Текст книги "Гудериан"

Автор книги: Кеннет Макси

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 22 страниц)

Маневренная война закончилась. На Западном фронте перешли к окопной, позиционной войне.

И опять Гудериану выпало быть непосредственным свидетелем самых важных нововведений в траншейных боевых действиях. Он сразу же понял, какую ценность представляла собой воздушная разведка, и воспринял новинку с большим энтузиазмом, оказавшись в горсточке первых летчиков-наблюдателей. Гудериан все еще находился на участке фронта под Ипром, когда 22 апреля 1915 года немцы предприняли плохо подготовленную попытку прорыва обороны противника с использованием газа – классический пример преждевременного применения «секретного оружия», когда еще не сделана оценка его потенциала и не выработана надлежащая тактика действий войск в подобных, весьма специфических условиях. 27 января 1916 года Гудериана в качестве офицера разведки прикомандировали к штабу 5-й армии, стоявшей под Верденом, которой командовал крон-принц. В течение шести месяцев Гудериан помогал обобщать результаты первой большой попытки одной из воюющих сторон достичь поставленных целей простым применением силы при полном исключении мобильности. Позднее его выводы разделили все мыслящие солдаты, которые отмечали неспособность артиллерии «…быстро и целиком разрушить укрепления и обеспечить больше, чем простое вклинение» – для эффективной артподготовки требовалось продолжительное время. И все же в первые дни наступления он писал Гретель, возможно, желая подбодрить жену, но, скорее всего, в тон всеобщему чувству оптимизма: наступление «идет хорошо». Конечно, Гудериан всегда был оптимистом – в противном случае, просто невозможно представить, как бы он смог выжить.

Одно важное событие Гудериан пропустил. В июле его опять послали во Фландрию на должность офицера разведки при штабе 4-й армии, поэтому он не смог стать свидетелем дебюта британских танков на Сомме 15 сентября. Но даже если бы Гудериан и оказался там, вряд ли это событие произвело бы на него большее впечатление, чем на его современников. 32 машины, которые ползли по две и по три, конечно, вызвали страх и панику, но в очень локальном масштабе, только в месте своего появления, а затем артиллерия быстро уничтожила те, что продолжали двигаться вперед, и серьезной угрозы немецкой обороне танки так и не создали. Вместе с остальными офицерами германской армии, которые размышляли, а не только повиновались, Гудериан по большей части игнорировал отзывы фронтовиков о танках как о «безжалостном и эффективном» оружии и искал более изощренные комбинации уже испытанных видов оружия, чтобы взломать застывшую линию фронта и возродить маневренную войну. Кстати, сами обладатели нового оружия не возлагали на него больших надежд. Майор Дж. Ф. Фуллер при своем назначении старшим штабным офицером во вновь формируемый британский танковый корпус в конце 1916 года не скрывал скептического отношения к возможностям танков. Он, как и Гудериан, все время искал новые методы использования пехоты и в 1914 году опубликовал интересную статью под названием «Тактика проникновения». Однако, в отличие от Гудериана, он (возможно, и не без задней мысли, как это сделал Гудериан, когда бросил вызов считавшейся незыблемой официальной доктрине) заявил: «…тактика основывается на мощи оружия, а не на опыте военной истории», «командир, который первым уловит истинную суть всякого нового или модернизированного оружия, будет в состоянии преподнести сюрприз противнику, не сделавшему этого». Тем не менее, именно англичане, а позднее французы выдвинули идею использования танков на первый план, и произошло это в немалой степени благодаря тому, что новое оружие вверили попечению энергичных офицеров, обладавших широким кругозором и пробивной силой. В Германии к разработке первого танка приступили в январе 1917 года, однако дело двигалось туго, поскольку во главе его стояли технари и посредственности, а генеральный штаб не проявлял серьезного интереса.

