Текст книги "Гудериан"

Автор книги: Кеннет Макси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Но хотя предложенные танки сами по себе не внушали доверия, существовала одна очень важная сфера, в которой немцы далеко опережали своих будущих соперников, – это превосходная методика командования и контроля в совокупности с революционной, уникальной философией. Даже самые смелые новаторы других армий и подумать не могли о чем-либо подобном. Глобальный, дерзкий масштаб германской военной мысли выражался в статье, написанной Гудерианом в 1935 году с целью доказать несостоятельность критики механизации, появлявшейся в военных и невоенных изданиях, например в «Журнале Берлинской фондовой биржи». В этой статье Гудериан размышлял о призыве фон Шлиффена, сделанном в 1909 году, выработать методы, делающие возможным существование «современного Александра». Он развил это предложение, заявив: «Лишь командиры, которые мчатся впереди войск, окажут влияние на исход битвы – так поступали лучшие авиаторы и так поступил британский генерал Эллис на подступах к Камбре». Гудериан начинал кампанию за повышение радиуса действия раций, чтобы радиосвязь доходила не только до ротного уровня (как это было до 1936 года), но чтобы каждый танк имел свою рацию. «Современный Александр должен подчинить современную технологию своей воле и приучить к ней своих солдат… Если он, чтобы защитить свободу и честь своего народа, выкует меч твердым, ясным умом, то это задача, поставленная перед ним судьбой». Полковник Фриц Фелльгибель, инспектор корпуса связи, одобрил эту статью, заявив, что современные системы связи являются единственным средством, которое сделает применение танков эффективным. Однако язвительное предложение в середине статьи является дополнительным штрихом, помогающим лучше проникнуть в характер Гудериана. Замечание «Александр был царем, а не простым командиром дивизии», чрезвычайно экспрессивное, дает представление о той тяжелой борьбе, которую он вел, потому, что Бек, как обычно, придерживался противоположной точки зрения: для него человеческие существа, а не машины, являлись подлинными орудиями войны. Так он сказал в речи, произнесенной в присутствии Гитлера в октябре 1935 года.

Радиосвязь, разработанная Фелльгибелем для танковых войск, имела характеристики, удовлетворявшие специфике дальних операций, которые предвидел Гудериан. Оба работали в тесном взаимодействии.

Эти рации были простыми в обращении и надежными. Они состояли из блоков, легко крепившихся к панелям, или соединялись друг с другом, что позволяло быстро собирать и разбирать их. Удачная конструкция обеспечивала отличное функционирование в заданных параметрах даже в танке с сильной вибрацией при движении. Не за горами было то время, о котором Альберт Праун, тесно сотрудничавший с Гудерианом и ставший затем начальником войск связи вермахта, заявит следующее: «Стало возможным поддерживать непрерывный стратегический и тактический контроль над бронетанковыми частями, какие бы передвижения те ни совершали. Этот контроль стал проще, более гибким и более надежным, чем контроль немеханизированных частей». Парадоксально, но это было главным камнем преткновения для многих офицеров, веривших в Гудериана: масштаб его дальновидности и опыта простирался далеко за пределы их ограниченного воображения.

