Текст книги "Дни изгнания"

Автор книги: Катарина Керр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

Мэйр тоже глянул туда и увидел маленькую Синевласку, сидевшую на полу, скрестив ноги. Сегодня она была не меньше трех футов высотой и более материальна, чем когда-либо. Она показала на Глэй, пренебрежительно сморщила носик и заплакала. Мэйр в ужасе смотрел на нее, а она начала пропадать, таять, стала прозрачной и исчезла. Но он каким-то образом знал, что она обязательно вернется. Мэйр посмотрел на Невина и увидел, что старик озабочен; это испугало Мэйра больше всего.

В этом году, 918 по летосчислению Дэверри, Лослэйну, худенькому, серьезному ребенку со светлыми волосами и огромными пурпурными глазами, исполнилось три. Хотя остальные дети и относились к нему, как к своему, он всегда сторонился их шумных игр, предпочитая наблюдать за ними, вцепившись в штаны отца, или тихонько играть в палатке со своим молочным братом Джавантериэлем. Адерин иногда задавал себе вопрос, не повлияло ли на него пребывание в непонятной стране Стражей, когда он еще находился в утробе матери, и тут же отказывался думать, что с его красавцем-сыном что-то неладно. Даже когда Лослэйн с криком просыпался ночами, увидев страшный сон, Адерин уговаривал себя, что все дети в его возрасте видят во сне монстров и тому подобную жуть.

В этом году собрался самый большой алардан из всех, что доводилось видеть Адерину. Все лето стояла особенно хорошая погода, и трава выросла сочной и густой, так что корма стадам было более, чем достаточно, и эльфы решили остаться в этом лагере дольше, чем обычно, посвятив эти дни пирам. Адерин не занимался подсчетами, но ему казалось, что вдоль речки раскинулось не менее пяти сотен палаток. Ночами небольшие костры, на которых готовили пищу, казались звездами на небе, а лошадей и овец было столько, что пастухам приходилось объезжать их полдня.

Поэтому неудивительно, что Ганес и его небольшой караван пришли в замешательство, наткнувшись на алардан: юный купец знал, что к этому времени эльфы обычно перебирались на юг. Адерин уже встречался с Ганесом, симпатизировал юноше и искренне сочувствовал его желанию порвать с замкнутой жизнью в семье и повидать мир. Гости уже поели и нашли место для своей палатки, и теперь Ганес искал именно Адерина: он хорошо знал обычаи эльфов и понимал, что обращаться следует к мудрейшему. Однако Адерин выслушал юношу и послал за Галабериэлем. Банадар начинал стареть; у глаз появились глубокие морщины, а при определенном освещении ясно была видна седина в его светлых волосах.

– Гал, тебе следует это выслушать, – сказал Адерин. – В Каннобайне возникли сложности, и это касается двух детей полу-эльфов.

– Отпрысков Пертиса Майлвада? – спросил Галабериэль, вэглянув на Ганеса.

– Да, банадар. – Юноша не очень хорошо говорил по-эльфийски, но все же его понимали. – Он отправил меня сюда с письмом для его жены. Ему очень нужна помощь. Враги угрожают сжечь его каменную палатку и убить его самого и детей, У него только одиннадцать защитников и ни одного лучника. У них – сотни и сотни людей.

– Как это похоже на проклятых круглоухих: надеяться на такое несправедливое численное преимущество. – Галабериэль ради гостя перешел на дэверрийский. – Не знаю, парень, сумеешь ли ты отыскать его жену. Когда я видел ее в последний раз, она направлялась со своим аларом далеко на запад. Конечно, я пошлю к ней гонцов, но надеяться на то, что ее найдут вовремя, не приходится.

– Этого я и боялся, сэр, – сказал Ганес. – Нам еще необходимы луки и запас стрел, и, может, один-два лучника, чтобы научить нас обращаться с ними, хотя, честно говоря, им будет лучше вернуться к вам до того, как начнется осада. У меня разорвется сердце, если ваши люди лишатся жизни в такой безнадежной войне.