В 1917 году произошли события, повлиявшие на весь дальнейший ход войны, – русская революция, вступление в войну США и демонстрация англичанами несостоятельности наступления, основанного преимущественно на артподготовке. Для немцев это был год, не похожий на предыдущие. Напряженнейшие бои и сражения первых двух лет войны привели к такому сокращению численного состава немецкой армии, что без длительной передышки в обороне, необходимой для восстановления сил, было просто не обойтись. Логические выводы теории Мольтке, гласившие: «Поскольку в бою под огнем обороняющаяся сторона имеет решающее преимущество, у прусской армии тем более есть основание для использования оборонительных методов», применили на практике – соорудили дорогостоящие и сложнейшие укрепленные зоны, защищавшие Западный фронт, а также проложили железные дороги для их обслуживания. В результате сравнительно ограниченные промышленные мощности оказались отвлечены от выпуска наступательного вооружения. Офицеры генерального штаба были озабочены ухудшившимся моральным состоянием войск. Однако тем, кто задним числом пришел к отрицанию такого развития (в том числе Гудериану), более вредной казалась тактическая доктрина «замедляющей обороны», принятая с целью экономии живой силы и техники, неизбежно терявшихся в боевых действиях. Главная особенность доктрины – метод глубокоэшелонированной обороны, который все равно приводил к потерям и того и другого, поскольку обе стороны стремились истощить ресурсы друг друга. Это было обратным последствием наступления под Верденом, по словам Гудериана, «…превратившего прекрасную сельскую местность в лунный пейзаж». Развитие такого метода, по мнению его критиков, являлось антитезой поисков варианта, способного привести к победе в любой войне.

Главная непосредственная задача, вставшая перед немцами в 1917 году, – возмещение потерь, по числу которых рекордным оказался 1916 год. Старая армия была не только обескровлена, но и лишена надежд на вливания свежей крови. И причина тому – ставка на короткую войну, сделанная еще раньше. Потребности затяжной войны просто не приняли в расчет. Повышения в чинах среди офицеров осуществлялись темпами мирного времени, явно недостаточными для возмещения убыли в командном составе. Подготовка нового поколения, включая офицеров генерального штаба, была минимальной. Чтобы хоть как-то исправить положение, новых генштабистов стали готовить следующим образом: бывших слушателей военной академии, распущенной в 1914 году, таких как Гудериан, а также других способных офицеров пропускали через усовершенствованные курсы, имевшие строгую практическую направленность, которые охватили все аспекты штабной работы. Эти курсы включали месячные стажировки на всех уровнях, начиная от группы армий до дивизии, плюс более короткую стажировку в артиллерийской части и, наконец, месячную стажировку на фронте в должности командира пехотным батальоном.

В течение всего апреля Гудериан находился в войсках, занимавших оборону на реке Эна, и, таким образом, стал свидетелем первой попытки французов использовать танки, не имевшей заметных результатов. Затем, с января 1918 года он провел два месяца на курсах офицеров генерального штаба в Седане и в перерывах между напряженными занятиями, несомненно, воспользовался возможностью посетить места, где Мольтке в 1870 году устроил «Канны», и зафиксировал в памяти характер местности, где двадцать два года спустя ему доведется разыграть свой собственный великий гамбит. Короткие откомандирования на стажировку не вызывали у Гудериана особого восторга, но, в целом, для полученной там подготовки он находил лишь слова похвалы. Эта подготовка, по его словам, была «…скрупулезной и всеобъемлющей. Закончив курсы в Седане, я чувствовал себя способным справиться с любыми задачами, которые поставит передо мной будущее. 28 февраля я был причислен к постоянной основе корпуса офицеров генерального штаба». Это один из тех моментов его жизни, которыми Гудериан гордился больше всего. О работе генерального штаба Германии в годы Первой мировой войны он затем скажет: «Позиция Германии, как мировой державы, требовала уверенности в своей военной мощи, находившей свое, пожалуй, самое явственное выражение в подборе офицерского корпуса, являвшегося сгустком интеллекта нации и поставлявшего свои лучшие кадры в генеральный штаб». Не то, чтобы последнее суждение о генеральном штабе некритично – Гудериан был далек от этого. Поразмыслив, он отозвался о нем как о «слишком узкой концепции», хотя до этого подобные мысли его, очевидно, не посещали.

