Текст книги "Врата Изгнанников"

Автор книги: Кэролайн Черри

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

– Не думай об этом. Я выберу любое место для лагеря, которое он предложит, но камень останется у тебя. Вейни, ты бледный, как смерть.

– Я себя хорошо чувствую, – опять сказал он.

Если бы он признался, то она подняла бы тревогу, начала бы искать место для отдыха, а они должны не отдыхать, а прятаться – особенно теперь, когда Мант знает примерно, где их искать, и может вывести в поле отряд за отрядом. Даже у Подменыша есть границы—

– и чем ближе болезненная рана по имени Мант, тем все более и более узкие.

В сознании билась мысль: моя ошибка, все это только моя ошибка. О Небеса, что мы собираемся делать?

И еще другие, из путаницы, жары и истощения: она взяла их с собой только потому, что знает, что я вот-вот упаду; она нуждается в помощи; она берет ее там, где может найти, помощь в борьбе против лорда-пришельца в Манте – против Скаррина – вместо меня – чтобы охранять ее спину-

О Боже, я оставляю ее этим бандитам…

Да, она выбрала странный способ управлять ими, отдав их под мою команду, заставив выпить горькое лекарство – по меньшей мере они думают, что могут оставить меня позади себя: быть может это ее стратегия, дать им капитана, который может в любое мгновение свалиться с лошади, разрешить бороться за ее расположение, и, одновременно, она держала Чи между страхом и надеждой на успех, и он никогда не осмелится напасть на меня, иначе он потеряет ее благодарность, которой с таким трудом добился. Он не предал нас в недавнем бою. Если только он сам не организовал эту засаду…

Человек, который столько лет находился в компании Моргейн из рода Кайя, научился думать по другому, чем раньше, когда считал, что кратчайший путь к цели – удар острым мечом.

Она вполне способна управлять Чи. И, конечно, Ранином. Я должен сказать ей, чтобы она поддержала этого человека.

Еще: Моя слабость пройдет. Может пройти. Должна пройти. Она выигрывает время для меня. Завоевывает территорию.

И последнее: Почему она помешала мне с Чи? Почему ударила по руке?

Почему это так заботит меня?

Что она имела в виду?

Вокруг них сомкнулись холмы, изрезанные заросшими кустами оврагами, скалы и деревья, с каждой стороны крутые склоны. Вейни внимательно глядел вверх, в стороны и назад, но нигде не было и следа врагов.

За исключением перемычки между двумя холмами, там, где рядом с рощей низкорослых деревьев, тек ручей: на ее опушке стоял Хесиен и махал Чи рукой.

Следы оказались старыми. Но не было никаких сомнений, что вчера какой-то всадник остановился здесь, чтобы напоить своего коня, а потом поскакал вдоль склона холма по густой траве, на которой осталось очень мало следов. Вейни подумал о следе, который они сами оставляют: совсем не трудно пройти по нему, если бы кто-нибудь заинтересовался этим следом или решил найти их.

– Что это за место, – зло спросил он. – Дорога для всадников? Которую все знают?

– Несомненно, милорд человек, – сказал Хесиен. – Мы все хотим умереть.

Вейни мрачно взглянул на Хесиена.

– Мы хотим встретиться с врагами не более, чем вы, – сказал Чи. – Но они тут повсюду, вот и все. Я уже говорил вам, что Скаррин воспринял вас очень серьезно. И я опять прошу вас, леди, тоже серьезно: ссудите мне камень.

Моргейн оперлась руками о луку седла и быстро натянула поводья, удерживая Сиптаха, который уже собирался врезаться в чалого. Да, это война. Чалый прижал уши к голове, глаза налились кровью, он то и дело кидал взгляды на серого жеребца.

– Нет, – коротко ответила Моргейн, направила Сиптаха на открытое место, слезла на землю и резко махнула рукой, заставив чалого шарахнуться в сторону. – Убери его подальше! Мы немного отдохнем. По меньшей мере здесь они уже искали. И, пока, больше искать не будут.

– Миледи, – с разочарованием сказал Чи, и отъехал на обезумевшем чалом подальше, вдоль берега ручья.

