Текст книги "Аптекарская роза"

Автор книги: Кэндис Робб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

12
ПОДОЗРЕНИЯ

Оуэн не мог заснуть: из головы не выходил разговор с Дигби.

Монтейн и Амели, леди Д'Арби. Наверняка был скандал. Николас Уилтон вполне мог пожелать отмстить за позор, который Монтейн навлек на семью Люси. Хотя, конечно, история давнишняя. С другой стороны, из-за приезда Монтейна в Йорк могли вскрыться старые раны.

Оуэн подумал об усохшем старике, прикованном к постели. Николас совсем не походил на человека, который был бы в силах выносить такой план и осуществить его.

А потом Оуэна осенила ужасная мысль. Он попытался отогнать ее, но не смог. Снадобье вполне могла приготовить Люси Уилтон. Ей хватило бы знаний. Она, как и ее муж, сумела бы смешать яд. Дигби сказал, что лекарство в аббатство принес Уилтон, но пристав не мог знать, кто приготовил снадобье.

Возможно, Люси. У нее могли быть причины ненавидеть Монтейна. Во всяком случае, глубокую антипатию к солдатам она не скрывала. Оуэн тогда решил, что все дело в отце, который отослал ее в монастырь, а сам уехал после смерти жены. Но может быть, виноват Монтейн. И хотя пилигрим не назвал своего имени, вероятно, это и не имело значения. Как верно подметил Дигби, Люси могла увидеть его и вспомнить. Нужно будет обязательно выяснить, не побывала ли она в аббатстве, пока там жил Монтейн. При этой мысли боль снова пронзила слепой глаз. Арчер принялся растирать шрам под повязкой.

Да, от этого никуда не деться. Люси Уилтон может оказаться виновной. И то, что она красивая молодая женщина, не должно затуманивать его сознание. Уж кто-кто, а он знал, что женщины бывают такими же безжалостными, как и мужчины. Он ведь потерял глаз не из-за менестреля.

От возникшего подозрения ему стало тошно. Только уродливый греховный мир мог вынудить Люси Уилтон предать свое призвание – исцелять людей – и использовать данное ей Богом умение для убийства.

Странно, но, подозревая Николаса Уилтона, Оуэн не испытывал такой душевной боли, как теперь. Он ненавидел сам себя: все-таки попался на крючок Люси Уилтон, потеряв способность здраво рассуждать на ее счет. Вполне возможно, что эта женщина таким образом захотела отомстить за постыдную смерть матери. С хорошей выучкой в аптекарском деле, ей проще всего было нанести именно такой удар.

Разумеется, все это верно только в том случае, если Дигби не ошибся в своем подозрении, если Монтейна действительно отравили. Но тогда при чем здесь Фицуильям?

Нельзя отвергать и другой возможности. Все-таки Дигби мог ошибиться. Все доказательства похоронены вместе с Монтейном – в могиле безымянного пилигрима. Интересно, как помечают такие могилы? Какие слова обычно произносят монахи аббатства Святой Марии? Что высекают на плитах? Благородный пилигрим, почивший в такой-то день, на тридцать шестой год правления короля Эдуарда Третьего?

Да, разгадка находится в могиле. Оуэн резко перевернулся на левый бок, и плечо тут же заныло. Ругнувшись, он перевернулся обратно на правый.

Сколько неприятностей влекло за собой его расследование – сначала скандал с лордом Марчем, потом вскрытие могилы. А ведь нарушать покой священной земли – святотатство. Неужели Господь поставит это ему в вину? Впрочем, пока беспокоиться рано: скорее всего, ему не дадут возможности что-то выяснить. Аббат Кампиан, вероятно, откажет. Да и Торсби, скорее всего, отвергнет улики, добытые таким способом. Оуэну не нравилось, что приходится вмешиваться в жизнь людей. Это делало его похожим на судебного пристава.

* * *

На следующее утро Оуэн отыскал Дигби возле рынка, где тот прятался в тени, наблюдая за одной парочкой: солдат и девушка стояли в конце ряда и, сблизив головы, о чем-то тихо беседовали.

– Выслеживаете греховодников? – поинтересовался Оуэн у Дигби.

Солдат бросил на них взгляд и прошептал что-то своей девушке. Дигби отошел в тень поглубже и поднес палец к губам. Парочка разошлась – девушка не спеша побрела обратно к прилавку, а солдат окликнул проходившего мимо товарища.

– У меня к вам дело, друг мой, – сказал Оуэн с улыбкой.