Вне всякого сомнения, неспособность генерального штаба во всем следовать принципам Мольтке, хотя, как утверждает Гудериан, он пытался это делать, привела к тому, что этот мозг армии утратил видение технической перспективы и не смог оценить потенциальные возможности танков. События 20 ноября 1917 года, когда Гудериан работал в штабе группы армий «С» и находился далеко от Камбре, где массированное применение танков привело к первой победе этого оружия, обнажили недальновидность генерального штаба. Гудериан в дальнейшем отметил важность момента, когда «…армии Антанты с помощью танковых сил нанесли мощный, энергичный удар и за одно утро прорвали считавшуюся неприступной линию Зигфрида Гинденбурга у Камбре». Камбре было детищем Фуллера, и не его вина, что плоды этой победы буквально через несколько дней оказались сведены на нет таким же сокрушительным немецким контрнаступлением, в котором также использовались новые методы. По мере того как 1917 год подходил к концу, первостепенное значение для войн будущего имело открытие обеими сторонами методов, которые при комплексном использовании в последующее десятилетие приведут к возрождению маневренности, ключу к быстрому завершению кампании.

В конце концов, немцы осознали, что танки – смертельная угроза, которой в тот момент нечего было противопоставить по причине запущенности технологий. В то же время имелись некоторые основания полагать, что новые тактические методы, которые немцы развивали с тех пор, как генерал-полковник Август фон Макензен и его начальник штаба, полковник Ганс фон Сект нанесли русским поражение под Горлицей в 1917 году, дадут шансы на победу еще до появления на фронте у союзников достаточно большого количества танков и прибытия в Европу миллионов американских солдат, делавших поражение Германии неотвратимым. В 1915 году Макензену и Секту за счет лучшего управления войсками удалось достичь глубокого проникновения в русскую оборону. Они ввели резервы в брешь, пробитую на узком участке фронта, и далее не снижали темпа наступления. Русская оборона рухнула, но следует признать, что до этого она была очень ослаблена серьезными недостатками в командовании войсками и нехваткой снаряжения. А в конце 1915 года тот же немецкий командный тандем разбил ослабленную сербскую армию и практически исключил Сербию из войны. К радости Секта, пехота своими действиями обеспечила успешное применение кавалерии, и это показало – у этого рода войск еще есть будущее на поле боя; ошибочный вывод, однако имеющий большое значение для истории Германии, ведь Сект тоже был человеком будущего.

В 1917 году эксперименты немцев по возрождению маневренной войны продолжались, в то время как тактика эшелонированной обороны, как выражение стратегии Германии, оставалась незыблемой. В сентябре того же года еще одна обескровленная русская армия получила парализующий удар – немецкая армия под командованием генерал-полковника Оскара фон Гутьера захватила Ригу. На этот раз техника проникновения пехоты шагнула на более высокую ступень. Вслед за внезапной бомбардировкой, непродолжительной, но мощной, и ни в коем случае не похожей на сутками не утихавший огонь артиллерии под Верденом и бушевавший теперь на Ипрском выступе, в атаку на узком участке фронта были брошены отборные штурмовые подразделения специально обученных солдат. Они взломали русскую оборону, обходя те узлы сопротивления, которые нельзя было уничтожить сразу, и рвались все дальше в незащищенный тыл противника, создавая хаос и панику уже одним фактом своего появления. Изолированные укрепленные точки противника, еще державшиеся, позже уничтожались новыми подразделениями другого типа – командами, состоявшими из пехотинцев, пулеметчиков и легкой артиллерии и созданными накануне наступления. Их формировал командир фронтовой части из отдельных подразделений, имевшихся на его участке. Родилась новая, гибкая идея командной функции: локальный контроль передавался человеку на фронте, тому, кто лучше других разбирался в ситуации. Перед ним ставились задачи лишь в самых общих чертах. Гибкость метода в немалой степени зависела от работы значительно усовершенствованных систем связи, гораздо более лучших, чем те, которые подвели в кампанию 1914 года. Немцы весьма предприимчиво воспользовались всеми возможными техническими новинками. Теперь офицеры связи тесно взаимодействовали на всех уровнях командования и могли оказывать серьезное влияние на ход операций. Немецкие коммуникационные методы еще до этого получили признание как система оружия, однако в техническом отношении эта система оставалась несовершенной. Как указывал Альберт Праун, один из самых способных инженеров-практиков: «Технические проблемы систем адекватной постоянной связи для стратегических и тактических целей во время передислокации частей, телефонных соединений на дальних расстояниях, использования многоканальных телефонных кабелей и беспроволочной связи без помех оставались все еще неразрешимыми».