Значит отдых. Вейни на всякий случай поглядел в их направлении, потом с трудом перенес ногу через переднюю луку седла и соскользнул на землю. Он отпустил поводья Эрхин, чтобы дать ей попить, и подвел обоих лошадей, которые вел, к воде; потом опустился на колени, вымыл лицо и стриженую шею, и на него опять нахлынул ужас того мгновения, когда Чи оскорбил его, совершенно незаслуженно. Он почувствовал, как в нем поднимается мутная волна ярости, убийственной ярости, которую он не испытывал никогда…

– никогда с того дня, когда умер его брат.

– Мы будем отдыхать не больше часа, – сказала Моргейн, которая тоже мылась рядом с ним, дав Сиптаху возможность попить.

– Да. – Он еще раз полил себя из ладоней. Этот ручей, с холодной как лед водой, питался тающими снегами. От холода стало трудно дышать, Вейни внезапно покачнулся.

Свет дня померк, вокруг потемнело.

– Вейни…, – сказала Моргейн.

– Не спускай с них глаз! – сказал он ей на языке Карша, и, потеряв равновесие, тяжело упал на землю, одна нога оказалась в холодной воде, боль ударила в раны так, что он не сумел вздохнуть.

– Вейни?

– Не спускай с них глаз! – спокойно повторил он, сражаясь с паникой. Потом вытащил ногу из воды. – Лио, я немного отдохну здесь. Я устал. Вот и все.

Он услышал, как она наклонилась над ним, и почувствовал, как ее тень закрыла его лицо от жара солнца. Потом он услышал шаги на траве и испугался.

– Лио, не поворачивайся к ним спиной.

Она положила руку к нему на лоб. – У тебя жар, – сказала она.

– Лио, во имя Небес-

– Мы отдохнем здесь, – сказала она. Дневной свет начал возвращаться, но пожелтевший и полный туманных силуэтов, а она была тьмой в центре мира.

– У нас нет времени…

– Вейни, лежи спокойно.

Он так и сделал, сообразив, что они должны отдыхать только час, и он только напрасно тратит время на бессмысленный спор. Он улегся на спину, положил голову на руки и закрыл глаза, спасясь от крутящегося неба. Землю под ним наклонилась и закружилась. Даже во время скачки голова так не кружилась, и сейчас ему пришлось как следует напрячься, чтобы не потерять сознание. Желудок попытался сбежать, но он отказался разрешить ему это, и, заодно, отказался разрешить панике завладеть сознанием и оставил ее лежать на самом дне мыслей.

Совсем немного времени, сказал он себе. Им пришлось ехать слишком долго; а тут еще и сражение, и скачка с врагами, волшебным образом превратившимися в друзей, и все это без отдыха. Один час на спине, а потом его хватит минимум на десять.

Только, о Боже, почему он так ослаб? Голова кружится, и Моргейн осталась наедине с этими бандитами.

Она подошла к нему, встала на колени и, смочив кусок материи в холодной воде, положила ему на лоб.

– Ты глядишь за ними? – прошептал он на родном языке.

– Успокойся, смотрю.

– Лио, убей их.

– Молчи и отдыхай.

– Убей их! – Он приподнялся на локте и схватил холодную тряпку, в ушах молотом застучал пульс, желудок и ребра отозвались глухой болью. – Ты говорила «Мужчина и мужчина». Тогда поверь мне, потому что я знаю, что они хотят: они охотятся за оружием! Только и ждут, когда мы расслабимся, и сразу схватят его. Убей их, без всякого предупреждения.

Ее рука легла ему на грудь, заставив опять лечь на землю. Но он не хотел успокаиваться.

– Послушай меня…, – опять начал он.

– Ш-шш, – прервала она его. – Лежи, я присмотрю за ними.

– Это тот самый человек, который отдал Чи волкам. Это тот самый проводник, который солгал нам и чьего брата я убил. Если он до сих пор не сошел с ума, это настоящее чудо.

– Лежи, не поднимайся. Мне хватает неприятностей, не создавай новых. Пожалуйста. Пожалуйста, Вейни.

Он дал себе вздохнуть и улечься на землю. Она опять намочила тряпку и положила ему на лоб. Он задрожал от холода.

– Я смогу ехать, – сказал он, – через час.

– Пока лежи. Я приготовлю немного чая.

– Мы не можем рисковать, разжигая костер.

Она коснулась пальчиками его губ. – Я сказала молчи. Ш-шш. Маленький. Не волнуйся из-за него. Успокойся.