Парадоксально, но пехота, несмотря на равнодушие ее главных опекунов, также, жаждала механизации. Пример подала моторизация ее противотанковых рот, проведенная вопреки совету Гудериана, опасавшегося распыления и без того ограниченных ресурсов: эти пушки, доказывал он, должны быть на конной тяге, потому что передвигаются вместе с пешими солдатами. По/гой же причине в 1938 году Гудериан возражал против оснащения пехоты штурмовыми орудиями, противодействуя тем самым диверсификации промышленной продукции. Но эти отклонения не шли ни в какое сравнение с расслаблением, наступившим после того, как Гудериана назначили командиром дивизией, а его должность начальника штаба у Лутца занял бесстрастный и более уступчивый полковник Фридрих Паулюс. Без Гудериана Лутц не смог предотвратить эрозии танковых войск, как результата групповых интересов. Гудериан, скорее всего, сумел бы сохранить единство всех бронетанковых сил, к которому всегда стремился, а вот его преемники допустили распыление этих сил. Так, например, разведывательные части передали кавалерии, а мотопехотные части – пехоте, вместе с формированием моторизированных пехотных дивизий. В качестве дальнейшей диверсификации были сформированы легкие дивизии с небольшим количеством танков. Их подчинили кавалерии, хотя и с условием, что в будущем, после получения достаточного количества танков, они приобретут полный статус танковых дивизий. Танковые войска подверглись сокращению и имели в своем составе лишь чисто танковые части. Для руководства всеми тремя танковыми дивизиями был создан штаб 16-го корпуса. Его вместе с двумя другими корпусами подчинили командованию особой 4-й группы, куда входили все легкие дивизии и моторизированная пехота. Этой группой командовал генерал-полковник фон Браухич, руководивший первыми экспериментами в 1923 году и поставивший задачу изучать оперативное использование механизированных соединений.

Все это, по мнению Гудериана, было не слишком серьезно, тем более времени для экспериментов уже почти не оставалось. В 1936 году Гитлер окончательно толкнул Германию на путь агрессии, который можно было уподобить ходьбе по туго натянутому канату над глубокой пропастью. В марте, когда заводы поставили производство современной военной техники на поток, правда, пока еще недостаточный, и танковые дивизии перестали быть только номерами на бумаге, он решил размять мускулы и ремилитаризовал Рейнскую область. К концу того же года до генералов из ОКХ, которые были информированы лучше остальных, дошло, что фюрер бесповоротно встал на тропу войны. В целях пропаганды Гитлер пустил в оборот слово «блицкриг» – молниеносный удар воздушными и сухопутными силами по намеченной стране. Кампании должны завершаться в максимально короткие сроки, ибо Гитлер, по словам генерала Томаса, «…всегда отвергал любые меры подготовки к длительной войне (мобилизацию экономики) ради создания новых дивизий», а также в целях пропаганды. В прессе, в военных периодических изданиях и на публичных лекциях Томас выступал против теории блицкрига, «…потому что во мне крепла уверенность, что новая война в Европе будет означать новую мировую войну, для которой экономических ресурсов одной Германии, без сильных союзников, будет недостаточно». Но Гитлер надеялся осуществить территориальные приобретения без войны.

Гудериан принадлежал к числу тех, кто не разделял мнение Томаса относительно блицкрига: он верил в него. До 1937 года Гудериан направлял все свои усилия на сохранение танковых войск как части сил обороны – хотя к этому времен их ценность как ударной наступательной силы стала уже очевидна. Осенью 1936 года Лутц предложил написать книгу, в которой ясно излагались бы взгляды на причины создания танковых дивизий и их роль. Цель – генерировать поддержку возможно большего числа единомышленников. В ту зиму Гудериан в большой спешке – ведь у него было много и других дел – писал «Внимание! Танки!». Эта книга представляла собой подборку его лекций, вместе с лучшими статьями и аргументами последнего десятилетия. В результате стиль книги получился неровным. Но произведенное впечатление оказалось значительным. Книга стала военным бестселлером, и на доход от нее Гудерианы купили свой первый автомобиль. Ее изучали разведотделы генштабов многих стран мира. С 1937 по 1939 год она являлась, наряду с книгами Фуллера (но не Лиддел-Гарта), одним из основных пособий в Военной академии австрийской армии, чей ведущий эксперт по танкам Людвиг фон Эймансбергер также выступал за создание танковых дивизий, базируясь на доктрине Фуллера.

