Текст книги "На Тихом океане"

Автор книги: Карл Фридрих Май

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– Фонари зажечь! – приказал Раффли, и скоро на палубе стало светло.

Пленники были помещены в одну из кают, к ним была приставлена усиленная охрана, после чего мы отправились на обследование трюма. В нем содержались обильные и, в чем не было никакого сомнения, наворованные запасы корицы, риса, табака, эбенового дерева и… похищенные женщины. Среди них были и те, которых увезли из Галле, и, конечно же, Молама, «цветок жизни». Радость свидания ее и Калади описывать не берусь, впрочем, как и не берусь описывать те выражения, в коих на великих магараджей из Англистана и Германистана изливалась их благодарность.

Похищенные этой ночью женщины, осознав, что все уже позади, излили свою благодарность в рыданиях. Они рассказали нам о случившемся. Мужчины при нападении убежали, пираты же связывали женщин вместе, сколько им удавалось, и уводили с собой; после чего предали огню убогие хижины деревни.

Очень скоро Раффли положил конец оглушительному изъявлению радости. После того, как веревки с женщин были сняты, он приказал им отправляться обратно на берег. Они исполнили это крайне быстро, причем особый восторг вызвало в них то обстоятельство, что лодки переходили в их полное распоряжение.

С наступлением утра мы произвели необходимые работы, а затем отправились в каюту плененного капитана. Первая же вещь, которая буквально с порога привлекла наше внимание, был зонт Раффли, о котором его владелец так и не спросил Моламу.

– О, wonderful [65]65
  Замечательно (англ.).


[Закрыть], моя chair-and-umbrella-pipe! – вскричал англичанин, подпрыгнув, подобно чертику из табакерки.

Затем он обратился ко мне, глядя прямо в глаза и подняв вверх три пальца правой руки:

– Чарли!

– Сэр Джон Раффли!

– Клянусь всеми китайскими бандитами и морскими разбойниками, что не спущу с этой роскошной umbrella-pipe глаз, пока не вернусь вновь в Лондонский клуб путешественников на Нир-стрит, 47!

Я, придав лицу всю серьезность, на которую был способен в эту минуту, ответствовал:

– А я обещаю сопутствовать вам денно и нощно в охране этой дорогой pipe, пока земля вертится и облака движутся!

– Well! Теперь неплохо и оглядеться.

Маленькая комната была обставлена с восточной роскошью, но особое любопытство вызывал выполненный из меди ларец, который мы открыли кинжалом. В нем была незначительная сумма денег и несколько жемчужин, кои, безусловно, были похищены на острове Каретиву.

Теперь пленников поместили в трюм; джонка, на которой подняли часть парусов, была взята яхтой на буксир; затем, держа курс на юго-восток, мы обошли Хамбантоту, Тангаллу и мыс Сандер-Хед с его знаменитыми развалинами храма и прибыли ближе к вечеру в Галле, где наши приключения вызвали всеобщий восторг. По сути, это было беспрецедентно, когда частное судно вступает в борьбу с превосходящими по численности girl-robber и пленяет их, не произведя при этом ни единого выстрела.

В ту пору с охоты на слонов вернулся и мудали; от удивления он не мог произнести ни слова. Англичанин передал ему разбойников для наказания и судно для сохранения, пока губернатор самолично не осмотрит его и не сделает заключения о правах владельцев.

Несколько пристыженный чиновник проявил исключительное внимание к нашим персонам и просил Раффли рассказать королеве Англии о его доброте, мудрости и справедливости. Последний с улыбкой обещал ему это, но в то же время бросил на него из-за пенсне взгляд, в коем таилось нечто другое, нежели осознание мудрости и справедливости мудали.

Калади и Молама получили от счастливого обладателя потерянного зонта такие богатые подарки, что решили часть этих средств потратить на свою свадьбу. Мы также были приглашены.

Позже прибыл губернатор Коломбо с целью осмотреть «Хай-ян це». Он разыскал нас в отеле «Мадрас», где мы к тому времени еще пребывали, и выразил свою признательность за ту энергию, с коей маленькая яхта пресекла действия пиратов.

Затем, порывшись в сумке, он вынул портмоне:

– А здесь сто фунтов, которые вы выиграли, сэр; я проиграл этот спор.

