Текст книги "Песня для двоих"

Автор книги: Кэрол Мортимер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Губы Марии упрямо сжались.

– Я не…

– Неплохой план, как думаешь, Магдалина? – многозначительно подсказал Адам, точно предусмотрев возражения.

Мэгги явно не была в восторге от «я отвезу Магдалину домой» и «мы вернемся позже, когда вам потребуется отдых», но оспорить здравый смысл, предложенного плана, не могла. Иначе все окажутся на больничной койке – отец с инфарктом, его жена с переутомлением!

Она обняла мать за плечи.

– Адам прав, мама. Ты не поможешь папе, если заболеешь сама. – Она взглянула на часы. – Сейчас четыре, я вернусь в девять.

– Лучше в двенадцать, Магдалина, и мы посидим у отца ночь, пока твоя мама поспит.

Адам выразительно взглянул на нее, и Мэгги пришлось прикусить язык.

Его предложение – если это предложение! – вернуться в полночь вполне разумно. Но находиться ночью в его компании – нет! Впрочем, обсуждать этот пункт перед лицом, почти обезумевшей от горя, матери не следует.

– Думаю, так лучше, мама. Или, если хочешь, могу остаться с тобой сейчас, – предложила она, поскольку мать все еще выглядела растерянной.

– Нет! Нет! Ты поезжай. Марк останется со мной. Возвращайся к полуночи, – рассеянно проговорила Мария, направляясь в палату мужа, вероятно тут же забыв их разговор.

– Мэгги…

– Останься с Марией, Марк, – проинструктировал Адам, крепко держа Мэгги за руку.

Марк бросил на Адама негодующий взгляд, и повернулся к Мэгги.

– Мэгги! – ласково проговорил он.

Ей было трудно думать, весь мир за несколько часов словно перевернулся с ног на голову. Ее родители всегда были рядом, всегда оставались ее опорой…

– Я везу ее домой, Марк, – решительно проговорил Адам. – Разве не видишь, она в шоке.

В шоке? Она? Ей трудно думать, и Адам принимает за нее все решения! Это никуда не годится! Но у отца сегодня случился инфаркт – это было ясно и без обследования, – и ее мир словно развалился на части.

– Хорошо, – наконец, согласился Марк, и обнял Мэгги. – Все будет хорошо, вот увидишь! Похоже, приступ не слишком серьезный. Не опускай головы.

Она рассеянно кивнула.

– Спасибо, что ты помогаешь, Марк.

– Я счастлив помочь. Я ведь почти член семьи.

Это правда. За последние три года, Марк стал ее отцу и матери сыном, и Мэгги знала, что ее мать, рядом с Марком, в надежных руках.

– Я верю тебе.

Она обняла его в ответ.

– Как трогательно, – проворчал Адам, ведя ее по больничному коридору.

Мэгги удостоила его лишь беглым взглядом. Тревога за отца так велика, что даже нет сил попросить Адама, убрать руку, властно лежавшую на ее плече. Это уже не важно. Ничто не важно. Отец мог умереть сегодня! Если бы Адама не было рядом, кто знает, что бы могло случиться…

– Не мучай себя «что, если», Магдалина, – посоветовал он, усаживая ее в «рэнджровер». – Поверь мне, это ни к чему не приведет, кроме сердечной боли!

Мэгги хмуро смотрела, как он захлопнул дверцу, как обошел машину, чтобы сесть за руль. У нее накопилось столько «что, если»! Что, если они бы не разбились в ту ночь? Что, если бы она не потеряла ребенка? Что, если бы ей не сказали, что других детей у нее не будет? Что, если бы она не была прикована к инвалидному креслу? Что, если бы не существовало Сью Кастл? Что, если бы Адам действительно любил ее?..

Слезы застилали глаза, лицо Адама расплылось, когда он повернул ее к себе. Она чувствовала жар этих слез на щеках, ком подкатил к горлу.

– О, черт! – свирепо пробормотал Адам и прижал ее к груди. – Все будет в порядке, Магдалина. Все будет в порядке! Пожалуйста, не плачь! Я не перенесу твоих слез! – приговаривал он, гладя ее длинные волосы.

