Текст книги "Отстегните ремни"

Автор книги: Катерина Кириченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Да можно, чего нельзя?

Светлые глаза посмотрели на меня с тревогой. Ох, умничка какая, золотой ты мой! Что бы я без тебя сегодня делала? Захотелось чмокнуть мужика в щеку, но я отбросила эту мысль. Во-первых, скорее всего, он меня не так бы понял, а во-вторых, надо было торопиться.

– Спасибо вам огромное! – с чувством сказала я, уже вылезая из машины. – Я брошу деньги, правда! Не уезжайте.

Вот оно, славное партизанское детство! Лазания через балконы, знание всех черных лестниц в доме… Дыра в балконной стенке, находившаяся тут еще с незапамятных времен, так и не была заделана, спасибо отсутствующему в доме комитету жильцов, – улыбнулась я. Во всем есть, оказывается, свои преимущества. Дом стоит, как урод некрашеный, зато всегда в него можно проникнуть через незаделанный задний ход.

Придерживая одной рукой Дашу, я довольно ловко пролезла в дыру в балконе и скрылась в зияющем выбитым стеклом проеме черной лестницы.

– Дашулечка, зайка! Мы уже почти на месте. Ты потерпи, моя сладкая, сейчас нам забраться на двенадцатый этаж, и все дальше будет хорошо. Скоро за тобой приедет папа. Ты сумеешь пойти сама? А то у меня, боюсь, нет сил нести тебя так высоко.

Даша посмотрела на меня обиженными серьезными глазами:

– А папа скоро приедет?

– Скоро, моя радость, очень скоро! Пойди сама, пожалуйста! Я тебя не донесу!

Лишенная выбора, Даша хмуро кивнула, и мы стали медленно взбираться на двенадцатый этаж.

На лестнице, разумеется, кто-то уже справил малую нужду, а стены были исписаны похабнейшими ремарками, но это тянулись последние метры моих сегодняшних страданий, и я готова была целовать и эти грязные ступени, и выкрашенные грязно-зеленой краской стены, лишь бы быстрее оказаться в спасительном убежище маминой квартиры.

Оставив Дашу ждать на черной лестнице, я выглянула с общего балкона на площадку у лифта на своем этаже. Слава богу! Там никого не было. Позвонила в звонок застекленной двери на этаж и спряталась обратно к мусоропроводу. Молилась только об одном: чтобы дверь открыла Машка, а не мама.

Показываться маме сейчас в таком виде, да еще и с чужим ободранным ребенком, значило бы до конца московского визита обеспечить себе нервотрепку с причитаниями и слезами на тему, что мне следует немедленно бросать Макса и уезжать обратно в Амстердам. А у мамы еще и больное сердце…

Послышались шаги. Бодрые. Не мамины! Господи! Я точно-точно пойду в любую церковь и поставлю Тебе сто свечей! Завтра же!

В дверях показалась Машка. В одной руке фен, в другой – сигарета. Курить опять захотелось нестерпимо! Я осторожно выглянула из-за двери мусоропровода и замахала руками.

– Мань! Это я. Подойди сюда, только тихо!

Машка вытаращилась на меня во все свои красивые глазищи и, обернувшись через плечо и убедившись, что мама не появилась в коридоре, узнать, кого это еще принесло, подошла поближе.

– Ты что тут делаешь? Что у тебя за вид? – спросила она ошарашенно.

– Мама дома?

– Ну дома. А что с тобой случилось-то?

– Выгони ее из дома срочно! Как угодно! Я тебя умоляю! Придумай что-нибудь! Я все объясню потом. И еще… Можешь, не задавая идиотских вопросов, просто сделать, что я скажу?

– Ну могу, – пожала плечами Машка.

– Скатай в трубочку, завяжи резинкой и сбрось прямо сейчас с балкона пятьсот рублей. Можешь?

– Кому? – заморгала Машка.

– Ну не спрашивай ничего. Потом все расскажу. Сбрось деньги просто вниз с балкона. И убери маму из квартиры куда-нибудь. А как сделаешь – зайди за мной, я на черной лестнице. О’кей?

Я отняла у нее сигарету и жадно затянулась. Машка покрутила пальцем у виска, покачала головой и ушла выполнять задание.

