Текст книги "Разочарованный странник"

Автор книги: Катя Стенвалль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)

Октябрь 2003 года
Соревнование блинов

Япрочла в газете, что в конце октября состоится ярмарка, на которой среди всего прочего обещают провести ежегодный чемпионат по блинам. В состязании примут участие известнейшие личности всех пятнадцати аландских провинций. В смысле личности, известные своими блинами. А в жюри будут заседать величайшие блиноведы архипелага. Те, кто не менее двух раз победил на прошлых соревнованиях.

Этого я пропустить никак не могла! Да мне бы и не дали пропустить, потому что в каждой газете, по радио и по местному телевидению то и дело говорилось о соревновании. На это событие возлагались большие надежды. Обещали приехать ресторанный критик из Хельсинки и даже два журналиста из Стокгольма. Огласили весь список участников, и можно было делать на них ставки в табачном киоске. Каждый день в газете печатали репортаж об одном из претендентов: на целый разворот, интервью с большой фотографией. Кто же станет победителем? Из пятнадцати придётся выбрать одного, а другим придётся убираться восвояси несолоно хлебавши, как бы хороши ни были их блины. Страсти накалились до предела!

И вот настал день Икс. И именно в этот день у нас сломалась машина! Неужели мы не успеем к открытию? Бенни, как истинный джентльмен, вызвал такси, и вот мы уже несёмся через мосты над заливами, через луга и фермы – на ярмарку.

Даже не взглянув на разноцветные палатки с леденцами и вязаными кофтами, мы пробежали по направлению к вывеске «Чемпионат по блинам». Там была огромная толпа, целое море народу, и Бенни остановился в нерешительности, но я, наученная жизнью в Петербурге, бесстрашно врезалась в толпу, увлекая за собой и его и нашу собаку.

Наконец из-за спин зрителей показалась стена какого-то здания. Это была деревенская школа, в спортзале которой проводилось соревнование. Но внутрь никого не пускали. Мы вскарабкались на подоконник, и таким образом нам всё было видно, а собака прыгала внизу!

На фоне шведской стенки были установлены пятнадцать столиков, за которыми сидели очень серьёзные женщины. Все они были в возрасте, очень крупные, но не толстые. Вы представляете себе аландских бабушек? Ну, как бы вам получше описать? Двухметровые, очень прямые, преисполненные достоинства дамы, больше похожие на переодетых мужчин. В фигуре нет и намёка на округлость. На голове – короткая химия. Вставные зубы сияют так, что дух захватывает. «А это чтобы поскорее съесть тебя, деточка!» Вязаное красное платье (или зелёное, смотря по обстоятельствам), устойчивые туфли без каблука, и выражение на лице – самое решительное. С плеча на грудь каждой хозяйки свисала лента, которая уходила дальше под мышку. На ленте значились имя, возраст и представляемая дамой коммуна.

Перед ними на столиках стояли тарелки с блинами. Вы не знаете, что такое аландские блины? Ну, это похоже на запеканку из манной каши, взбитых яиц и пшеничной муки, такое белое высокое пирожное с румяной корочкой сверху. Выпекается в духовке на глубокой сковороде, подаётся обязательно со сливовым вареньем, взбитыми сливками и чашечкой крепкого кофе. Очень вкусно! Хоть совсем и не похоже на русские блины. Но они и называются (если перевести буквально) «сковородные печенья», так что всё по-честному.

Жюри состояло из трёх описанных выше пенсионерок и одного дедушки, вот только лица у них были ещё более суровые. Держа в руках планшеты с листом бумаги, они подошли к первому столику… В зале присутствовали репортёры из местных газет, а также кинооператор. Ведущий конкурса надел наушники и проверил их исправность. На улице раздался из громкоговорителя его голос:

«Раз-раз, раз-два, как слышно, как слышно? Итак, дорогие друзья, вот и началось наше соревнование! И первой выступит Эва-Лена из Гудбю! Эва-Лена со своими блинами! Члены жюри подходят к её столику! Они пробуют блины, жуют, заедают вареньем, запивают кофе! Какое блаженство на их лицах! Блаженство, но и задумчивость. Задача не из лёгких! Несомненно, эти блины очень вкусные, ведь их испекла Эва-Лена, семидесятилетняя жительница коммуны Гудбю! Но победит ли она в соревновании, признают ли её блины самыми вкусными – этого пока что не знает никто. Даже сами члены жюри. Потому что наше соревнование ещё только началось, и второй его участницей станет Сульвейг из коммуны Лемланд!»

