355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Катерина Кириченко » Отстегните ремни » Текст книги (страница 6)
Отстегните ремни
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 06:36

Текст книги "Отстегните ремни"


Автор книги: Катерина Кириченко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Друзья, вы ведь не откажете ветерану экономического труда в одном коктейле? – выдохнул он, затянувшись, наконец, сигаретой. – Здесь буквально за углом есть потрясающе гостеприимное заведение, где одиноким путникам в ночи наливают отличный «Мохито». А?

Макс устало посмотрел на меня и развел руками, как бы говоря, что ничего не может сделать, вот такой у него партнер.

– Ну пошли, Мохито, – согласился Макс без особого энтузиазма. – Только по-быстрому. Нам и без тебя было неплохо. Да? – Макс внимательно посмотрел на меня, и его рука опять оказалась на моем голом плече. – Ты не замерзла, солнышко мое? Ты в мурашках.

Мы отправились к какому-то заведению, похожему на смесь бара и ночного клуба, который действительно оказался прямо за углом. Пройдя мимо внушительного секьюрити, состоявшего из двух здоровенных угрюмых мужиков, мы попали в шумный, битком забитый маленький зал, где табачный дым висел сплошной завесой, так, что я с трудом видела происходящее.

Саша с видом завсегдатая провел нас сквозь толпу к барной стойке.

– Заенька, – обратился он к молодой девице в черном кожаном лифчике вместе одежды. – Сделай нам три «Мохито», а лучше сразу валяй четыре. Я пью по два зараз! Возможно, мне просто есть, чего сегодня отпраздновать?!

Макс посмотрел на меня и закатил глаза, извиняясь за товарища. Я дотронулась до его руки, покачала головой, – все в порядке, не волнуйся, не такой уж я и интурист, чтобы приходить в шок от вида пьяного мужика. Мало я их видела, что ли?

Саша тем временем сел на высокий барный табурет рядом со мной и довольно откровенно стал меня рассматривать.

– Ну и как вы там, бедные, прозябаете на чужбине? Мучаетесь, поди? Загниваете? – обратился он ко мне, пытаясь чокнуться своим «Мохито».

– Да ничего так прозябаем. Не жалуемся, загниваем молча, – ответила я уклончиво.

Меня ужасно раздражали такие вопросы – как мы там, а вы тут. Я была уверена, что люди, которые в XXI веке все еще мыслят категориями стран, – страшно ограниченные и закомплексованные типы. Какие на фиг страны и границы в наше космополитичное время? У всех нормальных людей уже есть приличные паспорта, самолеты соединяют любые точки мира, билеты по нашим временам стоят вполне умеренно, и мыслить в терминах «вы там» – просто какая-то культурная отсталость. Макс вот, например, молодец, ни разу не задал мне этого идиотского вопроса: как вы там?

– А вы здесь как? – спросила я в ответ у Саши.

– О-о-о! А мы здесь просто супер! Местами. Теми, что не в говне, – заржал в ответ голубоглазый блондин. – Хотя вот Максим Сергеич у нас всегда в порядке – спасибо зарядке, он не рассказывал? – И, не дожидаясь моего ответа, продолжил: – Максим Сергеич у нас ваще молодец! И всегда молодцом был, еще с Плешки, где моя счастливая звезда соизволила поместить нас в одну группу. Он ни хера, пардон, там не учился, пробухал все, что нашел, и с товарищами делился щедро, ну не всем, конечно, самых раскрасавиц никому не давал, берег для себя, но вот с алкашкой и баблом не жадничал. И угадай, кто после этого из института вылетел? Думаешь Максим Сергеич да-ра-гой? Не-а. Упс… – уронил пепел на брючину и сдул его прямо на меня. – Ваш скромный покорный слуга! Выперли меня, радость наша заморская, и не вздрогнули. И если б не Максим наш дорогой Сергеич, сидел бы я ща на… хер знает, короче, где сидел бы, – закончил он свою речь и погладил проходившую мимо незнакомую девицу прямо по заднице. Та проплыла дальше, даже не оглянувшись.