– Я помню Пертиса по его свадьбе, – задумчиво протянул Галабериэль, кинув взгляд на Адерина. – Если я ничего не путаю, ты это празднование пропустил, мудрейший. Он хороший человек, единственный круглоухий, который мне нравится – кроме тебя, конечно, но ты не совсем круглоухий, да никогда им и не был, насколько я в этом разбираюсь. Не знаю, почему Анналерия вышла за него замуж, но лично мне он нравится. Может, я старею, но будь я проклят, если останусь здесь, когда человек, который мне нравится, должен быть убит в собственном доме.

– Вы поможете нам, сэр? – расплылся в улыбке Ганес.

– Помогу. Вы получите луки, и стрелы, и меня, и еще моих людей. Калондериэль вечно рвется в какую-нибудь заварушку; я думаю, Фарендар и Альбараль тоже захотят пощекотать себе нервы; а юному Дженантару пора поучиться говорить по-элдисски. Я скажу всем, и посмотрим, чье еще сердце загорится, чтобы отправиться с нами, но если честно, Ганес, я не хочу рисковать многими.

– Банадар, вы один стоите сотни круглоухих!

Галабериэль рассмеялся.

– Поставь меня на высокую стену с хорошим луком, И пусть кто-нибудь не дает опустеть моему колчану – вот тогда и увидим, прав ли ты, парень. И увидим мы это очень скоро.

Сначала Адерину стало нехорошо при мысли, что эльфы собираются вмешаться в политические дела людей, но потом он решил, что средств воспрепятствовать этому у него нет. Конечно, будучи мудрейшим, Адерин мог взять верх над банадаром, но только за счет больших социальных потрясений: им придется спорить много дней, а весь алардан станет принимать то одну, то другую сторону, что, в свою очередь, приведет к большим сложностям на много лет вперед. Кроме того, он решил, что в данном случае правда на стороне Пертиса Майлвада, и лорд заслуживает защиты и поддержки. Так он и сказал Невину, когда они беседовали с помощью огня этим же вечером.

– В общем, я с тобой согласен, – подумал в ответ Невин. – Но только скажи – лучники действительно создадут значительный перевес?

– Да. Галабериэль сказал, что в открытом сражении армия мятежников легко сметет небольшой отряд лучников, но ведь они будут не в открытом поле, правильно? Банадар собирается взять с нами двух человек, делающих оперения, и они всю зиму будут изготавливать стрелы, а он сам – тренировать людей Пертиса.

– Понятно. Погоди, ты сказал – «с нами»?

– Я подумал, что лучше мне поехать вместе с ними. Я бы с удовольствием взял с собой Лослэйна, чтобы ты посмотрел на него, но это чересчур опасно.

– Тут я с тобой полностью согласен. Ты знаешь, есть тут кое-что, на что тебе следует взглянуть. Помнишь Мэдина?

Адерин задумался.

– А, барда! Того, у которого было серебряное кольцо с розами?

– Совершенно верно. Он родился вновь и сейчас здесь, а эта треклятая голубая фея продолжает околачиваться возле него. Мне кажется, она по-настоящему его любит. Никогда не думал, что природные духи на это способны.

– Я тоже.

– А теперь Мэйр тоже видит ее и все их племя. Несчастный парень явился ко мне на днях страшно обеспокоенный. Я произнес целую речь, такую неопределенную И напыщенную, насчет магической природы пограничных миров вообще и этого в частности, и кинул несколько безопасных идей про дикий народец. Все это, конечно, вздор, но его впечатлило, и он стал спокойнее. Не мог же я ему сказать, что рядом со мной просыпается его память о прежней жизни.

– Если бы только это. Мне кажется, фея тут тоже как-то способствует. Ну, что ж, я еду к вам. Мы отправляемся завтра на рассвете, и, поскольку с нами идет навьюченный караван, мы пробудем в пути не меньше двух недель.

– Хорошо. Жду встречи с тобой.

– Я тоже. Мы так давно не виделись!

В день, когда караван прибыл в Каннобайн, додь лил, как из ведра – одна из тех бурь, которая заливает все вокруг безо всякого помпезного спектакля с громом и молнией. Мэйр дежурил на конюшне, так что находился во дворе, закутавшись в промасленный плащ с капюшоном, и сгребал в кучу для садовника отбросы из конюшен. д, ождь уже промочил насквозь тяжелую шерсть, и струйки бежали по спине. Тут он услышал топот копыт и крики у ворот. В восторге от того, что можно отвлечься, он швырнул на землю грабли и поспешил к воротам. Ганес уже вводил во двор навьюченных мулов. Мэйр радостно завопйл и послал садовника за его милостью.

