Текст книги "Расплата за ложь (ЛП)"

Автор книги: Кай Хара

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

39





Шестнадцать дней.

Именно столько времени прошло с тех пор, как мы с Тайер расстались.

Шестнадцать дней я не разговаривал с ней ни о чем, кроме нашего разрыва, не прижимал ее к себе, когда мы сидели с друзьями, не смешил ее.

Шестнадцать дней я не требовал ее рта и не брал ее тело.

Шестнадцать дней, в течение которых я каждые пять минут проверял телефон, не написала ли она мне, и не поддавался желанию разбить его, когда видел, что она не написала.

Если говорить коротко, то это шестнадцать дней сплошной агонии.

Я был настолько сосредоточен на том, чтобы не влюбиться и не открыть себя для боли потери другого человека, как я потерял своих родителей, что мне даже в голову не приходило, что существует множество способов потерять кого-то навсегда.

Что можно потерять человека, даже если он жив. И эта боль может быть еще сильнее, потому что ты будешь думать о нем, мечтать о нем, тосковать по нему, даже физически видеть его, но его не будет в твоей жизни по воле случая, а не судьбы.

С тех пор как я потерял Тайер, я понял, насколько болезненной может быть такая потеря.

В течение последней недели я давал ей время и пространство, о которых она просила, и держался в стороне. Я по-прежнему осыпаю ее небольшими подарками, доставляемыми ей на дом, потому что будь я проклят, если позволю ей использовать это время и пространство, чтобы забыть и разлюбить меня, но с тех пор мы не виделись, лишь украдкой переглядываясь на занятиях или в коридорах.

Я скучаю по ней, как скучал бы по жизненно важному органу, если бы его неожиданно оторвали от моего тела, а я все еще должен был бы жить.

Это невозможно, и я чувствую, что увядаю без нее.

С момента нашего разговора в компьютерном классе я не делал ничего, кроме того, что вел привычный образ жизни: ходил на занятия, потом на межсезонные тренировки, а затем отправлялся домой, не нуждаясь в других социальных контактах.

Сегодня вечером Феникс и Роуг ворвались в мою комнату и заставили меня выйти из моей пещеры и отправиться в бар в Женеве.

– Если уж ты собираешься запить свои чувства, то хотя бы хорошим виски, ― сказали они.

Это было два часа назад, и за это время я успел хорошо напиться.

Мы втроем сидим за барной стойкой, в полумраке приглушенного освещения этого элитного бара, и потягиваем свои напитки в дружеском молчании.

В одной руке у меня виски, в другой ― полоска с фотографиями, которые мы с Тайер сделали в фотобудке на рождественской ярмарке, большой палец ласково проводит по ее лицу, как я делал это каждый день в течение последней недели.

– Она прекрасна, не правда ли? ― пьяно говорю я, показывая на Феникса, который сидит слева от меня. Когда он поворачивает голову, я отворачиваю фотографии от его взгляда, прежде чем он успевает посмотреть. ― Нет, не смотри на нее. Она моя.

– Тебе плохо, Рис. ― Роуг замечает справа от меня.

– Эй, ― говорю я, и слово выходит невнятным. ― Не разговаривай со мной. Бармен! ― Я жестом предлагаю еще выпить.

– Остынь от выпивки, выпей воды. ― Феникс говорит, подталкивая ко мне мой стакан с водой.

Я игнорирую его и тянусь за новым виски, который бармен ставит передо мной, и благодарю его, кладя на стойку сто евро чаевых.

– Продолжай в том же духе.

Я беру свой телефон и открываю переписку с Тайер, набирая ей сообщение.

Я: Я скучаю по тебе

Я: Это убивает меня, когда я не разговариваю с тобой.

Я блокирую экран и кладу телефон экраном вниз на барную стойку, не ожидая, что она ответит.

Неважно, если она не ответит, я просто хочу, чтобы она знала, что я чувствую. Напомнить ей, что, хотя я не видел ее больше недели, это потому, что я уважаю ее желания, а не потому, что я этого хочу.

Если бы это зависело от меня, я бы сейчас был у нее дома.

Я бесстрастно смотрю на барную стойку, полностью захваченный пьяным вихрем мыслей и чувств, хаотично проносящихся в моем мозгу, и тут меня кто-то трогает за плечо.

