Текст книги "Падение Калико (ЛП)"
Автор книги: Кери Лэйк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)
Глава 16
Сегодняшний день
– Ты позволяла ему прикасаться к тебе? Глаза доктора Эрикссона сверлят мои, пока я лежу, склонившись над круглым деревянным бочонком, мои обнаженные груди прижаты к твердому и неумолимому дереву.
– Нет, – отвечаю я сквозь слезы. Ожоги пересекают мою спину, повреждения лишь частично заглушены потребностью моего тела прогнать боль.
– Он… подошел ко мне. На кухне.
– И ты не сказал ему, что была частью проекта "Альфа"?
– Я сказала. Я шмыгаю носом и сглатываю, закрывая глаза, когда то что должно быть кровью, стекает по моей обнаженной грудной клетке.
– И?
– Он все равно заставил меня прикоснуться к нему.
– Ложь, – говорит он сквозь стиснутые зубы.
– Ложь! Устремив взгляд вверх, он резко кивает.
– Нет! Моим словам не удается остановить обжигающее пламя, которое ударяет мне в спину, и я крепко хватаюсь за деревянный бочонок подо мной, напрягаясь, когда агония расходится по позвоночнику, словно иглы, вонзающиеся в кость. Я вскрикиваю, слезы капают мне на руку, все мое тело дрожит.
Доктор Эрикссон выходит из поля зрения, и я замечаю Валдиса, которого по обе стороны от него окружают два офицера Легиона, и Медузу, оба сидят на стульях напротив меня. Зрители моего унижения.
Легкий подъем и опускание груди Валдиса говорит мне, что на него не повлияла моя порка. Возможно, даже наслаждается этим, и я благодарна за шлем, так что мне не нужно видеть его самодовольную физиономию.
– Из-за тебя мы потеряли очень многообещающего солдата. Из-за тебя мы потеряли подопытную женщину. По-видимому, Валдис отпустил Дину, и внезапно мне ее больше не так жалко.
– И из-за твоей беспечности и любопытства наш Альфа был отвлечен. Ты понимаешь всю серьезность этого? Сколько людей могло пострадать в его отсутствие?
Я не могу отвести глаз от Валдиса, и вид того, что я расцениваю как безразличие к моему наказанию, распутывает что-то темное у меня внутри.
– Возможно, ему не следовало быть таким глупым, – выпаливаю я, прежде чем могу остановить себя.
Еще один сильный удар по моему позвоночнику, от которого стучат зубы, и сквозь слезы я улавливаю, как пальцы Валдиса сжимают подлокотник кресла.
– Я не заставляла его убивать Дина. Ему нравилось убивать его, – выплевываю я.
Удар, такой горячий, что кажется холодным, облизывает мою плоть, и я скриплю зубами, зажмурив глаза от слез, ожидая, когда от удара они онемеют.
Когда я снова открываю глаза, я вижу как Валдис ерзает на стуле.
– Валдис обучен убивать, когда это необходимо. Это все равно что сказать, что мне нравится наказывать тебя.
Мой взгляд скользит к доктору, и если бы мои глаза могли выплеснуть весь яд, струящийся по мне прямо сейчас, он был бы покойником.
– А ты нет?
– Конечно, нет. Со вздохом он переплетает пальцы и качает головой.
Офицер Легиона, который последний час меня избивал, берет меня за руки, и я вздрагиваю от соприкосновения, наблюдая, как он снимает с меня бинты. Слишком слабая, чтобы двигаться, я позволяю рукам упасть по обе стороны от меня, оставаясь лежать на деревянном бочонке, чувствуя, как кровь пульсирует в кончиках моих пальцев.
Доктор Эрикссон шаркает к Валдису, и даже сидя, зверь стоит выше его.
– Возможно, вы хотели бы отнести свою самку в лазарет, чтобы они могли осмотреть ее раны.
Его женщина. От мысли об этом у меня сводит живот сильнее, чем от порки, которой я подверглась из-за него.
Упираясь ладонями в бедра, Валдис поднимается на ноги, заставляя четырех гвардейцев Легиона тоже вскочить.
