Текст книги "Любимая для бессмертного (СИ)"
Автор книги: Катерина Заблоцкая
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)
Глава шестнадцатая. Рене
В обители Истинных всегда было слишком помпезно. Я запомнил это ещё тогда, когда Матильда впервые изъявила желание взять меня с собой на некое загадочное торжество. Как и тогда, сейчас всё таинственно сверкало под покровом магической пыли, от каждого шага в сторону разлеталась волшебная пыльца, а в воздухе то и дело вспыхивали огоньки выпущенной на свободу энергии. Играла музыка, хотя самых музыкантов рассмотреть не представлялось возможным. Казалось, звуки скрипки и фортепьяно доносились откуда-то из пустоты, распространялись по всему пространству, нарушая законы физики.
Бал. Очередной бал.
Я едва не зарычал от досады, призывая магию. Колдовство легкими тенями ложилось на руки и сплеталось в прочную маску в половину лица. Этого всегда было достаточно, чтобы спрятать свою личность; Истинные не присматриваются к лицам, привыкнув к стабильности своего общества. Тысячи лет они жили единой, но не сказать, что дружной, семьей.
Гнездо порока, не иначе.
– Господин Хранитель, – Томас переступил с ноги на ногу. Он стоял у портального окна, которым я только что воспользовался; на деле нас с парнем разделяло огромное расстояние, но мы видели друг друга, и, если б Томас протянул руку, мог бы ко мне прикоснуться. – Вы уверены, что вам следует это делать? Может быть, вы бы лучше не вторгались…
– Ты считаешь меня слабее их? – мрачно поинтересовался я. – Взгляни. Узнают?
Том вздохнул.
– Не узнают, – прошептал он, скользнув взглядом по моему облику. – Но…
– Спасибо, что предупредил о торжественном мероприятии.
– Я подумал, что если вы его запретили, то вам будет интересно узнать…
Я коротко кивнул.
…Когда Томас сегодня утром связался со мной и сказал, что Истинные вновь взялись за старое, не сказать, что я успел даже разозлиться. Магические ритуалы были для них какой-то особой частью бессмертия, и сколько б я ни брался разгонять их, это всегда не имело должного эффекта. Но в этот раз от сборища веяло такой магией, что даже я не нашел в себе достаточно усталости и равнодушия, чтобы просто проигнорировать сборище.
Портал погас. На несколько секунд его плоская поверхность стала зеркальной, и я успел поймать собственное отражение. Черный камзол, больше подходящий для эпох, миновавших пятьсот лет назад, черная же маска, украшенная россыпью драгоценностей. Весь этот костюм, выстроенный вокруг обыкновенной одежды их мириадов магических искр, мог рассыпаться в любую минуту, но я всегда хорошо держал иллюзии.
Сверившись в последний раз с портальным отражением, я уверенно зашагал по широкому коридору. Двери распахнулись сами по себе, ведомые магией, и я решительно вошел внутрь, оказываясь в настоящем безумии чужого танца.
Зал казался воистину огромным. Как я и предполагал, музыкантов не было видно, музыка, сотворенная чарами, равно как и всё остальное, разносилась по помещению, ведомая лишь попытками вытянуть очередную энергетическую нить из общей системы.
Истинных, как всегда, было много. Действуя отдельно от них, я порой забывал, что их, пресыщенных богатством и магией бессмертных, считающих себя богами, было гораздо больше нескольких десятков. Вырядившись так, словно от этого костюмированного бала зависели их судьбы, они хохотали и танцевали, незаметно сдвигаясь к самому центру зала.
– О, друг мой, – к моему плечу прижалась какая-то девица – впрочем, она наверняка не младше покойной Матильды, – представьтесь? Я вас сегодня не узнала!
– Я хорошо прячусь, – я высвободил руку. – И опоздал на собрание? Что сегодня происходит?
– Всего лишь милое торжество, – звонко рассмеялась она. – В этом танце мы пытаемся возродить былую мощь! Вы пришли развлечься или за советом?
– За советом.
– В таком случае, друг мой, – она звонко рассмеялась, – вам к центру. Сегодня средоточие там.
Средоточие значит. То, что весь мир там, снаружи, может рухнуть, им плевать. Они в очередной раз вскрыли запасы энергии, к которым не имели права прикасаться, и пытаются совершить что-то невозможное, чтобы возомнить себя богами.
– Но если пожелаете танцевать, найдите меня, – прошептала женщина.