– Мэйр! – закричал Ганес. – Радость моёго сердца и все такое! Мы это сделали, Мэйр! Мы привезли луки и людей, которые нас всему обучат!

Мэйр снова радостно завопил; кажется, ему удастся прожить дольше, чем только одну зиму. Тут до него дошло, что вокруг каравана толпится куча природных духов, и видит он их лучше, чем когда-либо. В воздухе висели радующиеся дождю сильфы; из луж вылезли ундины и усмехались, глядя на него; феи и гномы толкались вокруг животных и забирались в седла вьючных мулов; самые бессовестные создания взгромоздились на плечи людей; некоторые кидались людям навстречу и приветствовали их. Впечатляющие объяснения Невина насчет дикого народца и его привязанностей обретали реальный смысл.

– Давай! – орал Ганес. – Веди гостей к лорду Пертису! Животными займутся слуги!

Во главе с Ганесом они ввалились в большую залу, жаркую и дымную от огня, ревущего в обоих очагах. Все тут же скинули свои мокрые и вонючие плащи в одну большую кучу, чтобы служанка забрала их все сразу. Мэйр получил второе подряд потрясение: он никогда раньше не видел эльфов и даже не знал, что они существуют. Огромные глаза с кошачьими зрачками, зеленые, пурпурные и сине-фиолетовые, волосы лунного цвета, и их уши – он не мог отвести глаз, как ни старался. Наконец высокий юноша с лиловыми глазами оскорбился.

– Ты что пялишься, круглоухая собака?

– Кел, придержи язык! – Вперед очень быстро шагнул самый старший из всех. – Нельзя винить парня за то, что он удивлен. Между прочим, он хороший человек, потому что дружит с диким народцем.

Мэйр посмотрел вниз и увидел Синевласку. Она вцепилась в его руку, прижалась к ногам и уставилась на пришельцев, как застенчивый ребенок.

– Вы их тоже видите? – прошептал Мэйр.

– Ну конечно. – Эльф по имени Кел улыбнулся и протянул руку. – Друзья?

– Друзья.

Они торжественно пожали друг другу руки, и Кел поспешил к остальным, которых уже представляли лорду.

– Ганес, друг мой, если бы в моих силах было пожаловать тебя дворянством, я бы сделал это, – сказал Пертис. – Но я не могу, и монет у меня совсем немного, так что я просто не знаю, чем тебя отблагодарить.

– Знаете, мой лорд, если нас всех весной убьют, то вопрос благодарности отпадет сам собой.

Пертис рассмеялся и дружески хлопнул его по плечу.

– Нравитесь вы мне, купцы. Такие расчетливые, такие практичные. Нет уж, я придумаю, как тебя отблагодарить, особенно если мы каким-то чудом переживем эту весну.

– Я с радостью приму вашу благодарность, мой лорд. Слушайте, слуги уже должны были принести сюда длинные луки. Пойду-ка я потороплю их.

– Сделай это, пожалуйста. Не думаю, что я ждал чего-то в моей жизни больше, чем эти луки. Кроме того, мне нужно поговорить со старым другом Галабериэлем.

Выходя из залы, Ганес лицом к лицу столкнулся с Глэйнарой и замер с открытым ртом. Девушка была такая чистенькая и аккуратная, что он не сразу узнал ее. Даже волосы блестели чистотой и немного отросли, обрамляя ее лицо локонами. Руки тоже были чистыми, а на ногтях – маникюр.

– Что случилось, Ганно? Упал с лошади и ударился головой?

– Ох, извини, Глэй. Я… гм… просто не узнал тебя. То есть я хочу сказать, я не ожидал увидеть тебя здесь.

– Я теперь замужем за Мэйром.

– За «серебряным кинжалом»?!

– Он больше не «серебряный кинжал». – Она помедлила, явно чем-то расстроенная. – Ганно, ты еще хочешь жениться на Брэйсе?

– Что? Ну, конечно!