Все это начинало меня доставать. Вспышки чужой зависти, неудовлетворенность жизнью, да еще и в алкогольном варианте в каком-то противном клубе, – и это сразу после романтического ужина при свечах и почти уже было случившегося поцелуя на бульваре.

Я посмотрела на Макса, он кивнул и, довольно резко перебив друга, взял папку, чиркнул, не глядя, роспись в нескольких местах, обнял меня за плечи и вывел на улицу.

– Ну и валяйте! – услышали мы за спиной обиженный голос Саши. – Тоже мне, иностранка чертова нашлась, мать твою, нос воротит!

Романтическое настроение после пьяной мизансцены в клубе куда-то испарилось. Макс не делал больше попыток меня поцеловать, отвез домой и, как вчера, проводив до лифта, ушел. Я была сегодня этим довольна, мне хотелось побыть одной и разобраться в своих чувствах.

* * *

Кто я вообще такая? – думала я, глядя в черноту, заполнившую ночной овраг у дома, и затягиваясь уже третьей сигаретой на мамином балконе.

Россия производила на меня мрачное и гнетущее впечатление. И не только полусломанные машины хачиков, загазованность воздуха или появление новых пятен неизвестного происхождения на одежде вызывали это неприятное чувство. Даже богатые рестораны, куда водил меня Макс, его дорогущая машина, амбалы, стоявшие в дверях модных клубов, и во всех прочих якобы приличных и хороших своих проявлениях – во всем Москва наводила на меня тоску, оставляла какую-то тяжесть в груди. Я была здесь совершенно чужая. Будто принадлежность каждой стране программирует тебе мозги на определенный лад, и ты, являясь частью национальной матрицы, смотришь на страну вокруг тебя как сквозь специальные, декодирующие действительность розовые очки. У меня, судя по всему, таких очков на Москву больше не было, и даже мои непрозрачные «софи-лореновские» стекла могли всего-навсего слегка загородить от чужих глаз, но совершенно не меняли картины, только наоборот, делали все еще более темным. Я чувствовала себя абсолютно другой и очень чужой, прав был пьяный Саша, когда крикнул мне «иностранка чертова». Точней было не сказать, не иностранка, а именно чертова иностранка, так я себя и ощущала. В смысле, в принципе быть иностранцем довольно ничего, если ты не на родине своей себя так чувствуешь. Но в городе, где ты родилась, выросла, влюблялась, страдала, смеялась и дружила, чувство это было неуместно и вызывало эмоциональный дискомфорт.

Я могла бы все это понять, если бы прижилась в Голландии настолько, чтобы воспринимать ее как родину. Я видела: такое часто происходит, в частности, у эмигрантов, привезенных за границу в детстве. У них не остается никаких толком воспоминаний о прошлом, и они со школьных лет впитывают новую страну как родину. Я же попала за границу слишком поздно для такого эффекта. И пусть с годами полностью наладила быт и бизнес, завела друзей и прижилась во всех смыслах, чувства, что я там дома, у меня не возникало. Более того, ощущала себя я там русской. А, приехав в Россию, вроде бы как на родину, я впервые почувствовала себя голландкой. Выходила полная путаница: в какой бы из этих двух стран я не находилась, на родине или в Голландии, так гостеприимно меня приютившей, где был последние четырнадцать лет мой дом, – чувствовала я себя одинаково не дома. Ну, может, не одинаково, в Амстердаме мне было комфортнее, я отлично знала город, в отличие от Москвы, где переименовано все настолько массово, будто таким, как я, эмигрантам как бы давали понять, что им здесь больше делать нечего. Даже улицы, на которой стояла моя школа, больше нет. В Голландии был мой дом, там же и мои друзья. В Москве же (и недаром я боялась сюда так долго приезжать, чувствовала, наверное, насколько это будет эмоционально нелегко) у меня возникло ощущение полного отторжения. Я не узнавала ничего, даже не понимала больше, кто есть кто, не могла делить людей по типам и, даже, несмотря на всю свою осторожность, без конца попадала впросак со своими реакциями и трактовками происходящего.

