Текст книги "Статьи, манифесты и другие работы 1913-1929"
Автор книги: Казимир Малевич
Жанр:
Искусство и Дизайн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)
Супрематизм. 34 рисунка*
Друзья задались целью издать книжку супрематических моих работ. Несмотря на их желание издать ее как можно лучше и полнее, удалось выполнить только небольшую часть задуманного. Она вышла в черном и сером с небольшим количеством построений. Средства не позволили издать их в тех состояниях, как они есть. Супрематизм делится на три стадии по числу квадратов, – черного, красного и белого, черный период, цветной и белый. В последнем написаны формы белые в белом. Все три периода развития шли с 1913 по 1918 год. Периоды были построены в чисто плоскостном развитии. Основанием их построения было главное экономическое начало одной плоскостью передать силу статики или видимого динамического покоя.
Если до сих пор все формы чего бы тони было выражают эти ощущения осязания не иначе как через множество всевозможных взаимоотношений между собою связанных форм, образующих организм, то в супрематическом достигнуто экономическим геометризмом действие в одной плоскости или объеме. Если всякая форма является выражением чисто утилитарного совершенства, то и супрематическая форма не что иное, как знаки опознанной силы действия утилитарного совершенства наступающего конкретного мира. Форма ясно указывает на динамизм состояния и является как бы дальнейшим указанием пути аэроплану в пространстве не через моторы и не через преодоление пространства разрывающим способом неуклюжей машины чисто катастрофического построения, а плановым включением формы в природоестественное действие. Какие-то магнитные взаимоотношения одной формы, которая, может быть, будет составлена из всех элементов естественных сил взаимоотношений и поэтому не будет нуждаться в моторах, крыльях, колесах, бензине. Ее тело не будет построено из разнообразных организмов, творя целое.
Супрематический аппарат, если можно так выразиться, будет единоцелый, без всяких скреплений. Брусок слит со всеми элементами подобно земному шару, несущему в себе жизнь совершенств, так что каждое построенное супрематическое тело будет включено в природоестественную организацию и образует собою нового спутника; нужно найти только взаимоотношение между двумя телами, бегущими в пространстве. Земля и Луна – между ними может быть построен новый спутник, супрематический, оборудованный всеми элементами, который будет двигаться по орбите, образуя свой новый путь. Исследуя супрематическую форму в движении, приходим к решению, что движение по прямой к какой-либо планете не может быть побеждено иначе, как через кольцеобразное движение промежуточных супрематических спутников, кот<орые> образуют прямую линию колец из спутника в спутник. Работая над супрематизмом, я обнаружил, что его формы ничего общего не имеют с техникой земной поверхности. Все технические организмы тоже являются не чем иным, как маленькими спутниками – целый живой мир, готовый улететь в пространство и занять особое место. Ведь на самом деле каждый такой спутник разумом оборудован и готов жить своею личною жизнью. В огромном стихийном масштабе планетных систем произошло так же распыление, отделение каких-то состояний, кот<орые> образовали самоличную жизнь, творя целую систему миростроения, связуясь дружески для того, чтобы обеспечить себе жизнь, устраня катастрофу. Супрематические формы, как абстракция, стали утилитарным совершенством. Они уже не касаются Земли, их можно рассматривать и изучать как всякую планету или целую систему. Я говорю, не касаются Земли не в смысле отрыва, оставляя ее брошенной, указываю только на построение прообразов технических организмов будущего супрематического <мира>, кот<орые> обусловлены чисто утилитарной необходимостью, таковая необходимость остается их связью. Смысл каждого организма утилитарной техники имеет ту же цель и намерение и ищет случая проникнуть в ту область, кот<орую> мы видим в супрематическом холсте. На самом деле, что такое холст, что в нем изображено? Разбирая холст, мы прежде всего видим в нем окно, через которое обнаруживаем жизнь. Супрематический холст изображает белое пространство, но не синее. Причина ясна – синее не дает реального представления бесконечного. Лучи зрения ударяются как бы в купол и проникнуть не могут в бесконечное. Супрематическое бесконечное белое дает лучу зрения идти, не встречая себе предела. Но мы видим движущиеся тела, каково их движение и каковы они подлежат раскрытию. Изобретши эту систему, я стал исследовать проходящие формы, кот<орые> должны раскрыть и найти все их существо, и они стали в ряду всего мира вещей. Раскрытие требует большой работы. Построение супрематических форм цветного порядка ничуть не связано эстетической необходимостью как цвета, так формы или фигуры; тоже черный период и белый. Самое главное в супрематизме – два основания – энергии черного и белого, служащие раскрытию формы действия, имею в виду только чисто утилитарную необходимость экономического сокращения, потому цветовое отпадает. В творениях цветовое выявление или тональное не зависит от эстетического явления, а от самого родового происхождения материала, сложения элементов, образующих комок или форму энергии. Теперь если всякая форма или всякие родовые материалы – энергия, окрашивающая свое движение, то, след<овательно>, в бесконечном творении происходит изменение материалов и образование новых энергийных сложений, следов<ательно>, каждый ряд движений видоизменяет форму вследствие экономических соображений, и окраска тоже изменит свой вид. Город как форма энергийного сложения материалов утерял цвета и стал тонален, где преобладает черное, белое.