Даже в таких условиях вновь удалось воспользоваться методами Мольтке-старшего, что сразу же дало великолепные результаты. Под Ригой русские были разгромлены наголову. Месяц спустя то же ждало итальянцев под Капоретто. Италию можно было принудить к выходу из войны, если бы удалось поддержать темп наступления, но это оставалось самым слабым звеном. Плохая работа служб тыла, усталость передовых частей и неспособность контролировать обстановку на поле боя и вводить свежие резервы в нужный момент – все эти факторы привели к тому, что наступление, как уже было на Марне, выдохлось. Методы проникновения штурмовых подразделений и боевых групп, которые применялись у Камбре в качестве ответа на применение англичанами танков, вполне оправдали себя и здесь, однако там не ставилось задачи глубокой инфильтрации, и служба тыла не подвергалась серьезному испытанию. Эти методы в широком масштабе не использовались вплоть до 21 марта, когда немецкие войска под командованием Гинденбурга и генерал-полковника Людендорфа перешли в наступление, которое должно было стать на Западном фронте последним и сокрушительным. Его целью было нанести англичанам и французам окончательное поражение теперь, когда Россия вышла из войны и погрузилась в пучину большевистской стадии революции.

В наступлении Людендорфа использовались именно те методы, которые Гудериан и его современники зимой 1918 года изучали в Седане. Они годились для решения любой задачи, стоявшей перед атакующими соединениями. Что же до танков, то немцы располагали менее чем двумя десятками машин собственного производства, плюс несколько трофейных, и поэтому разработка методов их использования едва ли заслуживала внимания.

Гудериан оказался в таком положении, когда вопросы тактики на какое-то время перестали входить в круг его первоочередных обязанностей и интересов, потому что в мае его назначили квартирмейстером XXXVIII резервного корпуса, он погрузился в мир иных забот, связанных с организацией работы тыла. Это был ценный опыт для того, кому в будущем предстояло потребовать от своих тыловиков работы на пределе их возможностей. Гудериан отвечал за снабжение своего корпуса, обеспечивающего прикрытие фланга во вспомогательном наступлении через реку Эна. Оно началось 27 мая атакой, совершенно неожиданной для противника, в оборону которого немцам удалось вклиниться на 14 миль – самый глубокий прорыв со времен перехода обеих сторон к окопнопозиционной войне в 1914 году. Задача Гудериана была ограниченной, однако в следующий раз ему пришлось потрудиться как следует. Под командованием грозного генерала Гутьера 38-му резервному корпусу приказали атаковать на левом фланге так называемого наступления «Матца», начавшегося 9 июня и имевшего своей целью усилить давление слева, до этого явно недостаточное, и, воспользовавшись плодами предыдущего наступления, разбить французов и создать угрозу для Парижа. К несчастью для немцев, этому наступлению не хватало фактора внезапности, который во многом способствовал успеху первого наступления. Французы находились в полной готовности и предприняли мощную контратаку, заставив немцев повернуть назад. Успех зиждился не только на стойкости французов в обороне. На этот раз они применили тактику массированного использования танков, что явилось крупным отличием от всех предыдущих оборонительных сражений, которые союзники вели в 1918 году.

