Текст книги "Гудериан"

Автор книги: Кеннет Макси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Глава 7
ЗЕЛЕНЫЙ СВЕТ ПО ВСЕЙ ФРАНЦИИ

Германский генеральный штаб не имел плана нападения на Францию, и времени для разработки такового оставалось в обрез, ибо по приказу Гитлера вторжение должно было начаться 12 ноября 1939 года, а к работе над планом приступили только 28 сентября. С самого начала Браухич и Гальдер почти не верили в осуществимость этой задачи, и потому едва ли может удивлять, что плоду их скрупулезных трудов не хватало вдохновения. По их мнению, было необходимо обойти линию Мажино, защищавшую французскую границу на участке от швейцарской границы до Лонгви, южнее Арлона, где созданные людским трудом оборонительные сооружения сочетались с якобы труднопроходимой местностью Арденн, представлявших собой естественный оборонительный рубеж. Браухич и Гальдер решили, что главный удар следует нанести севернее Арденн, в направлении на Намюр. На крайнем правом фланге оставалась Голландия, с которой рассчитывали справиться быстро. Левый фланг должен был прикрываться относительно сильной группировкой, наступающей через Арденны на реку Маас между городами Живе и Седаном. Таков в основных чертах план, осуществление которого постоянно откладывалось, пока 10 января 1940 года о нем не узнали западные союзники. В тот день один из штабных офицеров вылетел с важными документами из Мюнстера в Кельн. Сбившись с курса, самолет совершил посадку на территории Бельгии. Экипаж и пассажиров взяли в плен (по альтернативной версии, офицер все же успел сжечь секретные документы).

Задолго до января план подвергся острой критике. Манштейн доказывал, что он навряд ли обеспечит достижение полной победы, поскольку не предусматривает тотального уничтожения северной группировки противника и не создает благоприятной стратегической ситуации для нанесения вспомогательных ударов. Плану не хватало гибкости, да и глубина проникновения была незначительной. Манштейн полагал, что вторжение должно обеспечить быструю и полную победу, поскольку неудача приведет Германию к затяжной войне, которую страна будет не в состоянии выдержать. Он выступал за окружение крупных сил противника с последующим их уничтожением, как требовала стратегия Мольтке-старшего, и чего пытался, но не смог достичь Мольтке-младший, но что самому Манштейну и Рундштедту совсем недавно удалось в Польше. Гитлер также был недоволен планом, хотя, в смысле стратегической дальновидности, до Манштейна ему было далеко. 25 октября – еще до того как Манштейн ознакомился с планом ОКХ – фюрер предложил в дополнение к наступлению через Арденны направить главный удар через южный Маас на Амьен, а затем к побережью Ла-Манша, чтобы отразить большие силы противника. 31 октября, совершенно независимо от Гитлера, Рундштедт представил ОКХ хорошо аргументированный проект, очень похожий на тот, что родился в воображении Гитлера.

Гудериана, как признанного эксперта, своими познаниями в этой сфере явно превосходящего Браухича, Гальдера и остальных, также пригласили принять участие в дебатах, поскольку, несмотря на перебранку, все еще продолжавшуюся среди мелких сошек – сторонников и противников танковых войск, – никто в высшем командовании не сомневался, что успех предстоящего вторжения будет зависеть от действий авиации и танков. Да и в самом деле, чем были вызваны постоянные отсрочки начала операции, как не страхами, что неблагоприятные метеорологические условия воспрепятствуют вылетам авиации, и что танки завязнут в зимней грязи? После того, как 9 ноября Гитлер упомянул о своей идее Йодлю, тот обсудил ее с Вильгельмом Кейтелем, а Кейтель решил проконсультироваться с Гудерианом по вопросу о возможности прохода крупных танковых сил через Арденны. Гудериан в «Воспоминаниях солдата» не говорит об этом и пишет только о подобной дискуссии с Манштейном, состоявшейся во второй половине ноября. К тому времени он уже имел все расчеты относительно потребностей танковых сил, необходимых для осуществления этого замысла. Вне всяких сомнений, здесь немалую роль сыграл его личный опыт пребывания в Арденнах в горячие денечки 1914 года и в Седане, на штабных курсах в 1918 году, на основании которого он заверил Кейтеля – танки смогут пройти по Арденнам. Однако когда 11 ноября Гудериану сказали, что его 19-му корпусу, вероятно, придется возглавить наступление на Седан, он заявил, что двух танковых и одной моторизированной дивизии для этой задачи совершенно недостаточно. Позднее, когда Манштейн вплотную занялся исследованиями этого вопроса, в результате чего на свет появился еще более амбициозный план, Гудериан выдвинул гораздо более серьезные требования – теперь ему нужны семь мобильных дивизий в авангарде.

