Текст книги "Соблазн"

Автор книги: Кен Шэйкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

– И как раз тогда, когда мы уже не молоды, он бросает меня ради женщины, которая почти ровесница моей старшей дочери! – прокричала женщина в трубку.

– Знакомая история, – согласилась Барбара.

– С вами тоже случилось такое? – спросила женщина, высморкавшись.

– Хуже. У меня нет друзей. Я никогда не работала. И его женщина моложе, чем моя дочь.

– Бедняга. – Женщина уже чувствует себя лучше, узнав о существовании кого-то в худшем положении. Это сравнение повышает ее самооценку. Чувствуя себя победительницей, она предлагает проигравшей ободряющие слова: – Женщины не могут позволить себе быть жалкими.

– Это правильно. Вы не единственная.

– Простите?

– Не только женщины бывают жалкими, – говорит эксперт, оглядывая комнату. – Каждый должен нести свой крест. Поэтому прекратите жаловаться.

– Что? – кричит женщина. Она поражена, словно набрала неправильный номер. – Что же я должна делать? Просто принять мою судьбу? Просто опустить руки?

– Тогда сделайте что-нибудь, – предлагает Барбара.

– Что, убить моего мужа?

– Да или убейте себя.

Женщина вешает трубку, и нет никаких сомнений, что она не убьет ни своего мужа, ни себя. Она продолжит делать то, что должна. Ходить на работу, убирать дом и суетиться вокруг детей, которые уже достаточно взрослые, чтобы ненавидеть ее за это. Ее гнев и боль никуда не уйдут. Она будет изливать их на любого, кто согласится ее выслушать, угрожая покончить с собой, если они возразят.

К несчастью, этот разговор прослушивался. Барбара была вызвана к главному советнику, который раздраженно сказал ей, что она не подходит для подобной работы. Но как можно уволить добровольца? Неловко улыбнувшись, он протянул ей список других номеров для звонков. Больше номеров. Больше горячих линий. Для получения советов, терапии, групповой терапии, йоги и управления гневом. Она не нуждается ни в каком гребаном уроке управления гневом, где ей сказали бы, что она поддалась гребаному гневу! Ей предлагается стать волонтером на этих номерах? Что он пытается сказать ей? Что она нуждается в помощи? Именно поэтому она и пришла на горячую линию для возможных самоубийц, мудак!

Вернувшись домой, она открывает окно и смотрит вниз. Она приземлилась бы на автомобиль, хотя предпочла бы комфорт своего собственного «мерседеса». Она могла бы нырнуть в нем в Гудзон. Нет, лучше утонуть в ванне или врезаться в дерево.

Барбара закрывает окно. Все бесполезно. Самоубийство не лучший выход, чем йога. Смерть – это не то, чего не хватает в ее жизни. То, в чем она нуждается, – повод для того, чтобы жить, но вовсе не повод отвечать, если тебя спрашивают, зачем тебе жить.

Барбара включает телефон. Она приняла решение кому-нибудь позвонить. Все равно кому. На горячую линию для самоубийц. Поделиться с ними тем, о чем она думает. Посмотреть, насколько это похоже на то, что говорят другие. Но линия занята. Она звонит снова и регистрируется. Должно быть, сегодня ночью много отчаявшихся людей, лежащих в одинокой кровати с баночкой снотворных таблеток. У нее тоже где-то есть такая баночка. На всякий случай. Сон никогда не был для нее проблемой. Она не поклонница таблеток, но она и не птица. Проглотить горсть таблеток все же гораздо легче, чем полететь.

Она глотает горсть снотворных таблеток и быстро засыпает. Днем позже она впадает в полусон, что должно означать, что она просыпается и по-прежнему все еще жива. Сквозь полусон она слышит звонок. Самое время вылезти из постели и выброситься в окно. Она представляет свою семью на ее похоронах. Все смущены тем, как она одета. Красный бархат плохо сочетается с оформлением ее гроба. Она видит себя выставленной для прощания. Самое неудобное положение из всех, что были раньше. Она представляет себя поющей на небесах. Жирная примадонна среди пухленьких ангелочков. Они учат ее летать. Ей грезится ее спаситель. Кастрированный за ее грехи, неспособный предложить какое-либо спасение. Бог мертв. Покончил с собой. Он окончательно пал, и этот старый трахальщик понимает, что в жизни ничего не остается, кроме вечности. Звонят колокола. Возвещая о конце света.