Я поворачиваюсь и сталкиваюсь лицом к лицу с Нерой. Ее глаза фиксируют степень моего опьянения, переходя с меня на мой только что налитый напиток.

Я оглядываюсь через ее плечо и замечаю мужчину, наблюдающего за нами в кабинке. Наверное, это тот, с кем она пришла. Он выглядит довольно знакомым, хотя мое пьяное состояние не позволяет мне сразу определить его личность.

– Как дела, Рис?

Мои глаза снова встречаются с ее глазами.

– Хорошо. Как она? ― спрашиваю я, жаждая получить любую информацию о Тайер.

Уголок ее губ приподнялся.

– Она может убить меня за эти слова, но, похоже, дела у нее идут примерно так же хорошо, как и у тебя.

Мне неприятно слышать, что ей больно, но мне нравится знать, что она не живет дальше. Что она хотя бы скучает по мне, скучает по нам.

Когда я заговорил дальше, в моем тоне прозвучал намек на мольбу.

– Скажи мне, что я должен сделать, чтобы она меня простила.

– Она единственная, кто может ответить на этот вопрос, и я думаю, что она сама не знает ответа. ― Нера смотрит на меня, ее взгляд жаждущий найти что-то. Должно быть, она нашла в моих глазах то, что искала, потому что добавляет: ― Если уж на то пошло, я думаю, она тебя простит.

– Да?

– Да. Но ты уж дальше сам, я и так уже слишком много сказала.

– Ничего страшного, спасибо, что рассказала.

В этот момент пищит мой телефон. Я беру его и переворачиваю, обнаруживая сообщение от Тайер.

Тайер: Я тоже по тебе скучаю.

У меня перехватывает дыхание, и опьянение на мгновение рассеивается, когда я перечитываю текст снова и снова, убеждаясь, что это реальность, а не видение, которое мой одержимый любовью мозг создал, чтобы успокоить мое израненное сердце.

Я несколько раз моргаю, чтобы убедиться в этом, но оно не меняется и не исчезает.

Я тоже скучаю по тебе.

Она скучает по мне.

Она скучает по мне.

Я должен пойти к ней.

Забыв о степени опьянения, я вскакиваю на ноги с табуретки, на которой сидел, и теряю равновесие, чуть не задев Феникса, споткнувшегося на паре шагов.

Он ловит меня и помогает выпрямиться.

– Ты в порядке, приятель?

Я нащупываю бумажник.

– Да, да. Мне нужно идти. Тайер написала мне сообщение.

Роуг кладет руку на мое предплечье.

– Иди. Мы тут разберёмся.

Я киваю ему в знак благодарности, прежде чем он поворачивается к Нере, которая все еще стоит там с улыбкой на лице, наблюдая за мной.

– Нера. ― Говорит он, привлекая ее внимание к себе.

– Да.

Он наклоняет подбородок к мужчине, сидящему в кабинке позади нее.

– Это тот, о ком я думаю?

Она смотрит на него через плечо, и мой взгляд присоединяется к ее взгляду.

Глаза мужчины буравят всех нас троих, его тело напряжено. Я вижу, что он готов вмешаться, если кто-то из нас сделает хоть какое-то движение в ее сторону.

Только Роуг задает свой вопрос, чтобы я понял, почему я узнал, с кем она, и когда она поворачивается к нам, что подтверждает ее румянцем.

– Да.

Феникс тоже смотрит на него, а потом добавляет:

– Ты играешь с огнем.

Ее глаза сужаются.

– Кто бы говорил. ― Ее голос понижается на десять градусов, когда она говорит с ним, вероятно, из-за его истории с Сикс. ― Я знаю, что я делаю. Ты ничего не скажешь, верно? ― Она смотрит конкретно на меня, когда задает этот вопрос, но я знаю, что она обращается ко всем нам троим.

– Нет.

Она кивает в знак благодарности и, не говоря ни слова, возвращается за свой столик.

Я допиваю остатки своего напитка, хлопаю Роуга и Феникса по спине и выхожу за дверь на нетвердых, но полных сил ногах.



Не прошло и часа, как я уже стучусь в дверь Тайер.

Это странно напоминает то, как я был здесь пару недель назад, только на этот раз я не пытаюсь активно стучать в дверь кулаками.