У меня отлегло на сердце, и я вернулась к Даше. Надо вынести Максу невероятную благодарность за воспитание детей! Ребенок стоял и не плакал. Не знаю, сможет ли она когда-нибудь меня полюбить после такой вот сказочки? Хотя зависит, конечно, от того, как ей объяснит все ее папа.

* * *

Горячая вода из душа текла по моей голове, лицу, плечам и, разрываясь на мелкие струйки, обрывалась с плеч и сбегала по всему телу к ступням, которые от этого очень больно щипало. Но даже несмотря на боль, я не могла вспомнить, когда мне последний раз было так хорошо! С водой уходили все ужасы, все нервы и плохие мысли, не оставлявшие меня со вчерашней ночи.

Еле заставив себя выключить, наконец, кран, я вылезла из душа и завернулась в махровое полотенце. Из запотевшего зеркала на меня устало смотрели два карих глаза, обрамленные синевой, заострившийся за ночь нос, и яркая свежая ссадина на худом плече. Ссадин вообще оказалось гораздо больше, чем мне показалось утром в лесу. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что у меня довольно прилично разодраны ноги, причем не только на ступнях, на бедре чернел жутчайший синяк, на лице – множество мелких царапин, которые я, видимо, получила, залезая во вчерашний куст, а локоть просто разрывало от боли, и он был заметно больше, чем второй. Зато не оказалось седины, – нашла я хоть что-то позитивное в своем впечатляющем внешнем виде. А синяки и ссадины заживут.

Прихватив с собой баночку так кстати нашедшейся на полке зеленки, я вышла из ванной и заглянула на кухню.

Картина была просто умиротворяющей. Уже вымытая и одетая в мою белую футболку, доходившую ей до колена, Даша сидела на табурете и, болтая ногой, уплетала овсяную кашу. Машка сооружала бутерброды с сыром. По кухне разливался запах кофе и подогретых вчерашних голубцов.

– Во! А еще кто-то плакал недавно, что только какой-то специальный корнфлекс ест на завтрак! Смотри, как уплетает овсянку! – кивнула мне на ребенка Машка.

– Да она вообще золотой ребенок, – сказала я, садясь к столу и с сомнением поглядывая на девочку. – Господи, как мне не хватало все утро кофе! Она уже рассказала тебе, что у нее папа олигарх?

Машка только усмехнулась.

Дарья подняла на меня свои огромные, в точности, как у Макса, чернющие маслины глаз и спросила:

– А папа скоро приедет?

– Скоро, солнышко, скоро! Ты ешь пока кашу. Если доешь всю – сразу позвоним папе, – заверила я девочку и повернулась к Машке. – А маму ты надолго выгнала из дома?

– Ну, Ксень! Я отправила ее в магазин. В далекий. Но часа через два-три она вернется, наверное. Ты расскажешь толком, что у тебя происходит?

– Да если бы я сама знала, – вздохнула я, закурив наконец долгожданную сигарету. – Ты черный джип под окном видела? Вот это по мою душу он там стоит. Куда-то я влипла, а куда – сама толком не понимаю.

Засовывая в себя бутерброды с сыром, голубцы и обильно заливая это кофе, я пересказала сестре свои злоключения. Машка слушала внимательно, только пару раз ойкнув в самых страшных местах.

– Да-с, – протянула она, когда я закончила. – А как бандиты узнали, где тебя теперь надо искать? Ну в смысле, как они так быстро оказались уже у нашего подъезда?

– Да говорю же, я оставила в доме сумку, а там все! Вся жизнь! Да еще Макс как назло попросил меня вложить в паспорт бумажку с моим московским адресом. Визу продлить мне хотел. Ну вот, думаю, они по этой бумажке, наверное, и приехали меня ждать. Не такие уж тупые они оказались. Верно рассчитали, что раз я такая иностранка, то у меня не много вариантов, куда наутро идти-то.

Машка ушла в комнату посмотреть на джип и вернулась через минуту помрачневшая:

– Слушай! А это вообще-то нехорошо, что они под окнами встали. Стремно как-то. Вдруг они подождут-подождут и пойдут к нам в квартиру? У нас дверь картонная. А ментам звонить за помощью, если что, так они могут и час, и два ехать. На них сильно надеяться я бы не стала. А если они что-то маме сделают? Ну типа, не знаю, возьмут в заложницы и начнут пытать?