Дигби возмущенно посмотрел на него.

– Выходит, теперь мы друзья?

– Вы ясно дали это понять во время разговора в таверне.

– У вас из-за меня неприятности?

– Надеюсь, нет. Но время покажет.

– Что ж, вы уже испортили мне утро. Так чего вы хотите?

* * *

Вульфстан улыбался, глядя на попытки Генри обвязать голову монаха тряпицей. У Микаэло этим утром в очередной раз разболелась голова, и Вульфстан решил воспользоваться случаем и научить Генри тем процедурам, которые лучше всего помогали монаху. Ромашка, настоянная в чашке теплого вина, чтобы отбить горечь, и компресс из мятной воды на голову. Вульфстан подозревал, что Микаэло особенно радуется лишней порции вина и возможности посидеть и помечтать в ожидании, пока подействует лекарство, но этот грех казался ему безобидным. Ведь не каждую неделю юноша является сюда с одной и той же жалобой. Дважды в месяц, да и то не через равные промежутки, так что это вполне допустимо. В общем, грех средней тяжести при самом строгом подходе.

Генри хорошо справился, готовя смесь из ромашки с вином и мятный раствор для компресса. Но пальцы у него были неловки.

– Я вижу, в твоей семье никто не ловил рыбу, – сказал Вульфстан.

– Мне ни разу в жизни не довелось выйти в море, брат Вульфстан. Я даже не умею завязывать узел. Я что, очень глуп?

– Не думаю, что умение завязывать узлы прибавляет ума, Генри. Ты научишься. – Вульфстан еще раз показал помощнику, как это делается. Генри снова попытался завязать компресс. – Лучше. Гораздо лучше, хвала Господу. – Лекарь развязал расхлябанный, неаккуратный узел и отдал тряпицу послушнику. – Намочи еще раз и попробуй снова завязать.

Брат Микаэло проявил чудеса терпения во время всей процедуры, он тихонько потягивал винцо, что-то напевая себе под нос. Вино явно шло ему на пользу. «В этом все и дело», – подумал Вульфстан, Микаэло любит выпить. Лекарь воздал хвалу Господу, что этого монаха не назначили к нему в помощники.

Следующая попытка Генри справиться с узлом была прервана неожиданным появлением брата Себастьяна, который, задыхаясь, проговорил:

– Судебный пристав Дигби хочет видеть вас, брат Вульфстан.

Услышав имя пристава, лекарь почувствовал жгучую боль в животе.

– Аббат велел проводить его прямо сюда. Здесь безопасно? – Для Себастьяна, здоровяка, лазарет ассоциировался с кровопусканием и смертью.

– Совершенно безопасно, – заверил его Вульфстан, жалея, что не может ответить иначе и не допустить сюда пристава. Пресвятая Дева, лишь бы только Дигби на этот раз не принес дурную весть. – Впустите его.

Вульфстан рассмотрел работу Генри.

– Ну вот, этот компресс будет хорошо держаться.

– Если привязать лодку таким узлом, то первая же волна снесет ее по течению.

Лекарь узнал голос Дигби.

– Это не грозит голове брата Микаэло, она крепко сидит на плечах. – Вульфстан разозлился, что пристав подмешал дегтю к его похвале.

Брат Микаэло потянул носом и открыл глаза.

– Почему так запахло речной тиной? Неужели компресс?

Вульфстан потащил Дигби в сторону, а Генри принялся уверять брата Микаэло, что обмакнул тряпицу в колодезную воду. Судебный пристав последовал за Вульфстаном к небольшому очагу в другом конце комнаты.

– Простите, что прервал вас.

Вульфстан прикрыл веки, готовясь услышать дурные вести.

– Какие новости, пристав?

– Никаких. Один только вопрос, если позволите. Это нужно для епархиальных записей.

– Тогда было бы правильней задать его нашему аббату.

– Простите, но я подумал, что следует обратиться именно к вам. Видите ли, это насчет пилигрима, умершего в вашем лазарете, в этой самой комнате, тем вечером, когда в первый раз пошел снег.

«Deus juva me».[5]5
  Спаси меня, Господи (лат.).


[Закрыть] У старика чуть не подкосились ноги.

– Я забыл все правила приличий. Присядьте у огня и отдохните. – Монах тоже сел и обхватил колени сквозь грубую ткань рясы, чтобы они не стучали друг о друга. – Пилигрим. Да. Так какой у вас вопрос?

– Вы похоронили его на кладбище аббатства?

