Текст книги "Бабочка на ладони"

Автор книги: Катажина Грохоля

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

А пока он стоял на лестнице и слушал возбужденные речи хозяина чердака. Перегнувшись через старые деревянные, отполированные временем перила, украшенные лошадиными головами, пан Ян широко улыбался, демонстрируя немногие уцелевшие зубы.

– Вы только поймите меня правильно… Вы слушаете? Теперешнее правительство вообще не соображает, что делает, вы ведь меня понимаете…

– О прежнем правительстве, пан Ян, вы высказывались в том же духе.

– Вы прямо как ребенок, пан Роман. – Квартирный хозяин посмотрел вверх, словно призывая лестницу в свидетели. – И прежнее правительство ни черта не соображало. Вы согласны со мной?

Роман вздохнул и покачал головой. Вообще-то он был согласен с паном Яном, только не хотел затягивать разговор.

– Вы только посмотрите, что с погодой сделали, сегодня давление 730, просто жить невозможно, понимаете меня?

– Понимаю, – ответил Роман и сделал несколько шагов вниз по лестнице, умоляюще глядя на хозяина. – Ну, давление-то наверняка поднимется.

– Ну вы и оптимист, – заржал пан Ян. – У меня уже не поднимется, я старик. Вы, молодежь, другое дело…

Роман поднял воротник куртки. Ветер, сырость, и в галерею уже не успеть. Хорошо еще, у него есть друзья, которым не надо ничего доказывать и перед которыми не стыдно за то, что у тебя нету ни денег, ни приличных шмоток, ни машины, ни женщины рядом… А самое главное, друзья никогда не лезут с вопросами и умными советами. Например:

Зачем же ты, мой дорогой, так опрометчиво бросил психологию?

Работал бы в какой-нибудь консультации, а живописью занимался в свободное время.

Кафка, милый ты мой, всю жизнь ходил на службу, тем не менее ему хватало времени, чтобы писать.

Каждый считает себя гениальным, но жизнь так устроена, что наверх тебе не пробиться.

Если хочешь угробить жизнь на всякие капризы – твое дело, только на меня не рассчитывай.

А-а-а, так вы художник… А правда, что все художники – гомосексуалисты? Только без обид, я так спросил…

Тебе что, нечего надеть? На кого ты похож? Сегодня даже богема ходит в костюмах. Встречают-то по одежке.

Роман решил сразу отправиться к Розе, не дожидаясь автобуса. Всего-то полчаса пешком.

* * *

Кшиштоф открыл дверь своего сверкающего «вольво» и сунул на заднее сиденье две упаковки пива и бутылку вина. Предстоящая встреча с друзьями его радовала. Только Буба опять будет его задирать… вот ведь мигрень ходячая. И все-таки здорово, что раз в две недели можно наконец скинуть опостылевший костюм и хотя бы на пару часов забыть о биржевых индексах.

Пан директор, как вы думаете, стоит размещать средства в векселях и паях…

Макроэкономическая ситуация в ряде стран показывает, что.:.

Ликвидность фондов и минимизация риска обесценивания активов акционеров…

Муниципальные ценные бумаги 3,05 %…

Раз в две недели, в стороне от подчиненных и начальников, Кшиштоф мог делать что заблагорассудится. Пить, если захочет. Но он не пил – ему нравилось водить свою машину. На банкетах он тоже никогда не пил. Не до этого.

Это шеф компании «Бринмарен», с ним предстоит решить вопрос задолженности…

Министр преобразований собственности, вам с ним следует…

Хорошо бы вам, пан Кшиштоф…

Пан директор, председатель правления фонда «Эхосонд» хотел бы с вами обсудить…

Вы поосторожнее с председателем совета акционеров…

Главный любит выпить, а потом на все соглашается, так что вы уж, пан Кшиштоф, будьте так добры…

А здесь осторожность без надобности, неважно, кто что скажет, не надо защищать ничьи интересы, брать на себя обязательства… Не надо ничего знать заранее, предусматривать, прогнозировать, иметь конструктивные идеи.

В пятницу можно подурачиться (не заходя слишком далеко, а то Буба прицепится), сыграть с мужиками в бридж и потанцевать. Роза потрясающе танцует! И ничего ей от него не нужно – ни должности, ни повышения оклада, ни решения вопроса.

