Текст книги "Все это очень странно"
Автор книги: Келли Линк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)
– Страшно было?
Раздается дрожащее позвякиванье и постукиванье. Клер нашла нянин велосипед и тащит его за руль из-за трубы.
Няня пожимает плечами:
– Правило третье.
Клер срывает шляпу с гвоздя.
– Я Специалист! – кричит она, нахлобучивая черную штуковину на голову. Шляпа съезжает ей на глаза; болтающиеся бесформенные поля расшиты светлыми пуговицами разной формы, блестящими в лунном свете, как зубы. Саманта смотрит внимательнее – это и есть зубы. Она вдруг видит, даже не считая, что на шляпе их ровно пятьдесят два и что это зубы ленивца, муравьеда, капибары и жены Чарльза Читхема Рэша. Трубы глухо стонут, из-под шляпы доносится голос Клер:
– Бегите, а то поймаю! Я вас съем!
Саманта и няня, смеясь, бросаются прочь, а Клер забирается на ржавый скрипучий велосипед и едет за ними, изо всех сил накручивая педали и дергая за звонок. Шляпа Специалиста подпрыгивает у нее на голове и фыркает, как кошка. У звонка высокий пронзительный звук, велосипед жалобно скрипит и взвизгивает. Его клонит то направо, то налево. Круглые коленки Клер мелькают с двух сторон, как гирьки на весах.
Клер кружит между кирпичных стволов в погоне за Самантой и няней. Саманта то и дело отстает, оборачивается назад. Клер почти догоняет ее, отрывает от руля руку и протягивает к сестре. Ей почти удается схватить Саманту, но в последнюю секунду няня срывает шляпу у нее с головы.
– Черт! – няня вскрикивает и роняет шляпу. На руке выступает кровь, черная в лунном свете – шляпа Специалиста укусила ее.
Клер, смеясь, слезает с велосипеда. Саманта смотрит, как шляпа катится по полу. Описывая дугу, она вдруг набирает скорость и исчезает на лестнице, прыгает по ступенькам вниз.
– Иди достань, – говорит Клер Саманте. – Теперь ты будешь Специалистом!
– Нет, – няня слизывает кровь с ранки, – пора спать.
Когда они спускаются с чердака, на лестнице пусто. Никакой шляпы Специалиста. Двойняшки чистят зубы, залезают в свою постель-корабль и укрываются одеялом. Няня садится у них в ногах.
– Когда ты Мертвая, – спрашивает Саманта, – ты все равно устаешь и обязательно надо спать? Тебе снятся сны?
– Когда ты Мертвая, – говорит няня, – все гораздо проще. Если ты чего-то не хочешь, то и не надо. Необязательно спать, необязательно иметь имя, необязательно помнить. Даже дышать необязательно.
Няня показывает, как это делается.
Когда есть время подумать (а теперь у нее есть целая вечность, чтобы подумать), Саманта с легким болезненным толчком понимает, что застряла где-то между десятью и одиннадцатью годами, застряла вместе с няней и Клер. Она размышляет об этом. Число 10 – круглое, симпатичное, как пляжный надувной мяч, и все-таки год был нелегким. Каким был бы следующий, с числом 11? Наверно, еще острее и неудобнее. Эти единицы как иголки. Но Саманта выбрала быть Мертвой. Хоть бы это был правильный выбор. Интересно, мама тоже выбрала бы быть Мертвой, а не мертвой, если бы могла выбирать?
В прошлом году, когда мама умерла, они в школе проходили дроби. Дроби напоминали Саманте диких лошадей, пестрых, пегих, пятнистых. Их так много, и все – вот, пожалуйста, – неправильные, норовистые и непослушные. Стоит только подумать, что справилась с какой-нибудь, как она тут же взбрыкивает и сбрасывает тебя. У Клер любимое число 4, она говорит, это высокий худенький мальчик. Саманту мальчики интересуют меньше. Ей нравятся числа и цифры. Например, цифра 8, которая может быть совершенно разной. Если восьмерка стоит вертикально, она похожа на женщину с узкой талией и пышными волосами. А если положить ее на бок, она напоминает свернувшуюся змею с собственным хвостом во рту. Это что-то вроде разницы между Мертвой и мертвой. Если устанешь от одного состояния, можно попробовать другое.