Звон продолжается, когда Барбара открывает глаза и снимает телефонную трубку. Она слышит, как будто сквозь сон, что задает Богу предпоследний вопрос:

– Кто включил телефон?

– Где ты? – спрашивает в ответ низкий голос. Должно быть, Бог.

– Я не знаю, – слышит она ответ такого же низкого голоса.

– Я жду твоего звонка. Уже много дней.

– Я умерла.

– Что случилось?

– Кто-то разбудил меня.

– Я пытаюсь связаться с тобой. На протяжении многих дней.

– Я была занята спасением мира, – объясняет она Богу. И внезапно понимает, кто это и где она находится. – В постели.

– Я пытался и пытался связаться с тобой.

– Попытайся еще раз, но позже.

– Мы могли бы встретиться. Приходи ко мне, – умоляет он, тяжело дыша в трубку. – У меня есть что сказать тебе.

Неужели его член восстал из пепла?

– Я люблю тебя, Барбара.

Это окончательно ее разбудило. Она приняла душ и оделась, но не стала пить кофе, предпочитая оставаться сонной даже во время бодрствования. Снотворные таблетки оказались не очень эффективными при совершении самоубийства, но они дали ей возможность поспать. Она много лет не чувствовала себя такой отдохнувшей. Может быть, в ее жизни не хватало именно этого? Таблеток. Она может нанести визит доктору и заставить его выписать ей целую аптечку снотворного. С утра до ночи она была бы занята, принимая их, не думая больше ни о чем, кроме того, когда принять следующую.

Барбара надела пальто и возвратилась в кровать. Через некоторое время, позже, телефон зазвонил снова, и не очень уверенная, не снится ли ей это, она сняла трубку.

– Где ты была? – спросила Дева Мария.

– Я получила работу, – отвечает она, зевая. – Который час?

– Уже поздно.

– Возможно, я опоздала на работу.

– Ты нашла работу? – недоверчиво. – И что ты делаешь?

– Слушала, что говорят люди. Но меня уволили. Я не слишком хороший слушатель.

– Мама, у меня нет времени на эту ерунду. Я беспокоилась о тебе. Я должна что-то тебе сказать.

Похоже, все хотят ей что-то сказать.

– Ты любишь меня?

Ответа не последовало.

– Почему ты не приезжаешь навестить нас?

– Потому что нахожусь в изгнании. Я уехала из пригорода, чтобы никогда туда не возвращаться.

– У меня складывается впечатление, что ты потеряла рассудок. Ты не послушаешь, что я хотела рассказать тебе?

Это походило на угрозу.

– Только не говори, что ты собираешься покончить с собой. Позвони на горячую линию.

Ее дочь повесила трубку. Зачем она утруждала себя звонком? И почему телефон включен?

Но прежде чем у нее хватает сил отключить его, она засыпает, чтобы проснуться на рассвете. Наконец-то ей удалось рано встать. Кто-то снова звонит. Говорят, что, если вы достаточно долго не подходите к телефону, может создаться впечатление, что вы мертвы. Несколько человек, обеспокоенных тем, чтобы найти ее, будут думать, что делать. Для начала они выбьют дверь. Лучше все-таки снять трубку.

На этот раз это Святой Дух. Кто еще мог бы позвонить ей в такое время? Он никогда не звонил ей. Должно быть, случилось что-то серьезное.

Видимо, предстоят поиски его Святого Духа.

– Надеюсь, я тебя не разбудил, – говорит он. – Я думал, ты умерла.

