Текст книги "Дни изгнания"

Автор книги: Катарина Керр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)

– Но это же нечестно!

– Оно так, но я всегда был ужасно любопытным. А, ладно, все равно я все эти буквы не понимаю. Ты придешь в город на той неделе?

– Могу прийти, могу не прийти. Зависит от куриц.

– Тогда я буду молиться богине, чтобы они снесли больше яиц, чем твоя семья сможет съесть, и чтобы мой лорд разрешил мне сходить в город.

Продав все яйца, Глэйнара подсчитала выручку. Монет оказалось достаточно, чтобы купить ткань и сшить себе платье, о котором столько времени талдычил Налин. Если работать иголкой прилежно, каждый вечер выходя во двор и оставаясь там до самого заката, платье будет готово к следующему базарному дню.

Ганес напряженно сидел на самом краешке стула и крутил в руках кубок с медом. Для похода к лорду он надел свою лучшую одежду – бригги в голубую и серую клетку и рубашку, густо расшитую цветами.

– Надо полагать, ты недоумеваешь, зачем я тебя пригласил, – говорил Пертис. – Я перейду сразу к делу. Мой «серебряный кинжал» сказал, что ты голосовал против мятежа в Аберуине. Я тоже поддерживаю короля, и сердце мое радуется, что ты – мой сторонник.

– Благодарю, мой лорд, но я не знаю, что мы вдвоем можем сделать.

– Не больше, чем мы можем, но в любом случае стоит попытаться. Я хочу предложить тебе поступить ко мне на службу. Весной разразится война, парень, и нет сомнений, что мятежники захотят убить меня прежде чем пойдут войной на короля.

– Я не воин, мой лорд но если вы хотите, чтобы я присоединился к вашей дружине, я буду сражаться, как лев.

Пертис одновременно удивился и устыдился. Он считал этого юношу обычным купцом, что было чуть позначительнее фермера, и уж конечно, трусом, так что до сих пор в расчет его не брал.

– Вообще-то, – сказал Пертис, – я надеялся, что ты для меня кое-что сделаешь. Ты же имеешь дело с Западным Народом, правильно? И знаешь, где их найти?

– Да, мой лорд, – озадаченно ответил Ганес и вдруг понимающе усмехнулся. – Длинные луки!

– Именно. Если я нагружу тебя железным товаром, и красивой одеждой, и драгоценностями – в общем, всем, что сумею наскрести – как по-твоему, наменяешь ты мне достаточно луков для моей дружины? Между прочим, я не откажусь и от лучников, если ты их уговоришь.

– Я попробую, мой лорд, но не думаю, что Западный Народ стремится в наемники. Впрочем, луки-то я, конечно, добуду.

– Это уже кое-что. – Тут Пертис заколебался, потому что ему в голову пришла неожиданная мысль, и он удивился, почему не подумал об этом раньше. – Ты знаешь, я вот думаю, гордый ли я человек.

– Мой лорд?

Пертис долго не отвечал, но все же любовь к детям заставила его заговорить. Конечно, ни один мятежный лорд не станет убивать его дочь, но во время осады случаются страшные вещи, особенно когда все кончается пожаром. Но если Пертис проиграет свою битву, и мятежники потерпят поражение в войне, Адрегин обречен. Люди короля просто задушат его.

– Скажи мне вот что, Ганно. Сможешь ты найти мою жену?

Ганес уставился на него, открыв рот.

– Конечно, ради меня она и пальцем не шевельнет, – продолжал Пертис. – А вот ради Беклии и Адрегина соберет небольшую армию.

– Я постараюсь, мой лорд, но только эльфийские боги знают, где она может быть, а Западные Земли ужасно велики. Чем скорее я уеду, тем лучше. Можете вы дать мне охрану и вьючных лошадей? Чем меньше папашиных вещей я возьму, тем меньше вопросов мне будет задавать мама.

Весь вечер, пока Ганес подбирал снаряжение в дорогу, Пертис мучился над письмом к жене. Наконец времени осталось совсем мало, и он решил, что напишет как можно проще и короче:

«Наши дети в смертельной опасности из-за грядущей войны. Мой гонец все тебе объяснит. Ради них я молю тебя о помощи. Я готов смириться и унизиться перед тобой, только прибудь сюда и забери их в безопасное место».

Он свернул письмо, вложил его в серебряный футляр, скрепил печатью и, не раздумывая, поцеловал печать, словно воск мог передать его поцелуй той, которой он предназначался.