Кто-то стоит на газоне под дубами и зовет ее. Саманта вылезает из постели, идет к окну. За волнистым стеклом машет руками мистер Коуслек.
– Саманта, Клер! – кричит он. – С вами все в порядке? Отец вернулся?
Луна светит ему в спину; кажется, свет идет сквозь него.
– Вечно запирают меня в кладовке с инвентарем! Проклятые призраки! Саманта, вы здесь? Клер! Девочки!
Няня тоже подходит к окну и смотрит вниз. Прижимает палец к губам. Из темной постели блестят глаза Клер. Саманта молча машет рукой мистеру Коуслеку. Няня тоже машет. Наверное, он их увидел, потому что почти сразу перестал кричать и ушел.
– Берегитесь, – говорит няня. – Он скоро придет. Оно скоро придет.
Няня берет Саманту за руку и ведет в постель. Они сидят и ждут. Время идет, но они не чувствуют усталости и не стареют ни на минуту.
Кто там?
Пустота.
На первом этаже открывается парадная дверь; Саманта, Клер и няня слышат – кто-то крадется. Крадется по лестнице.
– Тихо, – шепчет няня, – это Специалист.
Саманта и Клер сидят тихо. В детской темно, и воздух в камине потрескивает, как огонь.
– Клер, Саманта, Саманта, Клер?! – плаксиво бубнит Специалист. Похоже на голос отца, но ведь шляпа может подделать любой звук, любой голос. – Вы еще не спите?
– Быстрее, – шепчет няня, – забираемся на чердак, прячемся.
Клер и Саманта вылезают из-под одеяла и молча одеваются. Идут за няней. Не говоря ни слова, не дыша, она тащит их под защиту кирпичной трубы. Там темнота еще гуще, совсем ничего не видно, но они прекрасно понимают слово, которое няня произносит одними губами: «Вверх». Она лезет первой, показывая им зацепки и выпуклые кирпичи, на которые можно поставить ногу. Потом лезет Клер. Саманта смотрит на ноги сестры – поднимаются, словно дым, и шнурки до сих пор развязаны.
– Клер? Саманта? Черт, вы меня пугаете. Куда вы делись? – Специалист стоит прямо за полуоткрытой дверью. – Саманта? Кажется, меня кто-то укусил. Какая-то чертова змея!
Саманта стоит в нерешительности только секунду. И карабкается по трубе – вверх, вверх, вверх.
НАУЧИТЬСЯ ЛЕТАТЬ
1. Поездка в ад. Инструкции и советы
Слушай внимательно, повторять не буду. Ехать надо через Лондон. Садись на ночной поезд с Уэверли, в последний вагон. Ни с кем не разговаривай. Не спи.
Когда приедешь на Кингз-Кросс, сразу спустись в метро. Езжай по Северной линии. Садись в последний вагон. Ни с кем не разговаривай. Не спи.
Северная линия идет через Энджел, Лондон-Бридж, Элефант-энд-Кастл, Тутинг Бродвей. Последняя станция на схеме – Морден, но ты оставайся в вагоне. Некоторые пассажиры тоже останутся. Не разговаривай с ними.
Дальше будет несколько станций, которых на схеме нет: Омут-Луг, Даблвопль, Пташек-в-Супп. Оставайся на месте. Не спи. Вскоре лампочки начнут постепенно гаснуть, а пассажиры – испускать свет. Ты тоже будешь светиться в темном вагоне.
Конечная станция – Бредмракхаус.
2. Юная Джун в июньском Эдинбурге
Джун стащила семь фунтов из Второго и Третьего номеров. Как раз на дорогу, и что-то еще останется на подарок ко дню рождения Лили. Третий номер – опять американцы, эти никогда точно не знают, сколько у них денег. Оставляют на комоде по нескольку фунтовых монет! От такой небрежности у Джун просто руки чесались.
