Текст книги "Мерле и Стеклянное Слово"

Автор книги: Кай Майер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

СЫН МАТЕРИ

Это началось с какой-то солнечной лодки, упавшей с неба где-то над Средиземным морем. Она свалилась камнем, как птица, сбитая из засады выстрелом охотника. Золотой серп крутой спиралью ушел в глубину, и сфинкс на ее борту не смог предотвратить крушение. Лодка шмякнулась в море, подняв фонтан пены. Соленая вода со всех сторон хлынула в иллюминаторы и неплотные припои. Через несколько секунд лодка исчезла.

Над сушей происходило нечто подобное. Солнечные лодки, полные воинов-мумий, падали из туч и разбивались в горах, на обезлюдевших полях, в дремучих лесах. Некоторые падали на руины городов, иногда на крыши домов, жилых и необитаемых. Другие погибали в болотах и на пустошах, исчезали в джунглях и дюнах пустынь. Высоко в горах они срывались в крутые пропасти и разбивались о скалы.

При виде этих крушений люди ликовали, не подозревая, что причиной их была некая девочка и ее разношерстные спутники в далекой Империи Фараона.

Кое-кто скрывал радость из страха перед воинами, но потом и с мумиями стало что-то происходить.

Мумии во всем мире стали рассыпаться, превращаться в пыль и прах, в гнилые трупы и хлопающие костями скелеты. Кое-где целые народы в течение нескольких секунд освобождались от своих угнетателей. В других местах все мумии до единой падали трупами за несколько часов.

Сфинксы пытались угрожать рабочим на фабриках по изготовлению мумий. Но их было слишком мало. Большинство давно уже отправилось к Железному Оку. И уже не существовало жрецов Хоруса, которые могли бы предотвратить поражение. Их истребил сам Аменофис. А людей на службе Империи было слишком мало, их воля и энергия слишком ослабели, чтобы оказать серьезное сопротивление мятежу.

Империя создавалась десятилетиями, а погибла за несколько часов.

Защитники Царства Свободы, ожидавшие нападения на стенах и заграждениях, в окопах и на башнях одиноких крепостей в тундре, довольно скоро узнали о происходящем по ту сторону границы.

Они начали предпринимать вылазки, а потом и военные походы – против врага, которого вдруг не стало, против рассыпавшихся в прах мумий и развалившихся солнечных лодок.

То здесь, то там с неба падали мощные ладьи, флагманы Империи, еще недавно внушавшие страх и трепет. Некоторые обращались в ничтожную горстку золы над городами. Другие погребали под собой сотни рабов. Потом, по мановению судьбы, исчезли и они.

Несколько сфинксов, пустив в ход всю свою магию, попытались удержать в небе летательные аппараты. Их усилия оказались тщетными. Те, кому удалось выбраться живыми из-под искореженных, дымящихся обломков, были убиты рабами. Очень немногим удалось скрыться в лесах и пещерах без всякой надежды когда-нибудь без опаски выйти из убежища на дневной свет.

Мир изменялся. Не исподволь, не постепенно. Преображение было мгновенным, как гром с ясного неба, как молния в непроглядной тьме. То, что подавлялось и разрушалось десятилетиями, пробилось из пепла и камня, как цветок, выпустило побеги, распрямилось с новой силой, расцвело и утвердилось.

На всех континентах снова пробуждалась жизнь. В египетской пустыне таял снег.

Зимний Холод остался с Летней Жарой на краю пропасти, там, где перекладина упиралась в стену из зеркального стекла. Летняя Жара была еще слишком слаба, чтобы поддержать Мерле и других в их борьбе против Сына Матери.

Мерле обеими руками держалась за гриву Фермитракса. Обсидиановый лев стремительно проносил ее сквозь арки, холлы и лестничные пролеты Железного Ока. Со стен стекала вода, на их пути таяли сугробы, и сосульки превращались в ручейки и озера.

Серафин сидел позади Мерле, а Лалапея галопом неслась вслед за ними по зеркальным коридорам.

– А Королева уверена, крикнул Серафин в ухо Мерле, – что ее тело в крепости?

– Она так сказала.

– А она знает, где именно?

Она говорит, что чует его. В конце концов, это же ее часть…

Снова вмешалась Королева:

– Этот нахальный парень говорит обо мне так, словно меня тут нет.