Некоторые из Истинных почти никогда не появлялись в обществе, предпочитая далекую местность. Вероятно, меня приняли за одного из них, иначе не пропустили бы столь свободно, и я спокойно, не стесненный в движениях, зашагал к небольшому вихрю, раскручивавшемуся от центра. Магия, клокотавшая в воздухе, была настолько сильна, что даже дышать стало трудно.
К центру людей оказалось больше, они почти сформировали толпу. Я отодвинул кого-то, чтобы пройти, и услышал недовольное шипение за спиной, но остановить меня не успели.
В самом центре безумного бала красовалась огромная пентаграмма. Я увидел лучи магической звезды и наступил на самый её край, не боясь того, что могу пострадать от магии.
В пентаграмме стояла женщина. Если присмотреться, можно было увидеть, что она не касалась ногами пола, лишь зависла над ним, словно призрак. Однако, вторжение в пентаграмму она ощутила, стремительно оборачиваясь ко мне.
– Кто, – её властный голос ни с чьим спутать было невозможно, – посмел нарушить ритуал своей наглостью?!
Моя иллюзорная маска за ненадобностью рассыпалась пылью.
– Тот, кто, собственно, не давал разрешения проводить весь этот ужас, – холодно проронил я. – Здравствуй, Матильда. Не ожидал тебя увидеть. Как там жизнь после смерти?
Любому на моем месте наверняка хотелось бы в лучшем случае убежать куда подальше.
Матильда, женщина, которую я любил, и которая рассыпалась в пыль на моих глазах, стояла передо мной оскорбительно живая. В её глазах сверкало привычное презрение, испытываемое ею по отношению ко всему живому, но смертному, и ко мне в том числе, даром, что она продолжала обращаться ко мне не иначе как «любимый» на протяжении всех наших больше похожих на смертельную ловушку отношений. Она была облачена не в маскарадный костюм, а в привычное легкое белое платье, что трепетало на ветру, волосы собрала в небрежную косу, и та покоилась на её левом плече. Губы, не подведенные никакой помадой, изгибались в веселой усмешке бессмертной властительницы жизни.
От живой Матильду отличало только то, что сквозь неё, если слегка прищуриться, я мог рассмотреть стоявших сзади Истинных.
– Рене, – проронила она тем же тоном, что и при жизни, – вот уж… Не ожидала тебя здесь увидеть.
– А я-то как удивлён нашей внезапной встрече, – холодно проронил я, внимательно глядя на неё. – Ты себе даже не представляешь. Ну? И чьей гениальной идеей было вызвать это?
– Мне не нравится, что ты говоришь обо мне, словно о какой-то твари, выбравшейся откуда-то из другого мира, – проворковала Матильда. – Разве ты не скучал по мне, любимый?
– Рыдал каждую ночь, – холодно отрезал я. – Повторяю свой вопрос. Кто вытащил это и каким образом?
Даже Хранитель Времени, считавшийся если не всемогущим, не был наделен способностью воскрешать мертвых. Считалось, что простые люди покидали нас навсегда, оставляя о себе только легкий налет воспоминаний в сознаниях родных и какие-то материальные вещи, одно прикосновение к которым вряд ли возвратит людей. Легкие энергетические следы. Я знал, что силу из вещей можно вытянуть, но её было недостаточно, чтобы сформировать хотя бы тень человека, способную выдохнуть несколько слов, прощальное «люблю» или «ненавижу». Такое пытались проделывать много лет назад, вытягивать имена убийц из орудий преступления, но тщетно.
Разве что золотые стрелы, забиравшие всю сущность человека и превращавшие его в пепел, могли выпустить из себя несколько мыслей, но их было недостаточно, чтобы сформировать цельную картину. Я не представлял, что надо было делать, чтобы создать почти реальный призрак Матильды. А она стояла передо мной практически живая, и когда протянула руку и прикоснулась к моему плечу, я даже смог почувствовать привычный холод её пальцев сквозь тонкую ткань рубашки.
– Не сердись на них, – проворковала Матильда, подходя к самому краю пентаграммы, нанесенной на пол обители Истинных. – Они всего лишь хотели спросить у меня совета. Наши дорогие друзья, – она обвела широким жестом присутствующих в зале бессмертных, – не совсем понимают мотивы твоего поведения и считают, что ты, получив этот благословенный дар, дар жить вечно, несколько неверно распоряжаешься им. Они боятся, что твои действия могут иметь непоправимое влияние на их жизни, и хотели бы, чтобы я по крайней мере смогла призвать тебя к благоразумию.
