Текст книги "Большие часы"

Автор книги: Кеннет Фиринг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Джордж Страуд-7

Я не хотел прерывать работу над очередным номером нашего журнала и поэтому решил по мере надобности привлекать к выполнению особого задания сотрудников других редакций и отделов, по возможности равномерно.

Но Роя я все-таки взял себе. Берт Финч, Тони, Нэт, Сидней и остальные обойдутся без нас обоих. Леон Темпл тоже показался мне достаточно безобидным. А Эдвард Орлин из «Фьючеруэйз», трудолюбивый, но весьма неповоротливый эстет, – тот совершенно не годился для такой работы, если бы она велась всерьез. Он будет работать на Джорджа Страуда – в прямом смысле этого слова.

Я рассказал Рою о специальном задании, подчеркнул его срочность и затем просто свалил все на него. Мне надо было, чтобы кто-то постоянно дежурил в редакции. Вполне вероятно, что работать будем круглосуточно. В общем, мне надо было, чтобы кто-то разделял со мной ответственность.

Рой в конечном счете заинтересовался заданием, оно даже произвело на него довольно сильное впечатление.

– Это дело является первоочередным?

Я кивнул.

– Хорошо, я готов. Когда начинаем?

– Дайте мне сначала набрать команду. Тогда видно будет.

Через пятнадцать минут я собрал свою команду у себя в кабинете. Кроме Роя и Леона в нее вошли еще семь мужчин и две женщины, все – из других редакций и отделов. Эдвард Орлин – черноволосый, высокий и толстый; Филип Бест из «Ньюсуэйз» – маленький, ехидный, настоящая ходячая энциклопедия. Женщины, Луэлла Меткаф и Джанет Кларк, были подключены к работе на тот случай, если нам понадобится чисто женская помощь. Луэлла из журнала «Секс» была миниатюрной, привлекательной девушкой, серьезной и самой способной из всех, кого я знал, на беззастенчивую ложь. Джанет была очень простая, энергичная, широкая в кости брюнетка, последним местом работы которой была редакция «Хоумуэйз», она любую работу переделывала раза по четыре, но в конце концов получалось хорошо. Дон Клосмейер из «Персоналитиз» и Майк Фелч из «Фэшнз» также вошли в группу, а еще по одному человеку – из «Коммерс», «Спортленд» и отдела бухгалтерского учета. Вместе взятые они будут внушительной силой.

С этой минуты внешне все должно выглядеть хорошо. Даже идеально. Я дал всем членам группы некоторые разъяснения.

– Вам предложено взять на себя необычное и довольно странное задание, – сказал я. – Оно должно быть выполнено быстро и по возможности без шума. Я уверен, что вы можете выполнить его.

В этом деле нам предоставлен неограниченный кредит. Если каждый из вас по своей линии будет нуждаться в какой-либо помощи, вы получите ее. Если это будет официальная справка, просто обращайтесь в нужный вам отдел, и все будет о’кей. Если же возникнет необычный вопрос, обращайтесь ко мне или к присутствующему здесь Рою, который будет за главного всякий раз, когда по тем или иным причинам мне придется отсутствовать.

Мы разыскиваем некоего человека. О нем мы не знаем самого главного: ни кто он такой, ни где живет. Не знаем даже его имени. Возможно, его зовут Джордж Честер, но это под сомнением. Не исключено, что он работает в рекламе, это будет ваше задание, Гарри, – сказал я, обращаясь к Гарри Слейтеру из «Коммерс». – Проверьте все рекламные агентства, а если понадобится – и клубы, сначала рекламные отделы нью-йоркских газет и журналов, затем – и периферийные. Если до этого дойдет, вам понадобится с дюжину помощников. За это направление поиска отвечаете вы. – Расследования Гарри ничем мне не грозили и могли произвести внушительное впечатление. И я добавил: – Возьмите столько людей, сколько понадобится. Регулярно связывайтесь с нами на тот случай, если по другим каналам начнет поступать дополнительная информация об этом человеке. Это, конечно, касается всех.

Мы не знаем ни как его зовут на самом деле, ни где он живет, это будет вашим заданием, Элвин, – сказал я Элвину Дили из отдела бухгалтерского учета. – Проверьте все списки владельцев домов и участков в городе и окрестностях, все налоговые реестры и телефонные книги в радиусе, скажем, триста-четыреста миль, ищите Джорджа Честера или человека с другим именем, которое мы сможем, вероятно, сообщить вам в ходе наших поисков. Возьмите любое количество помощников.