К тому же Кшиштоф был рад, что Роман, единственный свидетель его прошлого, оказался настоящим другом и не сказал никому ни слова. Есть еще на свете люди, кому можно доверять.

* * *

Себастьян возвращался с занятий на велосипеде. Ветер дул ему прямо в лицо, руки мерзли, перчатки он забыл дома, а весна в этом году все никак не наступала. Ну что еще предложить своим подопечным? Хорошо хоть Роза не знает, чем он занимался последние два часа.

Он только зайдет домой, переоденется и поедет к Розе на такси. На ночь останется, вот и вся радость. Проклятая погода, все из-за этой погоды. Слава богу, можно вырваться с каторги. Смыться из дома. Забыть, что его ждет изо дня в день.

Себастьян, если у тебя нет других дел, не мог бы ты…

Не хотела бы тебя перетруждать, но…

Извини, пожалуйста, можно тебя попросить…

Ты за меня не волнуйся, я справлюсь…

Ты не обязан этого делать…

Нет, нет, что это тебе взбрело в голову…

Разумеется, я не против, чтобы ты отлучился…

Опять уходишь?..

Сегодня у него выходной.

Он может забыть обо всем, что связано с болью, муками, долгом, однообразными манипуляциями, повторяющимися по многу раз изо дня в день, чуть ли не ежеминутно, бывает, даже Розе некогда позвонить.

Пятница снимает с него все обязанности.

Какая радость!

* * *

Никто ее не предупредил, что такое может произойти. Она сидела в ванне, намочила волосы, нанесла шампунь, потом погрузилась с головой, только груди торчали, и немножко полежала. Она любила нежиться под водой, слушать таинственные звуки ниоткуда, глухое неземное эхо, колеблющее трубы, в такие секунды она была сразу рыбой и дельфином, чей слух воспринимает частоты, недоступные для людей. Вынырнув, она набирала в грудь побольше воздуха и вновь скрывалась под водой либо погружала только уши и вслушивалась в подводную симфонию, постукивала по дну ванны ногтями, на мгновение затыкала пяткой слив, – сама себе оркестр и композитор. Но вот она подняла голову – надо было нанести питательную маску, – включила душ и смыла шампунь. Так было написано в инструкции: нанести тонким слоем на тщательно промытые волосы. И тут ее пронизало ощущение, что к шее и груди что-то прилипло. Глаза у нее были закрыты, остатки шампуня стекали по лбу и щекам, она только провела рукой по животу и содрогнулась от омерзения – все тело было облеплено какой-то гадостью, неизвестно откуда взявшейся скверной.

Она разжмурилась – и не поверила своим глазам.

Это были ее волосы, вода смыла их с головы, будто им не на чем было держаться. Никто ее не предупредил.

* * *

Бася пришла к Розе раньше всех. Ей хотелось покалякать с Розой с глазу на глаз. Кое о чем при всех говорить не след.

Бледная Бася сидела на диване и грела руки о кружку с дымящимся чаем. Роза обнимала ее за плечи.

– Ты звонила Петру?

– Да, сказала, что задержусь на работе и сразу приеду к тебе.

– Может быть, ты просто делаешь из мухи слона?

– Роза, я ведь не идиотка! Говорю тебе, у него кто-то есть… Я это чувствую… просто чувствую… Раньше все было по-другому… Мы даже… – Бася проглотила слюну, до того нелегко давалось ей столь смелое признание, – редко стали спать друг с другом, вот! Он уходит из дома и не говорит, когда вернется. А если я его спрашиваю, отделывается пустыми фразами. – Теперь слова хлынули потоком. – Я не могу так жить, он ни о чем меня не спрашивает, мы не разговариваем, его постоянно нет, а если он дома, то его как бы все равно нет, сидит и пялится в свой дурацкий компьютер, а сегодня…

– А я тебя спрашиваю, – Роза привстала и долила себе чаю, – не даешь ли ты волю фантазии? Это точно была машина Петра? Или только похожая?

– Дело не в машине, а в женщине, понимаешь?

– Так спроси его по-человечески.

– Если между ним и этой сучкой что-то есть, он просто отопрется.

– А если он скажет, что подвозил знакомую по работе, ты ведь не поверишь. Что в лоб, что по лбу.

– Знакомую по работе? Которую я не знаю? И что он делал в Матечном, если у него фотосессия в Новой Хуте?

