Текст книги "Навсегда (СИ)"
Автор книги: Катерина Лазарева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)
Глава 10. Сиенна
До самого суда я больше не пыталась поговорить с Мэттом наедине. Ведь убедилась – у него всё под контролем. А остальное – не моя забота.
Как бы странно он себя ни вёл, на что бы ни намекал – я даже не буду об этом думать. Мэтт поможет моему отчиму, а потом распрощается с нашей семьёй. Хочет того или нет.
Брак с Эндрю должен этому поспособствовать. Вряд ли Мэтт захочет портить свою безупречную репутацию приставаниями к замужней леди, какими бы ни были его первоначальные намерения.
К счастью, до суда он не предпринимал попыток заговорить со мной о чём-то кроме дела. Видимо, сам углубился в процесс. Для него это отчуждение явно было временной передышкой, но я сделаю всё, чтобы это не оказалось затишьем перед бурей.
Матери вскоре стало намного легче – и тогда я вообще перестала взаимодействовать с Мэттом, предоставив его ей. К тому же, Эндрю частенько навещал нас. И тоже горел желанием участвовать в деле. Я не только препятствовала этому, но всячески поддерживала. Чем больше людей – тем сильнее дистанция между мной и Мэттом.
О его словах мне, о поступках с домом и в спальне, о его взглядах я старалась не думать. Как и об убийстве и других странностях. Я направила весь энтузиазм на предстоящий суд. И уже скоро мне удалось не беспокоиться ни о чём, кроме успешности дела.
А процесс приближался.
************
Слушаю судью, отрешённо разглядывая зал. За весь день я так переволновалась, что теперь, на самой его главной части, настигает апатия. Будто всё происходит не здесь и не со мной.
К счастью, мне не нужно выступать. Не свидетельница, не пострадавшая. Просто падчерица обвиняемого.
Я стараюсь не смотреть в сторону грязного, побитого и закованного в цепи отчима. Тюремщики никогда не отличались милосердием. Они могут вытворять всё, что захотят. Кроме убийства. Таковы законы. А вот вмешиваться и перечить надзирателям, хоть как-то сопротивляться – значит получить дополнительное наказание.
Даже Мэтт не смог бы спасти Ричарда от испытаний, которым тот подвёргся в тюрьме.
Сначала выступает обвинение. Меня передёргивает от желчи тона категоричного мужчины. Он словно ненавидит моего отчима. Да ещё и звучит убедительно, даже яростно, будто призывает всех собравшихся обратить внимание на чудовище.
Окидываю взглядом зал и замечаю брата покойного Патрика. Даже не сомневаюсь, что это именно он. Такая же фанатичность, тот же огонь в глазах.
Я уже начинаю опасаться. Вряд ли эти двое планируют сдаваться. Даже репутация Мэтта их не останавливает.
Несколько неприятных минут – и настаёт очередь выступления адвоката. Он не колеблется. Уверенно выходит, спокойно и непоколебимо начинает. Рассматривает каждый аргумент обвинения, чётко давая понять, насколько тот абсурден.
Я ловлю себя на том, что внимаю каждому слову Мэтта. И понимаю – он воздействует на зал куда мощнее, чем пытающийся сделать это обвинитель. При том, что в голосе адвоката нет таких эмоций. Он будто и не стремится так входить в сознание каждого – это происходит само.
Улыбаюсь. И вдруг…
Словно удар молнии. Я неожиданно вспоминаю, где раньше видела символ, вырезанный на его предплечье.
Улыбка медленно сползает с лица.
Два столетия назад, при правлении Йоханна Миллера, так клеймили тех, кто совершил преступление против короны. Специально, чтобы не хоронить. Эта отметина означала презрение и гонение и в жизни, и смерти. Никто не осмеливался предать захоронению тело, на котором была эта страшная метка.
Обычно таких преступников немедленно казнили, но в случае, если кому-то удавалось избежать наказания, клеймо было вечным проклятием и при жизни. Никакой приемлемой работы, никаких отношений с людьми. К тому же, все, кто сталкивался, норовили вернуть клеймённого на плаху. Постоянно скрывать знак было невозможно.
Власть Миллера была абсолютной, отсюда и такой закон. Чтобы боялись даже перечить ему.
