Текст книги "Легенды мировой истории"

Автор книги: Карина Кокрэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

Милена не почувствовала тепла его тела, только железный холод кольчуги.

– Говоришь, лучше мне пересидеть всё в Бирке? И вправду. Выспался бы!.. А теперь – возвращайся в крепость. Всё будет хорошо.

– Рюрик, сегодня над святилищем кричал ворон, – глухо, не поднимая головы с его груди, сказала она, и ее голос поразил Рюрика безысходностью.

– Когда беженцы рассказали о вороне на парусах, я сразу понял, кто явится к нам в гости. Эта птица – знак клана Рагнара, его бесчисленные дочки ткут паруса с вороном для всех его кораблей. А ворон над святилищем… Так, может быть, он как раз предвещает гибель своего родича.

– Ты говорил мне, что сюда идет твой кровный враг. Что он убил твоих родителей, сжег твой дом. Ты здесь – только из-за того, что желаешь его убить?

Он не мог сказать ей, что того дома он никогда не видел сам, только Харальд. Но Рагнар – был его кровным врагом, и изменить этого было нельзя. Вот только опять – ненавидеть его он не мог. А Невгород он будет оборонять еще и по другой причине. Но Милене он этого почему-то не сказал, а ответил просто:

– Только бы мне это удалось!

– А потом, если останешься жив, – в Рустринген?

Он промолчал.

– Если я останусь жива, – вдруг сказала она, – весной у нас будет ребенок. И своей волей я никогда не пойду за тобой в этот твой Рустринген. Это все, что я хотела тебе сказать и почему пришла сейчас.

Она повернулась и быстро, не оглядываясь, пошла по дощатой пристани прочь, в темноту.

Задремавший на палубе Мирослав никак не мог понять, почему это Рюрик, разбудив его, начал возбужденно расспрашивать, как по обычаям россов берут жен. Ничего не понимая, Мирослав смотрел на него заспанными глазами и думал, что конунг свихнулся от бессонных ночей и усердной подготовки к обороне. И только потом все понял.

Рагнар появился у Невгорода на рассвете. И рассвет этот был ветреным, нервным, а небо – красным, как воспаленные от бессонных ночей глаза.

Беженцы и раньше говорили о гигантском драккаре конунга норвежцев, но то, что увидел Рюрик, превзошло все его ожидания. Никогда в жизни не видел он драккар такого размера, как тот, на котором пришел Рагнар. Как и кто построил это чудовище, и как вообще могло оно держаться на воде? Две его драконьи головы были поистине гигантскими и видны издалека. Кто-то из дружины даже присвистнул. И правда – было отчего.

Вот на норвежских драккарах низко, страшно, подавая сигнал атаки, затрубили огромные рога-вардруны – «голоса войны». Ветер, однако, дул навстречу Рагнарову воинству. Накануне россы принесли богам большие жертвы, и не иначе как Стрибог, повелитель ветров, был на их стороне. Драккары нападавших двигались медленее, чем ожидал Рюрик, к тому же путь остальным загораживал медленный монстр Рагнара, занявший собой почти всю реку. Он первым и наткнулся на преграду из затопленных Рюриком ладей. Зажженные обычным огнем стрелы норвежцев не могли долететь до связанных борт о борт ладей Рюрика. Описывая дугу, они с шипением уходили в воду прямо перед ними. Луки россов с тетивой из ножных жил степных коней били лучше и дальше. Рюрик опробовал их заранее и точно рассчитал расстояние, и теперь греческий огонь его лучников поджигал скопившиеся перед первой преградой корабли Рагнара. Ветер споро разносил пламя.

Тех, кто все же прорывался до драккаров Рюрика, встречали мечи лучших воинов его дружины…

А тех норвежцев, кто выбирался на пологие берега, добивали конные степняки.

Вот чья-то «греческая стрела» запалила наконец и парус «чудовища», а еще одна – вонзилась прямо в пасть носовому «дракону» Рагнарова корабля. Пылающий парус упал. Загорелась палуба. Огонь пытались тушить, заливая его водой, но вскоре с суеверным страхом поняли, что это – бесполезно. Оставив тщетные попытки спасти корабль, викинги начали бросаться в воду. Они пытались плыть, но огненные стрелы настигали их прямо в воде, и даже под водой продолжал гореть смертоносный огонь греков.