Зима приближалась, и Манштейн буквально засыпал ОКХ меморандумами и обращениями, пока, наконец, там не посчитали за лучшее избавиться от этого слишком настойчивого штабиста, назначив его командиром пехотного корпуса. Тем не менее, во мнении ОКХ произошел поворот. На январских учениях под командованием Рундштедта стала ясной возможность нанесения удара по Седану в стык между сильным северным флангом и его более слабым продолжением по Маасу. К заверениям Гудериана, что танковые дивизии смогут пройти через Арденны, форсировать реку и осуществить глубокое проникновение на территорию Франции, отнеслись с неприкрытым скептицизмом, если не презрением. Тот горький вечер в мужской компании явился кульминацией данного спора. Именно с того времени на грядущей победе стал отчетливо проявляться отпечаток личности Гудериана. Гальдер считал, что пехотные дивизии на Маасе должны догнать танковые, ведь лишь пехота может осуществить крупномасштабную операцию по форсированию водного рубежа с сильно укрепленными позициями противника. По его мнению, намерения Гудериана бессмысленны, и Рундштедт согласился с этим. Гудериан твердо стоял на своем и опровергал их обоих, высказываясь в пользу внезапного массированного удара: «…вбить клин, такой глубокий и широкий, чтобы нам не нужно было беспокоиться о наших флангах…».

Кое-кто из генералов поддержал Гудериана. Гальдер заколебался. Тогда Манштейн на очередном совещании у Гитлера, состоявшемся 17 февраля, воспользовался возможностью описать свой план. Фюрер воодушевился и на следующий день сказал Браухичу и Гальдеру, причем так, словно эта идея исходила от него самого, что это именно то, что ему нужно.

В результате работа над планом операции закипела вовсю. По новому плану главный удар наносился через Арденны. Лишь одна танковая дивизия, 9-я из 39-го корпуса отряжалась против Голландии, а еще две – 3-я и 4-я из 16-го корпуса – должны были действовать против Бельгии, наступая севернее Намюра. Двигаясь по северным склонам Арденн, 15-й корпус, в состав которого входили 5-я и 7-я танковые дивизии, должен был выйти к Маасу у Динана, прикрывая, таким образом, северный фланг 41-го корпуса под командованием Георга-Ганса Рейнхардта. Главной ударной силой в этом наступлении была особая танковая группа генерала кавалерии Эвальда фон Клейста, включавшая 41-й корпус, 19-й корпус Гудериана и 14-й корпус Виттерсгейма. Сама она входила в 12-ю армию генерал-полковника Зигмунда Листа, в свою очередь входившую в состав группы армий «А» под командованием Рундштедта. Рейнхардту дали только 6-ю и 8-ю танковые дивизии, а Гудериан, на которого возлагались все надежды, имел в своем распоряжении 1-ю, 2-ю и 10-ю танковые дивизии и отборный мотопехотный полк «Великая Германия». Всего в группе Клейста насчитывалось около 1260 танков, в основном Т-III и Т-IV, но были и танки без артиллерийского вооружения. Общее же число танков на Западном фронте к 10 мая составляло 2800. Во время наступления к Маасу этой группе была обещана первоочередная воздушная поддержка, а в ходе форсирования реки предполагался массированный бомбовый удар. Это устраняло необходимость передвижения по извилистым, узким дорогам, которые и без того займет бронетехника полностью моторизированных мобильных корпусов, тяжелая артиллерия и колонны грузовиков с боеприпасами.