– Тогда тебе лучше прямо сегодня пойти в деревню. Понимаешь, когда твой папаша приехал из Аберуина, он сразу пошел к отцу Брэйсы и потребовал разорвать помолвку, но Эвейсн, да благословят его боги, сказал, что сперва дождется тебя.

Ганес прислушался к ее совету и поехал в деревню сразу же, как только Пертис отпустил его. Дождь к этому времени прекратился, закат был чистым и ясным, дул морской соленый ветер. Он привязал коня позади родительского дома, перелез через садовую ограду и вошел в заднюю дверь. В кухне сидел двенадцатилетний Авиль, выклянчивая у поварихи кусок хлеба с медом. Он увидел Ганеса и глупо улыбнулся. Повариха закрыла лицо фартуком и заплакала.

– Ага, значит, ты вернулся домой, – сказал Авиль. – Погоди, еще увидишь папашу.

Ганес пошел в комнаты, следом, подхихикивая, шел Авиль. В коридор на шум вышла Молигга. Она увидела Ганеса и задрожала. Авиль резко замолчал.

– Прости, мам, – сказал Ганес, – но я должен был сделать то, что считал правильным.

Она что-то начала говорить, потом затрясла головой, заливаясь слезами. Ганес хотел взять ее за руку, но она быстро шагнула назад.

– Ганно, уходи, – шепотом сказал Молигга. – Я не хочу, чтобы отец тебя увидел.

– Даже так? А вот я хочу сказать ему пару слов. Ну-ка, ответь мне: что ты думаешь насчет этого мятежа?

– Неужели ты думаешь, что меня это хоть немного волнует? Боги милосердные, даже если до этого и дойдет! Мой сын и мой муж вцепились друг другу в глотки, и все из-за короля, которого я и в глаза не видела! – По ее щекам медленно катились слезы. – Ганно, он перед всей гильдией отказался от тебя!

– Я знал, что он это сделает. Где он?

Молигга схватила его за руку. – Просто уйди!

Как можно ласковей Ганес отодвинул ее в сторону и пошел дальше по коридору. Он резко распахнул дверь в кабинет отца и вошел. Версин встал из-за бюро, сжимая в руках гроссбух в кожаном переплете, и кисло улыбнулся.

– Ты кто такой? Странно – ты похож на моего покойного сына.

На мгновение Ганес перестал дышать. Версин все улыбался. В маленьком кабинете повисла тишина, густая, как морской туман.

– Считай, что я его душа, ненадолго пришедшая к тебе из Иных Миров. И я пришел с предупреждением, как это обычно делают души. Если я переживу эту зиму, то сделаю все, чтобы ты больше никогда не мог торговать с Западным Народом. Они мои друзья, папуля, а не твои, и ты чертовски хорошо знаешь это.

Тяжело дыша, Версин метнул тяжелую книгу прямо в его голову. Ганес увернулся и засмеялся. Все это было не ради меня, а ради короля. С побагровевшим от ярости лицом Версин кинулся на сына, замахнувшись для удара. Ганес услышал, как пронзительно закричала Молигга. Он снова уклонился, схватил отца за запястья и сильно сжал их. Версин сопротивлялся изо всех сил, но вырваться не мог, Он пыхтел и всхлипывал, осознав истину: теперь его маленький сын сильнее. Когда Молигга зарыдала, Ганес отпустил отца.

– Нельзя ударить мертвеца. Прощай. – Ганес развернулся на каблуках, медленно вышел из комнаты, распахнул парадную дверь и увидел тощее личико младшего брата, уставившегося на него широко открытыми глазами.

– Теперь я наследник, Ганно. Как тебе это нравится?

– Тебя следовало утопить еще в младенчестве, как поступают со всеми крысами и хорьками.

В этот же день Адерин отправился навестить Невина и поговорить наедине о вещах, могущих привести в смятение любого обычного человека. Невин удивился тому, как он был рад видеть своего бывшего ученика во плоти, а не в магическом кристалле, и решил, что это признак старения и соответственной чувствительности. Они долгие часы говорили обо всем и ни о чем, делились новостями о своем мастерстве, обсуждали учеников, которых обучали в прошлом или, как Адерин, сейчас.

– Природные духи становятся таким забавными, когда дело доходит до магии, сказал наконец Адерин. – По-моему, у них к ней больше склонности, чем у нас.