– Тебя и нет, – возразила Мерле. – По крайней мере, для него. Далеко еще?

– Увидим.

– Так нечестно.

– Я знаю не больше, чем ты. Присутствие прежнего тела заполняет все нижние этажи крепости точно так же, как присутствие Сына Матери. Они оба должны быть где-то поблизости.

События приближались к развязке. Какой? Мерле вынуждена была признать, что все это давно уже не помещается у нее в голове. С тех пор как Сет похитил Юнипу, произошло так много всего, что она давно уже не чувствовала себя способной упорядочить события. Только Серафин да близость Фермитракса и Лалапея придавали ей смутное чувство уверенности. Она жалела, что Зимний Холод не с ними. Но он не мог оставить Летнюю Жару, его снова одолели сверхчеловеческие заботы. Времена года должны неизменно оставаться, что бы ни произошло с миром. Ведь они снова и снова будут покрывать мир льдом, насылать на него жару и украшать осенней листвой. Фермитракс рисковал жизнью ради Летней Жары, но никто не поблагодарил его за это, Мерле злилась на Зимнего Холода. Его помощь могла им пригодиться. Что бы там ни замышляла Королева.

«У тебя ведь есть план?» – мысленно спрашивала Мерле ее, но Королева никогда не отвечала на неприятные вопросы.

По дороге им попадались замерзшие сфинксы, превратившиеся в лед в тот миг, когда их задел блуждавший по крепости Зимний Холод. С их неподвижных тел на зеркальные полы капала вода. Мерле не могла избавиться от мысли, что они много часов блуждают по гигантскому зеркальному мавзолею.

При виде ледяных сфинксов Серафин подумал о том же.

Странно, – сказал он. – Ведь они наши враги, но вот это… Не знаю…

Мерле поняла.

– Что-то здесь не то, да?

Он кивнул.

Когда столько живых существ вдруг перестают быть, в этом всегда что-то не то. – И, помедлив, добавил: – Все равно, что бы они ни натворили.

Мерле немного помолчала, обдумывая его слова. И пришла к потрясающему выводу:

– Мне их не жалко. То есть я стараюсь… Но не могу их пожалеть. Не жалко мне их, и все. Слишком многое произошло. На их совести миллионы людей. – Она чуть было не сказала «миллиарды», но у нее язык не повернулся произнести вслух эту истину.

Замерзшие сфинксы проносились мимо, образуя причудливые колоннады из ледяных трупов. Вокруг многих уже растекались широкие лужи. Оттепель, возникшая благодаря соединению Зимнего Холода и Летней Жары, проникала и на нижние этажи.

Лалапея всю дорогу молчала. Мерле чудилось, что мать наблюдает за ней, желая узнать о своей дочери то, чего не увидишь с первого взгляда. Словно она заглядывала в сердце Мерле. И вероятно, прислушивалась к каждому ее слову.

– Теперь я знаю! – воскликнула вдруг Королева. – Знаю, почему мое тело и Сын Матери так притягиваются! Почему так трудно разделить их…

– Да?

– Они оба здесь.

– В крепости? Да ведь это давно известно.

– Дурочка! В одном и том же месте. В холле. – Она помолчала. – Прямо перед нами.

Мерле хотела предупредить остальных, но все решилось само собой. Фермитракс встал как вкопанный: из ледяной зеркальной панорамы вдруг выступила четкая горизонтальная линия – край широкой балюстрады. А за ней снова… пропасть.

Лев, осторожно ощупывая дорогу, стал продвигаться вперед. Лалапея шла рядом.

– Что это? – прошептал Серафин.

Мерле смутно предчувствовала ответ: они дошли до самого сердца Железного Ока, до храма богини-львицы.

Здесь было святилище Секмет. Пропасть Королевы Флюирия.

Мерле и Серафин спрыгнули со спины Фермитракса и опустились на колени у балюстрады. Серафин подложил свою руку под руку Мерле, Она улыбнулась и крепко сжала его пальцы. По всей руке пробежало электризующее тепло. С трудом отведя глаза, она взглянула в бездну.

