Текст книги "Криминальная история христианства"
Автор книги: Карлхайнц Дешнер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 33 страниц)
Или их епископские троны или война. Соблазн кажется немалым – напасть на вечно воюющего с персами брата, тем более что персидский царь Шапур приготовился к новому штурму Нисиби. Однако в начале лета 345 г Афанасий добился в Аквилее, где он пробыл целый год, своего отзыва Констанцием. Тем не менее он вначале отправился в Трир ко двору, «жаловался» там, предъявлял «иски и протесты», короче, – пробуждал «в императоре рвение его отца» (Феодорит). Однако и Констанций в следующем послании (за которым последовало даже третье) сожалел об отсутствии епископа и приглашал «высокочтимого» «без всякого недоверия и без опасения подняться в государственную почтовую карету и поспешить к нам». Наконец, Афанасий, настойчиво призываемый Констанцием к примирительным отношениям в Отечестве, отправился летом 346 г из Трира в Рим, где снова увиделся с епископом Юлием, а оттуда дальше на восток, где в Антиохии он встретился и с Констанцием, принявшим его милостиво и велевшим уничтожить все старые акты против него. Это, однако, не помешало патриарху, как и при своем возвращении в 337 г, вновь ходить всевозможными окольными путями, плести интриги, назначать угодных ему епископов, организовать в Иерусалиме с помощью местного епископа Максима маленький синод, который вновь принял в церковную общность отлученных восточным большинством в Сердике, а его снабдил экзальтированной рекомендацией египетскому клиру, дабы облегчить возвращение.
ВОЗВРАЩЕНИЕ АФАНАСИЯ (346 г.), НОВОЕ БЕГСТВО (356 г) И ШЕСТЬ ЛЕТ ПРИБЕЖИЩА У ДВАДЦАТИЛЕТНЕЙ КРАСАВИЦЫ
21 октября 346 г Афанасий после семнадцатилетней ссылки еще раз въехал в Александрию, где в предыдущем году умер арианский епископ Григорий, после того как он «на протяжении шести лет» свирепствовал «ужаснее, чем дикий зверь» (Феодорит). И тем победнее действовал святой, – а до устранения императора Константа (350 г) это совершенно неоспоримо. Однако так как во имя Бога все разрешено, то именно поэтому было предложено, чтобы Афанасий после убийства его западного благодетеля тайно написал его убийце Магненцию. Его войска стояли уже в Ливии, в пределах египетского патриархата. Так патриарх попытался привлечь узурпатора на свою сторону, – а позднее утверждал, что его письмо Магненцию сфальсифицировано. (А в фальсификации разбирался не только этот единственный святой). Хотя его – после того как евсевиане еще в 351 г. добивались вытеснения никейской формулы первой сирмийской (в 357-м, 358-м и 359-м гг. к ней прибавились три новые сирмийские формулы) – еще раз низвергли соборы в Арле и Милане, о чем тоже следует сказать. Ибо теперь Афанасий не был защищен никаким западным государем. Однако Констанцию все еще не удавалось изгнать александрийца. Не он, а посланец императора нотариус Диоген отступил из города четыре месяца спустя, 23 декабря 355 г. Лишь после того как появились нотариус Иларий и арианский dux Сириан и в ночь с 8 на 9 февраля 356 г «более чем 5000 солдат, которые несли при себе оружие, обнаженные мечи, луки, стрелы и дубины» (Афанасий) окружили кафедральный собор патриарха, причем были – не по его вине, как подчеркнул Сириан, – раненые и убитые, Афанасий бежал в спасительную даль. В то время как в ночной битве гибли его приверженцы, он вынужден был спасаться бегством в пустыню, к монахам.
Но есть также деликатная версия, вполне даже с церковной стороны.
После мировых городов Трира и Рима Афанасий обратился к чему-то, пожалуй, более интимному – девушке, примерно двадцатилетней и «исключительной красоты», как «свидетельствовал весь клир», «так что мы из-за ее красоты избегали встречи, чтобы никому не дать повода к подозрению и порицанию».