Лучники, стоя на высоких берегах реки, осыпали стрелами и викингов на кораблях, и тех, кто смог высадиться на узкой полоске поймы.

– Варяги горят! Горят варяги! – закричал Олаф. И счастливо засмеялся. А Рюрик заметил, что Олаф назвал людей норе, норвежцев по-славянски – варягами, словно росс.

Сделавшийся еще сильнее ветер прибивал корабли нападавших друг к другу, и они занимались пламенем один за другим. И тогда несколько драккаров стали разворачиваться и уходить прочь, к озеру Нево. За ними последовали и другие уцелевшие.

С гигантского корабля Рагнара, вопя от боли и ужаса, прыгали охваченные пламенем гребцы. И Рюрик видел, как рухнула мачта, как пылали размалеванные чудища на носу и корме…

Битва закончилась. Но долго еще накатывала на речной песок кровавая волна, долго еще Волхов и озеро Нево выбрасывали на берег останки Рагнарова воинства. А однажды на берегу нашли странный обугленный труп мужчины с отвратительными отростками вместо ног. И долго дивились и гадали, что это такое.

Потери россов были невелики. Но для Мирослава эта битва оказалась последней. Его зарубил молодой викинг с длинными спутанными, медно-золотыми волосами. Рюрику удалось ранить и пленить парня.

Пленных продали багдадским и греческим купцам, и Рюрик смотрел, как норвежцев проводили связанными мимо невгородского святилища.

Вдруг из толпы выступил тот самый золотоволосый парень. И крикнул на языке норе:

– Эй, конунг! Эрик Кровавый Топор не будет ходит за плугом каких-нибудь россов или греков или вертеть мельничное колесо! Ты же не росс, ты знаешь наши обычаи. Сделай со мной то, чего пожелал бы сам в моей шкуре! Дай войти в Валхаллу от твоего меча!

– Развяжите его! – приказал Рюрик. Он уже знал, что перед ним – сын Рагнара.

Он подошел к парню. Тот был ранен: длинная рубаха его побурела на бедре от запекшейся крови. Люди вокруг расступились. Норвежец пошире расставил ноги, поднял голову и, глядя прямо в глаза Рюрику, хрипло пропел:

– Один готовит рога крутые!

– Место готово, скамья для пира! – тихо отозвался конунг и точным сильным ударом отсек ему голову.

Россы смотрели молча.

И Рюрик понял: только что он навсегда отсек и свое прошлое.

А тело Рагнара так и не выбросило на берег. Может быть, он и сумел выплыть, кто знает? Говорят, его видели потом у берегов Англии. Но, как бы то ни было, он навсегда останется в сагах и легендах Скандинавии. Ужасный Рагнар Мохнатые Штаны…

После той волховской битвы больше ста лет ни один викинг не поведет к берегам россов свои драккары. Зато их набеги на Фризию и Рустринген опустошат эти земли настолько, что жители станут их покидать. И сами рустрингенские плавни, давшие имя «рус», затопит холодное серое море.

Рустрингенскому лагерю пришел конец, остатки дружины ушли в Хедеби или нашли пристанище в других землях. А вот верный Свенельд с уцелевшими воинами, числом в полтысячи, на десяти кораблях пришел в Невгород. Многие тогда вступили в дружину Рюрика, а остальные, обосновавшись поначалу на Волхове, стали потом расселяться и по другим городам Гардарики. Кто осел в Полоцке, кто – в Ростове, кто – в Муроме. Срубили избы, завели семьи с нежными, сильными местными женщинами. А пришли они потому, что слух о поражении Рагнара от Рюрика Дорестадского и его дружины россов прокатился по всей Европе.

Достиг он и королевских ушей Карла Лысого и Людвига Германского.

Запись о битве на Волхове сделает франкский монах Бертин в своих знаменитых «Анналах», да потом и соскоблит: хороший пергамент дорог. И невелика важность – одни язычники в далекой Гардарике побили других! Вот если бы язычников побил христианский король, тогда другое дело. Так и не останется ничего об этом сражении в европейских хрониках. А то, что будет написано спустя века по памяти, по устным преданиям русскими летописцами, за годы монгольского ига погибнет в огне или затеряется, да сколько и соскоблят иноки: доброго веллума[113] во все времена было мало, а деяния современных летописцам правителей казались важнее деяний прошлого. Память человеческая недолговечна и пристрастна, а потому – избирательна.