Унылая зима вскоре сменилась бодрящей весной, и кампания нового сезона открылась молниеносными победами вермахта над Данией и Норвегией. Гудериан и другие командиры с головой ушли в боевую подготовку личного состава и планирование. Преобладали штабные учения по картам, поскольку нехватка горючего исключила интенсивные занятия на местности. Однако танковые экипажи несколько ночей упражнялись в вождении машин по трудным сельским дорогам. В целях экономии боеприпасов танки почти не выезжали на стрельбища, хотя артиллерия, включая длинноствольные 88-мм зенитные пушки, немало упражнялась в стрельбе прямой наводкой по малым целям, таким как амбразуры долговременных огневых сооружений. Пехота и саперы снова и снова отрабатывали технику форсирования реки в надувных лодках, переправу танков и наведение мостов. К последним двум операциям следовало приступить сразу же, как пехота захватит плацдармы на берегу противника. Учения на реке Мозель были в значительной степени приближены к действительности, потому что подходы к ней очень походили на подходы к Маасу. Гудериан, не жалея сил, сновал от одного участка к другому, понуждая своих подчиненных к полной выкладке сил, анализируя промахи и ошибки в методах, обобщая каждый урок и впитывая свежие идеи через Неринга и его штаб для дальнейшего их распространения и внедрения в 19-м корпусе, а так же, косвенным путем, и в других танковых соединениях, над перспективами которых он постоянно размышлял – хотя Гудериан уделял большую часть внимания своему корпусу, он никогда не забывал и о благе всех бронетанковых сил в целом. К этому времени уже все танкисты знали в лицо и уважали этого энергичного, напористого генерала с пытливым взглядом, задававшего толковые вопросы, лаконично комментировавшего выполнение различных задач на танкодроме или в бою. В объективности и справедливости его оценок не сомневался никто. «Быстрый Гейнц» был строг, но не придирчив. Отеческое отношение ко всем подчиненным, вне зависимости от их чина, создавало совершенно особую атмосферу. У тех, кому посчастливилось пережить войну, остались самые теплые воспоминания о Гудериане. В памяти многих остались его выражения, ставшие в то время крылатыми: «Klotzen, nicht Kleckern», что в переводе с немецкого означает: «Бей кулаком, а не растопыренной пятерней», или: «Увеселительные катания на лодках по Маасу запрещены». В отношениях Гудериана с солдатами преобладало чувство взаимного доверия, без которого не может состояться настоящий полководец.

Прорыв через Арденны

А как же сам Гудериан расценивал перспективы предстоящего рискованного предприятия, почти авантюры, когда-то казавшейся ему немыслимой, да и сейчас, когда многие его современники сомневались в успехе? В «Воспоминаниях солдата» он говорит, что сдержанность французов или их нежелание воспользоваться занятостью вермахта в Польше объяснялось скорее чрезмерной осторожностью, но этого было никак недостаточно, чтобы считать их неспособными нанести ответный удар. Другое дело, что, как было известно немцам, французская стратегическая и тактическая доктрина до сентября 1939 года диктовала необходимость позиционной войны, основываясь на темпах 1918 года. Хотя французы, по мнению немецкого верховного главнокомандования, превосходили вермахт по количеству танков (вместе с англичанами они действительно могли выставить около 4200 танков), можно было предположить, что французское высшее командование не станет создавать крупные танковые соединения, действующие на предельной скорости. Кроме того, радиус действия их раций уступал немецким, и сами рации в техническом отношении были еще «сырыми». Поэтому можно было ожидать, что французы рассредоточат свои танки по всему фронту и не смогут быстро реагировать на постоянные изменения ситуации. Это, по мнению Гудериана, окажется для них фатальным. Вместе с тем ему было известно, что последние типы французских танков «Сомюа-S35» и тяжелый танк типа ВI имели броню в два раза толще, чем немецкий Т-IV, а снаряды, выпущенные из их 47-мм орудий, гораздо лучше пробивали броню, чем немецкие аналоги. Таким образом, в танковых поединках немецкие машины могли оказаться в более уязвимом положении, так же как и пехота, у которой из противотанковых средств имелась лишь 37-мм пушка, точно такая же, как и на танках Т-III. Этот недостаток могло компенсировать использование на передовой, помимо полевой артиллерии, 88-мм пушек – это, а также возможность переиграть противника маневренными действиями на его флангах с заходом в тыл и ведением прицельного огня по слабым местам его бронетехники – занятие, в разгар боя требующее у наводчиков стальных нервов.