Но вскоре вмешалась церковь, поддерживаемая народом. Они настояли, что бесчеловечно не позволять людям покоиться с миром, не оставлять им шанса на искупление грехов. Саму идею клейма постепенно задвигали на задний план. В конце своего правления Миллер отменил закон.
Последующие правители не собирались его восстанавливать. Это была выдумка Йоханна, она покоилась вместе с ним.
А потому практика вырезания чёрной метки длилась всего одиннадцать лет. И сейчас мало кто знал об этом. Тем более что правление Миллера оказалось скучным и незначительным периодом. Изучать историю в таких деталях никто не рвался – разве что, скрупулёзные учёные.
Я читала о метке в редкой исторической книге, которую подарил мне Эндрю. И то там было просто упоминание, без лишних подробностей.
Тем не менее, каким-то образом я знаю всё это наверняка.
Два столетия назад.
Двести лет.
Как такое возможно?..
Сейчас никто никому не ставит клеймо. Конечно, нельзя исключать и такого варианта: Мэтт, хорошо зная историю, каким-то образом добился, чтобы кто-то так искусно вырезал ему на теле этот знак. Хотя он всегда выжигался мучительно – иначе на теле следы не оставишь. Такие практики были раньше и только в качестве наказания.
Но, допустим, Мэтт таким образом хотел выразить протест против господ во власти. Чтобы мало кто понял, лишь для собственного удовлетворения. Видимость борьбы.
Морщусь. Конечно, я недостаточно хорошо знаю непредсказуемого Мэтта, но уверена – такие бессмысленные методы не для него. Слишком мелочно. Да и государство скорее процветает, бороться с ним сейчас – удел не пристроенных в жизни людей, неудовлетворённых прежде всего собой. Это тоже не про Мэтта.
И дело даже не в этом…
Интуитивно я чувствую: ему вырезали эту метку именно двести лет назад, когда хотели казнить за преступление против короны.
По коже пробегает холодок. Это жуткое осознание так внезапно и прочно утверждается в голове, что становится страшно.
Люди столько не живут. Тем более, оставаясь во внешности скорее тридцатилетнего мужчины.
Что за чертовщина?!
Но вопреки доводам разума, я твёрдо чувствую, даже знаю – самая пугающая версия появления клейма правдива.
Теперь мне страшно смотреть на Мэтта. Я и не слышу его. Задыхаясь, смотрю в никуда и ничего перед собой не вижу.
Скорее чувствую, что адвокат заканчивает речь. И предоставляет слово своему экспертному помощнику.
Я машинально смотрю в его сторону. И сердце пропускает удар.
Помощник будто вышел из портретов аристократов позапрошлого века. Если Мэтт внешне ещё и похож на современного, то его друг олицетворяет собой позабытые времена.
При этом выглядит молодо.
Смотрю по сторонам – судя по всему, никто ничего не замечает.
Тогда я снова растерянно смотрю на помощника. Может, это со мной что-то не так?
Нафантазировала неизвестно что.
Но мимолётные сомнения отпадают, стоит мне посмотреть в глаза этому эксперту. Его взгляд… Слишком глубокий, воздействующий, нереальный. Он не может принадлежать обычному человеку.
Помощник быстро отводит от меня взгляд – мы встречаемся глазами буквально на секунды. Но напряжение с трудом покидает меня.
Нет, со мной всё в порядке. Это – не иллюзия и не надуманные страхи. Просто я уже видела и знала больше, чем остальные. К несчастью. Потому и замечаю то, на что остальные не обращают внимания.
Эта мысль снова напоминает мне о клейме на предплечье Мэтта. Лишнее доказательство, что мои догадки не так абсурдны, как хотелось бы себе внушить.
Итак, оба: адвокат и его помощник живут больше двухсот лет, при этом оставаясь внешне молодыми.
Они – не люди. Это уж точно.
Нет смысла убеждать себя в обратном. Надо просто принять эту мысль.
Вдруг успокоившись, я с настораживающим меня саму хладнокровием начинаю перебирать в уме варианты, каким именно чудовищем из страшилок может быть Мэтт.