(Но разбор вопроса о движении цвета как энергии потребовал бы повторить мои исследования о цвете 1917 г.)
Я упомянул, что черное и белое в супрематизме служат как энергии, раскрывающие форму, это касается только моментов построения на холсте объектов объемного супрематизма, в реальном же действии осязательном роли не играют, ибо выявление формы предоставляется свету, но в формах уже реального супрематизма остается лишь черное и белое, и от них вся градация энергии материала, т. е. наступит эпоха новых материалов, лишенных цвета и тона. (Считаю белое и черное выведенными из цветовых и красочных гамм.)
Супрематизм в своем историческом развитии имел три ступени черного, цветного и белого. Все периоды проходили под условными знаками плоскостей, как бы выражая собой планы будущих объемных тел, и действительно, в данный момент супрематизм вырастает в объемном времени нового архитектурного построения. Таким образом, супрематизм устанавливает связи с Землею, но в силу экономических своих построений изменяет всю архитектуру вещей Земли, в мирском смысле слова соединяясь с пространством движущихся однолитных масс планетной системы.
При исследовании обнаружил, что в супрематизме лежит идея новой машины, т. е. нового бесколесного беспаробензинного двигателя организма.
(Об этом надо писать много обоснований.)
Одна из основ супрематизма – природоестество как опыт и практика, дающая возможность изжить книжный мир, заменив его опытом, действием, через что все приобщается к всетворчеству.
Отношение супрематизма к материалам противоположно ныне нарастающей агитации в пользу культуры материала – призыв к эстетике – обработка поверхностей материалов является психозом современных художников. Вместо того, чтобы выводить образ через утилитарное совершенство экономической необходимости, оставляя природоестественное преобразование, и касаться его обработки в тех местах, где является техническая необходимость, но не эстетическая – забота о красоте перьев организма.
Супрематические три квадрата есть установление определенных мировоззрений и миростроений. Белый квадрат кроме чисто экономического движения формы всего нового белого миростроения является еще толчком к обоснованию миростроения как «чистого действия», как самопознания себя в чисто утилитарном совершенстве «всечеловека». В общежитии он получил еще значение: черный как знак экономии, красный как сигнал революции и белый как чистое действие.
Белый написанный мною квадрат дал мне возможность исследовать его и получить брошюру о «чистом действе»1.
Черный квадрат определил экономию, кот<орую> я ввел как пятую меру искусства.
Экономический вопрос стал моею главною вышкою, с которой рассматриваю все творения мира вещей, что является главною моею работою уже не кистью, а пером. Получилось как бы, что кистью нельзя достать того, что можно пером. Она растрепана и не может достать в извилинах мозга, перо острее.
Странная вещь – три квадрата указывают путь, а белый квадрат несет белый мир (миростроение), утверждая знак чистоты человеческой творческой жизни. Какую важную роль имеют цвета как сигналы, указующие путь.
О цветах и о белом и черном еще возникнет масса толков, кот<орые> увенчаются через путь красного в белом совершенстве.
(Упоминая о белом, не говорю о понятии политическом, установившемся о нем сейчас.)
В чисто цветовом движении – три квадрата еще указывают на угасание цвета, где в белом он исчезает.
О живописи в супрематизме не может быть речи, живопись давно изжита, и сам художник предрассудок прошлого.
Обоснование этих вопросов выразились в написанной мной книжечке «Мы как утилитарное совершенство»2.