Немецкое командование имело в своем распоряжении подробные схемы укрепрайонов противника в Арденнах и на Маасе, что в немалой степени придавало уверенности. Ведя разведку всеми доступными способами, немцы установили – оборонительные линии французов обладают недостаточной глубиной и в ряде мест незавершены. Взвесив все данные, Гудериан решил, что имеются неплохие шансы на успех. Его танки должны были внезапным ударом смять сопротивление противника, несмотря на удобную для обороны местность Арденн, и прорваться к Маасу до того, как противник оправится от первоначальных поражений. Что касается его сомнений, то в дошедших до нас документах отражены лишь те, которые касались поддержки со стороны его начальников, хотя, отдавая им должное, следует заметить, что радоваться предстоящим сражениям мог лишь человек, обладавший непоколебимой уверенностью Гудериана. Гитлер же в отношении военной мысли чувствовал себя явно не в своей стихии. Хотя его «интуиция» подсказала курс действий, оказавшийся правильным, у него часто возникали сомнения, в результате чего он порой терял самообладание. Браухич и Гальдер с самого начала проявляли нерешительность и примкнули к сторонникам нового плана так поздно, что было невозможно полагаться на их последовательность в случае возникновении непредвиденной ситуации. Лист хотел, чтобы первыми Маас форсировали пехотные дивизии. Рундштедт, пребывая в неуверенности, продемонстрировал плохое понимание возможностей танковых войск, отказавшись даже разговаривать о нанесении глубоко проникающих ударов с плацдарма на Маасе. Клейст не имел опыта руководства танковыми соединениями, хотя ему, как кавалеристу, нельзя было отказать в инстинктивном стремлении к скорости и умении быстро разбираться в обстановке и распознавать возможности. Буш считал, что Гудериану вовсе не удастся форсировать Маас, а Бок, чью армейскую группу на севере лишили доминирующей роли, отводившейся ей по первоначальному плану, выразил мнение большинства, выдвинув вполне обоснованные (по обычным меркам) возражения. Он сказал Гальдеру:

«Вы будете ползти в десяти милях от фланга линии Мажино, осуществляя свой прорыв, и надеяться, что французы будут безучастно наблюдать за вами! Вы собираетесь запрудить массой танков узкие дороги Арденн так, будто угрозы с воздуха не существует вообще. А затем надеетесь дойти до побережья, имея открытый южный фланг на протяжении в 200 миль против основной массы французской армии!»

Здесь Бок ошибался, ибо информация о намерениях союзников, собранная за зиму, позволяла сделать вывод, что основная масса союзных армий в случае вторжения немцев в Голландию и Бельгию выступит на территорию Бельгии и, таким образом, создаст вакуум, который заполнит танковая группа Клейста. И все же однажды Гудериан назвал наступление через Амьен на Абвиль рейдом. Возможно, это слово он употребил чисто случайно; однако не исключено, что в данном случае имела место неуверенность в конечном исходе, и Гудериан был готов, если потребуется, отступить. Здесь проявилась гибкость мышления полководца, уделявшего внимание действиям танковых войск не только в наступлении, но и в отступлении, в чем верховное главнокомандование германской армии будет иметь возможность убедиться в будущем.