Историю эту рассказывает не какой-то злой язычник, а Палладий, монах и епископ Геленополиса в Вифлиеме, а также добрый друг Иоанна Хризостома. В своей известной «Historia Lausiaca» важном источнике для позднейшего монашества, в целом «очень близком действительной истории» (Крафт), епископ Палладий сообщает о юной девушке, которую избегал весь клир, чтобы не провоцировать злые языки. Другое дело Афанасий. Разбуженный неожиданно в своем дворце охранниками, он схватил «одежды и пальто и побежал в середине ночи к этой девушке». Она приняла его дружелюбно, хотя и не без страха – «перед лицом состава преступления». Святой, однако, успокоил ее. Он бежал-де лишь из-за «мнимого преступления», чтобы не прослыть безрассудным и чтобы «не ввергнуть в грех тех, кто хочет привлечь меня к наказанию».
Так деликатно. А так как взятие штурмом его кафедрального собора стоило раненых и убитых, то новое бегство вызвало на этот раз порицание даже друзей, враги же издевались, что он предохранил себя отречением в согласии с богоозаренными библейскими знаменитостями, которые уже отступались Яков от Иисуса, Моисей от фараона, Давид от Савла et cetera. «Так как это то же самое, что убить самого себя или сдаться своим врагам для убийства». Афанасий всегда умел обстоятельнейше оправдывать свое бегство. Бежать, сообщал он, было заповедью времени – «позаботиться о преследователях, чтобы они не бушевали озлобленно и при этом не стали виновными». О собственной жизни человек не думал вообще, когда он предоставил близких их coбcтвенной судьбе – подобно многим храбрым генералам в битве. Порицать это было бы как раз неблаго дарностью по отношению к Богу, неуважением его запове дей. Можно было и бегство использовать и, убегая Евангелие возвещать. Сам Господь, пишет Афанасий, «скрывалcя и убегал». «К кому тут нужно прислушиваться? К словам Господа или к вашей болтовне?».
Не каждый, правда, убегая, находит убежище у двадца тилетней красавицы. Афанасий имел счастье или милость. «Бог открыл мне в эту ночь «Только у этой ты можешь спастись». Полная радости, она отбросила все сомнения и целиком стала собственностью Господа». (Хорошо сказано). «Она прятала вследствие этого того весьма святого мужа и в течение шести лет, пока еще был жив Констанций. Она вытирала его ноги, устраняла его отправления, заботилась обо всем, в чем он нуждался». Бросается в глаза великая святость Афанасия подчеркнута в единой связке с его долгим пребыванием у юной прелестницы, – период, впрочем, подтверждаемый и в дальшейшем. Тем не менее, сегодня считают (в пользу святого), что он приютился у девушки «лишь мимоходом». (Тету) – растяжимое понятие. Совсем в стороне от того, что совместное проживание клирика с посвятившей себя Богу девушкой, gyna syneisactos, «духовной супругой», в III и IV веках было широко распространено и включало самое тесное общение, общение в постели. Но Афанасий, естественно, был выше всяких подозрений. «Я бежал к ней, – защищается он, – так как она очень красива и молода. Так я дважды выиграл, ее святость, ибо я ей в том способствовал и [сохранение] своей репутации». Некоторые остаются всегда безупречными. (В нашем столетии будущий папа Пий XII сделал в 41-м году двадцатилетнюю монахиню спутницей жизни – до самой смерти.