В данных мне трех страницах нельзя высказать всего того, как и что делалось и какие результаты дали исследования. Установив определенные планы супрематической системы, дальнейшее развитие уже архитектурного супрематизма поручаю молодым архитекторам в широком смысле слова, ибо вижу эпоху новой системы архитектуры только в нем.
Сам же удалился в новую для меня область мысли и, как могу, буду излагать, что увижу в бесконечном пространстве человеческого черепа.
Да здравствует единая система мировой архитектуры Земли.
Да здравствует творящий и утверждающий новое в мире Уновис.
К. Малевич.
Витебск 15 декабря 1920.
К вопросу изобразительного искусства*
Ниспровержение старого мира искусств да будет вычерчено на ваших ладонях.
Всякая форма – результат движения энергии по пути экономического начала. Отсюда вытекают право и политика человека. Право это то, без чего невозможно провести экономическое начало, и экономия это то, без чего нельзя провести право. Отсюда вытекает третье: свобода действа, которая реализует возникшую во мне форму экономического движения и право. Свобода действа не есть действом независимым, обособленным, стоящим вне общности, ибо она является средством экономического начала, как чисто харчевого, так и всякого вообще движения, и потому личность, получившая право и свободу, не может действовать независимо, и если ее призывает государство к строительству, то это не значит, что она будет делать то, что она хочет и как хочет. Никакое государство не может дать иного права и свободы личности, кроме вытекающего из его экономических совершенств, а всякое экономическое совершенство по форме своей система и план. Система и план – скелет, который разовьется всем усилием каждой личности, коллектива и целого общества в полный организм государства или мира, а всякий таковой план и система возникает в человеке как шаг вселенского экономического продвижения существа. Это существо человеческое в лице разнообразных индивидуальных форм природы достигло своего экономического совершенства в человеке, в нем как совершенном и лежат все средства, системы и план, через который двинутся эпохи миростроения. В нем все поступи нового и нового видообраза его существа. Человек-форма носит в себе вечное начало существа, и через экономическое движение в бесконечном его пути форма его так же преобразуется, как все живущее в природе преобразовалось в нем. Человечество – носитель вечной жизни существа своего, оно не стоит, а вечно совершенствуется, а каждое совершенство – шаг движения.
Совершенство не во всех пробуждается. Поступь совершенства пробуждается обыкновенно в одном из человечества, который своим криком пробуждает соседей и начинает собирать их в дорогу на путь вечного обновления, зовет к юности, предлагает скинуть омертвелую одежду вчерашнего дня, как плащ смерти, предлагает бросить весь багаж накопленного блага вчерашнего, чтобы обнаженное юное тело освободить от тяжи и посеять в нем новый юный мир. Пробуждение одного из человеков так сильно и могущественно, что <его> не может победить никакая армия государств. Что же будет, когда через систему совершенства все человечество крикнет одною мыслью, и мы идем к этому крику. Старое государство по наивности думало, что виселица одна способна задушить кричащего человека, но если бы оно подумало, кого хочет задушить, с кем имеет дело, то нашло бы, что через видимого ему человека кричит все существо мира его, вся вселенная, кричит бессмертие, которое пытаются задушить. Так были задушены все пророки религии духа, так были удушены вожди политическо-экономических прав человека, так старый хочет задушить зародыш, но из этого ничего не вышло, все задушенные остаются живыми, ибо в них бессмертное начало. Стоит государству оглянуться, чтобы проверить и увидеть абсурдность душений, увидеть, что всякий задушенный жив, мало того, из него растет целый юный мир, размножаются младенцы, и старое государство посылает на улицы воинов для избиения, оно ищет в каждом юном живое начало, чтобы умертвить его. Так практикуется в политической жизни, так же и в искусстве. Но так как юность бессмертна, то из этого ничего не выходит, она обеспечена жизнью, в силу чего юность идет к неизбежному своему росту, к определенной в ней конечности и утверждению и завершению положенного этапа форм совершенного мира. Она должна тоже оглянуться на действо старого и приготовить себя к познанию новой юности, в ней зарожденной, чтобы вместо виселиц приготовить и облегчить путь, уступить дорогу юной армии. Через долгий путь веков повседневного истребления носителей юности наступил сегодня день столкновения юности и старости. Сегодня ведется отчаянная борьба со стариком, старающимся задушить юность. Сегодня происходит одна из всегдашних ошибок старого, не познающего движения новой жизни; сегодня старшие стремятся, чтобы никогда не было весны, но она будет, ибо в ней рождение новой вселенной поступи. Сегодня экономическо-политические авангарды ведут бой за обладание территорией для того, чтобы приготовить место закладки нового мира, на ней собираются все юные силы и сотворят мир своего нового образа. Сегодня пробудился тот человек, который кричит на весь мир и зовет к единству все человечество. Существу его необходимо наше единство; и не для того оно нужно, чтобы получить права и свободу, построить экономическую утилитарную жизнь, а для того, чтобы через обеспечение харчевых прав наше существо могло продвинуться к единой слитности и цельности пути вселенского движения как единой и главной нашей цели. Единство всего человечества необходимо, ибо нужен новый единый человек действа. Мы хотим себя выстроить по новому образцу и системе, хотим построить так, чтобы вся стихия природы соединилась с человеком и образовала единый всесильный лик. Для этого экономическое начало ведет нас по своему пути и собирает все разбросанные в хаосе природы отдельные обособленные жизни в единую свою дорогу, и потому каждая личность, каждая индивидуальность, некогда обособленная, ныне воплощается в систему единого действия.