Я всегда гордилась, что потеряла национальность, – ведь вместе с ней пропадают и ограничения, навязанные этой национальной матрицей. Мне казалось, заодно у тебя прочищаются мозги, и ты можешь смотреть на вещи непредвзято и без условностей, приобретая некую свободу мышления и восприятия. Но цена за такую свободу, как выяснялось много позже, была не малой: теряя принадлежность к той или иной стране с ее особенностями и ограничениями менталитета, ты в том числе теряешь и что-то под названием Родина, в смысле, как у Шевчука: «а она нам нравится, хоть и не красавица».

Впервые я остро осознала это несколько лет назад. Мы с мамой и Машкой, по уже установившейся у нас традиции, в очередной раз устраивали встречу на нейтральной территории, и выбор пал на Турцию – дешево, всем близко, не нужна виза, и все-таки море и тепло. Машка купила нам путевки, а я прилетела туда из Голландии. Проведя неделю в довольно скучном all inclusive отеле, состоявшем наполовину из русских туристов и наполовину – из сборной солянки из разных западных стран, мы разлетались так же, как и приехали – по своим странам.

Самолеты наши улетали почти в одно время, и даже стойки на регистрацию пассажиров в маленьком аэропорту Мармариса оказались у нас соседними. И так мы и стояли, медленно двигаясь по направлению к стойкам, настроение у всех было грустное, и я смотрела на маму, на Машку, и не понимала, почему, если вот они – моя семья, такие родные для меня люди, я лечу не с ними, а (по ошибке, может?) стою в другой очереди? Но приглядевшись повнимательнее к окружавшим их людям, я поняла, что не чувствую ничего общего с этими быдловатыми на вид и уже успевшими, чисто по-русски, с утра нализаться товарищами, одетыми в излишне крикливую и дорогую одежду. И главное – у них у всех были совершенно другие глаза!

Вздохнув, я осознала, что не ошиблась, и перевела взгляд на впереди стоящих голландцев. Но и тут меня ждал неприятный сюрприз: в моей очереди, регистрировавшейся на амстердамский рейс, тоже стояли совершенно чужие мне люди. Ни в их языке, ни в глазах я не прочла подтверждения, что не ошиблась в направлении. Я потопталась на месте, пытаясь понять, где мне комфортнее, и оказалась в пустом проходе ровно посередине между очередями.

Зарегистрировавшись на рейс, мы на короткое время слились одним коридором, ведущим в душный предбанник вылета, и только там, под жужжащие вентиляторы и вечное нытье детей, последний раз разделились на две группы: одна шла коридором налево в самолет на Москву, вторая – направо в Амстердам. Как раз на распутье стояла группа слепленных боками серых пластиковых стульев и напольная пепельница, и предлагалось последний раз перед полетом покурить. Я кивнула Машке и остановилась. Мне казалось, что моя душа сейчас разорвется на части, я должна была решить, в какой самолет свернуть, налево с мамой, Машкой и полупьяными мужиками и вульгарными тетками – в Москву, или направо, с хехекающими на своем гхе-хе голландском языке блондинами, с которыми у меня не больше общего, чем с людьми, удалявшимися налево. Я с ужасом осознала, что моей очереди тут не было вообще, – были две, и обе чужие! Я закурила и у меня полились тихие слезы. Больше всего на свете мне захотелось остаться в Турции, лишь бы не делать этого выбора.

Сейчас же, в полтретьего ночи, допивая бутылку вина на балконе квартиры, где я выросла, я чувствовала нечто похожее. Нет тут моей очереди. Есть лишь я и бутылка вина. И, может, этого вполне достаточно? И почему мне кажется, что я должна обязательно все досконально понимать в окружающем?

Макс для меня – странный, незнакомый тип, появившийся в стране уже после моего отъезда, мы с ним из разных стран, но какая разница? Кто сказал, что мы не можем быть счастливы? Я была почти уверена, что очень ему нравлюсь. В конце концов, он даже выбросил мой билет (сумасшедшая выходка, которая обойдется мне теперь в лишние пятьсот евро за новый билет, но, черт возьми, как это было приятно!) А родина? Что вообще она такое? Кусок земли, который тебя питает силой? Как на фронте, русские солдаты носили землю в платочке, – развернут, посмотрят, засмолят цигарку… и опять можно под пулеметы, поскольку понятно, за что и почему умираешь.