Вульфстан задумался над вопросом. Вернее, над тем, что за ним скрывалось. С какой стати архидиакону интересоваться, где похоронен какой-то безымянный пилигрим? Хочет удостовериться, что похороны состоялись? Вульфстан знал об оживленной торговле телами, которые выдавались за мощи, но у архидиакона не было причин подозревать монахов аббатства Святой Марии в бесчестной торговле фальшивыми мощами. Нет. Скорее всего, кого-то заинтересовала причина смерти пилигрима. Наверное, после того как тело выкопают здесь, в Йорке, его исследует мастер Сориан. Вульфстан был наслышан о таких вещах – о выкапывании мертвых. Но не может быть, чтобы архиепископ дал согласие осквернить подобным образом священную землю. Милосердная Мадонна! Вульфстан не был уверен, можно ли что-то определить спустя три месяца. Но если яд не разлагается… То обвинят во всем его. Господи. И тогда у него не будет выхода, как только указать на Николаса Уилтона. И Люси лишится куска хлеба. А он лишится своего лазарета, ибо – как мудро заметила Люси – разве сможет аббат Кампиан доверять ему после такой ошибки? Его объявят слишком старым, чтобы и дальше выполнять обязанности лекаря.

– Брат Вульфстан. – Дигби, нахмурившись, наклонился вперед. – От вас требуется простой ответ – «да» или «нет».

И то правда. К тому же он не мог придумать ни одной причины, чтобы не ответить.

– Простите, пристав, все мои мысли этим утром о брате Микаэло. Да. Мы похоронили благородного рыцаря в земле аббатства, как он и просил.

– Так. Значит, он завещал аббатству какую-то сумму?

Вульфстан кивнул.

– Аббат сможет назвать вам точную цифру.

– А какое имя высекли на камне?

Вопрос изумил Вульфстана.

– Никакого, просто «пилигрим», согласно воле покойного.

– А как же тогда наследство? У кого его можно получить?

– Деньги он привез с собой. Военный трофей, как он объяснил. Право, пристав, это вопросы не для лекаря.

Дигби поднялся.

– Вы очень мне помогли.

Вульфстан проводил его до дверей и передал Себастьяну, который поджидал, чтобы вывести гостя за ворота.

В последнюю секунду пристав придержал дверь, когда она была готова за ним закрыться.

– Но ведь он наверняка назвал вам свое имя. Или что-то в его вещах подсказало, кто он такой?

Вульфстан покачал головой.

– Насчет этого я сам готов поручиться. Он ни разу не называл своего имени и при нем не было ничего, что могло бы его открыть.

– А к нему кто-нибудь наведывался, пока он здесь жил?

– Никто.

– Ни один горожанин?

– Вообще никто.

Пристав пожал плечами и ушел.

Вульфстан вернулся к своим делам, но в мыслях его царило смятение. Должно быть, пристава прислал архидиакон. Но зачем? Что он пытался выяснить? Возможно, собор забирал себе часть из отписанных аббатству денег. Эти вопросы лекаря не касались. И все же он просветил пристава на сей счет. Но не мог же Дигби явиться в лазарет специально, чтобы раздобыть эти сведения. Если только аббат не скрыл получение денег, чтобы сохранить всю сумму здесь, где всегда больше трат, чем прибыли. Садовая стена нуждалась в ремонте, риза чудной работы разрушена и восстановлению не подлежит, несколько столов в трапезной испорчены сухой гнилью. Но разве аббат стал бы лгать? Вульфстан очень в этом сомневался: аббат, как ему казалось, до сих пор никогда не прибегал ко лжи. Старый монах искренне надеялся, что не ошибается насчет своего начальства: Кампиан всегда служил для него образцом.

Пристава интересовало, был ли похоронен пилигрим в аббатстве и как его звали. Вульфстан призадумался. Имя пилигрима. Нашелся тот, кто его разыскивает? Вполне возможно. Но если путник отправляется в дорогу под чужим именем, то настоящее ни за что не станет раскрывать. И Дигби не расспрашивал, как выглядел пилигрим. В любом случае, паломник казался лекарю честным человеком.

– Брат Вульфстан, вы порезались. – Генри забрал нож у Вульфстана и промокнул кровь, капавшую из пореза на руке.

Несколько секунд Вульфстан невидящими глазами смотрел на рану.

– Надо же.

