Текст книги "Падение Калико (ЛП)"
Автор книги: Кери Лэйк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)
Глава 9
Четыре года назад
Я всматриваюсь сквозь прутья клетки, уставившись на огромное сооружение, стоящее передо мной. Многие здания, которые я видела, пришли в упадок или рассыпались от разрушений. Это один из немногих, который, кажется, преследует определенную цель – ту, которую мне еще предстоит определить. Дверь распахивается, чтобы показать солдата Легиона, который носит пистолет, пристегнутый ремнем к груди.
Я пытаюсь представить, чего мне стоило бы отобрать у него пистолет, когда я позволяю ему помочь мне спуститься с грузовика. Брайани следует за нами, спрыгивая в грязь, которая поднимается пылью у наших ног. В воздухе витает запах горелого мяса, который напоминает мне о животном, подвешенном на вертеле в лагере.
Я не могу думать об этом лагере, потому что это навлечет мысли о Дине, и я предполагаю, что эти солдаты не терпят такой ярости, которая побудила бы меня наброситься на что-нибудь.
Я уверена, что они пристрелили бы меня за это.
– Шевелись! Приглушенный голос солдата доносится громко и ясно, и как будто этого было недостаточно, он толкает меня пистолетом.
Когда мы направляемся к зданию, звук щелчков и стучащих зубов останавливает меня на полпути. Инстинктивно мои мышцы сжимаются вокруг груди, а разум готовится к бегству или драке. Еще один толчок сзади толкает меня вперед, пока мы не сворачиваем за угол, и источник звука подтверждается, где Рейтеры стоят, прислонившись к забору, рыча и протягивая руки ко мне и Брайани.
Я пытаюсь представить, почему эти солдаты позволили стольким собраться так близко, учитывая, что у них есть оружие, чтобы убить их.
При входе в здание нас встречает мужчина ненамного выше меня, с гладкими светлыми волосами и чисто выбритым лицом, который улыбается так, как будто рад видеть нас двоих.
– Привет!
В его голосе есть скользкая нотка, которая напоминает мне о мужчинах, которые однажды забрели в наш улей, притворяясь, что ищут укрытия. Они были такими же фальшиво дружелюбными, как и этот человек, и только когда моя подруга Сиенна пропала, мы определили что на самом деле они были мародерами. С этого момента никому больше не разрешалось входить в наш улей без того, чтобы его не пристрелили на месте.
– Добро пожаловать в Калико, – говорит блондин, складывая руки вместе.
– Вы двое, должно быть, устали после путешествия. Пойдемте, мы приведем вас в порядок и оденем. Он разворачивается еще до того, как мы подходим к нему, и ведет нас вверх по лестнице.
– Что не так с нашей одеждой? Спрашиваю я, не потрудившись последовать за ним. Осмотр внутренней части здания показывает высокие потолки со слишком ярким освещением и самые блестящие полы, которые я когда-либо видела. Настолько отполированный, что я вижу в нем свое отражение. Кто-то, должно быть, очень усердно работает, чтобы содержать полы в такой чистоте, и мне любопытно узнать почему.
– Что это за место?
Он пожимает плечами, оборачиваясь, и в его улыбке нет ничего искреннего.
– Тебя не инструктировали по дороге сюда? Когда я качаю головой, он смотрит на одного из солдат и продолжает:
– Это больница. Похоже, ты провела довольно много времени в Мертвых Землях. Его взгляд резко перемещается от ступней к лицу, и он поднимает бровь.
–Детей следует регулярно проверять на наличие признаков заболевания. Вы также выглядите слегка обезвоженным и недоедающим.
– Мы чувствуем себя просто прекрасно.
– Все равно, я бы хотел, чтобы ты пошла со мной.
– Мы бы предпочли просто уйти.
Преувеличенное моргание его глаз за следующей вымученной улыбкой – предупреждение, что его терпение такое же тонкое, как маска, которую он носит. Поднимая взгляд, он кивает, предположительно одному из солдат, стоящих позади меня. Прежде чем у меня появляется шанс развернуться, что-то острое впивается мне в шею, и я хлопаю по ней ладонью, вес моих рук тяжелый и слабый.