Нависая над доктором, он лишь на мгновение поворачивается ко мне, прежде чем пройти мимо него. Выходит из комнаты, а офицеры Легиона следуют за ним.
Пока я лежу на боку, Роз гладит меня по волосам и шепчет песню, сворачиваясь калачиком рядом со мной, сохраняя расстояние между моей окровавленной спиной и своим телом. Я хорошо знаю эту песню. Эту песню иногда пела моя мать, еще до Драги, когда музыка была повсюду. Мама однажды сказала мне, что люди слушают музыку в своих машинах с помощью маленьких устройств, которые она называла мобильными телефонами, и которые они повсюду носят с собой, и я представляю, как воздух наполняется всевозможной музыкой, дрейфующей в потоках, как лепестки, подхваченные ветром.
– Мне жаль, что это случилось с тобой. Роз кладет голову мне на затылок, и еще больше слез льется по моим щекам. Именно Роз вывезла меня из реанимации после того, как медсестры залечили более глубокие раны у меня на спине. Дышать больно, при каждом вдохе мои порезы растягиваются.
Я закрываю глаза, и все, что я вижу, это Валдиса, сидящего напротив меня. Одним ударом он мог бы вырубить каждого из этих офицеров Легиона, так же легко, как оловянные кружки, выстроившиеся вдоль столешницы. Вместо этого он сидел бесстрастный.
Без изменений.
Неподвижный.
Требуется два дня, чтобы боль утихла настолько, что я могу самостоятельно встать с постели. Два дня размышлений. Два дня слез. Два дня мечтала погрузиться в глубокий сон и никогда не просыпаться. Я сижу напротив доктора Эрикссона, слегка наклонившись вперед, чтобы не тереться спиной о стул.
Он пододвигает ко мне какой-то предмет через свой стол, и я смотрю на кольцо из разноцветных бусин.
– Подарок от твоей сестры.
Я хмурюсь, услышав это, поначалу не решаясь принять это от него.
Он мотает головой в сторону браслета.
– Тогда продолжай. Надень это.
Осторожно, чтобы не потревожить свои раны, я протягиваю руку и беру браслет с его стола, надевая его на свое запястье рядом с другим.
– Госпожа Элспет рассказала ей о твоем наказании. Она подумала, что подарок от твоей сестры мог бы немного поднять тебе настроение.
Я не утруждаю себя тем, чтобы посмотреть на Медузу рядом со мной, потому что знаю, что это ложь. Брайани, вероятно, понятия не имеет, что меня выпороли, а если и знает, то уж точно не приняла бы доводы в пользу этого. Я все еще не могу, но все равно благодарю ее за браслет.
– Могу я увидеть ее? Мою сестру?
– Конечно, нет. Она очень занята уходом за пациентами.
Ей четырнадцать. Я сомневаюсь, что ее участие в уходе за ними – это нечто большее, чем уборка за ними и предложение время от времени помыть их губкой.
– Всего минуту или две. Не более того.
– Извини, но это невозможно. И, кроме того, мы не можем прямо сейчас добавить другие переменные. Вы уже поставили под угрозу эксперимент с солдатом. Или вы уже забыли?
– Нет. Тогда, может быть, просто видео? С ней?
Его взгляд скользит к Медузе и обратно ко мне.
– Я подумаю об этом. Тем временем, я хочу, чтобы ты усерднее работала над Валдис. Его проявление агрессии было трагичным, но это прогресс. Он проявляет признаки ревности, что очень многообещающе для тебя.
– Многообещающий для меня? Как все это может быть многообещающим для меня?
– Нужно ли тебе напоминать? Чем больше он привязывается, тем меньше вероятность, что ты будешь наказана.
Слезы наполняют мои глаза, когда слабый смех срывается с моих губ.
– Он не привязывается. Зачем ему это? Ты уничтожил его! Ты уничтожил ту малую толику человечности, которая в нем оставалась! Вы не видели видео? Как легко и безжалостно он убил того солдата?
– Для тебя!
– Он сделал это не для меня! Он сделал это потому, что его научили получать удовольствие от убийства! Ты!