На закате Ганес и его караван выступили из ворот дана: беспорядочная цепочка вьючных лошадей и мулов, двое самых надежных воинов Пертиса и помощник грума вместо слуги. Пертис отдал Ганесу монеты, которые тот мог потратить, футляр с письмом и встал в воротах, чтобы помахать своей единственной надежде. Он провожал их взглядом до тех пор, пока караван не скрылся в поднятой копытами дорожной пыли и морском тумане. Когда он входил в ворота, двор осветился теплым желтым светом – это фонарщик зажег на дозорной башне маяк.

В каждой военной дружине, грустно размышлял Мэйр, обязательно есть человек без чувства юмора, такой, например, как Кринс. Если ты скажешь, что погода славная, Кринс тут же ответит, что вот-вот пойдет дождь; если ты похвалишь еду, Кринс обязательно скажет, что у поварихи под ногтями всегда грязь; если тебе понравится лошадь, Кринс озабоченно заметит, что она склонна к хромоте. Иной раз мрачный вид Кринса заставлял стонать даже капитана Гароика.

– Боги, – сказал однажды Мэйр Кадмину, – я б его утопил, да только он обрадуется, если что-то пойдет не так.

Кадмин, легкий в общении блондин, бывший единственным другом Мэйра в дружине, согласился, с отвращением кивнув.

– Точно. Мы над ним все подшучивали, пока не поняли – он этого просто не замечает.

– Да ты что? Ну, тогда и я попробую.

После обеда Мэйр получил разрешение лорда Пертиса покинуть дан и отправился на ферму Глэйнары. К его досаде, она куда-то ушла, а зять отказался сказать, куда именно.

– Слушай, «серебряный кинжал», ты чего хочешь? – с досадой спросил Налин.

– Купить у тебя пинту сушеных бобов или гороха. Даю медную монету.

Налин подумал, жадность в нем боролась с неприязнью.

– Я с радостью продам тебе немного бобов, – сказал он наконец. – Но перестань околачиваться возле Глэй.

Вечером двое воинов удерживали Кринса в большой зале, придумав ему какое-то занятие, а Мэйр и Кадмин прокрались в барак, где они спали. Кадмин караулил у двери, а Мэйр снял с постели Кринса одеяло и простыни и рассыпал горох на матрасе. Спать все пошли, предвкушая потеху.

В темноте они хорошо слышали, как Кринс елозит по своей постели.

Потом он встал, смахнул мусор с простыни, снова улегся и опять начал елозить. Наконец кто-то не выдержал и хихикнул, и тут захохотали все. Кринс сел на постели и злобно крикнул:

– Вы, ублюдки, что смешного?

Все тут же замолчали, а Кринс опять встал и направился к очагу. Он зажег свечку и начал внимательно осматривать свою койку, а остальные с невинными лицами следили за ним.

– В моей кровати что-то есть!

– Блохи? – спросил Мэйр. – Вши? Может, клопы?

– Ты, поганый ублюдок, придержи свой истекающий гноем язык!

– Какой он вульгарный, правда? – заметил Камин.

Кринс вставил свечу в подсвечник и стянул с кровати простыню.

– Сушеный горох!

– Как это он туда попал? – спросил Кадмин.

– Это дикий народец постарался, – откликнулся Мэйр. И тут же пожалел, что сказал это. Он почему-то считал, что духи появляются, когда про них говоришь, и не знал, что они обожают подобные розыгрыши, чем грубее, тем лучше. Конечно, при мерцающем свете свечи ни в чем нельзя быть уверенным, но все же Мэйру показалось, что он заметил некие тени, причем безусловно плотнее чем дым, но такие же изменчивые. Кринс начал собирать горох и швырять его в соседей, а дикий народец ловил все, что мог, и швырял назад. Сам Мэйр неподвижно сидел на своей койке и думал, может ли Невин сварить для него какое-нибудь зелье, чтобы он пришел в себя. В конце концов в комнату ворвался Гароик в ночной рубахе поверх штанов и начал ругать всех и каждого за нарушение порядка.

Эта выходка принесла Мэйру такую славу, что он не собирался останавливаться на достигнутом, был там дикий народец или нет.

На следующий же день он набрал ведро воды, бросил в него грязную солому из конюшни и пристроил ведро на полуоткрытой двери в кладовую.