Большинство вариантов отпадают за счёт человеческой внешности. Что остаётся? Вампир, демон, оборотень, колдун…
Демон? Это объясняет бессмертие и силу, с которой он свернул шею тому мужчине в переулке ночью. Но демонами рождаются, а не становятся. А будь Мэтт всегда всесилен, вряд ли позволил бы властям клеймить себя.
Но даже если предположить, что он разрешил это сделать с какими-то одному ему известными целями… Всё равно маловероятно. Везде говорится, что демоны ставят себя выше людей, они презрительны ко всему человеческому. Так долго и убедительно играть одного из ненавистных ему созданий демон бы не смог. Да и зачем? Если бы в этом был какой-то глобальный замысел, предпосылки к его осуществлению уже появились бы. Демоны романтизируют и восславляют зло, а Мэтт защищает хороших. Выступает за справедливость.
Оборотень тоже отпадает – те не живут вечность. Единственное совпадение – человеческий внешний вид.
Колдун? Это не объясняет, почему Мэтт свернул шею с нереальной силой, а не воспользовался какой-либо магией. Да и живут ли колдуны вечность? Возможно, с помощью магии – да.
Но Мэтт иногда вёл себя так, что ему не требовалось никаких заклинаний. Например, как он быстро и внезапно появился у меня за спиной возле своего дома, когда я хотела уйти?
Откуда в нём мощная сила? И как Мэтт при всём этом позволил клеймить себя?
Вряд ли ему это было нужно. Зачем?..
Значит, тогда он был человеком. Но ведь и колдунами не становятся.
Остаётся вампир. Казалось бы, всё совпадает: сила, скорость, внешность, бессмертие, отсутствие голода тогда, когда мы с Эндрю изнывали от желания перекусить… К тому же, это не исключает, что у Мэтта была и человеческая жизнь – по всем легендам, вампиром мог стать любой.
Но адвокат свободно разгуливает под солнцем. И убив того мужчину, не вкусил его крови – просто свернул шею.
Да кто же он, в конце концов?!
По всему выходит, что Мэтт – нечто такое, о чём я и понятия не имею. И это пугает намного сильнее, чем если бы он оказался вампиром, оборотнем, демоном или колдуном.
С другой стороны, в своих предположениях я опираюсь лишь на легенды – а вдруг те ошибаются?
Я не успеваю утешиться этой мыслью. В мыслях неожиданно и резко возникает до того яркая картинка, словно это происходит здесь и сейчас. Не фантазия – реальность. Я оказываюсь там.
– Эдвард, пожалуйста, – непривычно страдальчески проговаривает Мэтт, обращаясь к «эксперту». – Ты ведь смог наколдовать себе бессмертие, неужели не сможешь вернуть её к жизни?
Перед ними на кровати лежит мертвенно бледная девушка. Её голова перевязана бинтом, из-под которого немного сочится кровь.
Мэтт периодически подмачивает тряпку в каком-то растворе и прикладывает к ней.
– Бесполезно, – то ли в ответ на его действия, то ли на слова говорит Эдвард. – К заклинанию бессмертия долго готовиться. И оно требует участия того, кому предстоит жить вечность. Она умирает и не сможет участвовать.
– Где эти чёртовы доктора, – будто не слыша его, морщится Мэтт. – Неужели так сложно вовремя приехать?
Эдвард делает шаг в его сторону. Неловко кладёт руку ему на плечо.
– Они не справятся, – мягко проговаривает он. – Мои зелья не справились.
Мэтт всё-таки сознаёт, что ему говорят. Понимание отражается на его лице – вместе с мучительной болью. Но принять он не может.
Ещё некоторое время повозившись с девушкой, Мэтт вдруг с силой швыряет тряпку на пол.
– Должен быть какой-то выход, чёрт возьми! – рычит он. – И не говори мне, что его нет.
На него страшно смотреть. Ощущение, что ещё чуть-чуть, и…
Что именно может произойти – сложно сказать. Вот только обстановка накаливается до предела. Ясно одно – нужно срочно вмешаться. Последствия срыва Мэтта могут стоить дорого.
Эдвард вздыхает. Он ясно понимает – друга надо спасать.
– Есть только один выход. Я могу вернуть её… Но не сейчас и не так.
Видение исчезает так же стремительно, как появляется.
«Наколдовал себе бессмертие», – сказал Мэтт помощнику. Итак, того зовут Эдвард, и он – колдун. Ведь речь шла ещё и о каких-то зельях.