Но слезы не хотели останавливаться, рыдания сотрясали все ее тело, она плакала и плакала. И не только по своему отцу. По всем этим «что, если» тоже! Она думала, что не проронит больше и слезинки по этому человеку, что уже выплакала все.

Но она плакала, оплакивая прошлое, настоящее и будущее. Будущее без человека, которого она некогда любила так самозабвенно. Потому что того человека никогда не существовало. И не будет существовать…

Слезы прекратились столь же внезапно, как и полились. Мэгги решительно вырвалась из рук Адама, не в силах даже смотреть на него, и сжалась на своем сиденье – тугой комок нервов.

Она чувствовала взгляд Адама, ощущала его разочарование, знала, что он в ярости от ее отчуждения, от своей неспособности контролировать ситуацию. Но Мэгги решительно отказывалась смотреть на него, уставив невидящий взгляд в окно, погруженная в собственное несчастье. Ей нет дела, что чувствует, или, что хочет от нее Адам.

Она оцепенело смотрела на поля по дороге в родительский дом, на дома, когда они въехали в Лоуэл – поселок, который, наверное, так и не знает, что, один из его докторов, сам стал больничным пациентом. Мэгги до сих пор трудно смириться с этим. Родители неуязвимы, бессмертны – так, по крайней мере, казалось до сих пор. Ей не следовало уезжать из больницы, нужно было остаться с отцом. Что угодно может случиться, пока ее нет.

– Ничего не случится, Магдалина, – уверенно произнес Адам, заставив ее осознать, что в панике она начала рассуждать вслух. – Состояние твоего отца стабильное. Мать рядом с ним. Ты лучше сможешь ухаживать за ним ночью, если выспишься.

Спать? Она не способна уснуть. Она согласилась с его планом лишь для того, чтобы не добавлять беспокойств матери.

Она не хотела ни есть, ни пить, что Адам предложил ей, едва зайдя в дом. Она хотела только побыть одной.

– Я так не думаю, – хмуро возразил он.

Она снова подумала вслух! Она уже не знает, что делает. Тем важнее для нее побыть одной…

– Я никуда не уйду, Магдалина, – хрипло проговорил Адам. – Свыкнись с этой мыслью.

– Я…

– Я обещал твоему отцу, что вернусь вместе с тобой, – отрывисто напомнил он, – и не намерен подводить его.

Заботливый Адам! Даже забавно! Если бы ее хоть что-то забавляло в данный момент! Но ее не забавляет ничто, и у нее нет больше душевных сил спорить с ним.

– Делай что хочешь, – устало проговорила Мэгги. – По-другому ты все равно не поступаешь!

Она развернулась и побрела по ступеням, желая лишь уединиться в своей спальне.

– Тебе лучше раздеться, перед тем как лечь в постель, – произнес Адам, когда Мэгги рухнула на кровать, впервые заметив, что он шел следом.

Мэгги испуганно взглянула на него. Ее спальня, та спальня, которую она занимала с самого детства – кроме времени ее короткого замужества, – выглядела крошечной от его присутствия. Она привстала с кровати.

– Лежи, – остановил он ее движение, пересекая комнату. – Магдалина…

– Уйди! – Она отвернулась, зарывшись лицом в подушку. Ее голос хрипел от неудержимых слез, в горле першило. Главное – не рассыпаться совершенно. Она не должна плакать. Не имеет права! Потому что, на этот раз, не сможет остановиться…

Матрас слегка скрипнул, когда Адам присел на кровать и снова прижал ее к груди.

– Я не уйду никуда, Магдалина, – напомнил он. – Однажды я ушел против своей воли, снова ты меня не выставишь. Ни за что! – Его объятия стали крепче. – Привыкай к той мысли, что я остаюсь здесь!

Она не понимала, что он говорит, да это и неважно. Его тепло охватило ее, когда Адам вытянулся во весь рост рядом с ней. Она лежала в его объятиях, окостеневшая и несгибаемая, в ужасе от собственной реакции на его близость.

– Расслабься, Магдалина, – убеждал он. – За кого ты меня принимаешь? Каким монстром считаешь? Я собираюсь только поддержать тебя. Ты понимаешь?

