Текст книги "Мерле и Стеклянное Слово"

Автор книги: Кай Майер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

LA SERENISSIMA

Венеция сияющим утром, Освобожденная Венеция.

Над остовами галер, полузатопленных у берегов Лагуны, кружились чайки. Галеры напоминали скелеты странных океанских чудищ из дерева, золота и железа. На многих дежурили городские гвардейцы, охраняя их от разграбления. Пройдет еще много дней, прежде чем будет закончена расчистка развалин в городе. Только после этого можно будет заняться руинами драгоценных кораблей.

Далеко от города, в северо-восточной части Лагуны, на одиноком островке, днем и ночью поднимался к небу черный столб дыма. Баржи доставляли сюда распавшихся воинов-мумий. Здесь их сжигали на кострах. Ветер уносил пепел в сторону моря.

Гвардейцы на молчаливых львах с широко расправленными крыльями кружили над крышами и башнями, охраняя город. Они внимательно следили за суетой узких улочек, стараясь не забыть мумию даже в самом далеком огороде или саду. Они подавали громкие команды с неба отрядам по расчистке, ремонтным бригадам и солдатам. А на земле шла дружная работа. Полицейские и нищие, рыбаки и торговцы расчищали улицы, убирали останки мумий из домов и с площадей и разбирали разрозненные баррикады, эти покрытые копотью свидетельства слабого сопротивления Империи.

В широком устье Большого канала собралось столько народу, сколько прежде собиралось только по праздникам. Десятки лодок и гондол сновали по воде, как муравьи у подножия своего муравейника, доставляя груз и пассажиров во всех направлениях. Повсюду слышались шум и крики. И даже иногда – наконец-то! – с кормы отремонтированной гондолы доносились звуки баркаролы.

Мерле, Юнипа и Лалапея стояли на набережной Дзаттере и махали вслед гребной лодке, доставившей их сюда, в устье канала. Тициан и Аристид налегали на весла, Дарио и Унка что-то кричали на прощание, протягивая руки к оставшимся на берегу. Морской ветер уносил их слова. Подводная лодка стояла на якоре далеко в море, по ту сторону кольца, образованного останками галер. Но никто из троих не отвернулся, пока маленькое суденышко не скрылось из виду. И даже после этого они еще долго стояли, глядя на море, где исчезли их друзья.

– Вы меня проводите? – спросила наконец Лалапея.

Мерле взглянула на Юнипу.

– Как ты себя чувствуешь?

Бледная девочка провела рукой по шраму на груди и кивнула.

– Сейчас я вообще ничего не чувствую, как будто Каменный Свет временно отступил. Может быть, он должен переварить поражение сфинксов.

Лалапея в облике хрупкой изящной женщины, одетой в платье песочного цвета (из пиратских запасов), вела их по лабиринту улиц и площадей.

– Может быть, Свет на некоторое время оставит тебя в покое. В конце концов, у него в запасе все время этого мира, – сказала она.

Они проходили по узким мостикам, пересекали тесные дворы, перебрались на лодке через Большой канал. Мерле только диву давалась при виде того, как быстро двигалась вперед работа по расчистке. Следы тридцати летней осады нельзя убрать в несколько дней, но все внешние признаки имперской власти были уже устранены из городского пейзажа. Интересно, думала Мерле, что сталось с трупом Фараона? Может, его вместе с мумиями сожгли на погребальном костре?

По дороге молодая разносчица воды поведала им, что управление снова перешло в руки городского совета. Многие советники были казнены Фараоном, в том числе и предатели, и теперь их преемники стараются вернуть доверие народа. Говорят, что они уже стали Городским советом при Королеве Флюирия, которая после падения Империи вернулась в Лагуну. Еще говорят, что решения на самом деле диктует она, а совет во всем послушен ее воле и страшно боится ее разгневать. Поэтому, дескать, в интересах народа – подчиняться всем указам и не ставить под вопрос власть советников.

Молодая женщина просто сияла от счастья. Пока Венецию охраняет Королева Флюирия, бояться нечего. Королева и ее советники позаботятся об общем благе.

Мерле, Юнипа и Лалапея вежливо кивнули, поблагодарили за сведения и ускорили шаг. Они спешили во дворец сфинксов. Никто не решился сказать молодой женщине правду о Королеве. Да и какой был в этом смысл? Никто бы им не поверил. Никто не захотел бы поверить.