Холодный, жесткий шлепок обжигает мою щеку, и я прикладываю руку к покалывающей плоти там.
– Следи за своим тоном, девочка, – огрызается Медуза.
– Ваша сестра – очень приятная молодая женщина. Она много работает. Не жалуется. У нее есть несколько друзей, с которыми она очень сблизилась. Его описание Брайани вызывает еще больше слез на моих глазах, и мое сердце болит от того, как сильно я скучаю по ней.
– Я бы не хотел, чтобы что-то случилось с таким прекрасным работником.
Скрытый в его словах подтекст пронзает мое сознание, когда я смотрю на него в ответ.
– Что ты говоришь?
– Я говорю, что послушание следует по тонкой цепочке. Чтобы добраться до Валдиса, возможно, сначала нам нужно убедиться в твоей лояльности.
– Пожалуйста, не причиняй ей вреда.
– Обещай мне, что ты будешь стараться с Валдисом. Что ты приложишь больше усилий.
Опускаю взгляд в знак поражения, я киваю.
– Я так и сделаю. Я клянусь в этом.
Глава 17
Четыре года назад
– Привет. Голос привлекает мое внимание к тому месту, где стоит Брайани, протягивая мне миску.
Я опускаю половник в фасоль с водой, наполняя его больше, чем в прошлый раз, и перекладываю ложкой в ее миску.
– Привет.
– У меня сегодня выпал зуб. Она улыбается и наклоняет голову в сторону, показывая мне щель, где должен быть один из ее последних молочных зубов.
– Я сама вытащила его, и доктор Уайатт дал мне конфету. Мятную.
– Это здорово. Трудно выдавить улыбку, пока мои глаза изучают ее, замечая отсутствие синяков и порезов, но выступающие кости. Я уверена, что в ее глазах выгляжу ужасно, даже если мясо, которое мне предложили к супу, не позволяет острым изгибам моих костей проткнуться.
Толчок девушки рядом с ней отбрасывает ее на шаг в сторону, и она идет дальше, чтобы взять ложку.
– Я скучаю по тебе.
Накладывая суп в следующую тарелку, я чувствую первый укол слез в уголках глаз и прочищаю горло.
– Я тоже по тебе скучаю.
Это самое большее, как я общалась со своей сестрой за последние недели. По мере того, как я все больше и больше погружаюсь в это место, она становится более занятой, более отстраненной. Ее визиты в буфет сместились с моего обеденного перерыва на рабочее время. Когда-то давно она была моим ближайшим наперсником, всем моим миром, теперь мы не более чем случайные незнакомцы. Помимо этих небольших встреч, где она делится случайными эпизодами своей жизни здесь, я больше почти ничего о ней не знаю. Плачет ли она по ночам так, как плачу я. Если она думает о нашей матери так же часто, как я. Если что-то из того, что было раньше, все еще имеет для нее значение.
Звук приближающихся шагов прерывает мои размышления, и я поднимаю взгляд, чтобы увидеть двух солдат по обе стороны от Нилы.
Девушки в очереди за едой расступаются, давая им место, и тогда я замечаю слезы в глазах Нилы.
– Этот субъект был найден прячущим еду в своей постели! Голос охранника гремит по Столовой, и болтовня вокруг нас стихает. Он указывает пальцем в мою сторону, и я чувствую хватку на своем плече.
Тугие узлы страха скручиваются у меня в животе, я поворачиваюсь ровно настолько, чтобы увидеть руководителя кухни, стоящего позади меня.
– Это тот, кто снабдил тебя хлебом? Наклонив голову в сторону Нилы, охранник наклоняется вперед, практически к ее лицу, одним из своих устрашающих приемов.
В груди у меня холодеет, руки потеют, а частота пульса с трудом поспевает за моим нервным дыханием.
К моему удивлению, Нила качает головой. Мы стали друзьями, но возможно, я не совсем поняла, до какой степени она ценит нашу дружбу.
– Нет, сэр.
– Я нахожу немного удобным, что вы двое живете в одной казарме. Спите в непосредственной близости друг от друга.
– Клянусь, это была не она.
– Тогда, как именно тебе удалось заполучить хлеб в свои руки?