У противоположной стены огромного холла – а это был именно холл, такой огромный, что с ним не могло сравниться никакое человеческое сооружение, будь то собор или тронный зал, – стояла гигантская каменная статуя львицы с оскаленной пастью, и каждый зуб был больше дерева. Высотой она превосходила собор Святого Марка в Венеции. Взгляд окруженных тенями глаз казался мрачным и коварным. На каждый коготь было насажено изображение человека, казавшееся таким же незначительным, как грязь, застрявшая в лапах.

Статуя многократно отражалась в зеркальных стенах святилища, создавая иллюзию целой дюжины львиц.

– Так это была ты? – вырвалось у Мерле.

– Секмет, – угрюмо возразила Королева. – Секмет, а не я.

– Но ведь вы с ней – одно и то же.

– Так было прежде. – В голосе Королевы зазвучала горечь. – Но я никогда не была такой, какой меня изображали сфинксы. Когда меня еще называли Секмет, они чтили меня как богиню, но не как вот это. – В ее голосе послышалось отвращение. – Сделали из меня какого-то демона. Ты только взгляни на мертвецов у нее в когтях. Я никогда не умерщвляла людей. Они возвели на меня напраслину, им это удобно. «Так поступала Секмет, говорят они себе, – значит, и нам позволительно так поступать». Так обстоит дело со всеми богами, которые уже не могут защищаться. Их приверженцы изображают их на свой лад. Проходит время, и истина никого уже не интересует.

– Похоже, это самая глубокая точка Железного Ока, – вмешался Серафин. – Поглядите, что происходит внизу.

Из всех переходов, галерей и коридоров огромного зеркального храма в холл ворвались бурлящие водяные потоки, узкие, как ручейки, и широкие, как речки.

Лалапея осторожно продвинулась вперед и заглянула вниз.

– Если снег на высших уровнях совсем растаял, скоро все здесь будет затоплено.

Фермитракс все никак не мог оторвать взгляда от башнеподобной статуи.

– Это и есть ее тело?

В первый момент Мерле так и подумала, но теперь она ответила:

– Нет. Только статуя.

– А где же ее настоящее тело?

– Там, на той стороне, – сказала Королева в голове Мерле. – Погляди туда, чуть правее передних лап. Видишь там низкий помост? И то, что лежит на нем?

Мерле напрягла зрение. Но пол был далеко внизу, балюстрада шла вдоль верхней части стены.

Только Фермитракс мог бы доставить их туда, куда показывала Королева.

Все-таки Мерле рассмотрела помост и лежащее на нем тело. Оно лежало на боку, вытянув в их сторону четыре лапы. Дикая кошка. Хищница. Львица. Размером не больше обычного зверя. И даже меньше, изящнее. Хрупкая, подумала Мерле. Ее цвет казался серым. Быть может, она окаменела?

Мерле сказала остальным о том, что увидела.

– Она из камня, – прорычал Фермитракс.

Казалось, он был польщен.

– Я не всегда была такой, – сказала Королева голосом Мерле, чтобы все ее услышали. – Когда я оставила это тело, оно состояло из плоти и крови. Наверное, оно окаменело. За столько веков. А я и не знала.

– Возможно, его коснулся Каменный Свет, – задумчиво произнесла Лалапея.

– Возможно, – согласилась Королева.

Серафин все еще держал Мерле за руку.

Время от времени через просвет между ней и узким львиным телом он заглядывал вниз. Со всех сторон в помещение храма врывалась талая вода. С каждой минутой шум становился громче, сильнее, яростнее. Не все отверстия в стенах находились на уровне пола. Некоторые располагались на высоте балюстрады, и вода извергалась в бездну с невероятной силой. Они стояли на карнизе, где тоже таял лед, окружая их слякотью и лужами. Кое-где уже капало через парапет.

– Мы должны спуститься. – Голос Королевы прозвучал мрачно.

Мерле уже в который раз подумала, что та скрывает от нее какую-то опасность. Последнюю часть правды. Самую, кажется, неприятную.

– Ну, говори, – мысленно потребовала она. – В чем дело?

Королева медлила.

– Скажу, когда придет время.

– Нет! Теперь!

Королева продолжала молчать.

– Что происходит, ну! – Мерле попыталась проявить строгость, но это не так-то просто, если говоришь только про себя, а не вслух.

– Теперь нельзя задавать вопросы.

– Мало ли что!

– Прошу тебя, Мерле. Мне и без того приходится трудно.