СИНОДЫ АРЛЯ, МИЛАНА, РИМИНИ, СЕЛЕВКИИ И ТРАГИКОМИЧЕСКИЕ СПЕКТАКЛИ ЕПИСКОПОВ ЛЮЦИФЕРА КАЛЬЯРСКОГО И ЛИБЕРИЯ РИМСКОГО
Падение Афанасия последовало на двух больших синодах в императорской резиденции в Арле (353 г) и Милане (355 г) под сильным императорским давлением. Напрасно быстро уменьшавшиеся приверженцы Афанасия пытались перевести его политическое дело на теологическую территорию и начать религиозные дебаты, – верная практика мастера, чистое стремление к власти, causa Афанасия, спрятать за делом веры. Неоднократно лишенный трона «отец правоверности» был вновь отстранен и проклят почти всеми участниками синода во главе с епископами Урзацием и Валентом. «Афанасий согрешил перед всеми, – сказал император, – но ни перед кем так много, как передо мной» Лишь епископ Павлин из Трира, многие годы доверенный Афанасия, отказался от подписи (в Арле, где подписались даже папские легаты, епископ Винцентий из Капуи, друживший с Афанасием почти три десятилетия, и Марцелл) и тотчас отправился в ссылку во Фригии, здесь он и оставался до своей смерти. Однако в Милане, по желанию римского епископа Либерия (после предательства его легатов в Арле) собрался новый синод, и когда народ там, очевидно, подстрекаемый своим епископом Дионисием, начал возбуждаться, император перенес место святых переговоров из церкви в свой дворец и следил из-за портьеры за заседаниями – «Моя воля – канон!» Из 300 отцов – соборян воспротивились ему целых пять – три епископа и два священника, которые, конечно, поплатились немедленной ссылкой, высокие сановники были удостоены поздравительного послания Либерия, в котором он назвал императора «врагом человеческого рода» Священник Евторпий, один из римских легатов, говорят, тоже был сослан, другой легат, диакон Иларий, – выпорот, если Афанасий не лжет, как столь часто бывает.
Одним из пяти непоколебимых был – трагикомический курьез священной истории – епископ Люцифер из Кальяри (Калари), малообразованный фанатичный антиарианин, который почти в одиночестве принял на себя за никейскую веру многолетнюю ссылку в Сирии и Палестине. Так как священник не испытывал никакого почтения к «еретическому» императору, он заклеймил его публицистически, с богато рассыпанными библейскими цитатами, примитивными оскорблениями на вульгарной латыни как олицетворенного Антихриста и достойного адского огня. Но Люцифер поссорился и с Либерием из Рима, Иларием из Пуатье и не признал даже оппортунистические мероприятия Афанасия на «синоде мира» (362 г). Более того, отвернулся от католиков, чье богатство, беспринципность, умение приспосабливаться возмущало, и организовал из сардинцев свое собственное, существовавшее в течение V-го века священное объединение маленькое, но активное, широко разветвленное от Трира до Африки, Египта и Палестины тайное собрание Люцифер имел сторонников в самом римском клире. После его смерти (370–371 гг.) главой движения стал Григорий, епископ Эльвиры, тоже первоначально радикальный поборник ортодоксии Люцифериане, «истинные приверженцы», отвергали католиков как схизматиков, бичевали их принадлежность государству, жадность их прелатов к почестям, богатству, власти, «роскошные базилики», «изобилующие золотом, покрытые драгоценным мраморным великолепием, покоющиеся на высоких колоннах базилики», «широко распространившуюся недвижимость властвующих», – и были признаны правоверными даже строго католическим Феодосием I. И в Риме у них был епископ Ефесий, которого папа Дамасий тщетно пытался сдать тогдашней криминальной юстиции Городской префект Басс решительно отказался «преследовать католических мужей безупречного характера».
Но господа уже позаботились сами.
В Оксиринхе, Египет, католические священники разбили алтарь люциферианского епископа Гераклита топорами вдребезги. В Трире пресвитер люцифериан Бонос подвергся преследованиям. В Риме папистские клирики и полиция так дурно обошлись с люциферианином Макарием, что он, сосланный в Остию, скончался там от ран (Конечно, местный епископ Флорентин не захотел иметь никакого отношения к «преступлениям Дамаса» и переместил останки в братскую могилу). В Испании католики взломали церковь пресвитера Винсентия, втащили алтарь в храм под изображение бога, избили причетников священников кнутами, самого заковали в цепи и оставили умирать голодной смертью. Немного более короткий оздоровительно – исторический процесс продемонстрировал епископ Эпиктет из Чивитавеккьа. Он распял люциферианина Руфиниана на его повозке и затравил до смерти. Но епископ Люцифер Кальярский стал почитаем на Сардинии, стоявшей иногда сплоченно против большой церкви, как святой и таковым признан папой Пием в 1803 г.