Ее глаза оставались плотно закрытыми, тело – холодным и скованным. Потому что было еще одно «что, если», которое она не включила – не посмела включить! – в свои размышления раньше. Что, если она захочет Адама столь же отчаянно, как хочет в этот момент?..

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Было темно, когда Мэгги проснулась. Часы у кровати показывали за полночь. Ей потребовалось несколько безумных секунд, чтобы понять, что тяжесть на груди – это рука. Рука Адама. Одна из его ног также лежала на ее ногах. Он словно пытался, даже во сне, убедиться, что она не сбежит.

Когда и как она уснула в его руках, неизвестно, невозможно даже поверить, что она способна на такое. Но переутомление оказалось сильнее ее желания освободиться от Адама, и она уснула.

Переутомление!.. Ее отец…

– Я недавно звонил в больницу, – произнес в темноте Адам. – Состояние твоего отца стабильное, мать спит. Они посоветовали отложить твой приезд до утра.

Как он узнал, что она проснулась? Как прочел ее мысли? Как ей казалось, она не шевельнула ни единой мышцей. Как Адам узнал? Он просто…

– Я еду сейчас.

– Я им так и сказал, – сухо заверил Адам. – Мы скоро поедем.

– Говорю тебе…

– Перестань спорить, женщина, – устало приказал он. – Ты никогда не была такой сварливой! Веришь или нет, я всегда очень хорошо относился к твоему отцу, уважал его. И сейчас я собираюсь ехать в больницу, в любом случае. С тобой или без, – прибавил он, когда Мэгги снова попыталась что-то сказать.

Снова у нее нет сил спорить. Адам может делать, что пожелает – по-другому он никогда не поступал! – может и она. Но его рука по-прежнему лежит на ее груди, а нога – на ее ногах… Черт возьми, он слишком близко!

Он пошевелился, в полутьме спальни – свет шел из-под неплотно прикрытой двери – она увидела, как он приподнялся на локте и наклонился над ней. Еще ближе!

– Ты такая красивая, Магдалина, – проговорил Адам, лаская черный шелк ее волос.

Этот голос был так соблазнительно нежен. Мэгги почувствовала привычную податливость своего тела, знакомое желание в каждой клеточке. Но губы ее сжались, когда она посмотрела на него.

– Я сейчас…

– Ты всегда была красавицей, черт возьми! – простонал он. – И я думал, что ты никогда не изменишься, Магдалина. Но ты изменилась!

– У меня не было другого выбора.

– Был, черт возьми! – разозлился он. – Ты могла остаться моей маленькой певчей птичкой, продолжающей порхать…

– Я не могла ходить, не то, что порхать! – взбешенно прошипела она, ужаленная его словами.

«Певчей птичкой» он нежно называл ее лишь в самые интимные моменты.

Адам угрожающе поднялся над ней.

– Думаю, твой отец ошибался три года назад, – свирепо проговорил он, сжав ее плечи. – Мне нужно было оставаться рядом и вытряхнуть из тебя эту жалость к себе, которая, похоже, стала частью характера.

– Как ты смеешь? – Ее глаза полыхнули синим огнем. – Ты даже не представляешь…

– Я прекрасно представляю, что физически тебе пришлось пережить, – прервал он. – Мое дело было – узнать. Но никто не упомянул об этой монументальной жалости к себе, об этой… Не стоит, Магдалина! – Он легко перехватил ее руку, когда она попыталась влепить ему пощечину. – Действительно не стоит, – пробормотал он, прежде чем по-хозяйски завладеть ее губами.

Пламя. Всепожирающее пламя. Все ее тело, каждая клеточка, пылало. Желало Адама. Желало взрыва чувств, который она могла найти только в его объятиях. Нашла в его объятиях!

Ее тело реагировало на ласки Адама так, словно они занимались любовью лишь вчера. Их тела двигались вместе в прекрасном танце. Губы Адама завоевали ее губы, его рука накрыла ее грудь, пальцы легко нашли трепетный сосок, и жар, какого не знала Мэгги, прокатился по ее телу.