Книга «Внимание! Танки!» не раскрывала никаких секретов – танки Т-III и Т-IV в ней не упоминались, – а последние мысли об амбициозной роли танковых дивизий в глубоком прорыве высказывались не слишком явно. Однако в некоторых разделах явно проявляется поддержка Гудерианом Гитлера в той мере, в какой политика последнего помогала ему в достижении своих целей. Гудериан цитировал речь фюрера на смотре автотехники в 1937 году: «…Именно благодушие, если не сказать праздность, громко протестует против всех революционных инноваций, требующих новых усилий от ума, тела и духа». «Уж это неопровержимо: замена конной тяги моторами ведет к самым радикальным техническим и, следовательно, экономическим изменениям, которые когда-либо происходили в мире». Чтобы ликвидировать зависимость Германии от импорта нефти и каучука, был разработан и введен в действие четырехлетний план, ответственность за выполнение которого нес Герман Геринг. Это позволяло снять возражение против создания механизированных сил со стороны оппонентов, утверждавших, что во время войны Германия не сможет обеспечить их горюче-смазочными материалами и покрышками. Однако в своем резюме Гудериан шел гораздо дальше призыва к созданию сил обороны: «Одно ясно, лишь сильные нации продолжат свое существование, и воля к самоопределению может стать реальностью, только если будет опираться на необходимую мощь. Обязанность политики, науки, экономики и вооруженны сил – стремиться к установлению политического могущества Германии. Мир может быть сохранен только в том случае, если армия будет обеспечена самым современным и эффективным оружием, техникой и толковыми командными кадрами… Однако неоспоримым фактом является то, что, как правило, новое оружие требует новых тактических и организационных методов. Новое вино не наливают в старые бутылки. Дела более важны, чем слова. Богиня сражений увенчает лаврами лишь самых отважных». 30-е годы были эпохой пропагандистов во главе с доктором Йозефом Геббельсом: Гудериан многому у него научился.

Эта книга польстила тщеславию Гитлера. Очевидно, ее автор именно на это и рассчитывал. Вальтер Неринг указывает, что до 1939 года Гудериан не часто встречался с Гитлером, да это было бы и удивительно для офицера такого невысокого ранга, ведь генерал-майором Гудериан стал только в августе 1936 года. Тем не менее, в этом отношении дела у него обстояли лучше, чем у начальника генерального штаба. Оппонент Гудериана, Бек, похоже, за все время пребывания в этой должности с 1935 по 1938 год имел всего лишь одну приватную встречу с Гитлером, и это, должно быть, больно било по самолюбию Бека.

По мере того, как Германия приближалась к Армагеддону, генералов раздирали все более противоречивые чувства. В ноябре 1937 года Гитлер объявил Бломбергу и Фричу о предстоящей экспансии на восток. Если потребуется, мы будем воевать, сказал он. Их ужас удивил его. Потеряв к ним доверие, Гитлер избавился от них. Предлогами послужили нарушения норм морали и нравственности. Причем обвинение против Фрича было шито белыми нитками. Отставка Бломберга и диффамация Фрича 4 февраля 1938 года глубоко обеспокоили Гудериана. Однако последующее возложение Гитлером на себя обязанностей Верховного Главнокомандующего, назначение Вильгельма Кейтеля главой ОКВ, Браухича – главнокомандующим сухопутными силами, а Рейхенау – командиром 4-й армейской группы и, следовательно, ответственным за развитие механизированных войск, едва ли вызвали у него неудовольствие. В отношении карьеры Кейтель мог сослужить ему неплохую службу, поскольку, помимо семейных связей, брат Вильгельма, Бодевин, служивший когда-то в одном полку с Гудерианом и приходившийся ему родственником по линии жены, теперь был генералом и возглавлял отдел кадров сухопутных войск. Все назначения и повышения в чинах проходили через него, так что Бодевин пользовался большим влиянием. И то, что Вильгельм Кейтель был простым подхалимом Гитлера (которого фюрер избрал с восклицанием: «Это именно тот человек, который мне нужен», после того, как Бломберг, тесть Кейтеля, заявил, что Вильгельм «человек, который управляет моей канцелярией, и больше ничего»). Им можно было воспользоваться в качестве еще одного канала прямой связи с фюрером, в особенности теперь, когда Гитлер явное предпочтение отдавал штабу ОКВ, сделав его своим личным инструментом. Штабу же сухопутных сил отводилась второстепенная роль. Гудериан приветствовал приход Рейхенау как «прогрессивно мыслящего, умного солдата, к которому я испытывал чувство товарищеской дружбы». Не могло не обрадовать его и собственное повышение в чине и должности. Он стал генерал-лейтенантом и командиром 16-м корпуса. Паулюс был у него начальником штаба.