Члены жюри медленно двигались от столика к столику, брали вилкой по кусочку очередного блина, торжественно клали его в рот, жевали, глядя прямо перед собой. Глотали. Потом наступала очередь варенья, сливок и кофе. Опять глоток. Качали головами, двигали бровями, и, наконец, рука бралась за карандаш и ставилась роковая отметка в блокноте.

На вид все блины выглядели одинаково. Интересно, а что, если кому-нибудь из членов жюри совсем не хотелось есть? Или после третьего кусочка ему эти блины уже в рот не лезли? Но работа есть работа, чего уж тут миндальничать? Аландцы не такие люди, чтобы отступать перед трудностями. И отцы их не такие, и деды, и даже прадеды тоже совсем были не такие. Ну и что, что надо съесть пятнадцать блинов за раз? При Густаве Вазе и не такое терпеть приходилось!

Члены жюри с похоронным выражением лиц удалились в комнату для совещаний, а мы в это время насладились пением детского хора.

Через полчаса под оглушительные аплодисменты назвали наконец победительницу! Ею оказалась шестидесятидвухлетняя Ниина Лахтонен, жительница коммуны Кумлинге. Ура! Королева блинов и запеканок, владычица булочек, повелительница вафель, блинная годзилла Ниина Лахтонен! Рыдающую Ниину вывели под руки из спортзала и устроили ей овацию. Мэр города пожал победительнице руку и вручил приз: домашнюю мини-пекарню фирмы «Электролюкс».

Я так много улыбалась, что даже щёки заболели. Потом мы на радостях прыгали с крыши сарая в сено, поучаствовали в беге в мешках, попробовали угадать, сколько весит тыква (но не угадали). Погладили кроликов, покатались на пони, дважды поели блинов с кофе, послушали школьный хор и раз восемьдесят отогнали пса от загона с овцами. Ему так хотелось пролезть под забор и поиграть с овечками! Что он и делал с интервалом в три минуты. Но эти дурочки истошно блеяли и забивались в угол.

Когда настало время идти домой, мы выяснили, что ещё не нагулялись. Решили сперва пройтись пешком, а потом по телефону вызвать такси. И мы двинулись по тропинке через поле, по дороге рвали яблоки, кидались друг в друга репьями, бегали вокруг стогов, отгоняя собаку от очередной отары овец. И вот мы шли, и шли, и шли, и шли, и шли, и шли, пока наконец не стемнело и мы не увидели вдалеке свой дом.

Ноябрь 2003 года
Тереза и Синго

У нашего далматинца Синго появились друзья. Жаль, что не у меня. А случилось это так.

Где-то месяц назад мы были вечером дома, и вдруг раздался звонок в дверь. Обычно к нам никто не приходит, и мы подумали, что либо ошиблись дверью, либо насчёт выборов, либо свидетели Иеговы, либо по поводу сбора средств в фонд святой Люсии. Иногда по домам ходят дети и продают всякую мелочь: открытки, игрушки, закладки для книг. Вырученные деньги идут в фонд детской больницы.

Открываем дверь. На пороге стоит маленькая хорошенькая беленькая девочка лет одиннадцати. Думаю, точно по поводу фонда Люсии. Но девочка была почему-то очень сердитая, грустная и хмурая. И вдобавок одна. А на Оланде девочки поодиночке в дверь не звонят. И вот она, не глядя ни на кого, говорит очень мрачным голосом: «Я с вашей собакой погуляю». Синго, конечно, вертелся тут же. Девочка вошла в коридор, взяла его за ошейник, прицепила свой поводок и увела нашего пса в неизвестном направлении. Мы, честно говоря, стояли, широко раскрыв от изумления рты. Причём пёс спокойно дал себя увести и даже не обернулся на прощанье. Мы не знали, что и подумать по этому поводу. Ни тебе здравствуйте, ни извините, ничего не объяснила: как зовут, где живёт, чего ей от нашей собаки надо. Я эту девочку вообще-то раньше видела, потому что она живёт на нашей улице, правда, не знала, в каком доме. Кажется, я иногда видела, как она проезжала мимо на велосипеде. Но мы никогда не разговаривали и даже не здоровались.