Юный Верик сумел уговорить Кринса принести что-то из кладовой, тот открыл дверь и был облит ледяной вонючей водой. Весь день он ходил в настроении, ничем не отличающемся от принятой утром «ванны», и настроение его не улучшилось после того, как Мэйр запер снаружи дверь уборной, в которой сидел Кринс. Он колотил в дверь и орал добрый час, пока Адрегин не услышал и не выпустил его. Кринс схватил грабли с навозной кучи и кинулся в барак.

Он запросто мог кого-нибудь убить, если бы Гароик не утихомирил его. Кринс не догадывался, кто его донимает, но Гароик был не таким тупоголовым и после ужина позвал Мэйра для разговора с глазу на глаз.

– Слушай, «серебряный кинжал», шутка есть шутка, я и сам с удовольствием посмеялся, но теперь довольно.

– Но, капитан, сэр, с чего вы решили, что это я?

– У меня есть глаза и уши. Я тебя предупредил, «серебряный кинжал». Гляди, как бы тебя снова не позвала дорога.

Быть выкинутым из дружины стало бы для Мэйра катастрофой, потому что надвигалась зима, и он поклялся, что розыгрыши закончены. К несчастью, Кадмин придумал новую шутку, от которой трудно было отказаться, и поклялся взять вину на себя, если все обернется к худшему.

У Кринса была пара башмаков для верховой езды из кожи двух цветов, он потратил на них все выигранные в кости деньги. Мэйр и Кадмин пошли на пруд недалеко от дана и поймали двух лягушек, не успевших зарыться на зиму в ил.

Лягушки отлично подошли, по одной на каждый башмак. Мэйр и Кадмин были на улице, когда Кринс надел свои новые башмаки, но крики его они слышал прекрасно. Они смеялись до колик в животе, и тут Кринс нашел их.

– Вы, поганые ублюдки! Я вижу ил на ваших штанах!

Из-под его рубашки раздалось кваканье.

– О, у тебя завелись домашние животные? – сказал Мэйр. – Что ж, цветы для красавицы, лягушки для того, у кого бородавки.

Кринс ударил Мэйра кулаком в лицо. Завопив, тот ударил в ответ, но голова у него кружилась, и он промахнулся. Он слышал, как что-то кричал Кадмин, потом кто-то куда-то бежал; Кринс ударил его еще раз, и тут чьи-то руки растащили их в разные стороны. Правый глаз Мэйра уже заплыл, но он все же разглядел бегущих к ним лорда Пертиса и Гароика, у обоих был очень сердитый.

– Это я виноват! – прохрипел Кадмин. – Кринс ударил невиновного!

– Он мог, – сказал Гароик.

– Что здесь происходит? – набросился на них Пертис.

– Лягушки, мой лорд! Они засунули лягушек мне в башмаки! Только сегодня утром! – Кринс вытащил из-под рубашки так напугавших его созданий. – Вот доказательство! И они насыпали сухого гороха мне под простыни, и облили меня грязной водой, и…

– Достаточно! – Пертис взял лягушек, мельком глянул на них и протянул ухмыляющемуся Адрегину. – Отнеси их обратно в пруд, ладно? Прямо сейчас, пожалуйста. Так. Мэйр, Кадмин. Почему вы совершаете эти гнусные поступки?

Кадмин поискал нужные слова и сдался.

– Понимаете, мой лорд, – сказал Мэйр, – мы просто шутили. Видите ли, из Кринса получается отличная жертва.

Кринс что-то визгливо произнес, но его светлость засмеялся.

– Вижу. Кринс, мне кажется, ты уже отомстил – посмотри на правый глаз Мэйра. А тебе это урок – не подставляйся на будущее. А то другим приходят в голову всякие мысли.

– Но мой лорд…

– Подумай об этом, хорошо? – И Пертис повернулся к обоим злоумышленникам. – Мэйр, тебе лучше пойти в деревню и попросить травника заняться твоим глазом. Мне не нравится, что он так распух.

Мэйр приехал к домику травника, где его поджидал сюрприз куда больший, чем лягушки в башмаках у Кринса. Перед домом стояла Глэйнара и развешивала постиранное белье. Такая хорошенькая в новом голубом платье, с блестящими черными волосами, она что-то напевала. Мэйр увидел ее, и внутри у него потеплело.

– А ты что тут делаешь? – окликнул он девушку, спешившись.