Раффли невозмутимо положил деньги в свою сумку и спросил меня:

– Теперь вы видите, Чарли, как порой славно бывает заключить небольшое пари?

– Вижу, но тем не менее не собираюсь никогда участвовать в подобном.

– Ну конечно! Вы славный малый, Чарли, но если вы ни…

– Остановитесь! Не вы ли вчера говорили мне, что будете считать меня настоящим мужчиной, если мое мнение окажется правильным? Я оказался прав, и вы получили свой зонт назад! Итак?

– Yes, вы действительно настоящий мужчина, это так; но все же не истинный джентльмен, поскольку чураетесь пари, что не присуще настоящему спортсмену. Я вас люблю и жалею от всего сердца. Сделайте одолжение, это вовсе не так тяжело, как вам кажется. У вас есть к тому все задатки, стоит лишь захотеть!..

Часть третья
НА МОСТУ ТИГРА

Глава первая
КВИМБО

Одним из выдающихся типажей, коих немало приходилось мне встречать во время путешествий, остается вне сомнений, кафр-басуто [66]66
  Басуто (суто) – африканская народность; основное население государства Лесото (около 1,3 млн. человек).


[Закрыть]Квимбо, бывший, как и хаджи Халеф Омар, сопровождавший меня в странах Востока, спутником моим по Южной Африке. Было в этих людях, столь разных, что-то общее, и в душе моей не было иных чувств, к ним относящихся, кроме любви и радости, как, в свою очередь, у них по отношению ко мне.

Квимбо являл собою, особенно когда сопровождал меня верхом, крайне необычную, я бы даже сказал, необычную до фантасмагоричности, и вместе с тем забавную фигуру. Помимо ситцевого передника, обернутого вокруг чресел, никакой другой одежды у него не было; кроме того он смазывал свое темное мускулистое тело жиром, что предохраняло кожу от укусов насекомых, но и заставляло меня держаться от него на расстоянии не меньше, чем пятьдесят шагов.

Наиболее достойным внимания был вид его волос. Посредством ежедневного, годами длящегося втирания сока акаций он склеил волосы в некую компактную массу, которая придала его прическе сходство с двумя подошвами друг к другу склоненных домашних туфель, пятки которых образовывали угол, в то время как полости для ног были нацелены вверх и служили хранилищем важных для Квимбо мелочей. Растянутые на заре юности мочки ушей он по утрам сворачивал и в каждое из отверстий вставлял по одной из своих табакерок.

Помимо этого, в крыльях носа он носил массивные кольца, а изобретением его собственного эстетического гения являлся широкий ремень из подошвенной кожи, затянутый вокруг шеи, на коем была укреплена пара бубенцов; ежедневно Квимбо снимал их, чистил и водворял на место. Бубенцы при каждом движении хозяина издавали звуки, которые не только вызывали во мне крайнее отвращение, но и могли стать для нас опасными, поскольку мы находились под пристальным наблюдением недругов, которые могли угадывать наше приближение задолго до нашего появления. Я уговаривал Квимбо если не снять бубенцы вовсе, так хотя бы изъять из них языки, и то, что после длительной и упорной борьбы он уступил, говорит о его явном расположении ко мне.

Не менее своеобразной была и его речь. Он весьма сносно изъяснялся на ломаном голландском, но привитые с родным языком прищелкивания и причмокивания делали его речь похожей на стук дятла – столь дробные фразы сыпались у него изо рта. Да и рот его – сколь велик и широк был он! Увлекался ли Квимбо в разговоре, смеялся ли, улыбка, обнажая ряды белых зубов, пересекала его лицо, пролегая от уха до уха, а само лицо в эти минуты напоминало скорее физиономию некоего четвероногого, нежели человека.

Но вряд ли бы кто решился сказать ему об этом, поскольку он был чрезмерно тщеславен и тяготел не просто к красивому, но к красоте высшего ранга. Говоря о своей персоне, он именовал себя не иначе как «прекрасный», «добрый», «мужественный Квимбо». Несомненно, в суждениях своих о красоте он заблуждался, но душевной добротой природа его не обидела. В мужественность его, в коей, признаться, я сначала крайне сомневался, я уверовал чуть позже.

Квимбо был неустрашим, и если речь шла об опасности, которая могла мне угрожать, он, не задумываясь, пожертвовал бы жизнью. Я любил его всем сердцем и желал ему лишь добра, но, к сожалению, не смог помочь в трудную для него минуту.