– Несомненно. Ты только посмотри, насколько они полны жизни, живут так долго и остаются по-прежнему молодыми. Мне кажется, что они куда более восприимчивы к потоку жизненных сил, чем человеческие существа.

– Видимо, они живут в большем согласии с жизнью. Гм. – Взгляд у Адерина неожиданно стал пустым и замкнутым. – Большинство из них.

Невин понял, что их разговор снова напомнил ему о Далландре.

– Ну что ж, – чересчур поспешно сказал Невин, – я понял, что твоя огромная работа продвигается успешно. Я имею в виду восстановление всей системы двеомера Западного Народа.

Они еще долго беседовали и расстались, договорившись встретиться и завтра. Проводив Адерина, Невин пошел в спальню, поднял незакрепленную доску в полу и вытащил наружу маленькую деревянную шкатулку с хранившимся в ней опалом. Камень был завернут в пять разных кусков бардекианского шелка: бледный пурпурно-серый, пламенеющий алый, насыщенный морской волны, солнечный желтый и пестрый лоскут – красновато-коричневый, лимонный, оливковый и черный. Невин положил камень на ладонь и долго рассматривал его, мягко мерцающий в трепещущем свете свечей.

Известно, что каждый хороший камень обязательно вбирает в себя чувства, мечты и жизненную силу владельца, а также память о событиях, происходящих с ним. По этой причине Невин решил не начинать пока с ним работать, ибо воля его и чувства были взбудоражены тем, что он определял, как «этот идиотский мятеж», и сознание нельзя было назвать ясным, и он мог наделить камень ложными мыслями. Меньше всего он хотел, чтобы талисман начал излучать Верховным Королям всего Дэверри его душевное раздражение. Им наверняка хватало своего. Прежде, чем приступать к работе, он должен тем или иным путем уладить проблемы Каннобайна. Что ж, сказал он сам себе, если тебе хотелось спокойной жизни, надо было становиться жрецом, да и дело с концом!

Глава вторая

В большом дане Элриса, нависающем над городом с высокой скалы, с тьерином Ивмиром пил Дарни из Кернметона.

Они сидели на почетном месте у очага за прекрасным резным столом вместе с юным претендентом на престол Каварином.

Ему было всего шестнадцать, но он производил большое впечатление на людей, которые собирались служить ему: внешностью типичный элдисец, с иссиня-черными волосами и васильковыми глазами, он грациозно двигался, надменно смотрел и обладал манерами человека, рожденного, чтобы повелевать. Ивмир, битый жизнью, хитрый человек лет тридцати пяти, крутил свои длинные черные усы, а его светло-голубые глаза следили за сыном старшей сестры с искренной нежностью, как бы приглашая Данри разделить его восхищение этим юношей.

– Я искренне благодарен вам за то, что вы не поленились приехать сюда и воспользоваться нашим гостеприимством. – Тщательно подобранные слова Каварина звучали, как заранее подготовленная речь. – Я очень высоко ценю ваше боевое искусство, ваша милость.

– Благодарю вас, ваше высочество.

Ивмир и Каварин обменялись быстрыми улыбками, услышав это почтительное обращение.

– Но я надеюсь, что вам не придется демонстрировать свое искусство до весны, до приезда короля Дэверри, продолжал претендент. – Мне ненавистна мысль о том, что придется тратить впустую наши силы здесь, в Элдисе. Будет печально, если интриги и группировки возникнут еще до того, как мы взойдем на трон.

– Совершенно верно, – согласился Данри. – На этот счет у Пертиса Майлвада есть хорошая поговорка: даже шакалы убивают свою добычу прежде, чем начать за нее драться.

При упоминании имени Пертиса Ивмир напрягся. Данри решил, что пора кончать обмен любезностями.

– Знаете, я собственными ушами слышал, как Пертис преуменьшал свои права на трон Элдиса, а потом и вовсе от него отрекся. Он прекрасно осознает, что происходит по линии незаконнорожденного, да еще и родившегося от женщины низкого происхождения.

– у Пертиса ум острый, как бритва, – сказал Ивмир раньше, чем предполагаемый король успел вставить хоть слово. – Он человек чести, и я всегда очень уважал его.