– О господи, – испугалась я. – Ты думаешь, такое возможно?

– Ксень, у нас тут все возможно! Я знаю разве, что именно возможно, а что – нет? Тут надо всегда исходить из того, что возможно абсолютно все. Позвони ты своему этому олигарху! Пускай сам разбирается. И побыстрей!

Меня перекосило, как от лимона, от слова «олигарх».

– Мань, и ты туда же? Да он просто бизнесмен, чуть покрупнее, может, чем другие. Он же не нефтью занимается… Какой он на фиг «олигарх» тебе?

– Какой? Не знаю какой. Тебе виднее. Не олигарх, так значит олигарх-лайт. У нормальных людей детей не крадут. Звони, не придирайся к словам. Я что-то нервничать начинаю.

Машкино беспокойство стало передаваться и мне.

– Маш! А у меня больше нет его телефона. Он был забит в память мобильника. Обоих – голландского и русского. Но они оба остались в той сумке…

– Ты ЧЕ?! Как нет его телефона?! – в Машкином голосе зазвучал ужас. – А как ты его найдешь-то теперь? Сам он тебе позвонить не может, у тебя оба телефона потеряны. Домашний он наш, наверное, не знает?

– Не знает, – обреченно подтвердила я.

– Ну и что выходит? Что он сам тебя найти вообще не может?

– Не может. Ну разве что приехать по этому адресу и встать на своем «мерседесе» рядышком с бандитами? Ни этажа, ни квартиры он не знает, это точно… Он внизу меня ждал обычно.

– Пипец… – заключила Машка. – Ну так значит ищи его сама! И срочно! Что ты про него знаешь вообще?

Выходило, что знала я про Макса немного. Знала, что у него сеть аптек, фармацевтическая фабрика где-то в Подмосковье и больницы, раскиданные по всей стране, но ни адресов, ни названий сети аптек или его фирмы я не слышала. Адреса офиса тоже. Домашнего московского адреса, так же, как и адреса вчерашнего его загородного дома – тоже… И вообще я не знала про него, как я с ужасом вдруг осознала, – абсолютно ничего!

– Фамилию ты хоть его знаешь? – насмешливо подсказала Машка. – Давай поищем в интернете, может, что-то высветится про него.

– А! Эврика! Ну конечно, я знаю его имэйл! Он у меня в переписке нашей остался. Где мой лаптоп?

Через полчаса выяснилось, что во всем огромном интернете про Макса не нашлось ни единого упоминания, но мы отправили ему имэйл с Машкиным мобильным телефоном. С просьбой немедленно ей перезвонить. И заблокировали мои оставшиеся в сумке кредитки.

Даша, все это время с чувством чиркавшая фломастерами на листе бумаги, с гордостью показала нам свой рисунок. С листа на нас смотрели высокий дядя, чуть меньше ростом тетя, девочка с желтыми волосами и что-то с длинными ушами.

– Это папа, мама, ты и заяц Вася? – спросила я.

– Это моя семья, – удовлетворенно пояснила девочка. – А там – я одна.

– Там – это где, радость наша? – спросила я рассеянно.

– Там!

Проследив за указательным пальцем ребенка, мы с Машкой дружно пришли в ужас. Прямо на выкрашенной белой краской стене над столом был жирно намалеван портрет девочки с ярко-желтыми волосами.

– Бля! – охнула Машка. – Это ж фломастеры! Их хер смоешь теперь! Что вот ты наделала?! Что я маме-то теперь скажу?! Стены полгода назад красили, твою мать!

Даша с готовностью, как будто именно для этого все и затеяла, заревела во весь голос:

– Я к папе хочу!

– Вот блин, – я потерла рисунок пальцем. – Не смывается…

Машка только выразительно закатила глаза:

– Ладно. Закрашу до мамашиного прихода. Кажется, в кладовке еще осталась краска. Слушай, а ребенок не знает никаких телефонов?

– Не знает ничего, кроме своего домашнего номера. Но у нее мамаша в отъезде, Максовская экс. Приедет через пару дней. Она в Твери у своей матери. Так что звонить пока бессмысленно.