– Если уж ты собираешься сделать чай, – прошептал он, – сделай из ивы. У меня болит голова.

Он лежал с полуоткрытыми глазами, изредка поглядывая на Чи и двух его людей, которые расположились на берегу ручья. Он видел, как Моргейн собирала веточки и траву, и его живот заныл, когда он увидел, что Чи встал, подошел к ней и что-то сказал.

Он не слышал ни слова из их разговора. Но потом Моргейн вернулась к своему занятию, и, как умела, разожгла костер, а Чи и остальные начали расседлывать лошадей.

Он в страхе уселся и попытался встать на ноги, но Моргейн взглянула на него и подняла руку, подавая сигнал: все в порядке.

Он опять опустился на спину и лежал, пока пульс стучал в висках и солнце било прямо в мозг из-под закрытых век.

Она принесла ему чай, очень горький; и немного завернутых листья пилюль из Шатана, последние. Он запихал в рот столько, сколько смог, запил горьким чаем, проглотил и в изнеможении опустился на спину.

– Я отдохну и смогу ехать, – прошептал он.

– Ты не сможешь скакать через час. Или два.

– Темнота, – сказал Вейни. – Дай мне время до темноты. Ночью мы сможем пересечь равнину. Выиграем время.

Но лучше ему не стало. Наоборот, все болело, даже хуже, чем раньше. Наверно потому, что он лежит и не двигается.

Но тут, ясно и честно, ударила мысль: хуже, мне стало хуже, намного.

Мы слишком близко к воротам.

Он расслабился. Но не спал, а пролежал несколько часов до сумерек, в полузабытье, Моргейн приходила и уходила, давала ему холодной воды. – Я попробую ехать, – наконец сказал он. – Пускай они посадят меня на лошадь. Я не упаду.

Ее глаза испуганно расширились. Она на грани паники. Она нежно убрала его волосы с лица. – Мы останемся здесь, – сказала она.

– С кем? С ними? С… – От вспышки гнева боль опять набросилась на голову. Глаза наполнились слезами, ее силуэт расплылся. – Глупость, лио. Настоящая глупость. Нет времени. Их слишком много. Когда ты будешь спать? Ты не можешь – не можешь рассчитывать на меня, я не могу встать. Прости, но это не зависит от меня.

– Я справлюсь.

– Ты не должна потерпеть поражение из-за меня! Даже не думай об этом. Уезжай!

– Тише. – Слабый голос. Она погладила его лицо, наклонилась и поцеловала его, устало, очень устало. Она погладила его по щеке. – Прости меня. Верь мне. Ты доверяешь мне?

– Да, – сказал он, или подумал, что сказал. Она развязала его оплечье, вынула ящичек с камнем из-под брони и взяла себя.

– Не ему, – запротестовал он.

– Нет, не ему. Я сохраню это у себя, в безопасности.

Было так трудно оставаться в сознании. Темнота стала слишком глубокой и затопила все вокруг, спутанная и непонятная. Он хотел вернуться обратно. Он не хотел засыпать, хотел слушать ее голос.

Но провалился в темноту, такую же, как в Воротах.

Там, в темноте, она бросила его, ушла, и он изо всех сил хотел и не мог узнать, куда.

Чи положил голову на руки, измученный болями в теле и, главное, глупостью этой женщины, которая лишает ее разума.

Она никогда не покинет его, сказал внутренний голос, и до него долетело эхо слов, сказанных той ночью в лагере Арундена: он стоит у двери, смущенный, охваченный ужасом юнец, щеки горят, и, как мальчишка, подслушивает взрослых; и Пиверн, пошедший за ним в ссылку, прискакавший в Морунд на никудышной косматой лошади – Привет, старина, без тебя Двор стал смертельно скучным…

Мысли, мысли и мысли. Он потер глаза ладонями, не понимая, откуда появились эти воспоминания.

– Милорд, – сказал Ранин.

Он взглянул, увидел леди, идущую к нему, и сразу понял – еще одна отсрочка. Она выглядела растерянной и усталой, под глазами залегли тени, лицо вытянулось от истощения.

Она должна поспать. Пришло время, когда должна лечь спать. А потом они поговорят по-другому, с оружием в его руках, и леди придется внять голосу разума.