Бася вытерла глаза. Роза с облегчением вздохнула. Будучи прагматиком, она не понимала, как себя вести, когда кто-то плачется тебе в жилетку.

– Пусть он тебе все объяснит. А то ты напридумываешь небывальщины. Баська, на холодную голову все это тебе самой покажется чепухой.

– Ты так считаешь? – Бася с надеждой посмотрела на подругу. – Что я все выдумала?

– Ну наверное, не все. Но у тебя талант сочинять продолжение к каждому событию. Сочинишь – и сама веришь. Просто спроси его насчет той женщины, и все. Только заранее настройся, что он скажет тебе правду. Какой бы горькой она ни была. Баська, ревность в состоянии разрушить любые отношения.

– Я дурочка, да? – Баська шмыгнула носом и улыбнулась Розе.

Какое счастье, что ее окружают доброжелательные люди и ей есть с кем поделиться своими горестями! Разумеется, она спросит, что он делал в Матечном с этой расфуфыренной рыжей девицей, может, это все случайность. Главное – не врать друг другу.

– Розочка, давай откроем вино, вот поговорила с тобой, и мне так хорошо!

Бася и Роза улыбаются друг другу. Роза ловко вкручивает штопор в пробку и разливает вино по двум из семи подготовленных бокалов, все уже в порядке, и Бася не одна на всем белом свете со своими подозрениями, напряжение ослабло, и Роза ей улыбается, не станет она Петра ни о чем спрашивать, еще подумает, что она за ним следит, нет, она просто примет к сведению, что все хорошо. Бася залпом выпивает вино, и на душе делается радостно. Какие у нее замечательные друзья!

На какое-то время Бася забывает о том, что больше не верит в случайности.

* * *

В пятницу никому ни от кого ничего не нужно. Можно расслабиться.

* * *

Кшиштоф изо всех сил крутил педали. По спине у него стекали тоненькие струйки пота, но его это ничуть не смущало.

– Давай, давай, старик! – Роман сосредоточенно смотрел на спидометр. – Ты уже на Рыцарской улице.

– Закурить бы, – простонал Кшиштоф и наддал. Прибор показал сорок шесть километров в час.

– На Рыцарской одна лавочка работает допоздна, – сообщила Буба, – притормози и купи трубку.

– Пульс – сто пятьдесят, – объявил Себастьян и глотнул пива.

– В нашем возрасте такие подвиги противопоказаны, – простонала Бася.

– Какие еще подвиги? – Петр стоял у Романа за спиной и с интересом наблюдал за состязанием наперегонки со временем.

– Ну как же? Домчаться отсюда до Рыцарской. В марте.

– Да еще и ночью, – добавила Роза.

– И уж особенно на велотренажере, – заключила Буба. – Вы – психически больные.

– Знаешь что, Буба? – Кшиштоф сполз с тренажера и вытер пот со лба. Сердце стучало как бешеное, но прилив энергии был налицо. Может, это не так уж и глупо, потренироваться время от времени. – Ты мне напоминаешь Idolomantis diabolica.

– Какую-какую дьяволицу?

– Вредную, – промычал Петр и смолк под укоризненным взглядом Баси.

– Семейство Empusidae. Живет в Африке. Очень хорошо маскируется среди листьев, поскольку цветом и формой тела напоминает цветок.

– Кшисек, ты уж точно хватил лишнего, если я в твоих глазах похожа на цветок, – фыркнула Буба и убрала ноги со столика.

– На цветок охотно садятся бабочки…

– Ну, тебе до бабочки далеко…

– И цветок их съедает. Idolomantis diabolica – один из видов богомола.

– Один – ноль в пользу Кшиштофа, Буба! – крикнул Роман.

– А теперь прошу к столу, дамы и господа. – Роза беспомощно оглядела комнату. Порядок, где ты? Свитера и рубахи кучей валялись на диване, банки из-под пива выстроились вокруг тренажера. – Убрать хлам – и за стол!

– Самка богомола съедает партнера post coitum,[2]2
  После полового сношения (лат.).


[Закрыть] – сказал Себастьян и нагнулся за банками.

– Кшись, спи спокойно. В партнеры ты не годишься. – Буба тряхнула рыжей гривой и невинно улыбнулась.

– Один – один, в ход пошла тяжелая артиллерия, – констатировал Петр.

– Самки богомолов – не дуры. – Роза положила на стол салфетки с белыми ангелами на зеленом фоне. – Женщинам тоже пора научиться пожирать партнеров post coitum.