Она открывает, одетая в джинсы и водолазку, и я позволяю себе податься вперед и обнять ее. Как будто мое тело знает, что оно дома, и отключается на ночь, чувствуя себя в безопасности и защищенным.

– Привет.

– Привет, ― говорит она, ее голос заглушается моим большим телом, когда она пытается удержать меня. ― Что ты здесь делаешь?

– Я скучал по тебе. ― Я говорю, пользуясь своим положением, чтобы зарыться лицом в ее шею. Вдыхаю ее, как наркоман, трусь носом о ее шею, как бы впечатывая в себя ее запах.

Она мягко отталкивает меня, упираясь спиной в противоположную стену коридора. Я издаю недовольный стон, но позволяю сдвинуть себя с места, в итоге прислоняю тело и голову к стене и смотрю на нее сквозь тяжелые веки.

Она смотрит на меня проницательным взглядом, а затем ее губы искривляет улыбка.

– Ты пьян?

– Немного.

– Почему?

Я безразлично пожимаю плечами, проводя рукой по волосам.

– Алкоголь заставляет меня мечтать о том, чтобы ты меня простила. ― Я провожу рукой по лицу и по груди, подсознательно прикладывая ее к сердцу, как бы защищая его. ― Но потом я просыпаюсь, а тебя нет в моих объятиях, как я мечтал.

– Значит, пробуждение проходит жестоко?

– Да.

– Тогда почему ты это делаешь?

– Потому что за то время, что длится сон, я могу провести время с тобой. ― Я пересекаю короткую длину коридора, где она стоит спиной к противоположной стене, и мягко опускаю правую ладонь рядом с ее головой. Я наклоняюсь к ней, чтобы приблизить свое лицо к ее лицу, а мой рот нависает над ее ухом. ― Даже если это все в моей голове, даже если это всего лишь галлюцинация, на несколько мгновений это кажется реальным.

Дрожь пробегает по ее телу, когда мое дыхание ударяется о раковину ее уха. Я наклоняюсь ближе и, пользуясь тем, что был пьян, «случайно» касаюсь ее губ своими.

Искры проскакивают между нами при соприкосновении, безумная химия, как всегда, бурлит вокруг нас, опьяняя сильнее, чем алкоголь, текущий по моим венам.

– Не целуй меня, ― шепчет она, ее голос густ от вожделения.

Я сдерживаю болезненный стон. Никогда в жизни мне не хотелось целовать кого-то сильнее. Это пытка ― быть в миллиметрах от ее губ и не иметь возможности сократить расстояние, прижаться губами к ее мягким губам и завладеть ее ртом, как я делал это сотни раз.

– Это пытка ― не прикасаться к тебе. ― Я бормочу, мои слова путаются под действием алкоголя. ― Но боль ― это цена, которую мы платим за любовь. Триш научила меня этому.

– Научила? Когда?

– Когда она была здесь после того, как Беллами ранили. Она была права, что это цена, которую стоит заплатить, но это хуже, чем потерять тебя. Видеть тебя и любить тебя, но не иметь возможности сохранить тебя.

Она хватает руку, прижимающую ее к стене, и отталкивает меня. Когда она освобождается, я жду, что Тайер отпустит меня, но она этого не делает.

Я смотрю вниз, где ее ладонь обхватывает мое запястье, и вижу, что она неуверенно проводит пальцами по пушистой розовой резинке для волос. Я никогда ее не снимал.

– Может быть, тебе стоит ее вернуть, ― мягко говорит она, наклонив голову, чтобы посмотреть на нее.

Я вырываю свое запястье из ее рук.

– Тебе придется снять ее с моего холодного, мертвого тела.

Я отшатываюсь назад, и она поддерживает меня, чтобы я не упал. Мне не следовало так напиваться, но это был самый простой способ забыть о боли.

– Можешь сделать мне одолжение?

Она поднимает на меня бровь.

– Что?

Я подношу запястье с резинкой для волос к носу и вдыхаю.

– Она больше не пахнет тобой. Можешь нанести на нее свои духи?

Она смотрит на меня испытующим взглядом, скрестив руки, и я вижу, что она раздумывает, соглашаться или нет. Наконец, она поворачивается и идет обратно в квартиру, в свою комнату.