Но он оказался не готов к тому, что ее рука поднялась, в ней чернело ее страшное оружие, и оно глядела прямо на него. Сердце в груди замерзло: смерть, скорее всего. Наша смерть, только тогда эта сумасшедшая женщина осмелится заснуть.

– Милорд Гаулт, – тихо сказала она. – Киверин, Чи. Я хочу вам кое-что предложить.

– Миледи? – осторожно спросил он.

– Я иду спать. Вы, милорд, позаботитесь о нем, вы сделаете все, что можете для него, вы сделаете так, чтобы завтра он мог ехать; и если завтра ему не будет лучше, я убью – убью вас всех. Если ночью он крикнет – хотя бы однажды – я убью одного из вас. Надеюсь, вы не омневаетесь в моих словах, милорд.

– Но он не сможет завтра ехать – у него жар, он весь горит – и у него с головой не в порядке…

– Вы сомневаетесь в моих словах, милорд? Вы хотите, чтобы я вам доказала, что не шучу?

– Она сошла с ума, – воскликнул Хесиен.

Но Чи уже вскочил на ноги. – Встали, – крикнул он Хесиену и Ранину. И кинул испуганный взгляд на Моргейн, чье оружие глядело прямо на него, а глаза, как и сказал Хесиен, были глазами сумасшедшего человека, доведенного до предела.

ШЕСТНАДЦАТАЯ ГЛАВА

– Вейни, Вейни, – нежно позвал его голос Моргейн.

– Да, лио. – Он открыл глаза, пытаясь выхватить ее лицо из сумерек. Но не смог.

– Вейни, ты доверяешь мне?

– Да, лио.

– Я собираюсь отдыхать, всю ночь. Послушай меня. У меня не осталось сил, чтобы позаботиться о тебе—. – Ее нежные пальцы погладили его щеку, голос дрогнул. – Чи поможет тебе, он сделает для тебя все, что может – он согласился, ради спасения своей жизни. Ты понимаешь меня, Вейни? Я не хочу, чтобы ты просыпался, не зная, где я. Но если он повредит тебе, хотя бы немного, я убью его. И если тебе утром не будет лучше, я все равно убью его. Он знает.

Вейни мигнул. Если она говорит таким тоном, то безусловно так и сделает, даже если это совершенно бессмысленно.

– Ты понимаешь?

– Да, – прошептал он.

Темнота на время поглотила его, потом в ней что-то задвигалось – и высветились лица, между ним и ночным небом.

Одно было Чи.

Он забыл, где находится.

– А-аа, – крикнул он и в отчаянии попытался сразиться с ними.

– Тихо, – сказал Чи, и зажал рукой его рот. – Тише, парень. Вейни. Вейни – слушай меня.

Тут он вспомнил, что есть какой-то безумный договор, и Моргейн теперь заодно с ним. Или будет с ним. Но что именно, никак не мог вспомнить.

– Посмотри. – Чи осторожно и даже нежно приподнял его голову и показал ему странное зрелище: Сиптах, ноги привязаны к чему-то вроде пня, и Моргейн, сидит рядом, руки между коленей. Он испугался, но потом разглядел Подменыш, лежащий на бедрах.

– Ты в безопасности, – сказал Чи. – С нами ты в полной безопасности.

– Она обещала убить одного из нас. – Хесиен аккуратно расстегнул пряжку брони на боку Вейни, а Чи положил его голову обратно. – Я не сомневаюсь, кого именно. Милорд Чи необходим, Ранин побеждает всех, а обо мне всегда говорили, что я создаю себе врагов. Я хочу, чтобы вы знали, что я буду действовать очень аккуратно.

Вейни изумленно мигнул. Сейчас он вспомнил ее слова, совершенно сумасшедшие, и лежал спокойно, пока они работали, снимая с него кольчугу. Они сделали это очень нежно, освободили его руки и грудь, и он впервые легко вздохнул.

Темнота, ночь, но ему показалось, что чудовища, стоявшие перед ним, начали бороться с его болью. На раны положили теплые компрессы, и постоянно их меняли, его обложили горячими тряпками, пропитанными настоями трав, заставили выпить пахнувший мускусом напиток и дали что-то вдохнуть, после чего горло перестало болеть. И, наконец, ему стало лучше.