– Я пыталась, но не смогла выброситься из окна. Тогда я проглотила горсть снотворных таблеток и сейчас не могу вытащить себя из кровати.

– Ты пропустила свои уроки пения. И пропустила свои шоу.

– О да! Я забыла тебе сказать. Я не могу петь.

– Я уже знаю это. Но теперь ты уволена. Мисс Ликуидити подхватила твою корону. Меньше работы для меня. Она только открывает рот. Но я предпочел бы выступать с живой музыкой. И с настоящей женщиной.

– Но я не могу быть уволена. Я выполняла работу на добровольных началах.

– Продающая печенье девочка-скаут, не так ли? Послушай, почему бы тебе иногда не заходить? Будешь работать над своим криком. Или просто разговаривать. Я не беру денег за то, чтобы просто поговорить с тобой. Я тоже выполняю работу на добровольных началах. Я не люблю девочек. Но мне нравится их печенье, ха!

– Разговаривать о чем? Думаешь, ты мог бы всучить мне еще одну партию этого дерьма?

Определенно у нее есть все, что может требоваться одинокой женщине, склонной к самоубийству. Друзья, семья, даже мужчина. Но ни один из них не вполне хорош. Друг нуждается в героине. Дочь хочет ее любви. А мужчина… бог его знает, что он хочет от нее. Все они хотят ей что-то сказать. Бабушка всегда должна слушать, даже если она не слишком хороший слушатель. Их разговор свидетельствует о ее одиночестве. Но кто-то, по крайней мере, звонит. Единственный выбор ведет к еще большему одиночеству.

Дружеские отношения – потребность, необходимая как пища. Бабушка голодна. Здоровый признак. Больная женщина нуждается в питании. Ее гланды все еще раздуваются от желания. Первоначальное инфицирование закончено, но вирус пока бездействует. К ее щекам возвращается румянец, когда она думает о воссоединении со своей второй половиной. Ей придется принять своего спасителя таким, какой он есть. Просто еще одна изголодавшаяся душа. Она только должна встать на его сторону, а он встанет на ее сторону, и они соединятся в болезни и здравии и будут вместе, пока смерть не разлучит их.

Вступив во второй брак по собственной склонности, она понимает, что истинная любовь приняла более приемлемую форму, виноград кислый, но вполне съедобный, наркотик сменился приемлемым вариантом метадона, ведущим к импотенции, и все это называется истинной дружбой. После вскрытия трупа ее навязчивая идея исчезла. Несовместимая пара будет продолжать постоянные отношения, как целомудренный компромисс. Нет сомнений, убийцы чувствуют то же самое. Они переносят части тела в спортивных сумках, понимая, что объект их желания не слишком желанен, разрубленный на куски, и все-таки они рады иметь его поблизости. Она все еще восхищается его чувствительным лицом, его обветренной кожей, его теплым взглядом, его сильной спиной и длинными конечностями, по-прежнему жаждет возвращения его чахлого отростка ко временам былой славы. Но ничто из этого не заставит ее потерять голову. Она может иметь все это. Если она сможет удержаться от эмоционального расчленения своей жертвы, у нее будет пирог и она иногда станет есть его. Ее мужчина встречает ее обворожительной улыбкой, страстным поцелуем, крепкими объятиями, и все возвращается на круги своя. Их отношения настолько нормальны, насколько могут быть нормальными отношения между сексуально озабоченной бабушкой и ветераном, пострадавшим от ранения ниже талии.

Она смотрит на своего возлюбленного и задается вопросом, способна ли иметь нормальные отношения. Если когда-либо связь выражалась в неудовлетворенной потребности, то их пара – символ безбрачия. Неизлечимо самовлюбленная, она ненавидит себя, но не может любить другого, не обижаясь на него за то же самое. Осиротевший при рождении из-за ее неспособности любить, единственный ребенок, поднимаемый на ноги только одним родителем. И они тоже ненавидят людей. Как результат, они занимаются всем вместе, неразделимые даже в смерти. В будущем каждый одинокий Нарцисс будет продолжать существование, пытаясь вывести в теплоте невидимой пробирки еще одного одинокого Нарцисса, получающего свою долю воздуха. Когда ее родители погибли в кажущейся безопасности их любимого автомобиля, они оставили дочь поистине одинокой, более одинокой, чем она могла понять. И все же она едва плакала на их похоронах. Все слезы, которые она могла вызвать, были предназначены только ей одной.