Она не велела мне ждать снаружи, поэтому я предполагаю, что могу войти вслед за ней, что и делаю.

Ее кровать зовет меня, пушистые подушки и обещание ее запаха, окутывающего меня, слишком манят, чтобы сопротивляться, и я со стоном опускаюсь на ее матрас.

Она поворачивается с полки с флаконом в руках и видит меня, разлегшегося на ее пледе.

– Не устраивайся слишком удобно.

– Ммм…

Она садится рядом со мной и берет меня за запястье, пару раз брызгая своими цветочными духами на резинку, после чего позволяет ей упасть на матрас.

Я снова подношу его к носу и резко вдыхаю, переполненный ее ароматом.

– Блять, да.

Я закрываю глаза, чтобы побороть головокружение. Мне кажется, что я лежу на кровати на корабле посреди бурных открытых вод, а не в комнате общежития.

Я не представляю, сколько времени я так пролежал, прежде чем потерял сознание, а запах роз и жасмина продолжал щекотать мне нос.



Борясь с головной болью, я открываю глаза.

Меня встречает чужая спальня и прекрасный утренний свет, от которого хочется больше никогда не открывать глаза.

Во рту у меня так сухо, как будто последний раз я пил воду два года назад, и я почти ничего не помню о прошлой ночи.

Я помню, как пошел в бар и пришел к Тайер. Наверное, я вырубился в ее постели, и она разрешила мне остаться у нее. Я смотрю вниз и вижу, что я только в нижнем белье и под одеялом.

Должно быть, она позаботилась обо мне в таком состоянии. Меня пронзает чувство вины за то, что прошлой ночью я был для нее обузой. Я пришел сюда, руководствуясь необходимостью увидеть ее и поговорить с ней, а вместо этого, вероятно, усугубил свое положение.

Я смотрю налево и вижу, что кровать пуста. Одеяло откинуто, на подушке виден отпечаток ее головы ― должно быть, она спала рядом со мной прошлой ночью, а потом рано встала.

Хватаю телефон и вижу, что сейчас десять тридцать утра.

Не так уж и рано.

От нее нет ни одного сообщения, только пара от Роуга и Феникса, чтобы убедиться, что со мной все в порядке.

Я сажусь, опускаю ноги на пол и опускаю голову на руки, пытаясь прийти в себя и побороть похмелье. В конце концов, я беру себя в руки, накидываю одежду и выхожу в гостиную, где ожидаю ее найти.

Ее там нет, но есть ее соседки. Сикс комично замирает с ложкой, наполовину поднятой ко рту, и смотрит на меня.

– Где Тайер?

– Что ты здесь делаешь? ― спросила Сикс, откладывая ложку.

– Он, наверное, вырубился здесь после того, как напился прошлой ночью. ― Заключает Нера.

Беллами бросает на нее вопросительный взгляд.

– Откуда ты это знаешь? Ты его видела?

– О, э…

– Эй. ― Я перебиваю, возвращая их внимание ко мне. ― Где она?

– Ее здесь нет, ― неуверенно говорит Беллами.

Не знаю, то ли это похмелье, то ли недостаток углеводов, то ли у меня просто стал короче запал, но я срываюсь.

– Я не хочу терять с тобой дружбу, но потеряю, если ты будешь играть со мной в игры, Беллами.

– Я не играю в игры. Она уехала.

– Куда уехала?

– Домой.

Я виню алкоголь в том, что я стал соображать медленнее, чем обычно, потому что я не понимаю, что она говорит.

– Здесь ее дом, куда она уехала?

Беллами бросает на меня сочувственный взгляд и выдвигает четвертый стул за столом, предлагая мне сесть. Я не сажусь.

– Она вернулась в Чикаго, Рис.

Теперь я сижу, мои ноги вдруг стали неспособны выдержать мой вес. Ее слова – удар, вдвойне болезненный от того, что я их не ожидал.

Нера наливает мне стакан воды, и я выпиваю его.

– Почему?

– Вчера ей позвонил брат и сказал, что у их мамы случилась передозировка пару недель назад. С ней все в порядке, ей вовремя ввели «Наркан» и вчера выписали из больницы. Она не подумала сообщить об этом никому из своих детей, Нолан узнал об этом только потому, что вчера зашел проведать ее и увидел больничный браслет на ее запястье. Тайер едет домой, чтобы проведать ее и убедиться, что с ней все в порядке. Я думаю, она хочет, чтобы ее мама снова попробовала обратиться в группу к анонимным алкоголикам, но она не очень надеется, что мама послушается.