– Я слежу за хозяйством Невина. – Она подошла к воротам. Ой, Мэйр! Твой глаз!

– Да тут произошла маленькая заварушка с одним из наших парней.

Он нашел Невина в доме, тот сидел у стола, разбирая травы и высушенные корни. Старик встал, взял Мэйра за подбородок и наклонил его голову назад, чтобы как следует рассмотреть глаз. Пальцы старика оказались на удивление сильными.

– Вот это неприятность, а? Я сделаю тебе припарку. Сядь, Мэйр.

Мэйр сел, на столе появились два пузатых гнома и стали его рассматривать. Он нахмурился. Невин отошел к очагу, где на треноге висел железный горшок. Старик помахал рукой над дровами, и они загорелись. Мэйр вдруг почувствовал такую слабость, что неуклюже привалился к столу, словно леди, собирающаяся упасть в обморок. Невин взял со стола пригоршню трав и бросил их в горшок, в котором забулькала вода.

– Я полагаю, этот черный глаз – подарок от чьего-то кулака?

– Да, сэр. Совсем недавний.

– Ага. – Невин перестал помешивать зелье и пронзил Мэйра своим острым, как игла, взглядом. – Мэйр, Глэйнара славная и приличная девушка. Я совершенно не хочу, чтобы ее обесчестили и покинули.

– Правда, сударь? – Мэйр облизнул пересохшие губы. – Э… ну… я думаю, с вами не очень приятно столкнуться, если вы из-за чего-то рассердитесь.

– Совсем неприятно, малыш Мэйр, совсем.

Он снова махнул рукой, и пламя погасло. Значит, лорд Пертис был прав насчет старика, думал Мэйр. Вот интересно, могут волшебники превращать людей в лягушек или нет? Чего я точно не хочу, так это проверить на себе.

Мэйр уходил вместе с Глэйнарой и решил, что будет просто стыдно, если он поедет верхом, а она пойдет пешком. Он подсадил ее к себе в седло, сам сел сзади, протянул руки и взял поводья.

– Из-за чего это вы подрались? – спросила Глэйнара. – Спорю, из-за девчонки!

– А вот и нет. Это длинная история.

По дороге домой он рассказывал Глэйнаре, как цеплялся к Кринсу, и она хохотала не меньше, чем ребята в дружине. Мэйр решил, что это ему нравится в Глэй больше всего: она могла оценить хорошую шутку, а на такое способны далеко не все девушки. До фермы осталось около полумили, и Глэйнара решила оставшийся путь пройти пешком, чтобы не показываться на глаза зятю вместе с «серебряным кинжалом». Помогая ей спуститься на землю, Мэйр попытался поцеловать девушку. Она со смехом увернулась, но поцелуй он все же украл, и только губы их соприкоснулись, как Мэйр почувствовал острую боль в левом бедре, словно его ущипнули чьи-то костлявые пальцы. Он дернулся и ойкнул.

– Что случилось? – спросила Глэйнара.

– М-м-м, наверное, судорога. – Он осторожно потер больное место. – Извини.

– И часто это с тобой случается? – Она засмеялась и побежала на ферму. Совершенно растерянный Мэйр помахал ей вслед. Он только что разглядел в кустах небольшое существо с длинными синими волосами и личиком прелестного ребенка, которое сердито и ревниво смотрело на него. Потом оно исчезло, а Мэйр остался гадать, не сходит ли он с ума.

Он увидел фею в следующий раз, когда поехал в город, надеясь встретить Глэйнару. Девушка, конечно же, продавала на рынке яйца и репу. Стоило только Мэйру заговорить с ней, как существо с синими волосами появилось за спиной у девушки, возмущенное, как ревнивая любовница. Мэйр потерял голову.

– Только попробуй тронь ее!

– Тронь кого? – недоуменно спросила Глэй. – Курицу?

– Извини. Я сказал это не тебе… в смысле… о, черт!

Глэй резко обернулась. Синевласка, как Мэйробозвал ее, топала ногой и грозила Глэйнаре кулаком, но девушка ее явно не видела.

– Мэйр, ты что, дурной? Это же самая старая шутка на свете – заставить человека оглянуться, чтобы ничего не увидеть. И у меня, наверное, тоже не осталось мозгов, раз я на это купилась.

– Э-э… прости. Честно, я не хотел… э-э… ладно, мне пора идти… э-э… у меня поручение, но я скоро вернусь. Не уходи без меня, ладно?