– Вот как.
– Ну да. Ведь я знала тебя лучше всех. Лучше твоих родителей или твоей ничтожной сестренки. Кстати, как она? Я не успела услышать, сумели ли убить ее во имя баланса? Тебе ведь самому пришлось принимать это серьезное решение…
– С моей сестрой всё замечательно, – отметил я. – Вопреки твоему желанию, она всё ещё жива, вышла замуж, родила ребенка.
– Ты нарушаешь законы баланса во имя личной выгоды? – изогнула брови Матильда. – вот как? Мне казалось, ты всегда был слишком правильным для этого, мой мальчик.
– У меня была очень хорошая учительница, – холодно промолвил я.
Пентаграмма под ногами Матильды заискрила. Она стала несколько плотнее и уже почти не просвечивалась, больше напоминая живого человека, а не призрака, вытащенного из другого мира. И я, присмотревшись к знаку на мраморном полу, наконец-то понял, как именно они сумели её сохранить.
Человек сохраняется в том, с чем он чаще всего взаимодействовал. Марго так долго тянула за энергетические нити, что оставила там слишком много от себя. А Истинным хватило ума воспользоваться естественным средоточием энергонитей, чтобы попытаться её оживить.
Первым моим желанием было разрушить её, броситься на неё, чтобы сжать призрачное горло собственными руками. Однако, Матильда – ключ.
Противный, вызывающий раздражение и желание поскорее забыть о её существовании, но ключ. Если я пойму, как они умудрились вытащить её из энергонити, и вытащу из неё информацию, которая позволяла ей столько лет творить свои злодейства, то, возможно, мне удастся решить все проблемы быстрее.
– И разве ты не рад меня видеть? – протянула Матильда.
– Рад, – я растянул губы в притворной улыбке и протянул ей руку. – Может быть, согласишься хотя бы потанцевать со мной, раз уж ты здесь?
Она с легким недоверием сжала мою ладонь и позволила выдернуть себя из пентаграммы. Запоздало разжала пальцы, но было уже поздно; магия, удерживавшая пентаграмму, рассыпалась, утекая в энергонить. Матильда так и осталась в состоянии почти материального признака.
– А теперь, – проронил я, отпуская её ладонь, – вернемся к насущным вопросам: кем из вас мне следует залатать дыры, которые возникли по её возвращению?
Истинные молчали. По залу прошел тихий гул.
Я снял с шеи цепочку с песочными часами. Те гудели у меня на ладони в предвкушении колдовства. Чувствовали, должно быть, что собираюсь использовать их по назначению, и были готовы прямо сейчас восстанавливать равновесие. Я впервые почувствовал нечто большее, чем просто энергетику, ощутил в нервном зуде предвкушение и ненависть. Как будто этот мир ненавидел собственных божеств, созданных для поддержания баланса, а не для разрушения всего живого.
– Кажется, – проронил я, – вы не слишком спешите отдавать свои жизни за этот призрак? Как же! А мне казалось, её советы достаточно ценны.
Матильда, дразнясь, опустила холодную ладонь мне на плечо, погладила по руке, будто пытаясь успокоить. Я сделал вид, что ничего не чувствую, хотя было неприятно.
Вся любовь, которая была во мне по отношению к Матильде, давно уже успела выгореть, превратиться в пепелище. На её место пришли ненависть, раздражение, отвращение, целый спектр негативных эмоций, о существовании которых Матильда могла лишь строить догадки. Сейчас она провоцировала нарочно…
Но она была неживая. Я понимал, что это лишь концентрация её воспоминаний. Затерявшихся среди энергетических нитей. Она – не настоящая, и всё, что меня интересует – это то, как именно им удалось вытащить энергетику и заключить её в телесную форму.
Я мог предположить, что Истинные подпитывались энергетическими нитями, вместо этого оставляя внутри серьезные части собственного естества, но даже не предполагал, что это настолько далеко зашло.
Часы на моей ладони едва не подпрыгивали. Воздух переполнился магией; я же вернулся к пентаграмме и презрительно скривил губы.
– Сегодня вы открыли очередную дыру в балансе, но не спешите её исправлять? Хорошо. Думаю, в качестве платы сойдет и это место. А вам придется заняться делом. Может быть, там, среди обычных людей, разыскивая аномалии, вы немного лучше послужите миру?