Вот почему ныне каждая личность не может иметь свободы обособленностей, не может жить, как ей вздумается, не может устраивать единоличную экономическую программу своего харчевого огорода, ибо она должна быть включена в систему общности общей свободы и права; отныне нет права у личности, ибо право общее, а сама личность не что иное, как осколок слитного существа, и все осколки со всеми особенностями должны слиться в единый <образ>, ибо произошли от единого. Таким образом, все множество жизней в природе со всеми своими преимуществами воплотились в человеке и принесли ему всю свою волю и разум, и теперь только он, человек, как центр сможет дальше перекинуть природу в новый образ, который будет не чем иным, как самим человеком совершенной поступи, бесконечного пути. Этим образом наше новое общество и должно заняться, а чтобы приступить к строительству, нужен план действия и система. Мы уже знаем, что всякое появление вида в жизни нашей базируется на экономии харчевой и вообще движения, отсюда возникает политика, право и свобода. Главная из них – экономия, являющаяся мерой нашей современности, через нее мы измеряем все, и что не подходит под эту меру – несовременно. Следовательно, эту меру мы должны применять абсолютно ко всякой форме нашего выявления, чтобы быть в единстве общего плана развития современности организма. В силу экономической системы всякая личность подчинена ей, и уже она ничего отдельного от системы общего не может сделать. Коммунистический город возникает не из хаоса личных сооружений, а возникает по общему плану, форма каждого дома будет происходить от общего, но не возникнет по прихоти отдельной личности.
Свобода личности не может быть другой как только согласованием общей свободы, отсюда всякая личность не имеет собственности, ибо каждая ее форма – явление экономического общего движения, отсюда же возникает и коллектив, представляющий собою группу личностей, объединенных согласием коллективного индивидуализма на почве общего экономического действа, и образующий собою единицу общего единства. Объединение всех коллективов и будет единством, к чему современность движется: отсюда видно, что всякая личность разгорожена от заборов, у нее отняли границы ее оседлости и развития, вся ее мудрость изобретения течет по единому пути, собираясь в единстве поступи совершенства. Таким образом, все ее богатство становится общим, а она – едино-целого организма. Она освобождается от багажа, ибо творческое ее изобретение становится общей деталью мировой машины. В этом она получает наибольшую свою свободу, она только теперь может развивать неимоверную силу, ибо нет ей преград, нет того ограниченного ящика, в котором она жила и развивалась раньше, теперь у нее нет десятин, а весь мир и бесконечность пространства. Я уже упомянул, что экономическо-политический авангард во главе с революцией завоевал себе территорию для приготовления великой харчевой кухни, а революция предшествует движению армии творческих строителей. Экономическо-политический авангард снес и сносит весь старый мир харчевой кухни права и свобод, он сносит и весь утилитарный мир вещей, и если вещи старого спасаются, то только приняв на себя крышу музея, обещаясь тихо сидеть и не показываться в жизнь новых вещей. Все формы старого мира экономического развития и вообще всего человеческого сознания не могут существовать, ибо наступил новый смысл. Никакая форма старого не может существовать, ибо революционное совершенство безостановочно несет существо свое дальше и дальше через наши сознания, расширяя, углубляя пространство путями энергийного экономического соображения. Если же мы оставляем форму старую – то служим контрреволюционному совершенству. В экономической и политической жизни каждый день несет очищение от старого, в этом совершенство. Но в искусстве происходит наоборот: чем старее произведение, тем оно лучше, ценнее, красивее, художественнее и искуснее, как в царстве алкоголизма ценится дороже старое вино. Старое искусство в жизни всегда стремятся показать народу как ценное и красивое, но зато все современное стараются задавить, заглушить, оклеветать. Сегодня в дни, когда Революционное Совершенство