Она стала проверять, загибая пальцы, все ли утренние дела переделаны. Ванная в конце коридора помыта. Кровати заправлены, пепельницы вычищены. Первые четыре номера готовы, а Пятый наверху – молодожены из Далласа. Три дня уже не спускались на завтрак, наверное, живут одной любовью. Какой смысл ехать из Далласа в Эдинбург, чтобы просто заняться сексом? Джун представила толпу техасцев, белые крылья самолета, полет над Атлантикой, в который тебя подняла любовь. И гостиничную постель. Падаешь в нее, валясь с ног от дорожной усталости. Вот глупость.
Джун вытряхнула мусорную корзину в Третьем номере и затопала вниз по лестнице.
– Держи, ма, – протянула она Лили связку ключей.
– Ну что, – кисло сказала та, – ты закончила?
Лицо у нее раскраснелось, пучок черных волос сполз на шею. Уолтер стоял у раковины по локоть в мыльной пене – мыл посуду и подпевал радио. Передавали оперу.
– Ты куда собралась? – громко поинтересовалась Лили.
Джун проскользнула к двери мимо нее.
– Точно не знаю. К чаю завтра вернусь. Пока, Уолтер! Испеки Лили вкусный пирог!
3. «Стрелы красоты»
Джун поехала в Сент-Эндрюс. Будет приятно провести день на море. Поезд был битком, и она села рядом с полной веснушчатой женщиной, которая ела сандвичи один за другим. Челюсти у соседки ритмично, как метроном, двигались в такт движению поезда.
Когда сандвичи кончились, толстушка достала книгу. На обложке обнимались любовники – мужчина уткнулся в плечо красавицы с пышными волосами, которые почти целиком скрыли ее лицо. Оба словно стыдились, что их застали вот так, полуголыми. Лили нравились такие книжки.
Эту написала некая Роуз Этернель. Странное имя, похоже на заклинательную формулу, на волшебные слова, что шепчутся над приворотным зельем. Наверняка псевдоним. Сквозь закапанные веснушками пальцы соседки виднелась фотография на последней странице обложки. Длиннющие загнутые ресницы, пухлое лицо, многозначительная улыбка. Скорее всего, сочинительницу зовут как-нибудь вроде Джейн Смит, да и ресницы накладные. Соседка заметила взгляд Джун.
– Хорошая книга, – сказала она. – Исторический роман, называется «Стрелы красоты». Там про Елену Троянскую – сразу видно, автор хорошо изучил те времена.
– Надо же, – откликнулась Джун. Следующие полчаса она смотрела в окно напротив. В поезде ехали несколько американцев – клетчатые рубашки, громкие скучающие голоса. Интересно, подумала Джун, мои молодожены тоже когда-нибудь доживут до путешествий не по любви, а со скуки? Будут вот так же беспокойно ерзать на жестких сиденьях: «Ну что, подъезжаем? Это какая станция?»
Где-то в районе Льючарса соседка задремала. «Стрелы красоты» выпали из ее размякших пальцев, заскользили вниз по колену. Джун подхватила падавшую книгу, сунула ее под мышку и вышла из поезда.
4. Букет ароматов
Ветер неистово бросался на сент-эндрюсский автобус, задувал во все щели. Трепал волосы Джун, пока она не заколола выбившиеся пряди. Показались тщательно подстриженные поля для гольфа, похожие на большие квадраты зеленого бархата. За ними было Северное море, а где-то за морем, подумала Джун, Норвегия или Финляндия. Джун даже в Англии ни разу не была. Наверно, путешествовать здорово – она представила, как Лили машет ей с пристани белым платочком: «Пока, моя маленькая! Вы знаете, прямо вылитый отец, и все туда же». Пока, скатертью дорога.
Три улицы Сент-Эндрюса спускались к щербатой улыбке бухты. Волны бились о скалы от развалин собора до замка, пустого и зелено-бурого внутри, как больной зуб. Собор и замок чуть-чуть наклонялись друг к другу, будто прищипывая море.