Мэйр повел коня в сторону кузницы, но, не доходя до нее, свернул и нашел уединенное местечко позади постоялого двора. Тут же на седле появилась Синевласка с глупой улыбкой. Ощущая себя полным идиотом, он все же погрозил ей пальцем.

– Слышишь, ты, не смей болтаться около меня да еще и щипаться!

Она подняла руку и сделал вид, что ущипнула воздух.

– Вот-вот, и я про это. Не смей больше этого делать, тем более кому-то другому!

Она показала ему язык.

– Если ты не будешь вести себя как следует, я… я… я пожалуюсь на тебя чародею Невину!

Он сказал это просто потому, что не мог придумать ничего другого, тем более что сам-то он Невина по-настоящему боялся, но угроза возымела действие, которого он даже не ожидал. Она вскочила на ноги, открыла рот в безмолвном крике, простерла обе руки вперед – и исчезла. На минуту Мэйру даже стало стыдно. Потом он решил, что она сама виновата, и поспешил назад, чтобы спокойно продолжать свое заигрывание с Глэйнарой. На несколько недель дикий народец оставил его в покое, чему Мэйр был несказанно рад.

– Слушай, Глэй, – сердито сказал Налин. – Ты не хуже меня знаешь, что Доклин – порядочный молодой человек и отличный работник. Его отец согласен на самое скромное приданое, так что никого лучше мы все равно не найдем. Почему ты не хочешь выйти за него?

Глэйнара подняла глаза от миски с сушеным горохом и жеманно улыбнулась.

– Он мне не нравится.

– Ах, ах, простите меня, моя прекрасная леди! Внешность для мужчины – не главное.

– Это точно, иначе Лид ни за что бы не вышла за тебя замуж!

– Глэй! – резко оборвала ее Мина, сидевшая у очага. – Пожалуйста, не начинай все сызнова!

Глэй швырнула миску на стол и вылетела из дома, подоткнув повыше юбки – во дворе было очень грязно. Горькая правда заключалась в том, что ей надо выйти за кого-то замуж, иначе она обречена жить здесь, подчиняясь зятю, тяжело работая всю свою жизнь, и у нее никогда не будет даже подобия собственного дома – уж не говоря обо всех тех милых вещицах и удовольствиях, которые будут у Брэйсы. Около коровника она помедлила, взглянув на вышедшую из-за тучи луну, поежилась и пожалела, что не взяла с собой шаль. Что-то зашевелилось у курятника – мужчина? – Мэйр! Она поспешила к нему и заговорила шепотом.

– Ты что здесь делаешь?

– Пытаюсь придумать, как поговорить с тобой. Ты замерзла? Возьми мой плащ.

Закутавшись в теплый шерстяной плащ, Глэйнара пошла с Мэйром по направлению к лесу, где он оставил коня. Лунный свет пробивался сквозь ветви деревьев, рисуя узоры на земле.

– Если я смогу прийти завтра ночью, – сказал Мэйр, – ты выйдешь?

– Завтра ночью пойдет дождь. У Самнэйны сегодня весь день болели суставы, а это верный признак того, что будет дождь.

– Так что же, я все равно приду, и буду дежурить здесь под проливным дождем, и заработаю ужасную. лихорадку, и, может, даже умру – и все это из-за любви к тебе.

– Не говори глупостей.

– Я говорю правду. Глэй, я уже с ума сошел от любви к тебе.

– Вот только врать не надо!

В луннём свете Глэйнара хорошо разглядела его возмущенное лицо.

Ей вдруг показалось, что сейчас она заплачет, и девушка села под дерево, чтобы спрятать глаза. Через минуту Мэйр сел рядом.

– Извини, – сказал он. – Ты, конечно, права. Только я говорю чистую правду. Не думаю, что в Дэверри или Эдлисе есть похожая на тебя девушка.

– Это хорошо или плохо?

– И то, и другое. Я сам не понимаю. Конечно, я не схожу по тебе с ума, но ты мне чертовски нравишься, и иногда я думаю, что действительно тебя люблю.

– Вот этому я верю. Спасибо. Ты мне тоже нравишься.