– Только если коитус был прерван, – пробурчал Петр.

– Слушайте, давайте поговорим о чем-нибудь приятном, например… – Себастьян обвел взглядом всех женщин, – о том, что представляет наибольшую важность для дам.

– Это о чем же? – воинственно осведомилась Роза.

– Ну ты меня поняла…

– О чем? – не отставала Роза.

– О диете, что ли… – Себастьян обнял Розу и поцеловал в щеку.

– Болван. – Роза выскользнула из объятий Себастьяна и села к столу.

– Но, дорогая, я целую неделю только и слышу, что о новой чудесной диете…

– О какой? – Бася не заметила издевки на лицах своих друзей мужского пола. – Что за новая диета?

– Раздельного питания. Кушайте и питайте серые клеточки. – Роза пододвинула чудо-печку, от которой шел восхитительный запах, поближе к Себастьяну. – А то клетки головного мозга у тебя явно на голодном пайке. Вот и несешь всякую чушь.

– Раздельного? – не унималась Бася. – Что с чем надо разделять?

– Завтрак надо есть отдельно от обеда, а обед – от ужина. – Кшиштоф улыбнулся, снял крышку, чуть заметно поморщился и поставил чудо-печку перед Петром.

Петр принюхался.

– Базилик, чеснок, картошка. А красное и зеленое – это что?

– Красное – это гномики. – Буба протянула свою тарелку. – Не любишь – не ешь.

– Ну а зеленое?

– Пришельцы, – фыркнула Роза. – Розочка, что ты ешь раздельно? – взмолилась Бася. – Расскажи мне.

– В самых общих чертах суть этой диеты в том, что до двенадцати ты ешь фрукты…

– Почему именно фрукты?

Кшиштоф тщательно выгреб перец и лук, баклажаны и помидоры. Картошку он ненавидел.

Готовила Роза прекрасно. К сожалению, следующая святая пятница должна была пройти у Кшиштофа, а он в кулинарном плане был ни на что не способен. Разве что воду вскипятить. В электрическом чайнике. А то поставит обычный чайник на газ – и забудет.

– Боже, Кшись, совсем из головы вон, для тебя у меня есть макароны, сейчас принесу. – Роза вернулась из кухни с кастрюлькой и банкой тресковой печени. – Держи, ты любишь, я знаю. А что касается диеты, – обратилась она к Басе, – если сперва есть фрукты, а потом – все остальное, то у тебя в желудке ничего не будет киснуть.

– Можно не за едой? – застонал Себастьян. Бася внимательно смотрела на Розу.

– До которого часа надо есть фрукты?

– До двенадцати.

– Строго до двенадцати? – Буба протянула руку с бокалом.

Петр с видом знатока разливал вино.

– Ну, если встать пораньше, можно и до десяти, – дала поблажку Роза. – Уже будет как бы двенадцать.

Рука у Петра дрогнула.

– Тогда ладно. – Бася подставила свой бокал. – Я возьму у тебя эту диету. Буду вставать в шесть, ничего страшного. Что ты на меня так уставился? Наливай!

Петр никак не мог уразуметь, как двенадцать может наступить на два часа раньше положенного, пусть даже дама на диете будет вставать не в восемь, а в шесть. Это было выше его понимания. Иногда Бася просто ставила его в тупик, не помогало ни образование, ни ум, вроде электрические импульсы между нейронами в мозгу и бегали, но толку от них не было никакого. Беззащитному перед женской логикой, не дано ему было понять, что полдень может наступить утром, а вечер – днем, в зависимости от того, когда ты лег спать.

Краешком глаза он приметил, что логика Баси озадачила не его одного – Кшиштоф, Роман и Себастьян так и застыли над своими тарелками, а потом переглянулись, как бы в поисках подтверждения, что с ними все в порядке.

Себастьян слегка подмигнул, и Петр поставил бутылку на стол. Пару капель он при этом пролил на скатерть, рука дрогнула.

– Чего это вы все так вылупились? – Бася посмотрела на мужчин. – Что они так таращатся, девочки?

– А они ни на что больше не способны, – прощебетала Буба. – Рыбы в аквариуме тоже как уставятся… Да, кстати, Ромек, как там твои картины? Поверь ты наконец, что однажды тебя кто-нибудь непременно откроет.