Он мелко рубил петрушку, готовя утренний укрепляющий напиток. Резанул прямо по руке и не заметил, как не замечал другую боль и недомогание, ставшие привычными. Перекрестившись, монах произнес слова благодарственной молитвы. Могло быть гораздо хуже.

– Задумался – вот видишь, как это опасно при работе с острыми инструментами. – Он говорил так, словно ничего особенного не случилось, чтобы Генри не разволновался.

– Позвольте мне промыть рану, – предложил послушник.

Вульфстан принял его помощь, а потом отправился к аббату за разрешением выйти в город.

– Это имеет отношение к визиту пристава? – поинтересовался аббат Кампиан.

Вульфстан мог скрыть какие-то факты, но не мог солгать.

– Да. Я хочу знать, почему архидиакон Ансельм прислал его ко мне. Пристав ведь спрашивал меня?

Аббат кивнул.

– Меня тоже это удивило. Что он хотел?

Вульфстан рассказал.

– Весьма прискорбно, – вздохнул аббат. – Если бы он спросил меня, я назвал бы ему имя пилигрима. Монтейн. Сэр Джеффри Монтейн. Подозреваю, архидиакон хочет вычеркнуть его из своего списка грешников, виновных в прелюбодеянии, теперь, когда и с той, и с другой стороны никого не осталось в живых.

Вульфстан недоуменно посмотрел на него.

– Не понимаю.

– Просто сообщите архидиакону имя и покончите с этим делом.

Лекарь повернулся к двери.

– Надеюсь, вы не собираетесь идти в сандалиях, брат Вульфстан.

Монах опустил взгляд вниз и увидел, что, надев накидку, позабыл о башмаках.

– Нет, конечно. Просто я очень торопился.

Аббат Кампиан опустил руку ему на плечо и заглянул в глаза.

– Вы себя хорошо чувствуете, мой друг? Справитесь с поручением?

– Все хорошо, я справлюсь. Просто я очень торопился, – повторил Вульфстан и поспешил в свою келью. Возможно, Господь подал ему знак, что он действительно слишком стар, чтобы доверять ему жизни монахов аббатства Святой Марии.

Но память у него по-прежнему хорошая. Сэр Джеффри Монтейн. Он запомнит.

Теплое солнышко уже превратило выпавший снег в кашицу, а ведь до полудня было еще далеко. Ледяная сырость тут же проникла в старые башмаки Вульфстана, ноги совершенно окоченели еще до того, как он попал в приемную архидиакона, где пришлось ожидать довольно долго.

– Брат Вульфстан. – Архидиакон улыбнулся, когда лекаря провели в его апартаменты. – Чем могу помочь?

Как же начать? Вульфстан пожалел, что не подготовил речь заранее. Вместо этого он всю дорогу сетовал на промокшие ноги и повторял имя пилигрима, чтобы не забыть.

– Я… – Когда сомневаешься, не отклоняйся далеко от правды. – Это насчет сегодняшнего визита пристава. Я… В общем, вы можете себе представить, в каком смятении пребывает душа после визита судебного пристава. Да еще с такими вопросами. Очень странные вопросы. Я не понял, да и аббат тоже, с какой целью они были заданы именно мне. – Ну вот. Он все и выложил.

Архидиакон Ансельм взял в руки лист пергамента, потом отложил его, передвинул чернильницу чуть дальше влево, дотронулся до лба и затем наконец произнес:

– Впервые слышу о визите моего пристава к вам, брат Вульфстан. Но, вероятно, я просто не связывал вас с какими-либо его расследованиями. Если вы бы мне сказали, о чем он вас расспрашивал…

– О пилигриме, который умер в аббатстве незадолго до Рождества. Его интересовало, был ли этот пилигрим похоронен в стенах аббатства и как его звали.

Ансельм подался вперед с гораздо большим интересом, чем в начале разговора. Вульфстан не знал, радоваться этому или огорчаться.

– И что же вы ответили?

– А он вам еще не рассказывал?

– Пока нет. Как я уже говорил, я не знал о его посещении.

– Ах да.

– Так что же вы ответили, брат Вульфстан?

– Пилигрим был похоронен в аббатстве во исполнение предсмертной воли. Но имя пилигрима я не смог ему назвать.

– А он объяснил, почему его это интересует?

Вульфстан покачал головой. Он отметил про себя, что у архидиакона такая же привычка, как у брата Микаэло, – в задумчивости раздувать ноздри. По-лошадиному. Странная привычка.

– Значит, вы не посылали его ко мне с расспросами?