– То есть здесь нам тоже ловить нечего, – резюмировала Машка. – Короче, план такой: ты отсюда выметаешься, пока мама не вернулась, а этот твой подкидыш не разрушил нам весь дом тут. И пока не разберешься со всем этим, сюда лучше не ходи от греха. Наведешь на маму неприятности – сама себе не простишь никогда. А я твою почту проверять буду каждый час, наверное, он скоро ответит. Или позвонит мне, мы ведь дали ему телефон. Короче, как-то найдется в течение дня, я думаю. У него ж ребенок пропал, в конце концов, он и сам нервничает, наверное. Вернулся вчера, а там ни тебя, ни дочки. С ума, поди, сходит и имейлы проверяет каждый час. А ты пока в кино сходи, на детский сеанс, убей время. Вот он найдется, и сам решит, что и как дальше. Это ж, в конце концов, его проблемы-то, а не твои.

– Ну пока это очень даже мои проблемы, – невесело усмехнулась я. – Денег одолжишь? У меня ж в той сумке все до копейки осталось, все карточки, кредитки, абсолютно все. Я на полном нуле. Мне и в кино сходить не на что.

– Каких денег, Ксень?! Я завтра улетаю в Испанию, ты знаешь. У меня все деньги на отдых были отложены. Там распродажи того гляди начнутся, между прочим. У тебя твой Макс найдется через несколько часов, вот у него и возьми. Он тебе за спасение дочери, по-моему, уже конкретно должен.

– Мань, ты с ума сошла, что ли? При чем тут должен? А ты бы не спасла ее, что ли, на моем месте?

– Спасла, не спасла… Вечно ты найдешь себе приключения! Ну, тысячи три рублей тебе дам, короче, а дальше бери у Макса, когда он найдется.

– А пять не дашь?

– Четыре!

– Ну, Маш! У вас тут цены-то…

– О’кей, пять, но тогда я беру в Испанию твое черное платье! И с тем кожаным поясом из крокодила.

На том и порешив, я перебинтовала ноги, намазалась, где могла, зеленкой, влезла в такие уже милые сердцу белые кеды, любимые джинсы и удобную майку, забрала у Машки пять тысяч рублей и в тоске уставилась на уже успокоившуюся Дашу.

Дашу одеть было не во что. Ее пижама сильно испачкалась в лесу и к тому же была еще мокрая, и никакой другой детской одежды в доме не оказалось. После недолгих примерок я надела на ребенка свои коротенькие джинсы, подвернув их внизу и подпоясав своим ремнем, свой же трикотажный топик, повисший на ней ужасным мешком, и на ноги мои же резиновые вьетнамки, которые пришлось обрезать по Дашиной ноге, иначе она выглядела совсем дико. Даше ее наряд понравился, и она довольно хихикала, крутясь у зеркала. Перепады настроения у детей просто поражают! Или это я от неопытности так им удивляюсь?

– Ну вот тебе и первое задание, – распорядилась Машка. – Иди купи ей одежду и нормальную обувь. У нас тут есть недорогой детский магазин. А потом дуй в кино. Выйдешь – позвони мне. Будем надеяться, что твой Макс к тому времени уже проверит почту и позвонит. А нет – иди в «Макдоналдс», дети от него тащатся. Думаю, даже олигархические дети тоже.

Уходить из дома было страшно, но оставаться тут, когда в любой момент могла прийти мама, а то и еще хуже – бандиты, было еще страшнее.

– Может, еще раз почту проверим? – спросила я в отчаяньи.

Но от Макса ничего пока не было.

– Иди уже! Сейчас мамаша вернется, а мне еще стену красить! – скомандовала Машка и стала выталкивать меня из дверей. – Я на связи. Блин, с тобой с ума можно сойти!

Прихватив с собой сумку (хорошо, что у меня была с собой вторая) и сложив в нее довольно хаотичный набор из цветных карандашей и блокнота для Даши, Машкиных денег, косметички, расчески, одолженных у Машки сигарет и зачем-то двух бананов, я нерешительно оглянулась напоследок.

– А вдруг Макс не позвонит до вечера?

– Позвонит! – заверила меня Машка. – У него пропал ребенок. И ты. Он сейчас занят именно тем, что вас ищет всеми способами. Так что будь уверена, почту проверяет, как ненормальный, и найдется еще раньше, чем ты из кино выйдешь. Звони мне почаще главное. Я буду не отходить от телефона и проверять твою почту раз в десять минут.