– Надеюсь только, что не post mortem.

– Что это значит? – наклонилась к Петру Бася.

– Посмертно, – объяснил Петр. Буба скривилась.

– Если к чему-то изо всех сил стремишься, то обязательно добьешься своего. Ей-богу.

– А как насчет примеров? – Кшиштоф постарался скрыть издевку.

– Я вам приведу пример. – Себастьян встал и постучал вилкой по бокалу. – Я верю, что если кто-нибудь может дать тебе под зад, то обязательно даст. По-другому никак. На собственной шкуре испытал, и не раз. Заявляю со всей ответственностью.

– Какие вы все несерьезные. А ты, Буба, просто веришь в чудеса. Только жизнь устроена вовсе не так, как тебе хочется. Жизнь есть жизнь. С действительностью следует примириться.

– Вот уж не собираюсь мириться со всякой пакостью.

– Ты никак не хочешь повзрослеть.

– Не хочу превратиться в истлевший труп еще при жизни.

– И всю свою энергию вкладываешь в перемену внешности. Светлые волосы идут тебе больше. Вот облысеешь – узнаешь, почем фунт лиха.

– В наше время краски для волос почти безвредны.

– У тебя на голове такое сокровище, а ты его совсем не бережешь. За такую гриву другие отдали бы состояние.

– Могу продать, – тряхнула рыжей копной Буба. – Если кому-нибудь позарез нужно.

– Минуточку, минуточку, – вмешался в спор Петр. – Есть вещи, которые от нас не зависят. Помните Джеймса? Так вот, он пережил ураган «Эндрю». Джеймс рассказывал мне, как они с женой и детьми просидели тринадцать часов в ванне, укрывшись одеялами. И ничего нельзя было поделать, ну что ты противопоставишь урагану? Поверь мне, Буба, им очень хотелось, чтобы все поскорее закончилось, как и тысячам других людей в благословенной Калифорнии, о которой мы все мечтаем. В этом земном раю ураганы и землетрясения – обыденное явление, а мы еще жалуемся на наш чудесный климат, хотя у нас не трясет, ближайший вулкан – в Италии, ветра умеренные, ядовитые змеи представлены единственным видом, и тот под охраной…

– Ad rem,[3]3
  К делу (лат.).


[Закрыть] Петр!

– Я просто хочу сказать, что на многие явления мы никак повлиять не можем. В точности как Джеймс. Когда они вылезли из ванны, в гостиной у них обреталась изувеченная фура вместе с тягачом… Вот так. Но они выжили. А многие другие – нет.

Петр смолк.

– А почему в ванне? – спросила Роза.

– Понятия не имею. Наверное, самое безопасное место. Когда ураган приближался, рев стоял невыносимый, а потом вдруг стих. Это был самый центр тайфуна. Небольшая пауза – и все началось по новой. В общем, переживание на грани и за гранью. После этого Джеймс стал относиться к жизни совсем по-другому, уж вы мне поверьте.

Наступившее молчание прервала Бася: – А как же он узнал, что пора вылезать из ванны?

– Вода остыла, – моментально отозвалась Буба и рассмеялась.

– Какое-то у тебя странное отношение к серьезным вещам. – Кшиштоф заглянул Бубе прямо в глаза: – Может, тебе в какую-нибудь политическую партию записаться?..

– …все равно, в левую или правую, хреновину несут все, и с таким апломбом!

– Ну нет, только не политика. Уж вы меня извините. – Роза убрала со стола остатки пиршества. – Кофе, чаю? Нашли о чем говорить. Про себя бы лучше рассказали. Баська, что там с вашей квартирой?

Бася посмотрела на Петра и слегка скривила губы.

– Ничего.

– Извини, женушка, совсем не ничего. Сообщаю при свидетелях, что дело сдвинулось с мертвой точки.

– Пока мы на этапе обсуждения. Ругаемся, какого цвета выбрать кафель. Впрочем, денег нет ни на какой. Петр хочет желтый. А я этот цвет ненавижу, просто не-на-ви-жу…

Кшиштоф встал из-за стола и подошел к окну. Лил дождь. Целый день собирался, и наконец прорвало. Мостовая блестела как намасленная. Самая красивая улица в их городе. А самый лучший цвет для Кшиштофа – желтый, только он никого не собирается переубеждать.