Образно говоря, Квимбо потерял сердце; оно принадлежало красивой простодушной девушке, которую нашел один бур в Калахари еще ребенком, взял с собою и назвал Митье. Как часто слышал я вылетающие из уст кафра блаженно звучащие слова:

– Митье должна стать женой прекрасного, доброго, мужественного Квимбо, потому что Квимбо женится на красивой, юной, прекрасной Митье!

Но ему предстояло познать, что даже прекрасному, доброму, мужественному человеку, если он – кафр, доступно далеко не все, чего бы он желал. Митье стала женой молодого бура, Квимбо вынужден был от нее отказаться.

Я не знал, как утешить беднягу, к тому же подошло время мне уезжать. При расставании со мной он плакал, а лучше сказать, был оскален больше обычного. Внезапно его осенило: вынув из правой мочки табакерку, он протянул ее мне со словами:

– Дорогой добрый минхер [67]67
  Господин (гол.).


[Закрыть]едет домой; Квимбо плачет много больших слез, потому что Квимбо не может ехать с ним, но Квимбо дает ему коробку, чтобы минхер думал о бедном, добром, прекрасном, мужественном Квимбо!

Я, конечно же, принял подарок, чтобы не расстраивать беднягу. Я был уверен, что никогда больше мне не доведется увидеть мочку, из коей эта табакерка была извлечена. Несмотря на это, мне выпала честь увидеть, причем не только эту правую, но и левую мочку, а в качестве дополнения к ним еще и всего Квимбо, и притом не здесь, в стране буров, кафров и готтентотов, но где?..

Вернемся в то время, когда мы привели «Хай-ян це» в Галле и вместе со взятыми в плен пиратами передали мудали. Мы дождались приезда губернатора Коломбо и наконец побывали на свадьбе Калади и Моламы; на протяжении всех описанных ранее событий я умышленно обходил вниманием один эпизод, освещением которого и собираюсь занять внимание моих любезных читателей.

Само собой разумеется, команду «Хай-ян це» должно было наказать; вопрос состоял в том, по какому праву наказывать.

На Цейлоне действует один свод законов – равно как для европейцев, так и для коренного населения, однако существуют особые положения для тамилов [68]68
  Тамилы – народ Южной Индии, вторая по численности этническая группа в Республике Шри-Ланка (2,8 млн. человек.).


[Закрыть], которые, к слову сказать, называют свой кодекс «Савалами», и для канди [69]69
  Канди (точнее: кандийцы) – «горные» сингалы, одна из двух этнических групп сингальского народа, основного этноса в Республике Шри-Ланка. Кандийцы живут во внутренних районах острова, преимущественно на территории бывшего Кандийского княжества.


[Закрыть]. Справедливости ради следует отметить, что основой для общего свода законов служат староголландские правовые источники. По английскому законодательству разбираться могут лишь вопросы судоходного и торгового, я бы даже сказал, коммерческого характера. Надо ли судить похитителей женщин по английским или по староголландским законам?

Этот вопрос был важен для чиновников, но не для Раффли и меня; нас он попросту не интересовал.

Мудали же не мог принять какого-либо решения; однако в ожидании губернатора он вынужден был заботиться о том, чтобы преступники не улизнули. Он разыскал нас в отеле «Мадрас» в надежде получить совет от Раффли. Единственное, на что мудали мог решиться, – это посадить преступников на джонку и приставить к ним усиленную охрану. Раффли ничего не сказал на этот счет, однако вел себя так, будто визит к нему мудали с просьбой о помощи – вещь сама собой разумеющаяся. Помедлив немного, он обернулся ко мне:

– Чарли!

– Сэр! – в тон ему откликнулся я.

– Что вы об этом думаете?

– Ничего.

– Гм! Но у вас должны же быть какие-то соображения.

– Сперва я должен выяснить, какие здесь тюрьмы.

– Они не годятся!

– В таком случае абсолютно ясно, что парней необходимо поместить на корабль, разумеется, под усиленной охраной.

– Well! Я тоже так думаю.

Мудали встал, низко поклонился и вышел, пригласив нас вечером навестить его. Англичанин, придя в одно из своих иронических расположений духа, спросил:

– Что вы скажете об этом человек, Чарли?

– Он считает вас персоной куда более значительной, нежели сам.