Немножко нерешительно Мэйр обнял ее за плечи и поцеловал. Она разрешила ему поцеловать себя еще раз, поймала себя на мыслях о том, что последует дальше, и вместо того, чтобы отогнать эти мысли, сама поцеловала Мэйра. Он начал ласкать девушку; она крепко обняла его с решимостью человека, которому предстоит сейчас выпить большую порцию особенно горького лекарственного отвара, и позволила ему уложить себя на траву…

Лекарство сработало. Теперь у нее был мужчина, и это облегчало жизнь так же, как облегчали ее медяки, заработанные у Невина. Она решила не обращать больше внимания на оскорбления Налина, и стычки между ними прекратились, а мама и Лидиан успокоились. Но гром, конечно, грянул, и очень сильный. Как-то на закате Глэйнара загоняла кур на ночь, и тут из дома вышел Налин. Взгляд его был так холоден, что Глэйнара поняла – что-то случилось.

– И что тебя гложет?

– Я сегодня ездил в город, и все подряд стали мне советовать приглядывать за сестренкой. Говорят, «серебряный кинжал» приезжает в город только ради тебя.

– А если и так? – Глэйнара подбоченилась. – С его стороны очень порядочно подвозить меня, когда я устаю.

– Подвозить – ха! Кто на ком ездит, Глэй?

– Ты, паскудник! Не смей так со мной разговаривать!

Налин сгреб ее за плечи и затряс.

– Ты скажешь мне правду!

Глэйнара вывернулась и сильно лягнула его в голень. Он снова схватил ее и крепко стиснул, и ее потрясло каким он, оказывается, был сильным – он высился над ней и сжимал ее так, что было больно.

– Значит, ты таскаешься с этим парнем, так? А ему больше ничего и не нужно от тебя!

Такое предположение заставило Глэйнару залиться слезами.

– Боги милосердные! – рявкнул Налин. – Так это правда!

– А если и так? Или я не могу в моей треклятой жизни получить хоть что-то, чего мне хочется?

Выругавшись, Налин отпустил ее и влепил пощечину. Не задумываясь, Глэйнара ответила ему тем же, и тут их долгая подспудная вражда вырвалась наружу. Он схватил девушку за плечо, повернул ее и начал сильно бить по заднице.

Она боролась, и лягалась, и наставила ему немало синяков – но вырваться не могла. Боль от ударов была ничем по сравнению с ужасом осознания своей беспомощности. Глэйнара так рыдала, что уже ничего не видела вокруг, и только смутно слышала крики матери и Лидиан. Налин отпустил ее так резко, что она буквально упала на руки сестре.

– Нал, Нал, – хныкала Мина. – Что ты делаешь?

– Наказываю маленькую шлюшку, – прошипел Налин. – Лида, отойди от нее! Я не желаю, чтобы моя жена жалела эту потаскуху! Она и ее проклятый «серебряный кинжал»! Боги, да ведь теперь я не сумею выдать ее замуж за порядочного человека!

Лидиан начала плакать, ее руки, обнимавшие Глэйнару, сразу ослабели. Все еще перепуганная, Глэйнара взглянула на мать и увидела, что Мина застыла, ее тонкие губы затряслись, терпеливые глаза наполнились слезами. Глэйнара попыталась что-то сказать, но задохнулась от обиды.

– Глэй, – прошептала Мина, – скажи, что это неправда.

Глэйнара хотела солгать, но дрожала так сильно, что не могла говорить. Мина протянула к ней руку и тут же отдернула ее, глядя на дочь больными глазами.

– Глэй, – взвыла Лидиан, – как ты могла? – Смотрела она при этом на мужа. Мина тоже повернулась к нему, и этот удар оказался больнее, чем все удары Налина. Они разрешили вынести приговор ему.

– Это чистая правда, – выплюнула слова Глэйнара. – Вперед! Обзывайте меня, как хотите! Я этого не услышу!

Она выскочила за ворота и помчалась по дороге. Она бежала, хотя слышала, как они звали ее обратно. Она плохо понимала, что делает; ей хотелось бежать и бежать и никогда больше их не видеть. Ее мать взяла сторону Налина!

При этой мысли снова вскипели слезы, начали ее душить, она упала в высокую траву и зарыдала. Когда девушка выплакалась, солнце уже село. Она села, испугавшись, что Налин пошел за ней и снова побьет ее, но дорога была пуста. Она утерла рукавом грязное лицо и снова побежала. Она бежала в город, к Брэйсе, которая, возможно, простит ее – возможно, думала. Глэйнара, это единственный человек в мире, который способен ее простить.

