперед и с нажимом сказал:

– Я невиновен, Габби! Ты вынесла мне приговор за преступление, которого я не совершал. С той самой минуты, когда я впервые увидел тебя, у меня не было и не могло быть другой женщины. Кто бы ни оговорил меня, – добавил он с неподдельной ненавистью, – этот человек – подлый лжец.

– Никто мне ничего не говорил. Я сама все узнала.

Марк нахмурился.

– Что значит – все?

Терпение Габби вдруг истощилось.

– В таком духе можно продолжать хоть всю ночь, а потому давай оставим этот бессмысленный разговор и вернемся к твоим недавним делишкам. Скажи, ты хотел купить «Блу Пайнс» из мести?

Марк снисходительно усмехнулся.

– Ты себе льстишь, милая! Нет, исключительно из деловых соображений. Моя компания недавно приобрела «Стоунс», чтобы перестроить и модернизировать, а потом выгодно продать. Посовещавшись с советом директоров, я предложил твоему отцу продать и «Блу Пайнс», который стоит на земле, бывшей некогда собственностью владельцев «Стоунс». – Он помолчал, и его глаза так недобро блеснули, что Габби похолодела. – Я, конечно, дал Алексу время обдумать предложение, но сегодня вечером… В ту минуту, когда ты постучалась в мою дверь, я как раз просматривал старые документы. И раскопал кое-что интересное.

У Габби бешено застучало сердце.

– И… что же?

Марк лениво усмехнулся.

– Как я уже говорил, «Блу Пайнс» стоит на земле, которая когда-то принадлежала семейству Робертс из «Стоунс».

– Да, я знаю. Мой прадедушка купил ее у своего друга.

– К несчастью, купчая была составлена с некоторыми неточностями относительно размеров приобретаемой собственности… – с фальшивым сочувствием сообщил Марк. – Примерно с пол-акра владений твоего отца – место, где была конюшня, и полоска земли, которая ведет к шоссе и, собственно, обеспечивает доступ в «Блу Пайнс», – по закону принадлежит моей компании.

Кровь отхлынула от лица Габби.

– И что же это значит? – прошептала она. – Если мой отец не согласится на твое предложение, ему придется платить за землю, которую он всегда считал своей?

– Примерно так, – ласково согласился Марк.

– Сколько же он должен будет заплатить?

От названной суммы у нее перехватило дыхание.

– Разумеется, – продолжал Марк, не сводя с нее глаз, – если Алекс все же не захочет продавать «Блу Пайнс», есть и другие способы устранить это досадное недоразумение.

– На что ты намекаешь?! – возмутилась Габби. – Мой отец никогда не согласится на сомнительную сделку!

– Да, я знаю. – Марк сделал паузу. – Но… поскольку ты так любишь «Блу Пайнс», может быть, согласишься ты?

Глаза ее опасно блеснули.

– Что ты хочешь этим сказать? У меня нет таких денег.

– Я не о деньгах.

От его многозначительной усмешки на щеках Габби вспыхнул жаркий румянец.

– Не понимаю, – напряженно сказала она.

Марк с притворной укоризной покачал головой.

– Да брось! Все ты прекрасно понимаешь.

– Ты хочешь, чтобы я… я… продала себя за клочок земли? – Габби передернуло от омерзения. – Марк, вспомни, в каком веке ты живешь! Может, ты сейчас и стал отчасти настоящим латифундистом, да только я не наивная батрачка-дев… – Она осеклась и прокляла свой язык, увидев на губах Марка улыбку.

– Девственница, – договорил он за нее. – Конечно, Габби, ты не девственница. Кому это знать, как не мне? Я ведь был твоим первым мужчиной, помнишь?

Она помнила, и даже слишком хорошо – хотя все эти семь лет отчаянно старалась забыть.

– Твое предложение, конечно, соблазнительно, – продолжал он добродушно, – но я подумывал о сделке иного рода, о сделке, не имеющей ничего общего с твоими соблазнительными формами… Хотя ты и прежде была весьма привлекательна, а теперь, повзрослев, стала просто красавицей.

Самообладание покинуло Габби. Вскочив, она влепила Марку такую пощечину, что голова его от удара мотнулась в сторону.

– Да подавись ты своей землей! – бросила Габби в бешенстве и невольно вскрикнула, когда Марк схватил ее за плечи.

На его бледной щеке наливался багрянцем след ладони, а в глазах, доселе холодных и колючих, полыхала ярость.

– Марк, не надо, – хрипло прошептала Габби, безуспешно пытаясь высвободиться.

– Ты знала, чем рискуешь, когда шла сюда! – выдохнул он, стиснув ее в медвежьем объятии.

По опыту Габби знала, что не сможет вырваться, пока Марк сам не захочет отпустить ее. Правда, в прошлом она с радостью покорялась его сильным рукам, втайне гордясь властью своих женских чар, а сейчас ужаснулась, осознав, что чары эти действуют на Марка все с той же пугающей силой. Крепко прижав к себе Габби, не отрывая от нее горящих глаз, он одной рукой свел за спиной и перехватил ее запястья. Другая рука его нырнула под свитер, жадно и дерзко лаская мгновенно отяжелевшие груди. Габби сдавленно вскрикнула, изо всех сил стараясь сдержать предательский порыв плоти, но пальцы Марка – опытные, дерзкие, безжалостные – неуклонно дразнили и ласкали отвердевшие соски, и сладостный жар растекался от этих пальцев по всему телу Габби, пробуждая истому.

Твердые горячие губы Марка запечатали грубым поцелуем ее рот, и миг спустя он легко швырнул Габби на диван, навалился сверху, придавив всей тяжестью своего сильного неумолимого тела.