Он заснул, и спал, пока Чи не разбудил его и не предложил еще какой-то напиток.

– Хватит, – сказал Вейни.

– Пей, – жестко сказал Чи. – Проклятие на твою голову, пей: мы не хотим умирать из-за тебя.

В его голосе слышалась паника. Вейни вспомнил ночной кошмар, в котором Моргейн просила его вынести все.

Он приподнялся, опираясь на руку и сдвигая все компрессы, чтобы убедиться, что она в безопасности, и память не подвела его.

Она была здесь. И Подменыш. Сиптах стоял совсем рядом с ней. Ее голова упала вперед, светлые волосы искрились под светом костра и звезд…

– Пей, – сказал Ранин.

И тогда он поверил им, и выпил, голова прояснилась. Он дрожал, но раны болели намного меньше. Они обновили все компрессы и завернули его в одеяло.

Но грудь болела, сломанные ребра по-прежнему стреляли болью. Если бы он не был так слаб, он спокойно вынес бы эту боль. Ожоги почти не чувствовались, остальные раны, боль от которых едва не свела его с ума, стали настолько лучше, что он, казалось, расслабился и оцепенел.

Кел яростно шептались между собой, обсуждая, что еще они могут дать ему. Или сколько дать ему, чтобы поднять его на ноги. Один сказал, что это очень рискованно. Другой возразил: утром он должен сесть на коня, и нет другого способа, иначе он просто не удержится в седле. Это были Чи и Хесиен.

Он лежал и думал об этом. Он попробовал вздохнуть глубже и внутренне сжался, настолько это было больно, потом пошевелил правой ногой, еще хуже, и поглядел на спорщиков.

– Есть что-нибудь, – спросил он, когда боль немного успокоилась, – что разрешит мне сегодня скакать?

Возможно они от изумления потеряли дар речи. Воцарилась полная тишина.

– Да, – наконец сказал Чи. – Есть кое-что в этом роде. Но потом ты будешь себя чувствовать хуже, чем сейчас. Лучше, чтобы ты обошелся без него. Просто скачи. Это то, что она хочет. И мы выполним свою часть сделки.

– Это надо пить, – спросил он, – или глотать?

– Нет, я сказал.

– Чи – скажи мне, что я должен делать.

– Это может убить тебя, и скорее всего убьет. Так что нет.

– Эта штука даже мертвого поднимет на ноги, – вмешался Хесиен. – Имейте это в виду. Но милорд Чи сказал правду: расплата будет тяжелой.

– Дай мне ее. Принеси. Чи, дай мне ее, и мы будем квиты.

Чи пожевал губу, оперся рукой о колено – юное лицо Чи и умозаключения умудренного опытом кел, глаза которого сверкали в свете костра, пока он обдумывал возможные последствия.

– Ты должен только почувствовать его на кончике языка, – наконец сказал он. – И я скажу тебе правду, парень: если ты возьмешь хоть чуточку больше, ты труп.

Вейни обдумал его слова. Он опять глубоко вздохнул, притаившаяся было боль напомнила о себе, и подумал о том, что его меч и лук понадобятся Моргейн, и очень скоро. Подумал он и том, что им ехать и ехать.

– Чи, ты не тот человек, которого бы я выбрал, – сказал Вейни. – Но ты многому можешь научиться от моей госпожи. Она знает множество слов, о которых ты и не подозреваешь. Если бы ты знал больше, ты мог бы лучше понять ее. И ты бы понял, почему она права. Лучше, чем я. Дай мне эту штуку и не говори госпоже о ней. Самое важное для меня – встать на ноги и помочь ей.

Чи растерянно посмотрел на Вейни. Его кулак, поддерживающий подбородок, сжался и разжался, лоб заблестел от пота. – И что ты сделаешь – положишь лекарство к ней на колени и скажешь, что мы пытались убить тебя?

– Чи, мы с тобой не в ссоре. Что ты хочешь? Чтобы она застряла здесь навсегда – ради меня? Это то, что она сделает. Дай его мне.

Чи порылся в своей сумке и вытащил оттуда пакет. – Одна пилюля. Одна. Не больше. Иначе ты и твое сердце взорветесь. Я кладу в твою сумку. Это все, что я могу сделать. – Он отошел, бросил что-то в воду и поставил на огонь.