О том, что в папской истории нет недостатка в курьезах, свидетельствует и епископ Либерии.
Напрасно посланец императора, praepositus sacri cubiculi, [168]Евсевий, известный, казненный Юлианом евнух, пытался подвигнуть Либерия к осуждению Афанасия. Ни подарки, ни угрозы, как говорят, не помогли, так что император приказал увезти римлянина ночью и доставить в Милан. Там он доказывал, как много навредил Афанасий всем, но больше всего ему. «Он не удовлетворился смертью моего старшего брата и не прекращал между тем подстрекать умершего Константа к вражде против меня». Даже его успехи по отношению к узурпаторам Магненцию и Сильвану, объяснял правитель, для него значат не столь много, «как исчезновение этого презренного Богом с церковной сцены» Видимо, Констанций даже установил высокую цену за поимку беглого александрийца, да еще просил царицу Эфиопии о помощи.
Однако римский епископ, в отличие от своих легатов (стр.334) хотел противостоять «еретику» – императору до упора, да «за Бога претерпеть смерть» Констанций так прервал беседу «Какой частью обитаемой Земли являешься Ты, ежели Ты один защищаешь безбожных людей и мешаешь согласию Земли и мира?» «Ты единственный, кто еще держится дружбы этого подлого человека» Либерии получил три дня на размышления, но остался непоколебимым. «Законы церкви для меня превыше всего, – сказал он. – Посылай меня, куда ты хочешь». И это, – несмотря на то, что, согласно Аммиану, он был убежден в вине Афанасия. Но после двухлетней ссылки в Берёа (Фракия), промывки мозгов местным епископом Демофилом и епископом Фортунацианом из Аквилеи, Либерии капитулировал Римлянин, столь достойный удивления в Милане, «победоносный борец за правду» (Феодорит) теперь исключил (спектакль особого рода) «отца правоверности», учителя церкви из церкви и подписал семиарианский символ веры (так называемую 3-ю сирмийскую формулу, согласно которой «Сын» «Отцу» лишь подобен), выразительно подчеркивая свою свободную волю. В действительности он выкупил себе возвращение домой, он лишь стремился «из этого уныния» – назад, в Рим «Постарайтесь, если вы не хотите позволить мне опуститься в ссылке», – жалуется он в 357 г Винсентию из Капуи – и красуется дважды на равных в мартирологе Никомеда и в мартирологе Иеронима. Но перед жителями Востока мученик-папа называл своих самых страшных врагов, которых св. Афанасий при всяком удобном случае ругает последними словами, «сыновьями мира», обещал им воздаяние в небесном царстве, уверял, что он «Афанасия не защищает», что Афанасий удален от общения со всеми нами, даже от обмена письмами», «справедливо приговорен». И писал о своем полуарианском символе веры: «Я воспринял его зрелым сознанием, не возражая ни в одном пункте, его одобрил. Ему я следую, он мною соблюдается». Он вел себя так, что подлинность – совершенно гарантированная – его сильно компрометирующих писем из ссылки неоднократно, сильно и горячо оспаривалась, хотя сегодня они в самом католическом лагере преимущественно приняты. В свое же время даже учитель церкви.
Иероним заявлял, что Либерии, сломленный в ссылке, дал «еретические» подписи.
Впрочем, будем – вместе с Рихардом Клейном – снисходительнее к позиции римского епископа как выражению человеческой слабости, чем поведение как св. Афанасия (который дело Либерия изображает подробно, чтобы тем героичнее осветить собственную стойкость), так и св. Илария, – оба, в зависимости от потребности, отвратительно льстили государю и грязно поносили его когда, право, даже Либерии (он не должен был быть никаким папой) был достаточно мужествен, чтобы по крайней мере мертвого Констанция предать анафеме.