– Я взяла это.
– Это правда? Его вопрос побуждает меня поднять взгляд, и когда я это делаю, его глаза сверлят меня, разрывая мою совесть на мелкие кусочки.
Быстрый взгляд на Нилу, и я ловлю едва заметный кивок, настолько слабый, что я сомневаюсь, предназначался ли он для меня. Тем не менее, мой взгляд перебегает с нее на лезвие, которое он вытаскивает из кобуры на боку, и вся храбрость, которая могла бы во мне остаться, испаряется когда я представляю, как он вдавливает это лезвие в мои пальцы и срезает их с костяшек.
Я перевожу взгляд налево, где Брайани стоит в конце очереди, держа свою миску, ее глаза расширены от ужаса. Я не могу позволить ей видеть, как они делают это со мной. Что бы она ни сделали, чтобы это место не коснулось ее, не разрушило ее, будет омрачено видом того, как они уберут мои пальцы в назидание другим. Чувствуя, как на меня наваливается тяжесть стыда, я киваю в сторону солдата.
– Очень хорошо. Он дергает Нилу вперед и кладет ее руку на стойку передо мной.
О, Боже, нет.
Крики эхом перекликаются с гудением и вздохами, и я не могу заставить себя посмотреть на Нилу, когда она плачет и извивается в руках солдата.
– Пожалуйста! Я больше не буду этого делать! Умоляю тебя! Пожалуйста! Ее мольбы – крики из ада, которые бьются о мой череп, и я заставляю себя закрыть глаза, отгородиться от них, когда он проводит лезвием по ее расплющенным пальцам.
Но я не могу.
– Подожди! Прежде чем я могу остановить себя, я протягиваю руку и хватаю его за руку.
– Пожалуйста. Глубокие вдохи не могут прогнать головокружительное спокойствие, которое охватывает меня, как будто мое тело действует само по себе, без каких-либо указаний из моей головы.
– Она не крала его. Я это сделала.
Это единственный рефлекс, который побуждает меня посмотреть ему в глаза, и когда я это делаю, что-то злое затмевает его взгляд. Он кивает в сторону начальника кухни, но другой солдат, стоящий позади меня, берет меня за руку, расправляя мои пальцы на столе рядом с пальцами Нилы. Сквозь панические вздохи я смотрю на нее и снова опускаю взгляд на наши пальцы, которые через несколько секунд будут оторваны от наших рук.
– Нет, пожалуйста, – хнычу я, зная, что мои протесты бесполезны.
– Пожалуйста, не делай этого. Я умоляю тебя быть милосердным, пожалуйста.
Горячая жидкость брызгает на мою форму, и хватка солдата ослабевает.
– Оставьте ее в покое! Брайани кричит и запрыгивает на стойку. В порыве абсолютного безумия она бросается к нам и запрыгивает на спину охраннику.
За этим следует рев криков, и куски хлеба летят по воздуху в сторону охранников, в то время как другие девушки в Столовой начинают атаку.
Я оборачиваюсь и вижу свою сестру, вцепившуюся в спину солдата, пока он крутится и вцепляется когтями в ее руки.
Она кусает его за ухо, и он рычит, протягивая руку назад, чтобы схватить ее за лицо. Она, должно быть, кусает его руку, потому что он дергает ее вперед, прежде чем отвести назад, ударяя ее по голове.
Я бросаюсь к нему, хватаю его за руку, прежде чем он успевает ударить ее снова, и это движение выбивает его из равновесия. Он падает на пол, и при ударе Брайани отпускает его. Я улучаю возможность ударить его ногой в пах, и вскрикнув, он обхватывает себя руками, перекатываясь на бок.
Улыбаясь своей сестре, я протягиваю руку, чтобы помочь ей подняться на ноги.
Она улыбается в ответ.
Треск эхом разносится по буфету, и сначала я не понимаю, откуда он исходит. Я оглядываюсь вокруг, замечая девушек, которые цепляются за другого солдата, мучая его своими царапаниями и пинками. Другие девушки замирают, как будто они тоже это слышали.