Я оборачиваюсь и вижу, как один из солдат приставляет иглу к шее моей сестры.
– Эй! Леа'хер'лон!
Каждое слово, вылетающее из моего рта, невнятно, и когда я наклоняюсь вперед, пол с грохотом обрушивается мне на лицо.
Пронзительная боль ударяет в мою голову, и я открываю рот для крика, который не срывается с моих губ. Вырывается только резкий вдох, и я моргаю, открывая глаза навстречу еще большему количеству этого ослепляющего света, со звуком звона в ушах. Я поднимаю руку, которая кажется затекла, кончики моих пальцев холодные и бесполезные, вялые, когда они касаются моих ушей. С моего запястья свисает трубка, и я иду по ее пути к прозрачному пакету, висящему на металлическом столбе рядом со мной. Поднимать другую руку не менее сложно, и моей попытке извлечь иглу, застрявшую в запястье, препятствуют слишком расслабленные мышцы, чтобы за что-либо ухватиться, но я вижу, что грязь, покрывавшая мою кожу, была начисто смыта, и я вдыхаю сладкий аромат лаванды на ее месте.
Сухость, хуже жажды, сжимает мое горло, и я кашляю, пытаясь проглотить немного слюны. Ощущение похоже на шероховатую поверхность кошачьего языка. Я лежу на белой кровати с белыми простынями в белой комнате с белыми стенами. Красные пятна выглядят как кровь, разбрызганная по ее поверхности, но я не могу представить, откуда.
Занавес откидывается, открывая стройную женщину со смуглой кожей, одетую в серую униформу. С ее волосами, выбритыми налысо, я знаю, что она женщина, только по ее лицу, на котором почти нет улыбки, когда она берет в руки сумку, свисающую с шеста. И груди, упирающиеся в ее рубашку.
– Еще пять минут, и ты будешь в состоянии идти в буфет ужинать.
Интересно, они и мне побрили голову, раз я ничего не чувствую.
Проглатывая комок, который никак не унимается у меня в горле, я поднимаю голову с подушки, смотрю, как она поднимает мое запястье и кладет туда какой-то холодный кусочек металла, прикрепленный к своего рода ожерелью, которое она вставляет в уши.
– Что такое буфет?
– Ш-ш-ш. Она на мгновение отводит взгляд, легким кивком головы, кажется отслеживая что-то, пока она прикладывает металл к моему запястью, затем она вытаскивает зажимы из ушей. – Первый этаж. Ты съешь немного тушеного мяса и полчаса погуляешь во дворе. Скоро самочувствие должно вернуться. У тебя вероятно, будет небольшая тошнота, но бульон поможет. Она говорит, как моя мать, когда мы заболели, так буднично излагая свои термины ухода за больными.
В моей груди нарастает чувство паники из-за информации, которую эта женщина не предоставляет.
– Моя сестра? Где моя сестра?
– Вы встретитесь с ней в столовой, а затем вас распределят по вашим койкам.
При этом я приподнимаюсь так сильно, как только могу, приподнимая половину своего тела над кроватью, прежде чем чья-то рука ложится мне на грудь.
– Не-а. Пять минут. Попробуй сейчас пошевелиться, и ты сама о себя споткнешься.
– Я хочу увидеть свою сестру.
– И ты это сделаешь. То, как она приподнимает бровь, также напоминает мне о моей матери, когда она отказалась вести со мной переговоры.
– Через пять минут.
Раздраженно вздыхая, я падаю обратно на подушки, раздражение растет быстрее, чем мое осязание.
– Что это за место?
– На что это похоже? Она поднимает доску с прикрепленным листом бумаги и ручкой, нацарапывая что-то, чего я не вижу.
– Я достаточно взрослая, чтобы знать, что внешность может быть обманчивой.
Она закатывает глаза и фыркает от смеха.
– Умная девочка. Кладя доску обратно на стол рядом со мной, она принимается расправлять вокруг меня простыни.
– Это исследовательский центр. Мы здесь, чтобы найти лекарство от Драги.
– И какую роль в этом играем мы с моей сестрой?