Путаные мысли бороздили мою пьяную голову. У меня не было такой земли, которую можно положить в платочек, но у меня нет и платочка. Зато есть бутылка вина, и родители, и Макс, который так мне нравился, и какая разница, где моя родина? И должна ли она быть вообще у человека? И стоит ли платить такую дорогую цену, как безусловное принятие национального менталитета со всеми его дурацкими ограничениями и полным отсутствием выбора, за это чувство – подержать горстку высохших песчинок в платке? И это мрачное удовлетворение, получаемое русскими при попытках вот так, ночью, после бутылки вина, покопаться в собственной душе – не осталось ли это во мне в нагрузку от родины? А тот факт, что мне ужасно нравится Макс, а я пытаюсь платить за себя в ресторане и боюсь разрешить себе влюбиться по-настоящему – это у меня уже от моих фламандских соотечественников? Думала, что освободилась от всей национальной гадости, а сама, возможно, наоборот, насобирала недостатки обеих стран?

Неожиданно для себя я решила, что с завтрашнего дня заживу простой, самой обычной жизнью – не буду изводить и без того слишком склонную к рефлексии нервную систему идиотским самокопанием, а поцелую Макса, и пускай случится все, как оно должно случиться. Я выцедила из бутылки последние капли уже теплой и гадкой жидкости, которую тут продают, выдавая за «Шабли» (Девятьсот восемьдесят рублей за бутылку! Возмутительно! В Голландии можно купить совершенно нормальное вино в пять раз дешевле!) и отправила Максу очень не голландскую по духу эсэмеэску: «priglashau tebya zavtra na ujin, kotoryi ya gotovlu u tebya doma v 7 vechera».

Через пару минут пришел ответ: «Как скажешь, солнышко».

Время было уже около трех ночи. Боже! Я его разбудила или он тоже не спал?

День пятый

Следующим утром ничего не предвещало драматических событий, которым уготовано было изменить мою жизнь и до начала которых оставались считанные счастливые часы. Моя новая (как решено вчера: простая и самая обычная) жизнь началась с обычной чашки кофе на мегапростой маминой кухне. Светило яркое летнее солнце, пахло нагретой травой из оврага, от кого-то из соседей доносились обрывки Земфиры:

 
…Этот город заполнен деньгами и проститутками,
Я не против ни тех, ни других, но только не сутками!
Я готова забыть и начать, разумеется, заново…
Приготовьте, согласно условиям, синего самого…
 

Настроение было отличное, и, сделав себе сэндвич с помидором и моцареллой, я решила отправиться на закупки продуктов, необходимых для ужина у Макса на даче. Памятуя о моем шоке от магазина «Перекресток», где мало-мальски импортный продукт стоил в три раза дороже, чем в Голландии, а качества при этом был просто ужасающего, я позвонила Машке узнать адрес приличного магазина.

– Только не подумай, что там будет дешевле «Перекрестка», – язвительно предупредила меня сестра, давая адрес ближайшей «Азбуки вкуса».

– Ладно пугать! Расплачусь, было бы за что! – ответила я весело, зная наперед, что какие бы сюрпризы мне не готовил сегодняшний московский день, испортить мне настроение так просто никому не удастся.

Цены в магазине меня все равно немного потрясли. Это в России такие таксы на импорт или просто не принято делать бизнес, накручивая меньше трехсот процентов прибыли? Еще одно неприятное открытие: несмотря на то, что выглядело все не в пример лучше, чем в «Перекрестке», на вкус продукты все равно были не такие. Французские сыры, пересекая российскую границу, как будто теряли цвет, авокадо – способность к дозреванию, пармская ветчина высыхала, пармезан – наоборот, размякал, а оливки приобретали прогорклый и кислый вкус.