Так, не думая и не гадая, стал конунг Рюрик, маркграф Дорестадский и Рустрингенский, по воле невгородского веча правителем славян. Он женился на Милене по обычаям россов, и в начале марта она родила ему сына. Его назвали Ингваром. У них был хороший дом, наполненный уютными запахами жареного мяса, свежевыпеченного хлеба, младенческой колыбели. Прямо от подворья вели мостки к драккару на реке; и сын, впервые увидев страшных драконов отцовской ладьи, весело засмеялся и протянул к ним ручку – схватить. Едва научившись ходить, он не боялся даже больших шипящих гусей и, потешно надувая щеки, отгонял их палкой.

Рюрик с Олафом и сыновьями Мирослава – новыми воеводами – умножили дружину, прошли через пороги до озера Ильмень и там на берегу Волхова облюбовали возвышенность, где заложили новую крепость. Пороги защищали бы эту крепость от неожиданных вторжений со стороны моря намного лучше, чем открытый Невгород-Алдегьюборг. Строительство продвигалось споро, и вскоре дружина превратила это место в лагерь новой мужской вольницы. И застучали на новой верфи топоры, зазвенели мечи и кольчуги, рекой полился мед. И пели там скальды, и дурачились скоморохи, и становились мужчинами славянские и варяжские отроки. Крепость ту назвали Хольмгард[114]. А братство, в память прежнего, рустрингенского, так и называли: «рус». Или «русь».

Одноухий Аскольд дошел-таки с дружиной до стен Константинополя и осадил город, но взять не смог даже в отсутствие основного войска, которое император увел воевать болгар. Византийцы отразили нападение как всегда стойко и профессионально и уничтожили больше половины рустрингенской дружины. «Рус» довольствовались тем, что жестоко разграбили и разорили окрестности города, и отправились в обратный путь на озеро Нево с добычей. Но до озера они не дошли: на дружину Аскольда напал мор – люди стали умирать от лихорадки и кровавого поноса. На высоком берегу широкой реки, изобилующей опасными порогами, Аскольд увидел богатый город. Ему понравились и этот город, и река. Он сразу понял, что пороги будут для драккаров хорошей защитой, и здесь можно перезимовать. Местные князья поначалу отнеслись к викингам гостеприимно, но Аскольд недолго удовлетворялся положением гостя. Город этот назывался Киев, был он населен мирными купцами и дружину имел совсем небольшую. Аскольд сделал этих людей своими данниками и стал их князем. Бессловесная тень Аскольда, Дир, следовал за ним повсюду.

Последний поход конунга

Леса стояли словно обрызганные желтой и красной красками осени. В воздухе летела паутина. Днем еще припекало, но все знали, что лето кончилось, и зима уже готовит в путь свою ледяную ладью. У россов это всегда самое многоцветное и пронзительно грустное время – такое особенно остро чувствуют женщины.

В одну из долгих уже ночей Милене приснился странный сон. В нем старая Горислава повторяла свои непонятные предсмертные слова – про находника-князя, змею, ладью и смерть.

Милена проснулась с плохим предчувствием. Тяжело поднялась, поддерживая живот: она снова ждала маленького. Мощно храпел муж. Догорала лучина. Окон в горнице не было, и она не знала, рассвело уже или нет. Подошла к колыбели посапывавшего Ингвара. Он спал, крепко сжав пухлые кулачки.

Милена не знала, что в это время в Волхов уже входила ничем не приметная с виду ладья, без всяких драконьих голов…

Прибывшие на ладье франки, в кольчугах с головы до ног, попросили встречи с конунгом россов Рюриком. Он принял их в новой просторной избе дружины, и они важно передали ему пергаментный свиток, скрепленный печатью короля франков Карла. Спросили, не желает ли конунг, чтобы ему было истолковано послание. Рюрик уже совсем забыл латынь и потому согласно кивнул, лишь зорко выстрелив взглядом, нет ли в глазах этих франков непочтения. Успокоился: не было.

Он постарел за эти годы, раздался вширь, поседел, став чем-то похож на несуетного матерого волка, вожака стаи, и только взгляд оставался тем же – похожим на отблеск доброго клинка.

Король западных франков Карл призывал Рюрика встретиться с ним на реке Маас, в Маастрихте, чтобы обсудить вопросы чрезвычайной важности.