– Желтый – это краси… – Роза моментально прикусила язычок. – Так-то оно так, только ты…

– Не забывай, насчет желтого мне кое-что известно, – надула губы Бася. – И у меня есть все основания верить тому, что мне когда-то сказали. Еще чуть-чуть – и меня бы сейчас с вами не было. Налейте мне еще!

– Басенька, перестань.

– С чего это она должна перестать? Если человек чего-то боится, пусть это даже иррациональный страх, нельзя к нему лезть с опровержениями. В основе удачного брака – уважение к страхам партнера. – Буба вытерла рот салфеткой и сощурилась.

– О, знаток брачных союзов! Надеюсь, когда в этой стране наконец допустят женщин до амвона, ты станешь проповедницей. Я с уважением отношусь к ее страху, но не испытываю никакого почтения к предрассудкам. А тебе, Бася, сообщаю, что кафель я сегодня заказал и оплатил. Через три-четыре недели привезут.

Бася, уже несколько под хмельком, подпрыгнула от радости, бросилась к Петру и заключила мужа в объятия, чуть не свернув ему шею.

– Это еще не причина, чтобы остаться вдовой, – прохрипел Петр.

– А какой он из себя? Какой?

– Ну как ты думаешь? – Петр неловко отпихивал жену.

– Дайте мне знать, когда соберетесь плитку класть, – проворчал Роман. – Часа за два, чтобы успел приготовиться…

Бубе сделалось не по себе. Она знала, что Роман будет класть кафель вместе с Петром, это ведь его единственный заработок, и в этой с виду шутливой фразе различила свою собственную печаль.

– Не расстраивайся, Ромул, Рим не сразу строился, – сказала она сурово, и все перебрались на диван.

– Что будем сегодня смотреть? Роза, что у тебя есть новенького?

Посиделки у Розы традиционно заканчивались киносеансом. У Розы была богатая фильмотека и прекрасная видеоаппаратура.

Бася прижалась к мужу. Петр пощупал ей лоб и озабоченно спросил:

– У тебя жар?

В ответ Бася повертела пальцем у виска. Буба поджала под себя ноги, башмаки ее валялись у кресла. Роза подошла к полке и стала читать названия фильмов. Надо держаться, немного осталось, она просто устала. Ничего, сейчас сядет и передохнет.

– Ужастик, пожалуйста. – Себастьян сзади обхватил Розу за талию.

Боже, какая у нее фигура!

– Мелодраму! Сегодня наша очередь выбирать, только мелодраму!

– Детектив! Девушки, не будьте эгоистками!

– «Настоящая любовь», «Человек в огне», «А теперь не смотри», – громко читала Роза. «Нет» и «да» звучали вперемешку.

Роман присел на ручку кресла Бубы:

– Можно?

– Тебе все можно, – ответила Буба и подвинулась в сторону.

– Смотри не раздави ее. Она ведь как букашка. Об этом и Кшись говорил.

– Скорее, как бабочка. Сама летит на огонь, Того и гляди сгорит.

– Кшись, я от тебя далеко. Твой яд до меня не достает.

– Я только хочу напомнить, что, пока бабочка вылупится из куколки, пройдет немало времени. А есть ведь еще и стадия гусеницы. Пока суд да дело, тысячу гектаров леса успеет сожрать.

– «Обманутые сердца», «Невинные с грязными руками», «Дочь президента», «Американский президент», – неутомимо продолжала Роза. – «Крестный отец»…

– Да, да, – закричали все сразу.

Роза вставила диск и вернулась на диван. Себастьян сел рядом с Кшиштофом и хлопнул его по плечу.

– Боевик, по-нашему вышло, – шепнул он тихонько.

– Вот видишь, сами выбрали мелодраму, надо только позволить им отобрать то, что мы, женщины, заранее присмотрели, – сказала Роза на ухо Басе. – Это лучший фильм о любви из всех, что я видела.

Когда Аль Пачино замер как громом пораженный при виде сицилианки, Буба легонько коснулась колена Романа:

– И ты бы не прочь так, правда?

Роман подумал, что у Бубы дар читать в чужих душах. Ведь ему и вправду сделалось грустно при виде этой сцены. Однажды в солнечный день вышел Аль Пачино на прогулку в маленькой деревушке на Сицилии – и столкнулся с вечным волшебством, и понял, что это его судьба. С ним, Романом, никогда не произойдет ничего подобного.