Если обречена эта последняя попытка построения человеческих отношений, она по-прежнему хочет сделать еще одну попытку, независимо от того, что для этого потребуется. Просто доказать, что это больше чем иллюзия. Это то, что она действительно хочет. В чем нуждается. Бабушка любима. Сначала они должны поговорить. Он собирался ей что-то сказать.

После той ночи, когда они довели свои отношения до логического завершения, он много дней оставался один и в конце концов написал об этом. Он назвал ее своей музой, и она краснеет при мысли, что вдохновила его на такое количество тарабарщины. Он показывает ей свою поэму, и количество страниц, в чистом весе, производит впечатление. Она пытается читать бессвязный победный поток слов и ухитряется извлечь из него мысль о выигранном сражении, но сама война, к общему конфузу, проиграна. Соединившись вместе, случайно столкнувшиеся противоположности не становятся единым целым. Возможно, этому помогло бы чтение стихов, хотя кто захочет это читать. Она делает вид, что растроганно улыбается, и вытирает слезу. Он может быть бессильным поэтом, зато ее способности сильны. Для иссякшей примадонны кричать по приказу гораздо легче, чем искренне рыдать. Она может собрать чувства, не роняя при этом слез.

Он еще что-то говорит ей. У него есть для нее подарок. Цветы или леденцы? Нет, героин. Она сообщает ему, что вышла из игры. Одного раза вполне достаточно. Это подарок на самом деле для него, чтобы удовлетворить ее. Ему нужен еще один медовый месяц, обреченный на провал.

Барбаре трудно отказать мужчине, который идет на такие крайности, только чтобы сделать ее счастливой. Неисправимый романтик, даже получив героин, он спрятал его, ожидая ее возвращения. Его приятель из Лонг-Айленда навестил его и продал ему большой пакетик. Люди производят героин в пригороде? Она прожила там большую часть своей жизни и все время считала, что они там только пьют и глотают таблетки. Его приятель, еще один швейцарский парень, переехал в Лонг-Айленд ради рыбной ловли. Очевидно, героин в пригороде тоже лучше. Там прекрасное вино по сравнению с этим коричневым дерьмом, которое продают в баре на углу.

Этот порошок белого цвета никакой не рогипнол, это лучшее, что можно купить за деньги. Он сберег это специально для момента их встречи. Протестантское воспитание заставило его остаться неудовлетворенным. Он хотел разделить это удовольствие с ней, и ни с кем другим. Маленькая жертва в интересах их союза, принесенная богине любви. Она умиляется и тает еще до того, как он опорожняет ложку.

Партнеры по преступлению должны быть вместе до конца, их любовь запретная привязанность.

Прелюдия та же самая. Она воздерживается, но помогает ему. Ложка, свеча и игла приготовлены в качестве обязательных сексуальных игрушек и размещены на туалетном столике. Она не может сказать, лучше ли героин, но секс лучше, да. Ее меньше смущает собственная нагая уязвимость в присутствии мужчины, которого она любит, потому что фактически она любит его немного меньше. Он по-прежнему немного стоит как любовник, засыпая сразу после освобождения, но это такой замечательный компаньон в постели. Даже с закрытыми глазами он по-прежнему способен продолжать разговор, слыша каждое слово.

С некоторым количеством практических занятий и подобающим терпением они добиваются того, что его меч демонстрирует вполне достаточную энергию. Можно было бы ожидать, что человек с крупными костями имеет крупный член. Так оно и есть. Намного крупнее, чем она запомнила. Этот героин много лучше, тот, что из последней партии. Он заставляет ее удивляться, спросив, почему она просто не купила что-нибудь вроде виагры. Это слишком прозаично. В принятии пилюль разве может быть поэзия?