Гудериан пришел на место Лутца, которого заставили уйти в отставку. Это обстоятельство не очень огорчило Гудериана. И все же письмо, написанное Гретель 7 февраля, передает смутную тревогу, хотя из него и явствует, что Гудериан ни на секунду не подозревает Гитлера в причастности к тому, что произошло:

«Каким бы приятным и почетным ни было мое новое назначение, я принимаю его с легким сердцем, потому что нам предстоят серьезные и настоящие дела, и борьба мнений потребует сил и выдержки. Мне придется проявить хладнокровие. Доклад Гитлеру [в связи с делами Бломберга и Фрича] позволил разобраться в тех событиях, которые, к сожалению, произошли. Фюрер, как обычно, проявлял тончайший такт и деликатность. Остается надеяться, что решение будет одобрено его коллегами [нацистскими вождями]».

Это письмо следует сравнить с высказываниями Гудериана в «Воспоминаниях солдата», где он говорит о 4 февраля как о втором, самом черном дне за все время существования главного командования германской армии, защищает Фрича и критикует Браухича за то, что тот предпринял серьезные шаги, не став ждать официального заключения следственной комиссии по делу своего предшественника. В то время он указывает, что «для большинства [германских генералов] истинная суть дела осталась неясной». Это письмо свидетельствует также о том, что Гудериан рассматривал Гитлера отдельно от партии.

Вскоре подоспело и первое «серьезное и настоящее дело» – приказ командовать войсками, которые должны были первыми перейти австрийскую границу 12 марта 1938 года. Эта честь вызвала у Гудериана беспредельное волнение. Волновался он еще и потому, что наконец-то представлялась возможность продемонстрировать танковые войска и их настоящий потенциал в длительном периоде. Такая же возможность показать себя представилась соединению войск СС. По предложению Гудериана, переданному Гитлеру Зеппом Дитрихом, командиром «Лейбштандарта», машины были украшены флагами и зелеными ветвями «в знак дружеских чувств». Гудериан испытывал дружеские чувства и к Дитриху, бывшему ландскнехту, представлявшему собой еще один канал прямой связи с Гитлером. Последний называл Дитриха «одновременно хитрым, энергичным и жестоким» – описание, подходящее большинству лучших военачальников мира.

Гордо стоя возле Гитлера на балконе в Линце, когда фюрер обратился к народу, Гудериан был глубоко тронут единением германской нации. Такие же чувства испытывала и его жена, писавшая в те дни своей матери:

«Трудно поверить, что Австрия стала частью Германии. Один Рейх, один народ, один фюрер. Тому, кто не понимает, что Гитлер – великий человек и вождь, ничем не поможешь. Я глубоко растрогалась и плакала от радости… Я ощутила невероятную гордость оттого, что моему мужу довелось пережить это историческое событие в непосредственной близости от фюрера. Фюрер в нескольких случаях тепло пожимал ему руку и был очень доволен на удивление быстрым маршем по Австрии. Танковые войска удостоились особой похвалы». А затем она приготовилась возглавить жен гарнизона, приветствовавших цветами австрийские войска, когда те прибыли в Германию на переподготовку.