Черт. Мы уже говорили о проблемах ее матери с зависимостью и о том, как они повлияли на Тайер. Я могу только представить, как тяжело это будет для нее.

– Когда она вернется?

– Я не знаю. Может быть, нескоро ― до каникул осталась всего пара дней, она говорила, что закончит занятия по Интернету и вернется в новом году.

Я откинулся на стуле в замешательстве. Я думал, что у нас есть прогресс, почему она не рассказала мне о своей матери? А еще лучше, почему она не разбудила меня и не сказала, что уезжает?

– Не беспокойся о ней, Рис. Она знает, как о себе позаботиться. ― Говорит мне Беллами, положив руку на мое предплечье в утешающем жесте.

Это я знаю точно. Тайер обладает бесконечным запасом сил, это одно из первых, что привлекло меня в ней, и это продолжает держать меня в интриге.

Жаль только, что она не доверяет мне настолько, чтобы положиться на меня в трудную минуту.

40





Первые пару дней после возвращения в Чикаго я провожу в квартире Триш, отдыхая и привыкая к смене часовых поясов.

К маме я не еду. Чрезвычайная ситуация уже давно миновала, так что она может подождать пару дней, пока я обустроюсь, к тому же у меня накопилось много горечи из-за того, как была решена вся эта ситуация.

Узнать о ее передозировке от Нолана, который сам узнал об этом по счастливой случайности, а не от нашей мамы, было обидно. Это еще одно проявление эгоизма с ее стороны.

Она могла умереть.

Я могла бы приехать в Чикаго из-за ее похорон, а не просто проведать ее, но этот факт либо совершенно от нее ускользнул, либо ей просто наплевать. Не знаю, что хуже.

Итак, первые два дня я использую для того, чтобы успокоиться, чтобы не ворваться к ней и не начать ссору. Я слишком много раз ходила по этому пути, я знаю, что это не сработает. Я знаю, что это еще больше подтолкнет ее к принятию неверных решений, а не наоборот.

Если я хочу убедить ее в очередной, уже десятой, попытке попробовать сообщество анонимных алкоголиков, надеясь, что на этот раз она действительно завяжет, то мне нужно быть как можно более уравновешенным.

Я воспользовалась тем, что нахожусь у Триш, чтобы позволить себе ласку и любовь ― мое сердце и душа очень нуждаются в том и другом, ведь мне пришлось пережить двойную трагедию, связанную с мамой и разрывом.

Когда Рис появился у меня накануне моего отъезда после недельной разлуки, это было похоже на судьбу. Конечно, я знала, что уезжаю на следующее утро, но он не догадывался.

Больше всего на свете мне хотелось сказать ему об этом. Я хотела получить его вдумчивый совет и твердую поддержку, как он делал это перед моим вторым футбольным матчем и каждый день после него.

Эта мысль вертелась у меня на языке с полдюжины раз, даже когда он был пьян, потому что я знала, что эта тема отрезвит его на месте, но каждый раз я сдерживалась в последнюю секунду.

За последнюю неделю я очень скучала по нему, больше, чем могла выразить словами. Он выслушал меня, дал мне время и пространство, в которых я нуждалась, но я не сразу поняла, что, как бы я ни была зла, мои чувства к нему не изменились.

Встреча с ним у меня дома пару дней назад стала тому подтверждением. Он продолжал доказывать свою преданность мне своими словами и поступками, и я решила, что хочу попробовать еще раз.

Но я не хотела уговаривать его пойти со мной. Я знаю, что если бы я сказала ему об этом, он бы почувствовал себя обязанным прийти, а я не хотела обременять его таким образом. Нет, мне нужно было держать это отдельно, разобраться с этим самой, а потом, когда я вернусь в Швейцарию, я восстановлю отношения с Рисом.

Я захожу на кухню как раз в тот момент, когда Триш ставит тарелку на стол.

– Отлично, я как раз собиралась позвать тебя на обед.

– Спасибо, ― говорю я, садясь рядом с ней за маленький столик.