Во дворце они нашли многих из тех мальчиков, которые исключили Серафина из числа заговорщиков, покушавшихся на жизнь Фараона. Увидев в дверях Лалапею, они закричали от радости. Ей не оставалось ничего другого, как позволить им и дальше жить во дворце. При условии, что они будут убирать весь квартал и содержать в чистоте все залы и помещения дворца. Мерле подумала, что общение с ними пойдет на пользу Лалапее, Она не будет чувствовать себя такой одинокой в этих старых стенах.

Вечером они вместе ужинали в большом зале. И Мерле, и Юнипа понимали, что это их последняя трапеза перед долгой разлукой в этом мире. Они были взволнованны и печальны.

Было уже поздно, когда Лалапея повела их по лабиринту развевающихся шелковых занавесей в свои покои с высоким зеркалом у стены. Серебряное стекло сверкало, как чистейший хрусталь. Резьба деревянной рамы представляла собой причудливый хоровод сказочных существ Востока, танец из «Тысячи и одной ночи».

Девочки уже надели рюкзаки, битком набитые продуктами и бутылками с водой.

– Еще одно расставание, – молвила Лалапея. – Надеюсь, последнее.

Мерле хотела что-то сказать, но мать приложила палец к ее губам.

– Не говори ничего, – прошептала она, качая головой. – Ты знаешь, где меня найти. В любой момент. Я отсюда не уйду. Я – страж Лагуны. Даже если я не понадоблюсь людям, я могу понадобиться русалкам.

Мерле долго смотрела на мать.

– Значит, это ты построила им кладбище? спросила она.

Лалапея кивнула.

– Оно расположено под дворцом. Кто-то должен сторожить его. Может быть, мне удастся внушить городским мальчишкам, что есть причины уважать русалок и даже дружить с ними. Я думаю, это было бы неплохим началом… – Она улыбнулась. – И к тому же… скоро придет лето. Венеция в солнечном свете – это так прекрасно!

– Лето! – воскликнула Мерле. Ну конечно! Как там они, Лето и Зима?

Лалапея рассмеялась.

– А что им сделается? Какими они были, такими и останутся. Будут странствовать по свету, как испокон веков. Судьбы человеков на них не влияют. Будут встречаться время от времени и делать вид, что и сами они – влюбленные друг в друга люди.

– А разве это не так? – спросила Юнипа. Разве они не влюблены друг в друга?

– Может быть. А может быть, у них нет иного выбора. Даже они не имеют полной свободы.

Юнипа задумалась над этими словами, а Лалапея уже повернулась к Мерле, чтобы задать вопрос, который давно не давал ей покоя. Мерле знала, что услышит его.

– Ведь ты разыщешь его, правда? Стивена. Своего отца.

– Да, может быть, – сказала Мерле. – Если он жив.

– Конечно жив, – убежденно произнесла Лалапея. – Разыщи его там, за зеркалами. Упорство и выдержку ты унаследовала не только от меня, но и от своего отца, Мерле. Особенно от него.

– Мы сможем искать его повсюду, – сказала Юнипа, и ее зеркальные глаза сверкнули решимостью. – Во всех мирах.

Лалапея ласково провела ладонью по щеке Юнипы.

– Да, вы сможете. Присматривай за Мерле, ладно? Она слишком много думает, когда остается одна. Это у нее от матери.

– Я не останусь одна. – Мерле улыбнулась Юнипе. – Никто из нас не останется. – И она обняла и поцеловала Лалапею. На прощание.

Юнипа коснулась поверхности зеркала и прошептала Стеклянное Слово.

Мерле последовала за ней через зеркальную стену, в лабиринт Зазеркалья, туда, где нужно было столько увидеть, столько узнать, столько всего найти. Отца. Другую Венецию – ту, что отражалась в каналах. И кто знает, может, там была и другая Мерле, и другая Юнипа.

И другой Серафин.

А Лалапея еще долго стояла и глядела им вслед, хотя зеркальные волны давно уже улеглись. Потом она повернулась, раздвинула забинтованными руками шелковые занавеси и прошлась по дому, куда снова вернулась жизнь.

Из кухни доносился запах корицы и меда, из-за стены – городской шум, пробуждение будущего. Ее чуткое ухо улавливало звуки, недоступные человеческому слуху: далеко в море тихо пели русалки, перекликались морские ведьмы, где-то в пустыне расцвел цветок, взмахнул крыльями огромный лев.

И совсем уж издалека едва слышно донеслись голоса двух девочек, вступавших в иной, незнакомый мир.