Еще один треск, и мой взгляд устремляется к Брайани, чья рука выскальзывает из моей. Она падает навзничь на белые плитки, где из-под ее тела начала выползать красная тень. Он становится все больше и больше, отходя все дальше от нее.
Какая-то сила ударяет меня по затылку, такая сильная, что в носовых пазухах возникает болезненное шипение, и мое зрение становится бледно-белым. Боль обжигает мою щеку, и я понимаю, что лежу на полу. Комната кружится вокруг меня, но мне удается перевести взгляд на Брайани, который лежит рядом со мной. Когда я тянусь к ней, моя рука скользит по лужице влаги, и я беру ее за руку. Слезы наполняют ее глаза, такие широкие от страха, и я не могу сказать, та ли это белая дымка, что была раньше, но ее лицо кажется более бледным, более изможденным.
– Кали? Синие губы дрожат, когда она лежит, сжимая мою руку.
– Мне холодно. Так холодно.
Уголки моего зрения смыкаются вокруг меня, уменьшая сцену передо мной до полос красного, белого и голубого.
– Брайани? Я чувствую, как ее рука выскальзывает из моей, и я усиленно моргаю, мельком замечая солдат, тащащих ее по кухонному полу.
– Брайани! Цепляясь за плитки, я заставляю себя приблизиться к ней, следуя по кровавой дорожке, оставленной позади.
– Брайани, подожди!
Ее ноги исчезают за углом, в коридоре.
Сквозь слезы я снова подтягиваюсь вперед.
– Брайани!
Они никогда не возвращаются, когда их утаскивают.
Глава 18
Сегодняшний день
Я смотрю в угол комнаты, где в тени прячется ничто. Не ничто. Огромная боль в моей заднице. Буквально.
Плотно сжав губы, чтобы скрыть свое разочарование, я опускаю взгляд на свои руки, лежащие поверх скрещенных ног. Последние двадцать минут мы сидели в тишине, и каждая проходящая минута представляет угрозу для моей сестры.
Ублюдок даже не извинился за наказание, которое я приняла от его имени.
В любую секунду Медуза может ворваться в эту дверь и сопроводить меня вниз, к разочарованному доктору Эрикссону. И все потому, что этот мерзкий придурок не хочет мне подыгрывать.
– Я знаю, что ты можешь говорить под этой маской. Все говорят, что ваши рты зашиты, но я знаю, что это чушь собачья. Так что говори.
Следует его молчание, разжигающее гнев, который уже горит внутри меня.
Еще одно доказательство того, что этот человек убил Дина не из-за меня. Он убил его не из ревности. Он увидел возможность отыграться и воспользовался ею.
Но чтобы проверить эту теорию, мне нужно его немного подтолкнуть.
–Я не знаю, почему они просто не назначили меня к Титусу. Откидывая голову назад, я прислоняю макушку к стене, отводя глаза в сторону, высматривая любые признаки нападения.
– Он был намного более… приветливым. И он говорил. И он был нежным.
Звук сдвигания – верный признак того, что мои слова доходят до него. То ли его бесит их смысл, то ли просто звук моего голоса раздражает его, я не могу сказать, но я продолжаю в том же духе.
– Мне нравилось, когда он гладил мои волосы и прикасался ко мне.
Какой-то предмет вылетает из тени, и что-то мокрое шлепается мне на лицо, прежде чем соскользнуть на пол. Я касаюсь места, мои пальцы пробегают по мягким кусочкам, которые пахнут как перезрелый инжир. Поднимая предмет с пола, я подтверждаю это, и я стискиваю зубы, отбрасывая его обратно в тень.
– Почему ты такой мудак?
Я поднимаюсь на ноги, гнев захлестывает меня волной чистого адреналина.
– Меня избили из-за тебя! Я не могла лежать на спине два дня! Из-за тебя! И за что? Потому что ты решил оторвать голову придурку, который напал на меня? Он напал на меня! Я не просила об этом! Слова вырываются из моего рта на яростной ноте давно иссякшего терпения, и я указываю на него пальцем.
– Ты должен быть моим Чемпионом! Мой защитник! Ты был никем иным, как жестоким и бессердечным!