Штаб Гудериана готовился сниматься с места, а Гудерианом овладело состояние задумчивости, но никак не бравады или самоуверенности, о чем свидетельствует письмо к Гретель:

«Твоя догадка оказалась верной. Теперь я прощаюсь с тобой. Нам предстоят напряженные дни, и я не знаю, когда у меня появится шанс написать тебе снова. Мне бы хотелось лично сказать тебе «прощай». Сейчас это приходится делать при помощи безжизненного листка бумаги, и вся моя нежность остается невысказанной и невыраженной. В моей памяти еще свежо прекрасное последнее прощание, и даже недолгое повторение было бы для меня благословением, однако этому не суждено случиться. Благоухающая весной сельская местность кипит деятельностью, гармонирующей с всеобщим цветением, и поэтому, несмотря на всю уверенность, сердце наполняется нежной грустью. Теперь ты будешь своими мыслями стремиться к нашим мальчикам, и я желаю и надеюсь вместе с тобой, что после победоносной кампании ты сможешь прижать их к своей груди целыми и невредимыми. А теперь мы должны думать, как лучше выполнить поставленную задачу. Все прочее должно отойти на задний план… Я покидаю свое жилье, где разместился с комфортом, и сегодня вечером двинусь вперед… Любые неудобства не в счет, если на горизонте появится призрак большого успеха».

Растянувшись в колонну длиной миль в сто, 15-й, 41-й и 19-й корпуса вышли из своих лесных укрытий и пересекли границу, сметая заставы противника, оказавшего слабое, спонтанное сопротивление. В некоторых местах обороняющиеся были застигнуты в буквальном смысле спящими. Диверсанты в гражданской одежде заблаговременно проникли в эту зону под видом туристов и смогли разминировать многие мосты и проходы, обеспечив продвижение по ним немецкой военной техники. В состав передовых штурмовых групп, помимо танков и пехоты, входили саперы, задачей которых являлось уничтожение заграждений на дорогах. Наступление везде развивалось успешно и по графику. Гальдер назвал его «очень хорошим маршевым достижением». И действительно, непрерывность передвижения обеспечивалась, в основном, благодаря напряженному труду саперов и дорожной службы, устранявших препятствия и дорожные пробки, возникавшие в самые неожиданные моменты и неизбежно затруднявшие продвижение частей Гудериана. Появление кавалерийской дивизии на подступах к реке Семуа, переброшенной частично на грузовиках, частично на танках, вызвало лишь краткую заминку в немецком наступлении, ибо дивизия после короткой стычки была разгромлена. Немецкие танки проникали в оборону французов как нож в масло. Паника, которую они сеяли, многократно преувеличивалась слухами, распространявшимися солдатами, отставшими от своих частей или уцелевшими после боя. Эти слухи подрывали боевой дух частей, еще не принимавших участие в боевых действиях. И все же Клейст, как кавалерист, отдал должное отваге французских конников, заставивших 10-ю танковую дивизию отклониться к левому флангу Гудериана, южнее своей полосы наступления, чтобы противостоять угрозе со стороны французской кавалерии у Лонгви, скорее всего, мифической.

Гудериан выразил резкий протест против «изъятия трети моих сил для устранения этой гипотетической угрозы», но, в конце концов, пошел на компромисс и сдвинул полосу наступления дивизии, чтобы развеять страхи Клейста. Однако, поступив таким образом, Гудериан совершил ошибку, так как теперь подразделения 10-й танковой перемешались с подразделениями 1-й дивизии, в тот момент являвшейся главной ударной силой 19-го корпуса и готовившейся форсировать Семуа. Это привело к тому, что подразделения 1-й танковой дивизии перепутались со 2-й танковой, наступавшей севернее, а та, в свою очередь, вклинилась в полосу наступления 41-го корпуса, замедлив продвижение 6-й танковой дивизии.