Джун вышла из автобуса на Маркет-стрит. Купила шоколадку «Черная магия» и пошла по аллее, вымощенной камнями из стен собора. Гладкие булыжники, до зеркального блеска отполированные множеством ног. Вдоль магазинных витрин торчали срезанные у основания прутья – остатки старой железной ограды. Классная на экскурсии говорила, вспомнила Джун, что ограду забрали на военные нужды. Переплавили в пушки, шрапнель, пряжки для ремней, так же запросто, как город позаимствовал камень у собора. История, сданная в утиль и пущенная на экономические нужды.
Глаз зацепился за старомодную вывеску над дверью какого-то магазинчика. «Букет ароматов. Собств. И.М. Кью». Через окно Джун разглядела продавца за стойкой, изо всех сил улыбавшегося хорошо одетой даме. Та что-то оживленно рассказывала. С улицы трудно было разобрать слова, но бесцеремонно-бархатный голос звучал так завораживающе, что рука сама легла на ручку двери, и Джун зашла в магазин.
– …не знаю, смогут ли остальные тетушки уберечь мальчика от нее. У Веры хобби такое – рвать бабочкам крылышки. Вы знаете, как мы с Минни его обожаем, но от Ди и Прюн совсем никакого толку. Боюсь, бедняжку постигнет участь его матери…
Удивительный голос на секунду смолк, дама сняла пробку с флакончика.
– Нет, дорогой, этот мне совершенно не нравится. Сладкий, слюнявый, как лобзанье двух девственниц. Не дотягивает до ваших обычных стандартов.
Продавец, по-прежнему улыбаясь, пожал плечами. Пальцы выстукивали по прилавку нервную дробь.
– Думал, вам хочется чего-нибудь для разнообразия, – сказал он. – Хорошо, Роза Роз, сделаю стандартный замес. Помочь, дорогуша?
– Я просто посмотреть, – сказала Джун.
– Тут для вас вряд ли что найдется, – дружелюбно заметил продавец. – Все индивидуальное, на заказ, сами понимаете.
– А-а, – Джун посмотрела на даму с густо накрашенными ресницами, изучавшую в зеркальце свой макияж. На крышке сверкнули стразы, инициалы Р.Э., и Джун вспомнила, где она видела это лицо. – Скажите, вы случайно не пишете книги?
Косметичка в узкой белой ладони захлопнулась. Махнуло крыло золотистого каре, дама обернулась к Джун.
– Пишу, – между мелкими зубами мелькнул острый розовый язычок. – А вы, значит, их читаете?
«Нет, – подумала Джун, расстегивая рюкзачок. – Я их ворую».
– Вот, купила маме в подарок. Подпишите, пожалуйста.
– Какая прелесть, – улыбнулась Роуз Этернель. Продавец протянул ей чернильную ручку, и она аккуратным детским почерком вывела автограф. – Ну вот. Милая, у тебя есть любовник?
– Это не ваше дело, – Джун неловко запихнула книгу обратно.
– Чье это дело, мистер Кью? – спросила Роуз Этернель продавца. Тот хихикнул. Они были словно два шпиона, старательно называющие друг друга условленными именами.
– Нет у нее любовника, мисс Этернель. Был бы, я бы знал по запаху.
Джун попятилась к двери. Дама с продавцом вежливо улыбались. Оба просто невыносимы, подумала Джун, да и весь этот магазин тоже. Хотелось как-нибудь незаметно выскользнуть вон, подальше от них. Хотелось что-нибудь взять у них, что-нибудь стащить. И тут в магазинчик вбежало большое семейство, шумное, пестрое, рыжее, – мать, отец, девочки, мальчики, – вот это да, мелькнуло у Джун. Все они бросились к прилавку, галдя и потрясая перед носом мистера Кью потрепанным путеводителем. Джун сунула отвергнутый флакончик в карман и быстро вышла.