Но главное – сколько же на такое простое дело, как покупка одной сумки продуктов, в Москве уходило времени! Вернувшись домой, я обнаружила, что Макс заедет уже через три часа, а у меня еще конь в сборах не валялся! Ежедневная йога и пробежка в соседнем сквере еще не сделаны, волосы смотаны в хвост, маникюр надо делать заново, на носу красуется неизвестно откуда взявшийся мини-прыщик, с которым еще предстоит побороться в ванной, а мучительные полчаса у чемодана вообще уже начинали меня доставать. Та-ак! Быстро! Без нервов! Пара-тройка асан, круг по скверу и начинаем собираться!

Минут через пятнадцать я остановилась на платье из линяло-лилового шелка, чуть выше колена, довольно открытый вырез которого кокетливо украшен выпуклыми цветками типа ромашек. Платье было специально куплено мной для Москвы и стоило почти треть моих месячных заработков. К нему – распущенные волосы, умеренные каблуки, французский маникюр и немного духов «Alien».

* * *

Час спустя наша машина мягко въехала в автоматические ворота сногсшибательной подмосковной виллы. Назвать эту постройку «дачей» не поворачивался язык. Огромный участок, на вид – около сорока соток, солидный каменный дом, окруженный кустами сирени и жасмина, ухоженные газоны с красивой садовой подсветкой, а перед самым входом – невероятная статуя, изображавшая что-то из греческой мифологии. Первое впечатление – растерянность и удивление выбору такой скульптуры.

– Вот мы и дома, – подмигнул Макс, который всю дорогу был очень общителен, пожалуй, даже слишком, без конца рассказывал анекдоты и забавные случаи из жизни, и, казалось, старательно избегал пауз, пытаясь скрыть волнение. Очевидно, моя выходка с ночной эсэмэской была, пожалуй, немного слишком преждевременной, откровенной? Не могу сказать, что я совсем в ней не засомневалась, протрезвев поутру и вспомнив о вчерашнем приступе пьяной решительности.

Мы поднялись на массивное, увитое чем-то вроде плюща крыльцо и вошли в дом, дверь которого почему-то оказалась незаперта. Ладно, в Голландии, пожилые люди часто не закрывают двери, по старой привычке, оставшейся от прежних лет, когда страна еще не была перенаселена неблагополучными ино странцами, но в Подмосковье мне показалось это более чем неосмотрительным.

– В доме есть охрана? – спросила я.

– Охрана? Нет. Есть кнопка сигнализации в моем кабинете на втором этаже. А что?

Решив, что хозяину виднее, я промолчала. Мы прошли через просторный холл с какими-то гравюрами на стенах и опять с маленькой псевдоантичной статуэткой на пьедестале (бьюсь об заклад, над домом поработал неталантливый дизайнер из серии: деньги есть – ума не надо), и Макс распахнул передо мной двери гостиной. Первое, что бросилось мне в глаза, – почему-то работающий телевизор. Когда же глаза чуть привыкли к полумраку, я разглядела сидящую на диване пожилую женщину. Я замерла и вытаращилась сначала на нее, потом на хозяина дома.

– Вечер добрый! Все у нас в порядке? Дашка заснула? – кинул Макс на ходу, шурша купленными мной пакетами с едой и направляясь с ними на кухню.

Женщина, судя по всему оказавшаяся в одном лице и домработницей, и Дашиной няней, поспешила за хозяином дома, давая объяснения о приготовленном ею ужине, прошедшем дне с ребенком и прочих хозяйственных делах.

Пройдя за ними, я остановилась в дверях.

– Это что у нас? Индюшка? – басил Макс, заглядывая в духовку. – Может, заберете ее внукам? У нас сегодня все равно свой ужин намечается. А вы идите домой. Больше сегодня ничего не надо.

– Да? – обрадовалась женщина. – Но вы же просили меня сегодня на ночь остаться…

Макс тем временем уже хлопал дверкой холодильника, рассовывая продукты по полкам.

– Нет, нет… Идите. У нас тут кое-какие изменения в планах. Мы сами справимся. – Макс подмигнул мне. – А завтра приходите в… – он опять посмотрел на меня. – Ты во сколько встанешь? Я уеду рано, а за тобой попозже пришлю машину отвезти тебя в Москву. Хотя… Зачем тебе в Москву? Ты можешь оставаться тут… Комфортнее, чем у мамы ведь?

