Текст книги "Аптекарская роза"

Автор книги: Кэндис Робб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

– Спокойной ночи, Оуэн, – сказала Тилди, стоя над ним со свечой.

Он вздрогнул, только сейчас заметив, как близко она подошла. Он надеялся, что девушка ничего не прочла по его лицу.

– Спокойной ночи, Тилди.

Когда служанка ушла, Люси заметила:

– Тебя что-то беспокоит.

Ничего ему не удается скрыть.

– Я вижу, мне очень многое предстоит узнать. Надеюсь, я не обманываю сам себя, считая, что еще способен к учению. Я ведь не ребенок. В таком возрасте учеников не бывает.

– Ты хорошо справляешься. Тебе не о чем волноваться.

Лучше бы ей не проявлять такую доброту к нему. Сейчас, оставшись с ней наедине, он должен воспользоваться возможностью и выяснить, что ей известно. Может быть, она в чем-то и признается. Но действовать придется крайне осторожно. Она не должна догадаться о его цели.

– В военных лагерях все по-другому. Мне раньше не доводилось иметь дело с больными детьми, беременными женщинами, дряхлыми стариками… лечил в основном раненых и тифозных.

Она отреагировала совсем не так, как он надеялся, не подхватила предложенную тему, не принялась со знанием дела рассуждать о хорошо знакомом ей ремесле.

– Надеюсь, ты не находишь работу здесь скучной. – Лицо ее раскраснелось.

Господи, он не способен даже на легкую болтовню с ней.

– Вовсе нет. Я уже успел многое узнать. Мастер Николас человек редкого ума. О нем говорят, что он сам придумал отличное средство от тифа. Мы опробовали разные снадобья. Каким он пользуется?

Люси дернула запутавшуюся нитку и досадливо чертыхнулась, когда та лопнула.

– Мы не на войне.

– Но ведь наверняка в Йорке есть кто-нибудь, заразившийся тифом во время военной службы. Приступы периодически повторяются, в том-то и беда.

– Со мной Николас это не обсуждал. – По ее тону стало ясно, что разговор окончен.

Оуэн не настаивал. Пока достаточно знать только то, что эта тема ей неприятна. Он вернулся к чтению.

Немного погодя он заметил, что Люси не отрываясь смотрит на огонь, позабыв о шитье. По ее щекам текли слезы, и в них отражались языки пламени.

Оуэн закрыл книжку и подошел к Люси.

– Что случилось? Я могу помочь?

Она покачала головой, плечи ее тряслись, и было видно, что она старается взять себя в руки.

Когда Оуэну показалось, что она немного успокоилась, он спросил:

– Что необычного в том, что мастер Николас попросил мандрагоры?

– Он прописывает корень мандрагоры только в тех случаях, когда боль невыносима. Он очень страдает. – Она вытерла глаза. – Спасибо, что помог мне справиться с его приступом.

– Я был рад хоть что-то сделать.

– Его состояние меня испугало. Я только и думала о том, что он может умереть. Стоило мне превысить дозу мандрагоры всего на одну мерку. – Она взглянула на свои руки. – Вот что мы делаем. В наших руках чужая жизнь или смерть.

– Это все-таки лучше, чем муштровать солдата, который властен только над смертью.

– Нет. – Люси дотронулась до его руки. – Нет, послушай меня. Ты не должен никогда забывать, что мы можем так же легко убить, как и вылечить. – Она не отрываясь смотрела на него.

На что она намекала?

– Но то количество мандрагоры, что ты дала хозяину, было безопасным.

– Да, конечно. – Женщина пожала его руку и тут же отняла свою, смущенно покраснев. – Я сегодня сама не своя.

– Тебе пришлось нелегко.

– Пожалуй, тебе пора идти.

– Как пожелаешь.

– Я бы пожелала, чтобы ничего этого не случилось. Я бы пожелала… – Голос ее осекся, она наклонила голову и промокнула глаза кончиком фартука.

Оуэн взял ее холодные руки в свои и поцеловал.

– Оуэн… – В глазах ее читалась только нежность, никакого гнева.

Он обнял ее за плечи, притянул к себе и поцеловал. Ее губы были теплыми. Она ответила на поцелуй. Пылко, жадно. Потом оттолкнула его и посмотрела на свои руки, зардевшись.