Он согласно кивнул, Бубе он доверял всецело. Она много чего знала про него смешного, но никогда не проговорилась ни словечком.

Ни в тот вечер, ни в следующий Бася не спросила у Петра, что это за женщина выходила из их общей машины. Бася просто забыла об этом. Когда они (слегка навеселе) вернулись домой, у нее хватило сил только на то, чтобы худо-бедно умыться и рухнуть в постель. Петр опоздал с объятиями – жена уже крепко спала.

* * *

Я двигаюсь тихо и неслышно закрываю дверь лифта. Моя соседка по этажу, как только улавливает движение на лестнице, наверняка сразу же припадает к глазку. Как видно, у нее зоркие глаза, ведь она вечно в темных очках, словно генерал. Я спиной чувствую ее взгляд, когда бесшумно закрываю и открываю свою квартиру, он просто пронзает насквозь как ее дверь (двойную металлическую), так и мою (массивную деревянную).

Выходя на лестничную площадку, я стараюсь ничем не привлекать ее внимания, но лифт вызывают на первый этаж, и кабина с металлическим скрежетом трогается вниз.

Точно: не успеваю я захлопнуть свою дверь, как открывается соседкина, я отчетливо это слышу. Наверное, на тетке всегдашнее розовое трико, обтягивающее ягодицы. Лет ей, пожалуй, за шестьдесят, и я представляю себе, как она оглаживает свои телеса перед зеркалом – такое тело требует заботы…

Не хочу дожить до шестидесяти, и гладить себя по телу, и дни напролет проводить у глазка… Я выхожу и вхожу потихоньку, никому меня не застать врасплох,

а она пялится в свой глазок, кто к кому идет, к ней-то никто не ходит, и чуть что – приоткрывает дверь,

а мне незачем,

ведь ты ко мне так и так не придешь.

* * *

Ну вот, еще три часа – и я дома. После двух лет отсутствия. Какие неудобные кресла в самолете!

Ничего, пару часов можно и потерпеть.

– Пани Юлия, для вас заказное письмо, почтальон принес, а я получила, возьмите, пожалуйста.

Я протягивала руку за конвертом. Неужто целых два года прошло?

– А письмо-то из Лондона. – Женщина в синем свитере медлила, пожирая конверт глазами.

– Спасибо, – говорила я, вырывала у нее из рук весточку от тебя, улыбалась и входила в свою квартиру.

Белый конверт. А в нем ты.

Еще немного. Еще минутка. Или сколько там времени пройдет, пока я сломаю печать…

Forgive те, please, I'm so sorry…

Пойми же, девочка моя, толку из всего этого не будет.

– Извините, что вы будете пить?

– Спасибо, ничего.

Стюардесса перемещается дальше, с той же теплой улыбкой наклоняется над пассажирами следующего ряда.

– I will never let you go away,[4]4
  Я никогда не отпущу тебя (англ.).


[Закрыть] – шептал он мне, и я знала, что это правда, ведь «никогда» – это нечто вечное, незыблемое, против него не попрешь. Не будет толку? Ну и пусть, зато в его руках я словно птица.

– Don't be afraid, – говорил он, и я не боялась ничего, ни земли, ни неба, ни огня, ни воды, ни воздуха, ничего из того, что составляло его. А без него не было жизни. И не было ни воды, ни огня, ни воздуха.

– I love you, – говорил он, и его руки соскальзывали у меня с плеч и касались спины, и блузка летела куда-то вверх, и вот уже мои тяжеловатые груди обнажены, и пальцы его впитывают мою холодную наготу…

– Извините, что вы предпочитаете – курицу, говядину или овощи? Кофе или чай?

– Спасибо, я ничего не буду есть.

– I will be back about 8 p. т., – шептал он по утрам и, если голова моя была накрыта подушкой, целовал в спину холодными губами. Стоило ему отвернуться, как я хваталась за полу его плаща и не пускала.

– I have to, – повторял он, но я держалась за плащ крепко.

– Мне правда надо.

Я обнимала его одетое тело; его пиджак, голубая рубашка, светлый плащ казались такими грубыми моим голым плечам и грудям, он склонялся надо мной, целовал…

– Мне пора, – шептал он, – часам к восьми вернусь, – шептал он, и мои груди ждали весь день, когда вновь прозвучит любимый голос.