– Послушай, малыш, я всего лишь медсестра, которая следит за тем, чтобы ты проснулась. У меня нет ответов на все вопросы. Она разворачивается, чтобы уйти, и то ли усилием воли, то ли небольшой долей силы я могу протянуть руку и схватить ее за запястье, останавливая.
– Пожалуйста. Помоги нам выбраться отсюда. Нам здесь не место.
Убирая мои пальцы со своей руки, она качает головой.
– Детка, ты думаешь, кому-то из нас здесь место? Это лучше, чем умереть там. Она дергает головой, как будто свобода так близко, прямо за моим плечом, когда я знаю, что это не так. Это за стенами и охраной, и если я пройду мимо них, мне придется столкнуться с Бешенными.
– По крайней мере, там у меня есть выбор. И свобода.
– Если это то, что ты думаешь, ты недостаточно долго была одна. Похлопав меня по руке, она улыбается.
– Пять минут, и вы свободны , можете идти в буфет.
– Ты сказал это пять минут назад.
– Давай еще пять.
Тошнота скручивается у меня в животе, когда я протягиваю миску, наблюдая, как слишком хрупкая девушка, у которой тоже выбрита голова, разливает бульон с фасолью. Он переливается через край, смачивая лежащий рядом ломтик хлеба. Возможно, это первый раз, когда я недостаточно голодная, чтобы есть, или невыносимый запах, похожий на сточные воды, испортил мне аппетит.
– Дизентерия – это сука, – говорит девушка-служанка из-за прилавка, одетая в такую же желтую униформу, как у меня.
– Ты привыкнешь к этому.
Возможно, мое отвращение более очевидно, чем я думала.
– Кали! Кали! Знакомый звук, издаваемый моей сестрой, подавляет позыв к рвоте прямо на единственное блюдо, которое я, вероятно, получу сегодня, и я поворачиваюсь, чтобы увидеть, как она машет мне из-за стола, где она сидит с двумя другими девушками, которые выглядят примерно ее возраста. Предоставьте Брайани заводить друзей в этом месте.
Вид ее бритой головы притягивает мою руку к моей собственной лысой коже, и мне требуется некоторое усилие, чтобы не разрыдаться, когда я ковыляю к ней и сажусь на единственное свободное место за столом. Я замечаю, что она уже съела большую часть своей еды.
– Вот, – говорю я, пододвигая к ней свой поднос.
– Я еще не настолько голодная.
– Я в порядке. Она отодвигает его.
– Тебе не обязательно продолжать отдавать мне свои пайки.
– Тебе это нужно больше, чем мне.
– Я это съем! Одна из двух девушек за столом, тощая на вид, с запавшими глазами, тянется к моему подносу, но я вырываю его из ее рук.
– Нет. Я это съем.
– Это восемь-восемь-два и восемь-двадцать девять. Брайани проводит пальцами по задней части шеи, где я замечаю что-то черное.
–Я не могу вспомнить свой.
Отбрасывая ее руку, я замечаю красную, воспаленную кожу там, где чернилами был выведен номер, и прикасаюсь к задней части шеи, оставляя на кончике пальца немного прозрачной желеобразной слизи.
– Что они сделали? Спрашиваю я, собирая еще немного слизи, которую вытираю о форму, которую мне вернули в послеоперационной палате.
– Это твой номер. У каждого он есть. Тот, что называется восемь-восемь-два, поворачивается ровно настолько, чтобы я мог уловить часть номера, вытатуированного у нее под линией роста волос.
– Вроде как немного чешется. Брайани хихикает, притворяясь, что чешет его.
– Я не почувствовала этого, когда впервые проснулась, но теперь жжет.
– Это проходит, – отвечает девушка.
– Тебе нужно запомнить это. По крайней мере, последние три цифры, когда тебе звонят по громкой связи.
– Позвонить нам? Нахмурившись, я отламываю кусочек хлеба и запихиваю его в рот. Он пресный и соленый, но впитывает часть кислот, бурлящих в моем желудке.
– Для чего?
– Твое назначение на ночлег. Эксперименты. Для чего бы ты им ни понадобилась. Девушка смотрит мимо нас и подталкивает локтем свою подругу.
– Пошли. Давай выйдем на несколько минут.
– Ты просто хочешь посмотреть на мальчиков, – возражает ее подруга рядом с ней.