Она совершенно потеряла контроль над собой, потеряла так, как не теряла в тот памятный раз с Адамом – ее первым мужчиной. Он был так нежен в ту ночь, так внимателен к ее невинности. Он снова и снова доводил ее до экстаза, потом медленно остужал ее страсть до слабого огня, убеждаясь, что не сделает ей больно, когда полностью овладеет ею.

И сейчас он делает то же самое. Его руки нежно, но уверенно раздели ее, потом он разделся сам. Он был прекрасен в полутьме, весь из золотистых мышц. Его глаза потемнели, когда он внимательно разглядывал ее наготу.

Изменилась ли она? Этот вопрос мучил Мэгги. Катастрофа оставила следы: множество швов на ее животе и бедрах, шрамы, к которым она привыкла, но которые Адам никогда не видел. Она, наверное, стала уродливой для него. Он, наверное, думает…

Мэгги громко застонала, когда Адам склонился над ней и начал целовать паутину шрамов и каждый из них. Тело инстинктивно выгибалось навстречу ему, требуя большего.

– Адам!.. – отчаянно вскрикнула она.

Ее тело желало, требовало Адама – не могло жить без него!

Его руки ласкали ее грудь, влажные и теплые губы целовали ее кожу, кончик языка касался каждой впадинки ее шрамов, пока, наконец…, наконец, он не поцеловал ее там, где она хотела. Весь ее мир взорвался, волна восторга прокатилась по телу.

Если бы ей предложили отправиться в рай, Мэгги отказалась бы, лучше остаться здесь, в руках Адама, ощущать его всем своим телом. Раньше они никогда не уставали друг от друга, их любовь была магическим, захватывающим действием. Раньше…

Она снова застонала, когда Адам легко вошел в нее, полностью овладев ею, наполнив до краев.

– Посмотри на меня, Магдалина, – хрипло проговорил он, и она вдруг осознала, что ее глаза плотно закрыты.

Он был великолепен: черные волосы прилипли к его лбу, в потемневших глазах – бездонная глубина, на щеках – румянец, плечи широки и мускулисты.

– Я хочу, чтобы ты знала, это я занимаюсь с тобой любовью, Магдалина, а не какой-то бледный заменитель.

– Что?..

– Это я, Магдалина, Адам, – прошептал он, касаясь губами ее шеи. – Мне всегда удавалось добиться тебя таким способом, правда? – с удовлетворением бормотал он, когда его тело начало двигаться медленными, сладострастными толчками, лишая Мэгги возможности что-либо соображать.

Они идеально подходили друг другу. Твердость Адама соответствует ее теплой податливости, эти медленные движения доводят Мэгги до безумия, удовольствие усиливается, нарастает…

– Адам, я не могу… я… Адам!..

Она отчаянно вцепилась в его плечи. Каждая ее клеточка пылала от почти непереносимого наслаждения.

– Да, Магдалина, – простонал он. – Отдайся мне, дорогая. Лети, певчая птичка, лети!

У нее не было другого выбора. Она полностью принадлежала ему, когда губы Адама слились с ее губами, а его язык двигался в унисон с движениями его тела.

Она думала, ее восторг проходит, но это было не так. Адам довел ее до пика дважды, продолжая двигаться, двигаться, пока… Волна, подхватившая их, была выше и головокружительней, чем когда-либо, и восторженный крик Адама был почти криком боли, когда он присоединился к ней на гребне. Наконец, его тело содрогнулось, достигнув высшей точки экстаза.

Тугой клубок рук и ног – ее, таких бледных и хрупких, и его, таких загорелых и сильных. Учащенное дыхание наполняло тишину ночи.

Реальность вернулась к Мэгги слишком внезапно, и она заплакала от охватившей ее боли. Из-за этого мужчины, она не смогла ответить взаимностью, когда Марк два года назад попытался возобновить их отношения. В конце концов, он влюбился в Андреа. Из-за этого мужчины, у нее никогда не будет никого другого! Из-за этого мужчины, она обречена провести остаток жизни в одиночестве. Потому что случившееся сейчас, не повторится ни с кем другим. Сейчас, ночью, обнаженные, в объятиях друг друга, они прекрасно понимали друг друга. Днем, одетые, они не могли даже общаться между собой.