Движение к Ла-Маншу

К счастью для немцев, французская авиация в те дни практически не появлялась в небе, иначе воздушные налеты усугубили бы хаос, царивший на дорогах. Это было первым, но не последним проявлением несогласованности действий. На различных уровнях командования – что вполне естественно при проведении такой почти беспрецедентной по своему размаху операции – имелись классические примеры «трения».

Исход сражения за Семуа решился еще до прибытия 19-го корпуса, поскольку французы уже начали отступать к Маасу. В ночь с 11 на 12 мая пехота перебралась через реку на подручных средствах, а танки перешли ее вброд на рассвете. Неринг и Гудериан разместили свой штаб в комфортабельном отеле «Панорама» с «великолепным видом на долину Семуа» и поплатились за свою неосторожность, когда французские самолеты нанесли прицельный бомбовый удар. Во-первых, Гудериана засыпало осколками стекла, а во-вторых, он едва увернулся от упавшей на него головы кабана, висевшей над его письменным столом. После этого генералы вели себя с большей осторожностью, выбирая для своего штаба места, не столь бросающиеся в глаза. Возник старый, нерешенный вопрос, требующий четкого ответа, как и когда форсировать Маас. 1-я танковая дивизия уже могла приступить к операции. Ее левый фланг был надежно прикрыт 10-й дивизией, а вот правый немного завис в воздухе, так как 2-я дивизия чуть отстала из-за дорожных проблем. К этому времени Клейст отбросил свои сомнения. Из ситуации на других фронтах явствовало, что основные силы союзников вступили в Бельгию. На подступах в Анну произошел встречный танковый бой между подразделениями 16-го корпуса и французскими легкими механизированными дивизиями, в котором выяснилось техническое превосходство немцев. Хотя французские танки легко выдерживали попадание немецких 37-мм снарядов, их ответный огонь был медленным и неточным из-за неудобной компоновки боевого отсека. Во французских танках командир заряжал орудие и производил выстрел, а в немецких командир только командовал, в то время как другой член экипажа наводил орудие и стрелял. Кроме того, французы растянули свои танки широко по фронту в соответствии с устаревшей тактикой, отчего их боевые порядки оказались неглубокими, а немцы концентрировали силы, чтобы последовательно атаковать ключевые точки в обороне противника, и били его по частям.

Клейст высказался за то, чтобы «атаковать немедленно, не теряя времени». Тут же в соответствии с планом, отработанным на командно-штабных учениях, ОКВ предоставило в его распоряжение два воздушных корпуса. Однако Гудериан возразил, так как 2-я танковая дивизия могла не успеть выйти на исходные позиции для атаки широким фронтом, что, по его мнению, было существенно важно. В любом случае, времени для того, чтобы разослать приказы, осталось очень мало. Клейст отверг возражения Гудериана. Инцидент имел определенное значение, ведь в нем отразилась некоторая нерешительность Гудериана, появившаяся у него, как предположил Алистер Хорн, в результате шока, полученного при налете французской авиации. Словно смерть овеяла его своим дыханием. Это маловероятно, хотя еще в 1918 году Фуллер высказывал мнение, что бомбардировка неприятельского штаба может «нейтрализовать ясность мышления». Данный случай подтверждает – Клейст четко отдавал себе отчет в возможностях танков относительно времени и пространства, несмотря на критику Гудериана, которому было суждено еще не раз попадать в неприятные ситуации. На обратном пути после совещания у Клейста пилот Гудериана потерял ориентировку и чуть было не приземлился в расположении французских войск. Обоих спасла память Гудериана, благодаря которой он быстро определил подлинное местонахождение – в 1915 году Гудериан совершал разведывательные полеты над этой местностью в качестве летчика-наблюдателя.