– Я хотел бы ему посоветовать именно это! Но у вас, видимо, мнение на этот счет несколько другое.

– Я думаю о вас абсолютно так же, как и вы обо мне.

– Хорошо сказано, очень хорошо! Надо полагать, вы будете рассуждать так же здраво и тогда, когда услышите то, что я сейчас предложу.

– Я весь внимание, сэр!

– Вы намерены отсюда следовать в Суэц, а потом домой?

– Нет, в Бомбей.

– Из этого ничего не выйдет!

– О?

– Абсолютно ничего! Я приехал оттуда и не желаю так быстро попасть обратно. Что вам искать там без меня?

– То же, что и везде. Мой план ведет меня туда!

– Ваш план! Превыше всего – план! Какой разумный человек составляет планы? И к тому же такие! Берите крепости, коль они на пути! Вы – исключительный товарищ, каких я еще не встречал. Вы впитываете в себя все нелепости и ошибки, вы полны ими, но вам необходимо быть хорошим, добрым, чтобы хотеть или не хотеть. Я вас пока от себя не отпускаю!

– Вы думаете, меня удастся удержать?

– Yes!

– Каким же образом?

– Гм! Не угодно ли пари?

– Нет. Я никогда не спорю.

– Немыслимо! Сперва дождитесь, когда я вам скажу, какое пари подразумеваю! Я ставлю сто фунтов на то, что вы останетесь со мной. Скажите же, что вы поставите против?

– Ничего.

– Невозможный человек! Это пари я непременно бы выиграл! Вы поедете, Чарли?

– Куда?

Он вскинул голову так, что даже пенсне подпрыгнуло у него на носу, посмотрел через стекла куда-то мимо меня и вымолвил лишь одно слово, но с какой-то необычайной интонацией:

– Ябадиу!

Это слово не оказало бы должного воздействия на кого-либо, но только не на меня; тем не менее я спросил, старясь придать голосу безразличный тон:

– И дальше?

– Что дальше? Каков вопрос! Неужели же вам не ведомо, что означает «Ябадиу»?

– Это старое название Явы. Еще во времена Птолемея остров называли так.

– Правильно! Итак, Ява! Ну и что вы теперь скажете?

– Вы хотите ехать туда, сэр?

– Хочу ли я? Не знаю, кто бы мне мог это запретить. А есть ли человек, который бы имел право запретить это вам?

– Нет.

– Итак, договорились: мы отправляемся на Яву!

– Тише едешь – дальше будешь, сэр Джон. Если никто и не вправе вмешиваться, все же есть один, кто должен дать согласие.

– Кто же это?

– Я сам!

– Pshaw! Ни о чем не спрашивайте! Хотел бы я знать, что вы имеете против! У вас нет желания?

– Желание есть, но время, время!

– Не говорите о времени! Такой путешественник, как вы, всегда располагает временем. А что касаемо остального, о чем вы думаете, то вплоть до самой малости, вплоть до булавки, вы будете моим гостем!

– Не об этом я сейчас думаю.

– О чем же?

– О том, что поездка на Яву отдалит меня от родины вне всякой меры.

– Этой мыслью вы не можете гордиться, Чарли; все пути ведут в Рим, а для вас должно быть очевидным, что с запада ли, с востока ли, через Африку либо через Америку, но вы попадете в свое гнездо. Я крайне удивляюсь, что… – Он не договорил.

Снаружи раздались музыка и песни, и к нам вошел старший из слуг, который сообщил, что нам необходимо спуститься на веранду, поскольку нас хотят видеть.

– Кто хочет нас видеть? – удивленно спросил Раффли.

– Люди, пришедшие ради вас, чтобы вас чествовать и благодарить.

– За что?

– Девушки, которых вы спасли, шествуют по городу.

Раффли, лицо которого приняло несколько загадочное выражение, поправил пенсне и спросил:

– Мы тоже должны пройти со всеми по городу?

– Ваша светлость, кто должен был об этом думать? – с этими словами испуганный служащий выскочил за дверь.

Раффли, смеясь, кивнул мне:

– Well, что ж, посмотрим! Но прежде я скажу вам, что твердо решил рассчитывать на ваше участие в поездке. Для подготовки мне нужно три дня; именно столько я даю вам, чтобы вы наконец решили. Но берегитесь, если не захотите участвовать!