– Знай это, всегда знай, Люси Уилтон, – прошептал Оуэн, не доверяя своему голосу, – я сделаю для тебя все, что в моих силах. Иначе не могу. Я не стану навязываться, но если я тебе понадоблюсь, то выполню любую твою просьбу.

– Тебе не следует говорить такие вещи. – Она по-прежнему избегала смотреть на него. – Ты нас не знаешь.

– Я чувствую то, что есть.

– Тебе пора уходить.

Оуэн снова поцеловал ей руки и поспешно выбежал за дверь, в туман, чувствуя себя глупо, злясь на самого себя и в то же время испытывая облегчение. Она не вырвала своих рук. Она не рассердилась. Она поцеловала его так же пылко, как и он ее. Люси Уилтон не считала его, одноглазого, начавшего, как зеленый юнец, жизнь сначала, отвратительным. Он обнял ее, поцеловал и выговорил то, что давно хотел сказать, с тех самых пор, как впервые ее увидел. И она не оттолкнула его. Голова у него кружилась. Он ликовал.

И в то же время презирал самого себя, ибо вопреки здравому смыслу полюбил женщину, которая могла оказаться убийцей. А он был связан словом чести и потому должен был раскрыть ее преступление. Ей хватило бы знаний, чтобы отравить Монтейна, она сама в этом призналась сегодня вечером. «Мы можем так же легко убить, как и вылечить». К тому же у нее мог быть мотив. Или мотив заставить мужа совершить грех, что было еще хуже, чем самой его совершить. Она потянет Николаса за собой в ад.

А еще тот, второй, грех, о котором он думал. Мог ли Николас заболеть по ее вине? Оуэн думал и о том, и о другом, находясь у постели больного в душной комнате. Глядя, как Люси нежно ухаживала за мужем. Нет. Чтобы осуществить такой план, нужно иметь дьявольский ум. Он не мог поверить, что она на это способна. Не станет верить.

Теперь насчет Ансельма. Какое он занимает место во всей этой истории? Чем ему помешало присутствие Оуэна в аптеке друга?

Оуэн пытался сосредоточиться на этом вопросе, но его мысли все время возвращались к Люси. Сегодня он дважды приблизился к ней, ощущал ее тело; теперь даже узнал вкус ее губ. Как она красива, чувственна… Господи, пусть только она не окажется убийцей!

* * *

Ансельм закрыл глаза и, взмахнув завязанной узлами плетью, хлестнул себя по обнаженной спине, потом еще раз и еще. Он умерщвлял плоть ради своего Спасителя в обмен на избавление Николаса от того зла, что его теперь окружало. Николас должен жить. Он должен прожить достаточно долго, чтобы признать свою главную ошибку в жизни и вернуться к Ансельму, своему защитнику. Он должен понять, Бог даровал Ансельму назначение. И почему только Николас не мог этого понять? Что стало с его другом? Ансельм избивал себя до тех пор, пока его тело не воспылало божественным светом. Теперь ему все удастся. Бог ему улыбался.

17
ОТЧЕТ

Похороны, допрос, заверение в любви и никаких ответов. Оуэн понял, что в этой новой жизни отнюдь не преуспел. А ведь он сам выбрал легкий путь. Предпочти он службу в Италии, ему бы понадобилось гораздо больше шевелить мозгами. И солдатская выучка тоже пригодилась бы, как и тренированное тело. Возможно, эта миссия шпиона привела к тому, что он совершенно обленился. Но самое отвратительное, что он собирался унести к себе наверх кружку эля и притупить им свои мысли, чтобы уснуть. Потерял всякую совесть. Лучше бы ему в самом деле пойти в ученики к чете Уилтонов. Окунуться с головой в работу, целиком посвятить себя новой профессии. А сейчас сознание того, что это занятие временное, только мешало ему. Ему не хотелось, чтобы Люси Уилтон почувствовала себя зависимой от него, ведь совсем скоро она лишится своего ученика. Как только архиепископ поймет, что толку от него мало. Тогда Торсби отошлет его с поручением куда-нибудь, откуда он уже не вернется. С такими черными мыслями Оуэн вернулся в таверну Йорка.

Бесс поджидала его в нетерпении.