Прошло минут сорок; девочка вернулась, открыла дверь, на этот раз даже предварительно не позвонив, закинула Синго домой и ушла.

С тех пор она приходит к нам каждый день раза по четыре, так что собака гуляет с утра до ночи нонстоп. Синго очень доволен, только и прислушивается, не идут ли за ним. Мы выяснили, что девочку зовут Тереза, она живёт в доме номер шесть по нашей улице. Похоже, лично нас с Бенни она ненавидит. Из неё невозможно вытянуть ни слова! Думаю, Тереза следит за нашими окнами, потому что как только я появляюсь дома, она тут же звонит в дверь. Если я куда-то выхожу, то непременно вижу её у нашего дома: она либо сидит на каком-нибудь заборе, либо стоит под фонарём, в тонкой курточке, руки засунуты в рукава. Вид у Терезы надутый, как будто она со всеми поссорилась и на всех обиделась. А с другой стороны, наш Синго познакомился со всеми собаками в округе и теперь на прогулке прыгает на них и играет: выходит, Тереза гуляет не одна, а вместе с кем-то. С другими собачниками, вот псы и перезнакомились. Значит, несмотря на вечно мрачный вид, она не такая уж необщительная, как можно подумать.

Сегодня вытащили из почтового ящика письмо, адресованное не мне, не Бенни, а Синго. Не знали, порядочно ли будет прочесть его личную переписку, но потом всё же распечатали. Там были его портрет фломастерами (очень похоже, хороший портрет) и письмо с поздравлениями и всякими хеллоуинскими шутками. Также в конверт была вложена сосиска в целлофане. Синго последнее очень заценил. Думаю, он и в Валентинов день получит что-нибудь с сердечками и ангелочками. Портрет пса мы повесили над его матрасом, на кухне.

Хотя чему тут удивляться? У детей бывают идеи и похлеще. Моя подруга детства собиралась держать на балконе лошадь, для чего проделала гигантскую улучшительную работу и ночью свела лошадь из конюшни. Представьте себе, как лошадь взбиралась по лестнице на третий этаж, протискивалась в дверь, а потом шла через гостиную прямо по ковру!

Через некоторое время я решила, что пора познакомиться с семьёй Терезы, и зашла к ним в гости. В доме бегало, ползало и летало всякое зверьё. По коридору расхаживал ворон и клевал шнурки ботинок. По вешалке для пальто скакали две белки. Мама Терезы была рада со мной познакомиться, но совершенно не удивилась. У неё подрастали ещё три девочки, и они дружно тащили в дом всё живое, что им попадалось в лесу.

Мама сказала:

– Такая уж у нас семейка, мы любим животных. Я детям не запрещаю. Пусть держат дома кого хотят, но уговор: если я увижу какое-то животное, о котором не заботятся, выкину на улицу без всякого сожаления. И пусть потом не плачут, я им сразу сказала, что правила одинаковы для всех!

Она показала нам кошек, кроликов, хомяков, морских свинок, черепах и массу всяких больных и выздоравливающих зверей. Но вот собак у них не было, собак мама дома держать не разрешала. Она считала, что собака – это слишком большая ответственность. Именно поэтому Тереза так хотела собаку! Ещё выяснилось, что Тереза помогает всем, у кого нет времени ухаживать за животными. Она убирает в стойлах, чистит лошадей, кормит поросят, куриц, уток – всех, кого придётся. За это ей платят, как взрослой. И только с нашим псом девочка гуляет исключительно для своего удовольствия.

Мама подвела итог:

– По крайней мере, нам не придётся думать, где Тереза будет жить, когда вырастет. Лет в восемнадцать купит себе квартиру. Сейчас она откладывает всё, что зарабатывает. Ещё года три такой работы, и будет достаточно, чтобы купить себе двухкомнатную квартиру в городе. Правда, даже тогда она будет ещё слишком мала, чтобы распоряжаться своими деньгами.