В паузе я пытаюсь отдышаться, но мой темперамент слишком велик, чтобы остановиться.
– И из-за тебя моя сестра будет наказана! Ей будет больно, и я ничего не смогу сделать, чтобы спасти ее от этой боли! Слезы прерывают мой голос, добавляя еще больше разочарования к моей и без того кипящей ярости.
– Она милая! И она невиновна! И она, блядь, не заслуживает наказания за такого ублюдка, как ты!
Мое тело задыхается от рыданий, которые разрывают мою грудь, и я падаю на колени, готовая принять последствия того, что набросилась на него таким образом. Приготовилась к тому, что Медуза утащит меня из комнаты. К тому, что в комнату войдет Легион с оружием. Или к тому, что Валдис прижмет меня к стене и вышибет из меня весь воздух.
Однако ничего не происходит. Секунды идут, и единственным звуком в комнате остается мое хныканье. Я думаю о Брайани, привязанной к этой бочке, вынужденной смотреть мне в глаза, когда каждый удар хлыста ранит ее невинную плоть. Мои дрожащие руки скрываются за очередной завесой слез, и я сморгиваю их.
– Сколько ей лет? Глубокий, насыщенный баритон ударяет мне в челюсть, как первая капля меда на языке.
Боль пронзает мой лоб, когда я сильно хмурюсь, разглядывая тени.
– Слишком молода для тебя.
– Я спрашивал не для себя.
Вытирая влагу со щек, я расправляю плечи, моя гордость борется с интригой его голоса. Сначала я не решаюсь ответить, желая дать ему почувствовать вкус его собственного ублюдка. Чтобы позволить ему испытать унижение оттого, что его игнорируют. Вместо этого я отвечаю:
– Четырнадцать.
– А тебе?
Что-то трепещет у меня в груди, когда он спрашивает обо мне.
– Восемнадцать. Прочищая горло, я сажусь обратно на бетон и скрещиваю ноги.
– Сколько тебе лет?
– Я больше ничего не помню.
Мне стыдно признаться, что мне нравится звук его голоса. В нем звучит глубокий и успокаивающий характер, который напоминает мне о ночах, когда мой отец лежал рядом со мной, успокаивая меня после того, как я просыпалась от кошмаров. Мудрый и расчетливый. Он определенно старше меня.
– Ты была права. Я убил Дина ради удовольствия.
Сглатывая осторожно, чтобы не проглотить вслух, я не утруждаю себя ответом на то, что подозревала с самого начала.
– Но мне не понравилось наблюдать за твоим наказанием.
– Ты мог бы одурачить меня.
– Я не их оружие. Я отказываюсь убивать по их команде.
Насколько я понимаю и возможно, даже восхищаюсь его неповиновением, теперь я почувствовала последствия, и я боюсь того, что это значит для моей сестры.
– Мне повезло.
Самое странное в разговоре с тенями – это никогда не знать, как слова влияют на них. Я понятия не имею, значит ли для него что-нибудь мысль о том, чтобы наблюдать, как я страдаю от его наказания.
Я перебираю бусины своего браслета, пытаясь вспомнить истории о рейдах Легиона. Страх и устрашение на лицах старейшин, когда они говорили об убитых женщинах и детях.
Я понимаю его неповиновение.
– Когда ты видела ее в последний раз? Твою сестру?
– Чуть меньше четырех лет назад. Я украла немного хлеба, чтобы поделиться с друзьями, и охранник который поймал меня, собирался отрезать мне за это руку. Брайани прыгнула ему на спину и напала на него. Смешок, который вырывается у меня, представляет собой сбивающую с толку смесь грусти и смеха.
– Она была ранена в живот. Они утащили ее, и с тех пор я ее не видела.
– Значит, она мертва. Его слова холодным шипом пронзают мою грудь, и я поднимаю взгляд в пустоту, мое сердце ускоряет свой ритм.
– Что ты мне сказал?
– Она мертва. Когда их утаскивают, они не возвращаются. Единственные, кто выживает, – это те, кого превратили в альф. Только самцы.
Мое лицо подергивается, гнев медленно, но верно поднимается на поверхность.