– Что это? – спросил Вейни, когда Хесиен собрался дать ему это.

– Я думал, что мы союзники, – сказал Хесиен. – Пей, это от жара.

– Кроме того, – сказал Хесиен, когда Вейни уже выпил, – это тебя усыпит.

Солнце встало, а Моргейн все еще дремала. Когда он приподнял голову, то увидел, что привязь Сиптаха пересекает ей плечо, меч лежит на бедрах, спиной она опирается о камень, а маленькое черное оружие держит в обеих руках, зажатых между коленями.

Чи, под глазами которого залегли тени, предложил ему уже чересчур разварившуюся кашу, его рука дрожала от истощения.

Вейни не стал отказываться и взял ее. Он заставил себя съесть ее до конца. Отказ стоил бы слишком дорого.

За несколько шагов от него Сиптах вскинул голову и вызывающе фыркнул, потому что к нему подошел Ранин. Моргейн резко подняла голову, черный ствол оружия глядел прямо на Ранина.

Но Ранин только принес завтрак и предложил его ей, хотя и не рискнул подойти ближе. Моргейн вскочила на ноги, Подменыш в одной руке, черное оружие в другой, и остановилась, глядя не на Ранина, а на него.

Он тоже посмотрел на нее, слабый, и приподнялся на локте, одеяло упало и он почувствовал удар холодного воздуха.

Какое-то мгновение она молчала. – Как ты себя чувствуешь?

– Лучше, – ответил он. – Намного лучше, лио.

– Я не собиралась так долго спать…

Он глубоко вздохнул, еще вчера он задохнулся бы от боли. А сейчас, к большому удивлению, нет. Но ему очень хотелось заплакать, это было так просто, и он задвигался, толкнулся локтем, и теперь боль пронзила его насквозь. Мир закружился вокруг.

Моргейн подошла к нему, так махнув ножнами с Подменышем, что все остальные в ужасе отпрыгнули на несколько шагов. Встала на колени и уставилась в него взглядом.

– Я думаю, что кашу можно есть, – прошептал он, – но на твоем месте я бы не стал.

– Почему?

– Они ее испортили, – объяснил он. – Переварили.

Она вернула оружие обратно на пояс и коснулась его рукой, отбросив его волосы с небритой щеки. Несмотря на сон, она выглядела усталой, усталой и смертельно озабоченной. – Мы поедем этой ночью, – сказала она.

– Лио, мы не можем ждать!

– Ты что, опять споришь? Я помню твой совет и приняла его. Здесь мы в безопасности, на время. Лошади отдыхают. Потом наверстаем время.

– Мы не сможем наверстать два дня. Я могу скакать. – Он сел прямо и согнул правую ногу, а она положила руку ему на колено.

– Ты ляжешь и будешь спокойно лежать, вот что ты сделаешь. Тебе не надо делать ничего. – Она коснулась его ребер, там, где Хесиен туго перевязал его рану. – Сломаны, не так ли?

– Нет, рана. – Он глубоко вздохнул, потом задержал дыхание, проверяя снова и снова: если сидеть прямо, было намного лучше. – Я справлюсь.

– Вейни. – Ее рука нашла его запястье и сильно прижала к себе. – Ты меня слышишь? Я скажу тебе кое-что, что может поддержать тебя—

Она заколебалась и замолчала. Не похоже, чтобы то, что ей не хотелось говорить, способно поддержать его. – Что, – спросил он. – Лио, что ты хочешь мне сказать?

– Ты знаешь – когда субстанция входит в ворота – она… она как бы рассеивается… и потом собирается в похожее на первоначальное тело, но уже по ту сторону…

– Ты уже говорила мне об этом. – Ему не нравились разговоры на такие темы. И ему не хотелось думать об этом чаще, чем он должен думать – тем более сейчас, когда перед ними ворота, которые ведут себя не так, как должны. Он бы хотел, чтобы она сразу перешла к сути дела.

– Ты увидишь – эти раны – они не будут болеть на другой стороне. Ты даже не унесешь с собой шрамы. Ты вылечишься.

Вообще-то она могла лгать, с искренним видом. Или говорить кусочки правды. Но не ему, потому что ему это не нравилось. И в таких случаях она никогда не глядела прямо в глаза. Очень просто.

– Что ты говоришь? – спросил он.