– Уверяю вас, брат Вульфстан, не посылал и прошу прощения за неудобство, доставленное вам его визитом.

– Странно.

Теперь Вульфстан терзался сомнением, следует ли ему назвать имя пилигрима. В конце концов, архидиакон сказал, что не посылал Дигби, значит, это имя понадобилось приставу, а не самому Ансельму. В сердце Вульфстана что-то кольнуло. Захотелось защитить умершего друга. Джеффри. Друг пожелал остаться безымянным, но аббат Кампиан велел раскрыть архидиакону его имя.

Ансельм поднялся, вслед за ним и Вульфстан.

– Вы сказали, что не смогли назвать ему имя пилигрима, – произнес архидиакон, провожая Вульфстана к двери. – Вы имели в виду, что не знали его?

О Господи. Неужели он посмеет ослушаться?

– Да, архидиакон, я не знал имя пилигрима.

И это была правда. В то время он действительно его не знал.

– Безымянная могила.

Вульфстан кивнул, чувствуя, что сердце вот-вот вырвется из груди.

Оказавшись на улице, он ощутил слабость и головокружение. Его сковал холод, болели все суставы. Он подумал об уютном кресле возле очага в доме Люси Уилтон. Отсюда до аптеки было ближе, чем до аббатства. И он действительно продрог. Лекарь решил зайти к Люси, узнать о здоровье Николаса.

Он упустил из виду, что за прилавком может оказаться новый ученик.

– Я… Я пришел повидать миссис Уилтон. Хочу справиться о здоровье Николаса. Проходил тут мимо и…

Оуэн кивнул.

– Миссис Уилтон на кухне. Уверен, она будет рада вас видеть.

Брат Вульфстан прошел в заднюю половину дома.

Люси занималась штопкой, сидя у огня.

– Какая приятная неожиданность. – Но ее улыбка тут же угасла. – Что случилось, брат Вульфстан? На вас лица нет.

Он не собирался ни о чем рассказывать, но ее заботливость заставила его во всем признаться. В конце концов в каком-то смысле они оба замешаны в этом деле.

– Сегодня ко мне приходил судебный пристав Дигби. Расспрашивал о пилигриме, который умер в тот вечер, когда заболел Николас.

Люси усадила старика, налила кружку вина, добавив туда специй.

– Ну вот, – сказала она, вручая ему кружку и садясь на место. – Расскажите, чего он хотел.

– Он хотел знать, известно ли мне имя умершего пилигрима, навещал ли его кто-нибудь и где он похоронен. Это может означать только одно – он подозревает, что совершен грех. Приставы только этим и занимаются.

Люси задумалась.

– Но такие вопросы вроде бы ничего особенного не означают, вы не находите?

– Не понимаю, почему он задавал их. И почему именно мне. Даже архидиакон не прояснил картину.

– Архидиакон? Так вы и с ним разговаривали?

– Да, я к нему ходил. Аббат решил, что так будет лучше всего. Вот почему я оказался в городе. Но, видимо, архидиакон ничего не знал о визите пристава.

– И вы назвали приставу имя пилигрима?

Опять его вынуждают солгать. Почти солгать.

– Я… нет. Не назвал.

Люси внимательно вгляделась в его лицо.

– А если бы знали это имя, то назвали бы?

– Мне не хочется заниматься благотворительностью по отношению к такому человеку, как пристав Дигби.

– Так вы бы солгали?

Вульфстан разрумянился.

– Ну нет. Я бы попытался… уклониться от ответа.

– Вот, значит, как вы поступили? Уклонились от ответа? А на самом деле вы знаете, кто был этот пилигрим?

Если бы он ответил утвердительно, то следующий вопрос, естественно, касался бы этого имени. И снова старый монах не захотел раскрыть секрет друга. Да и какой был бы толк, если бы Люси узнала, для кого Николас приготовил то смертельное снадобье?

– Я не смог ответить приставу, вот и вся правда. – Вывернулся все-таки, но не солгал.

Люси, видимо, удовлетворилась ответом и вновь взялась за штопку.

– Наверное, какое-то незаконченное дело. Нам не о чем волноваться, мой друг. Он никак не мог раскрыть наш секрет. Пейте вино, пусть оно вас согреет.

Вульфстан глотнул из кружки, и по телу действительно разлилось блаженное тепло. Он сделал еще один глоток, откинулся на спинку и позволил себе расслабиться. Конечно, Люси права. Они ведь ни с кем не поделились своей тайной.