– Ты этого не знаешь.
– Я знаю.
Я смахиваю раздражающий щит слез, застилающий мои глаза, и поднимаюсь на ноги, пятясь, чтобы не натворить чего-нибудь глупого, например, напасть на Альфу.
– Ты лжешь! Ты этого не знаешь! Паника, бурлящая в моей груди, перехватывает дыхание, сводя каждый вдох к затрудненному дыханию.
В луче света из коридора он упирается ладонью в пол, и когда он наклоняется вперед, моим глазам предстает покрытое шрамами и ссадинами мужское лицо. Он с серыми глазами и темными коротко подстриженными волосами, от которого веет смутным знакомством.
Бушует. Крики. Смех. Царапает мне лицо. Драка. Серые глаза смотрят на меня, когда охранники уводят его.
– Ты тот мальчик. Ты сражался с другим…
– Кадэм.
Широко раскрыв глаза, я отвожу от него взгляд, воспоминания о том дне просачиваются с ясностью.
– А Титус?
– Мой друг. Тот, кто также сражался с Кадмом, прежде чем их обоих утащили.
– Они привели тебя сюда… и…
– Превратил нас в животных.
Прикрывая рот рукой, я пытаюсь заставить себя успокоиться, чтобы не задыхаться и не упасть в обморок. Он очень мало похож на маленького и тощего мальчика, которого они унесли в тот день. Остается только невинность в его глазах, и я подозреваю, именно поэтому они заставляют его носить шлем. На него больно смотреть. Чтобы увидеть сквозь железную оболочку мальчика, который вмешался, чтобы помочь глупой девчонке.
Он потирает серебряную ленту, все еще прикрепленную к его горлу.
– Полагаю, я должен поблагодарить тебя за то, что ты сняла мне шлем.
Дверь щелкает, и лучи света прорезают темноту, пока я не могу разглядеть больше его лица. Больше шрамов. Годы наказания, которое он перенес за то, что заступился за меня.
– На сегодня это все. Пойдем со мной, девочка.
– Они причинили тебе боль. Вам всем троим. Из-за меня. Шагнув к нему, я протягиваю руку, чтобы коснуться одного из его шрамов, особенно глубокой раны на горле, под повязкой, и он отшатывается.
– Мне так жаль. Дотягиваясь снова, мои пальцы просто касаются неровной поверхности, протянувшейся поперек его горла, и на этот раз он позволяет это.
– Девушка! Сейчас! Голос Медузы – предупредительный выстрел, прежде чем ее шаги приближаются ко мне сзади, и когда она наклоняется, чтобы схватить мою рубашку, я поднимаю руку Валдиса и прижимаю ее к ее шее.
Она замирает с широко раскрытыми глазами, полными страха, пока мы все трое медленно поднимаемся на ноги.
Удерживая его руку у ее горла, я использую его силу, чтобы прижать ее к стене. В любой момент Легион ворвется, чтобы спасти ее, так что мое время ограничено.
– Ты убила ее?
– Я уже говорил тебе. Твоя сестра жива.
Мне даже не нужно подсказывать Валдису, поскольку я чувствую, как напрягаются его мышцы под моей рукой, сжимающей ее горло.
– Это. Ты. Убила. Мою. сестру?
– Нет.
Он сжимает сильнее, пока ее рот не приоткрывается, а язык не свисает с постепенно темнеющих губ.
– Ты убила ее! Я кричу сквозь слезы, гнев внутри меня вырывается на поверхность.
– Да, – хрипит она.
– Да. Она мертва.
Ее слова – это нож, который пронзает мое сердце, и на мгновение я не могу дышать. Мои уши наполняются приливом крови, которая так сильно стучит у меня в голове, что мир немеет. Отпуская Валдиса, я отшатываюсь назад, каждый мускул в моем теле больше не подчиняется мне. Мне холодно, я парализована и все глубже проваливаюсь в черноту.
К тому времени, как прибывают солдаты Легиона, я ничего не чувствую. Воздух вокруг меня слишком густой, чтобы дышать, обжигая мои легкие с каждым вдохом.
Я позволяю им утащить меня.