Отгремела медь праздничных оркестров, и Гудериан с обычным рвением принялся за устранение выяснившихся недостатков. А те были довольно значительными. Из-за различных неисправностей на марше из строя вышло около 30 процентов танков. Возникли проблемы и со снабжением горючим. Гудериан работал в лихорадочном темпе, стараясь повысить уровень боеготовности трех танковых дивизий своего 16-го корпуса. На политическом небосклоне появились новые тучи, на этот раз сгустившиеся над Чехословакией. Яблоком раздора стало немецкое меньшинство в Судетах. Учения осени 1937 года, на которых Гудериан выступал в качестве посредника, выявили серьезные упущения в деятельности тыловых служб, повторившиеся и во время марша по Австрии. Война осенью 1938 года казалась вероятной (в мае Гитлер отдал Кейтелю приказание готовиться к вторжению в Чехословакию), и нельзя было терять ни дня. Однако в строю находилась лишь малая толика танков Т-III и Т-IV, а их оснащение рациями продвигалось явно недостаточными темпами.

Как обычно, теория танковых операций далеко опережала практические возможности. В работе, написанной в 1937 году в ответ на критику, прозвучавшую на страницах официального издания Генерального штаба «Военно-научного обозрения», формулировалась оригинальная концепция создания быстрых танковых групп, оперировавших самостоятельно. Гудериан поставил на обсуждение тему: «…Пока наши критики не предложат новый и лучший метод успешной наземной атаки, не являющейся самоубийством, мы будем и дальше полагаться на танки, использованные надлежащим образом…» Его вера основывалась на стратегической скорости: «…Быть способным двигаться быстрее, чем прежде, продолжать движение, несмотря на огонь противника, и, таким образом, затруднять ему создание новых оборонительных позиций». Это существенно отличалось от доводов, обычно приводимых другими, – о скорости как средстве тактической защиты от огня противника, чему Гудериан никогда не придавал особого значения, считая, что «…лишь при исключительно неблагоприятных обстоятельствах неприятельская артиллерия сможет оказать серьезное воздействие на передвижение танков». Как обычно, он не мог сдержать свое сардоническое остроумие:

– Говорят «Мотор – это не новое оружие, а просто новый метод перевозки оружия вперед». Хорошо известно, что двигатели внутреннего сгорания не стреляют пулями…

Такие уколы на совещаниях или в статьях не прибавляли ему друзей из числа оппонентов в высоких чинах, у которых напрочь отсутствовало чувство юмора.

Донесения с мест, где в 30-е годы происходили танковые бои, не очень благоприятствовали делу Гудериана. В 1935 году итальянские легкие танки плохо зарекомендовали себя в войне со слабо вооруженными эфиопами. То же самое – ограниченный опыт японцев на Дальнем Востоке, имевших танки высокого качества, и в Испании, где в бой бросили устаревшие T-I, входившие в состав легиона «Кондор». Это было сделано по совету майора риттера фон Тома и принесло плачевные результаты. И фашисты, и республиканцы применяли танки, первые – немецкие и итальянские, а вторые – русские, в небольших количествах. Танковым войскам не оказывалось должной поддержки, а потому те не могли достигнуть серьезных успехов.

Тома, баварец и холостяк с очень переменчивым настроением, слал Гудериану раздражавшие того донесения, в которых сообщалось, что танки не оправдали себя, и нет никакой надобности оснащать рацией каждую машину. Донесения поступили в тот критический период, когда Гудериан с огромным трудом выбивал фонды на закупку нового оборудования, и мешали его усилиям по наращиванию мощи танковых войск. Гудериан упорно доказывал, что танки в Испании применялись там, где их не следовало применять. В книге «Внимание! Танки!» он заявлял: «Ни война в Абиссинии, ни гражданская война в Испании не могут считаться, по нашему мнению, «генеральной репетицией» относительно эффективности бронированных боевых машин». Однако с его стороны это было лишь попыткой обструкции. Факт оставался фактом, операции сестры танковых войск, бомбардировочной авиации, рассматривались именно в этом свете, как демонстрация наилучшего средства, способного принести победу в войне. Леденящие кровь репортажи о воздушных налетах, в результате которых погибли тысячи людей и разрушались сотни зданий, печатались на первых страницах мировой прессы и усиливали позиции теоретиков воздушной войны, утверждавших, что с помощью ударов по гражданскому населению можно достичь решающего перелома в ходе войны. Танки не могли похвастать подобными достижениями и потому пользовались гораздо меньшим почетом и при распределении приоритетов в отношении финансирования стояли гораздо ниже авиации.