Но вместе с этим пониманием появляется ещё одно – Мэтт кто-то другой. Иначе он не обращался бы за помощью в волшебстве к другу, а воспользовался магией сам.
И… Бессмертным Мэтт стал не от колдовства. Ведь сам не умел, а Эдвард обеспечил вечность только себе. Это понятно из разговора мужчин.
Но самое ужасное – в глубине души я понимаю, что намеренно копаюсь сейчас именно в этих деталях, чтобы не думать о главном.
Та девушка.
Мэтт любил её – это очевидно. И хотел вернуть.
Колдун пообещал ему это – но каким-то странным образом.
А сейчас Мэтт проявляет недвусмысленный интерес ко мне.
По телу пробегает дрожь. Что если они собираются вернуть ту девушку через меня? Может, я каким-то образом подхожу для какого-то пугающего и смертельного ритуала? И именно поэтому нужна?
Ну вот опять я обманываю себя. Думаю о каких-то кошмарах, чтобы отвлечься от другого осознания – я и есть та девушка. Ведь чувствую это в глубине души, на каком-то подсознательном уровне. Да даже при этом видении словно на себе испытала агонию умирающей. Была именно на её месте.
Сердце начинает биться в новом сумасшедшем ритме. Оставаться сидеть на месте становиться невыносимо. Не обращая ни на кого внимания, я поднимаюсь и резко направляюсь к выходу.
Во всеобщей суматохе позади разбираю радость близких – выносят оправдательный приговор.
Как кстати. Не только потому, что новость приятная и нужная, но ещё и потому, что отвлекает на себя внимание. Мой побег и не замечают.
Хотя… Боковым зрением, уже выходя в сад, я вижу – Эндрю идёт за мной.
Глава 11. Сиенна
Мы тормозим у фонтана. Я просто не могу бежать дальше и не вижу смысла.
Останавливаюсь, разворачиваюсь. Немного отдышавшись, наконец поднимаю глаза на подоспевшего Эндрю.
– Что с тобой? – обеспокоенно спрашивает он, блуждая взглядом по моему лицу. – Переволновалась?
С этим вопросом почти успокоившаяся я снова ощущаю тревогу. Безысходность, страх.
Не хочется даже думать, что некое чудовище любило меня когда-то давно. Что эта моя жизнь – не настоящая, а искусственно воссозданная колдуном. Ради Мэтта.
Я была создана для него. Мне просто не оставили выбора. И не дадут.
Ещё неизвестно, отчего я тогда умирала. Ведь явно не своей смертью.
Может, меня и тогда насильно привязали к нему?
Я принимаюсь нервно расхаживать вперёд и назад, не зная, что делать с навалившимся осознанием происходящего.
Эндрю, как всегда, расценивает иначе. Да и не может по-другому. Меня ведь сочтут за сумасшедшую, обратись я к кому-нибудь за помощью или советом.
– Ничего, всё позади, – успокаивающе шепчет жених, мягко останавливает, берёт за руки.
Но его участие лишь больше накаляет меня. Становится горько до слёз. Ведь он абсолютно не понимает моего состояния. Никто не понимает. Все в восторге от Мэтта. Я одна вижу его настоящего, и это сводит с ума.
Невыплаканные слёзы душат. Я не могу больше молчать – отчаяние переполняет.
– Я прошу тебя, не задавая мне никаких вопросов, избавься от него… Пусть он уедет обратно в свой Риклэнд, Эндрю, пожалуйста…
Он с таким недоумением смотрит на меня, что становится почти смешно. Конечно, Эндрю удивлён. Меньше всего ожидал такой просьбы.
Ведь он едва не молится на Мэтта. А тут – у невесты паника. И именно из-за его любимого адвоката.
Надо отдать должное Эндрю – он пытается взять себя в руки. Не выражает недоумение вслух. Оно заменяется вопросительным выражением, забегавшим по моему лицу. Несколько раз Эндрю будто пытается что-то сказать, но сдерживается.
Некоторое время мы так и молчим, стоя друг напротив друга и держась за руки.
Я будто на себе чувствую, как Эндрю борется с собой, видя моё состояние и помня просьбу не задавать вопросов.
Но один жених всё-таки позволяет себе.
– Он тебя обидел?
Его руки сильнее сжимают мои.
– А если я скажу, что да, ты поверишь мне? – неожиданно требовательно спрашиваю.
И резко смотрю в его глаза.
Всё, как я и думала. На его лице уже читается ответ.
Эндрю решил, что со мной что-то не так. Боится обидеть неосторожным словом – это видно. Но не воспринимает мои слова всерьёз.
Для него Мэтт остаётся чуть ли не святым.
Грустно усмехаюсь. И Эндрю понимает – его ответа больше не жду.
Всё наверняка читается и на моём лице. Я перестаю на что-либо рассчитывать.
Но, похоже, это вдруг наполняет Эндрю решимостью. Нет, вряд ли он внезапно верит мне. Но, кажется, действительно хочет помочь делом.
– Хорошо, я поговорю с ним.
***********
Непонятно как, но Эндрю выполняет мою просьбу.
После суда я не видела Мэтта. Вообще ни разу. Видимо, он даже не стал решать последние формальности – Ричарда отпустили, и адвокат просто исчез.
Конечно, я не сразу поверила, что всё так благополучно разрешилось. Сначала меня даже напрягала сложившаяся ситуация. Не покидало чувство какого-то подвоха.
Но дни шли, и ничего не нарушало их покой. Постепенно я возвращалась в прежнюю жизнь. Тем более что активно шли приготовления к свадьбе.
Хотя окончательно я успокоилась лишь после того, как однажды тайком проверила дом, который купил Мэтт. Его там не было. Всё указывало на то, что он действительно уехал.
И я сделала вывод: Эндрю поговорил с адвокатом максимально открыто, передав моё состояние и попросив его покинуть Лишем.
А Мэтт, видимо, благодаря этому осознал, что не только не нужен мне – я ещё и боюсь его. И, надо отдать должное его своеобразному благородству – отступил.
Решив так, я старалась не думать, что это слишком неожиданный и малоправдоподобный вывод, учитывая, что мне пришлось узнать. Мне хотелось верить в такую версию. А потому я поверила. Не сразу, но вернулась в колею обыденности.
Теперь я заботилась только о своём будущем – а оно неразрывно связано с Эндрю.
Он, кстати, изменился. Стал всё более задумчивым. И будто отдалялся от меня. Но при этом стал очень внимательным к моему настроению и во всём старался угодить. Предугадывал желания, окружал заботой. Но не подступался ближе, не открывался.
Я знала Эндрю всю сознательную жизнь.
Так он вёл себя, когда чувствовал вину.
Конечно, это поначалу насторожило. Я уже начала прикидывать, что Эндрю натворил. Может, знал, что Мэтт на самом деле не пропал?
Может, это лишь совпадение, и никакого разговора не было? И теперь мой жених мучился виной, что взял себе в заслугу исчезновение адвоката. Мог даже бояться, что тот объявится.
Но я быстро пресекла такие мысли. Глупые предположения.
Во-первых, Мэтт действительно исчез. В это я верила.
А это не могло быть просто так – толчок в виде разговора с Эндрю наверняка был.
Во-вторых, заговор тоже отпадал. Даже если бы Мэтт что-то задумал, вряд ли стал бы просвещать в это Эндрю. Я давно заметила, что мой жених не вызывал в адвокате такое же доверие, как чувствовал к нему сам.
И, кстати… Этим благоговением к Мэтту вполне объяснялось нынешнее поведение Эндрю. Ведь в том нашем разговоре он безмолвно встал на сторону адвоката, не поверив мне. Я это почувствовала. И Эндрю понял.
Видимо, теперь он испытывал неловкость из-за этого.
Конечно, мне в тот момент было обидно, что мои слова не воспринимались всерьёз. Но теперь я не хотела, чтобы Эндрю мучился этим. В конце концов, он ведь всё равно помог мне. Да и сложно осуждать его за симпатию к Мэтту – ведь тот буквально спас ему жизнь.
Поэтому я старалась показывать Эндрю свою благосклонность. Проявляла ответную заботу, чуткость и внимание. Вот только его это словно сильнее смущало – он окончательно замкнулся в себе.
Тогда я решила дать ему время и не усугублять.
В конце концов, вина Эндрю настолько мала, что наверняка скоро отступит.
Всё само собой вернётся на круги своя.
Я действительно верю в это. А любую мысль о Мэтте просто прогоняю. Чем быстрее я забуду о его существовании, тем успешнее смогу окунуться в новую жизнь.
Глава 12. Сиенна
Рассматриваю себя в зеркало. Идеально. Нежное платье, обшитое бриллиантами, отлично гармонирует с высокой причёской, серьгами и невестиной диадемой на голове.
Мне идёт наряд, но любование собой не приносит удовлетворения.
Казалось бы, вот оно – начало новой жизни. Вот-вот, и настанет мой выход.
Сегодня я стану женой Эндрю. И связываю с этим немало надежд, но на душе отчего-то неспокойно.
Слышу звук открывающейся двери. Ещё в зеркало вижу – заходит Эндрю.
Ему тоже идёт костюм, но я не назову его нарядным. Обычная элегантная небрежность. Он всегда одевался в нечто подобное, и сегодняшний костюм, конечно, новый, но не то чтобы выделяется. Хотя я не против такого варианта.
Это лучше выхолощенного фрака.
– Ты прекрасна, – потрясённо выдыхает Эндрю, остановившись совсем рядом.
Его голос подбадривает, но волнительная тревога остаётся.
– Благодарю, – я разворачиваюсь к нему лицом. – Ты тоже отлично выглядишь.
Эндрю кивает. А затем протягивает мне один из принесённых с собой бокалов с вином.
Тут я замечаю, что руки жениха при этом подрагивают. Видимо, не одна я нервничаю.
– Думаю, лучше немного пригубить, – поясняет Эндрю и отпивает большой глоток из своего бокала.
И вправду, стоит поддержать его, тем более что и сама не успокоилась до конца.
Он кивком указывает на стоящий рядом диван, и мы садимся. Некоторое время молчим, попивая вино.
– Поговорим? – наконец предлагает Эндрю.
– Конечно, – тепло откликаюсь.
Теперь я не сомневаюсь – он волнуется не меньше меня. И, видимо, не только от предстоящей свадьбы, но из-за чего-то ещё.
Из-за того, что глодало его все эти дни?
Я готова услышать и помочь.
– Брак необязательно должен начинаться как красивая сказка для двоих, – философски отмечает Эндрю. – Я хочу сказать, не расстраивайся, если эта свадьба обманет твои ожидания.
Я никогда не придавала значения пышным торжествам и празднествам как таковым. И думала, что Эндрю это знает. Поэтому такое начало слегка удивляет.
Но не возражаю – тут напрашивается продолжение.
– Так вот, я к чему, – он вздыхает. – Я знаю, девушки строят разные ожидания от брака. Ждут любви и счастья.
Я уже собираюсь заверить, что обладаю реальными взглядами на мир. Что не жду проявлений чувств, которых Эндрю не испытывает.
Но не успеваю – он перебивает.
– Но поверь, обречён брак, где оба не испытывают друг к другу той любви, которая бывает между мужчиной и женщиной. А тот, где хоть одна из сторон любит, становится счастливым. Просто нужно время. Это сложно, но всё будет хорошо. Поэтому тебе не о чем беспокоиться.
Эндрю чуть краснеет, говоря это. Мнётся. Отводит взгляд в сторону. И отхлёбывает последний глоток из бокала – залпом.
Машинально следую его примеру, осмысливая сказанное.
И тут моё сердце начинает биться быстрее.
Надо же! Только что Эндрю вот так неоднозначно признался мне в любви.
Вот что, оказывается, мучило его все эти дни. Он вдруг осознал, что любит меня. И вместе с тем понимал – это невзаимно.
Но не озлобился на меня. Не торопил, не давил.
Вместо этого Эндрю, не думая о своих чувствах, пытался утешить меня! Проникся моей ситуацией, успокаивал. Хотя самому, наверное, непросто.
Я неожиданно ощущаю такую теплоту к нему, которую даже не подозревала в себе. В груди становится тесно.
– Да, я уверена, что любовь с одной стороны поможет браку стать счастливым и превратится в обоюдную, – нежно уверяю я. – Я уже чувствую это.
Эндрю не отвечает – лишь как-то странно смотрит на меня.
А затем просто выходит. Ведь вот-вот, и церемония начнётся.
Только и пожимаю плечами, не предавая значение его резкой реакции. Ему наверняка тяжело дался этот разговор.
Ничего, у нас всё впереди. Пусть я пока и вправду не люблю Эндрю, как мужчину, – теперь не сомневаюсь, что это может измениться.
Тревога отпадает. Беспокойство заменяется воодушевлением.
************
Мне резко становится не по себе. За минуту до церемонии.
Вокруг всё внезапно плывёт как в тумане, голоса слышатся приглушённо, словно через стену. Я даже не понимаю, что мне говорят. Не вижу лиц, едва чувствую своё тело. Иду будто на ватных ногах.
Чёрт, я не думала, что меня так срубит из-за одного бокала вина. И ведь не шатаюсь! Просто словно живу во сне. Не отвечаю за себя.
Очень странное чувство. Может, отменить всё?
Ну нет, так я подставлю и Эндрю, и всех собравшихся.
Значит, любым способом надо держаться. Официальных церемоний не так много. А дальнейшее празднество обойдётся без меня. Я просто скажу Эндрю, что неважно себя чувствую, и мы уйдём. Насколько я знаю, он и сам не любитель застолий, так что пересиливать себя мне не ради чего.
С этими мыслями я набираюсь уверенности, которая придаёт сил. Торжественно прохожу к жениху – навстречу новой жизни.
Первые церемонии не требуют усилий, и я провожу их как в тумане. По большей части за меня всё делает Эндрю. Он же и поддерживает меня, помогает в каждом движении – будто знает, что я чувствую.
Его чуткость и участие снова трогают меня. Но при этом я испытываю такую слабость, что не могу сказать лишнее слово. Да и Эндрю не ждёт благодарностей. Сейчас это было бы неуместно.
До окончания торжественных церемоний остаётся два испытания – клятва и скрепление уз кровью и поцелуем. Я чувствую себя всё более неважно. Лица до сих пор как в пелене, размытые и непонятные. Голоса – приглушённые и ватные. А силы покидают меня с каждым мгновением.
Собственное состояние начинает тревожить. Только ли из-за вина, или у меня уже проявляется какая-то болезнь?
Я не слышу свой голос, когда произношу первые строчки клятвы любви и верности. К счастью, никто не просит повторить – видимо, списывают дрожь и негромкость на волнение.
После моих слов, как и принято, мы выпиваем из якобы заговорённой божеством любви чаши. Считается, что так жених и невеста скрепляют слова невидимыми узами, разрушить которые неподвластно живым.
Хотя разводы официально разрешены – но только с согласия обоих. И бывают всё-таки редко.
Если раньше я не верила в силу этой чаши, то сейчас вдруг чувствую: это вполне может быть реальностью. В конце концов, я ведь не верила в любое сверхъестественное. Но недавно видела колдуна лицом к лицу. И не только его – одному чёрту известно, что такое Мэтт.
Вспомнив адвоката, ощущаю холодок по коже. И сильную внутреннюю дрожь.
Никто не замечает моего состояния – все слушают жениха. Ну а я благополучно пропускаю его слова клятвы. Хотя это неважно – они те же, стандартные. Главное, Эндрю меня любит.
И у нас всё будет хорошо. Он обещал это.
Вслед за женихом я уверенно выпиваю из чаши, скрепляя клятву.
Остаётся последнее, после чего нас объявят мужем и женой.
А значит, я смогу поехать домой и хорошенько выспаться. Да, знаю про первую ночь, но попрошу Эндрю дать мне отсрочку. Он ведь чувствует моё состояние.
Чуть сжимаюсь, когда мне делают ранку на ладони, выпуская кровь. Но мимолётная боль быстро притупляется, когда жених берёт мою руку, чтобы смешать нашу кровь. Исходящие от него уверенность и сила обволакивают, передаются мне. Он будто делится своей энергией, подпитывает.
Впрочем, как и на протяжении всего дня.
Но неожиданно это играет обратную роль.
Я впадаю в ступор, пока наши ладони обвязывают и говорят слова скрепления брака. Почему-то вместо привычного успокоения от присутствия Эндрю и его безмолвной поддержки, чувствую странную, переворачивающую душу тревогу. Хочется вырвать свою руку.