– Не двигайся, – простонал Адам ей на ухо, когда Мэгги попыталась поднять голову. – Я люблю, когда ты – часть меня. Половина меня!

Но она не часть его и никогда больше не будет! Адам вернулся в ее жизнь лишь потому, что хочет заставить петь, петь вместе с ним.

Слезы потекли по ее щекам, рыдания захлестнули горло, все ее тело затряслось от горя. Адам приподнял голову, взглянул в ее лицо, нахмурился, увидев потоки слез на бледных щеках. Снял пальцами капли и попробовал на вкус соленую влагу.

Его глаза были черны, когда он снова посмотрел на ее лицо.

– Хотелось бы обмануть себя, что это слезы счастья, что взаимное удовлетворение заставило тебя плакать, как было обычно. Но это, как я понимаю, не так! – спокойным голосом проговорил он, скорее утверждая, чем спрашивая. – Мы не сделали никакой ошибки, Магдалина. Я по-прежнему твой муж, ты по-прежнему моя жена.

– И у тебя есть Селия. А у меня есть Марк.

Ей снова оставалось надеяться, что Марк и Андреа простят ее ложь. Она чувствовала себя совершенно беззащитной, лежа в объятиях Адама.

Его глаза сверкнули в полутьме.

– Марк разлил свой яд, не так ли? – проскрежетал он.

– Марк?.. – Она нахмурилась. – Ты имеешь в виду Селию Мэйс? Нет, Марк ни слова не сказал о ней.

Надо отдать ее другу должное! Марк действительно ничего не сказал, хотя, очевидно, знает достаточно о роли этой женщины в жизни Адама.

Марк никогда намеренно не делал ей больно. В отличие от этого мужчины… Возможно, и Адам сделал это ненамеренно три года назад! Может быть, он надеялся, что Мэгги никогда не узнает о его измене с Сью Кастл? Он лишь недооценил решительность Сью.

Мэгги никогда не тешила себя мыслью, что та женщина рассказала о своем романе с Адамом потому, что испытывала угрызения совести за случившееся, Сью явно решила продолжать карьеру с Адамом, а возвращение Мэгги положит этому конец. О нет, Мэгги не столь наивна, чтобы недооценивать мотивы Сью, рассказавшей ей о своих отношениях с Адамом. Впрочем, Адам, так или иначе, предал ее, изменил брачному обету.

Адам сжал ее плечи.

– Тогда кто же распространяет эти грязные слухи? – потребовал он.

– Никто, – раздраженно ответила она. – Я подслушала твой разговор с Марком в доме Селии.

Как трудно объясняться, когда их тела по-прежнему столь интимно соединены! Хотя Адама, похоже, не мучают подобные проблемы…

– Под дверью никогда не услышишь ничего хорошего о себе – и о других тоже! – с отвращением бросил он. – И я давно научился не верить всему услышанному! Я дружу с Селией и Джеффри, я – крестный отец их близнецов и обожаю этих малышей…

– Я не желаю знать! – Каким-то образом ей удалось оттолкнуть его, и в тот момент, когда их тела разделились, Мэгги испытала чувство разочарования. – Твоя жизнь и твои связи – не мое дело, – холодно проговорила она, передвигаясь к краю кровати.

Затем села, стыдясь своих шрамов, которые целовал Адам, быстро встала, схватила халат и повернулась к нему, лишь туго завязав пояс.

И у нее перехватило дыхание – он так красив! Тугие, мощные мышцы и ни грамма жира на могучем теле.

Она закрыла глаза – и сердце! – чтобы противостоять предательской картине.

– Мне нужно возвращаться в больницу.

– Что случилось прямо сейчас? – хрипло спросил он.

Она не желала думать, что случилось прямо сейчас! Возможно, позже, когда она останется наедине с этими болезненными воспоминаниями, но не перед глазами Адама.

И Мэгги рассеянно пожала плечами.

– Нормальная реакция человека, которого коснулось крыло смерти…

– Чепуха! – злобно проговорил он, поднимаясь на ноги. – Это не имеет никакого отношения к смерти – и имеет прямое отношение к жизни. Ты…

– Именно так, – внезапно согласилась она. – Человеческие существа всегда использовали секс как утверждение собственного бессмертия.