Но еще и в наши дни Перикл-Петрос Иоанну выдает письма Либерия за арианскую подделку «Чего ариане не смогли достичь насилием, – утверждает Иоанну, – они представили достигнутым в четырех фальшивках, пущенных в оборот под именем Либерия». Разумеется, мы узнаем. «Стимул данному труду дал кардинал курии Амлето Джованни Чиконьяни [Рим]». Прелат вначале изучил в «личном разговоре» взгляды Иоанну, потом попросил его «ближе познакомиться с названным понятием примата в византийских источниках и изложить ему результаты». Только после этого последовало согласие «тем временем назначенного статссекретарем папства кардинала Чиконьяни».).
В 358 г Констанций разрешил Либерию вернуться. Конечно (это было условием), он должен был управлять епископатом вместе с его преемником в Риме. Даже синод в Сирмии воздействовал в этом смысле на Феликса и римский клир. Однако потом дело дошло до таких волнений в «святом городе», что понятно выражение Илария, что он не знает, когда император совершил большее кощунство – ссылая Либерия или разрешая его возвращение.
БЕССОВЕСТНЫЕ ОТЦЫ СОБОРА И ПАТРИАРХ ГЕОРГИЙ, АРИАНСКИЙ «ВОЛК», МОНОПОЛИСТ И МУЧЕНИК
Поучителен большой двойной собор 359 г. В мае в Римини заседали представители Запада, около 400 епископов, среди них около 80 ариан, а в сентябре в Селевкии (Силифке), близ южного берега Малой Азии, представители Востока, приблизительно 160 епископов, аномеи, семиариане и никейцы.
Вначале сотни отцов собора, ссылаясь на Никею, отвергли требуемое Констанцием арианское кредо, при дворе решенную, церковными вождями обеих партий согласованную так называемую четвертую сирмийскую формулу, в которой значилось «Но что Сын Отцу подобен (homoios), мы это утверждаем, как то говорит и учит Священное Писание». Свидетели веры отказывались даже принимать даровое довольствие императора. Когда же выяснилось, что гот разрешит отъезд лишь после согласия всех, вновь сотни отреклись от своих взглядов и признали продиктованную государем омоистскую формулу (Слова «по сущности» и «во всем» были при этом опущены, выражения homousios и homoiusios совсем отсутствуют). «По твоему приказу (te imperante), – уверяло церковное собрание, – мы подписали символ веры, счастливые быть представленными тобой в вере».
На синоде в Селевкие, который собрался лишь в сентябре, противостояли представители омоусиан и аномейцев, омейсианов и омеан. И здесь император тоже в конце концов провел свою формулу, по которой «Сын» лишь «подобен» (homoios), итак, даже не называется «подобным в сущности» (homoiusios) «Отцу». Заседавший в начале 360 г. синод акакиан, который поднял омоизм до вероучения и сместил руководителей – как аномеев, так и семиариан – тоже во всем получил согласие Констанция.
Можно висеть, что епископы в сотнях случаев, раз за разом отпадали, предавали свои «святейшие убеждения», что для них (уже многократно доказано) речь шла намного меньше об их вере, чем об их кресле. Как они в Арле (353 г) и Милане (355 г) почти все отступили перед волей императора, так и 359 г. в Римини и Селевкии подписали арианский символ веры. Но едва Констанций умер, отпавшие в Римини прелаты Иллирики и Италии вновь провозгласили никейскую конфессию, в то время как галльские епископы уже в 360 г. отозвали в Париже свои подписи. А когда Афанасий 21 января 362 г вновь посетил Александрию, вскоре после этого состоялся его «синод мира», и арианам гарантировалось, если они отрекутся от «ереси», признают никеанство, сохранение их мест, то сотни епископов вновь стали католическими; конечно, предводители, которые «хитростью, – так утверждал епископ Либерии, – пытались сделать свет мраком, а мрак светом», потеряли свои кресла. Изворотливый Акакий, который еще только в 360 г, при одобрении императора Констанция, перешел к арианам, тоже вновь отпал, когда император Иовиан начал предпочитать никейское учение.