– Я выбрала время, – ответила она. – Составила схему перехода, для тебя и для меня – совершенный узор, без единого пятна. С некоторыми ограничениями – они есть, увы – ворота всегда восстанавливают субстанцию. Любые ворота, в любом мире – восстановят тебя таким, каким ты был, создадут тебя заново. И не будет шрамов. Ничего, что напомнило бы тебе о боли.

Сейчас во всем этом смысла не было. Вейни положил руку на ребра, спрашивая себя, сможет ли переход через ворота вылечить и то, что под поверхностью.

Или все остальное, то, что они с ним сделали.

– Колени трясутся всегда, – сказала она. – Особенно перед выбором схемы перехода. Я должна всегда составлять ее. Ни почти никогда нет свободного времени.

– Шатан, – вспомнил он. – Врата Азерота.

– Да, там. Ворота не любят никаких случайных отличий. Они всегда восстановят субстанцию, насколько смогут. Мысли могут уйти. Воспоминания. Тело – не изменится, никогда.

– Не изменится? Никогда? – Его охватила паника. Потом он решил, что должен быть благодарным им. Ведь это что-то вроде подарка.

Данного воротами. Но в любой магии Ворот есть подвох.

– Я же должен стареть…

– Нет. Не телом.

– О Боже, – прошептал Вейни. На мгновение вернулось головокружение. Но в любом случае он смертен, и острая боль в боку и бедре не давали забыть.

Он всегда знал, как выглядит, и считал что становится старше, сила растет, он взрослеет – и был уверен, что так оно и есть: плечи стали шире, руки налились силой. Мужчина всегда замечает такие вещи.

Но нет, это никогда не произойдет. Его жизнь остановилась. Он вспомнил дракона, замерзшего в снегу, с наполовину раскрытым крылом.

– О Боже. – Он взял себя в руки, стал холодным снаружи и внутри.

– Раны никогда не соберут дань с тебя. И возраст – это не для тебя. Ты станешь мудрее, но не старше. И всегда после перехода через ворота вылечишься от всех ран, всегда сбросишь дни и годы.

– Почему тогда такие как Чи? Почему Гаулт? Почему Фай, во имя Небес?. – Ему хотелось выть. Опять он запутался, концы и начала путешествий спутались и переплелись. – Если так может быть, почему они выбрали убивать…?

– Потому что, – сказала она, – они кел. И я знаю то, что они не знают. Называй это наследством моего отца. И если они узнают эту тайну, Вейни, они узнают и другие, которые я никому не расскажу, которые даже не записаны на мече – и которые я не разрешу никому узнать и остаться в живых. – Ее рука опять погладила его щеку. – Я собиралась сказать тебе об этом в более лучшие времена. Но, так получилось, и тебе лучше всего узнать об этом сейчас… Прости меня. Я так нуждаюсь в тебе. И мой путь становится все более одиноким.

Он взял ее руку, оцепенев от внезапного прилива чувств. Прижал к сердцу. И это было все, что он мог ей сказать.

– Отдыхай, – сказала она. Потом встала и пошла прочь, остановившись на мгновение, чтобы взглянуть на Чи и остальных, но главным образом на Ранина, стоявшего позади всех с завтраком в руках. – Я сама приготовлю себе завтрак, – сказала она ему. Потом перевела взгляд на Чи, не сказала ничего и пошла дальше, держа Подменыш в левой руке.

Вейни сидел, пораженный услышанным и неспособный двигаться, на мгновение. Он весь дрожал, то ли от возмущение, то ли от печали. И тут он вспомнил, что знал, всегда знал, что она когда-нибудь предаст его, каким-нибудь образом, но она нашла способ, который он не предвидел.

Ты должна была приказать мне, в его душе вспыхнула ярость. Но, о Бог в Небесах, если уж ты собралась сделать такое, лио, то могла бы не играть со мной, пощадить мою честь и дать мне по меньшей мере тень возможности выбрать свой собственный путь.

Но он не мог сказать ей такое. Не мог ссориться прямо перед посторонними. Тем более сейчас, когда ему нужно было вернуть себе самообладание.

Это и была та защита, на которую она надеялась. Но это за пределами здравого смысла. Это обещает – о Небеса – обещает, обещает…

Он даже не мог себе представить, что это обещает.