Сидя у огня и глядя на прелестное личико Люси, склоненное над шитьем, Вульфстан поразился тому, как она в этот момент похожа на свою мать. Правда, волосы у нее не такие черные, как у Амелии, и рот не такой нежный, подбородок чуть решительнее, но… Джеффри Монтейн. Теперь он вспомнил. Возлюбленный леди Д'Арби. В свое время это был такой громкий скандал, что дошел даже до Вульфстана. Красавица Амелия, леди Д'Арби, и молодой рыцарь, сопровождавший ее в путешествии через Ла-Манш. Она умерла, вынашивая его ребенка. Сэр Роберт слишком долго пробыл в Кале, поэтому не мог быть отцом ребенка. Джеффри Монтейн.

– Бог мой, – прошептал он, отчетливо осознав, что леди Д'Арби была единственной любовью Джеффри.

Люси подняла на него глаза, нахмурилась.

– Что такое?

Вульфстан покраснел и покачал головой. Слава небесам, он не назвал ей имени пилигрима. К чему ворошить тяжелые для нее воспоминания. Неизвестно, что тогда рассказали восьмилетнему ребенку. Сам он мало что смыслил в воспитании детей.

– Пустяки.

– По вашему виду не скажешь, что пустяки.

– Просто… я подумал, что ты очень похожа на свою мать. Особенно, когда сидишь вот так, склонив голову.

Теперь настал черед Люси краснеть.

– Да я и вполовину не так красива, как моя мать.

Святой Павел говорил, что неразумно льстить женщинам. Что они слишком большое значение придают своей внешности. Но у бедняжки Люси так мало радости в последнее время.

– Я считаю, что ты красивее своей матери.

Люси изумленно улыбнулась.

– Брат Вульфстан, да вы льстец.

– Я просто глупый старик, моя дорогая Люси. Но я способен различить красоту, когда она передо мной. – Он суетливо поднялся, пытаясь скрыть раскрасневшееся лицо. – А теперь мне нужно поторопиться к вечерне.

Люси пожала ему руку.

– Спасибо, что зашли.

– Я рад, что ты уделила мне минутку. Проходя через лавку, монах кивнул Оуэну и, пока шел до двери, чувствовал на себе его взгляд. Этому человеку не место в лавке Люси Уилтон. Ну какой из него ученик? Вульфстану не нравилось, что тот весь день может пялиться своим хищным глазом на невинную красоту. Ученик должен быть юношей. Мальчиком. Невинным.

* * *

Затаившись в тени соседнего дома, Дигби наблюдал, как Вульфстан вышел из лавки. Через несколько минут он вошел в ту же дверь.

Оуэн предостерегающим жестом велел Дигби помолчать: он прислушивался, пытаясь понять, чем Люси занята на кухне. Убедившись, что она разговаривает с Тилди, новой служанкой, и не может их услышать, он кивнул.

– Итак, что вы узнали?

– Я мог бы задать тот же вопрос. Я только что видел, как отсюда ушел монах.

– Он рассказал Люси о вашем визите.

– А зачем он вообще сюда явился?

– Это вам лучше знать.

Под пронзительным взглядом Оуэна Дигби раскраснелся.

– Он разволновался, очень разволновался от моих расспросов про могилу Монтейна, – поторопился объяснить Дигби. – Но ему ничего не известно о том, кем был тот пилигрим. Если верить монаху, то к больному никто не наведывался.

– Выходит, мы по-прежнему не знаем, что заставляет нервничать нашего доброго лекаря. Вы ему верите?

– Верю. Он простодушен, несмотря на свой возраст. И серьезно относится к своему долгу.

– Монтейн похоронен в аббатстве?

Дигби с тревогой взглянул на него.

– Я бы не стал осквернять священную могилу.

– А я и не собирался просить вас об этом. Спасибо, Дигби. Вы порядочный человек.

Когда пристав ушел, Оуэн принялся расхаживать по лавке. «Он никак не мог раскрыть наш секрет». Святая Мадонна. И все же получалось, что Люси не знает имя пилигрима. Или, быть может, они обменивались между собой каким-то тайным кодом на тот случай, если их подслушивают? А вдруг у них какой-то другой секрет? Господи, пусть она окажется невиновной.

И все-таки она хранила тайну, причем общую с Вульфстаном. Ту самую, которую, как опасался старый лекарь, пристав мог раскрыть. И эта тайна имела отношение к смерти Монтейна. Как ни крути, вряд ли миссис Уилтон можно было назвать невиновной.