– Ты слышала что-нибудь о Рисе?

Она видела, как я несколько раз проверяла свой телефон с тех пор, как приехала, надеясь, что он написал мне. Я думала, что когда он поймет, что я уехала домой, он сразу же напишет мне и спросит… что-нибудь. Но он этого не сделал.

Я не получила от него ни слова.

Я не знаю, уважает ли он мою просьбу о свободе или злится, но надеюсь, что это первое. Я бы написала ему сама, но не знаю, что сказать, чтобы не извергнуть на него целый роман обо всем, что я чувствую.

Нет, лучше подождать, пока я вернусь через несколько дней.

Я качаю головой и перемещаю еду по тарелке, не откусывая ни кусочка.

– Ешь. ― Она говорит: ― Этот мальчик любит тебя, детка. Он любит тебя уже очень давно. Все получится, но только не в том случае, если ты будешь морить себя голодом.

– Откуда ты знаешь, что он меня любит

– По тому, как он на тебя смотрит. Тогда он мог прятаться за словесными отрицаниями, но то, как он смотрел на тебя, словно ты была единственным человеком в комнате, невозможно было скрыть. ― Я ем, слушая ее. ― Он не должен был участвовать в том пари, но я верю, что он действительно любит тебя.

– Я тоже, ― говорю я, встречаясь с ней взглядом.

– Ты готова простить его?

– Думаю, да.

Она наклоняется и берет мою руку, крепко сжимая ее.

– Я рада за тебя, детка. Ты заслуживаешь всего самого хорошего в мире.



После обеда я отправляюсь в мамину квартиру в Гайд-парке, наконец-то готовая к встрече с ней.

Она живет в нижнем блоке совершенно запущенного четырехквартирного дома. По-моему, капитальный ремонт в нем не проводился с тех пор, как он был построен в восьмидесятых годах, и я думаю, что сейчас было бы безопаснее снести его и построить заново, чем пытаться устранить десятки имеющихся там серьезных проблем.

Не то чтобы мою мать это волновало или она была достаточно трезва, чтобы это заметить. Пока у нее есть крыша над головой, она счастлива.

Я дергаю ручку и обнаруживаю, что дверь не заперта. В этом нет ничего необычного, но это раздражает. Я сотни раз говорил ей, что нужно запирать двери, особенно в этом районе.

Здесь нечего красть, но кражи ― не единственное преступление, которое происходит в этом районе.

– Мама? ― зову я, входя в квартиру и закрывая за собой дверь.

В квартире полный беспорядок.

Она никогда не была безупречной, даже когда я жила здесь, но мы с Ноланом хотя бы старались поддерживать в ней порядок. За те месяцы, что прошли с тех пор, как мы оба съехали, она превратилась в настоящее гнездо наркоманов. Повсюду пустые бутылки, использованные трубки и шприцы, старые обертки от еды и остатки корок, не говоря уже о крайне подозрительных пятнах на ковре с не менее подозрительным запахом.

Волосы встают дыбом, когда я смотрю на эту сцену. Нолан предупреждал меня, что мама не заботится об этой квартире, но это еще мягко сказано. Это место непригодно для жизни, и мне становится плохо от одной мысли, что она здесь живет.

– Мама? ― Я снова зову, на этот раз громче.

Ответа нет.

Я прохожу мимо гостиной и заглядываю в старую спальню, которую мы делили с Ноланом, и в мамину комнату. Обе пустые, обе совершенно отвратительные. Насколько я могу судить, она спала на полу, матрасы отсутствовали на каркасах кроватей. Должно быть, она заложила их за мешок с деньгами.

Я сглатываю эмоции, забившие мне горло, и продолжаю идти мимо ванной на кухню. Там тоже невообразимо грязно, но главное ― пусто.

Где же моя мама?

Я достаю телефон, чтобы написать Нолану, когда слышу шум, доносящийся от входа в квартиру. Не успеваю я обернуться, как меня впечатывают лицом в стену.

Все происходит так быстро, что я даже не успеваю ничего понять. Задержка моей реакции на две секунды может оказаться роковой, так как рука прижимает мое лицо к стене, удерживая меня в ловушке.

Огромное тело прижимается к моему, и на меня сразу же нападает запах пива, травы и мочи.