Рюрик выслушал послов и сказал, что об ответе подумает. Толмач удивленно приподнял бровь: конунг россов, вероятно, не совсем понял – его призывает сам король Карл! Но не сказал ничего. Послы удалились.

Этим же вечером Рюрик созвал воевод дружины на совет.

– Лучше отправь гонцов обратно, Рюрик, – посоветовал Ярополк. – У нас много дел здесь. Мы должны продвинуть наши владения на юг, сделать данниками радимичей и полян, что живут по Днепру. Они богаты, но у них плохие дружины. Олег, говори! – попросил Ярополк друга подтвердить свою правоту.

– Мирославич прав, у нас много своих дел, – подхватил Олаф. – И наш кровник Аскольд еще жив, сидит в Киеве князем. Помнишь, говорили прибывшие оттуда купцы? Кровь Ингвара надо отомстить. – Олаф говорил теперь по-славянски как росс, лишь небольшой акцент выдавал в нем варяга, а вот Рюрик до сих пор пересыпал свою речь скандинавскими словами. – Но, с другой стороны, и поехать бы стоило – чтобы узнать замыслы этого короля, – добавил он и почему-то виновато глянул на Рюрика.

Рюрику нравилось его новое братство «рус», его молодые хаконы-воеводы, рьяные в битвах и пирах, уверенные, что им принадлежит мир. Но рядом с ними конунг особенно остро чувствовал, что – стареет… И теперь он сам не мог понять, почему с такой странной, необъяснимой силой захотелось ему вновь увидеть Рустринген, Дорестад – словно что-то важное в его жизни оставалось незавершенным. Кто знает, сколько еще ему отмерили боги? Олаф совсем уже стал россом: он молод, ему легко. Он – ближе к дружине. А вот у него, стареющего конунга, не получается. Однажды Олаф, вдруг посерьезнев, попросил звать его не Олафом, а Олегом. Рюрик так его теперь и звал, но все равно выговаривал неправильно. Ему все чаше теперь казалось, что он слишком многое делает неправильно. Он чувствовал, что Олег и хотел бы, и мог бы стать конунгом как раз таким, какой и нужен россам. Рюрик понимал, что Олег – ждет. Ждет, когда придет его черед. И Рюрик не знал, как повернется дело, если терпение Олега подвергнется слишком долгому испытанию. И он не хотел бы дожить до того, чтобы это увидеть…

Осень наплывала на волховские леса медленно, но уже начали чаще дуть холодные скандинавские ветры. Милена собирала мужа в дорогу. Пожелтевшее от беременности ее лицо приобрело черты обреченности. Сказаны были уже все слова, выплаканы все слезы. Муж уходил к франкам. С ним шел старший воевода, Глеб Мирославич. Сам вызвался – хотелось посмотреть, что это за народ такой – франки. Они уходили на двух драккарах. На мостках Рюрик, Глеб, Олег, Ярополк и Всеволод по-медвежьи обнялись. У всех четверых болела голова и глаза были красными: проводы прошлой ночью удались на славу. Трое воевод еще раз хлопнули Рюрика и Глеба по спинам, пожелали спорых ветров в паруса и ушли отсыпаться.

И тут Милена бросилась к нему и припала, дрожа. Долго длилось это объятие.

Рядом стоял сын, Ингвар. Рюрик подбросил захохотавшего мальчишку, поцеловал его волосы, пахнущие последним осенним солнцем, взял в свою огромную ладонь его руку и пожал – как взрослому, как мужчине. Он не мог понять, почему так тяжело провожает его жена, он ведь оставлял ее надолго и раньше.

– Милена, я вернусь еще до первого снега! Не на битву же иду.

Она внимательно посмотрела на него:

– Ты оставил дома меч Гостомысла.

– Да. Он слишком красив для дальней дороги, я взял другой хороший клинок.

– Ты оставляешь меч… сыну?

– Ну, для этого он еще мал, а я – не так уж стар! – ответил Рюрик, улыбаясь и ласково трогая ее выпирающий живот. По обычаю россов отец оставлял сыну свой лучший меч перед смертью.

…Милена стояла с Ингваром на стене Невгорода, они махали вслед.

У поворота реки Рюрик обернулся на город. Словно целая жизнь прошла с того дня, когда он впервые увидел его стены на высоком берегу, под росчерками молний той грозы…

Впереди ходко шли на своей ладье франки – паруса поймали, наконец, хороший ветер. Старый драккар Рюрика, скрипучий и чиненый, теперь уже далеко не такой быстрый, оставленный ему еще Харальдом, вышел в озеро Нево.