Планирование форсирования Мааса – классический пример смешения импровизации и предусмотрительности Генерального штаба. Начало операции было намечено на 16.00 13 мая. Этому должна была предшествовать интенсивная артиллерийская и воздушная подготовка вместо поддержки с воздуха в ходе самого форсирования. У армейских и авиационных штабов уже не оставалось времени для координации действий и рассылки детальных письменных приказов, однако Неринг посчитал, что ситуация очень похожа на ход недавних командно-штабных военных учений, и потому вполне достаточно воспроизвести учебные приказы, изменив лишь время с 10.00 на 16.00. Из штаба корпуса эти приказы вышли в 08.15 13 мая, а из штаба 1-й танковой дивизии в 12.00. ВВС, поставленные перед той же проблемой, просто проигнорировали приказы Клейста и действовали в соответствии с планом, ранее согласованным с Гудерианом. Однако летчикам было проще – их базы находились вдали от передовой.

Другими словами, вместо атаки одновременно силами пяти дивизий, как было предусмотрено планом, могла получиться осечка. С уверенностью немцы могли пока рассчитывать лишь на две дивизии. В результате обоим корпусам пришлось преодолевать крупную водную преграду с ходу и при сопротивлении противника. В прошлом такие операции считались нежелательными, а в будущем многие командиры, боясь риска, будут от них отказываться. Гудериану вовсе не нужно было попадать под бомбы, чтобы у него возникли сомнения относительно благополучного исхода этого мероприятия.

Первой в бой за Седан вступила 1-я танковая дивизия, хотя в действительности все дело свелось к ожесточенной артиллерийской перестрелке и схваткам в воздухе. Танки почти не принимали участия в сражении, а пехота пошла вперед, лишь когда немецкая авиация захватила господство в воздухе, и были подавлены французские батареи. Немцы обнаружили, что не в состоянии приступить к форсированию реки, пока работала французская артиллерия, и что их собственные орудия заняли невыгодные позиции на подступах к реке. Гудериан разрешил полевым частям вести огонь с закрытых позиций и в то же время потребовал, чтобы 102-й зенитный полк поддерживал переправу, «для этой цели ему следует выдвинуть свои орудия как можно дальше вперед». На самом деле Гудериан хотел, чтобы мощные 88-мм зенитные орудия (такого типа, которые в будущем будут установлены на его самых тяжелых танках) вели огонь прямой наводкой вместо танков. Суть дела в том, что это высокоточное орудие большого калибра способно поражать точечные цели с куда большим успехом, нежели танковые пушки меньшего калибра той поры. Это был тот момент, когда чрезвычайно пригодились бы тяжелые танки или самоходные штурмовые орудия, но последних к тому времени находилось на вооружении всего 55 штук (большая часть – в корпусе Гудериана), и оснащены они были все теми же низкоточными 75-мм пушками, что и Т-IV.

Французская артиллерия затрудняла развертывание немецких сил, однако вела огонь не в полную силу из соображений экономии снарядов, к тому же французское командование считало, что немцы приступят к форсированию реки не раньше, чем через 4-6 дней. В 16.00 в небе показалась первая волна немецких бомбардировщиков. Тяжелые бомбардировщики предназначались для бомбежки по площадям, а пикирующие – для борьбы с орудиями в укрытиях. В Польше подобный метод оправдал себя лишь частично – поляков было трудно запугать. Под Седаном же резервные французские дивизии второй очереди, необстрелянные и годные лишь для гарнизонной службы, не смогли противостоять панике. Солдаты бросали оружие и прижимались к земле или бежали из траншей в тыл. Некоторые подразделения, получив не совсем ясные приказы, воспользовались этим, чтобы отойти назад. Бомбардировка продолжалась в течение пяти часов. Ответный огонь французов слабел с каждой минутой. На передовой их пехота, оставшись без поддержки артиллерии, дрогнула. Те, кто продолжал вести огонь по скоплениям немецкой пехоты, тащившим к воде лодки и плоты, уничтожались снарядами 88-мм пушек, попадавших прямо в амбразуры дотов противника. С наступлением вечера немецкая пехота захватила плацдарм и начала пробиваться вглубь французской территории. Всю ночь кипела работа по сооружению мостов и паромных переправ для танков, однако первый танк прошел на ту сторону лишь на рассвете. Тем временем, сам Гудериан перебрался в лодке на другой берег, где его встретил ликующий командир 1-го мотопехотного полка, подполковник Герман Балк, старый его товарищ. Бал к в шутку упрекнул Гудериана за «увеселительную лодочную прогулку по Маасу», воспользовавшись его же выражением, и сообщил, что пехота надежно закрепилась на плацдарме. Балку не нужно было напоминать о необходимости не давать неприятелю опомниться и продолжать наступление всю ночь. Об этом знал каждый немецкий солдат. К рассвету 1-й мотопехотный полк и полк «Великая Германия», наступавший левее, значительно расширили плацдарм, теперь составлявший три мили в ширину и шесть в глубину. Это был упрек Гудериану за его предыдущее, едкое замечание, что пехота «…ночью спит вместо того, чтобы наступать».