– Не делай этого!
– Делай тоже!
– Какие мальчики? Я оборачиваюсь, вглядываясь через окно туда, где маленький дворик огорожен забором, колючей проволокой, охранниками и Рейтами. Сбежать практически невозможно.
– Старшие мальчики рядом с нами. Восемь двадцать девятая собирает свою миску, а также миски своей подруги и Брайани и аккуратно складывает их.
– Ты когда-нибудь раньше видела пенис? – спрашивает она Брайани, и я протягиваю руку перед девушкой, прерывая ее пристальный взгляд, и щелкаю пальцами.
– Эй, ей не нужно ничего этого видеть. Тебе тоже.
Девушка пожимает плечами.
– Не моя вина, что они иногда нам показывают. Она встает из-за стола, и как будто между ними есть какое-то невысказанное понимание, Брайани хватает свой поднос и следует за ними, оставляя меня одну.
– Эй! Я запиваю бульоном немного ради желудка и запихиваю в рот кусочек хлеба, прежде чем выбросить поднос и тарелки в таз, установленный рядом с дверью. Толкая дверь, я следую за молодыми девушками во двор, хватая Брайани за руку.
– Тебе не обязательно идти с ними! Я упрекаю ее, и то, как ее глаза скользят в сторону, говорит мне что она смущена.
Вырывая свою руку из моей хватки, она гневно поджимает губы.
– Ты не моя мама! Ты не можешь указывать мне, что делать!
– Ты права! Я не твоя мать! Но она бы тоже не хотела, чтобы ты так себя вела!
– Ее здесь нет!
– Потому что она мертва!
– Она мертва из-за тебя!
Язвительность ее слов врезается мне в сердце, и требуются все усилия, чтобы не разрыдаться от ее слов. Иногда я забываю, что Брайани молода. Она не понимает, как разбиваются сердца от простых слов. Они слетают с ее языка практически без раскаяния, потому что никто никогда не говорил с ней таким образом. Я никогда не смогла бы заставить себя причинить ей боль.
Я ошеломленно стою минуту, наблюдая как она вместе с другими девочками устремляется к забору. За барьером собираются группы мальчиков в синей форме моего возраста и старше. Некоторые стоят вокруг и разговаривают. Другие курят. Некоторые стоят у забора, окликая девушек.
Охранник уводит мальчиков, успокаивая мой желудок, и я жду, наблюдая за своей сестрой с ее новообретенными друзьями. Они паркуются под деревом в углу двора, садятся в круг и хлопают в ладоши, играя.
Оглядывая двор, я замечаю, что все девушки выглядят одинаково: море лысых голов и желтая униформа, из-за чего отличить одну от другой практически невозможно. Даже Бриани не выделяется из них так легко, как я надеялась. Я никогда раньше не видела столько девушек и женщин в одном месте. Это как если бы они собрали всех до единого в мире и привезли их сюда. Вопрос в том, для чего?
Чтобы мои наблюдения не выглядели слишком очевидными, я иду через двор, отмечая, где что находится, выискивая дыры в заборах, валяющиеся повсюду предметы, которые можно использовать в качестве ступеньки для лазания. Или оружие против охранников. В этом месте нет ни единого способа сбежать.
Напротив моей сестры я прислоняюсь спиной к забору, откуда могу наблюдать за ней.
Я хотела бы быть такой невинной. Такой молодой и наивной. Слепым к опасностям, которые я вижу сквозь этот фальшивый саван. Каким блаженством было бы притвориться, что это такое место, где заводятся друзья и жизнь лучше, чем за стенами. Однако, судя по изможденному виду стольких из этих девушек, у меня возникает ощущение, что это не так.
– Зацени. У нас новичок!
Незнакомый голос сзади вырывает меня из моих размышлений, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть коренастую девушку, стоящую позади меня. Россыпь веснушек дополняет бледный тон ее кожи. Узкие глаза-бусинки, посаженные слишком близко, не кажутся такими уж дружелюбными.
– Какой у тебя номер, новичок?
Пожимая плечами, я поворачиваюсь, чтобы отмахнуться от нее, замечая, что моя сестра больше не сидит под деревом.