– Я тоже, – сказал Данри, – хотя он большой чудак. Редко встретишь человека, который настолько бы не желал править.

Каварин внимательно слушал, склонив голову на бок, как делают умные собаки.

– Ты знаешь Перро лучше других, – сказал Ивмир.

– Знаю, и никогда не встречал человека, который бы так соответствовал символу своего клана. Пертис бывает так же упрям, как барсук, если уж вобьет что-нибудь себе в голову. Он хочет остаться в Каннобайне и будет цепляться за это всеми когтями.

Ивмир задумчиво кивнул, а Каварин беспокойно задвигался в своем кресле.

– Все это прекрасно, – резко сказал он, – но почему он не хочет присягнуть на верность своему истинному королю?

Ивмир плавно повернулся и бросил на него предупреждающий взгляд.

– О, я хотел сказать… м-м-м… – начал заикаться Каварин. – Несомненно, он сделает это, когда кончится война. Я имею в виду, у него даже нет людей, которых он может привести в наше войско, может, поэтому он и не хочет сражаться и все такое.

Данри улыбнулся, сделав вид, что не заметил оскорбления.

После ужина Ивмир настоял на том, что Данри необходимо пойти в конюшню и посмотреть на совершенно необыкновенного коня, и сам понес фонарь вместо того, чтобы пригласить слугу. Они подошли к стойлу, где дремал над кормушкой превосходный серый жеребец, Данри сказал все положенные комплименты и обратился в слух.

– Каварин еще слишком молод и не понимает, как человек может желать сохранения нейтралитета, – медленно произнес Ивмир. – Зато я понимаю.

– Я тоже понимаю. Не знаю только, понимает ли это еще кто-нибудь.

– Их мало. Совсем мало. Кстати, пора уже устраивать свадьбу Каварина. Если объединятся две тонкие нити, они неизбежно станут прочнее.

– Самое время. Моя леди мечтает приехать в Абернас на свадьбу.

– Сердце мое радуется, когда я слышу, что ты собираешься посетить эти празднества.

– А почему же нет? Я собираюсь продемонстрировать свою преданность нашему королю.

Ивмир опустил пониже фонарь и вгляделся в лицо Данри.

– Некоторые считают, что ты поддерживаешь своего друга через голову короля. Я склоняюсь к мысли, что они ошибаются.

– Жестоко ошибаются. Мой меч и мои люди принадлежат Каварину.

– Очень хорошо, и благодарю тебя. – Ивмир немного помедлил. Будет нехорошо с моей стороны, если я спрошу тебя, почему?

– Все нормально. Я хочу спасти жизнь Пертиса и его сына, поэтому каждый, кто решит, что Адрегин – лучший кандидат, чем Каварин, станет моим врагом – ради Пертиса и ради вас тоже.

Ивмир медленно кивнул, разглядывая фонарь в своей руке.

– Тогда дружеское предупреждение. Присматривай за Леомиром из дана Гвербин. Я-то за ним уже давно приглядываю.

Позади дана Каннобайн, на диком лугу, где высокая трава пригнулась из-за постоянно дующих с моря ветров, Галабериэль устроил учебное стрельбище для дружины Пертиса, для начала поставив раскрашенные деревянные щиты. Позже он набьет соломой старые рубашки чтобы было похоже на людей. Мэйр решил, что упражняться в стрельбе из лука исключительно скучно, и дружина с ним согласилась. Каждый день по утрам дождь ли, ветер, солнце, Галабериэль расставлял своих новобранцев на отмеченные места и заставлял натягивать и отпускать тетиву, пуская стрелу за стрелой. Несмотря на кожаные гарды и перчатки, пальцы их болели, а на запястьях багровели синяки. Галабериэль раздавал им травы эльфов, чтобы отмачивать руки в отваре, и требовал, чтобы на следующее утро они вновь появлялись на стрельбище.