Страх захлестывает меня, и я кричу во всю мощь своих легких, отчаянно сопротивляясь тому, кто меня держит.

– Я долго ждал, когда ты будешь одна. ― Страшный голос ворчит мне в ухо, и мой страх сменяется ужасом, ледяным холодом скользя по моим венам.

Внезапно мне снова становится одиннадцать лет, и я прячусь от криков и драк в шкафу в своей спальне.

Это Митч, мамин постоянный бойфренд последних трех лет. Я стала чаще бывать у Беллами, как только он появился в жизни моей мамы. Он не самый жестокий из всех ее парней, но я всегда считала его самым опасным. Он всегда смотрел на меня так, что у меня мурашки бегали по коже, и я никогда не чувствовала себя в безопасности рядом с ним.

Он никогда не переступал черту, но это только потому, что я не давала ему такой возможности. Если он был здесь, я была далеко, пока он не уходил.

Похоже, мои инстинкты были верны.

Борясь с парализующим страхом, который грозил заморозить меня на месте, я снова закричала, мои голосовые связки напряглись до предела, пока я билась и боролась с его захватом.

– Заткнись, сука.

Он сжимает мои волосы в кулак и прижимает меня лицом к стене. В глазах вспыхивают звезды, и я временно теряю сознание, борясь с волной бессознательности. Я знаю, что если сейчас потеряю сознание, то, скорее всего, не переживу этого, а если переживу, то уже никогда не буду прежней.

Воспользовавшись моим мгновенным оцепенением, он переворачивает меня так, что я оказываюсь лицом к лицу с ним. Он такой же уродливый и отвратительный, каким я его помню, время и наркотики не помогли его лицу, уже покрытому шрамами.

– Я собираюсь повеселиться с тобой. ― Он говорит с ужасающей улыбкой. Несколько зубов у него отсутствуют, а остальные сгнили, и это в сочетании с его навязчивыми словами выглядит страшнее, чем то, что я видела в фильмах ужасов.

Я не хочу умирать, я не хочу умирать, я не хочу умирать.

– Отпусти меня! ― Я снова кричу, борясь еще сильнее. Топаю ногой и кусаю его за предплечье до крови, не желая отпускать, даже когда он пытается стряхнуть меня.

Другим кулаком он ударяет меня в живот, отчего у меня перехватывает дыхание и я вынуждена отпустить его. Он обхватывает руками мое горло и сжимает его.

Это не то, как Рис доминирует надо мной в спальне, это должно причинить боль и, возможно, даже убить.

– Тебе не нужно быть в сознании для того, что я запланировал для тебя.

Желчь собирается у меня в горле, глаза выпучиваются, и я бьюсь с ним, как банши.

Я пытаюсь вырвать его руки, но не могу сравниться с ним ни по размерам, ни по силе. Мои ногти отчаянно впиваются в его предплечья, затем я пытаюсь выколоть ему глаза, но он откидывает голову назад и уходит из-под удара.

Я чувствую, что мои силы иссякают, но не сдаюсь. Я пытаюсь ударить его коленом по яйцам, но он уклоняется и бьет мою голову о стену позади меня.

Всхлип захлебывается в сдавленном горле, когда чернота начинает застилать мне зрение.

Я не выживу.

Я умру, потому что пыталась помочь маме.

Я умру, так и не попрощавшись с друзьями.

Я умру, так и не сказав Рису, что люблю его. Я сказала ему об этом только один раз в гневе, я хочу иметь возможность сказать ему об этом по-настоящему.

Борясь с бессознательным состоянием и прижимаясь к стене позади себя, я клянусь, что слышу, как кто-то выкрикивает мое имя.

Возможно, это ангел, и если это так, то у него самый волшебный голос, который я когда-либо слышала. Его я могла бы слушать вечно.

Я цепляюсь за этот лучик надежды и в последний раз открываю глаза, чтобы увидеть, как Митча оттаскивают от меня.

Его руки отрываются от моего горла, и я падаю на землю, обмякнув, ноги больше не могут меня удержать.

Я пытаюсь перевести дыхание, втягивая огромные глотки воздуха, от которых горят мои изголодавшиеся легкие, но при этом чувствую себя потрясающе.

Я жива.

Я жива.