Я в шоке молчала. Он предлагает мне У НЕГО ОСТАТЬСЯ ПОЖИТЬ?!

Не дождавшись моего ответа, Макс махнул рукой и решил все за меня.

– Короче, Ксюшка здесь завтра остается, так что вам приходить не будет никакой нужды. Ты ведь посидишь днем с Дашкой, солнышко? Познакомитесь заодно. Гулять сходите. У нас тут такие леса! А я постараюсь пораньше вернуться, и сгоняем на Истринское водохранилище. Ты же еще не видела мой катер? Ну и решено значит! Чего ты там в Москве сидишь, я вообще не понимаю? Дышать нечем. Духотища. Короче, заметано. Да?

Женщина благодарно засуетилась, упаковала щедро подаренную ей индюшку в полиэтиленовый пакет и испарилась.

Я присела на высокий табурет у барной стойки и огляделась. На кухне царил неожиданный для каменного дома с античными скульптурами хайтек. Стальные поверхности, прямые линии, минимализм и в центре всего этого – Макс в переднике! У меня сегодня точно был вечер сюрпризов! Бизнесмен – владелец аптек и больниц – никаким образом не ассоциировался у меня с передником.

– Вина? – спросил он, ловко откупоривая бутылку.

Я кивнула.

– А Даша разве живет не у мамы? – аккуратно поинтересовалась я, выводя пальцем невидимые узоры на черной гранитной столешнице.

– У мамы. Но иногда и тут, – Макс посмотрел на меня внимательно. – А это проблема?

Я поспешила отрицательно помотать головой. Похоже, от знакомства с ребенком мне уже было никуда не деться.

Счастливая домработница опять появилась на кухне:

– Девочку проверила. Спит без задних ног. Стирку я в сушке оставила, даже не знаю, когда ж теперь ее достать… Думала, здесь ночевать буду, вот и припозднилась… Там программа еще работает… А мне ждать-то уже некогда. Пока автобуса вон дождешься в такое время! Они тут то ходят, то не ходят. Была электричка нормальная раньше. Теперь не стало. Потом пустили нормальный рейсовый автобус взамест ее. Потом отменили. А нынче только вот маршрутки ходят, да это ж разве автобусы? Они там хозяин-барин, и все нерусские какие-то… Хотят пойдут, а не хотят – идти пешком, что ли, людям? – сетовала она, поглядывая на меня с сомнением.

– Идите, идите. Я уж как-нибудь разберусь с сушкой, – успокоила я ее.

В Голландии мне всегда нравились отношения работодателей и персонала. Никакого барства со стороны первых, никакого раболепства со стороны вторых, каждый четко знает свои обязанности и корректно не тратит время второго на ненужные разговоры. Поменяв три уборщицы, я смогла раздобыть себе почти не говорящую ни на каких языках филиппинку (очень модно во Франции, у нас же в Голландии – большой дефицит и редкая удача) и подумала, что за последние десять минут женщина выдала годовой речевой запас моей Дженни.

Наконец мы остались в доме одни, если не считать спящего на втором этаже ребенка. Передник перекочевал с Макса на меня, и я занялась приготовлением несложного, но элегантного ужина: паста из крабов и свежего лосося в сливочном соусе, к ней – запеченные портобелло с петрушкой, зеленый салат с авокадо и кедровыми орешками (заправка: оливковое масло только первого отжима, уксус только виноградный, соль только морская, перец только свежемолотый, и сахар, желательно коричневый и неочищенный). Пармскую же ветчину, сыры и виноград – отдельно, к вину, чтобы Макс не умер от голода, пока я все это готовила.

Готовить красиво и с удовольствием – один из секретов хорошего повара. Вымытые и приготовленные продукты ожидают своей очереди, пока ты медленно и с любовью разрезаешь острым ножом сочный помидор или пробуешь пенне на предмет выяснения, дошли ли они до той стадии al dente, когда в середине макаронины осталось еще чуть непроваренного теста, а по краям она уже полностью готова (непроваренная часть дойдет сама до готовности, смешавшись с горячим соусом). И никогда не покупать натертый пармезан! Покупать куском и тереть самой – величайшая финальная настройка на отличный ужин!