Мэйр, разумеется, был единственным из всей дружины, кто видел компанию, собиравшуюся, чтобы понаблюдать за ними. Духи появлялись толпами, размещались по обеим сторонам стрельбища, как зрители на состязаниях, кружили воле мишеней, вставали позади стрелков и передразнивали каждое их движение, дергали оперение на стрелах, иногда даже щипали лучников, просто чтобы посмотреть, промахнутся они из-за этого или нет. Когда Мэйр в первый раз увидел, что стрела пронзила одного из духов, он чуть не закричал вслух и почувствовал, что страшно побледнел, но маленькое существо просто исчезло и с хлопком появилось на несколько футов дальше, и не похоже было, что стрела ему как-то повредила. Иногда он видел голубую фею, стоявшую рядом и грустно смотревшую на него. Упрек в ее глазах был совершенно человеческим, и Мэйр чувствовал себя виноватым, словно и впрямь предал ее.

Неукоснительные тренировки совсем не оставляли Мэйру времени для жены, и это, к его искреннему удивлению, раздражало его. Приходилось признать, что в женатом положении было много преимуществ; он мог обладать Глэйнарой, когда хотел, и не на твердой земле, а в теплой и удобной постели. За обедом, когда они вместе сидели за столом для прислуги, Глэйнара улыбалась ему и с лестным для него вниманием слушала рассказ о прошедшем дне, пока ей не приходилось идти помогать старой Мэйсе в женской половине. В это время Мэйр мог присоединиться к дружине, бражничавшей эль в большой зале, но он уже понял, что, женившись, приобрел больше, чем потерял.

Как-то вечером Мэйр выпил меньше эля, чем обычно, и вдруг поймал себя на том, что думает о нежном теле жены. Он рано ушел из-за стола и поднялся в спальню, где Глэйнара, сидя на кровати, зашивала прореху в его рубахе при свете свечи. Мэйр сел на пол и стал смотреть, как она шьет, слегка нахмурившись из-за неверного света.

– Ты меня извини, – сказал Мэйр. – Я загнал одну стрелу в живую изгородь, и наши друзья с кошачьими глазами заставили меня вытаскивать ее оттуда. Я думаю, что оперяльщик приводит их потом в порядок, пока они не совсем сломаны.

– Уж лучше я буду чинить рубашки для тебя, чем для кого-то другого.

Она с улыбкой посмотрела на него, и Мэйр ощутил сладкую дрожь. Интересно, подумал он, сколько еще времени она будет зашивать эту треклятую рубашку и когда мы сможем лечь в постель?

– Мэйр? Ты счастлив со мной?

– Счастлив? – Она поймала его врасплох. – Ну, если честно, я как-то не думаю о таких вещах. Я не знал, что ты об этом думаешь.

– Раньше – никогда. – Глэйнара сосредоточилась на узелке. – А вот теперь начала.

– Ну, мне больше нравится быть воином дружины, чем «серебряным кинжалом», даже несмотря на эти дурацкие тренировки с луком. – Он обнял ее и поцеловал. – Ложись, и я скажу тебе еще что-нибудь.

– С радостью. А когда ты подаришь мне ребенка, Мэйр?

– Бьюсь об заклад, не раньше, чем этого захочет богиня, а теперь ложись, и мы попробуем сделать его прямо сейчас.

На следующее утро после стрельбы из лука он немного задержался, чтобы войти в дан вместе с Пертисом.

– Мой лорд, я хотел у вас кое-что спросить. Вы человек женатый, так что вы меня поймете. Я вот все думаю – а вдруг начнется осада? Здесь ваша дочь, теперь еще и моя жена, и старая нянька, и девушки-служанки. Что с ними будет?

– Я отправлю их куда-нибудь подальше задолго до того, как начнутся большие неприятности. Я все думал, беспокоишься ли ты об этом.

– Беспокоюсь. Глэй может очень скоро стать вдовой, но я не перенесу, если ей придется голодать вместе с нами.

– Ты по-своему неплохой парень, Мэйр. Плохо, что твой вирд привел тебя в Каннобайн. А насчет женщин не тревожься, я попрошу помощи у Невина.

Мэйр почувствовал большое облегчение, потому что слепо доверял и лорду, и волшебнику. Они вошли в ворота и увидели у дверей броха прекрасного коня в сбруе из красной кожи и серебра. Пертис тихонько выругался.

– Так, Мэйр, – сказал он. – Хватай кого-нибудь из парней, бегите на луг и прячьте мишени. Луки тоже спрячьте. А я буду молиться, чтобы мы не опоздали, и постараюсь отвлечь ублюдка.