– Эй! Не игнорируй меня, сучка. Толчок сзади почти сбивает меня с ног, и я хмуро смотрю на нее в ответ.
– Отойди.
Она смотрит мимо меня, сложив ладони рупором по обе стороны от рта.
– Эх! Шестьдесят пять! У меня новенькая!
Следуя по траектории ее взгляда, мой взгляд останавливается на одном из детей постарше во дворе по соседству. Он отделяется от своей группы, незаметно отбрасывает сигарету в сторону и направляется к забору. Ярко-зеленые глаза и смуглая кожа с сильной челюстью, он выглядит на восемнадцать или девятнадцать, может быть. Красивый, но блеск в его глазах – сплошная проблема.
– Да? Давай посмотрим на нее.
– Вставай, – командует Веснушка.
– Отвали. Как правило, я не ругаюсь матом, если только кто-нибудь не сталкивает меня с обрыва, но после сегодняшнего я уже на полпути к подножию скалы.
Схватив в охапку мою униформу, она сильно дергает, поднимая меня на ноги. Мои мышцы, все еще слишком слабые от того наркотика, который мне дали, мало полезны в борьбе с ней. Наклонившись вперед, все что я могу сделать, это царапать ее руки, пока она тащит меня вдоль забора, почти стягивая рубашку к груди, где стоит мальчик.
– Прекрати! Прекрати это!
Она ведет меня вокруг дерева, и при первом звуке щелчков и рычания мои внутренности чувствуют, что вот-вот выплюнут то немногое, что я съела.
Я кричу, но моя подача не идет ни в какое сравнение с коллективным рычанием, которое становится все более возбужденным. Девушки вокруг меня смеются, когда Веснушка притягивает меня ближе, достаточно близко, чтобы я могла почувствовать небольшие спазмы боли, когда монстры царапают ногтями мою кожу.
– У тебя есть выбор, девочка. Позволь Рейтерам содрать с тебя кожу прямо здесь или потрогай барахло моего друга.
Ногти впиваются в ее кожу, я царапаю ее руку, и она отпускает меня.
– Ой! Сука!
Я падаю назад, и чья-то рука обвивается вокруг моей шеи, прижимая меня к забору, в то время как Веснушки шлепают и царапают мое лицо. Крики вырываются из моей груди. Жестокий смех в моем ухе усиливает мое разочарование, и мне удается отвести кулак. Собрав всю оставшуюся во мне силу, я бью им по лицу Веснушки, отбрасывая ее голову в сторону.
На секунду она выглядит ошеломленной, но ее взгляд становится холодным и убийственным.
– Давай, Ли. Ты позволишь ей ударить тебя вот так?! Парень крепче сжимает меня сзади, выдавливая воздух из моего трахеи.
Когда Веснушка делает выпад вперед, рука мальчика убирается, и я выворачиваюсь, уклоняясь от ее удара, и вижу что другой мальчик сбил нападавшего на землю, этот немного крупнее. Может быть, немного старше. Конечно, сильнее. Удар за ударом разбивает лицо парня в брызги крови, и даже Веснушка перестала гневаться, потрясенно наблюдая, как избивают ее друга. Другому мальчику удается перевернуть нападавшего, и они вдвоем катаются по грязи, собирая вокруг себя толпу мальчишек.
– Дерись! Дерись! Дерись! – скандируют мальчики.
Из ниоткуда появляются охранники в черной униформе на фоне синего моря, и я сосредотачиваюсь на мальчике, который помог мне. Тот, кто без колебаний помог мне. Тот, с серебристо-серыми глазами и золотисто-бронзовой кожей, которого оттаскивают двое охранников. На его место запрыгивает второй мальчик, нанося удары кулаками и ногами тому, кто напал на меня. Тот, что на земле, выбивает ноги из-под мальчика, и точно так же, как первые двое, они катаются по грязи.
Еще четверо охранников уводят двух парней, и Веснушка рядом со мной качает головой.
– О, нет, о боже, нет.
Поворачиваясь к ней и обратно к мальчикам, я смотрю в замешательстве. Ужас в ее голосе перекрывает ее слова, как будто она только что стала свидетельницей чего-то более ужасного, чем наблюдать, как ее подругу избивают оба мальчика.