несет новый мир форм как тело существа, – реакционные элементы выносят на улицу ископаемые останки прошлого совершенства и показывают массам. Показывается оно не для знания открытой формы, как образец старой жизни, а стремятся доказать, уверить, что ископаемый мир искусств красив, его красота превыше, оно велико и трудно, чтобы его повторить, необходимо обладать талантом – быть великим искусником, чему много нужно учиться, а современное очень просто, легко, каждый может написать квадратик, а Рафаэля или Рубенса никто не сможет повторить. Но эти реакционеры забывают, что совершенство требует мгновенного действия. Всякий мальчик может зажечь спичку – добыть огня; в одно мгновение все позабыли о способе добывания огня первобытным трением дерева о дерево, и никто не рекламирует старый способ. В старое искусство стремятся вложить новый смысл революционного движения. Если икону жизнь выбросила из домов, то ее теперь показывают в одежде нового смысла. Икона спасается на чердаке черепа староваторов, которые хотят теперь выдать ее замуж современности, придав ей в приданое серебряно-золотые одежды, сшитые папами. В одежде нового смысла, и смысла не религиозного (ибо жених стал вне религий), она уже стала новым смыслом, почти тождественным современности. Но <в> действительно<сти> не так. Нет, это ложь, никогда церковное здание не будет иметь другого смысла, пока форма его сохраняется, даже если бы в нем была бы устроена лавка кооператива. Мы видим, что религия уже отмирает по той же причине нового смысла.
Уже икона не может быть тем смыслом, целью и средством, которым была раньше, она отошла в музей, где может еще спасаться под новым смыслом не религиозного понятия, а искусства; но по мере нашего углубления в новый творческий смысл она потеряет и это значение, в нее ничто нельзя вложить, ибо она будет бездушным манекеном прошлой духовной и утилитарной жизни.
Движение нового мира разделено на два: на боевой разрушительный авангард со знаменем экономии, политики, права и свободы и на творческую армию, которая вслед явится и создаст форму всему утилитарному и духовному миру вещей. Творчество – суть человека как главы природы, и каждый должен вступить в это действо. Творчество меняется в понятии так же, как и революционность партии. Некогда революцию видели в тех людях, которые оказались сегодня контрреволюционными, то же происходит и в искусстве. В академизме видели творчество, видели живопись и форму, но с наступлением новых течений оказалось, что в нем нет ни творчества, ни живописи, ни формы. Многие думают, что все может дать для народа благо, но только не коммунизм, тот же полагает, что академизм только может дать настоящее искусство, в обоих случаях заблуждение слепцов, не видящих своего совершенства.
До сих пор многие ясно не могут себе представить форму коммуны, так не могут увидеть форму и в новом искусстве, но тот, кто увидел, тот увидел новый мир своей жизни. Только потому, что в новом искусстве не видели ни формы, ни искусства, и были произведены нападки и гонения, и потому происходили гонения и в формах политических. Если раньше искусство опиралось на красоту художества, то сегодня нам нужно стать на чисто творческий путь экономического движения. Это единственный тракт всечеловеческого развития, из чего вытекает всякая форма, которая международна есть: автомобиль, аэроплан, телефон, машина и др. вещи. Разложение этого понятия среди народа и введение его в творческое русло изобретений поставит его в условие всемирного единства. Экономичность при движении равна всем, – вкусы к красоте в каждом разны и потому идут не к единству, а к разделению и обособленности, из чего современность выходит через коммунизм.
Необходимо творчество поставить в сознание как цель жизни, как совершенство самого себя, и потому на искусство должны измениться существующие взгляды как на картинку наслаждений, украшения, настроения, переживания, передачу прекрасного природы и т. д. Такого искусства больше нет, как нет шутов, плясунов и разного рода театральных кривляк (эти обезьяньи ужимки тоже кончились). Настало молчаливое динамическое творчество сооружения нового искусства, красного образа мира.