Вздохнув, я покинула дом тем же способом, что и пришла: пешком по черной лестнице и через балкон заднего входа – на улицу.

Обойдя наши шестнадцатиэтажки самым кружным путем и поминутно оглядываясь, нет ли погони, я отправилась к детскому магазину одежды. Даша послушно шла рядом, окрыленная обещанием обновок, и балаболила про какие-то платья, которые ей недавно купила мама. Еще не высохший заяц Вася болтался у нее подмышкой. Не хватало только папы для полной картинки «Моя семья».

* * *

В горле уже стоял нехороший ком, и казалось, что от того момента, как он поднимется чуть выше к глазам, чтобы вылиться, наконец, в слезы, меня отделяет лишь чувство ответственности перед ребенком. Я боялась, что мои слезы напугают девочку до смерти.

Даша смотрела на меня через грязное и мутное стекло будки телефона-автомата. Я ясно понимала, что сейчас к ней выйду, и она непременно, в который раз за сегодняшний день, задаст мне свой вопрос, на который, чем дальше, тем хуже мне было совершенно нечего ей ответить. Меня и саму волновало ничуть не меньше, чем ее: ГДЕ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ЕЕ ПАПА?!

Уже стемнело, а от Макса так и не пришло никакого ответа. Машка по телефону звучала бодро, но чувствовалось, что она тоже не знает, что делать. Ком в горле начал неотвратимо подниматься выше, придушивая меня и заволакивая глаза ненужными слезами.

Сегодняшний день казался мне просто нереально длинным. Начавшись на лесной поляне, он тянулся по лесу, по заброшенным железнодорожным путям в Павловскую слободу, по мокрому шоссе, петляющему среди сосен Истринского района, по Новорижскому шоссе, едва просматривающемуся сквозь интенсивно работающие «дворники» на ветровом стекле бордовой «девятки» с крашеным белым крылом, вверх по бесконечным ступеням черной лестницы моего дома, потом опять по ним же, но вниз, по московским лужам, через магазин детской одежды в кинотеатр, потом в шумный и душный «Макдоналдс», и во множество разных, попадающихся тут и там будок телефонов-автоматов…

Маленькое полуподвальное помещение на первом этаже жилого кирпичного дома, куда мы с Дашей пришли, взявшись за руки и почти весело перепрыгивая через постепенно подсыхающие лужи, служило одновременно и магазином детской одежды, и канцтоварами, и ремонтом обуви. Также, если судить по висевшей на двери табличке, распечатанной на обычном принтере, здесь можно было сделать ксерокопии, срочное фото на документы и воспользоваться службой экстренной почтовой доставки DHL.

Даша сначала возбужденно кинулась к полкам с яркой детской обувью, но уже через минуту нахмурила бровки и категорично заявила, что ей ничего тут не нравится, и надо пойти в другой магазин, куда ее обычно водит мама. Объяснить ребенку, что на тот магазин, где ее мама в состоянии делать ей покупки, у нас сейчас нет денег, я не взялась. Извинившись перед продавцом, я строго взяла Дашу за руку и заставила померить две пары обуви. Даша кривила рот, гримасничала и дергала ногой, но я все-таки отнесла на кассу какие-то действительно невероятно уродливые красные туфельки в белую ромашку, сделанные из откровенной пластмассы.

– Они жесткие, они мешают! – топала ножкой Даша, привлекая к себе недоброжелательные взгляды двух пожилых женщин усталого вида, работающих тут продавцами. Судя по их тяжелым лицам, устали они не от капризничающей Даши, а уже лет двадцать назад, комплексно, от жизни вообще.

Вслед за туфельками на кассе вскоре образовалась небольшая кучка детских вещей, состоявшая из безобразного оттенка синих джинсов с аппликацией в виде зайцев или кроликов, белой футболочки, красного хлопкового свитера и синего тонкого дождевика с капюшоном. Мое чувство вкуса протестовало не меньше Дашиного, но рассудок подсказывал, что одеть ребенка все равно необходимо, хотя бы чтобы на нее не поглядывала с интересом милиция, а на пять тысяч рублей, в которые нам надо было уложиться вместе с кинотеатром, обедом и обещанным мной мороженым в более приличном магазине мы бы сильно не разгулялись.