Но, в любом случае, она украла у него возможность выбора. И если она думает, что он настолько глуп, что неспособен выбрать свою судьбу, это о чем-то говорит. Чаще всего она оказывается права.

Он протянул руку назад, не глядя пошарил в складках кольчуги и нащупал маленький бумажный пакетик. Он развернул его и увидел несколько крошечных пилюль, лежащих на красной бумаге – ровно восемь.

Он подобрал пояс, закрыл пакетик и сунул его карман на поясе, в котором хранил разный маленькие плоские вещи, и где раньше была бритва с лезвиями. Но люди Чи забрали ее. Судя по всему обратно он ее не получит.

Он лег на спину, чтобы отдохнуть, потому что у него было столько же возможностей переубедить Моргейн, как у Чи. Для задержки были все основания: помимо его самого: лошади должны отдохнуть, а Чи и его люди вообще почти не спали ночью. Если лошади и люди отдохнут, то они могут рискнуть и пересечь ночь равнину, а если придется драться – то них будут силы и для боя, и для бегства.

Но была и опасность, от которой по его телу побежали мурашки.

– Она остается здесь, – Чи подошел и наклонился над ним, золотоволосая тень на фоне восхода. Чи – не самый достойный человек и, конечно, подошел к нему в поисках союзников.

Есть в этом что-то смешное. – Парень, – спокойно и рассудительно сказал Вейни, – она думает. Подойди к ней. Будь терпеливым. И тщательно, насколько можешь, расскажи ей все что ты знаешь о предстоящем пути, и нарисуй карту. Ответь на вопросы. Потом отойди и дай ей подумать. Если ты что-то скрыл – в момент сделки – сейчас время выдать ей все, что у тебя есть. Она не предаст тебя. Скажи, что готов последовать за ней. И докажи.

Это была не вся правда. Но, решил Вейни, это будет неплохо, и даже может спасти их жизни. Хотя Чи, скорее всего, сомневается.

Но Чи отошел от него и подошел к Моргейн, которая копалась в своих сумках, встал перед ней на колени, что-то нарисовал на земле и какое-то время отвечал на ее вопросы.

Тем временем сам Вейни внимательно оглядел окружающие холмы, тщательно изучил подозрительные камни и кусты, которые поднимались стеной вокруг лагеря, и какое-то время наблюдал за полетом сокола, или птицы, очень похожей на сокола.

Он решил, что Моргейн хорошо подумала, выбирая место для лагеря. Широкая долина впереди была как на ладони. На расстоянии полета стрелы было негде укрыться, и, чтобы подойти к ним, врагам пришлось бы пересечь открытое место.

Чи и его люди все это время ехали через холмы впереди Моргейн, и, значит, рисковали попасть в засаду, которые враги могли устроить, расположив два камня с силой ворот по сторонам узкого прохода. Чи безусловно знает об этом. И, конечно, Моргейн опять пустит их всех трех впереди себя, хотя Чи это вряд ли понравится.

Но и ему самому не слишком нравилось, что они вообще скачут вместе с Чи, и он, конечно, рад был бы от избавиться от Чи-Гаулта-Киверина.

Когда он проснулся в полдень, уже была готова еда получше, сделанная самой Моргейн. Вейни заставил себя сесть, натянуть бриджи и встать, потом прошелся и даже сумел сделать несколько упражнений с мечом и немного поприседать, хотя плечо и запротестовало: там, где в него попала стрела образовался длинный черный шрам.

Вейни с усмешкой подумал, что цвет этого шрама еще несколько раз изменится, но, с другой стороны, может быть и нет, по той или иной причине; потом, отправив все эти глупые мысли как можно дальше, махнул руками и сделал пару растяжек: ребра вели себя совершенно прилично, по крайней мере сейчас. Тщеславие, обругал он сам себя, но с удовольствием отметил изумленный и почтительный взгляд Хесиена, и какое-то мгновение стоял не шевелясь, прежде чем пойти обратно в тень и усесться на землю.

Он внимательно проверил все стрелы, которые собрал Ранин, достал маленький складной нож – как жаль, что исчезла бритва! – вздохнул и стал поправлять оперенье некоторых из них. В двух колчанах оказалось только три испорченных стрелы, он отметил их серым пятном на оперенье, как требующие ремонта.