Девочка собралась возразить, но тут Серафин дернул ее за руку.

– Мерле!

Она рассерженно обернулась.

– Ну, что тебе?

– Там, внизу, что-то неладно!

Лалапея молчала, замерев от ужаса.

Мерле проследила за их взглядами, устремленными в бездну.

Поначалу она ничего не заметила. Вон там гигантская статуя демонической Секмет; рядом с ней, на помосте, небольшое неподвижное тело. А вокруг бурлит вода, вырвавшаяся из всех залов и переходов Железного Ока и уже покрывшая пол храма.

Никто не появился. Никаких сфинксов поблизости.

Зеркала! Отражения огромной статуи пришли в движение. Поначалу казалось, что просто запотевшие поверхности стекла искажают и смещают изображения. Но вскоре тихое дребезжание перешло в громовые раскаты. Огромные конечности напряглись и распрямились. Титаническое тело каменной львицы обрело подвижность.

У Мерле возникло чувство, что она падает вниз, в серебряную бездну глубиной в тысячу метров. Все вокруг завертелось со страшной скоростью. У нее закружилась голова. И лишь постепенно из круговорота ощущений выступила истина.

Только часть отражений принадлежала неподвижной статуе. Но остальные создавало некое существо, такое же огромное, как статуя. И, как у статуи, часть его тела была львиная.

Серафин сжал пальцы Мерле. Однажды он уже видел это чудовище. Когда магия египетского трупосборника извлекла его из руин кладбищенского острова Сан-Микеле.

Сын Матери – величайший из сфинксов, уродливый и жуткий, как искаженный образ всех, кто ему поклонялся, все это время находился в храме. А они приняли его издали за одно из бесчисленных отражений статуи на зеркальной стене.

Теперь они сообразили, что произошло.

– Вниз! – шепотом приказала Лалапея. – Он еще не заметил нас.

Все подчинились ее приказанию. У Мерле застыли все суставы. Грива Фермитракса встала дыбом, и он выпустил когти, готовясь к последнему великому сражению.

Может быть, самому короткому.

Если сфинксы казались существами изящными, чуть ли не совершенными, то Сын Матери производил впечатление гигантской уродливой карикатуры. Все в нем было сдвинутым, искаженным, угловатым. Его длина от мускулистой человеческой груди до львиного зада составляла несколько десятков метров. Множество угловатых гротескных пальцев, похожих на паучьи лапы, могли бы одним ударом размозжить Мерле и ее спутников. Желтые когти не втягивались, при каждом шаге они оставляли за собой ряды метровых ям на зеркальном полу храма. Четыре львиные ноги и две человеческие руки были слишком длинными и имели слишком много суставов, скрюченных и растянутых сухожилиями. Под шкурой и кожей эти сухожилия казались странно фальшивыми, как будто у Сына Матери их было намного больше, чем у любого другого сфинкса.

И потом – его лицо.

Слишком маленькие для его размеров глаза сверкали тем же блеском, что и Каменный Свет. Под ними располагались неестественно широко расставленные скулы; ноздри-пещеры; лоб, прорезанный морщинами и шрамами, напоминавшими заброшенные шахты; обветренные губы; зубы, похожие на забор из сталактитов и сталагмитов перед входом в зловонный грот, откуда вырывались красные облачка дыхания. Только волосы были шелковистыми и блестящими, густыми и длинными, и иссиня-черными, как вороново крыло.

Мерле знала, что у всех возникла одна и та же мысль. Безнадежно. Никто и ничто не устоит против такого страшилища. Тем более какая-то маленькая львица, неподвижно лежащая где-то там внизу на алтаре.

– Я почти забыла, как он опасен, – очень тихо сказала Королева.

– Ну, так и есть, – горько вздохнула Мерле. – Ничего другого я и не ждала.

– Ох, – поспешила возразить Королева. – Я могу его победить. Однажды это мне удалось.

– Когда это было!

– Ты права.

Похоже, Королева несколько растеряла свой оптимизм, который последние несколько часов так выставляла напоказ, когда речь заходила о поединке с Сыном Матери, Королева явно трусила. И Мерле где-то в глубине души ощутила страх. Но боялась не она, а Королева.

Что он задумал? – еле слышно прошептал Фермитракс.