Но ведь это всё тот же Эндрю! Надёжный, любящий, понимающий.
Видимо, я просто перенервничала. Ведь этот этап – последний. Осознание, что я вот-вот и стану женой, окончательно и безвозвратно, вылилось в такое напряжение.
Объяснив себе всё так, вспоминаю разговор перед свадьбой. Всё будет хорошо. Это – начало новой, как минимум неплохой жизни.
Наступает время для поцелуя, и я сразу тянусь за ним. Стереть все сомнения или приблизить окончание торжества – я и сама не знаю, что из этого так резко толкает меня к губам Эндрю. Наверное, всё вместе.
Он с готовностью отвечает, притягивая меня ближе и собственнически накрывая мой рот. Я даже не ожидала, что в женихе столько стремления ко мне. Причём, скорее подавленного, – чувствуется, что Эндрю хочет насытиться мной максимально, но не позволяет себе этого. Держится сдержанно – понимает, как неважно я себя чувствую.
Ощущаю, как подкашиваются ноги от нежных прикосновений. Тепло распределяется по телу. Я тянусь навстречу к Эндрю. Он чувствует каждое моё стремление и даёт именно то, что больше всего нужно сейчас.
Жених ведёт себя совсем уж нетипично. Неужели он действительно так любит меня, а я просто не замечала?
Это мой Эндрю? Такой понятный и знакомый с детства?
Что-то не так. Мой отклик на происходящее напоминает ночь в спальне Мэтта.
Неожиданная мысль. Яркая и навязчивая.
Но, в конце концов, я ведь неопытна. Может, такая реакция происходит от поцелуев с любым?
Конечно, все мои чувства притупляются, и сейчас я вряд ли могу знать что-то наверняка. Но в какой-то момент во время поцелуя мне вдруг кажется – это и есть Мэтт. Интуитивно я остро чувствую это. И никак не могу избавиться от этого ощущения.
Поцелуй заканчивается. Окружающие реагируют бурными аплодисментами.
Вроде бы всё позади. Но я вдруг понимаю – это лишь начало.
Ещё не открыв глава, на удивление ясно осознаю – так меня целовать мог только Мэтт.
Часто моргаю. Поворачиваюсь к людям, даже не посмотрев на жениха. Я боюсь каким-то образом разглядеть его лицо и убедиться, что страшное предположение – правда.
Гости ведут себя как обычно. Для них всё правильно, нормально. Ничего подозрительного.
Их лица по-прежнему расплываются, но на этот раз я прикладываю все усилия, чтобы разглядеть хоть одно. Может, хоть у кого-то в глазах прочту ответ.
Что со мной? Что вообще происходит?..
Голова кружится, в висках стучит – напрягать глаза оказывается не лучшей идеей.
Но физическая боль сразу забывается, когда мне удаётся разглядеть знакомое лицо. Эндрю. Среди гостей.
Дёргаюсь, как от удара. Ощутимо шатаюсь. От возможного падения меня удерживают лишь руки жениха. Едва не задохнувшись, снова часто моргаю и опять смотрю в ту же сторону.
Эндрю.
Наши взгляды встречаются. Друг детства отвечает мне смущённой улыбкой. В выражении его глаз ещё сохраняется вина.
И тут я всё понимаю. Его разговор с Мэттом всё-таки состоялся. И последующее исчезновение адвоката неслучайно. Просто они начали действовать вместе.
Эндрю специально опоил меня. Чем-то явно действеннее обычного вина.
Он снова выбрал Мэтта. И на этот раз это стоит мне слишком многого.
И нет, Эндрю не мог быть околдованным и действовать бездумно – иначе не чувствовал бы себя виноватым. Не испытывал бы неловкости передо мной. А ведь я определила это со дня окончания суда.
Да что уж там, один наш разговор до свадьбы красноречиво всё иллюстрировал. Эндрю ведь имел в виду не себя, а Мэтта. Пытался этим не столько успокоить меня, сколько оправдать себя.
Я вспоминаю, как друг детства мялся, как смущался. Так наивно было принять это за любовь!
Эндрю совсем не любит меня. Иначе бы не уступил какому-то чудовищу. Чёрт, да он просто передал меня из рук в руки. Как вещь.