Я заворачивалась в яркое полосатое полотенце и слушала, как спускается лифт, как этажом ниже в кабину подсаживается кто-то еще, потом подбегала к окну, пряталась за занавеской (еще увидит, что я не спускаю с него глаз) и глядела, как торопливо шагает мой мужчина. Вверх он не смотрел, он же не знал, что я у окна и жду не дождусь восьми. Еще только семь утра, а я уже считаю минуты. Он подходит к машине, вытаскивает из-под «дворников» рекламные листовки публичных домов со снимками голых женщин (работаем круглосуточно, третий час бесплатно), выкидывает в урну вместе с третьим часом и голыми сиськами, открывает дверцу, садится и немного погодя отъезжает.

И так могло продолжаться и дальше.

Зачем я к нему прилетела?

И ведь это было вчера. Не миллион световых лет назад, а вчера:

– Не уезжай, все изменилось, я тебя не пущу, теперь все будет иначе… Столько воды утекло, а я опять слышу его голос, который обещал любить, его голос…

– Пристегните, пожалуйста, ремни.

Вот тебе раз! Оказывается, я заснула. А ведь так боялась лететь самолетом. Ноги вот затекли, а не вытянуть, спинка кресла передо мной откинута так, что касается коленей. Свободного пространства никакого. Придется подождать еще немножко.

Боже, как не хочется возвращаться в старую квартиру!

– Девочка моя, где ж ты будешь жить! Ты ведь своих квартирантов не прогнала? Это ты не подумавши… но ничего, выкрутимся как-нибудь. Говорила ведь я тебе: нельзя все ставить на одну карту. Рассчитывать можно только на себя. И ни в коем случае не на мужчину!

* * *

Буба с Романом стояли в подворотне. Роману здесь нравилось: таких мест в городе уже почти не осталось. В красивом доме живет Бася и Петр. И Буба тоже. Ворота конца девятнадцатого века, кованые, в форме арки. Стоит их открыть – и попадешь в мир, о котором Роман мог только мечтать, – мир стабильности, налаженного быта, воскресных званых обедов, мир, в котором люди не расставались, мужчины любили женщин, женщины не уходили к другим и не обдумывали, как им жить с партнером, мир добрых старых обычаев, где обязанности определены, а границы между дозволенным и недозволенным установлены раз и навсегда. Никаких рисунков и гадких надписей вроде «Дураков в дурку, а попов в попу» или «Ответь миру тем же: трахни его» на блестящей от старости кирпичной стене не имелось.

– Зайдешь? – спросила Буба.

Роман взглянул на часы. Почти час ночи. Ходить по гостям вроде поздно. С другой стороны, спать совершенно не тянет.

– Охотно.

Они ушли раньше всех. Сперва он, а следом за ним на улицу выскочила Буба. Приятный сюрприз. Роман проводил девушку до дома, и вот теперь…

Буба – не про него ягодка. Но с ней у него нет никакой натянутости, недосказанности, двусмысленности. Вот и двери ее квартиры – зеленые, дубовые, с окошком наверху. Сколько, интересно, они могут весить – с такой-то широкой щелью для писем и бронзовой ручкой? Да и ширина у них, наверное, метра полтора, не меньше. Хотя закрывается половинка двери на удивление легко.

Буба наклонилась и погладила кота по обиженно выгнутой спине.

– Только дам ему поесть.

– А попить у тебя ничего нет? – Роман полез было в холодильник и еле руку успел убрать. Буба бросилась к нему и моментально захлопнула дверцу.

Роман обалдело посмотрел на хозяйку:

– Ты что? С ума сошла?

– Руки прочь от моего холодильника. Все, что надо, я сама достану.

– Сионистов в Сиам, как вроде бы говаривал Гомулка.[5]5
  Гомулка, Владислав (1905–1982) – польский политический лидер. В 1956–1970 гг. – первый секретарь ЦК ПОРП. В конце 1970 г., после повышения цен на продовольственные товары и энергоресурсы, начались волнения, в результате которых Гомулка вынужден был уйти в отставку.


[Закрыть]

– Вот-вот. Sorry, Ромек. Такое вот я говно.

– Понятно. – Роман сунул палец, на котором наливался кровоподтек, в рот. – Ты там трупы прячешь?

– Любовников-покойников. – Буба достала из холодильника банку пива и кинула Роману: – Держи. В спальню тоже не входи, направляйся сразу в большую комнату. Или лучше на кухне поговорим.