Сын Матери метался перед причудливой статуей Секмет, то убыстряя шаг, то крадучись, как охотник, подбирающийся к добыче. Его взгляд был устремлен на крошечное тело у ног статуи, на окаменевший труп львицы. Казалось, она беспокоила его намного больше, чем потоки воды, грозившие затопить зеркальный храм.

– Он не знает, что делать, – еле слышно прошептала Лалапея. Она прижала забинтованные руки к самой балюстраде. Наверное, она испытывала боль, но не подавала виду. Поглядите, как он встревожен. Он знает, что должен решиться, но не отваживается сделать последний шаг.

– Какой последний шаг? – спросил Фермитракс.

– Уничтожить тело своей матери, – сказал Серафин. – Ведь для того он и явился сюда. Он хочет раз и навсегда истребить Секмет, чтобы с ним опять не случилось того, что было тогда.

– Да, – сказала Королева Флюирия, обращаясь к Мерле. – Нужно торопиться.

Мерле кивнула.

– Фермитракс, спусти меня вниз.

Обсидиановый лев нахмурил лохматые брови.

– Мимо него?

– Но ведь у нас нет выбора!

Королева Флюирия еще ни словом не обмолвилась о том, каким образом она думает выбраться из тела Мерле и вернуться в собственное. Но теперь, как внезапное озарение, Мерле в голову пришла мысль, что в этом и была последняя тайна Королевы, которую она скрывала всю дорогу.

«Ну, говори же, – подумала Мерле. – Теперь самое время».

Ей показалось, что Королева впервые не находила подходящих слов. Ожидание становилось невыносимым.

«Ну, давай же!»

– Если я покину тебя, Мерле… – Она не закончила фразы.

«Что тогда?»

– Если я покину твое тело, ты умрешь.

Мерле замолчала. Все мысли, все слова вдруг исчезли. Осталась только пустота.

Мерле, прошу тебя… Королева замолчала на этот раз надолго. – Будь у нас другая возможность, хоть какая-то…

Разум Мерле словно отключился. Ни одной мысли. Ни одного воспоминания. Никаких сожалений о том, чего не успела. Никаких не осуществленных желаний. Ничего.

– Прости, шепнула Королева.

«Я согласна», – беззвучно ответила Мерле.

– Что?

«Я согласна».

– И это все?

«А ты чего ожидала? Что я заору? Начну бесноваться? Защищаться?»

На какое-то мгновение наступила тишина.

– Я не знаю, чего я ожидала, – призналась Королева.

«Может, я это предчувствовала, знала наперед…» – предположила Мерле.

– Этого ты не знала.

«Может, все-таки знала».

– Я… Проклятье!

«Объясни мне, почему я не смогу жить без тебя?» – спросила Мерле.

– Дело не в этом. Не в перемене тела. Тут скорее…

«Что?»

– В общем, я могла бы покинуть твое тело, не причинив тебе вреда. Когда я переселяюсь из одного живого существа в другое, это не проблема. Но тело Секмет мертво, понимаешь? У него нет собственной жизни. И поэтому…

«Поэтому ты должна забрать с собой чью-то жизнь».

– Да. Примерно так.

«Ты собираешься оживить этот каменный труп с помощью моей силы».

– Другого выхода нет. Прости.

«И ты знала это всю дорогу. Да?»

Молчание.

«Знала?»

– Да.

Серафин снова сжал ее руку.

– О чем вы с ней спорите? – В его взгляде сквозила тревога.

– Ни о чем. – Мерле подумала, что ответ прозвучал как-то сухо и невыразительно. – Все в порядке.

В тот же момент Королева завладела ее голосом и, прежде чем Мерле успела опомниться, объявила во всеуслышание:

– Остальные имеют право об этом узнать. Пусть они решат.

– Что решат? – Серафин весь напрягся.

Лалапея придвинулась ближе.

– Ты о чем? – спросила она.

Мерле в отчаянии собиралась с духом, пытаясь заставить замолчать Королеву. Однажды в Аду ей это удалось, но на этот раз ничего не вышло. Ей оставалось лишь слушать, как Королева ее голосом рассказывает о том, что произойдет. Должно произойти.

– Нет, – прошептал Серафин. – Об этом не может быть и речи.

– Должен быть другой выход, – прорычал Фермитракс, и это прозвучало как угроза.