Макс взирал на мою готовку с шутливым благоговейным ужасом, закусывал сырами и потягивал вино.

– Короче, день сегодня выдался – просто мрак! Ты даже не представляешь себе, солнышко, как они тут умеют мозги, того самого с ними делать… и непременно в противоестественной манере! – говорил он.

Воображение сразу нарисовало мне картину счастливой семейной жизни: он умирает от голода после работы, делясь подробностями прошедшего дня, она в переднике на кухне, которой может позавидовать большинство населения нашей планеты, готовит легкий и элегантный ужин. На втором этаже спит дочь. Их дочь. Так ли это бывает в счастливых семьях – я не знала, и про несчастливые семьи я тоже знала лишь то, что «все они несчастливы по-разному». Я умудрилась ни разу в жизни не пожить ни с кем под одной крышей, да и родители мои развелись слишком рано, чтобы я помнила их семейную жизнь, но интуиция подсказывала мне, что у них было не совсем так. И надолго ли возможна идиллическая картина, мной нарисованная, я не представляла и подозревала, что вряд ли люди живут так всю жизнь. Но сейчас все это было не важно.

В завершение всего я зажгла предусмотрительно купленные мной в той же «Азбуке вкуса» свечи. В Максовском доме их, разумеется, не нашлось, хотя был отличный серебряный подсвечник в форме дракона, спасибо дизайнеру!

И только за ужином я, наконец, осторожно вернулась к детской теме:

– А Даша здесь часто ночует?

– Нет, к сожалению, – ответил Макс. – Я бы хотел, чтоб чаще. Но меня почти и не бывает никогда, да и у мамы ей удобнее. Сегодня просто неожиданно случился типа аврал, у Вики, моей бывшей, заболела мать, кажется. Я толком не вникал, что там случилось, короче. Дел сегодня было – застрелись, все как с ума разом посходили. Еще Саня зачем-то отпустил моего секретаря домой, не спросив меня. Ну и Вика позвонила, как она всегда делает, – дико не вовремя, что-то наплела, вроде к матери собралась уехать… Она из Твери сама, ну и поехала туда на пару-тройку дней разобраться, а Дашку закинула, чтоб с собой не таскать. Я в таких случаях прошу Татьяну Васильевну здесь ночевать. Но потом я подумал… Ты же ведь не собиралась сегодня домой? Или я что-то не так понял?

Последнее он сказал с какой-то странной интонацией, словно под обыденностью вопроса скрывая, что на самом деле желал знать ответ: планировала ли я оставаться с ним на ночь?

Дьявол, а что я тут делаю, по-твоему? – чуть не вырвалось у меня. Выигрываю приз на кулинарном телешоу? Специально ради этого приехала к тебе из Голландии, представлять нидерландскую команду?

Но Макс на удивление не спешил. Ему хотелось поговорить. После ужина мы перешли в гостиную, и он рассказывал о своих делах, больницах, как все непросто и как приходится постоянно поддерживать якобы дружеские, а на самом деле очень утомительные отношения со всякими губернаторами и прочими местными божками.

Расположившись на большом угловом диване, он поглядывал на пламя свечи сквозь светло-желтое бургундское в своем бокале. Было уже около одиннадцати вечера, когда у него зазвонил мобильник. Макс шутливо закатил глаза, мол, никогда нет покоя, даже ночью не дадут расслабиться.

– Да? – сказал он в трубку. – Я вас внимательно слушаю. – И после довольно продолжительной паузы: – Вы что, с ума сошли?! Вы уверены в своей информации?! Где сидит источник?!. Что значит мой бизнес продан?! Что переоформлено? На какой «Трансинвест»?! Впервые слышу это название! Это точно не из моей команды. Директор там – я! Кто же еще?! И я НИЧЕГО НЕ ПРОДАВАЛ, это я точно знаю! Этого просто не может быть! Я немедленно разберусь! Да… Да… Нет… Бред сивой кобылы!.. Да, согласен… Нет, не знаю… Да нет, говорю же вам, это совершенно невозможно! В любом случае спасибо вам за звонок, Геннадий Валерьевич! И дай бог, чтоб у вас все-таки оказалась неправильная информация!