На этот раз медовый месяц продолжается дольше. Бесконечный кутеж с героином, сексом, поэзией и дружеским взаимоотношением. Ночь за ночью она наслаждается безмятежностью его общества, наблюдая его с открытыми и с закрытыми глазами, даже если он не спит. Потягивая кофе в кровати, читая томик Данте, найденный на его книжной полке, просто чтобы почувствовать вкус поэзии, она лучше ощущает смысл происходящего и готовится к приближающемуся аду. Наблюдая за ним, пишущим, в промежутках между инъекциями и совокуплениями, она чувствует, что по крайней мере один из них имеет безумную страсть, большую, чем секс или наркотики, большую, чем их потребность друг в друге. Ее рыцарь в блестящих доспехах, сражающийся с ветряными мельницами при помощи своей иглы и пишущей ручки. А его дама сердца, попавшая в беду, сидит на его лошади, наконец-то освобожденная из враждебного леса.

Кроме этого, она чувствует вспышки необъяснимой радости. Не только не употребляя наркотики, но даже забыв о «Мартини». Должно быть, именно это называется вершиной блаженства. Быть с кем-то, чье общество пьянит, зная, что их наслаждение взаимно, иметь и обладать им, но не как своей собственностью, пить, даже не пригубливая. Одеваясь в последний раз перед уходом, она кладет пакетик в сумку, не желая, чтобы он занимался этим с кем-нибудь, кроме нее, не совсем доверяя его протестантскому намерению после такого разгула. Он даже не заметит его отсутствия, приведенный в восторг своим страстным бумагомаранием. Она принесет его обратно для их следующего медового месяца. Они оба нуждаются в отдыхе и ночном сне. Она была в состоянии заснуть на самом деле, но он находился в состоянии нервного возбуждения уже много дней. Они обещали перезваниваться, и она была уверена, что он обязательно позвонит. На этот раз она оставит свой телефон включенным. И не будет умирать.

Идя пешком по городским улицам с пакетиком героина в сумке, бабушка чувствовала себя необходимой. Преступление может не приносить дохода, но оно чудесным образом повлияло на ее общественную жизнь. Наркотики вливают свежую кровь в старые отношения, и они дают тебе возможность что-то принести туда, куда ты идешь. Она могла отсыпать немного в небольшой пакетик для Червяка как средство для примирения. Ей не хочется, чтобы ее любовник убил себя при помощи этого порошка, но ее лучший друг нуждается в помощи, которую может получить. Распространение наркотиков напоминает забавляющегося Бога, распространяющего свое слово без проповеди. И так же выгодно. Преступная жизнь имеет свои награды. Партнер по преступлению – партнер для жизни. Как в церкви. Клиент остается преданным тебе до самой смерти.

Ее вновь обретенная цель имеет определенную перспективу, в которой есть воля, если нет смысла. Она договаривается о встрече с Червяком, чтобы позаниматься своим вокалом, похожим на крик.

Если у вас только один талант, каким бы он ни был ужасным, лучше держитесь его. Если у вас только один друг, каким бы он ни был ужасным, поддерживайте с ним контакт. Она напомнила себе, что надо позвонить дочери и подготовиться к визиту в Лонг-Айленд. В этом нет ничего отрицательного, в конце концов, она мать и бабушка. Повидаться с семьей – вот как это звучит. Вы вовсе не должны смотреть друг другу в глаза. Вам просто надо посмотреть друг на друга. Она может для смеха взять с собой своего партнера. Партнеры по преступлению будут обмениваться едкими взглядами, видя мелочность буржуазной посредственности, где правит чувствительность и где нет ни победных сражений, ни рыцарей в блестящих доспехах, ни благородных дам, оказавшихся в трудном положении. Там имеются только мужчины в костюмах с галстуками и женщины на лужайках. И дети, множество детей, уже с колыбели готовящихся к смерти.

Риск или судьба

Каждый хотел бы думать, что выбор играет роль в азартных играх с судьбой. Если судьба находится в ближайших окрестностях, то почему бы не рискнуть? Потому что это слишком опасно?

Бабушка распространяет наркотики. Не из-за денег. Она может позволить себе просто раздавать их, сказочная фея, дарящая людям радость. Червяк пришел в восхищение от нового пакетика. На этот раз волшебный порошок чисто-белого цвета.

Червяк тоже приготовил для нее подарок. Бутылку холодного мартини.

– Размешивать, а не трясти. Старомодный способ. Если ты собираешься делать коктейль «Мартини», – справедливо заметил он, – делай это правильно.

– Я думала, что ты не пьешь в течение дня, – удивилась она.

– Только в особых случаях.

– Я польщена.

– Не каждый день получаешь героин высокого качества, – добавил он, окуная палец в пакетик. – Вау! Где ты его взяла? Я благодарен за бесплатную поставку. Не знал, что у тебя есть друзья в высших сферах. Что я тебе должен?

– Только собственную жизнь. Считай это бесплатным образцом. Там, откуда он взялся, есть больше. – Она начинает чувствовать себя заправским наркодилером. – В последней партии было слишком много того, что вызывает головную боль, – сообщила она с видом эксперта. – Таким товаром можно действительно отравиться, если примешь большую дозу.

– Да, коричневое дерьмо было ужасным, – согласился Червяк.

– Но ты же не мог знать, что я снова принесу тебе наркотик. Почему же сам не сходил за ним в бар? Чтобы прикончить себя.

– Я никогда не хожу в такие грязные места. Кроме того, я не уверен, что снова хочу принять героин, – сказал он, готовясь к охоте на дракона. – У меня отсутствует самоконтроль, который есть у твоего швейцарского приятеля. Как только я установлю связь, я буду ходить туда каждую ночь и покупать это коричневое дерьмо у сексуальных мужичков, умоляя их продать мне отраву. В то время как они будут злорадствовать, видя мои страдания. Находиться в этом месте. Делать это. Испытывать ненависть ко всему… Я не до такой степени мазохист. Существуют странные садомазоотношения между потребителями и дилерами.

– И между друзьями тоже.

Не говоря уж о любовниках. Барбара могла только удивляться, как это она умудрилась застрять в этом героиновом треугольнике, украсть героин у любовника и принести его другу, как если бы она не хотела, чтобы они делились своим счастьем друг с другом, только с ней.

– Для этого и предназначены друзья, – заметил он. – Я знаю, ты не нуждаешься в деньгах, но позволь мне заплатить за это.

Это было единственное, в чем она не нуждалась.

– Нет, пожалуйста. Деньги только внесли бы в сделку элемент унижения. Эта мысль дорогого стоит.

– Я думаю, ты должна пересмотреть свое решение. Это могло бы стать работой, которую ты ищешь. Ты можешь стать великолепным дилером. Наркодилеры продают наркотики только друзьям и друзьям друзей.

– Я не считаю, что это по-дружески.

– Тогда думай об этом как о деловом предприятии.

– Хороший способ разрушить дружбу. Никогда не надо смешивать дела с удовольствием.

– Торговля наркотиками – это новая экономика, – продолжил он, игнорируя ее возражения. – Говорят, что наркотики просочились во все слои общества. Теория гласит, что струйки стекают вниз. Пирамида благотворительности, откуда героин и деньги стекают вниз, как горный поток. Каждый стремится испить из него. Все счастливы.

– И все сидят на наркотиках.

– Это правильно, милашка. Если включить сюда фармацевтические препараты, наркотики – товар номер один в мире. Туризм потеснен на второе место.

– Тогда следует открыть отель. Для наркоманов, проводящих отпуск.

– Думай об этом как о помощи людям, помогающим себе. – Казалось, он разговаривает с дозой, концентрируя внимание на приготовлении препарата, которое уже шло к концу. – Думай об этом как о милосердии, которое не приносит дохода. Ты делаешь что-то филантропическое и в то же самое время зарабатываешь деньги. Помогая другим – помоги себе.