Между тем борьба вокруг церкви продолжала бушевать Дошло до диких сцен, полицейских и воинских нарядов.
Десятки епископов сосланы или бежали. Во многих местах правили одновременно двое, в Антиохии временами – трое.
Но победа антиникейцев казалась верной, когда Констанций в 356 г выключил опаснейших клерикальных противников Афанасия и Илария, – по крайней мере последний не без оснований назван Сеттоном мужественным «behind the emperor's back, than in his presence. [169]Поносил он его, однако, лишь из надежного далека – как арианского «еретика», воплощение Антихриста, «дьявольский характер», «хищного волка», между тем как во время ссылки, близ императора и в ожидании аудиенции он торжественно называет его «piissime lmperator», [170]«optim ас religiosissime anperator», [171]жаждущим святости христианином, – хотя его вера была точно той же.
В Александрии власть в свое время захватил Георгий из Каппадокии, арианский ультра, один из все чаще выныривающих теперь слуг Господа, связывающих со своей духовной должностью поразительные финансовые начинания.
Патриарх Георгий овладел монополией захоронения, добился, говорят, владения содовой монополией и пытался скупить папирусные болота вкупе с египетскими солеными озерами К его религиозным проектам – любимцам принадлежало, далее, наследство – на протяжении всех столетий специальная сфера христианских спасателей душ Епископ Георгий, конечно, добивался не наследования того, что им оставляли родственники, но сам заявил императору, что все постройки Александрии должны быть общественным владением Короче, египетский примас извлекал «из руин прибыль многих людей» и, следовательно, пишет Аммиан, – «все люди без различия пламенно ненавидели Георгия».
Хотя и посвященный в сан еще в 356 г, он приступил к действиям в Александрии лишь к концу февраля 357 г, свирепствуя ужаснее даже «чем волк, или медведь, или пантера» (Феодорит). Он приказал сечь пальмовыми прутьями – католических вдов по подошвам ног, а девушек в центре города, будто бы совершенно голых, перед пылающим костром для сожжения или поджаривать на слабом огне. 10 мужей тоже «высекли совершенно новым способом» (Афанасий), многие приказали долго жить Афанасий сообщает о разбойничьих набегах и нападениях, арестах высших пастырей, заключении в тюрьмы, ссылке свыше 30 епископов «с такой беспощадностью, что некоторые из них погибли в пути, другие в ссылке». Осенью 358 г Афанасий переходит к силе Патриарх Георгий избегает попытки убийства в церкви и вынужден бежать 26 ноября 361 г он возвращается, к своему несчастью (и к высшему благу, тем не менее), назад, не подозревая о смерти своего защитника Констанция. Его быстро заключили в тюрьму, но 24 декабря католики и язычники сообща вытащили его и вкупе с двумя нелюбимыми императорскими чиновниками, после длительных побоев, проволокли по улицам, – до смерти. Однако, если епископ Георгий совсем недавно призывал стратега Артемия, военного губернатора Египта, и с его помощью тоже преследовал язычников, брал штурмом храмы, сбрасывал статуи, грабил языческие святилища, то, естественно, к выгоде христианской церкви, которую намеревались строить. (Штурмовавшего храмы Артемия Юлиан приказал в 362 г обезглавить, за что тот почитаем как арианский мученик). Труп епископа Георгия католики и «идолопоклонники» провезли вокруг на верблюде. В течение многих часов они вымещали злость на мертвом. Потом сожгли его, а пепел, смешав со звериным, развеяли в море. И в то время как столь дикий арианский волк еще станет мучеником, именно в рождественскую ночь, Афанасий вновь возвращается домой и, наконец, умирает (после того как язычник Юлиан снова выслал его в 362 г., католик Иовиан вновь возвратил, а арианин Валент выслал в последний раз в 365–366 гг.) 2 мая 373 г в преклонном возрасте и почитаемый всеми.