Глэйнара добежала до деревни, когда в бархатном небе появились первые звезды. Она стояла позади постоялого двора и думала, впустит ли ее Самвэйна, и слезы снова навернулись на глаза, горячие и удушающие. Не впустит, думала она, и нет мне больше места в этой жизни, и некуда идти, и нет ничего, что я могу назвать своим. Теперь я опозорена, я шлюха и больше никто.

Она все еще плакала, когда во двор вошел здоровенный кузен Брэйсы – Кенес, сын кузнеца.

– Глэй, что это значит? – спросил Кенес.

– Налин меня выгнал, и я это заслужила. Все из-за Мэйра.

Кенес положил ей руку на плечо, и она дернулась, испугавшись, что он тоже будет ее бить.

– Ублюдки они, оба, – спокойно сказал Кенес. – Ну, не плачь так ужасно. – И он громко крикнул. – Брэйса, иди сюда!

Наружу выбежали Брэйса и Самвэйна, и Глэйнара выпалила им всю правду, перемежая рассказ рыданиями – лгать не имело смысла. Брэйса тоже начала плакать, но Самвэйна сразу занялась девушкой – так же спокойно и уверенно, как до этого Кенес.

– Ну, ну, это еще не конец света. Ах, Глэй, ты, конечно, дурочка, но я так и знала, что это случится. Слушай, ты не беременна, нет?

– Не знаю я. Еще рано что-то говорить.

– Ну и ладно, мы это узнаем, когда узнаем, и ни минутой позже. Пошли, пошли внутрь, там тепло, выпьем горячего эля.

Женщины ввели ее в кухню, Глэйнара оглянулась и увидела Кенеса, что-то горячо обсуждающего с Эвейсном и Селином, сыном ткача. Девушки сели, тесно прижавшись друг к другу, на лавку в углу кухни, а Самнэйна налила эль в высокий металлический кувшин и поставила его на угли в очаге.

– Мам? позвала Брэйса. – Можно Глэй переночевать у нас?

– Конечно. Нет смысла пытаться объяснить что-то Налину, пока он не остынет.

– Спасибо, – выдавила Глэйнара. – Почему вы помогаете мне? Вы должны были выгнать меня и отправить спать у дороги.

– Ну, тихо, тихо! Ты не первая девушка на свете, которая позволила обдурить себя привлекательному воину, и уж наверное не последняя.

Эвейсн просунул свою седую голову в дверь кухни и сказал Самвэйне:

– Я скоро вернусь. Съезжу тут с ребятами кое-куда. Мы, понимаешь, переживаем за бедняжку Мину.

– Я тоже, – отозвалась Самвэйна. – Прямо сердце болит.

– Вы же не едете на ферму, нет? – выпалила Глэйнара.

– Пока нет, девочка, – сказал Эвейсн. – Прежде надо дать твоему братцу хорошенько подумать.

Пертис разрешал своим воинам сидеть после обеда в большой зале, пить и сплетничать. Мэйр и Кадмин играли в кости, и тут в залу вошли хозяин постоялого двора Эвейсн, кузнец Кенес и сын ткача Селин. Они неуверенно осмотрелись и направились прямо к Пертису

– Интересно, что же они тут делают? – заметил Каин.

– Да кто их знает? Вообще странное время, чтобы платить подать.

Через несколько минут подошел глупо улыбающийся Адрегин.

– Мэйр5 тебя зовет папа. По-моему, у тебя большие неприятности.

– У меня? А что ж ты ухмыляешься как демон?

– Ты все узнаешь. Пошли, Мэйр, папа хочет видеть тебя прямо сейчас.

У резного кресла лорда Пертиса стояли Эвейсн, Кенес и Селин со скрещенными на груди руками и крепко сжатыми губами. Сам Пертис, похоже, пытался подавить смех. Мэйр отпихнул с дороги собак и встал перед лордом на колени.

– Хочу поздравить тебя, Мэйр, – сказал Пертис.

– Поздравить, мой лорд?

– Да, с грядущей женитьбой.

Озадаченный Мэйр в уверенности, что это розыгрыш, огляделся по сторонам. Вперед шагнул Кенес, который выглядел еще более огромным, чем обычно.

– Женитьба, – повторил он. – Ты развлекался с Глэй, ублюдок, и брат вышвырнул ее из дома.

– Женитьба – это не так страшно, Мэйр. – Пертис наклонился вперед с каким-то вкрадчивым выражением лица. – Я и сам однажды женился, и это меня не убило, хотя, если честно, было близко к тому.