– Но это был не секс, Магдалина, – мягко проговорил Адам. – Мы занимались любовью. Прекрасной, чистой, супружеской любовью.

Она вздрогнула при последней фразе. Адам – именно он! – изменил супружескому долгу.

– Ты живешь в мире фантазий, Адам, – презрительно проговорила она, чтобы скрыть свою боль. – Это был добротный, хорошо отработанный секс! И если бы из больницы меня привез Марк, у нас с тобой не было бы этого разговора!

Адам внезапно и угрожающе напрягся.

– Ты сказала, что, если бы Марк привез тебя сюда, ты бы с ним разделила постель?

– Конечно, именно это я и сказала! – легко солгала она. – А сейчас, прошу простить, я приму душ, прежде чем ехать в больницу.

Она отвернулась и зашагала прочь.

При каждом шаге к ванной Мэгги ждала, что Адам схватит ее, что будет убеждать, будто их постельное приключение – не проявление основного инстинкта, как настаивала она. Но ванной она достигла без приключений, не в силах поверить своей удаче, и лишь потом оглянулась. Адам не смотрел на нее. Он сидел на кровати спиной к ней. Раздавленный – вот самое подходящее слово. Плечи повисли, голова опустилась.

На мгновение Мэгги почувствовала угрызения совести за те ужасные вещи, которые наговорила, но, тут же, решительно прогнала их. Признать или даже допустить, что они занимались именно любовью, – значит полностью разрушить всю оборону, которую она так старательно выстраивала в течение трех лет. Ей нужна оборона. Ей не выжить без нее.

Она плотно закрыла за собой дверь, задвинула щеколду. Конечно, Адам не вторгнется сюда, по крайней мере, сейчас. Ей, тем не менее, нужна преграда между ними – нужен замок, который закроет ее сердце.

Она включила душ и встала под очищающие струи, смывая ощущение и вкус Адама со своего тела. Слезы готовы были смешаться с горячей водой, но она не может плакать сейчас, потому что остановиться, ей уже не удастся.

Когда через двадцать минут, Мэгги спустилась вниз, Адам был одет и сидел на кухне с чашкой кофе. Он даже не взглянул на нее, одетую в узкие черные джинсы и поношенный черный джемпер, лишь приподнялся, чтобы налить ей кофе.

Мэгги не было дела, как он смог найти кофейник и чашки. Она молчала. Лицо Адама было неприступно.

Мэгги села и выпила кофе. Никто из них не произнес ни слова, потому что слов не было…

– Наверное, тебе пора в больницу, я отвезу, как только будешь готова.

Адам первым нарушил молчание. Голос его звучал холодно, отстраненно.

Он смотрел не на нее, а куда-то в угол кухни. Быстрый взгляд, в том направлении, обнаружил лишь ровный кафель… Адам даже не может смотреть на нее!

– Наверное, я могу вести машину сама…

– Наверное, можешь! – Он взвился от ее нерешительного предложения. – Мое присутствие бесцельно – только раздражает тебя!

Он сейчас так далек, так не похож на того страстного мужчину, который занимался с ней любовью совсем недавно… Но ведь именно этого она хотела, не так ли? Она ведь хотела, просто жаждала, чтобы он отдалился, чтобы убрался совсем! Но…

– Я думала, мой отец хотел поговорить с тобой?

Мэгги нахмурилась.

Что-то вспыхнуло в темно-серых глазах. Гнев? Боль? Отказ? Она не могла сказать.

Что бы то ни было, непроницаемая маска тут же вернулась на место.

– Все это неважно, – равнодушно процедил Адам. – Наверное, ты можешь сказать отцу за меня, что все это неважно. Именно так! – прибавил он, словно приняв какое-то решение. – Уверен, он поймет.

Но не Мэгги! Адам, однако, явно не собирался ничего объяснять. Сейчас он выглядит так, будто каждое слово для него – тяжкий труд! Чем раньше они разъедутся, тем лучше! Но даже если так…

– Отец говорил совершенно определенно…

– Просто передай ему сообщение, черт возьми! Я сказал тебе, он поймет.