Танкистам, как и всем прочим, пришлось усвоить новые уроки. Теперь учеба пошла гораздо быстрее, ибо время подгоняло безжалостно. Потребовался целый год, чтобы союзники осознали необходимость концентрации танков в наступлении. Затем прошло всего лишь три месяца, по истечении которых стало ясно, что танк по своей сути является оружием наступления, следовательно, его использование в обороне должно быть обусловлено принципами атаки – той же самой необходимостью концентрации сил вместо их распыления мелкими группками в соответствии со старыми, устоявшимися принципами. Пока 12 июня французы не использовали на широком фронте сразу 144 танка, преобладала тенденция вводить танки в бой небольшими группами: немцы бросили в атаку пять машин 21 марта у Сан-Квентина (это было первое использование танков немцами), англичане вводили их в бой по два и по три. 24 апреля у Виль-Бретонне 13 немецких танков вступили в бой с 10 английскими. Первое в истории танковое сражение закончилось примерно с равными потерями для обеих сторон. 1 июня против французов немцы с незначительным успехом использовали 15 машин, разбросав их по широкому фронту у Суассона и Реймса. Они просто копировали тактику французов, которые в апреле и мае сами редко вводили в бой более шести танков сразу. Нельзя сказать, что первое же более концентрированное применение танков французами у Матца увенчалось огромным триумфом. Из 144 машин 70 было потеряно, потому что приняли недостаточные меры для нейтрализации германской артиллерии, которая спокойно расстреливала разрозненные французские танки. Тем не менее там, где танков не было или они были уничтожены, французская пехота застряла, там же, где танки действовали, – наступала.

Возможно, эти особенности и подметил Гудериан в те редкие минуты, когда обстановка позволяла отвлечься от исполнения обязанностей квартирмейстера, потому что, когда в начале своего крестового похода Гудериан начал писать о танковых сражениях 1918 года, то все прекрасно знал о них. Однако на первом месте стояла работа в штабе, и никто не приказывал Гудериану обратить внимание на новое оружие, в то же время не делать этого было невозможно. Массированные танковые контратаки стали правилом. 28 июня в бою у Кутри со стороны французов участвовали 60 машин; еще 60 были брошены в бой 4 июля. 471 танк был задействован в период между 18 и 26 июля на различных участках фронта, чтобы окончательно сорвать последнюю попытку немцев осуществить прорыв на Марне. Сначала битва была мобильной, потому что «замедляющая оборона», которую практиковали немцы, стимулировала возрождение открытой войны. Танки и пехота союзников, при поддержке артиллерии и авиации, глубоко врезались в оборонительные линии противника, удерживаемые пехотой, которой помогала артиллерия, сосредоточившая свой огонь на танках. Последние несли огромные потери, иногда доходившие до 80%; немецкие орудия вели по ним огонь прямой наводкой. Атакующие продолжали продвигаться вперед, и, потеряв пушки, пехота обратилась в бегство. В эту сумятицу, похожую на кипящий котел, и был брошен XXXVIII резервный корпус, перед которым поставили задачу стабилизировать обстановку на правом фланге немцев. В первую неделю августа этот фланг значительно подался назад, и линия фронта между Суассоном и Веслем приобрела первоначальную конфигурацию. Гудериан пишет, что в этот период его деятельность была связана с «мобильной обороной Марна-Весль». Пять дней спустя его, как и всю остальную германскую армию, потрясло известие о самом крупном танковом наступлении Первой мировой войны, начавшемся у Амьена. Степень концентрации танков была так велика, что в некоторых местах они проходили через артиллерийские позиции, оставляя их у себя за спиной. Пехота оказалась деморализована, и сколько бы потом Людендорф ни пытался принизить значение танковой угрозы, которой ничего не мог противопоставить, с этого момента везде, где бы ни появились эти машины, немецкая оборона становилась зыбкой. Иногда для паники среди немецких солдат достаточно было слухов о мнимом присутствии танков на данном участке фронта. То, что англичане считали средством борьбы с пулеметами и заграждениями из колючей проволоки, для немцев было «оружием страха». Началось наступление союзников, продолжавшееся до заключения перемирия и закончившееся подписанием мирного договора в Версале.