5. Поездка в ад. Инструкции и советы
Когда приедешь в Бредмракхаус, будет позднее утро, но небо там всегда темное. Воздух плотный, сквозь него надо прорываться во время ходьбы, как сквозь ткань. Шаги абсолютно бесшумные, земля под ногами не издает ни звука.
Это ровное место с низким тяжелым небом, вдоль улиц медленно ползут дома, и все двери распахнуты настежь. На крышах растет высокая трава – как волосы дыбом. Иди за остальными. Они уже умерли и знают дорогу лучше тебя. Ни с кем не разговаривай.
В конце одной узкой улицы будет дверь, а на пороге пес. У пса много голов, в каждой пасти много зубов, и все зубы острые и жадные, как бритвы.
6. Что было во флакончике
Довольная Джун уселась на траву в зеленой чаше замка. Нарядные студенты и туристы в клетчатых рубашках карабкались по шатким вытертым ступеням к подъемному мосту меж приземистых башен. Другая лестница, закрытая от Джун каменной стеной, спускалась на каменистый пляж. Снаружи доносились голоса тех, кто поднимался обратно – они жаловались, что ветер толкает их назад, к морю. Здесь ветра не было совсем; небо накрывало чашу замка, будто выпуклая стеклянная крышка.
По траве расхаживали вороны – гладкие, толстые, как чугунные котелки. Если туристы подходили слишком близко, вороны нехотя поднимались в воздух, описывали ленивый полукруг и с недовольным карканьем садились возле Джун. Она достала из рюкзачка духи, повертела в руках. Простой стеклянный флакончик, высокий и тонкий. Крышка из дымчато-розового камня, у основания стразы, такие же, как на косметичке Роуз Этернель.
Джун сняла крышку, потерла запястье. Запах был сладкий и нежный, похожий на запах спелого яблока. У нее закружилась голова. Она закрыла глаза, а когда снова открыла, почувствовала на себе чей-то взгляд.
Наверху, опираясь на кривые зубцы левой башни, стоял мистер Кью и смотрел прямо на нее. Улыбнулся и подмигнул. Выставил указательный палец, вздохнул и снова сжал кулак. «Пиф-паф!» – сказал мистер Кью, старательно растягивая губы. Потом повернулся и пошел к лестнице.
Джун вскочила. Если выходить через подвесной мост, они с продавцом столкнутся у подножия ступенек. Она подхватила рюкзачок и помчалась в другую сторону. Остановилась у стены. Футах в пяти внизу находился бетонный бордюр, опоясавший скалы, на которых стоял замок. Джун бросила вниз рюкзачок и спустилась за ним, цепляясь за осыпающуюся стену.
7. История про птиц
Справа от Джун лежал пляж, скрытый круглым бастионом замка, слева болота и скалы. Волны шлепались о бетонные заграждения. Джун села на бортик, прикидывая, сколько времени лучше выждать и куда направиться потом – вскарабкаться обратно в замок или спуститься на пляж. Ветер насквозь пронизывал ее свитер.
Она повернула голову и заметила, что в нескольких шагах от нее на бордюре кто-то стоит. Сердце испуганно зашлось, но нет, это был ее ровесник, паренек лет семнадцати-восемнадцати с очень бледным лицом и синими глазами. Тонкие брови срослись над переносицей.
– Слушай, когда ты спускалась, там наверху было много птиц?
– В смысле – девиц? – поддела его Джун. Какие синие глаза.
– Да нет, птиц. Таких, с крыльями, – он помахал руками.
– Воронов много, – сказала Джун, – и маленьких тоже, вроде воробьев.
Парень сел рядом, обхватив руками колени.
– Черт. Я думал, если подождать полчаса, они соскучатся и улетят. У них очень низкая устойчивость внимания.
– Ты что, прячешься от птиц?
– Это фобия, – он густо покраснел, – ну, как клаустрофобия, знаешь.
– Да, не повезло тебе. Птиц же везде полно.
– Дело не в самих птицах. Или не всегда в них. Иногда они беспокоят меня, иногда нет. Они как-то странно на меня смотрят.