Свой престол Афанасий, видимо, предназначал для известного Петра II, расчет, однако, сделан без ариан. Они стояли за Валентом и посвятили в епископы Луку «Достойный удивления» Петр, пораженный «неожиданной войной», попадает в заключение, бежит, однако, и поспешает в 375 г в Рим. В Александрии, меж тем, епископ Лука, который выискал себе «личную охрану среди идолопоклонников» и, говорят, подобно многим, в свою очередь подражал «худшей деятельности волка», преследовал католиков, сажал испытанным образом в тюрьму, изгонял, у некоторых разрушал их дома и вновь учинял «против посвятивших себя Христу девушек невыразимо постыдные действия» Их хватали в церкви, раздевали и голыми, «какими их создала природа», гнали через город Многих, которым «добродетельные занятия придали отпечаток святых ангелов», – изнасиловали, многих «били дубиной по голове, пока они не оставались лежать бездыханными». Непокорных монахов удалили, строптивых прелатов сослали, над их паствой надругались. «Кто боролся за истинную веру, тот никогда не будет поставлен рядом с убийцами, так как их трупы остались непогребенными, кто храбро сражался, тот служит пищей диким зверям и птицам» (Феодорит). Од нако после эдикта Валента о терпимости 2 ноября 377 г Петр возвращается, а Лука будет изгнан из главной церкви.
Однако католицизм, с тех пор как Афанасий, его «сильный человек» на Востоке, умер, уже имеет нового, не менее «сильного человека» на Западе. И он накладывает отпечаток не только на его историю, но и – больше, чем Афанасий, – на «большую» политику.
ГЛАВА 9
УЧИТЕЛЬ ЦЕРКВИ АМВРОСИЙ (ПРИМЕРНО 333 или 339–397 гг.)
«выдающаяся личность, связавшая в законченное единство добродетель римлянина с духом Христа каждой клеточкой мужчина, епископ, святой, наряду с Феодосием Великим значительнейшее явление своего времени, советник трех императоров, душа их религиозной политики и опора их трона, могущественный поборник церкви» Католический теолог Иоганн Нидерхубер
«Амвросий, друг и советник трех императоров, был первым епископом, которого государи призвали поддержать шатающийся трон. Непосредственное большое воздействие исходило от его выдающейся личности, обладавшей чистейшим образом мыслей и совершеннейшей самоотверженностью. Наряду с Феодосием I – блестящее явление своего времени» Католический теолог Бертольд Алтанер
«Амвросий – епископ, который по значению и широте своего воздействия затмевает всех предшественников он превосходит не только пап раннего времени но и всех еще известных нам церковных вождей» Протестантский теолог Курт Аланд
«Все люди, находящиеся под римской властью (ditione Romana), служат вам, вы государь и император мира. Но сами вы ведете борьбу ради Всевластителя и святой веры» Амвросий
ПОЛИТИКА АМВРОСИЯ – ПРИМЕР ДЛЯ ЦЕРКВИ ДО СИХ ПОР
Как и Афанасий, Амвросий (на службе в 374–397 гг.), – по свидетельству Августина, «лучший и всемирно известный епископ Милана», – был меньше теолог, чем церковный политик неуступчивый, нетерпимый, но не столь прямолинейно, сведущий, гибкий, в науке господствовать осведомлен от рождения. И его тактика, гораздо больше чем тактика Афанасия, станет образцовой для политики прелатов до сих пор.
Ищейки святого сидят в высших имперских органах власти. Он ловко действует из-за кулис, охотнее имеет дело с приходами, которые он так виртуозно приводит в фанатичное состояние, что о него разбиваются даже войсковые наряды Более ловко, чем Афанасий, отговаривается Богом, набожностью, «верой Христа», хотя для него ни на йоту не меньше речь идет о влиянии, о власти. Но действует он в других условиях, среди добросовестных католических императоров, провозгласивших никеанство. И чем больше он им предписывает, тем меньше в этом признается; напротив, как раз тогда подчеркивает, что не вмешивается в государственные дела, считает же себя (типично для pastor politicus) преимущественно богословом, пастырем. При крайней решительности он до последнего выступает смиренно, он будит сочувствие, умиление, демонстрирует мученические позы и толкует апостольское слово «Если я слаб, – я силен». «Habemus tyranndem nostram тирания священника – его слабость». В тяжелые кризисные часы он великодушно разбрасывает золото среди народа и магически извлекает из земных глубин чудодейственные мощи мучеников Четырех государей сбросили в его время, он выживает, «Мы умерли для света: какое же нам дело до него?» (Амвросий).