Осторожно потираю саднящее горло, пытаясь выровнять дыхание и успокоить бешеное сердцебиение, когда паника начинает отступать.

Я понятия не имею, что произошло и кто меня спас.

Осторожно приподнимаюсь, застонав от боли в животе, и вижу, что Митч борется с кем-то, чьего лица я не вижу, потому что он стоит ко мне спиной, но кого я бы все равно узнала.

Это Рис.

Он появился из ниоткуда, как мой ангел-хранитель, спасая меня в тот момент, когда я была на грани потери сознания и подвергалась бог знает каким злодеяниям со стороны Митча.

Я не знаю, что он здесь делает и как он вообще догадался сюда прийти, но от облегчения при виде его, от осознания того, что он только что спас мне жизнь, по моему лицу сразу же потекли слезы.

Я знаю, что теперь я в безопасности.

Я не вижу его лица, но я все равно чувствую его ярость. Она подавляет весь воздух в комнате, когда обрушивает яростные удары на лицо Митча, который не может сравниться с ним ни по размерам, ни по выносливости, ни по силе воли.

Рис ничего не говорит, продолжая наносить удары, а тот уже почти не сопротивляется.

Он поднимается на ноги и, схватив Митча за воротник, тащит его бездыханное тело в сторону ванной. В новом положении я впервые вижу его лицо, и оно неузнаваемо.

Ярость искажает каждую линию и контур его лица, превращая его в нечто дикое. В его глазах светятся решимость и убийственное намерение, когда он тащит огромное тело Митча в сторону ванной, словно оно ничего не весит.

Я ползу за ними к дверному проему, все еще слишком слабая, чтобы использовать свои ноги, и вижу, как Рис откидывает крышку унитаза и дергает Митча за воротник, после чего погружает его голову в бачок.

– Я убью тебя на хрен. ― Голос Риса дрожит от гнева, когда он держит голову Митча под водой.

Тот борется за воздух, его руки разлетаются в разные стороны, когда он отчаянно ищет что-нибудь, что могло бы его спасти.

Ирония в этом не упускается.

Есть что-то сюрреалистическое в том, чтобы наблюдать, как Митча топят в унитазе квартиры, в которой я выросла. Это унизительно и страшно, и он не заслуживает большего.

Рис вытаскивает его из воды, и тот делает сильный вдох.

При звуке дыхания Митча на лице Риса появляется свежий гнев.

– Просто сдохни, мать твою.

Он снова погружает его голову в унитаз и снова топит. Я не сомневаюсь, что он убьет его, если я не вмешаюсь.

Я не хочу ничего больше, чем видеть смерть Митча, но я не хочу, чтобы это было на совести Риса. Пусть его арестуют, пусть он отправится в тюрьму на всю оставшуюся жизнь, этого достаточно.

– Макли, ― слабо зову я, и это слово больше похоже на хрип, чем на что-то другое в моем израненном горле.

Он не слышит меня, все его внимание сосредоточено на человеке, которого он душит в грязном унитазе.

– Макли, ― пытаюсь я снова, на этот раз громче, но у меня все равно не получается. Он слишком далеко зашел, слишком поглощен местью, чтобы услышать меня. Разве что…

– Рис! ― Я вскрикиваю, и его глаза тут же встречаются с моими. Они резко смягчаются, воспринимая мое присутствие. Я полусижу, полулежу на коленях, цепляясь за дверную коробку, пытаясь удержаться на ногах. ― Не убивай его. Пожалуйста, не убивай его.

В его глазах снова вспыхивает ярость, он раздумывает, слушать меня или нет.

– Почему нет?

Митч все еще пытается освободиться и добраться до кислорода, но его усилия становятся все слабее и слабее.

– Я не хочу, чтобы ты убивал его из-за меня. Пожалуйста, давай вызовем полицию. Я не хочу смотреть, как он умирает. ― Я умоляю, сокрушенно.

В тот момент, когда я произношу эти слова, Рис вытаскивает его из чаши и, используя как рычаг, разбивает его голову о фарфоровое сиденье унитаза.

Раздается неприятный хруст, и кровь брызжет во все стороны. Если он еще не умер, то это произойдет очень скоро, если ему не помогут.

Рис отпускает его, и Митч без сил падает на пол, теряя сознание, но, похоже, дыша, даже с огромной раной на лбу.