– Явился наконец.

– Надеюсь, сегодня меня не ждут визитеры. Сил не осталось для бесед.

Бесс оглядела его сверху донизу.

– Да, вижу, огоньку в тебе поубавилось. Пока тебя не было, приходил секретарь архиепископа. Потребовал, чтобы ты явился в собор.

– Уже поздно.

– Он сказал, в любое время, как только вернешься.

Может быть, это хороший знак. Вдруг архиепископ велит ему прекратить расследование. И вообще откажется от его услуг. И тогда Оуэн станет настоящим учеником у Люси Уилтон. А когда Николас умрет…

Дверь открыл Йоханнес. Архиепископ уютно расположился возле огня. Оуэн не мог себе представить, чтобы Торсби в чем-нибудь сомневался: упорядоченная жизнь, ясные цели. Такие, как он, взлетевшие высоко, не волнуются за свою жизнь; у таких, как он, не отрывают жизнь кусок за куском – руку, ногу, глаз, – такие, как он, не получают рану в живот, не позволяющую потом даже поесть нормально. Только самые безрассудные из них попадают в рискованные ситуации. Правда, иногда их убивают, зато убийца всегда доводит дело до конца. Смерть, но легкая, без мучений. Разумеется, Торсби чувствовал себя уютно. Ему никогда не придется стоять вот так на ковре, гадая, решена его судьба или нет и что его ждет.

– Что ж, Оуэн Арчер, пришла пора обсудить твои успехи.

Вот так, без всякого предупреждения. Бросил его на произвол судьбы, мол, барахтайся, как знаешь, а потом вдруг требует отчета. Обычная прихоть. Хотя, с другой стороны, возможно, именно теперь он обретет свободу.

– Ваша светлость, признаю, у меня нет точного ответа, каким образом умер Фицуильям. Есть только вопросы.

Торсби знаком предложил Оуэну сесть напротив, незрячим глазом к огню. Какая чуткость с его стороны. Или, может быть, Йоханнес заранее расставил кресла.

Секретарь архиепископа протянул Оуэну бокал вина, который тот поднял, поприветствовав Торсби.

– Большое спасибо, ваша светлость. Это то, что нужно после такого неприятного дня, какой выдался сегодня. Началось все с похорон, а закончилось у постели умирающего хозяина. – Оуэн с наслаждением осушил кубок.

Торсби улыбался. Это была далеко не та дружеская улыбка, которую желал бы видеть Оуэн. Должно быть, архиепископ что-то заподозрил, что-то услышал, и это ему не понравилось. Да, уклончивость тут не поможет.

– Ты сказал, что у тебя появились новые вопросы? – медоточивым голосом поинтересовался Торсби, но его собеседник почуял опасность.

Оуэн отставил кубок и подался вперед.

– Вкратце, я потерял человека, который помогал мне в расследовании. Я говорю о судебном приставе Дигби. Он утонул. Думаю, не случайно.

Архиепископ приподнял брови, но это не обмануло Оуэна. В глазах Торсби не было удивления.

– Почему пристав? – спросил он. – С какой стати тебе полагаться на человека, которому мало кто в Йорке доверяет?

– Он предложил мне услуги в обмен на сведения. У меня не было причин не доверять ему.

– Большинству людей достаточно того, что он пристав.

Оуэн пожал плечами.

– Я валлиец. Я по своей природе всегда иду против течения.

Торсби едва заметно улыбнулся.

– Ну и что, Дигби был удовлетворен теми сведениями, которые ты ему сообщил?

Разговор не получался.

– Я не совсем так выразился, ваша светлость. Он тоже интересовался смертями в аббатстве. И хотел помочь. Я открыл ему имя умершего паломника. А он сумел мне рассказать, почему тот появился в Йорке.

– И это оказалось для тебя полезным?

– Думаю, эти факты мне еще пригодятся. – Оуэн снова взял в руки кубок, незаметно наполненный секретарем, и начал потягивать вино, пытаясь придумать, как ему повернуть разговор, чтобы защитить Люси Уилтон. Но взгляд Торсби побудил его сказать правду. – Дигби, видите ли, был в аббатстве в тот вечер, когда умер Монтейн.

Теперь во взгляде Торсби действительно появилось удивление.