Пертис побежал в залу, а Мэйр кинулся к баракам. Он и еще шестеро спрятали мишени и луки в стог сена и пошли в большую залу. Мэйр увидел молодого человека, стоявшего на коленях у стула Пертиса и о чем-то серьезно беседующего с ним. Мэйр отыскал Глэйнару у очага прислуги и отвел в сторонку.

– Ты не знаешь, кто это?

– Воин тьерина Ивмира. Он привез нашему лорду весть о королевской свадьбе.

Вот тут Мэйр понял, как здорово иметь жену, знающую все сплетни в Каннобайне.

– Все так волнующе, продолжала Глэйнара. – Этот парень, который собирается жениться – тот самый, которого мятежники провозгласили королем Элдиса. Значит, если его милость поедет на свадьбу, он считается мятежником, а если нет – это оскорбление королю. Если он поедет на свадьбу, но не принесет там клятву королю, они его прямо там и убьют. Мэйса говорит, она еще никогда так не переживала. В конце концов, наш лорд для нее почти как сын.

– И что собирается делать наш Барсук?

– Он останется дома. Он ей сказал, что уже все равно всех оскорбил, так что какое это теперь имеет значение? – Глэйнара вздохнула, сама встревоженная. – Я не понимаю, почему они не держатся того короля, который у нас уже есть? Он даже никогда не приезжает в Элдис и совершенно не мешает им жить.

– Верно говоришь. Жаль, что они не смотрят на это с твоей точки зрения.

На следующий день посланец уехал, и тренировки с луками возобновились. Но теперь они упражнялись далеко от дана, в лесу, где никакой случайный гость не увидит говорящие о многом ряды мишеней.

Отец Каварина давно умер, поэтому свадьбу устроили во дворце гвербрета в Абернасе. Седовласый шумный гвербрет Майноик был кровным родственником Каварина по нескольким линиям и очень предан его делу.

В знак особой чести он пригласил Данри и его семью остановиться в главном брохе дана и принять участие во множестве развлечений: охоте в парке Майноика, представлениях бардов в большой зале, смотре военных галер в гавани.

Однажды вечером Ивмир предложил прогуляться в садах за брохом. Шел моросящий дождик, цветочные клумбы были перекопаны на зиму, с голых ветвей падали мутные капли. Посреди унылой лужайки работал маленький фонтан, в котором под прозрачной струей воды резвились дракон Аберуина и гиппогриф Абернаса. Ивмир посмотрел на них.

– Вы заметили, что дракон здесь немного меньше, чем гиппогриф? В Аберуине есть похожий фонтан. Видели его когда-нибудь?

– Видел. Забавная вещь: там дракон заметно больше гиппогрифа.

– Вот-вот. Между прочим, приехал Леомир. От Аберуина.

Их глаза встретились.

– Что-то холодно здесь, – сказал Данри. – Пойдемте внутрь? Надо проявить уважение и поздороваться с Леомиром.

Леомир, тьерин дана Гвербин, поселился в двух превосходных комнатах на верхнем этаже главной башни. Когда Данри отыскал его, он ел яблоко, держа его в руке, как крестьянин, и откусывая маленькие кусочки торчащими, как у кролика, зубами.

– А я-то как раз собирался разыскивать тебя. – Леомир швырнул огрызок в очаг. – Рад тебя видеть, друг мой.

– Благодарю, я тоже рад видеть тебя. Лучше прибыть поздно, чем вообще не появиться.

Леомир взял еще одно яблоко и протянул серебряную миску Данри.

– Нет, спасибо, я только что поел. У гвербрета отлично кормят, всего хватает.

Со слабой усмешкой, мелькнувшей во взгляде, Леомир надкусил второе яблоко.

– Ты становишься настоящим придворным, – сказал Леомир с полным ртом. – Я и не знал, что ты научился так здорово болтать языком.

– Практика утяжеляет руку.

– Ты этому у Пертиса научился? Он уклончив, как молодая девушка.

– Ничего уклончивого в Перро нет. Если он что-то говорит, он именно это и имеет в виду.

Леомир откусил еще кусок яблока и начал его рассматривать.

– Девушкам нравится получать в подарок брошь, – сказал он наконец. – И, как правило, размером побольше, и особенно, если это брошь-кольцо.