Пространство всколыхнулось. Я подбросил песочные часы на ладони, и время вокруг заспешило вперед, превращая мраморный пол под ногами в прах, вытаскивая энергию из стремительно стареющего здания, которое долгое время было Обителью истинных. Энергии, содержавшейся в нем, было достаточно, чтобы восполнить дыру, созданную возвращением Матильды, хоть она и казалась другой по структуре.
Я увидел, как вспыхнул первый портал, унося за собой нескольких Истинных. Кто-то с визгом бросился прочь. Обитель стремительно уменьшалась, где-то вдалеке слышался грохот.
Место, куда Истинные убежали тысячи лет назад, рассчитывая просто издалека править всем миром, рушилось так быстро, будто никогда не было ни прочным, ни незыблемым.
…Всё закончилось быстрее, чем я предполагал. Пять минут – и Истинных здесь не осталось и вовсе. Они спасались бегством с помощью порталов, всё вокруг обращалось прахом, и теперь у меня под ногами остался лишь клочок метр на метр. Рядом красовался последний из порталов, тот, что вёл в Канцелярию, и я знал, что когда уйду, Время уничтожит остатки этого места, даже воспоминания о нём.
– А ведь здесь было красиво, – отметила Матильда.
– Было, – не стал спорить я. – А теперь наш мир продержится ещё несколько месяцев, ну, и ты немножко поживешь. Чудесно, не так ли?
– Ты зря их наказал.
– Не зря, – равнодушно ответил я. – Им будет полезно.
Истинные всё равно никогда не сделают никаких выводов, но, по крайней мере, засуетятся. А я с нетерпением ждал каждой их ошибки. Они давали мне шанс выиграть.
Даже если совсем маленький.
– Дурак, – пропела Матильда у меня за спиной. – Дурак! Ты никогда не заставишь их трудиться во благо этого мира. Они не привыкли! Ты считаешь, что своим идеализмом способен переубедить их? Мой мальчик! Неужели я ничему не сумела тебя научить?
Я обернулся. Матильда не спешила растворяться в воздухе, хотя, наверное, сделала бы это, перехватив мой взгляд, если б могла осуществить это по своему желанию. Но энергия, заключенная в хрупкую физическую оболочку, не могла найти выход, если самостоятельно не разломать линии границ. Я этого делать не собирался.
– О, ты многому меня научила, – протянул я, внимательно глядя на нее. – Я не питаю по их поводу ни малейших иллюзий. Но они оставили мне такой милый ключ… Тебя. Думаешь, мне не хватит ума догадаться, как именно этим можно воспользоваться?
Если бы призраки умели бледнеть, Матильда наверняка побледнела бы. Однако, она оставалась ровно такой же, как и в момент, когда я впервые увидел её, ожившую. Полупрозрачная, с застывшим на лице легким презрением, которое она была готова бросить в меня в любую секунду. Она не знала, что происходило после её смерти, но могла лавировать, ориентируясь на реакции окружающих. Меня всё ещё поражало другое – то, что её сумели вытащить из энергетической нити. Сколько на самом деле узлов завязала Матильда, изменяя общую картину мира, что настолько сильно закрепилась в нём и оставила такую огромную часть своей сущности…
– Ты стал очень самоуверенным, мой мальчик, – отметила Матильда. – Уже совсем не тот Рене, которого я любила.
– Ты? Любила?
– Ну ведь я оставила тебя в живых. Ты не старел, не угасал после каждой ночи со мной.
Я шагнул в портал. Матильда неотрывно последовала за мной, шаг в шаг, и оказалась на зеленой лужайке возле Канцелярии, куда, собственно, и выводило портальное окно. Солнечный свет не заставил Матильду превратиться в горстку праха или раствориться в воздухе, но она вся засветилась изнутри, теперь выглядя ирреальной ещё больше, чем прежде. А в помещениях, надо же, её можно было перепутать с реальным, живым человеком.
– Конечно, не угасал. Потому что естественная генерация энергии никуда не делась. А ты прекрасно пользовалась ею, вытягивая из меня всё больше и больше.
– Не понимаю, – протянула Матильда, – это так смешно – сердиться на меня спустя годы… Это ж уже сколько времени прошло? Много, не так ли… Ты всё никак не можешь простить. А ведь я не единственная злодейка в этой истории. Тебе так не кажется?
Я пропустил её полунамеки мимо ушей и уверенно зашагал вперед, ступая по сочной зеленой траве. Надо было отойти от здания Канцелярии подальше, пока нас не заметили. Отвечать на какие-либо вопросы касательно Матильды не хотелось…
– Мне кажется, что несколько десятков других злодеев поспешили убежать, как только меня увидели. Весьма интересная реакция на начальство, тебе не кажется, Матильда?