Я поняла, что Тереза – очень серьёзная маленькая девочка и собаку ей можно доверять совершенно спокойно. А между тем на нашей улице разгорелась настоящая война. Появилась ещё одна девочка, которая хотела бы гулять с Синго. Однажды в дверь позвонили, я открыла, и на пороге возник какой-то мужчина с дочкой. Незнакомец заговорил по-русски. Выяснилось, что он из Москвы, переехал лет пятнадцать назад. А раз он тоже русский, то у нас автоматически должны были бы установиться тёплые дружеские отношения. По крайней мере, он на это всячески намекал: дескать, мы же с ним чуть ли не родственники, свои люди, уж мы-то всегда сможем договориться.

Первый раз он пришёл с коробкой конфет, и, разумеется, я не смогла держать его на пороге. Пригласила в дом и поставила чайник на огонь. Мужчину звали Дима, а его дочку Саша. Мне сразу бросилась в глаза её нервозность, она отчего-то сильно переживала. Дима сказал, что его дочка тоже хочет гулять с нашей собакой. Почему всё время одна только Тереза? Другие тоже хотят! Сашенька очень любит собак, и было бы просто замечательно, если бы она могла приходить и играть с Синго. Иначе получится нечестно. Чем она хуже Терезы?

Я ответила, что собака у нас большая, сильная и балованная, Саша с ней просто не справится. На что сама Саша громко разрыдалась, зарывшись в диванные подушки. Её папа был очень недоволен и чуть ли не закричал на меня:

– Ну, смотрите, что вы наделали! Вы могли бы при ней этого не говорить! Моя Саша – очень чувствительная девочка! Ничего не случится, если она будет иногда приходить поиграть с собакой! Вам что, жалко?

Я подумала, что вообще-то – да, мне жалко. Наша собака не игрушка. И я никогда не доверю Синго такой плаксе. Но вслух я не решилась это сказать и пробормотала что-то невразумительное: дескать, возможно, когда-нибудь Саша может пойти погулять вместе с нами, но не одна и не сейчас.

На следующий день Тереза, как обычно, отправилась гулять с собакой, и тут в дверь позвонила Саша. Она смотрела на меня огромными глазами, в которых стояли слёзы. Дрожащим голосом девочка спросила:

– А где Синго?

Узнав, что она опоздала и собаки дома нет, Саша принялась плакать прямо в дверях. Эта сцена повторилась и вечером, и на следующий день. К нам прибежал любящий папаша и потребовал не отдавать собаку Терезе, а ждать, пока придёт его дочь. Страсти накалялись. Девчонки подрались около наших дверей. Саша пыталась вырвать поводок из рук Терезы, схватила собаку обеими руками и не отпускала. Я вышла и прикрикнула на них обеих. Через пять минут к нам снова прибежал Сашин папа – разбираться.

С тех пор я стала ходить домой огородами, чтобы не встречаться ни с кем из участников драмы. С Терезой у нас был договор, что она стучит особым образом в дверь, тогда я открываю. Дома я не включала свет, чтобы никто не знал, что я уже пришла. Сидела с ноутбуком в ванной на полу. И вот сидела я так, сидела, и до того мне надоело прятаться! Думаю, пойду на кухню, сделаю себе кофе. Вышла и в темноте с разбегу налетела на Беннины гантели, которые лежали в коридоре. Так навернулась, что грохот стоял. Разбила колени в кровь. Как я ругалась, это нужно было слышать! Ну, думаю, сейчас я вам всем устрою! Нечего меня караулить и следить за окнами! Моя собака, а не ваша!

Зажгла везде свет, включила музыку. Тут же – звонок в дверь: это Дима с дочкой пришли разбираться. Оба дрожат от негодования, Саша вот-вот заплачет. Эх, и не вовремя же они пришли! Кричать я на них, правда, не стала. Очень хотела, но не получилось. Вместо этого я просто сказала, что я не могу доверить собаку Саше. Пёс уже привык к Терезе, и ему вредно менять окружение так часто, это может испортить его характер. И заявила, чтобы они больше не приходили.