Снаружи в свете факелов стояли девушки, богато украшенные цветами. При виде нас раздались крики приветствий, гремела музыка. Так продолжалось долгое время.

Вскоре мы нанесли визит мудали. Там узнали, что лейтенант из местных с десятью солдатами отправился на джонку охранять злоумышленников. Я спросил, достаточно ли солдат. Но мудали успокоил, сказав, что преступники крепко связаны. Поскольку предыдущая ночь выдалась бессонной, мы оставались в гостях, насколько это позволяли приличия, а затем отправились спать.

Встали мы на следующее утро лишь тогда, когда нас разбудили. Мудали вновь выразил желание говорить с нами. Это могло оказаться чем-то важным. И все же, стоило мне подумать, насколько почтительно этот человек относится к нам, я сразу же говорил себе, что подобный прием не мог быть таким, не будь Раффли родственником губернатора.

Мудали выглядел крайне серьезным и торжественным, и тем более неожиданным прозвучал его вопрос, обращенный к англичанину:

– Сэр, где живут духи?

Раффли, чье лицо от удивления вытянулось и пенсне привычно запрыгало на носу, посмотрел на вопрошающего, почесал затылок, а затем ответил:

– Духи?.. Гм! Духи?..

– Да, духи, – кивнул мудали.

– А какие? Ведь духи бывают разные.

– Разные?

– Да. К примеру, духи жизни, духи вина, ну и так далее…

– Сэр, я не шучу. Я имею в виду настоящих духов.

– Настоящих? Гм! Вроде привидений?

– Это абсолютно безразлично, дух это или привидение.

На этот раз я опять явился свидетелем того, как на лице сэра Джона появилось более ироническое, нежели просто шутливое, выражение:

– Это не безразлично. Человек может отогнать духа, но с привидением уже, увы, ничего сделать нельзя. Неужели в прошлую ночь нас посетило привидение?

– Да!

– Где?

– На джонке!

– На китайском судне?

– Да.

– И вы в это верите?

– Да, я верю в это.

– А я – нет. Привидений, в основном, не бывает, а если какому-то вашему солдату очень захотелось увидеть что-то подобное, то либо он действительно видел это, либо у этого привидения есть и мясо и кости, – готов спорить на тысячу, на пять тысяч фунтов! Не может ли идти речь о попытке пленников освободиться?

– Нет.

– Нет? Но это мог быть лишь кто-то из заключенных, поскольку, кроме них и солдат, на корабле больше никого не было.

– Это не был ни один из них. Преступники крепко связаны и не могут освободиться; это было нечто другое, это был дух.

Он сказал это так убедительно, что Раффли перестал чесать затылок и повернулся ко мне:

– Чарли!

– Сэр?

– Существуют ли духи?

– Да.

– А привидения?

– Нет. А был ли кто-нибудь, кто это видел? – Последний мой вопрос был обращен уже к мудали.

– Часовые.

– Один из них или их было несколько?

– Все. Лейтенанта я вызвал сюда, если вам угодно, он расскажет все сам.

Я встал и впустил этого человека. Он не был похож на труса, но все его предки воспитывались в подобных суевериях. Он должен был все рассказать.

Полночь, как известно, во всех частях света и у всех народов является часом духов, а в эту полночь на джонке поднялся сильный ветер и появился дух.

– Откуда он пришел? – спросил я.

– Этого никто не знает, он был там.

– Как долго вы его наблюдали?

– Всею лишь несколько минут.

– Куда он направился после этого?

– Мы не видели, он пропал!

– Как он выглядел?

– Ужасно! Наши сердца дрогнули.

– Ужасно? Что ты имеешь в виду? Опиши его подробнее.

– Этого я не могу. Кто может описать духа?

– Он выглядел как зверь?

– Нет.

– Как человек?

– Нет.

– В обличье кого он явился вам?

– Ни в одном из тех, что мне известны.

Предосторожности ради я задал еще несколько вопросов.

– Сегодня никто из заключенных не отсутствовал?

– Нет, сэр.

– Все привязаны крепко?

– Да.

– Стало быть, ни один не убежал и все привязаны крепко?

– Да, сэр.

Я посмотрел на Раффли, а он – на меня; мы громко захохотали.

– Не смейтесь, милорды! – боязливо вскричал мудали.