С отчаянием, почти с ненавистью, Габби смотрела в его непроницаемое, словно окаменевшее лицо – и видела в глазах торжествующий злорадный блеск. Она с трудом отвернула голову, силясь если не стать, то хотя бы притвориться безразличной к его близости, к жаркой тяжести мужского тела, и задохнулась, когда Марк рывком расстегнул «молнию» на ее джинсах.

Она забилась, из последних сил пытаясь вырваться, избавиться от наваждения, но Марк не отпускал ее, с безжалостной опытностью ведя к самой вершине блаженства, и, когда это случилось, Габби не сумела скрыть, что побеждена. Она задыхалась, сгорая от стыда, из-под крепко зажмуренных век текли злые слезы. Кусая губы, она ждала неизбежного продолжения унизительной сцены, но Марк внезапно встал и отошел к камину. Опершись о полку, он упорно смотрел на гаснущее пламя.

– Приведи себя в порядок, – бросил он, не оборачиваясь. – Я отвезу тебя домой.

Габби с трудом поднялась, откинула со лба влажные спутанные волосы и кулачком вытерла слезы. Дрожь ярости и стыда сотрясала ее тело. Рывком одернув свитер, она неловкими пальцами застегнула джинсы.

– Все правильно, – бросила она в напряженную спину Марка, – я сама напросилась. Глупо было приходить сюда одной, ночью… но теперь, по крайней мере, мы квиты. Наконец-то ты мне отомстил! Надеюсь, теперь ты доволен?

– Доволен? Неточно сказано, милочка.

С этими словами Марк наконец повернулся, и Габби залилась жарким румянцем, лишь сейчас поняв, почему он держался к ней спиной. Старые, вытертые до белизны джинсы тесно обтягивали его мускулистые бедра, нисколько не скрывая, как сильно он возбужден.

– Я хотел, – нарочито медленно проговорил Марк, – кое-что доказать. И это мне удалось. Я не стал бы специально искать с тобой встречи, чтобы поставить этот опыт, но ты облегчила мне задачу, по доброй воле явившись сюда. Когда ты влепила мне пощечину, я не смог устоять перед искушением.

– И все же в конце концов устоял. – Голос Габби дрогнул от гнева.

Марк посмотрел на нее с вежливым интересом.

– А ты была уверена, что я непременно овладею тобой?

– Да, я полагала, что ты намерен довести дело до логического конца. – Глаза Габби внезапно сузились. – Так что же ты хотел доказать, Марк? Что моя плоть слабее твоей? Что у тебя хватит силы воли устоять перед искушением? Или… ты сберегаешь силы для другой женщины? Если так, я потрясена до глубины души. Кому-кому, а мне хорошо известно, что верность никогда не была твоей сильной стороной.

– Ты закончила? – Голос Марка был так убийственно тих, что Габби невольно отпрянула. – Не бойся, – продолжал он, – я тебя больше не трону. Сядь и выслушай меня.

Кипя негодованием, кусая губы, она вернулась на диван и села, стараясь не смотреть на Марка.

– Прежде чем ты уедешь, закончим разговор, который мы вели до того, как ты не совладала со своим темпераментом, – бесстрастно заметил Марк. – И, кстати, прими совет: впредь не давай воли своему нраву. В другой раз так легко не отделаешься.

«Легко»!

– Не волнуйся, – ядовито бросила она. – Прежде мне ни разу не доводилось ударить человека – и в будущем я не намерена обзаводиться такой привычкой.

Марк одобрительно кивнул.

– Вот и славно. Твой любовник-швейцарец, к примеру, может оказаться не столь снисходительным, как я.

Габби с трудом удержалась от новой вспышки гнева.

– Уже поздно, – напряженно сказала она, – так что говори, чего ты хочешь в обмен на землю, и я отправлюсь домой, даже если ты не захочешь меня отвезти.

– Габби, к чему такое ребячество? – раздраженно бросил Марк. – Разумеется, я тебя довезу. Ну да ладно. Мои требования просты. Я отдам эту землю твоему отцу, если сейчас же получу от тебя объяснение, почему ты меня бросила.

Габби непонимающе уставилась на него.

– Ты шутишь? Марк, ты и вправду хочешь обменять дорогостоящий участок земли на рассказ о том, что и так тебе известно?

– Да ничего мне не известно, пойми, ни-че-го! – вдруг взорвался он и подался вперед, не сводя глаз с Габби. – В том-то все и дело, понимаешь? Не стану уверять, что даже не посмотрел ни на одну женщину после того, как ты меня бросила, но, клянусь, до разрыва я ни разу не изменил тебе! Я любил тебя, Габби. И был так глуп, что верил, будто ты тоже любишь меня.

– Я и любила! – с жаром отозвалась она. – Ты же знаешь, любила! Просто однажды… – в глазах Габби блеснули непрошеные слезы, – однажды я оказалась в неурочный час в неурочном месте. И вся моя жизнь в одночасье рухнула.

Марк молчал, выжидающе глядя на нее, и этот взгляд терзал Габби хуже ножа. Марк подбросил дров в камин и сел рядом со своей гостьей – но не вплотную. Габби сидела недвижно и очень прямо, глядя на язычки пламени подозрительно сухими глазами.

– Хорошо, Марк, – наконец сказала она, – я все объясню. Только дай слово, что никогда больше не заговоришь об этом. Ни со мной, ни с кем-либо другим.

– Даю слово, – заверил он и взял Габби за руку.

Ее так и подмывало отдернуть руку, но это пожатие было таким крепким, родным, надежным…

– Прежде чем я расскажу все, мне нужно узнать у тебя кое-что. Видишь ли, не ты один жаждешь услышать правду… – Она резко повернулась к нему. – Скажи, кто еще знает, что Люси твоя дочь?