Лалапея обняла Мерле, хотела что-то сказать, уже открыла рот, как вдруг у нее за спиной раздался ясный девичий голос:

– Неужто вы это всерьез?

Мерле подняла глаза и не поверила им.

– Юнипа!

Оторвавшись от Лалапеи и Серафина, она что было мочи бросилась бежать по размокшему снегу к Юнипе. Крепко обняв подругу, она спросила:

– С тобой все в порядке? Что произошло?

На какое-то мгновение она забыла о словах Королевы Флюирии и о собственной судьбе. Она не выпускала Юнипу из объятий, глядела на нее, как на взявшееся невесть откуда привидение.

– Где Сет? Что он с тобой сделал?

Юнипа невесело улыбнулась, скрывая терзавшую ее боль. Хватка Каменного Света не ослабевала. Невидимые когти тянулись к ее сердцу.

Внизу продолжал бесноваться Сын Матери, Он был настолько ослеплен ненавистью, что не замечал оживления на балюстраде. Но он все еще не решался разрушить окаменевшее тело своей матери. Он тяжело дышал и фыркал. И стены отзывались на эти звуки многократным эхом. Зеркальный пол под его когтями трещал и лопался с таким звуком, какой производят, сталкиваясь и разбиваясь вдребезги, айсберги.

Фермитракс старался не выпускать чудовище из виду. Но при этом он все поглядывал на девочек. Серафин отполз от зеркального парапета, крепко обнял Юнипу, подбодрил ее улыбкой и обратился к ее четырем спутникам. Вся группа выступила из зеркальной стены, на которой постепенно таяли последние морозные узоры, Серафин увидел Дарио, Тициана и Аристида. Ученики Арчимбольдо поддерживали Унку: ее правая икра была прибинтована к деревяшке, похожей на вырезанную ножом часть какой-то книжной полки, на огромную щепку. Унка плотно сжимала края безгубого русалочьего рта. Ей было больно, но она не жаловалась.

– Она непременно хотела к вам, – пояснила Юнипа, заметив взгляд Серафина. – Я нашла их всех в одной из библиотек.

Мерле тепло улыбнулась русалке. На какой-то миг ее окутало дыхание прошлого, припомнилась сцена в гондоле, когда они вместе с Ункой проплывали по черному туннелю.

«Тебя коснулась Королева Флюирия, – сказала тогда Унка, обращаясь к Мерле. – В тебе есть что-то особенное».

Девочка отбросила воспоминания, возвращаясь к реальности.

– Юнипа, что произошло с Сетом? Я за тебя боялась!

Юнипа помрачнела.

– Мы были в Венеции, Сет и я. У Фараона.

– У Фараона?

Юнипа кивнула.

– Аменофис мертв. Империя разрушена.

– Значит, Сет его…

– Да, убил. А потом себя. Но меня он отпустил.

В мыслях Мерле снова заговорила Королева.

– Сфинксы бросили Аменофиса на произвол судьбы. Очень на них похоже! Использовали Империю, чтобы пробудить Сына Матери. И теперь собираются двигаться дальше. Мало им этого мира. Они не остановятся.

Юнипа схватила Мерле за плечи.

– То, о чем ты недавно здесь говорила, ведь это не всерьез? Ты сказала… Нет, она сказала… Не важно, кто сказал.

Мерле стряхнула ее руки. Избегая взгляда Юнипы, она смотрела то на одного, то на другого из своих спутников. Ей казалось, что ее загнали в угол и бежать некуда.

– Сфинксам нужен Сын Матери, чтобы покинуть наш мир, – сказала она, снова обращаясь к Юнипе, но все еще не глядя на нее. – И раз есть только один способ победить его… У меня нет выбора, Юнипа. У нас нет выбора.

Юнипа отчаянно замотала головой.

– Не ты это говоришь.

– Королева хотела, чтобы все вы узнали правду и решили, как мне быть. Но теперь говорю я. Я не допущу, чтобы кто-то другой решал за меня. Это мое дело, а не ваше.

– Нет! – Юнипа схватила ее за руку. – Позволь мне сделать это, Мерле. Скажи ей, пусть переселится в меня.

– Какая чепуха.

– Никакая не чепуха. – Взгляд Юнипы был полон решимости. – Очень скоро мною снова овладеет Каменный Свет. Я чувствую, Мерле, как он подбирается ко мне. У меня осталось совсем мало времени.