– Духи, с которыми мы имеем дело, не будут мстить, поскольку они сами весьма рады, если с ними ничего не случится, – отвечал Раффли. – Впрочем, мы с вами прогуляемся туда и обследуем все более тщательно. Чарли, пойдете со мною?

– С удовольствием! – откликнулся я.

– У вас есть соображения, кто может быть этим духом?

– Пока еще нет.

– Может быть, все-таки пари?

– Нет, увольте.

– Но вы же можете выиграть! Я став…

– Не ставьте ничего, сэр, – прервал я его, – я никогда не спорю.

– Да, это беда, это ваша настоящая беда… Несомненно, вы избегаете сегодняшней ставки именно потому, что речь идет о духе!

Позавтракав, мы отправились в гавань, а оттуда на джонку. Вчерашнюю охрану к тому времени еще не сменили; поэтому мы увидели всех участников ночных событий. К сожалению, некоторые из них знали не больше, чем мы сами. Мы поняли, что о призраке они больше слышали… Естественно, в первую очередь мы спустились в трюм, чтобы увидеть преступников. Их путы оказались в полном порядке; ни один, будь у него такое желание, не смог бы освободиться сам, без посторонней помощи.

Однако на следующее утро мудали оповестил нас, что в полночь духа видели еще раз. На этот раз он был замечен офицером новой смены караула, и теперь очевидец ожидал нас. Хронология событий в точности совпадала со вчерашней. Вначале поднялся ветер, а потом появился дух, чью внешность так и не удалось рассмотреть, а потому, как и вчера, описание не состоялось.

– Это действительно был ветер? – спросил я.

– О, очень внезапный, – отвечал лейтенант.

– Вы его чувствовали?

– Очень хорошо.

– Откуда появился дух?

– Я не знаю, он там был.

– А куда он ушел?

– Не могу сказать, он пропал.

– Вы видели, что он двигался?

– Да, сэр!

– В таком случае вы должны знать, в каком месте судна он находился.

– Он дошел до грот-мачты.

– С какой стороны?

– Этого я не видел.

– Вы либо не открывали глаз, либо страх затмил их. Мы пойдем, чтобы еще раз проследить всю эту историю с привидением.

Так мы и поступили, но нашли все то же, что и вчера. Перебирая корзины с провизией, наваленные возле грот-мачты, и пытаясь каким-то, мне самому неведомым, образом связать их с привидением, и не видя ровно никакой связи, я распалялся все более и более. Гнев мой не был направлен ни на это злосчастное привидение, ни тем более на злосчастных сингальцев, а на самого себя: ранее я решал и более сложные, запутанные вопросы, а в этой ситуации чувствовал себя совершенно беспомощным. Не было ни единой сколь-нибудь здравой мысли по этому поводу.

Придя вечером домой, Раффли, всю обратную дорогу насвистывавший что-то весьма насмешливое, обратился ко мне:

– Мне вас крайне жаль, Чарли. Призрак с корабля переместился прямиком в вашу голову. Я, к примеру, отнюдь не удивлюсь, если вы внезапно начнете чувствовать сильный ветер!

– Вольно вам смеяться! А меня крайне сердит то, что я до сих пор не могу найти никаких следов.

– Неужели же никаких?

– Можно предположить, что у вас есть какие-либо мысли по этому поводу?

– Всего лишь одна, но какая! Привидение приходит с берега.

– А я полагаю, что оно находится внутри джонки.

– Хотите пари? Я ставлю сто гиней [70]70
  Гинея – английская золотая монета, чеканившаяся в 1663–1813 гг.; в XVIII в. равнялась 21 шиллингу и весила около 8,5 г (примерно 7,7 г чистого золота); заменена золотым совереном (см. прим. 30).


[Закрыть]на то, что я прав. А вы поставьте десять золотых.

– Для споров и пари у меня нет денег. К тому же сегодня вечером привидение будет поймано!

– И кто же его схватит?

– Я.

– Вы? И вы пойдете на джонку один?

– Вы желаете составить мне компанию, сэр?

– Конечно, конечно! Сознайтесь, что вы – необыкновенный человек. Вы должны были родиться в Раффли-Касл!

– Вашим старшим братом? А как же ваши титул и герб?

– Они мне не нужны! Вот охота на привидение – это да!