Мэйр хотел что-то сказать, но не смог. Дружина хихикала и перешептывалась.

– Видимо, придется дать тебе постоянное место в моей дружине, – продолжал Пертис. – Не годится бедняге Глэй ездить по свету, сидя за спиной у «серебряного кинжала».

– Эй, постойте, – проскрипел Мэйр. – Я еще не сказал, что женюсь.

Кенес напряг мускулы.

– Эй, слушайте, из меня получится отвратительный муж. Глэй заслуживает лучшего.

– Заслуживает, – уронил Эвейсн. – Но об этом немного поздно говорить, парень. Ты задирал ей юбку, ты на ней и женишься.

Эвейсн и Селин наклонились, как ястребы, схватили Мэйра под локти и поставили на ноги.

– А теперь послушай, ты, – сказал Кенес. – Из-за тебя Глэй лишилась дома. Или ты дашь ей другой, или я буду бить тебя, пока от тебя мокрое место не останется.

Мэйр почувствовал, что сейчас потеряет сознание.

– Если она согласится жить с тобой в дане, – сказал Пертис, – у меня есть для нее работа. Я еще не встречал такой работящей девушки, как Глэй, так что она сможет быть нянькой при моей дочери. Эй, парень, что это ты так побледнел? Тебе понравится семейная жизнь. К этому просто надо привыкнуть. Я посмотрю, что можно сделать, чтобы выделить вам комнату здесь, в брохе. – И он посмотрел на ухмыляющегося слугу. – Пойди-ка оседлай Мэйру коня. Он едет в деревню, чтобы повидаться с невестой.

Свист, одобрительные восклицания и колкости – дружина взорвалась смехом.

– Эй, Мэйр! – закричал Кринс. – Вот это по-настоящему смешно!

Мэйр непроизвольно застонал, закрыл глаза и позволил Кенесу выволочь себя во двор. Следом выбежал Адрегин и дернул Мэйра за рукав.

– Мэйр, а что ты сделал с Глэй?

– Пойди спроси отца, хорошо? Это слишком сложно, чтобы объяснять это тебе прямо сейчас.

Мрачная процессия, состоящая из трех горожан и одного только что помолвленного «серебряного кинжала» подъехала к заднему крыльцу постоялого двора. Мэйр немного замешкался, и Кенес просто сдернул его с коня, хорошенько встряхнул и поставил на ноги. Мэйр застонал из-за несправедливости всего происходящего, а Кенес хорошенько толкнул его, и он, спотыкаясь, ввалился в кухню, где уже ждали Эвейсн, Селин, Самвэйна и Брйса, а позади них стоял, сердито глядя, Невин. Мэйр в ужасе похолодел, вспомнив две главные вещи: Невин взял Глэй под свое крылышко и Невин был волшебником, могущим – Мэйр в этом ни минуты не сомневался – превращать людей в лягушек. Больше никакой надежды, подумал Мэйр: или женитьба, или болото.

Сама Глэй скорчилась на лавке в углу. Он еще никогда не видел таких несчастных людей, какой была в этот вечер Глэй, с распухшими от слез глазами, в разорванном грязном платье, с красной опухшей щекой. Мэйр вдруг понял, что зять бил девушку, и почувствовал, что сам он – самый бесчестный подонок во всем королевстве.

Глэй подняла голову и посмотрела на него, губы ее дрожали.

– Если ты не хочешь жениться на мне – не надо. – Она говорила сухо и холодно. – Я лучше буду голодать, чем соглашусь на такую милостыню.

– Замолчи! Конечно, я хочу жениться на тебе! – Он кинулся к ней и упал на одно колено. – Моя ненаглядная, прости меня! Я чертовски подло вел себя с тобой!

Глэйнара уставилась на него, не в силах поверить своим ушам. Он протянул к ней руку, и она безвольно положила на нее свою, словно ей было все равно, что он делает.

– Глэй, я правда хочу жениться на тебе. Ну, улыбнись своему мужу, ладно?

И Глэйнара улыбнулась, сначала застенчиво, а потом расцвела ослепительной улыбкой, которая преобразила ее в красавицу. Невин протолкался вперед и уставился на Мэйра ледяным взглядом.

– Тебе лучше быть хорошим мужем.

– Самым лучшим на свете. Клянусь.

– Хорошо. – Невин хотел сказать что-то еще и вдруг, нахмурившись, посмотрел в сторону.