Как я уже сказал, нам не только неизвестны имя и местопребывание этого человека, но мы не располагаем и описанием его внешности. Знаем лишь, что он среднего роста, скажем пять футов девять или одиннадцать дюймов, и нормального сложения. Вес его может быть между ста сорока и ста восьмьюдесятью фунтами. Однако есть некоторые факты, на которые мы можем опереться. Он завсегдатай заведения некоего Гила на Третьей авеню. Вот описание того места. – Я отдал им то, что записал со слов Стива Хагена, ничего не добавив от себя. – В этом заведении нужный нам человек был в субботу под вечер. На этот раз с ним была женщина, о которой мы знаем только, что она весьма эффектная блондинка. Возможно, он там частенько бывает. Эту работу я поручаю вам, Эд. Отыщите этот ресторан, ночной клуб, салун или что-нибудь еще, а как найдете – оставайтесь там, пока не появится этот самый незнакомец. – (На смуглом и довольно вялом лице Эда на мгновенье отразились изумление и легкое неудовольствие.) – В тот же вечер этот тип заходил в антикварную лавку там же, на Третьей авеню. Он побывал и в других лавках, но нас интересует только одна, и ее нетрудно будет найти. Это сделаете вы, Фил. Тот, кого мы разыскиваем, купил там картину, без рамки, причем предложил за нее больше, чем некая женщина, которая приценялась к этой картине. – Я ни на волосок не отклонялся от записки, набросанной у Стива Хагена. – Это полотно работы художницы по имени Луиз Паттерсон, на нем изображены две руки, картина в скверном состоянии, а ее название или сюжет имеют какое-то отношение к Иуде. Торговец наверняка припомнит этот случай. И вы сможете получить от него точное описание этого покупателя. Вероятно, хозяин лавки даже знает, кто он такой, и назовет нам его настоящее имя.

Дон, вот справка из нашей картотеки о Луиз Паттерсон. Не исключено, что нам удастся проследить путь этой картины от художницы к торговцу и от него – к нашему незнакомцу. Поищите Паттерсон, а если ее нет в живых, поищите ее друзей. Кто-нибудь вспомнит это полотно, расскажет, что с ним сталось и, может быть, даже у кого оно сейчас. Поищите. – Я вдруг с замиранием сердца подумал, не пришлось бы мне теперь уничтожить картину. – Скорее всего, тот, кого мы разыскиваем, собирает картины, не исключено, что он ярый поклонник Луиз Паттерсон.

Леон, я хочу, чтобы вы вместе с Джанет зашли в бар Ван-Барта, куда в субботу вечером тот же человек заходил с той же блондинкой. К этому времени он уже купил картину и мог сдать ее в гардероб. Разузнайте. Порасспрашивайте гардеробщиков и буфетчиков обо всем, что они могут рассказать об этом человеке, а затем, как я понимаю, сидите там и дожидайтесь, пока он туда не заглянет, ведь вполне вероятно, что он завсегдатай и этого бара, а не только заведения Гила. Чего доброго, вам придется сидеть там не один вечер; если так, вас сменят Луэлла и Дик Энглунд.

У Леона и Джанет на лицах было написано, что они вовсе не жаждут смены, а Луэлла и Дик прямо-таки просияли. Я испытывал чуть ли не удовольствие от собственной щедрости. Я пожелал им удачно провести время, пока они там будут меня дожидаться.

– Вот почти все, что я могу пока что дать вам, – подвел я итог. – Надеюсь, все понимают свои обязанности? – (Участники облавы на Джорджа Страуда явно все поняли, так как ни один из них ничего не сказал.) – Что ж, у кого есть вопросы?

Один вопрос оказался у Эдварда Орлина.

– А зачем мы разыскиваем этого человека?

– Мне известно только, – ответил я, – что он посредник в одной из крупнейших в истории промышленно-политических афер. То есть он связующее звено и нужен нам для установления самого факта наличия подобного заговора. Его услуги оплачиваются теми, кто его нанял.

Эд Орлин выслушал мою информацию и, похоже, отгородился стеной, сложенной из мыслей.

– А как далеко мы можем заходить, обращаясь за информацией в полицию? – очень серьезно спросил Элвин Дили.

– Вы можете брать у них любую информацию, но им не давайте никакой, – сухо сказал я. – Это, во-первых, наша внутренняя история, и мы не намерены ее афишировать. Во-вторых, как я уже сказал, тут замешана политика. А что предпримет в этом случае полиция, мы не знаем и потому никак влиять на нее не сможем. Ясно?

Элвин кивнул. Тут раздался высокий, почти женский голос Филипа Беста:

– Все обстоятельства, о которых вы рассказали нам, относятся к прошлой субботе. В тот же вечер была убита Полин Дэло. Всякому понятно, что это означает. Что, есть какая-нибудь связь?

– Насколько мне известно, нет, Фил, – ответил я. – Речь идет о крупномасштабной сомнительной сделке, в которую сам Хаген и кое-кто еще впутались довольно давно. А теперь пришла пора разразиться скандалу. – Я помедлил, чтобы дать время моей скудной логике подействовать на умы моих сотрудников. – Как я понимаю, Эрл намерен покончить с этой историей.

Маленькие серые глазки Фила прямо-таки буравили стекла пенсне.

– Я так и подумал, что это чистое совпадение, – сказал он. Я не удостоил его даже взглядом, и тогда он добавил: – Должен ли я наводить справки о женщине, которая была в тот вечер с незнакомцем?

– Вам всем придется ею заниматься. – Я не сомневался в том, что именно они обнаружат. Однако всякая задержка была мне на руку, поэтому я строго напомнил им: – Но мы разыскиваем не женщину или какое-нибудь третье лицо, нам нужен тот человек, о котором я говорил, и только он.

Я медленно обвел взглядом своих помощников – хотелось узнать, кто как реагирует на мои слова. Насколько я мог видеть, они приняли на веру эту историю. И, что еще важней, приняли за чистую монету мою напускную уверенность в себе и решимость.

– Ну что же, – сказал я. – Если вопросов больше нет, то выкатывайтесь отсюда, интеллектуальные бродяги, и принимайтесь за дело. – Когда они встали и, просмотрев свои записи, распихали их по карманам, я добавил: – И не забывайте докладывать, Рою или мне.

Когда все ушли, Рой поднялся. Обогнул стол и стал у стены, засунув руки в карманы и уставившись на ковер.

– Это сумасшедшая затея, – сказал он наконец. – Я все не могу отделаться от мысли, что Фил попал в точку. Самое любопытное в этом деле, я уверен, то, что все события произошли в ту субботу.

Я постарался сохранить совершенно непроницаемое лицо.

– Не хочу сказать, – продолжал он, – что это дело связано с ужасной смертью Полин Дэло. Вовсе необязательно. Но мне все время приходит в голову, что на прошлой неделе в пятницу или в субботу, пока Джанот был в Вашингтоне, а возможно, и раньше произошло нечто такое, что прекрасно объяснило бы, зачем мы разыскиваем этого загадочного коллекционера картин, да еще в таком срочном порядке. Вы так не думаете?

– Звучит вполне логично, – сказал я.

– Еще бы, черт побери, не логично. И мне представляется, что надо бы нам прочесать все наиболее важные газетные сообщения за последние две недели, особенно за последние пять-шесть дней, и посмотреть, нет ли там чего-нибудь, что могло бы касаться Джанота. Ну, скажем, это предложение компании «Дженнетт-Донохью». Быть может, они действительно собираются выпускать какие-то новые журналы в сфере наших интересов. Это могло бы серьезно обеспокоить Эрла, как вы думаете?

– Очень даже вероятно, что вы правы. Но опять-таки в этом деле может быть скрыто нечто иное, не лежащее на поверхности. А что, если вам продолжать эту общую линию? Но в то же время я должен опираться на факты.

На самом-то деле я обдумывал довольно туманный план, что-то вроде второй линии обороны на случай, если возникнет необходимость в ней. Своего рода контрудар. Задача, если мои дела пойдут совсем уж плохо, заключалась в следующем: как доказать присутствие Джанота на месте преступления с помощью показаний какого-нибудь третьего лица, объективного свидетеля. Ведь в тот злополучный вечер кто-то мог видеть машину Эрла, кто-то мог узнать и его самого. Эрла это связало бы по рукам и ногам.

Однако до этого дело не дойдет. Машина заработала, и началась облава на меня, завертелись огромные, отлаженные и мощные механизмы, но в то же время крутились они вслепую.

– Нет, вы, конечно, должны работать с фактами, которые вам предоставлены, – согласился со мной Рой. – Но, пожалуй, неплохо будет, если я проверю свою догадку. И позабочусь о том, чтобы мы ничего не пропустили в недавних политических событиях.

В тот момент, когда я молча кивнул ему в знак согласия, я обратил внимание на картину над его головой на стене, к которой он прислонялся. И чуть было не вскрикнул.

Да, разумеется. Я забыл о том, что повесил здесь эту картину Луиз Паттерсон года два тому назад. Приобрел я ее в галерее Льюиса, на ней были изображены в профиль два лица: бровь, глаз, губы и подбородок. Они смотрели друг на друга вполне в манере Луиз Паттерсон. Одно из них – жадно, другое – со скептической ухмылкой. Думаю, она назвала картину «Этюд о злобе».

Эта деталь обстановки моего кабинета была настолько всем знакома, что убери я ее сейчас – я пропал. Но пока я смотрел на нее, а потом отвел взгляд в сторону, я по-настоящему понял, какую опасность она для меня представляет. Значит, она должна оставаться здесь, хотя в любой момент кто-нибудь может увязать одно с другим. А такой связи быть не должно.

– Да, – машинально сказал я Рою, чувствуя, как во всех интимных частях моего тела проступил холодный пот. – Почему бы вам этим не заняться? Возможно, мы оставили без внимания какие-то изменения в деловой жизни или политике.

– Я думаю, это упростит дело, – сказал он и отошел от стены, где висела картина. – Не забудьте, в конце прошлой недели Джанот уехал в Вашингтон. Я лично думаю, что существует какая-то связь между этой поездкой и приказом о срочном розыске, который мы получили.

Рой задумчиво прошел по толстому ковру и скрылся за дверью, ведущей в его кабинет.

Когда он ушел, я долго еще сидел на месте, глядя на украшавшую стену картину. Она всегда мне нравилась.

Нет. Она должна остаться здесь.

Эдвард Орлин

Заведение Гила снаружи и внутри выглядело как дешевый ресторанчик. Такая досада, что меня не направили к Ван-Барту. Что ж, ничего не поделаешь.

Ресторанчик я нашел по телефонной книге, он оказался совсем недалеко, и то слава Богу. Я добрался до него за двадцать минут.

Взял с собой томик «Войны и мира», который только что начал читать, а по дороге купил ежеквартальный журнал «Криэйтив». Я оказался там в начале второго, когда подошло время ленча, и начал с того, что подкрепился. Еда была отвратительная. Но ведь все мои расходы будут оплачены, поэтому когда я закончил, то вытащил записную книжку и пометил: «Ленч – 1,5 доллара. Такси – 1 доллар». На минуту задумался о том, чем бы занялся Страуд, если бы зашел в подобную забегаловку, и добавил: «Четыре виски с содовой – 2 д.».

Прикончив кофе и ломтик пирога по крайней мере трехдневной давности, я огляделся. Действительно, передо мной было нечто, добытое при раскопках археологической экспедицией. В углах – кучи опилок, а на стене за моей спиной висела гирлянда, видимо оставшаяся от последнего банкета: «Поздравляем тебя, дружище!» – кажется, так.

В конце длинного помещения я увидел стойку. И не поверил своим глазам. За ней находилась самая настоящая свалка. Я увидел колеса, шпаги, лопаты, консервные банки, обрывки бумаги, флаги, картины – не одна сотня выброшенных вещей, именно выброшенных.

После того как я заплатил за ленч восемьдесят пять центов (ах я мошенник!) и сразу почувствовал тяжесть в желудке, я взял томик Толстого, «Криэйтив» и направился к стойке.

Чем ближе я подходил к стойке, тем больше хлама я видел. За стойкой стоял крупный мужчина лет пятидесяти с пристальным, пытливым взглядом. Когда он подошел ко мне, я заметил, что глаза его смотрят на меня, но остаются вроде бы не в фокусе. Он издал какое-то ворчание, слов было не разобрать.

– Пиво, – заказал я.

Заметил, что он немного расплескал пиво, когда поставил кружку передо мной. Лицо его казалось почти свирепым. Очень странный тип, но это не мое дело. Я выполнял свою работу.

– Скажите, а что это у вас за стойкой? Похоже на последствия взрыва в лавке старьевщика.

Несколько секунд он молча оглядывал меня, потом огорченно произнес:

– Мой личный музей.

Так значилось и в моей записке. Несомненно, я попал туда, куда надо.

– Настоящая коллекция, – сказал я. – Не хотите ли выпить?

Не успел я произнести эти слова, как перед ним на стойке появилась бутылка. Шотландское виски, причем из высших сортов. Что ж, это входило в мое задание. Мне-то какая разница, запишу в счет.

Первый стаканчик он уронил, подбирать осколки не стал и в конце концов ухитрился налить другой. Но он не казался пьяным. Просто нервничал.

– Ваше здоровье! – сказал он. Поднял стаканчик, и виски исчезло через пять секунд, наверняка даже быстрей, почти мгновенно. Он поставил стаканчик на стойку и забрал доллар, который я положил перед ним, пока он шумно причмокивал. – Первый сегодня, – сказал он. – Он всегда идет лучше всех, если не считать последнего.

Я потягивал пиво и, когда он выложил сдачу, увидел, что шотландское виски обошлось мне в семьдесят пять центов, и сказал:

– Значит, это ваш личный музей. Что же в нем собрано?

Он обернулся, окинул взглядом свалку, и голос его зазвучал подобрей:

– Все что угодно. Назовите какую-нибудь вещь, и я вам ее покажу. Больше того, каждая из них связана с тем, что случилось со мной или с моими близкими.

– Что-то вроде ископаемых реликвий вашей автобиографии, не так ли?

– Нет, просто мой личный музей. Я шесть раз объехал вокруг света, и мои предки не раз это делали. Больше того. Назовите мне вещь, которую, как вы думаете, я не смогу вам показать, и выпивка нам обоим будет за мой счет.

Фантастика. Я не мог понять, как я вытяну какие-нибудь сведения из этого типа. Он же идиот.

– Ладно, – сказал я, подыгрывая ему. – Покажите мне паровоз.

Он пробормотал себе под нос что-то вроде: «Паровоз? Где же это у нас паровоз?» Затем пошарил рукой за футбольным шлемом, за чучелом птицы, за миской, до краев наполненной иностранными монетами, и еще за какими-то вещицами, которых я не разглядел, а когда обернулся – поставил на стойку игрушечный паровозик.

– Вот вам паровоз, – заявил он, глядя на игрушку и ласково поглаживая ее рукой, потом, наклонившись ко мне, продолжал: – Этот паровозик был моей единственной игрушкой, которая уцелела после знаменитого пожара на Третьей авеню возле трамвайного парка пятьдесят лет тому назад. Я сам вытащил его из огня. Мне тогда было шесть лет. А девять человек обгорели.

Я допил пиво и уставился на него, не в силах понять, то ли он дурачит меня, то ли он не только полупьян, но и полностью не в своем уме. Если это юмор, то очень неуклюжий и по-детски наивный, не пробуждающий во мне никакого интереса. Ну почему мне не досталось заведение Ван-Барта, где можно было бы устроиться поуютней и преспокойно почитывать Толстого, а не вести беседу с шизофреником, смахивающим на убийцу.

– Прекрасно, – сказал я.

– Он еще бегает, – заверил меня Гил, завел паровозик, поставил на стойку, и тот прокатился несколько футов. Остановился, уткнувшись в «Криэйтив». В голосе хозяина слышалась гордость: – Вот видите? Еще бегает.

Господи, это невыносимо! Уж лучше бы мне сидеть в редакции.

Сумасшедший с важным видом водрузил игрушку на место, жужжанье колесиков слышалось, пока не кончился завод, затем он вернулся к стойке и, не говоря ни слова, налил мне пива, а себе шотландского виски. Я еще больше удивился, когда он прокашлялся, прочищая глотку, и с отсутствующим видом посмотрел на меня словно бы в ожидании. Господи Боже, неужели этот тип рассчитывает на бесплатную выпивку за показ любой безделушки? Впрочем, неважно. Я должен как-то расположить его к себе. Когда я заплатил, он сказал уже более дружелюбно:

– Да, сэр. Это один из лучших личных музеев в Нью-Йорке. Хотите увидеть что-нибудь еще?

– У вас, наверно, есть и хрустальный шарик. Или нет?

– Представьте себе, есть. – И он вытащил из-под распятия хрустальный шарик, каким играют дети. – Забавно, но каждый хочет увидеть паровоз, аэроплан или паровой каток, и, как правило, все хотят посмотреть и на хрустальный шарик. Этот я приобрел в Калькутте. Там я зашел к индусскому цыгану, который предсказывал судьбу, он посмотрел в этот шарик и сказал, что мне грозит опасность утонуть. И я сошел с парохода, на котором служил, и пока что устроился на берегу, а не прошло и двух дней, как этот пароход пошел ко дну вместе со всей командой. Тогда я сказал себе: «Святое небо, как долго еще надо мной будет висеть такая опасность?» Раньше-то я ни в грош не ставил подобные вещи, понимаете? Так что я снова пошел к этому цыгану и говорю, что, мол, хотел бы иметь у себя эту безделушку. А он отвечает – на своем языке, разумеется, – что эта вещица хранилась в его роду из поколения в поколение и он не может с ней расстаться.

Он все продолжал болтать чепуху. Господи Боже, подумал я, этому конца не будет. А я должен был делать вид, будто мне это интересно. Наконец он меня так допек, что не стало мочи слушать его дальше, и я сказал:

– Ладно, а теперь я хочу, чтобы вы заглянули в этот шарик и посмотрели, смогу ли я разыскать моего друга.

– Забавная получилась история. Когда я наконец отдал ему две тысячи рупий, которые он запросил, и принес шарик в гостиницу, я никак не мог заставить эту чертову штуку работать. И до сих пор не могу.

– Неважно, – сказал я, – выпьем еще по одной.

Он убрал на место хрустальный шарик, налил мне пива, а себе – шотландского виски. Мне невдомек было, как такой человек может вести дела в питейном заведении хотя бы неделю.

Прежде чем он покончил с виски, я продолжал:

– Друг, которого я не видел много лет, иногда заходит сюда, наверно, вы его знаете. Я хотел бы снова повстречаться с ним. Не подскажете ли, когда лучше всего зайти сюда, чтобы встретить его?

Глаза хозяина забегаловки сделались совершенно пустыми.

– Как его зовут?

– Джордж Честер.

– Джордж Честер. – Он глянул в дальний конец зала словно бы в раздумье, потом маска спала с его лица.

– Это имя мне незнакомо. Правда, я чаще всего не знаю имен своих посетителей. А как он выглядит?

– Он среднего роста и нормального телосложения, – ответил я. – Один наш общий знакомый сказал мне, что видел его здесь в прошлую субботу под вечер. С симпатичной блондинкой.

Он опрокинул стаканчик в глотку так, что края его, по-моему, даже не коснулись его губ. Неужели этот тип никогда не запивает? Меж тем он нахмурился и замолчал.

– Мне кажется, – сказал он наконец, – я знаю, о ком вы говорите. Он коротко подстриженный шатен?

– Пожалуй, можно сказать о нем и так.

– И я помню эту самую блондинку. Как будто с обложки журнала. Она пожелала увидеть ворона, про которого написал один парень, и ваш приятель ее поддержал. Так я его и показал им. Да, они заходили сюда два дня назад, но он бывает здесь нечасто. Вот четыре или пять лет тому назад он здесь обретался почитай что каждый вечер. Бог знает сколько раз я показывал ему свой музей, пока мне с помощником не приходилось брать его под руки и выводить отсюда. Как-то раз он вообще не хотел идти домой, а пожелал ночевать тут, в музее. «Отведите мне королевскую каюту на вашем океанском лайнере», – говорил он. Но мы все равно отправили его домой. С тех пор прошел уже не один год. – Гил посмотрел на меня с неожиданным интересом. – Он ваш друг?

Я кивнул.

– Мы вместе работали в рекламном агентстве.

Он еще больше удивился.

– Не думаю, чтобы он там работал, – сказал он. – В те времена он был газетчиком, а до того держал вместе с женой заведение вроде моего на севере штата. Без музея, конечно. Пожалуй, его и звали Джордж Честер, как я теперь припоминаю. Когда он перебирал, мне даже пришлось раза два ставить его машину в гараж. Но потом он стал заходить реже и реже и наконец вовсе перестал появляться здесь. За последние три-четыре месяца заглянул, пожалуй, всего раз-другой. Кто его знает, когда он зайдет. Очень умный парень. Эксцентричный, что называется.

– Может, я выйду на него через блондинку?

– Может быть.

– А ее вы знаете?

На этот раз лицо его стало непроницаемым.

– Не имею понятия, сэр.

Допив пиво, я пошел в телефонную будку. Позвонил в редакцию и попросил Страуда, но вместо него ответил Кордетт.

– А где Страуд? – спросил я.

– Вышел. Кто звонит?

– Эд Орлин. Я в таверне Гила.

– Нашли? Ту самую?

– Да, в этом нет никакого сомненья. Ну и забегаловка!

– Что-нибудь выудили?

– Наш незнакомец действительно был здесь в прошлую субботу с блондинкой.

– Прекрасно. Рассказывайте.

– Узнал немного. Хозяин точно не знает, как его зовут, потому что он редко сюда заходит. – На миг я замолчал. Наверняка во мне тлела надежда, что меня отзовут из этого задрипанного салуна, избавят от докучливого придурка, что стоит за стойкой. – Однако Гил думает, что того, может быть, и в самом деле зовут Джордж Честер. Сам он, похоже, полоумный, а незнакомца считает человеком умным и эксцентричным. Поверьте мне, Честер окажется чем-то совершенно противоположным.

– Почему?

– Такое уж здесь заведение. Может, он и эксцентричен, но только болван станет заходить в эту дыру и часами разговаривать с хозяином.

– Продолжайте.

– Пожалуй, нам дали правильное описание внешности незнакомца, к нему ничего не могу добавить, кроме того, что он шатен и коротко подстрижен.

– Ясно. Что еще? А насчет блондинки?

– Ничего.

– Действительно не ахти как много.

– Подождите. Он, несомненно, пьяница. Четыре-пять лет тому назад бывал здесь каждый вечер, и домой его приходилось отправлять на такси. Гил считает, что тогда он был газетчиком и про работу в рекламном агентстве ничего не говорил. А до того, как поступить в газету, он вместе с женой держал таверну вроде этой где-то на севере штата.

– Так. Пьяница. Когда-то вместе с женой держал таверну. Возможно, газетчик, эксцентричный, коротко подстриженный шатен. Не много, но все же кое-что. Все?

– Все. А за последние восемь или десять месяцев был здесь всего раза два. Так что мне делать? Возвращаться в редакцию?

Трубка молчала, и на какой-то миг в моей душе зашевелилась надежда.

– Я думаю, нет, Эдди. Был же он там два дня назад, может и снова заглянуть. А вы поработайте еще с владельцем таверны. Вспомните психоанализ, попытайтесь узнать еще какие-нибудь подробности. Выпейте с ним стаканчик-другой.

О Господи!

– Знаете, этот человек – бездонная бочка.

– Ладно, если понадобится, напейтесь с ним. Но не очень сильно. Потолкуйте с посетителями. Во всяком случае, околачивайтесь там, пока мы вас не отзовем или не пришлем смену. Какой адрес и номер телефона?

Я сообщил ему то и другое.

– Хорошо, Эд. Если добудете еще что-нибудь, сразу же звоните нам. Помните, это срочная работа.

Я так и думал. Вернулся к стойке, в голове чуточку шумело от выпитого пива. Никакой возможности вчитаться в журнальную статью, тут нужна ясная голова. Один из посетителей орал хозяину: «Ладно, сознайтесь, что у вас этого нет. Я прошу показать мне mot de passe[9]9
  Пароль (франц.).


[Закрыть] вашего знаменитого музея, если его можно так назвать».

– Говорить непонятно не разрешается. Если хотите посмотреть что-нибудь, попросите об этом на простом человеческом языке.

– Я и говорю на простом языке. На простом, обыкновенном французском языке. Сознайтесь и налейте нам пива. Такого у вас нет.

– Ладно, ладно, я поставлю вам пиво. Но что это за штука? Как это пишется? И больше ни о чем не спрашивайте по-французски. Здесь это не принято, ясно?

Слава Богу, на стойке, в самом конце, лежала газета. Утренняя. Что ж, часа два можно убить.