– С вас тысяча семьсот сорок рублей, – поджав губы, отчеканила мне продавщица.

– Переодеваться и быстро! – скомандовала я ноющей Даше. – Кролики на джинсах уже понравились твоему Васе. Видишь, как он смотрит с одобрением?

– Не понравились! Не хочу этот свитер! Он кусается и колется! – продолжала ныть девочка и изгибалась, как змея, мешая мне натянуть на нее приобретенные обновки.

– Молчать, не то не куплю мороженого! – негромко командовала я.

– А она меня украла у папы! – вдруг завопила изо всех сил девочка и, забежав за прилавок, спряталась за продавщицей. – Украла! Она мне чужая! Она ночью пришла и забрала меня! И домой не пускает! Я домой хочу!

Продавцы воззрились на меня с подозрением. Господи! Только не хватало, чтобы они позвонили в милицию!

– Да врет ребенок! Не видите, что ли? Украдешь такую! – попыталась я оправдаться и стала заходить за прилавок за ребенком, но продавщица закрыла мне проход своей мощной грудью.

– А документы у вас есть? – спросила она, придерживая Дашу за своей юбкой.

Я поняла, что каждая минута промедления грозит мне вызовом наряда милиции, и надо что-то делать очень срочно. Не терпящим возражения командным тоном я резко отчеканила:

– Та-ак. Ребенка матери быстро вернули! Иначе сюда сейчас подъедет мой муж, и будете сами в милиции объясняться! Проблем давно не видали? Сейчас увидите!

Я сделала вид, что ищу мобильник в сумочке. Женщина слегка потеряла уверенность, и, воспользовавшись моментом, я грубо оттолкнула ее и железной хваткой схватила вредного ребенка за запястье.

– Цирк прекратите немедленно! Пройти дайте!

Вытащив упирающую и визжащую Дашу из-за прилавка, я схватила свободной рукой пакет с обновками и, напоследок грозно зыркнув на продавщицу, решительно направилась к лестнице из подвала.

Я никогда особенно не хотела иметь своих детей, но, справедливости ради надо заметить, иногда все-таки прикидывала на себя, какая из меня получилась бы мама. И почти всегда я представляла себя идущей по улице с нарядно и со вкусом одетой улыбающейся девочкой, приблизительно Дашиных лет. И никогда в этих фантазиях еще не было, что я насильно одеваю плачущего ребенка в противные и действительно сделанные из дешевых, пыточного качества материалов, уродливые вещи, и тащу ее, упирающуюся, воющую и цепляющуюся за стены, волоком наружу из каких-то полуподвальных магазинов!

Выведя зареванную и недовольную Дашу на свет божий (и как вообще продавцы умудряются проводить весь день в этих казематных помещениях с противно жужжащими лампами псевдо-дневного света?), я силой засунула ребенка в автобус и повезла в ближайший кинотеатр.

– Еще одна такая выходка, и можешь забыть про мультфильмы и «Макдоналдс»! – заявила я девочке на полном серьезе.

Максовские черные глаза обиженно поморгали и покорно уставились в окно. Кажется, я все-таки победила! Или это временное затишье перед следующей бурей? Я чуть расслабилась, но Дашину руку из своей больше уже не выпускала.

Нам повезло – скоро начинался какой-то полнометражный мультфильм. До сеанса оставалось около получаса. Я оглянулась в поисках городского телефона-автомата. И, конечно же, его нигде не было видно.

Усталость, накопившаяся за сегодняшний день, давила на нервы, и я боялась, что сорвусь на неправильные интонации, как утром возле маршрутного такси, куда нас не пустили, как мне казалось, именно из-за того, что я нервно выбрала неправильный тон, пытаясь одолжить деньги у пассажиров.

– Не подскажете, где здесь ближайший городской телефон? – обратилась я как можно спокойнее и вежливее к кассирше кинотеатра.

– Я вам не справочное бюро, – прозвучало в ответ.

Во мне начинало закипать раздражение.

– А вы здесь зачем сидите? Какие у вас обязанности? – прошипела я в окошечко.

Женщина с готовностью, как будто давно меня ждала, воззрилась на меня злыми глазами:

– Билеты продаю в кинотеатр, не видите?