– Что с ними будет?
– Я не знаю. По ее щеке скатывается слеза, которую она быстро вытирает, как будто не хочет, чтобы я видел.
– Они никогда не возвращаются, когда их утаскивают.
Глава 10
Сегодняшний день
Когда некоторое время назад были распределены обязанности по дому, я смирилась с тем, что буду работать на кухне, в надежде увидеть свою сестру. Каждый проходит через это в какой-то момент, но прошли годы с тех пор, как я в последний раз мельком видела ее здесь. Возможно, она приходит в другую смену. Может быть, девочки из акушерского отделения едят вместе. Иногда я представляю это: Брайани и друзья, которых она здесь завела, едят вместе. Смеются и рассказывают истории, такие же беззаботные, как любой день в пустыне. Как я ни стараюсь, представить ее лицо становится все труднее, детали, которые я когда-то запечатлел в памяти, медленно растворяются в обрывках забытых мыслей. Если бы не периодические обновления Медузы, я бы никогда даже не узнала, что она жива в этом месте.
Я протираю столешницы из нержавеющей стали, готовя кухню для следующей группы. Преимущества работы здесь в том, что я получаю дополнительный кусок хлеба после смены и воду, когда захочу. Я не из тех, кто отказывается от дополнительных услуг, потому что за четыре года я поняла, что то, чего не беру я, возьмет кто-то другой, но сегодня я не в настроении. У меня еще одна встреча с Железным гигантом, за которой последует восхитительное завершение с доктором Эрикссоном, которое официально испортило мне аппетит.
Я кладу хлеб в огромную раковину из нержавеющей стали, все еще на четверть заполненную пеной после мытья посуды, и наклоняюсь, чтобы вытащить пробку. Острый укол впивается в кончик моего пальца, и я сдерживаю проклятие, разглядывая срез сбоку. Кровь стекает по влажной коже, вытекая из значительной раны, которая, судя по глубине, когда я ее раздвигаю, вероятно, нуждается в наложении швов.
Всасывание из сливного отверстия привлекает мое внимание к ножу, оставленному одним из поваров Легиона. Предполагается, что у нас не должно быть доступа к такому потенциальному оружию. Повара готовят еду задолго до того, как мы приходим подавать ее, и ни разу они не были настолько небрежны, чтобы оставить нож. Вид этого пробуждает вспышки памяти, и я останавливаюсь в надежде погрузиться в эти странные образы, похожие на сон.
– Кали! Кали! Брайани зовет меня.
Я поворачиваюсь и вижу ее, лежащую на каталке рядом со мной. Стерильный запах отбеливателя и химикатов наполняет мои легкие, но ему не удается заглушить едкий запах смерти. Я протягиваю руку, подключенную к трубкам. Комната вращается слишком быстро. Надо мной нависает мужчина. В его руке скальпель, такой блестящий, что я вижу, как свет от огромной лампы надо мной отражается в стали. Из моей груди вырывается измученный крик.
Кажется, что это почти другой человек, но детали такие яркие. Я смотрю вниз на порез на моем пальце, из которого начала сочиться кровь, которая скапливается в раковине, окрашивая белые пенистые пузырьки воды для мытья посуды. Я поднимаю нож и прячу его в карман фартука, оглядываясь вокруг, чтобы убедиться, что никто из двух других кухонных работников не заметил, и сую палец под проточную воду, чтобы промыть порез. С полки рядом со мной я беру чистую сухую тряпку и оборачиваю ее вокруг раны, сильно сжимая, чтобы остановить кровь.
Если кто-нибудь найдет оружие, они воспользуются им, чтобы удалить с меня что-нибудь… что-нибудь безвредное, вроде пальца. Я однажды видела, как это произошло. Однажды девушка стащила скальпель из операционной, и Медуза приказала одному из солдат отрезать ей этим самым ножом большой палец. Тем не менее, нож – это подарок, и в таком месте, как Calico, нельзя игнорировать такие простые милости судьбы.
Глубокий ожог проникает в мою плоть там, где рана начала процесс заживления. В темноте почти ничего не видно, но я проделал отличную работу, ковыряясь в нем последние двадцать минут, пока сидела у стены в камере Валдиса.
Еще один день тишины.
Впрочем, я к этому привыкла. Он не беспокоит меня. Я не беспокою его. Никого не опрокидывают на спину и жестоко насилуют.
Рана – отвлекающий маневр, который мне удалось скрыть от Медузы по пути сюда, хотя альфы, которых мы встретили по пути, казались более возбудимыми, чем обычно. Как будто они чувствовали запах крови и вскрытой плоти.
Нож я спрятала в дырке в моем матрасе еще в номере. Возможно, я никогда им не воспользуюсь.
Тем не менее, приятно знать, что он есть.
Дверь со щелчком открывается, раньше, чем в прошлый раз, если только моя рана не отвлекает меня настолько сильно, заставляя думать, что это произошло раньше.
Руки Медузы сложены, подбородок высоко поднят, глаза полны всевозможного разочарования.
– Пойдем со мной. Позади нее солдаты Легиона входят в комнату, проходя мимо меня, когда я поднимаюсь на ноги.
Рычание и возня эхом отдаются внутри камеры, и я наблюдаю, как они толкают тень в углу.
– Теперь быстро. На этот раз голос Медузы менее терпелив, и я скольжу вдоль стены, не сводя глаз с солдат, которые спорят с темнотой комнаты. Как будто пытаешься связать тень веревкой.
Выйдя из камеры, я следую за Медузой к двери на противоположной стороне коридора, и мы вдвоем ждем там, пока Легион выводит Валдиса на цепях из его комнаты.
При свете он действительно выглядит как зверь, и я краду возможность изучить черты, невидимые в его темной камере. Небольшие участки волос на его груди, которые дают некоторое представление о его возрасте. Шрамы, намного больше, чем я видела раньше, разбросаны по его телу. Напряженные мышцы под его кожей, которые выглядят достаточно сильными, чтобы задушить всех нас сразу, если бы он захотел. А под шлемом у него на шее серебряная полоска, которую я раньше не замечала которая, похоже припаяна к шлему, как бы предотвращая его снятие.
– Что за лента у него на шее?
– Следопыт, – отвечает Медуза.
– Все альфы носят такой.
Он даже не удостаивает меня взглядом, когда проходит мимо.
– Что происходит? Спрашиваю я, убирая руку за спину, чтобы Медуза не заметила пореза.
– Куда они его забирают?
– Не обращай на это внимания. Она кладет руку на стену двери рядом с нами, и когда она со щелчком открывается, она машет мне внутрь.
Меня охватывает замешательство, когда я вглядываюсь в идентичную темную камеру и снова к ней.
– Что это?
– Доктор Эрикссон хотел бы посмотреть, как вы взаимодействуете с Титом.
Сердце подскакивает к моему горлу, я кашляю и давлюсь слюной.
– Еще один Альфа? Я … Я думала … Я думала, что связывание произошло потому, что я несу в себе часть ДНК Валдиса или что-то в этом роде.
– Что ж, добрый Доктор хотел бы проверить эту теорию. Сильный толчок сзади заставляет меня влететь в комнату и упасть на колени, и прежде чем я успеваю развернуться, чтобы убежать, дверь закрывается.
Стук в моей груди сбивает дыхание, а волоски на коже встают дыбом. Черт.
Взгляд прикован к теням, я слежу за движением, за малейшим подергиванием. По крайней мере, с Валдисом я выработала определенный уровень предсказуемости. Конечно, этот Альфа может слышать каждый мой вздох, наполненный тем же страхом, от которого прямо сейчас дрожат мои мышцы. Проглатывая сухость, я прочищаю горло и поднимаюсь на ноги, колени болят от падения и готовы подогнуться.
– Хей?
Пружины кровати скрипят, и огромная фигура выходит из темноты на свет из коридора. Он выглядит как точная копия Валдиса. Выше шести футов, его кожа покрыта немного другим рисунком шрамов, мышцы напряжены и выпуклы. Железный шлем покрывает его голову, придавая нечеловеческую варварскость его внешности. Он кренится ко мне, и волны паники пробегают по моему позвоночнику, когда я прижимаюсь спиной к стене.