Девочка разразилась громкими рыданиями, и я почувствовала себя свиньёй, каких свет не видывал.

Дима посмотрел на меня исподлобья и прохрипел голосом Высоцкого:

– Вот так, значит? Ну, хорошо. Ты ещё пожалеешь, стерва! Ты ещё не раз об этом пожалеешь. Меня здесь все знают, я тебе устрою такую жизнь!.. Ты ещё вспомнишь Диму из Москвы, не раз ещё вспомнишь, ты ещё приползёшь ко мне прощенья просить! В ногах валяться будешь. Пойдём, Саша!

Они ушли, а мне стало так весело, так легко на душе. Всё, нет больше проблемы с собакой. Можно не прятаться по дороге домой и не сидеть с выключенным светом. Не нужно больше поддерживать соседские отношения с единственным русским на нашей улице. А насчет того, что мне придётся к нему приползти и валяться в ногах, то в это я не поверила.

Нужно сказать, что больше я ничего о них не слышала и с тех пор ни разу не видела ни Димы, ни его дочки, ни даже тени от них обоих, хоть и прожила на этой улице целый год. Они как будто испарились!

Декабрь 2003 года
Сумасшедший Берг

В Мариехамне был местный сумасшедший. Ну, вообще-то сумасшедших здесь много, полгорода. Но этот просто выдающийся, о нём даже в газетах писали. Это была местная достопримечательность и, я бы даже сказала, символ города… Да, символ города! Точно!

Берг (так его звали) выглядел как постаревший солист группы «R.E.M.». Постаревший, но всё ещё интересный, стильно одетый. Зимой и летом он носил чёрный свитер из тонкой мягкой шерсти, бежевые брюки с массой карманов и застёжек, чёрную приталенную курточку и рюкзак. Такой костюм оценил бы какой-нибудь претенциозный кинооператор. Он всегда был хорошо подстрижен, на носу очки в толстой оранжевой оправе. Морщины не портили его, напротив, придавали особый шарм. Выражение его лица можно было бы описать словами «человек, который проявляет профессиональный интерес». На шее у него обычно висела тяжёлая камера, а на голове сидели наушники.

Берг всегда был на виду. Как только где-нибудь какое-нибудь маломальское происшествие, он уже там. В самой гуще событий. Он стоял впереди всех, когда мэр города перерезал ленточку у входа в новый бассейн. Он занимал кресло в центре первого ряда, когда под Рождество приезжал детский театр из Стокгольма. Он же засветло пришёл на выборы в органы местного самоуправления и простоял в коридоре целый день.

Если никаких событий не было, Берг просто бродил по улицам городка – километр в одну сторону, километр в другую – и смотрел по сторонам. В ушах плеер, на губах многозначительная улыбка. Иногда он вдруг останавливался, как будто ему в голову внезапно пришла какая-то мысль, и записывал что-то в блокнот. Обычно его можно было встретить в единственном открытом кафе на главной площади, и часто он был там единственным посетителем. Он приходил к открытию и уходил, когда кафе закрывалось. Сидел, пил коктейли и что-то писал. Иногда он приносил с собой ноутбук, иногда пользовался местным Интернетом, который прилагался к кофе. Он весь день пил, но пьяным я ни разу его не видела. Этот странный человек ни к кому не приставал с разговорами и вообще не стремился устанавливать контакт с людьми. Кажется, ему было достаточно хорошо одному. Но, как ни удивительно, окружающие искали его общества. Я много раз видела, как с ним заговаривали туристы, и они вели длинные беседы за чашкой кофе. Если к нему подходил пьяный, Берг решительнейшим образом пресекал всякие попытки. Он говорил: «Нет! Не заговаривай со мной! Мне нужно работать!»