– Ах, билеты продаете? Вам за это заплачено? Ну так вот вам, любезная вы наша, деньги и продайте мне тогда быстро два билета на ваши дерьмовые мультфильмы! – потребовала я в бешенстве и бросила деньги ей чуть ли не в лицо.

Удивительное рядом! Женщина такой язык понимала, кажется, лучше вежливого тона. Собрав с прилавка мои раскиданные купюры, она постучала пальчиком по клавиатуре, и из принтера не спеша выползли два билетика.

– Ваши билеты, – только и сказала она.

Все еще дрожа, я отошла от кассы. Похоже, живя в тихой вежливой Европе, я совершенно разучилась держать стресс. Вытащив Дашу на улицу, я по-казахски присела на корточки, подперев спиной грязную стену кинотеатра, и закурила. Мимо прошлись два милиционера в форме, окинули меня подозрительными взглядами, но ничего не сказали.

Пора было брать себя в руки. Макс, возможно, уже ответил на мой имэйл, надо найти телефон-автомат и позвонить сестре, тогда полтора часа в кинотеатре покажутся мне райскими, а у выхода нас будет ждать блестящая глянцевая машина Макса, куда можно будет рухнуть с облегчением, сдать ему ребенка и забыть этот день, как страшный сон.

– Хочу жвачку! – заявила мне Даша, почесывая укушенный жестким свитерком бок.

– Не чешись. Начнется раздражение. Жвачки нету. Будет мороженое после мультфильма.

Я оглядывалась в поисках телефона-автомата. Рядом присели на корточки двое чучмекских рабочих с видневшейся рядом стройки. Гоготнули на своем нерусском наречии, сплюнули на асфальт и уставились на меня.

Боже! Ну места, что ли, было рядом мало? Зачем так жаться-то друг к другу? Никакого понятия о цивилизованной дистанции! Сейчас еще, не дай бог, знакомиться начнут.

Я встала. Посмотрела на часы. До сеанса оставалось десять минут. Вернувшись в кинотеатр, пошарила глазами – нет ли кого-то, у кого можно попросить мобильный на один звонок.

Люди вокруг отличались какой-то недоверчивостью. Может быть, в Москве по-другому было не выжить? Но какая-то мамаша с ребенком типа моей Даши все-таки решилась набрать своей рукой Машкин номер. Телефон выпускать из рук не захотела, поднесла мне его к уху. Я чувствовала себя почти оскорбленной такой подозрительностью. На мой взгляд, выглядела я довольно нормально: дорогие блестящие часики на запястье, отличная недешевая одежда, на плече сумка Hugo Boss, со мной ребенок – вряд ли я сейчас буду воровать дешевый телефон и мчаться на улицу. Но, вспомнив, что я вся покрыта царапинами, и локоть полностью закрашен зеленкой, я поставила себя на место женщины и простила ей ее предосторожности.

Ни до сеанса, ни сразу после него, когда мне удалось найти, наконец, телефон-автомат, и главное (что оказалось гораздо труднее) – выяснить у населения, где же мне купить карточку для его оплаты, Машка не могла сказать мне ничего утешительного. Макс не отвечал на имэйл, и звонка на Машкин номер от него тоже не поступало. Дозвонились, по словам моей сестры, сегодня абсолютно все. Даже какой-то богом забытый любовник пятилетней давности. Но не Макс.

Пройдя за день неизвестно сколько километров, пообедав в «Макдоналдсе» и получив от этого немедленную изжогу, полностью утомив маленькую мою спутницу и доведя себя почти до слез, я стояла в будке телефона-автомата и не могла заставить себя из нее выйти. А не отпускавшие меня маслины Дашиных глаз, смотревших с доверием и надеждой, делали происходящее еще более невыносимым.

Закинув голову назад и проморгавшись, заставив почти уже потекшие слезы остановиться, я налегла всем весом на тугую дверь телефонной будки и вышла на шумный и уже загоравшийся оранжевыми фонарями Ленинский проспект.

– Папа говорит, что очень занят и чтобы мы еще немного погуляли. А потом он за нами приедет.

– Папа всегда занят! Папа – олигарх! И очень красивый, – с гордостью сказала Даша. – Я домой хочу! Пошли домой, а?