– Он обнаружил Николаса Уилтона без сознания рядом с лазаретом. Уилтон только что доставил лекарство для Монтейна. – Оуэн помолчал. – Мне бы помогло, если бы вы сразу рассказали о связи Монтейна с покойной леди Д'Арби.

Торсби холодно взирал на Оуэна.

– Я счел, что это неважно для расследования смерти Фицуильяма.

– А вот Дигби посчитал это важным. Он был уверен, что все взаимосвязано, только не знал, каким образом.

– Любопытно, что Дигби заинтересовался этим делом.

– Дигби сам был любопытен.

– Если он так много тебе рассказал, то, вероятно, поведал и причину своего интереса, – заметил Торсби. – Видимо, он тебе доверял.

Архиепископ пытливо вглядывался в лицо Оуэна, словно пытаясь прочесть на нем правду, которую тот пытался скрыть.

«Как он спокоен, – подумал Оуэн. – Как уверенно он себя чувствует в своем мире».

– Я не сомневаюсь, что вы сочтете это правдоподобным, – попытался уклониться он.

– А ты все-таки попробуй рассказать.

Оуэн набрал в грудь побольше воздуха.

– Дигби подозревал архидиакона Ансельма в том, что тот покрывает Николаса Уилтона. Приставу не давала покоя мысль, что архидиакон мог быть замешан в этой истории.

Торсби прикрыл глаза, а когда снова открыл их, то не посмотрел на Оуэна, а хмуро уставился в огонь.

– Опять эта связь. Но что такого совершил Уилтон? Зачем Ансельму понадобилось его защищать?

Оуэн пожалел, что не может подняться и походить по комнате. Отчасти он был сбит с толку. Архиепископ явно знал о близости Ансельма и Николаса. Хорошо бы иметь хоть какое-то представление о том, что еще известно архиепископу. Возможно, теперь уже все. Лучше бы это была дуэль на мечах. А еще лучше сразиться в рукопашном бою. А так Оуэн просто не знал, где находится.

– Что совершил Уилтон? – тихо спросил Торсби.

– Дигби думал, что он отравил Джеффри Монтейна. Любовника леди Д'Арби, приходившейся матерью его жене.

Архиепископ секунду рассматривал пламя, потом со вздохом отставил кубок.

– Итак, он думал, и, возможно, ты тоже так думаешь, что Уилтон отравил Монтейна ради жены, пожелавшей отомстить за поруганную честь семьи, а теперь чувство вины убивает аптекаря?

– Думаю, миссис Уилтон не подозревает, кто был этот пилигрим.

Торсби впился в него внимательным взглядом.

– Тебе нравится жена Уилтона?

У Оуэна внутри все перевернулось. Он почувствовал себя котенком, загнанным в угол, неспособным угадать намерения этого человека из другого мира, державшего в руках его судьбу.

– Она моя хозяйка, ваша светлость.

– Это так. Но она к тому же красива и скоро овдовеет.

– Вы сомневаетесь в моей способности здраво рассуждать. Но выслушайте меня до конца. Тут есть еще одна дополнительная деталь. Ваш архидиакон. Когда-то давно Ансельм и Николас Уилтон были близки, но в течение последних лет Ансельм с ним не разговаривал. На следующее утро после того, как Николас слег, архидиакон явился в его дом, проявляя большое беспокойство о его здоровье. Теперь он регулярно наведывается к Николасу, даже несмотря на то что его визиты расстраивают больного – причем так сильно, что сегодня, например, Уилтон чуть не умер.

Торсби молча воспринял сказанное. Потом поерзал немного в кресле.

– Все это очень интригующе, Оуэн Арчер, но я нанял тебя затем, чтобы ты расследовал смерть моего подопечного Фицуильяма.

– Обе эти смерти связаны, ваша светлость. Я уверен. И думаю, что смерть Фицуильяма была случайной, в отличие от смерти Монтейна.

– Яд, приготовленный для Монтейна, дали Фицуильяму?

Оуэн кивнул.

– А Дигби это заподозрил?

– И теперь мертв.

– Николас Уилтон вряд ли мог убить Дигби.

– Чего не скажешь об архидиаконе.

Торсби долго смотрел на Оуэна мрачным взглядом.

– Ты действительно в это веришь? – наконец спросил он.

– Это убийство только подтверждает подозрение Дигби. Нельзя забывать и о неуклюжей попытке со стороны архидиакона избавиться от меня.

– Вот как?

Оуэн рассказал, что Ансельм якобы нашел для него место ученика в Дареме меньше чем за день.

– Он надеялся, что я больше не вернусь.

– Интересно. А что ты знаешь об Ансельме?

– Очень мало. А мне нужно что-то знать?

Торсби лишь улыбнулся.

– Смелости тебе не занимать, валлиец. Старый герцог знал, как выбирать людей.

Он подал знак Йоханнесу, и тот наполнил его кубок, долив вина и Оуэну. Торсби поигрывал своей цепью лорд-канцлера, и она поблескивала в свете пламени. Он кивнул сам себе, в ответ своим мыслям, взял в руки кубок, сделал глоток вина и еще раз кивнул.

– Тебе известны обязанности архидиакона, Арчер?

– Главным образом они связаны с финансами, не так ли?

– Верно. В качестве архидиакона Йоркского Ансельм должен добывать деньги на строительство собора. Ты сам видишь, что собор еще не закончен. Это выражение преданности Господу со стороны жителей Йорка – длительный и дорогостоящий проект. Преданность Господу и королю. Хатфилдская часовня близка королевскому сердцу. – Он отхлебнул вина. – Таков парадокс этой должности. Архидиакон должен быть священником и в то же время мирянином – что для человека в сутане не всегда является добродетелью.

Оуэн кивнул, хотя не совсем понял, куда клонит Торсби.

Архиепископ хмыкнул.

– Твой зрячий глаз довольно выразителен. Ты решил, что я отклонился в сторону. Наверное, чересчур увлекся вином. – Он отставил кубок. – И ты ошибаешься, мой друг, если так думаешь. Джон Торсби никогда не сворачивает с пути.

– Я бы никогда не совершил подобной ошибки, подумав о вас такое, ваша светлость.

– Я выбрал Ансельма – а время показало, что мой выбор правилен, – потому что он не проявлял большой набожности. Прилежный ученик, убедительный оратор, вполне подходящая внешность – измученное суровое лицо, – но он плохо подходил для жизни в аббатстве. Видишь ли, он питает слабость к юношам.

– Я слышал, что они с Николасом были хорошие приятели, когда учились в школе при аббатстве.

Торсби улыбнулся.

– Ты узнал Николаса в конце жизни, на смертном одре. Но когда-то он был привлекательным молодым человеком – этаким изнеженным красавчиком, с великолепными голубыми глазами. И он умел слушать. – Торсби покачал головой. – Ансельм потерял из-за него покой. Произошел скандал. И вовсе не из-за того, что мальчишек нашли в одной постели. Такое в аббатских школах случается часто – да ты и сам, должно быть, привык к подобному в армии. Но вот беда, Ансельм был на особом счету у аббата Жерара. Тот готовил юношу для церковной службы на самых высоких постах. Жерар пришел в ярость. И гнев открыл ему глаза. Он увидел истинную природу Ансельма и понял, что вина целиком лежит на его протеже, что юный Николас просто был польщен вниманием старшего мальчика. А может быть, искал утешения, разделив постель с другим воспитанником. Ансельма сурово наказали. Он превратился чуть ли не в аскета. Но Жерар знал, что это всего лишь маска.

– Он предложил вам Ансельма в качестве архидиакона, чтобы убрать его подальше от послушников?

– Это была просьба самого Ансельма. Чтобы избавиться от соблазна.

– Восхитительно.

– Ты произносишь это с ухмылкой. Но Ансельм неплохой человек. У меня нет причин на него жаловаться. Во всяком случае, до сих пор не было. Ему не повезло, он родился вторым сыном, предназначенным для церкви. Будь он мирянином, его природа не имела бы значения. Да, конечно, ему было бы неприятно плодить сыновей, но через какое-то время, позаботившись о потомстве, он стал бы свободен и смог бы предаваться каким угодно удовольствиям. Тебе следует пожалеть Ансельма. Он пришел в лоно церкви не по собственному выбору.

– Мне трудно питать жалость к человеку, попытавшемуся обманным путем отправить меня в опасное, возможно, роковое путешествие.