Она ответила мне веселым, задорным смехом, таким, которым никогда не обладала при жизни. Кажется, Матильде нравилось, что я стал свидетелем её воскрешения.
– На самом деле, – кокетливо промолвила она, – всё очень логично. Ведь они вызвали меня для того, чтобы узнать, как можно убить Хранителя Времени… Они пытались призвать золотые стрелы, но у них ничего не вышло. Те не хотят действовать против тебя… Мой дорогой Рене, единственный способ для тебя погибнуть – это разыскать любимую женщину, связать себя с ней тесными узами и дождаться, пока она пожелает убить тебя. Так ты сделаешь её следующей Хранительницей, и всё пойдет по кругу… Может быть, она убьет ещё несколько Истинных, и так, из года в год, вы будете уменьшать их количество до тех пор, пока нас не останется слишком мало… Пока Хранитель не будет единственным с бременем бессмертия. А потом, может быть, умрет. Но ты же ещё не нашел себе любимую?
Я не позволил себе остановиться. Матильда же отвратительно рассмеялась.
– Или нашел? Рене-Рене… Никогда не влюбляйся, помнишь, я сказала тебе об этом, когда умирала. Уверена, что ты всё расслышал. Никогда не влюбляйся, и тогда ты сможешь прожить достаточно долгую жизнь, чтобы отправить на тот свет гораздо больше Истинных… Кстати, как ты, не стареешь? Время слушается тебя, Рене?
У Канцелярии оказалось несколько свободных повозок на автоматическом управлении. Я запрыгнул в одну из них, ввел координаты швейного цеха. Матильда устроилась рядом, продолжая довольно улыбаться.
– Хочешь, я расскажу тебе, зачем подпитывалась сторонней энергией и почему творила то, что ты в своей прелестной головушке называл злодействами… Ох, мой мальчик. Мы ведь не живые люди, ты не знал? В тебе просто осталось ещё слишком много от живого, ты пока не забыл, как это – всё время меняться. Ты молод и наивен. Ты не знаешь, как это – чувствовать, как твоя жизнь медленно из тебя вытекает. И я делала всё, чтобы мы не смешались с этим миром. В один момент всё стало так хорошо, что мы больше перестали быть необходимыми этому миру. И тогда я взяла на себя смелость всё испортить. Сделать всё так, чтобы этот мир нуждался в своих Истинных. Если ты всё исправишь, Рене, если ты найдешь ту самую энергетическую нить, тот узел, с которого всё началось, если тебе удастся сделать всё так, как было, чтобы баланс больше не расшатывался, знаешь, что останется от Истинных? Пыль. И от тебя тоже, Рене, останется пыль. Ты готов ею стать? Неужели? Ты просто не знаешь, что такое умирать медленно, чувствуя, как жизнь вытекает из тебя по капле… Они знаешь почему тебя ненавидят? Потому что ты так безрассудно действуешь, будто всерьез решил избавить их этого бессмертия. Этих капелек силы. Они не готовы умирать.
– Они уже много тысяч лет не готовы умирать, – отметил я. – Однако, если миру это нужно, им всё-таки придется отправиться на тот свет.
– А ты сам? Ты сам готов?
Матильда прижалась к моему плечу, холодная, мертвая, потусторонняя.
– Ты мой глупенький маленький мальчик, – прошептала она мне на ухо. – Ты просто не понимаешь, о чем говоришь. Пожертвовать собой слишком сложно, чтобы на это был способен живой, реальный человек… Ты этого не сделаешь, Рене. Тебе всегда будет за что ухватиться, чтобы захотеть статься живым…
– Знаешь, если б всё решалось просто моей смертью, я б, наверное, давно уже умер, – усмехнулся я, переводя взгляд на Матильду. – Но ведь всё не так просто, верно?
Женщина вздохнула, хотя дышать-то ей не нужно было.
– Ты взвалил на себя слишком много. Ты не убийца, Рене. А этот мир не захочет забирать их самостоятельно… Помирись. И стань одним из нас. Это единственный способ кое-как удержать всех на гранях баланса.
Я взглянул на неё.
– Ты же знаешь, что я не прислушаюсь к твоему совету, верно?
Она знала. Знала, но всё равно растянула губы в приторной улыбке.
– Рано или поздно тебе придется. И я всегда буду рядом. Если понадобится, укажу тебе верное направление.