Я только вздохнула. Дома у нас с Дашей как раз сегодня и нет. Возвращаться в мамину квартиру, где под окном, по Машкиным словам, так и дежурил черный джип, а в квартире сидела мама, которой придется давать объяснения и про зеленку, и про приведенную девочку – я категорически не могла. Да и Машка придерживалась того же мнения. «Домой ни ногой! Наведешь бандитов на маму, никогда себе не простишь!» – твердо повторяла она.

Никакого другого дома у нас с Дашей не было.

Вернее, и это, пожалуй, самое обидное в сложившейся ситуации, домов у нас с ней – по любым меркам хоть отбавляй. Даша жила на два шикарных подмосковных особняка, папин и мамин, имела к тому же папину московскую квартиру, да и я тоже не обижена жилплощадью. Недавно приобретенная мной просторная и светлая амстердамская квартира была предметом зависти большинства моих знакомых.

Промучавшись большую часть своей эмигрантской жизни по съемным временным жилищам и купив наконец свое, я не пожалела ни сил, ни времени, ни денег отделать его по самым последним стандартам. Наука еще не придумала такой бытовой техники, которой не нашлось бы в моем доме. А дизайн, который я, разумеется, делала сама!.. Приятное сочетание натуральных материалов (необработанного дуба, камня, мозаики) и модерновых дизайнерских хромированных светильников и современной мебели с прямыми и четкими линиями… А качество звука моей новейшей музыкальной системы из семи колонок «Bose», за которую пришлось выложить целое состояние!.. Как бы я сейчас хотела оказаться именно там! Налить себе в изящный бокал холодного белого бургундского и, отключив все телефоны, просто посидеть на диване, уставившись в одну точку на стене напротив. Без мыслей, без проблем, без чужого хнычущего ребенка рядом!

– Я хочу домой! – повторил детский голос рядом.

Я вернулась к реальности. Что у нас получалось? Макс почему-то не проверил сегодня свою электронную почту. Почему? Я попыталась поставить себя на его место.

Вчера вечером он получает звонок, из которого понятно, что у него какие-то серьезные проблемы с бизнесом. Уезжает, как он сказал, срочно поговорить с Сашей, часа на два. Велел мне его дождаться, а значит, был уверен, что быстро вернется. Допустим так и произошло – он вскоре вернулся. Меня в доме нет, ребенка на втором этаже тоже нет. Он наверняка в ужасе. В шоке. Ничего не понимает. Кинется нас искать. Или поспит сначала? Нет, наверное кинется искать нас немедленно. Эх, черт, мне бы решиться вчера ночью вернуться поближе к дому, может, я бы его и заметила, когда он приехал. Но я до такой степени была напугана бандитами и потеряла всяческий рассудок, да и ходить на расцарапанных ногах больше не могла, что упустила, похоже, замечательный шанс найти Макса.

О’кей, не надо травить себе душу излишней рефлексией! Он, скорее всего, кинется нас ночью искать. Что он сделает? Что бы я сделала на его месте? Первым делом позвонила бы мне. Там никто не отвечает, телефона-то у меня уже не было с собой к этому времени. Или отвечают бандиты? Что они могут ему сказать? Что пришли украсть его ребенка по заданию какого-то Саши? И не украли? Пришли, а чертова нянька босая убежала с девчонкой в лес да там и пропала?

Ну, то, что я не нянька, думаю, они установили довольно быстро. Сумка-то моя вместе с паспортом осталась в доме, и понять, что не бывает голландских нянек, у них, наверное, хватило мозгов. Что поняли бандиты? Что в доме почему-то вместо деревенской женщины оказалась прыткая голландка, которая прямо из-под их носа утащила в лес их задание? На какого Сашу они работают? Не на Максовского ли противного партнера? Если предположить, что это так, то становится понятно, почему бандиты приходят в дом, точно зная, что Макса ночью в нем не окажется. Только Саша, с которым Макс созвонился перед тем, как выехать к нему на встречу, мог знать наверняка, что Макса в эти пару часов не будет в особняке. А вот про то, что вместо няньки там окажусь я, Саша, разумеется, знать не мог. Но, получив от бандитов мой паспорт, точно понял, что это за голландка такая убежала с Дашей в ночь.