Гудериан искренне уверовал в справедливость своих требований и опасался, что оппоненты отнимут у Германии плоды его трудов. Вне всякого сомнения, он присвоил себе роль военного апостола. Иногда поступки Гудериана были нетипичными для него, и объяснялось это неимоверно возросшим нервным напряжением. Так, в 1938 году на учениях в присутствии Гитлера случилась ужасная путаница, причиной которого были бессмысленные приказы командира штаба 1-м танковым полком. Гудериан был в бешенстве. На разборе учений Браухич и генерал фон Бласковиц ограничились тем, что слегка пожурили офицеров, проявивших некомпетентность, а возможно, даже втайне позлорадствовали, став свидетелями подобного провала в одной из частей Гудериана. Однако Гудериан построил своих нерадивых подчиненных в шеренгу и без обиняков высказал все, что о них думал. Там присутствовал и его старший сын, тогда молодой офицер. По его воспоминаниям, сцена была ужасной. Отец метал громы и молнии, однако младшие офицеры, сослуживцы сына, восприняли это как должное. Необычным оказалось и то, что вслед за этим разносом Гудериан понизил в должности несколько старших офицеров, к чему прибегал весьма редко. Он привык извлекать максимальную пользу из всего, что было в его распоряжении – людей, пространства и техники.

Стрессы и перегрузки, которым подвергались начальники Гудериана, начали теперь отражаться и на нем самом. Бек, трагическая фигура, не сумевший превратить свои убеждения в дела, принадлежал к числу тех очень немногих старших офицеров, которым хватило проницательности, чтобы понять – Гитлер представляет собой угрозу для Германии. Бек не оставлял попыток убедить Браухича занять твердую позицию в деле Фрича, в феврале 1938 года ложно обвиненного в скандальном поведении. Браухич отклонил предложение Бека. Убежденный, что нападение на Чехословакию явится непоправимой ошибкой, Бек осмелился возражать самому Гитлеру на том основании, что Германия не готова к войне. Однако Браухич и здесь не решился бросить вызов избранному представителю народа и предал Бека. С этого времени, что бы ни делали генералы, ничего, кроме открытого мятежа, не могло остановить Гитлера. Бек подал в отставку, начались поиски более покладистого начальника штаба. Возможным преемником Бека в течение некоторого времени считался Гудериан. Об этом вспоминал генерал Вермонт, с 1933 по 1939 год часто встречавшийся с ним и вынесший из этих встреч впечатление о нем как о «…страстном танкисте – и ничего больше». Вряд ли кандидатура Гудериана на авторитетный и очень высокий пост начальника генштаба рассматривалась всерьез. Уже одно упоминание об этом не могло не вызвать антагонизма среди встревоженных генералов. Гудериану не только не хватало необходимого генеральского стажа и престижа для такой августейшей должности, но вдобавок он был 138 представителем фракции военного меньшинства и явным фаворитом Гитлера. В конце концов, дела у Бека принял Франц Гальдер и продолжил линию оппозиции Гитлеру, хотя и с меньшим рвением.

Диалог между Гитлером и Гудерианом теперь приобрел характер личных контактов. Приглашения на обед или в оперу неизменно приводили к дискуссиям о проблемах танковых войск. Привычка отводить Гудериану ведущую роль в военных операциях стала почти формальностью. Так, 16-му корпусу после Мюнхенского соглашения, отсрочившего войну, поручили оккупировать Судетскую область. 5 октября Гудериан писал Гретель о тех «страданиях и преследованиях», которые пришлось вынести немцам при чешской власти – они «потеряли всякую надежду». В «Воспоминаниях солдата» он повествует о восторженных толпах, приветствовавших фюрера и его войска. Когда Гитлер сел в автомобиль Гудериана, «он в очень дружеской манере пожал мне руку… Очень великий человек!» – писал Гудериан. «Такая победа без единого взмаха меча – пожалуй, беспрецедентное явление в истории. Разумеется, это стало возможным только благодаря тому, что в наших руках был новый, острый меч, и мы проявили твердую волю пустить его в ход, если бы мирные средства оказались исчерпанными. Этот отважный человек преследовал очевидные цели, не оставляя ни у кого ни тени сомнений».

Далее он рассказывал об оккупации: «…укрепления противника оказались не такими сильными, как о них думали, но все же лучше брать их таким способом». О «…нескрываемом удовлетворении каждого, включая министра иностранных дел, фон Риббентропа, что войны удалось избежать». Говорил и о том, что с Рейхенау у него нет никаких расхождений: «Мы пришли к полному согласию. От его штаба было мало пользы. Жаль!» В тот момент в Германии, пожалуй, мало кто не согласился бы с Гудерианом в его оценке Гитлера. Несправедливый Версальский договор был ликвидирован, и при этом не пришлось пожертвовать ни одной человеческой жизнью. Однако долговременные последствия этого шага оказались более зловещими. Тогда Гудериан не придавал им особого значения, настолько некритичным было его отношение к фюреру.

Когда программа перевооружения стала набирать темпы, выяснилось, что ресурсов катастрофически не хватает. Австрийский ломоть оказался не по зубам германской экономике, и на горизонте замаячил призрак инфляции, тем более что Гитлер, проглотив Судеты, готовился к захвату всей Чехословакии. Политика министра экономики, доктора Шахта подвела финансы страны к пропасти. Присоединение Австрии и Судет скорее увеличило, а не уменьшило долг Германии. В 1937 году Шахт установил ограничения на военные расходы как по времени, так и по количеству, и в январе 1939 года, будучи президентом рейхс-банка, предложил министру экономики объявить Рейх банкротом, отказавшись предоставить очередную ежемесячную ссуду. По словам Геринга, уполномоченного по выполнению четырехлетнего плана, Шахта сразу же уволили. Однако мировое общественное мнение уже было настроено против Германии, и Гудериан, посетивший Британию в это время, должен был почувствовать такую перемену.

Когда в марте 1939-го была оккупирована вся Чехословакия, и Гитлер стал оказывать давление на Польшу, в умах генералов уже не оставалось сомнений относительно того, по какому пути их ведут. По отношению к гитлеровскому режиму и его политике сотрудников генштаба, как и гражданское население, можно было условно разделить на три категории. К первой категории относились такие, как Гудериан, те, кто приветствовал гитлеровский режим как средство возрождения престижа и авторитета Германии, кто гордился армией, которую они строили заново, и кто был зачарован новыми видами оружия. Вполне понятно, что это чувство обостряло честолюбивое желание увидеть свои идеи воплощенными в действительность. Эта группа, пожалуй, очень опасалась поляков и ненавидела коммунистов. Западные державы являлись противовесом для их весьма агрессивных устремлений, потому что были слишком сильны. Вторая категория включала военных и гражданских лиц, при Гитлере лишившихся своих должностей или третировавшихся им, и потому питавших к нему неприязнь – например, Гаммерштейн-Экварт и Шахт, а также Бек, выступавший за мир главным образом потому, что считал, что Германия не готова к большой войне. В этом отношении Гудериан был с ним согласен, потому что слишком хорошо знал несовершенства танковых войск и всей остальной армии. И, наконец, третья категория – огромное большинство, те, на кого Гитлер одел свой хомут, кто соглашался со второй категорией, но не подали в отставку, не были уволены и продолжали тянуть лямку, стараясь не слишком глубоко вникать в суть дел, которыми они занимались. Бек и его единомышленники постепенно создадут движение активного сопротивления. Гальдер будет обсуждать с заговорщиками планы убийства Гитлера, когда наступит подходящий момент, и при этом станет лавировать и давать туманные обещания, а когда дойдет до дела, пойдет на попятную, ссылаясь на присягу на верность Гитлеру, принятую войсками 3 августа 1934 года, или на чувство долга перед армией в надежде, что, оставаясь на службе и не уходя в отставку, удастся сделать что-нибудь полезное. Однако, оспаривая некоторые планы Гитлера, тем не менее, Гальдер выполнял его приказы и продолжал заниматься подготовкой войны.

Такой же линии придерживался и главнокомандующий фон Браухич, вторая жена которого очень симпатизировала нацистам. Фон Браухич безучастно наблюдал, как генеральный штаб из мозга армии превращается в механизм исполнения решений политического руководства. Он лишь изредка делал попытки навести относительный порядок в армейской иерархии, пресечь кумовство и коррупцию. В Австрии и Судетах он вместе с Гитлером наблюдал за триумфом Гудериана и решил того попридержать, сначала в союзе с Беком, а затем с Гальдером, то ли из страха, что Гудериан, сочувствовавший нацистам, может оказаться опасным соперником, то ли просто из зависти. Точной причины мы теперь уже не узнаем. Однако с этого времен становится очевидным, что противники Гудериана перенесли центр тяжести своей критики с его идей на личность автора.

Существовал еще один фактор, который не могли игнорировать ни военные, ни гражданские деятели, хотя его значение временами преувеличивали. Имеется в виду культ личности Гитлера. Немалая часть населения смотрела на него как на бога, поднявшего Германию из глубин депрессии, сократившего безработицу и вернувшего народу чувство гордости за свою родину. Геббельс поддерживал эту идею. Низшие слои германского общества относились к чести своей страны с не меньшим благоговением, чем высшие. Политическое чутье, которым генеральный штаб никогда особенно не отличался, на этот раз не подвело его диссидентствующих сотрудников, понявших, что без поддержки народа любая попытка обуздать Гитлера обречена на провал. Они еще не забыли вид революционных солдат и толп в 1918 году, а Гитлер, пожалуй, был самым способным демагогом своего времени, обладавшим даром наэлектризовывать многотысячные толпы. Он очень ловко облекал все, что делал, в одежды кажущейся законности и справедливости.

Но даже в этом случае старшие германские офицеры, наблюдавшие методы его Добровольческого корпуса вблизи и знавшие, что ядро нацистской партии состояло из закаленных ветеранов, неспособных реадаптироваться к нормальной жизни, не должны были питать иллюзии относительно дел, которые эти люди могли натворить. Уж о преследованиях евреев они не могли не знать. Есть данные, подтверждающие, что Рейхенау, например, одобрял подобную политику. Гудериан уклонялся от этой темы. Во всяком случае, его причастность к расовым преступлениям не задокументирована, что, впрочем, едва ли должно удивлять. Хоть Гудериан и ненавидел коммунистов и с опасением следил за возрождением Польши, ему нельзя приписать какие-либо расовые или религиозные предрассудки. Ничего в его произведениях не дает оснований для предположений на этот счет, скорее наоборот. Можно с полной уверенностью заявить, что немецкие офицеры были совершенно слепы, если в 1938 году не могли распознать надвигающуюся опасность мировой бойни. В то же время они, конечно, не могли предвидеть «Конечного решения» и всех его ужасных последствий, потому что в то время этот кошмар был просто невообразим.