– А я мышей боюсь, – призналась Джун. – В детстве один раз сунула ногу в ботинок, а там дохлая мышь. До сих пор перетряхиваю обувь, когда надеваю.
– Когда мне было пять лет, мою мать убили павлины, – сказал парень, словно речь шла о какой-то чужой женщине, о случае из газет.
– Павлины?
– Ну, – он немного смутился, – она повела меня смотреть замок в Инвернесс. Сказала, что мой отец король, который жил в замке. Мама часто выдумывала всякие истории. Замок я плохо помню, а потом мы пошли гулять в сад. Там в саду была стая павлинов, и они стали нападать на нас. Такие большие птицы – правда, большие, они были размером с меня. Мама посадила меня на дерево и велела как можно громче кричать, звать на помощь, – он глубоко вздохнул. – Хвосты у них шуршали по земле, как пышные платья. До сих пор этот шорох стоит в ушах. Будто женщины в длинных нарядах. Я даже не пискнул, даже рот не открыл. Иначе они направились бы ко мне. Окружили ее всей стаей, прижали к бортику фонтана. Она отталкивала их, отбивалась изо всех сил, а потом упала вниз, на спину.
Воды в фонтане было по щиколотку. Я слышал, как она стукнулась головой о дно. Служители пришли слишком поздно, она потеряла сознание и захлебнулась.
У него было серьезное, умоляющее лицо. Под бледной кожей, тоненькой, как бумага, колотился пульс.
– Ужас какой, – сказала Джун. – И ты рос с отцом?
– Мой отец тогда уже был женат на другой женщине. У мамы родственников не было, и он отдал меня на воспитание своим сестрам. Тете Минни, тете Прюн, тете Ди и тете Роуз.
– А мой отец уехал в Австралию, когда мне было два года. Я его почти не помню. Год назад мама вышла замуж во второй раз.
– Я ни разу не видел отца, – сказал парень. – Тетя Роуз говорит, это слишком опасно. Его жена, Вера, ненавидит меня, потому что я незаконнорожденный сын ее мужа. Она слегка ненормальная.
– Как тебя зовут? – спросила Джун.
– Хэмфри Богарт Стоункинг. Мама обожала Хэмфри Богарта, ну, актера. А тебя как зовут?
– Джун, – сказала Джун.
Они помолчали. Джун потерла ладони одна о другую.
– Замерзла? – спросил Хэмфри.
Она кивнула. Он придвинулся ближе и обнял ее.
– Приятные духи, – сказал он, задумчиво принюхиваясь. – Какой-то знакомый запах.
– Да? – Джун повернула голову и их губы столкнулись. Мягкие и холодные.
8. Роуз Этернель о влюбленных
Всё эти проклятые духи и этот мечтательный размазня-парфюмер с елейной физиономией – вечно лезет не в свое дело. Забрал бы их у девчонки, и никаких неприятностей, но нет, он мать родную не пожалеет ради очередной проделки. Однако вышло гладко, как я и хотела – чистая случайность. А может, вмешалась Судьба. Если я хоть что-нибудь понимаю в жизни, то эта старая карга и подавно. Неужели вы думаете, что у меня есть время самой присматривать за всеми романами на свете?
Эти робкие поцелуи, неумелые касания и признания, робкая тяга незнакомых друг с другом тел – от всего этого у меня возникают колики в желудке. И где-то повыше. Возникают два чутких персонажа, точно знающие, что к чему, что когда надо делать, возникает шествие Елены Троянской по древнему миру из постели в постель, Ахилл и Патрокл, развлекающиеся в душной палатке.
Бык, лебедь, герой, дождь золотой, звездная медведица, белая корова, кое-что старое, кое-что новое, кража, пропажа, синяя пряжа… что ж, посмотрим, куда ниточка покажет. Он соблазнил Сару Стоункинг в пустом кинотеатре – сошел прямо с экрана, прошепелявил ей: «О Прекрашная!» Она и упала в объятия старого козла. Я знаю, я была там.