И потому все должны идти на его создание. Мы входим в новый рай, чтобы создать новый образ свой, сбросив личину подобия старого божества.
Мы же построим не по подобию своему, а по совершенству, отделяющему наше подобие. Новый человек и новый наш мир распылен, наше сознание не может его еще увидеть в целом, как старый мир видит меня как результат всех усилий его. Мы должны идти к обсерватории и привести туда наше сознание, чтобы оно увидело распыленный организм нового человека в целом. Вот наше единственное совершенно-вечное задание, и все, что бы мы ни строили, должно строиться для этого. И построение училищ, мастерских изобразительного искусства должно базироваться не на изобразительном, а на творческом сооружении. Каждый мастер и учащийся не должен быть художником-украшателем и слугою или шутом классов, никогда артист не станет артистом, пока будет видеть перед собою тоскующего или глупого обывателя, которого нужно размалеванной рожей увеселить, показать ему свои душевные внутренности. Ни природа, ни человек никому не должен служить и ни перед кем <ни> играть, ни петь, ни танцевать. Мы должны творить, и творчество наше будет нашим ростом. Но не бойтесь, что вы неученые, ибо вы сами великий опыт природо-естественного действа. Через великий опыт природо-естественного закона мы находим устойчивость и вводим свой всечеловеческий организм для реального сооружения мира. Такое сознание должно быть в наших природо-опытных мастерских. Все мастерские должны быть равны, будь они живописные или портняжеские, или посудные. Во всем должны видеть одну целость и взаимную зависимость и слитность единства организма. Один член движения и одна основа Сегодня, все отдельно обособленное, отдельно звучащее, имеющее особую задачу, цель, назначение, должно иметь и цельность, и единство. Нет обособленных форм в новом создании. Мы теперь увидели, что новое искусство творит и сооружает, а сооружение уже имеет одно основание. Уже оно в ряду изобретений, оно делает новое живое.
Академизм морализирует, копирует, компонирует художественную форму, сплетни жизни, чем переполнены подмостки театров и холсты изобразительного искусства; стоит в затылке действа, за спиною живой жизни и копирует, а новое искусство учит сооружению, идет в полной связи логико-развития природо-естества. Оно является тараном, делая живое время, отливая с него формы. Оно действительно выстраивает организм, но не залазит в душу соседа, в его психологию, оно не стоит под окном влюбленных или преступлений, оно не стремится в скелете человеческом воплотить художественный образ разбойника или добродетели, оно не кичится богатством дворцов, так же не плачется убогой хижиной. Этого нет в нашем природо-естественном существе, но этому уродству учил академизм; нам нужно молчаливое динамическое сооружение нового мира, чему должны учиться в наших новых велико-природо-опытных мастерских. Как мы должны учиться и на чем мы должны стоять – есть важный ответ, ибо на чем стоишь, таково будет и деяние. Что познается, то и реализуется; это происходит в моем познающем <сознании> и, пройдя опытное действо, фиксируется в бытие реальное; отсюда получается, что я разделен на два отделения: опытного познания лабораторного моделированного факта и второе – реального утилитарного живого действа; так естественно должны делиться и мастерские. Это главная основа, отсюда могут возникнуть отделы родов познания.
Итак, новые мастерские сооружений пойдут из художественной культуры эстетических красот в действо природо-опытного естества, потеряв все причуды изобразительного искусства. А чтобы выйти на путь новых мастерских, необходим план, программа единства надобна всем техническим сооружениям. Всякое явление формы – результат нашего энергийного движения, направленного по пути экономии, в силу чего происходит та или иная форма вещи. Каждое художественное направление есть форма того же порядка, устремление кратчайшим движением передать то или иное состояние вещи как вопроса, возникшего вовне. Но все направления, базируясь на эстетизме красоты художества, забыли о главном: экономии движения. Только в кубизме начинает выдвигаться ярче это основание, вылившееся в яркую форму супрематического направления. Новое искусство уже организуется не под флагом эстетического направления, а переходит в партийную организацию; «Уновис» уже партия, положившая в основу экономию. Таким образом, искусство вступает в единую связь с коммунизмом экономического блага человечества.