– Я не хотела бы оказывать тебе помощь в самоубийстве.

– Подожди, подержи это, пока я вдыхаю.

Он показал ей, как помочь ему охотиться на дракона. Как с ее благородным рыцарем, поединок длится секунды. На этот раз сражение происходило при помощи цилиндрической трубки, свернутой из картона. Кто-то должен был держать это приспособление, в то время как он поджигал алюминиевую фольгу. Она не может представить себя активной воюющей стороной, но становится полезной для павших. Хорошая медсестра на поле битвы. Скользящая между штыками и горчичным газом. Военные действия превращают ее в убежденного пацифиста.

Они празднуют перемирие на кушетке, потягивая «Мартини», – более цивилизованная форма расставания с жизнью. Наслаждаясь обществом Червяка, она признает, что испытывает чувство вины за то, что снова втянула его в процесс, ведущий к смерти, хотя Червяк признается, что он уже давно попал в зависимость. Уже несколько раз он находился на самом краю, ожидая только шанса сорваться. Истинный католик, он признается, насколько грешен. Он был послушником в церкви, прежде чем добрый пастор сделал его мужчиной. Трахнул прямо на алтаре. Он должен был стать священником, но его всегда тянуло к старшим мужчинам. Вместо этого он стал сексуальным наркоманом. С тех пор как потерял невинность, он постоянно увлекался сексом и наркотиками, удерживая себя от единственного спасения. Он подсаживался на героин и выходил из этой зависимости, так же поступал и со всеми другими порошками и таблетками, чередуя наркотики так, чтобы не оказаться излишне привязанным к любому из них. Все это уравновешивалось периодическим лечением, спасающим его жизнь. Он признает, что лечебные учреждения уже держат его под наблюдением, своего рода помощь самоубийцам, – они просто продлевают испытание.

– Это не единственный коктейль, который я пью, милашка.

– В самом деле? – Барбара потягивает свой «Мартини», проглатывая горькое признание Червяка и раздумывая над тем, в чем еще он может признаться. История его жизни более похожа на ад, чем ее история. Она не единственная, ожидающая в Чистилище. Его Судный день принимает угрожающие размеры.

– Люди подобные мне не заглядывают слишком далеко в будущее. Всегда легче найти быстрый выход.

– Ты планируешь раннюю смерть?

– Я не планирую ничего в этом роде.

– Как это?

Она по-прежнему не понимает. Здесь нет никакой горячей линии.

– Я уже включен в программу поддержки жизни.

– О чем ты говоришь?

– Этому должен поспособствовать наркотик. Медленная эвтаназия.

Она все еще не понимает.

– Жизнь коротка, милашка. А для некоторых еще короче.

Слова сказаны, и на нее вдруг снисходит прозрение. У него СПИД. Открытие едва ли неожиданное, но оно поражает, как удар. Смертные приговоры всегда грубое напоминание о краткости остающихся мгновений, иногда обреченных проходить в тюрьме. Ее собственный приговор к пожизненному заключению – тяжелое наказание, которое становится еще тягостнее от осознания ее участия в преступлении и процедуре обвинения. Сколько им еще остается, когда они прожили достаточно долгую жизнь. Она набралась достаточно опыта, чтобы принять свою судьбу. Рецидивист, условно освобожденный благодаря милосердной случайности. По крайней мере, один из ее сексуальных партнеров умер от СПИДа, но она никогда не считала, что это может иметь отношение к ней. Она никогда не обследовалась, предпочитая не участвовать в референдуме против самой себя. Ящик, который гласит не знаю, суммирует ее мнение относительно рокового заболевания. Что касается фаталистов, мы все, так или иначе, являемся фаталистами. Подтвержденное заболевание Червяка не помогло ему справиться с осознанием его смертности, и он, похоже, готов сделать попытку разом покончить со всем, несмотря на то что медицина настроена его поддерживать.