Адам резко поднялся и заметался по кухне.

Именно «заметался», только так можно описать его порывистые движения. Как зверь в клетке.

Он не в лучшем настроении для объяснений, признала Мэгги. Но сейчас, когда вчерашний шок немного прошел, она знала, что Адам, и только Адам, имеет ответы на все ее вопросы, хотя ей отчаянно хотелось избежать размышлений об их недавней постельной сцене!

– Не понимаю, зачем отец приехал вчера к тебе.

– Здесь нечего понимать, – проскрипел зубами Адам. – Он был расстроен из-за газетчиков, как, очевидно, и ты. Он полагал, что это я во всем виноват, и, возможно, хотел удалить меня из твоей жизни. Я не знаю, Магдалина. Приступ случился прежде, чем он собрался сказать, зачем приехал.

– Ясно, – проговорила Мэгги, не совсем уверенная, что услышала правду. Хотя смысл есть: отец был явно расстроен утренними газетами, и мог отправиться защищать ее. Остается лишь загадкой, как отец узнал, где найти Адама…

Адам хмуро покачал головой.

– Сомневаюсь. Сомневаюсь и в том, что ты поверила мне насчет фотографий в газете. Я уже привык, что ты не веришь ни единому моему слову. Тем не менее, повторю, я не имел никакого отношения к оказавшемуся там фотографу! Я был так же осажден репортерами, как и ты. – Лицо его скривилось. – Но в это ты тоже не веришь!

– Я верю тебе. – Мэгги постаралась смягчить его гнев, Адам был не на шутку зол. Зол с того самого момента, когда ее угораздило сделать провокационное заявление относительно Марка. Но что еще оставалось делать? Признать, что у нее не было мужчины последние три года? Что она мечтала лечь в постель лишь с ним? Нельзя показывать себя такой беспомощной!

Даже, если это правда… Как правда и то, что, едва Адам лег рядом, она уже знала, что хочет именно его.

Словно ничего не случилось в прошлом, словно ответ на все «что, если» – «да»… Его губы скривились.

– Предполагалось, что я буду рад, так вот – нет же! – Глаза Адама сверкнули. – Ты получишь свой контракт на запись, на сольную запись. Если мы оба откажемся работать вместе, они сами предложат тебе этот вариант.

– И ты сделаешь, что обещаешь?

Его зубы сжались.

– Желаешь получить расписку черным по белому, черт возьми?

– Конечно, нет!

Она поморщилась, от его едва сдерживаемого гнева.

– Тогда какого черта ты хочешь, Магдалина? Или все еще не веришь мне? Думаешь, я возьму свои слова назад, не так ли?

Его капитуляция – слишком щедрый подарок, она признавала это. Адам никогда не уклонялся от борьбы и сейчас выглядел таким решительным…

– Вижу, что не веришь! – взорвался он, не дождавшись ее ответа. – Прекрасно.

Он обшарил глазами кухню и обнаружил блокнот, в который мать записывала, что нужно купить, отправляясь по магазинам.

Адам схватил блокнот и ручку, нацарапал несколько слов и поставил подпись внизу.

– Возможно, это не юридический документ, – он бросил ей блокнот, – но я не откажусь от своих слов.

Мэгги взяла блокнот дрожащими пальцами, боясь взглянуть на написанное.

Адам насмешливо посмотрел на нее.

– Я заявляю, Магдалина, что ухожу из твоей жизни, как личной, так и профессиональной. Заявление вступает в силу, лишь только за мной закроется дверь. Но пока я не… – Он сократил небольшое расстояние, разделявшее их, и решительно сжал ее плечи. – Ты просто дура, Магдалина! Трусливая дура!

Она открыла рот, чтобы протестовать против обвинений в трусости, но Адам уже завладел ее губами. Его поцелуй был жесток, и ничем не напоминал его недавнюю нежность в постели.

Так вот в чем различие между нежной любовью и потребностью карать! В постели Адам занимался с ней любовью! Не сексом, как уверяла она, а любовью…

Значит ли это, что Адам любит ее?..