Здесь, на этой местности, где, говоря словами немецкого историка, «шум битвы почти смолк», танк одержал победу там, где даже не было следов его гусениц. Боязнь танков, подрывавшая боевой дух немцев в 1917 и 1918 гг., теперь перешла на их противников, тех, кто ее когда-то породил. Французская пехота бежала с важных позиций, не видя противника, лишь заслышав отдаленный слабый гул танковых моторов. В действительности это рокотали французские танки, шедшие, чтобы контратаковать. В случае надлежащей организации эта контратака могла бы иметь успех, и немцы оказались бы сброшены с плацдарма, однако два батальона легких танков, вызвавших такую панику в собственных войсках, остановились, дабы не умножать уже существующего хаоса, и поэтому утром находились далеко от исходных позиций, с которых должны были наносить контрудар, и когда пошли вперед, столкнулись с немецкими танками и артиллерией, руководствовавшихся доктриной в духе фон Секта, генерала, считавшего, что настоящий командир должен «всегда ставить цель чуть большую, чем та, которую считает достижимой. Он оставит место для удачи, однако при это.м необходимо обладать мудрой выдержкой и артистичностью, чтобы не поставить цель, явно находящуюся за пределами реальных возможностей».

Этот совет и предстояло освежить в памяти Гудериану, так как начала поступать информация, что во французской обороне наконец-то появилась брешь, которой он так страстно желал. В голове у него засело лишь одно – рейд на Амьен. Но сначала было то, чему один из британских генерал-майоров, Бернард Монтгомери, даст название «собачья драка». А поскольку в собачьей драке принимали участие, главным образом, бронетанковые части обеих сторон, то, вспомнив их судьбу, мы сможем проникнуться духом конфронтации. Чтобы не отставать от немцев, французы сформировали три легких механизированных дивизии (Divisions Legeres Mecaniques – DLM), каждая из которых имела по 194 танка, включая неплохие S-35, и четыре бронетанковых дивизии, имевшие по 156 танков, включая тяжелые танки типа В1. Кроме этого у них имелось 25 отдельных батальонов легких танков для поддержки пехоты. Легкие механизированные дивизии были направлены в Бельгию, где их здорово потрепал 16-й корпус. Они потеряли не только много машин, но и волю к борьбе, и в течение всей оставшейся кампании французские танкисты начинали нервничать при одном лишь упоминании о немецких танках. Гудериану не пришлось увидеть франузские танки, как не встретился он и с 1-й бронетанковой дивизией, сформированной совсем недавно и обладавшей организационными недостатками. Ее слабым местом были связь и плохое знание принципов действий танковых дивизий. Ей не хватало пехотных и вспомогательных подразделений, в чем ясно проглядывала приверженность к прежней концепции тесной поддержки пехоты на линейных позициях. Недостаточная слаженность действий приводила к медленному развертыванию. 1-я бронедивизия также отправилась в Бельгию, и 14 мая ее послали к Динану, чтобы задержать внезапно прорывавшийся 15-й корпус Гота. За три дня боев она была практически уничтожена. Из-за плохой работы тыловых служб ей постоянно не хватало горючего. Плохая связь и Неудовлетворительная организация службы регулировки движения привели к сбоям в управлении войсками и к хаосу на дорогах.