Не двигайся! Мой мозг кричит у меня в голове.
Как и в случае с Валдисом, холодное железо его шлема касается моей кожи, когда он вдыхает мой запах. Теплые мозолистые руки скользят по моему плечу, напрягая мышцы. Он вытаскивает мою руку из-за спины, и прежде чем я успеваю остановить его, он находит мою рану. Он поднимает мою руку к своему лицу, и хотя я отдергиваю руку назад, он засовывает мой палец в отверстие для рта в своем шлеме. Влажный, шелковистый язык скользит по моей коже, и каждая клеточка внутри моего тела натягивается в ожидании момента, когда эта мерзкая штука прикусит и откусит мой палец начисто.
Мясистые губы обхватывают костяшку моего пальца, и он отводит мой палец назад, целуя горящий порез, прежде чем отпустить мою руку. Я отдергиваю руку так быстро, что она ударяется о стену позади меня, посылая болезненную вибрацию по моим костям.
Мурлыкающее урчание в его горле вызывает щекотку в моей груди, и у меня даже нет возможности выдохнуть, прежде чем он убирает мои ноги из-под меня. Воздух быстро движется вокруг меня, когда он несет меня через комнату и опускает на свою кровать.
Мягко.
Кровать прогибается под его весом, и он ложится рядом со мной, зажимая меня между собой и стеной.
Осторожно положив руку ему на бедро, я подтягиваюсь, чтобы перелезть через него, но он толкает меня обратно на матрас.
– Останься. Скрипучий тон его голоса мягкий, но пронизанный предупреждением.
Каждая клеточка внутри меня неудержимо дрожит, и я ложусь обратно, как он приказывает.
В конце концов, их губы не зашиты.
Грубые руки гладят мои волосы, мое лицо, и он придвигается ближе, прижимая меня к себе еще крепче. Я ожидаю, что он раздавит меня в любую минуту, придушит своим огромным телом, когда он насилует меня здесь, на своей кровати, прикоснется ко мне так, как ни один мужчина никогда не прикасался ко мне раньше.
Вместо этого он тихо лежит рядом со мной, его ладонь пробегает по мне скорее изучающим, чем сексуальным образом.
– Такая мягкая. Он кладет свою ладонь на мою, разминая мои пальцы, и только тогда я замечаю, какие большие у него руки, как легко они могли бы раздавить мои.
– Ты пахнешь цветами.
Хотя в его голосе слышна хрипотца, он кажется, скорее успокоен чем возбужден, как человек, у которого вообще не было большого общения с людьми.
Проходят минуты с его любопытными, хотя и не совсем насильственными ласками, пока дверь со щелчком не открывается, заливая камеру вспышкой света, и Титус откатывается от меня. В комнату входят два солдата Легиона, и он одной рукой прижимает меня к стене, рыча на них в ответ, как будто он… защищает меня.
Солдаты наклоняются вперед, направляя на него свои пистолеты, и я замечаю, что острые кончики на концах – не стволы ружей, а что-то вроде копья.
Титус рычит, опускаясь на все четвереньки, и замахивается на солдат, которые обходят его удары. Не прошло и минуты, как он рухнул, дергаясь и постанывая.
Щелкая пальцами в мою сторону, солдат Легиона переступает через Альфу и протягивает руку. В тот момент, когда я протягиваю руку назад, его ноги взлетают в воздух, и солдат шлепается на пол. Мой пульс учащается, когда я смотрю, как Титус карабкается на него, но он не успевает нанести ни одного удара, прежде чем второй солдат бросается к этим двоим и снова наносит Титусу удар.
Массивная рука отведена назад, Титус падает, как железная статуя, рушась на пол.
Моя нога непрерывно дрыгается, пока я сижу перед доктором Эрикссоном, который перематывает видео моего общения с Титусом.
– Видишь? Вот. Вот та защитная природа, о которой я тебе говорил.
Голова наклонена вниз, я поднимаю только свой пристальный взгляд к экрану, на котором он поставил на паузу изображение Титуса. Плечи расправлены, руки сжаты в кулак, он выглядит готовым к драке. Я представляю, что за этим шлемом скрывается убийственный взгляд, соответствующий его позе.