Чувствовал Берг себя всегда уверенно и раскованно. Приходил в кафе как к себе домой и бросал официанту: «Мне как обычно, пожалуйста». Я сперва думала, что это какой-то знаменитый человек, приехавший на Оланд, чтобы отдыхать, творить, скажем, писать сценарий в тишине и уединении. Или, может быть, он фотограф или художник. Ну, как минимум, журналист. Однажды я не удержалась и спросила у официанта, кто это. Тот улыбнулся и ответил шёпотом: «Это Берг. Он сумасшедший, но безобидный. Его выпустили из психушки, потому что он хорошо себя вёл. Не бойся его».

Тут я всё поняла. И сразу бросились в глаза всякие мелочи, указывавшие на его несомненное сумасшествие. Я, например, много раз видела, как Берг выходил из дома, где сдаются квартиры для людей, нуждающихся в помощи социальных работников. Инвалиды живут там сами по себе, их не держат взаперти. Но каждый день приходит человек и помогает убрать квартиру, сходить в магазин, приготовить обед, помыть посуду.

И правда, разве станет психически здоровый человек слоняться сутками по улицам без какой-либо цели? Может быть умышленно, а может быть и нет, Берг раздувал каждое малозначительное событие до масштабов мировой важности. Открытие бассейна для него становилось награждением нобелевских лауреатов. Новогодний спектакль для школьников казался премьерой долгожданного фильма, где играют все звёзды сразу. Наше захолустное кафе, в котором подают разогретые гамбургеры, волшебным образом превращалось в кабаре на Монмартре, где бородатые художники обсуждают вопросы импрессионизма, застыв над рюмкой абсента. И в центре всех этих событий – Берг с кинокамерой. Он неизменно оказывается в нужное время в нужном месте, всё замечает, фиксирует, собирает информацию. Всегда начеку, всегда в форме, ироничный, наблюдательный, расторопный, незаменимый!

Видимо, у Берга были деньги, и он жил, как хотел.

Мог покупать себе одежду, камеры, ноутбуки. Его всё устраивало, ему было хорошо, у него в жизни был настоящий интерес. Хотелось бы посмотреть те фотографии, которые он делал на улицах города, и почитать его записки. Возможно, там было даже что-нибудь и про меня. И, скорее всего, не самое приятное… Этот человек погрузился в свой мир. Наверное, ему казалось, что он делает нужное и важное дело. А может, так оно и было на самом деле?

Я ездила на работу к пяти утра. Каждое утро в любую погоду я видела Берга на автобусной остановке рядом с бензоколонкой. Он сидел и ждал несуществующего автобуса (зимой автобусы в Мариехамне по этой дороге не ходят). Можно ждать хоть до посинения, автобус всё равно не придёт, разве что хватит терпения дождаться весны, когда возобновится движение по этому маршруту. А почему бы, действительно, и не дождаться? Времени у Берга было навалом. Завидев мою машину, он вставал и приветствовал меня царственным и торжественным жестом, как Брежнев с трибуны. Я всегда махала в ответ.

Благодаря Бергу я чётко увидела картину своего будущего. Если я останусь на острове и проживу здесь ещё лет десять, без всякого интереса, лишённая друзей и возможности двигаться дальше, разве не случится со мной то же, что и с ним? Мне тоже станет казаться, что я знаменитый режиссёр и приехала на остров снимать фильм. Через месяц я уеду назад в большой город, где много людей и машин, рекламы, огней, где масса дел и все куда-то бегут. А пока что я в Мариехамне, я снимаю кино, и мне это удаётся чертовски хорошо, у меня есть очень интересный материал. Тут, конечно, тоска зелёная, но работа есть работа. Господи, ну как только эти аландцы здесь живут? Ума не приложу! Неужели это можно воспринимать всерьёз? Почему они не переезжают? Ах, да какое моё дело? Это же меня всё равно не касается. Я выполнила сегодняшнюю норму, отсняла целую плёнку, а теперь пойду выпью чего-нибудь крепенького за здоровье аландского мэра.

Я бы точно спилась, не пьянея, и сама сошла бы с ума. Бродила бы по улицам города, сидела бы одна в кафе, улыбаясь чему-то и разговаривая с воображаемыми кинозвёздами. С той только разницей, что денег на ноутбуки и камеры у меня бы не было. Жила бы сама по себе, в своём мире, так далеко от всего на свете. И если бы меня в какой-то момент не стало, ничего бы не изменилось.