Статика, скорость, динамика суть современные смысловые выражения нового творчества, искусства и всей жизни. Каждая форма живет ими, а все силовые формы покоятся на экономичности ответа, что стоит в зависимости от познания, скажем, скорости и динамизма. Познав высшую напряженность скорости, получим как результат реальный образ машины, которая построится на экономическом начале скорейшего достижения.
Следующий процесс познания статики, скорости и динамики повлечет нас к неизбежному вопросу и ответу, выявляющимся в новоизобретенных вещах мира. Каждый такой вопрос и ответ требует особых армий делателей. Одной из таких армий была армия изобразительного искусства, но эта армия должна умереть, ибо стоит за спиной живого действа. Творческая армия сооружений двинет все свои силы по общему плану и системе экономической современности. Она должна быть так же построена, как построен общий план всего нового организма жизни современного человека, в ней уничтожены права собственности на искусство, каждая личность должна стать на точку общего развития, но не устраивать отдельные территории кабинетов искусства и жить своей личной программой и системой, она должна быть лишена своей личной программы так же, как всякий хозяин лишен развития своего харчевого экономического огорода. Армия сооружений искусств не может быть отделена от общности и пользоваться своими личными преимуществами и свободой подобно церкви, ибо будет противоречить революционному природо-естественному движению жизни. Всякое искусство есть форма, а всякая форма идет к совершенству через экономический путь движения, следовательно, она стоит в общей дороге общего пути форм жизни, и потому церковь как форма выхода из общего пути, оставаясь на своей платформе, будет или идти к падению, а если ее духовный мир будет прогрессировать, то он пойдет к духовному совершенству, что современности неприемлемо, ибо наступит разделение сил.
Всякая созданная форма духовного мира должна строиться в общем едином плане. Нет особых прав и свобод для искусства, религии и гражданской жизни; если в данный момент коммунистическое государство и отделило церковь, то это совершилось потому, что в сознании коммунистического общества не сознана причина отделения в смысле развития самодеятельности церкви. В логическом ходе коммунистического строительства церковь должна быть немедленно закрыта как частная торговля, как организм, употребляющий силу масс не на нужное сознание нового действа, <а> идущий вразрез с новым осознанием природо-вождя, как отвлечение силы от единства напряжения общего действа. И коммунистическое сознание борется другим способом, путем воспитания молодежи в бесцерковно-религиозном духе, представляя эту работу семье; но и оставление семьи есть так же уступка, ибо, чтобы довести полную логику до соответственности, нужно разбить семью, ибо всякий, родившийся в коммунистическом обществе, уже принадлежит обществу и его воспитанию. Таким образом придем к беспредметному миру, очищенному от всякой старой формы, и выйдем к супрематии новой формы предметного мира. И в недалеком будущем церковь и старое искусство должны окончить свое существование за неимением прихода. Новое искусство идет под одним знаменем общности. Но революция коснулась только гражданской жизни и установила в ней новую систему и план. Искусства революция не коснулась, она была использована молодыми вождями искусства, которые вторглись в насиженные кабинеты старых мастеров, частью их изгнали, частью помиловали, а потом подружил<ись>, оставили их на местах и рядом открыли такие же секретные кабинеты по обучению индивидуальной живописи, скульптуре, архитектуре. Революция была только в том, что каждый получил право иметь мастерскую, иметь церковь и свой приход и обучать в ней тому, чему ему хочется. У него своя программа, система и экономия, у него личный вкус, этому личному вкусу и обучает новый мастер свой приход художников. Революция добыла ему свободу, но он сделал свободу контрреволюционной общему положению о собственности и экономическому развитию каждого члена коммунистического общества. Она не ведет к единству целого, а раздробляет и укрепляет каждую личность в своей обособленности. Наши свободные Художественные Государственные Мастерские представляют собою контрреволюционные начала, они контрреволюционные академии. Академия шла по плану и системе, через что проходила каждая учащаяся личность. В этой системе стоял мастер, обучавший в определенном искусстве того времени гражданской и духовно-религиозно-моральной жизни. Ныне же наши мастерские представляют собою ряд секретных кабинетов. Каждый кабинет есть начало и конец познания совершенства мастера. Курс первый и курс последний, и потому мастерские не могут иметь единства, и не могут учащиеся познать то, что добыто жизнью. Никто не сможет уже отрицать новых течений, ни кубизма, ни футуризма, ни супрематизма. Эти направления существуют в жизни, их не вычеркнешь, мало того, они уже из направлений перешли в метод, в новое руководство.