– А ты перейди через зеркало в другой мир. Там у Каменного Света не будет над тобой власти.

– Я не позволю тебе умереть. Погляди же на меня. Мои глаза нечеловеческие. Мое сердце – нечеловеческое. Я – анекдот, Мерле. Пошлый, скверный анекдот. – Она посмотрела на Серафина, который ловил каждое ее слово. – У тебя есть хотя бы он, Мерле. У тебя есть хоть что-то, ради чего стоит жить. А я… Если ты умрешь, у меня не останется никого.

– Неправда, – сказала Унка.

Подойдя к Юнипе, Мерле крепко обняла подругу:

– Оглянись, Юнипа. Вот твои друзья. Никто из них не покинет тебя в беде.

Серафин с трудом сохранял самообладание. Должен же быть другой выход. Просто должен.

– Вы же слышали, – вмешался Дарио. – Фараон мертв. А это самое важное. Все дело в этом. Империя побеждена. И если сфинксы действительно хотят уйти, тем лучше для нас. К чему нам думать о других мирах? Ведь мы то уцелели? И другие уцелеют. Не наше это дело. И не твое, Мерле.

В ответ она только грустно улыбнулась. Они с Дарио всегда недолюбливали друг друга. Но теперь ее растрогала его забота. Она никогда бы не подумала, что именно он станет ее отговаривать. Серафин правильно сделал, что перестал враждовать с ним. Неплохой парень этот Дарио. Хоть и не понял, не смог ее понять.

– У нас больше нет времени, – сказала Королева. – Сын Матери скоро преодолеет страх и разрушит мое тело. И тогда будет слишком поздно.

Мерле отпустила Юнипу.

– Мне пора.

Нет! – Зеркальные глаза Юнипы наполнились слезами.

А Мерле-то думала, что Юнипа вообще не умеет плакать.

Она сунула руку в карман платья и, вытащив магическое водяное зеркало, протянула его Лалапее.

– Вот. Оно, я думаю, твое. В нем этот призрак… Обещай, что отпустишь его на волю, если выберетесь отсюда целыми и невредимыми.

Лалапея, не глядя, взяла у нее зеркало. Ее взгляд был прикован к дочери.

– Не делай этого, Мерле.

Мерле обняла ее.

– Прощай. – Ее голос дрожал от слез, но она быстро взяла себя в руки. – Я всегда знала, что ты есть, где-то там.

Лицо Лалапеи побледнело и застыло. Она не могла поверить, что дочь, так недавно обретенная вновь, так скоро ее покинет.

– Это твое решение, Мерле. – Она нервно усмехнулась. – Все родители повторяют одну и ту же ошибку: не желают признавать, что их дети могут принимать собственные решения. Но, похоже, ты не оставляешь мне иного выхода.

Мерле смахнула слезы и в последний раз обняла мать. Потом попрощалась с Ункой и с остальными, избегая несчастного взгляда Юнипы, и наконец подошла к Серафину.

В глубине зеркального храма бесновался и вопил Сын Матери. Его крики становились все более яростными и нетерпеливыми.

Серафин обнял Мерле и поцеловал ее в лоб.

– Я не хочу, чтобы ты это делала.

Она усмехнулась.

– Я знаю.

– Но для тебя это ничего не значит?

– Нет… нет, я понимаю… нет.

– Не надо было нам входить в этот дом. Тогда ничего бы не случилось.

Мерле чувствовала исходившее от него тепло.

Если бы мы не спасли Королеву от египтян… кто знает, что случилось бы. Может, все было бы намного хуже.

– Но мы бы сохранили друг друга.

– Да. – Уголки ее губ трепетали, как крылья бабочки. – Это было бы прекрасно.

– Мне наплевать на весь свет.

Мерле покачала головой:

– Вовсе тебе не наплевать, и ты это знаешь. Даже Дарио так не считает. Он это сказал не всерьез. Он скоро передумает. Может быть, уже завтра. Когда-нибудь. В точности как ты. Боль пройдет. Она всегда проходит.

– Позволь уйти мне, – сказал Серафин настойчиво. – Если Королева может, пусть она перейдет в меня, пусть возьмет мою силу, чтобы пробудить свое тело!