Я замерла, учуяв, что случилось что-то очень неправильное, и молча наблюдала, как он резко встал с дивана, прошелся, не обращая на меня никакого внимания, вдоль открытого окна, выглянул зачем-то наружу, с чувством плюнул на стоящий под окном куст сирени и в завершение сильно долбанул кулаком по подоконнику. Когда через минуту он повернулся спиной к окну, на меня смотрели совершенно новые, неизвестные мне глаза. Лицо у Макса было серое и очень серьезное. В животе у меня сразу образовался нехороший холодок.

– Зайка, я очень сорри, но мне надо сделать срочный звонок. Я, пожалуй, пойду к себе в кабинет, а ты тут пока отдохни. Налей себе еще вина. И знаешь, налей мне виски. Там, – махнул он рукой куда-то в сторону камина, уже выходя из гостиной, – в баре стоит. Лед в холодильнике.

Когда в жизни случается что-то по-настоящему недоброе, мы всегда потом говорим, что чувствовали приближение беды по каким-то мелким признакам. Вот и сейчас я готова была биться об заклад, что знала: случилось ужасное, и, самое забавное, знала это еще с утра. Просто отгоняла от себя плохое предчувствие, поскольку не находила никаких логичных предпосылок поверить своей интуиции.

Не прошло и десяти минут, как Макс вернулся обратно в гостиную, залпом выпил приготовленный мной скотч, кубики льда при этом больно стукнули его по зубам, от чего он поморщился и объявил, что должен немедленно ехать в Москву поговорить со своим партнером Сашей. Объяснять ничего не стал, да и не было нужды. Главное было ясно и без объяснений. Случилось что-то реально плохое, и наш романтический вечер решительно сорвался.

– Буду через пару часов, – бросил Макс уже на ходу. – Дождешься?

И коротко прижав меня к себе и чмокнув в лоб, хлопнул дверью.

Я осталась одна.

– Как же ты поведешь машину? Ты ведь уже выпил? – растерянно спросила я у захлопнувшейся двери.

* * *

Господи, а как хорошо все начиналось! Но, может быть, еще есть надежда, что все утрясется, и Макс вернется в нормальном настроении? Может, всякие накладки – это нормально для русского бизнеса, и я зря так распереживалась? Но интуиция на сей раз прямо гремела громом и молниями в моей голове, так что не услышать ее голос уже было невозможно: Нет! СЛУЧИЛОСЬ ЧТО-ТО РЕАЛЬНО ПЛОХОЕ!

Спать совсем не хотелось. Включив телевизор и сразу наткнувшись на передачу о криминальных происшествиях (показывали труп расстрелянного в собственном подъезде очередного незадачливого бизнесмена), я тут же в ужасе ткнула пультом в сторону плазменного экрана, и он пискнул и потух. Делать было совершенно нечего. Ноги уже устали от каблуков, я скинула туфли, прошлась по мягкому ковру босиком и сделала стойку на голове (помогает активизировать деятельность мозга). Простояв вверх ногами около минуты и так и не получив никаких божественных озарений, я поплелась на кухню. На столе все стояло так, как осталось после нашего ужина. Совершенно механически я принялась за уборку. Засунула грязную посуду в посудомойку, убрала остатки еды в холодильник, начисто протерла гранитную поверхность барной стойки, за которой мы ели. Приходящая прислуга, видать, дело свое знала хорошо, и убирать больше было совершенно нечего. Оставаться на кухне мне не захотелось, все эти хайтек дизайны хороши для картинок в глянцевых журналах, но к долгому сидению и уюту не располагают вовсе. Сделав себе мятный чай (у Макса, к моему удивлению, нашлась неплохая коллекция чаев) и выключив везде свет, я вернулась в гостиную.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю