Текст книги "Через пустыню"

Автор книги: Карл Фридрих Май

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц)

– Тогда давай сядем у воды и отдохнем, поскольку до отъезда есть еще время.

Мы снова спустились к водоему. Я вытянулся на попоне, расстелив ее на земле, накинул на лицо конец своего тюрбана, словно платок, и закрыл глаза – не для того, чтобы заснуть, а чтобы обдумать наше последнее приключение. Но кто бы смог в убийственном сахарском пекле долгое время занимать свои мысли одним и тем же делом, тем более таким запутанным? Я и вправду задремал и успел проспать больше двух часов.

Отдохнув, мы отправились в путь.

Вади-Тарфои впадает в Шотт-Гарса. Следовательно, мы должны были оставить вади, если хотели попасть на восток, в Седдаду. Примерно через час мы заметили следы двух лошадей, шедшие с запада на восток.

– Ну, Халеф, узнаешь эти следы?

– Машалла, ты прав, сиди! Они едут в Седдаду.

Я спрыгнул с лошади и стал изучать отпечатки.

– Они проехали здесь всего каких-нибудь полчаса назад. Давай поедем помедленнее, иначе они нас увидят.

Отроги Джебель-Тарфои постепенно становились ниже, а когда солнце зашло и через короткое время взошла луна, мы увидели у наших ног Седдаду.

– Поедем дальше? – спросил Халеф.

– Нет, мы заночуем под деревьями, вон там, на откосе.

Мы отклонились немножко в сторону и нашли под оливковыми деревьями великолепное место для бивака. Завывание шакалов, тявканье фенека [29]29
  Фенек – пустынная лисичка с большими ушами.


[Закрыть] и более басистый вой подкрадывающихся гиен – все эти ночные звуки не мешали нам спать. Когда мы проснулись, первым моим желанием было отыскать вчерашние следы. Я был убежден, что лошади направились в селение, но, к своему удивлению, обнаружил, что они не поехали в Седдаду, а повернули на юг.

– Почему они не поехали вниз? – спросил Халеф.

– Чтобы их не увидели. Убийца, которого преследуют, должен быть осторожным.

– Куда же они поехали?

– В любом случае – на Крис, чтобы пересечь Шотт-Джерид. Потом они покинут Алжир и будут в относительной безопасности.

– Но мы уже в Тунисе. Граница идет от Бир-эль-Халла и Бир-эль-Там через Шотт-Тарса.

– Таким людям этого недостаточно. Бьюсь об заклад, что они едут через Феццан в Куфру. Только там они будут в полной безопасности.

– Да они уже здесь в безопасности, если только получили султанский паспорт.

– Для консула или полицейского агента этот паспорт не очень-то много значит.

– Ты так считаешь? Я никому бы не посоветовал нарушать законы падишаха.

– И так говоришь ты, хотя хочешь остаться вольным арабом?

– Да. Я видел в Египте, какова власть султана. Но в пустыне я его не боюсь. А теперь мы поедем в Седдаду?

– Да, купим фиников и попьем хорошей воды. Потом мы продолжим путь.

Спустя четверть часа, отдохнув, мы последовали по конной тропе, ведущей из Седдады в Крис. Налево от нас поблескивала поверхность Шотт-Джерида. Я любовался этим пейзажем.

Заманчиво поблескивающая, но коварная равнина лежала слева от нас, когда мы скакали по дороге в Крис, откуда тропа ведет через шотт в Фитнасу, расположенную на полуострове Нифзоа. Халеф вытянул руку и показал вниз.

– Ты видишь шотт, сиди?

– Да.

– Ты когда-нибудь уже пересекал шотт?

– Нет.

– Тогда благодари Аллаха, иначе ты, может быть, был бы на том свете. А нам действительно нужно на ту сторону?

– Разумеется.

– Бисмиллах! [30]30
  Во имя Аллаха! (араб. )


[Закрыть] Мой друг Садик еще хочет жить.

– Кто это?

– Мой Садик – самый знаменитый проводник через Шотт-Джерид. Он еще никогда не сделал ложного шага. Он принадлежит к племени меразиг и был рожден в МуиХамеде, но живет он с сыном, храбрым воином, в Крисе. Он знает шотт как никто другой. Он – единственный человек, которому я могу доверить тебя, сиди. Поскачем прямо! в Крис.

– Как далеко мы от Криса?

– Чуть больше часа пути.

– Тогда мы свернем пока на запад. Надо попробовать найти след убийц.

– Ты думаешь, что они тоже поехали в Крис?

– Они, разумеется, тоже ночевали на открытом воздухе и будут раньше нас готовы перейти шотт.

Мы оставили прежнее направление и повернули на запад. Поблизости от тропы мы обнаружили множество следов и пересекли их. Потом следов стало несколько меньше, и наконец они совсем исчезли. Там, где тропа сворачивала в Эль-Хамид, я увидел на песке следы и, основательно изучив их, убедился, что это именно те следы, которые я искал. Мы доехали по ним почти до Криса, где они потерялись на большой дороге. Однако я был убежден, что убийцы проехали здесь.

Халеф стал задумчивым.

– Сиди, могу я тебе сказать кое-что? – спросил он.

– Так скажи!

– Это все же хорошо, когда люди умеют читать следы.

– Меня радует, что ты пришел к такому выводу. Но мы уже приехали в Крис. Где тут жилище твоего друга Садика?

– Следуй за мной!

Он обогнул на скаку место, где сгрудились под пальмами несколько шатров и хижин, и направился к группе миндальных деревьев, под защитой которых приютилась низкая широкая хижина. При нашем приближении из нее вышел араб и радостно поспешил навстречу моему маленькому Халефу.

– Садик, брат мой, любимец халифов!

– Халеф, друг мой, благословленный Пророком! Они крепко обнялись. Потом араб повернулся ко мне:

– Прости, что я забыл тебя! Войди в мой дом – теперь он ваш!

Мы исполнили его желание. Хозяин был один и выставил нам всевозможные освежающие напитки, на которые мы усердно налегли. Только теперь Халеф посчитал, что пришло время представить меня своему другу.

– Это Кара бен Немей, большой ученый из западных стран, умеющий говорить с птицами и читать на песке. Мы совершили уже много крупных дел. Я – его друг и слуга, а кроме того, должен обратить его в истинную веру.

Славный малыш как-то спросил мое имя, удержав в памяти одно только слово – Карл. Так как он не смог его выговорить, то быстро и решительно переделал его в Кара, добавив бен Немей, то есть выходец из страны немцев. К сожалению, я не смог вспомнить, где это я говорил с птицами; во всяком случае, подобное утверждение ставило меня рядом с мудрым древним царем Соломоном, который также обладал способностью говорить со всяким зверьем. Не ведал я ничего и о крупных делах, которые мы якобы совершили. Разве что однажды, когда я повис в кустарнике, а мой маленький берберский коняшка, решивший поиграть со мной в салочки, спокойно снял меня. Навязчивой идеей Халефа было, разумеется, утверждение, что я позволю обратить себя в его веру. Он заслуживал за это выговор. Поэтому я спросил Садика:

– Ты знаешь полное имя своего друга Халефа?

– Да.

– Как оно звучит?

– Оно звучит так: Хаджи Халеф Омар.

– Этого недостаточно. Оно звучит вот как: Хаджи Халеф Омар бен Хаджи Абулаббас ибн Хаджи Дауд аль-Госсара. Ты понял, стало быть, что он принадлежит к набожному, заслуженному роду, члены которого все были хаджи, хотя…

– Сиди, – прервал меня Халеф в испуге, полностью отразившемся на его лице, – не говори о достоинствах своего слуги! Ты знаешь, что я всегда буду тебя охотно слушаться.

– Надеюсь на это, Халеф. Ты не должен больше говорить о себе и обо мне. Спроси своего друга Садика, где находится его сын, о котором ты мне говорил.

– Он вправду рассказывал о нем, эфенди? – спросил араб. – Пусть Аллах благословит тебя, Халеф, за то, что ты думаешь о тех, кто тебя любит! Омар ибн Садик, мой сын, ушел через шотт в Сефтими. Сегодня он обязательно вернется.

– Мы тоже хотели бы перебраться через шотт, и ты должен нас через него провести, – сказал Халеф.

– Вы? Когда?

– Еще сегодня.

– Куда, сиди?

– В Фитнасу. Сложен ли путь на ту сторону?

– Сложен и очень опасен. Есть только две действительно безопасные дороги на противоположный берег: одна – Эль-Тосерия, между Тосером и Фитнасой, а другая – Эс-Суйда, между Нефтой и Зарзином. Дорога на Фитнасу – худшая. Здесь, в Крисе, всего двое знают ее во всех подробностях: я и Арфа Ракедим.

– Разве твой сын не знает этой дороги?

– Знает, но он по ней один еще не ходил. Зато он отлично знает путь на Сефтими.

– Но ведь этот путь частично совпадает с дорогой на фитнасу.

– На протяжении двух третей пути, сиди.

– Если мы выедем в полдень, когда будем в Фитнасе?

– До наступления утра, если у тебя хорошие лошади.

– Ты и ночью ходишь через шотт?

– Если светит луна, да. Если же темно, то путники ночуют в шотте, как раз там, где слой соли такой мощный, что может выдержать лагерь.

– Хочешь нас провести?

– Да, эфенди.

– Тогда разреши нам посмотреть на шотт поближе.

– Ты еще ни разу не ходил через шотт?

– Нет.

– Хорошо, пойдем. Ты должен увидеть Убивающую трясину. Место гибели. Море молчания. Эти места я хорошо знаю.

Мы вышли из хижины и повернули на восток. Пройдя широкую, болотистую закраину, мы попали на берег шотта. Под соляной коркой не было видно воды. Я воткнул в корку ножом и определил, что мощность соли составляет четырнадцать сантиметров, причем соляная корка была такой прочной, что могла выдержать крепкого мужчину. Корку прикрывал тоненький слой наносного песка, во многих местах сметенный ветром, – эти места сверкали голубизной.

Когда я еще занимался своим исследованием, позади нас раздался голос:

– Селям алейкум!

Я обернулся. Перед нами стоял худощавый, кривоногий бедуин, которого болезнь или ружейный выстрел лишили носа.

– Алейкум! – отвечал Садик. – Что делает здесь, у шотта, мой брат Арфа Ракедим? На нем дорожное платье. Он хочет провести чужеземцев через себху?

– Точно, – ответил тот. – Двух мужчин, которые вот-вот подъедут.

– Куда они хотят добраться?

– В Фитнасу.

Этого человека, стало быть, звали Арфа Ракедим. Он был тем другим проводником, о котором говорил Садик. Теперь он указывал на меня с Халефом и спрашивал:

– Эти двое чужестранцев тоже направляются через шотт?

– Да.

– И ты согласился их провести?

– Ты угадал.

– Точно так же они бы могли пойти со мной, чтобы тебе не иметь лишних хлопот.

– Это мои друзья. Мне не составит труда провести их через шотт.

– Я знаю: ты жаден и отбираешь у меня работу. Ты всегда выбираешь самых богатых путешественников.

– Я у тебя ни одного не отобрал. Я провожу только людей, добровольно пришедших ко мне.

– Почему же Омар, твой сын, стал проводником в Сефтими? Вы лишаете меня хлеба, но Аллах вас накажет и так направит ваши шаги, чтобы шотт поглотил вас.

Возможно, конкуренция вызвала здесь взаимную вражду, но у этого человека явно был нехороший глаз. В конце разговора стало совершенно ясно, что я ему не понравился. Он отвернулся от нас и зашагал к берегу, где в некотором отдалении показались два всадника, которых он должен был сопровождать. Это были те самые люди, которых мы встретили в пустыне и стали за ними следить.

– Сиди, – воскликнул Халеф. – Узнаешь их?

– Узнаю.

– И мы разрешим им спокойно проехать?

Он уже вскинул ружье, готовясь выстрелить. Я помешал ему:

– Оставь! Они не уйдут от нас.

– Кто эти люди? – спросил наш проводник.

– Убийцы, – ответил Халеф.

– Они убили кого-нибудь из твоего рода или из твоего племени?

– Нет.

– Ты судился с ними на крови?

– Нет.

– Тогда дай им спокойно уехать. Нехорошо вмешиваться в чужие дела.

Этот человек говорил как истинный бедуин. Он посчитал нужным рассмотреть людей, которых ему указали как убийц. Они тоже нас заметили и узнали. Я видел, как они торопились ступить на соляную корку. Когда это произошло, мы услышали презрительный смех, с которым они повернулись к нам спиной.

Мы вернулись в хижину, хорошо отдохнули за ночь, потом запаслись необходимым провиантом и пустились в опасное путешествие.

Соляная корка вместо льда – для меня это было внове. Необычный цвет, форма, хруст этой корки – все это казалось мне слишком чуждым, чтобы я чувствовал себя уверенно. На каждом шагу я испытывал прочность нашей «почвы», стараясь определить признаки ее надежности.

Только мало-мальски начав ориентироваться в столь необычной обстановке, я взобрался на жеребца, чтобы довериться не только проводнику, но и инстинкту своего животного. Казалось, мой выносливый жеребец уже не в первый раз совершает подобный путь. Он крайне весело трусил в безопасных местах, а там, где слой соли казался ненадежным, выказывал очевидное предпочтение лучшим местам тропы, часто достигавшим всего лишь одной стопы в ширину. Жеребец складывал уши, обнюхивал землю, сопел, сомневаясь или раздумывая, а несколько раз его предусмотрительность заходила так далеко, что подозрительные места он предварительно испытывал ударом копыта.

Проводник шагал впереди, я следовал за ним, а за мною ехал Халеф. Дорога так поглощала наше внимание, что говорили мы очень мало. Так двигались мы свыше трех часов, когда Садик обратился ко мне:

– Будь внимателен, сиди! Сейчас начнется самый ненадежный кусок пути.

– Из чего это видно?

– Тропа часто идет по глубокой воде, притом на большом протяжении она так узка, что ее можно перекрыть двумя ладонями.

– Корка еще достаточно крепка?

– Этого я в точности не знаю. Толщина ее меняется; и часто весьма значительно.

– Тогда я спешиваюсь, чтобы уменьшить нагрузку на лошадь.

– Сиди, не делай этого. Твоя лошадь идет увереннее, чем ты.

Здесь приказывал проводник, стало быть, мне пришлось повиноваться, и я остался в седле. Но и сегодня еще, спустя многие годы, я с дрожью вспоминаю те десять минут, что последовали за распоряжением проводника: всего лишь десять минут, но они показались целой вечностью.

Мы достигли того места, где чередовались низины и холмы. Волнообразные поднятия состояли, правда, из твердой, прочной соли, но в понижениях была тягучая, кашицеобразная масса, где лишь местами попадались отдельные узкие островки, по которым и человек, и животное только с величайшей осторожностью и величайшим риском могли пройти. И при этом вода доходила мне до бедер, хотя я сидел в седле. Следовательно, места, по которым можно было пройти, надо было сначала найти под водой. Самое худшее заключалось в том, что проводник, а также животные должны были сначала найти, а потом проверить опору, прежде чем перенести на нее весь свой вес, да еще эта опора была такой обманчивой, предательской, мимолетной, что нельзя было ни мгновения промедлить, если только не задаваться целью утонуть. Это был ужасный путь.

И вот мы добрались до места, не обещавшего на протяжении добрых двадцати метров ни единого сантиметра широкой, сколько-нибудь надежной тропы.

– Сиди, внимание! Мы здесь можем погибнуть! – крикнул проводник.

Продолжая нащупывать почву и оборотив лицо к восходу, он вслух прочитал священную Фатиху [31]31
  Фатиха – первая сура Корана; читается за упокой души умершего.


[Закрыть]: «Во имя Аллаха милостивого, милосердного! Хвала Аллаху, господу миров, милостивому, милосердному, царю в день суда! Тебе мы поклянемся и просим помощь! Веди нас по дороге прямой, по дороге тех, которых Ты облагодетельствовал, – не тех, которые…»

Позади меня Халеф тоже читал молитву; но внезапно оба одновременно онемели: из-за ближайшей гряды холмов раздался выстрел. Проводник вскинул обе руки, издал странный крик, оступился и в следующее мгновение исчез под соляной коркой, которая сейчас же снова сомкнулась над ним.

В такие мгновения человеческие чувства сохраняют живость, которая молниеносно и с четкой ясностью подсказывает сознанию целый набор идей и решений. В иных случаях для этого понадобилось бы четверть часа и даже несколько часов. Еще не затих звук выстрела и не совсем потонул проводник, а я уже все понял. Убийцы решили погубить своих обвинителей. Проводника, Арфу Ракедима, они привлекли на свою сторону, использовав его зависть к Садику. Им вовсе не надо было причинять вред непосредственно нам. Стоило убить нашего проводника, и мы бы безусловно погибли. И вот в самом опасном месте пути они устроили засаду и застрелили Садика. Теперь им оставалось только смотреть, как мы потонем.

Я заметил, что пуля попала Садику в голову, несмотря на быстроту, с которой все случилось. Не знаю, задела ли пролетающая пуля и моего коня или он просто испугался выстрела, но маленький берберский жеребец резко взбрыкнул, потерял опору, поскользнулся и рухнул.

– Сиди! – в неописуемом страхе вскричал позади меня Халеф.

Конечно, я бы погиб, если бы не одно обстоятельство: в то самое время, когда лошадь погружалась в соляную топь, напрасно пытаясь передними копытами зацепиться за твердое, я оперся обеими руками о луку седла и перепрыгнул через голову бедной лошади, которая вследствие этого прыжка была буквально вдавлена под соляную корку. В то мгновение, когда я летел по воздуху, Бог услышал самую пылкую молитву во всей моей жизни.

Я было нащупал прочную опору, но она моментально подалась подо мной; уже полу затонувший, я снова уперся ногами и собирался с силами; я тонул и выныривал, я оступался, шагал не в ту сторону, но тем не менее находил твердый грунт; я то и дело срывался и все же продвигался вперед; я больше ничего не слышал, я больше ничего не чувствовал, я больше ничего не видел, кроме трех человек там, на соляном валу, двое из которых поджидали меня с ружьями на изготовку.

И вот наконец-то у меня под ногами появилась прочная опора – прочная, широкая опора, правда, тоже соляная, но теперь корка твердо держала меня. Грохнули выстрелы – Богу было угодно, чтобы я остался жив. Я споткнулся и упал – пули просвистели мимо меня. Мое ружье все еще было за плечами; казалось чудом, что я его не потерял; но сейчас я не думал об охотничьем ружье – я бросился со сжатыми кулаками на негодяев. Конечно, они меня не ждали. Проводник удрал; старший из двоих знал, что без проводника он погибнет, и немедленно последовал за ним; я успел схватить только младшего. Но он вырвался и отпрыгнул. Я держался рядом с ним. Страх ослепил его, а меня – гнев. Мы совершенно не замечали, куда заведет нас погоня, – вдруг он испустил леденящий душу крик, и я сейчас же отскочил назад. Он исчез в соленой пене, а я остановился всего лишь в тридцати дюймах от его ужасной могилы.

В этот момент позади меня раздался испуганный вопль.

– Сиди, на помощь, на помощь!

Я обернулся. Как раз на том месте, где я только что уверенно стоял на ногах, Халеф боролся за свою жизнь. Он, правда, провалился, но там, к счастью, сохранилась под водой очень прочная соляная корка. Я подскочил к нему, сорвал ружье и протянул утопающему, а сам распластался по земле.

– Хватайся за ремень!

– Я держу его, сиди! О Аллах-иль-Аллах!

– Выбрось ноги вперед! Я не могу подойти к тебе. Держись крепче.

Он приложил последние силы, чтобы рвануться вверх, я одновременно резко дернул ружье на себя, и нам повезло – Халеф лежал на надежном грунте. Едва переведя дыхание, он встал на колени и вознес молитву Аллаху.

– Сиди, ты ранен?

– Нет. Но скажи мне, Халеф, как ты спасся?

– Я спрыгнул с лошади, как и ты, эфенди. А больше я ничего не помню. Я очухался только тогда, когда повис на краю… Но мы все равно погибли.

– Почему?

– У нас нет проводника. О Садик, друг моей души, да простит меня твой дух за то, что я был виновником твоей смерти! Но я отомщу за тебя, клянусь в этом бородой Пророка! Я отомщу за тебя, если не погибну здесь.

– Ты не умрешь, Халеф.

– Мы погибнем… Мы погибнем от голода и жажды.

– У нас будет проводник.

– Кто?

– Омар, сын Садика.

– Как же он нас здесь найдет?

– Разве ты не слышал, что он пошел в Сефтими и сегодня вернется назад?

– Хотя он и будет возвращаться, но нас он не найдет.

– Найдет. Разве не говорил Садик, что путь в Сефтими на две трети совпадает с дорогой на Фитнасу?

– Счастье для него, если он нас найдет. Иначе он может погибнуть на пройденном нами пути, так как старая тропа затонула, а он об этом не знает.

Решив отдохнуть, мы улеглись рядышком. Солнце палило так сильно, что наши одежды в несколько минут высохли и покрылись твердой коркой – настолько они пропитались солью.

Глава 2
ПЕРЕД СУДОМ

Хотя я и был убежден, что сын убитого проводника придет, но он мог сделать это и не пересекая озеро, а обогнув его. Мы с Халефом ждали в огромном напряжении – со страхом и надеждой. Близился вечер; до заката оставалось два часа; тогда-то мы и смогли различить медленно приближавшуюся к нам с востока фигуру. Наконец и человек нас увидел.

– Это он, – сказал Халеф, приложил руки рупором ко рту и крикнул: – Омар бен Садик, поспеши сюда!

Человек, к которому были обращены эти слова, ускорил шаги и через короткое время уже стоял перед нами. Он узнал друга своего отца.

– Добро пожаловать, Халеф Омар!

– Хаджи Халеф Омар! – поправил Халеф.

– Прости меня! Радость свидания с тобой стала причиной этой ошибки. Ты приходил в Крис к отцу?

– Да.

– Где же он сам? Раз ты здесь, посредине шотта, отец должен быть поблизости.

– Да, он близко, – с суровой торжественностью ответил Халеф.

– Где?

– Омар бен Садик, правоверному подобает быть сильным, когда его отмечает кисмет.

– Говори, Халеф, говори! Случилось несчастье?

– Да. Аллах забрал твоего родителя к праотцам.

Молодой араб молча стоял перед нами, не в силах сказать ни слова. Он с ужасом уставился на говорившего, и его лицо стало смертельно бледным. Наконец он снова обрел дар речи, но очень удивил меня, задав вопрос обо мне:

– Кто этот сиди?

– Это Кара бен Немей, которого я приводил к твоему отцу. Мы шли по пятам двух убийц, ушедших через шотт.

– Мой отец должен был провести вас через шотт?

– Да, он вел нас. Убийцы подкупили Арфу Ракедима и устроили нам здесь засаду. Они убили твоего отца; он и лошади утонули в трясине, а нас спас Аллах.

– Где убийцы?

– Один утонул в рапе, а другой ушел с проводником в Фитнасу.

– Значит, тропа здесь непроходима?

– Да.

– Где утонул мой отец?

– Вон там, в тридцати шагах отсюда.

– Расскажи, как все было!

Халеф принялся описывать происшедшее. Когда он закончил, Омар поднялся.

– Идем же!

Он произнес только одно это, а потом пошел вперед, возвращаясь по той же тропе, откуда только что пришел.

Мы уже преодолели самые трудные участки пути, и неожиданностей можно было не бояться, хотя мы шли весь вечер и всю ночь напролет. Утром мы вышли на берег полуострова Нифзоа и увидели лежащую перед нами Фитнасу.

– Что теперь? – спросил Халеф.

– Следуйте за мной! – ответил Омар.

Это было первое слово, которое я услышал от него со вчерашнего дня. Мы направились к хижине, расположенной ближе всего к берегу. Перед нею сидел старик.

– Селям алейкум! – приветствовал его Омар.

– Алейкум! – отозвался старик.

– Ты Абдулла эль-Хамис, весовщик соли?

– Да.

– Ты видел хабира [32]32
  Хабир – сведущий, знающий (араб.); тем же словом называют специалиста в любой области человеческой деятельности.


[Закрыть] Арфу Ракедима из Криса?

– Он пришел на рассвете с чужаком.

– Что они делали?

– Хабир отдыхал у меня, а потом пошел на Бир-Рекеб, собираясь оттуда вернуться в Крис. Чужеземец купил у моего сына лошадь и отправился по дороге в Кбилли.

– Благодарю тебя.

Омар молча пошел дальше и привел нас в хижину, где мы поели немного фиников и выпили по чашке мясного бульона. Потом он повел нас дорогой на Бешни, Негуа и Эль-Мансуру, там, расспросив жителей, мы узнали, что идем по пятам преследуемого. От Эль-Мансуры недалеко до крупного оазиса Кбилли, где была тогда резиденция турецкого векиля [33]33
  Векиль – министр, сановник при дворе падишаха; иногда употребляется в значении «градоначальник» (тур.).


[Закрыть], который под надзором регента Туниса [34]34
  В то время, как создавался роман, Тунис был французским и управлялся регентом.


[Закрыть] управлял полуостровом Нифзоа. Здесь же находился десяток приданных векилю солдат.

Прежде всего мы направились в кофейню, где Омар немного отдохнул. Потом он покинул нас, чтобы навести справки, и вернулся только через час.

– Я видел его, – сообщил Омар.

– Где?

– У векиля. Он – гость векиля и очень пышно разодет. Если вы хотите говорить с векилем, то должны идти, потому что как раз сейчас он принимает просителей.

Это меня крайне заинтересовало: преследуемый законом преступник оказался гостем султанского наместника!

Омар отвел нас через пустую площадь к низкому каменному дому, наружные стены которого не украшало ни одного окна. Перед единственной дверью онбаши [35]35
  Онбаши – десятник (тур.); военный чин, соответствующий капралу или ефрейтору.


[Закрыть] гонял солдат, в то время как сака [36]36
  Сака – армейский барабанщик (тур.).


[Закрыть] стоял, прислонясь к косяку двери. Мы вошли в дом, не встретив никакого сопротивления, только слуга-негр справился о цели нашего посещения. Он же провел нас в селямлык [37]37
  Селямлык – мужская половина дома (тур.).


[Закрыть], бедную комнату, единственным украшением которой был старый ковер, расстеленный в одном из углов. На этом ковре сидел мужчина с расплывшимся лицом и курил хуку – допотопную персидскую трубку.

– Что вам надо? – спросил он довольно грубо.

Мне не понравился тон, которым был задан вопрос, поэтому я в свой черед ответил вопросом:

– А вы кто такой?

Он с удивлением посмотрел на меня и ответил:

– Векиль!

– Мы хотели бы поговорить с гостем, который сегодняили вчера пришел к тебе.

– Кто ты?

– Вот мой паспорт.

Я дал ему документ. Он заглянул в него, потом сложил и засунул в карман своих широких шаровар.

– А это что за человек? – продолжал он спрашивать, показывая на Халефа.

– Мой слуга.

– Как его зовут?

– Он называет себя Хаджи Халеф Омар.

– А другой спутник?

– Это проводник Омар бен Садик.

– А кто ты сам?

– Ты уже прочел в документе.

– Я не читал его.

– Мое имя записано в паспорте.

– Он заполнен знаками неверных. Кто тебе его дал?

– Французские власти в Алжире.

– Здесь французская власть не действует. Твой паспорт стоит не дороже пустой бумаги. Итак, кто ты?

Я решил сохранить имя, данное мне Халефом.

– Меня зовут Кара бен Немей.

– Ты – сын Немей? Я такого племени не знаю. Где они живут?

– Западнее Турции вплоть до стран Franzesler и Engle– terri [38]38
  Французов и Англии (искаж. тур.)


[Закрыть].

– Они живут в одном большом оазисе или у них много мелких оазисов?

– Они живут в одном-единственном оазисе, но он так велик, что в нем проживают пятьдесят миллионов человек.

– Аллах акбар! Есть же оазисы, которые кишмя кишат Божьими тварями. Есть ли ручьи в твоем оазисе?

– В моем оазисе течет пятьсот рек и миллионы ручьев. Многие из рек так велики, что по ним ходят суда, каждое из которых вмещает больше людей, чем живет народа в Басме или Рахмате.

– Аллах керим! Вот было бы несчастье, если бы все эти суда в одночасье исчезли!.. В какого Бога верят немей?

– Они верят в твоего Бога, но называют его не Аллах, а Отче.

– Ты гяур? И осмеливаешься говорить с векилем Кбилли! Я прикажу высечь тебя, если ты не потрудишься немедленно исчезнуть с глаз моих.

– Разве я сделал что-нибудь противозаконное или оскорбительное?

– Да. Гяур никогда не смеет показываться мне на глаза. Итак, как зовут твоего проводника?

– Омар бен Садик.

– Хорошо! Омар бен Садик, как долго тебе служит твое имя?

– Со вчерашнего дня.

– Это недолго. Я постараюсь быть милостивым и прикажу дать тебе только двадцать палочных ударов. – Обратившись ко мне, он продолжал: – А как зовут твоего слугу?

– Аллах акбар, но он, к сожалению, сделал твою память такой маленькой, что ты не можешь запомнить двух имен! Как я уже тебе сказал, моего слугу зовут Хаджи Халеф Омар.

– Ты осмелился укорять меня, гяур? Я вынесу тебе приговор позже. Итак, Халеф Омар, ты называешь себя хаджи и служишь неверному? За это я удвою тебе наказание. Как долго ты находишься при нем?

– Пять недель.

– Стало быть, ты получишь шестьдесят ударов по пяткам и еще должен будешь ни есть, ни пить в течение пяти дней… А ты теперь снова скажи свое имя.

– Кара бен Немей.

Хорошо, Кара бен Немей, ты совершил три крупных преступления.

– Какие, сиди?

– Я тебе не сиди! Называй меня «ваша милость» или «ваше высочество»! Твои преступления таковы: во-первых, ты совратил двоих правоверных, взяв их к себе в услужение, – это пятнадцать палочных ударов; во-вторых, ты осмелился помешать мне, нарушив мой кейф [39]39
  Кейф – слово, в арабском языке имеющее значение «удовольствие», «наслаждение».


[Закрыть], – еще пятнадцать палочных ударов; в-третьих, ты усомнился в моей памяти – двадцать палочных ударов. Итого пятьдесят ударов по пяткам. А поскольку я вправе требовать за каждый приговор налог, то все, чем ты владеешь и что носишь с собой, отныне будет принадлежать мне. Я конфискую твое имущество.

– О ваша милость, я восхищен тобой! Твоя справедливость велика, твоя мудрость – выдающаяся, твое милосердие – еще возвышеннее, а твои ум и хитрость – самые выдающиеся. Но я прошу тебя, благородный бей [40]40
  Бей – господин, крупный феодал, вельможа (тур.).


[Закрыть] Кбилли, позволь нам увидеть твоего гостя, прежде чем мы подвергнемся столь изощренному наказанию.

– Что ты от него хочешь?

– Я предполагаю, что он знаком со мной, и хотел бы насладиться его видом.

– Он знает, что вы должны прибыть.

– Да? Откуда же?

– Вы прошли мимо и не заметили его, а он сразу же донес мне про вас. Если бы вы не пришли сами, я бы приказал привести вас силой!

Наместник хлопнул, в ладоши, и сейчас же появился чернокожий слуга, бросившийся перед векилем ниц, словно это был сам султан. Векиль прошептал ему на ухо несколько слов, после чего африканец удалился. Через какое-то время дверь отворилась, и вошли десять солдат под предводительством онбаши. Они выглядели жалко в своих лоскутных одеяниях, которые ни в малейшей степени не напоминали военную форму. Большинство солдат были босиком. В руках у них были ружья, которыми можно было делать что угодно, но только не стрелять. Солдаты беспорядочно свалились в ноги векилю, который оглядел их как можно более воинственно, а потом скомандовал:

– Встать!

Они поднялись, и онбаши выхватил из ножен огромную саблю.

– Становись! – рыкнул он зычным голосом.

Солдаты стали один подле другого, как попало держа ружья в смуглых руках.

– Ружья на плечо! – скомандовал теперь онбаши.

Ружья взлетели, стукаясь одно о другое, задевая о стены и натыкаясь на головы статных героев, но через некоторое время все же благополучно улеглись на плечи своих хозяев.

– Ружья на караул!

Снова ружья сцепились в беспорядочный узел. Неудивительно, что одно из них вдруг потеряло… ствол. Солдат спокойно нагнулся, поднял упавший ствол, оглядел его со всех сторон и посмотрел сквозь него на свет, дабы убедиться, что дырка, из которой вылетает заряд, еще на месте. Потом вытащил из кармана веревку, сплетенную из пальмового волокна, и бережно привязал к ложу. Потом солдат с огромным удовлетворением на лице привел, наконец-то, оружие в положение, предписанное последней командой.

– Смирно и не болтать!

При этой команде солдаты с показной энергией и силой сжали губы, вскинули головы и стали буквально поедать глазами начальство в ожидании новых приказов. Солдаты уже заметили, что были вызваны охранять троих преступников, и хотели произвести должное впечатление.

Мне стоило немалого труда оставаться серьезным при этих диковинных действиях. Надо отметить, что мое веселое расположение духа удесятеряло мужество моих спутников.

И снова отворилась дверь. Вошел человек, которого мы ожидали. В нем я сразу же узнал убийцу из пустыни.

Не удостаивая нас взглядом, он прошел к ковру, опустился подле векиля и взял раскуренную трубку из рук черного слуги, вошедшего вместе с ним. Только после этого наш знакомец поднял глаза и презрительно посмотрел на нас. Большего презрения невозможно было представить. Тогда заговорил, обращаясь ко мне, наместник:

– Вот этот человек, которого ты так хотел видеть. Он знаком тебе?

– Да.

– Ты сказал правильно. Он знаком тебе, а это означает, что ты его знаешь. Но он не твой друг.

– Я поблагодарил бы его за дружеские отношения. Как его зовут?

– Его зовут Абу эн-Наср.

– Это неверно! Его имя Хамд эль-Амасат.