– Почему я должна уступить тебе? Я же не уступила Юнипе!

– Потому что… тогда ты смогла бы остаться с Юнипой. Ведь она твоя подруга.

Она улыбнулась и ткнулась носом в его нос.

– Неплохая идея.

Потом легко поцеловала его в губы и отпрянула.

– Он правильно говорит, Мерле, – подавленно сказала Королева. Я могла бы переместиться в него.

«Нет», – мысленно отрезала Мерле и обернулась к Фермитраксу.

– Пора!

Огромные глаза обсидианового льва сверкали.

– Я буду слушаться тебя. До конца. Но ты должна знать, что это не мое желание.

– Ты не должен мне подчиняться, Фермитракс. Я просто обыкновенная девочка. Но ты все понимаешь, ведь так? Ты знаешь, что я права.

Фермитракс однажды был готов пожертвовать собой ради своего народа. Он должен ее понять.

Он повесил голову и молчал. Мерле взобралась ему на спину и, перегнувшись через парапет, заглянула в бездну. Она увидела, как Сын Матери медленно подбирается к статуе.

Приблизившись к лежащему на помосте трупу Секмет, он стал скрести по полу когтями. Зеркальный пол под водяной поверхностью растрескался на тысячи серебряных созвездий.

Мерле в последний раз оглянулась назад. Лев уже подошел к балюстраде и распростер крылья.

Юнипа не отрывала от нее заплаканных глаз. Казалось, она была готова броситься к ней, чтобы удержать Фермитракса. Мерле улыбнулась подруге и покачала головой.

– Нет, – прошептала она.

Унка, поддерживаемая двумя мальчиками, с трудом выпрямилась, несмотря на сломанную лодыжку. Раненая нога не позволила ей вмешаться в события. А ведь она появилась на свет вовсе без ног. В этом была особенно злая ирония судьбы.

Мальчики тоже провожали Мерле смущенными взглядами. Дарио сжимал зубы с такой силой, словно хотел разжевать железо. Тициан тщетно пытался сдержать единственную слезу, катившуюся по щеке.

С Лалапеей творилось что-то странное. Ее тело как бы замерло в миг перехода из человека в сфинкса.

Она не сводила глаз с дочери, и у Мерле впервые появилось ощущение, что Лалапея ей не чужая, не просто датская рука внутри водной глади. Это была ее мать. Наконец-то они обрели друг друга.

Фермитракс подошел к балюстраде. Дважды его крылья взметнулись и опустились, словно он проверял их на управляемость.

«Даже он тянет время», – растроганно подумала Мерле.

– Пора, – встревоженно произнесла Королева. – Не то он сейчас разрушит мое тело.

Передние лапы Фермитракса оторвались от пола.

За его спиной раздался крик. Кто-то звал Мерле по имени.

Внизу Сын Матери краем глаза заметил движение обсидианового льва на балюстраде. Из его пасти вырвался первобытный вопль, от которого задрожали зеркальные стены и вспенилась вода на полу.

Серафин бросился вслед за Фермитраксом. В тот миг, когда лев готов был подняться, мальчик тоже оттолкнулся, прыгнул вперед, обеими руками вцепился в шкуру и разом оседлал льва, оказавшись за спиной Мерле.

– Я с тобой! Все равно куда, но я – с тобой!

Лев не дрогнул, не оглянулся. Чудовище их заметило. И, несмотря на второго седока, Фермитракс круто спланировал вниз, прямо на Сына Матери. Тот испустил жуткий вопль. Нужно было положить этому конец. Любой ценой.

– Ты сошел с ума! – только и успела крикнуть на лету Мерле.

– В этом мы похожи! – отозвался Серафин сквозь свист ветра и шум бурлящей вокруг воды.

Мир погружался в грохот бури и сверкающего серебра.

Фермитракс целил в мощный череп Сына Матери. По сравнению с прародителем сфинксов лев казался маленьким, как насекомое. Но это рычащее насекомое, закаленное в лаве Каменного Света, полное решимости и бешеной энергии, являло собой впечатляющее зрелище.

Все остальные, сгрудившись наверху, у балюстрады, глядели вниз. Их лица посерели, как лед, растекавшийся вокруг потоками воды. То, что Сын Матери их обнаружил, уже не играло роли. Что бы ни случилось, от них уже ничего не зависело.