– Кстати, на грот-мачте я обнаружил следы. Это был зверь или…

– Или, – перебил он меня, – человек, который вознамерился освободить пленных. Впрочем, Чарли, мне пришла одна мысль: а что, если вся эта история лишь шутка, причем шутка одного из солдат?

– Ни один из них не заступал в караул дважды.

– Значит, в каждой смене свой шутник.

– Сингальцы для этого слишком набожны и почитают духов. Привидение – это не шутка, и поэтому стоит отнестись к нему так же серьезно.

– Будем ли говорить об этом мудали?

– Безусловно. Без его разрешения нам на джонку не попасть.

– Признаться, когда мне чего-то хочется, я это делаю и без каких-то там разрешений. Впрочем, как вам будет угодно.

Мудали, услыхав о нашей затее, дал моментальное согласие, объявив нам, правда, под большим секретом, что новая смена караула откровенно напугана.

– Если бы они знали, что вы собираетесь туда, они бы вздохнули свободнее, – сказал он.

На часах было около двенадцати вечера, когда мы взошли на палубу джонки.

На юте уже было сооружено некое подобие шкафа, кое предназначалось для лейтенанта; лишь там он чувствовал себя в безопасности. Для нас с Раффли встал вопрос, где же нам располагаться для наблюдения. Сэр Джон придерживался мысли, что привидение приходит с берега, а следовательно, взбирается по якорной цепи, поэтому там он и обосновался. Мне же необходимо было одновременно обозревать трюмные люки и грот-мачту. Посему после недолгих размышлений я устроился в рубке.

Ночь выдалась светлая. Несмотря на то, что луны не было, то тут, то там в просветы между белыми завесами облаков проглядывали звезды.

С церкви, укрытой туманом, пробило двенадцать – час духов настал; я весь обратился в слух. Прошло пять минут, затем еще пять. Неужели не придет? Вдруг – что это? Легкий хлопок у переднего люка. Я был прав – парень попался!

В два прыжка достигнув люка и даже не успев как следует разглядеть «привидение», я повалил его и заломил ему руки за спину, приговаривая:

– В последний раз ты появляешься на этом корабле! Где же твой ветер, с которым ты приходишь?

Внезапно из-под меня прозвучал приглушенный, но такой знакомый голос:

– Хай-хо! В вас вселился дьявол? Дайте мне воздуха!

Гром и молния, это был мой англичанин! Я помог ему подняться, после чего спросил:

– Что вы там искали?

– Мне в голову пришла мысль, верно ли я выбрал место для наблюдения. Затем я обнаружил здесь эту коробку, под которую и пытался… – он не договорил.

Внезапно со стороны заднего люка раздался пронзительный и вместе с тем глухой свист. При всей суеверности сингальцев неудивительно, что они его принимали за ветер.

– Это призрак, Чарли, быстрее! – закричал Раффли и бросился вперед, но, споткнувшись об опрокинутую корзину, растянулся на палубе. Не дав себе ни малейшей передышки, он тут же вскочил и почти нырнул в люк. Будучи от него на приличном расстоянии, я мог только крикнуть:

– Держи его!

– Уже поймал! – отвечал англичанин. – All devils [71]71
  Тысяча чертей (англ.).


[Закрыть], держи его! Он ушел.

В неверном свете звезд я увидел, как «дух» поспешил к переднему люку, и вдруг услышал ломаную голландскую речь:

– Лови прекрасного, доброго, мужественного Квимбо, если сможешь!

«Прекрасный, добрый, мужественный Квимбо» – я стоял как громом пораженный! Ужели я в бурском поселении на Виттерумберге в Южной Африке? Или на китайском судне в Галле? Я узнал голос моего бравого кафра-басуто, несмотря на вереницу лет, прошедших с момента нашей последней встречи.

Квимбо скрылся; тут я заметил лорда, закрывающего лицо руками.

– Что с вами, сэр? – спросил я его.

– Он громыхнул, как в литавры!

– А вы слышали то, что он кричал?

– Слышал? Да у меня голова раскалывается!

– Сегодня у вас неудача, сэр, большая неудача!

– Но, во всяком случае, мы теперь знаем, что имеем дело не с духом, а с живым человеком. А не угодно ли пари? – спросил он, поднимая с палубы какой-то предмет.

Это была дыня, фунтов на восемь.

– О чем?

– Что я надену ее на голову этому духу.

– Я не буду спорить.

– Почему?

– Вы можете проиграть.