Сын префекта Галилеи, он родился около 333-го или в 339 г в Трире, рано остался без отца, рос с братом и сестрой – среди римских аристократов. Риторически и юридически образованный, он в 370 г стал консуляром (consularis Liguriae et Acmiliae) с местом службы в Милане. В 355 г арианин Максенций сменил там сосланного местного епископа Дионисия и заразил миланцов своей «духовной болезнью» (Феодорит). После смерти Максенция в 374 г во время бурных епископских выборов детский голос трижды прокричал «Амвросий – епископ». Однако, само собой, тот скромно, каким он был, даже еще не крещеный, отклонил высокую должность – намного более значительную, чем его нынешняя. Даже сильнее, нежели то дозволял хороший тон, он противился стать верховным пастырем во втором (после Рима) городе Запада Рассказывают, что он даже засылал гулящих девок в свой дом для подрыва своей репутации. И, как говорят, ночью бежал в направлении к Павии. Однако он заблудился, – воистину роковая ошибка в поведении, – и с наступлением дня он снова там, где теперь уж, вероятно, 7 декабря 374 г был посвящен в епископы лишь восемь дней спустя после его крещения и без знаний даже образованного мирянина о христианстве.
С другой стороны, конечно, епископы часто бывали в родительском доме Амвросия, он причислял к своим предкам голубой крови мученицу и даже многих подвижников. И его собственная сестра Марселина уже в юные годы дала торжественный обет вечной девственности, причем папа Либерии, подписавший арианское кредо, выступил в рождественскую ночь 353 г с проповедью. А брата Сатира, похожего на него как две капли воды, Амвросий немедленно сделал своим ближайшим сотрудником – управляющим церковным имуществом. Но сам он стал главным победителем западного арианства, первым также, кто отстаивал мысль о католическом государстве, епископ, который имел власть не только над церковью, но и как духовный суфлер трех императоров над государством, вместе с тем компетентный политик. Согласно Эриху Каспару «Ведущая фигура этого времени».
Милан (Mediolanum), основанный галлами значительнейший транспортный узел, особенно важный дорогами к альпийским перевалам, был в IV-м веке столицей Италии, более того, все больше и больше становится императорской резиденцией Валентиниан пребывал здесь почти постоянно, Грациан чаще всего, Феодосий I с 388 по 391 г., также как и после своей победы над Евгением (394 г.) Амвросий видел патронов иной раз почти ежедневно. И так как Валентиниану II при провозглашении его августом (375 г) едва исполнилось пять, его опекуну и сводному брату Грациану было только шестнадцать лет, испанец Феодосий был, по меньшей мере, очень решительным католиком, то родовитый слуга Господа крепко забрал Величества в свои руки. И он не только одобрял их антиеретическую и антиязыческую политику, но и подталкивал к ней, а также настраивал против евреев, – даже угрожая отлучением. Оказалось, что императорская канцелярия сформулировала текст «антиеретического» закона (от 3 августа 379 г) близко – частично по смыслу, частично буквально – к синодальному посланию (год 378-й) – «без сомнения, результат личного воздействия св. Амвросия на императора» (Раушен). Ведь обострение государственной борьбы с «еретиками» однозначно восходит к епископу, причем он не боялся ни дискриминации, ни подтасовки, ни подстрекательства народа, поиск, императорских офицеров. Так как несправедливость по отношению к другим была оправдана их иноверием. И даже тогда, когда католики поступали очень уж явно несправедливо (когда они по религиозным причинам преследовали, сжигали, разрушали), это было для Амвросия «справедливо».