– Как-то не верится, что он мог поступить так… опрометчиво.

«Зато верится, что он вообще мог так поступить». Оуэн помолчал несколько минут, переваривая услышанное.

– Надо полагать, архидиакон так и не поборол свою страсть к Николасу Уилтону?

– Когда-то они были закадычными друзьями. Думаю, Уилтон испытывал к нему лишь дружеские чувства. Но со смертью леди Д'Арби всему пришел конец.

Оуэн встрепенулся. Разговор принял для него интересный оборот.

– Почему?

Торсби пожал плечами.

– Ему не нравилась дружба Николаса с леди Д'Арби. Но почему они повздорили после ее смерти, я понятия не имею.

– Жаль, я не знал всего этого, когда только начинал заниматься этим делом.

– Я и представить себе не мог, что мой подопечный был отравлен по чистой случайности. У него было очень много врагов.

Собеседники надолго замолкли.

– Есть доказательства? – наконец поинтересовался Торсби.

– Не совсем. У меня есть лишь признание брата Вульфстана, что он дал вашему подопечному снадобье, приготовленное для Монтейна. После второй смерти, не раньше, Вульфстан проверил лекарство и обнаружил чрезмерную дозу аконита. Смертельную дозу. Вспомнив недавнее событие, он понял, что обе смерти похожи, все признаки отравления аконитом были налицо.

– Монах уверен в этом?

– Да.

– Почему он никому не рассказал о своем открытии?

– Все равно умерших не спасти.

– Где это снадобье теперь?

– Уничтожено. Больше оно никому не сможет навредить.

– Запоздалая предосторожность. – Торсби вздохнул. – Брат Вульфстан сообщил Николасу о своей догадке?

– Аптекарь при смерти, ваша светлость.

– Значит, не сообщил. – Священника, видимо, раздосадовал такой поворот. – Ты что-нибудь сказал Уилтону?

– Нет. Вы хотите, чтобы я продолжал расследование?

Торсби откинулся на спинку кресла и уставился в потолок, поджав губы.

– Мне трудно принять такой исход событий, когда я ожидал, что это окажется простым делом мести, роль жертвы в котором была отведена моему подопечному. Мотив преступления мне не совсем понятен. И меня он не устраивает, Оуэн Арчер. Так давай уж доведем это дело до конца, договорились?

Оуэн, кивнув, поднялся, чтобы уйти, но в последнюю секунду засомневался и хмуро добавил:

– Возможно, мне понадобится извлечь из могилы тело Монтейна.

– Для чего?

– Чтобы найти следы отравления. Раз Вульфстан уничтожил снадобье.

– Не стоит этого делать, Арчер. Мы и так доставили аббатству много хлопот.

Скрытничает, вяжет его по рукам и ногам, так что же нужно от него этому человеку?

– В таком случае что вы предложите, ваша светлость?

– Ищи ответы на свои вопросы среди живых, Арчер. Ты обнаружил запутанный узел. Теперь распутывай его.

* * *

Люси сидела возле мужа, все время мысленно возвращаясь к нескольким фактам. Не будь Николас так болен, она бы упомянула имя Джеффри, чтобы посмотреть на реакцию мужа. Но сегодняшний приступ совсем лишил его сил. А если ее подозрение окажется правдой, если Джеффри отравлен не случайно, то Николаса может убить тот факт, что она все знает. Что же подтолкнуло мужа к убийству?

Люси была напугана.

Дьяволица. О ком речь? О ней и ее матери? Почему архидиакон настроен против них? В какой подлости он их подозревает?

Ну конечно. Ее мать с Джеффри, а она – только сегодня он обвинил ее в этом – она с Оуэном. Но это же не так.

И с какой стати Джеффри убивать Николаса?

Она должна больше узнать. Джеффри Монтейн, ее мать, Николас, архидиакон Ансельм, Поттер Дигби… Что их всех объединяло? Кто знает? Должно быть, все началось еще при жизни матери.

Тетя Филиппа в курсе. Ну конечно. Утром она пошлет за ней. Под тем предлогом, что Николас умирает и ей нужна родственная поддержка. Так оно и есть. В доме станет гораздо спокойнее, когда рядом с ней окажется тетя Филиппа.