– Вспомни Международный день СПИДа, – ободряюще говорит он. – Празднование, посвященное неизлечимой болезни. Отмечается ежегодно.

– Благословение полученных ударов, – все, что она может сказать.

Червяк ослабевает, приближаясь к концу жизни в грязи. Героин, «Мартини» и противовирусные препараты могут сделать из него слизняка.

– Когда ты молод и неукротим, чья-то смерть не является для тебя проблемой, – говорит он и, подчиняясь неизбежности, запрокидывает голову.

– Но ты уже вырос. Требуется слишком много времени на то, чтобы беспокоиться о жизни и думать о ней в последний день. Без этого день будет длиться гораздо дольше. Ты должен прекратить беспокоиться о чем бы то ни было. Все, о чем ты можешь думать, – как грандиозно жить. И как грустно умирать.

А затем произошло чудо. Призрак мебели его бабушки медленно просочился из полированной поверхности красного дерева и потребовал старую мелодию. Червяк повернулся к бабушке. Он предложил, чтобы ради его последнего вздоха они освятили вечер пением.

– Ты знаешь какие-нибудь панихиды?

Достаточно обезглавить цыпленка, чтобы он начал кричать. Vissi d’arte. Vissi d’amore. Она могла петь это еще и еще раз, никогда не утомляясь от выражаемых чувств. Тот факт, что минуты ее криков были отмечены в нотах значком «пианиссимо», нисколько ее не смущал. Композитор давно умер, его память почитается полумертвым пианистом и громко звучащей сиреной. Без своих иллюзий, касающихся искусства и любви, сдерживающих ее, она свободна, для того чтобы жить ими. Бросив сцену, она может смаковать истинную радость от пения, испытывать удовлетворение от простого открывания рта и освобождения от мелодии, вибрирующей у нее в груди. Если в пении она искала цель, то не нашла ее. Красота музыки остается у нее в использовании, не неся при этом никаких функций. Пока ты не птица. А затем это просто утреннее щебетание.

Смысл жизни, если он вообще есть, кроется в прошлом, где поют умершие души. Давно прошедшее. Оно уже никогда не вернется.

Воскресшие благодаря своему сотрудничеству, друзья планировали еще большее сотрудничество в будущем. В непосредственном будущем, они не заглядывали слишком далеко вперед. Он обещал ей найти больше арий для ее диапазона, а она пообещала приносить больше героина. Он убеждал ее более серьезно относиться к своему пению и своему распространению наркотиков. Утверждал, что знает еще один бар для геев, где она сможет выступать, плюс к этому беспрестанное снабжение людей наркотиками, если она сможет сравниться с большинством из распространителей этой дури. Если ей не нужны деньги, он всегда может ими воспользоваться. Покупать больше наркотиков. Порочный круг хуже, чем произведение потомства. Но она не хочет принимать в этом ни малейшего участия.

Но когда в следующий раз она видится с Тором, тема естественным образом возникает снова. Что такое ее рыцарь в блестящих доспехах без волшебного порошка? Их партнерство вновь подтверждено, половое и вербальное совокупление лишь усилено стимулирующим средством. Кофе – достаточное возбуждающее средство для ее чтения, но он явно не сможет писать без героина. Едва опустив ручку, он поднимает иглу. Барбара иногда думает, а была ли у Данте какая-либо подобная опора. Она говорит опьяненному наркотиком поэту, что он все больше и больше попадает в зависимость от порошка.

– Этот порошок действительно хорош.

После этих слов он уже не кажется настроенным особенно поэтически.

– Представляешь, мне сказали… – И Барбара рассказывает ему о предложении Червяка. – Вообрази меня торговцем наркотиками.

Поэт внезапно вдохновляется. Слова льются потоком. Он не может выразить всю страсть своей веры в его музу. Конечно же она имеет все для того, чтобы стать величайшим наркодилером. У нее есть деньги. У нее прекрасная машина. У нее клиентура. И самое значительное, у нее есть хорошие связи. Его друзья на Лонг-Айленде.