– Я, вот увидите, встречу его вновь и надену ему эту дыню прямо на голову.

– Вы не сделаете этого! Вы ведь не захотите портить голову одному из моих друзей?

– Что вы говорите?!

– Да, он – мой верный слуга, кафр-басуто, сопровождавший меня по стране буров. К тому же он не способен стать разбойником.

– Но, Чарли, коим образом кафр из Южной Африки попал в компанию с восточноазиатскими разбойниками?

– Это мы узнаем от него. А теперь нам необходимо его найти.

– Нам нужен свет.

– Его мы найдем в каюте капитана. Кстати, мне кажется, нам стоит пойти и навестить нашу охрану.

Когда мы подошли, лейтенант спросил:

– Милорды, дух исчез?

– Нет, он еще здесь.

– Он не растворился в воздухе?

– Он и не растворится, поскольку это живой человек, несчастный человек, которого похитители женщин принуждали жить у них на судне.

После того, как, позаимствовав огня в капитанской каюте, мы спустились в трюм, то, кроме арестантов, никого не обнаружили. Мы отправились в балластовый отсек – там тоже никого не было, но я увидел, что балласт состоит из песка. Пока я обдумывал про себя это открытие, ко мне подошел Раффли:

– Чарли, вы знаете, кто ваш друг? Он призрак! Этот Квимбо, как вы его называете, исчез бесследно… Предлагаю пари!

– Нет, я не буду спорить. И, кроме всего, мне будет крайне неприятно брать у вас деньги, сэр Джон.

– И как же, хотел бы я знать, вы собираетесь выиграть?

– Я просто знаю, где он.

– Где же?

– Скажите, вы ничего не замечаете?

– Нет, песок ровный.

– Да, ровный, но справа; слева же, смотрите, – некое возвышение с отверстием. Кроме того, что вы видите в углу?

– Дыни.

– Правильно! Квимбо необходимо было есть и пить, и по ночам он выходил на палубу, чтобы запастись провизией. И для маскировки он выбрал образ духа.

Я позвал:

– Квимбо, выходи!

Никакого ответа.

– Квимбо, тебе ничего не сделают!

Вновь тишина. Прошло столько лет, возможно, Квимбо успел забыть мой голос…

– Это я, добрый дорогой Германия, с которым ты был у бура Ван хет Рура.

Квимбо, как правило, не различал национальной принадлежности человека и называл англичанина Англией, немца – Германией, а француза – Францией.

Но вот песок пришел в движение, и из глубин раздался голос, приглушенный толщей балласта:

– Дорогой добрый Германия, получивший коробку от красивого, доброго, мужественного Квимбо?

– Да.

– Mijn tijd, mijn tijd! [72]72
  Мое время (гол.).


[Закрыть]Красивый, добрый, смелый Квимбо сейчас же выйдет из песка!

Его явление сопровождалось неимоверным количеством прыжков, криков, верчений на месте, лобызаний, так что в скором времени мне пришлось призвать Квимбо к благоразумию, поскольку я опасался, и скорее всего небезосновательно, оказаться задушенным.

– Квимбо, я тоже рад нашей встрече! Но я крайне изумлен, что вижу тебя здесь, на пиратском корабле!

– О, Квимбо не вор, он просто был в услужении у похитителей женщин. Квимбо был пойман пиратами и должен был чистить корабль и прислуживать капитану.

– Что ж, все это ты мне расскажешь наверху.

– Наверху? Но там солдаты! Они схватят доброго, мужественного Квимбо!

– Ты под моей защитой.

– Значит, Квимбо свободен?

– Да.

– И может идти в Басутоленд?

– Да.

– Или идти или ехать в Чилачап?

– А что это?

– Красивый город, где живет минхер Бонтвернер.

– А где находится этот город?

– На далеком-далеком прекрасном острове Сераю.

– Сераю? Сэр Джон, может быть, вам знакомо это название?

– Нет, – отвечал англичанин, почесывая затылок.

– И мне не знакомо… Впрочем, стойте! Сераю – это река.

– Да, Сераю – река, много воды, – подтвердил Квимбо.

– Вот именно, Сераю – река на острове Ява. А Чилачап – портовый город на южном побережье. Вы только подумайте, сэр Джон! Этот кафр успел побывать даже на Яве! Квимбо, ты непременно должен обо всем рассказать нам наверху.