*

– Ваше величество, какая-то дама просит встречи с королем…

Королева Эмма, жена Людвига Германского, к которой была обращена эта фраза, сразу догадалась, кто это пожаловал.

– Пусть войдет! – Голос Эммы прозвучал устало.

Вошла очень высокая женщина в запыленном, видавшем виды длинном плаще и подобострастно склонилась перед Эммой. При этом плащ распахнулся, и Эмма заметила, что лангобардка вооружена и до сих пор путешествует только верхом и только в мужском платье. Валдрада сильно подурнела за годы: привлекательность ее совершенно растаяла, оставив только резкое выражение загнанности.

Во всем огромном регенсбургском замке Людвига было промозгло и холодно, как в склепе, причем в любое время года, и только в нескольких покоях, включая этот, украшенный большим красным гобеленом с белым единорогом, было относительно сухо и тепло.

– У меня сведения для короля…

– Король болен. Ты расскажешь все мне, Валдрада. Так что случилось?

Возражать королеве Эмме не решился бы никто. Несколько лет назад, когда мятежник Алдехис Беневент-ский обманом взял в плен ее мужа в Бари, королева Эмма, мать семерых детей, сама повела войско в Италию, и Алдехис в панике бежал от нее на Корсику.

Сейчас Людвиг был очень опасно болен, ему уже несколько раз отворяли кровь. Два дня назад его без сознания привезли из Моравии, где королевская армия подавляла мятеж тамошних славян.

Тяжелые мешки под глазами пятидесятилетней Эммы говорили о бессонной ночи, которую она провела у постели мужа.

Она до сих пор беззаветно любила и желала своего короля. И он тоже любил ее – ее решительность, ее ум, ее преданность. Он не мог представить никого другого в роли своей королевы, хотя ее обрюзгшее тело с обвисшим животом и грудями, похожими на вымя старой коровы, давно перестало его привлекать.

Эмма знала о его пленницах и селянках. Чем больше их бывало, тем меньше волновалась умная королева по поводу того, что Людвиг заменит ее постоянной фавориткой. Но все отчаяннее, самозабвеннее становились ее молитвы о том, чтобы Бог вернул супруга в ее постель. И – все безрезультатнее.

А последние дни и ночи она истово, мучая на ледяном каменном полу артритные колени, молилась только об одном – чтобы Бог дал мужу пережить болезнь и вернул силы.

Валдраду благочестивая королева-воительница, знавшая за свою жизнь одного только мужа, считала распутницей и относилась к ней с брезгливостью – в уколах женской зависти она не призналась бы и самой себе. Ей казались отвратительно порочными и пухлые губы пришедшей, и ее раскосые глаза. Эмма была совершенно уверена, что во всех своих бедах Валдрада виновата сама, и что у Люцифера уж точно припасены для бывшей красотки хорошо разогретый котел и подходящего размера горячие щипцы. Но распутница всегда приносила важные сведения, и ее приходилось терпеть.

Валдрада была когда-то любовницей покойного теперь Лотара. Из-за нее он много лет мучительно разводился с законной женой, вопреки ее влиятельным родным и самому папе римскому. А получив наконец папское разрешение на развод, неудачник Лотар занемог и в одночасье умер. Вообще-то на такой случай у Карла с Людвигом был уговор – честно разделить земли почившего племянника, но вот Людвиг, на свою беду, заболел сам, а его армия оказалась отвлечена моравским мятежом. И Лотарингию, потирая руки, единолично захватил Карл Лысый.

Валдрада жила теперь на унизительном положении стареющей наложницы при дворе Карла и шпионила в пользу Людвига и Эммы – за обещание сделать графом Эльзасским ее болезненного бастарда Хьюго, прижитого с Лотаром. За этот титул для сына Валдрада была готова на все.

– Говори! – приказала ей Эмма.

– Карл послал гонцов к Рюрику Рустрингенскому, королю россов. И тот направляется теперь в Маастрихт, где у них назначена встреча.

– Час от часу не легче! – вздохнула Эмма.

Валдрада уставила на нее раскосые глаза – выжидающие, собачьи, одержимые. В ней уже поселились первые признаки душевной болезни. А королева, погруженная в свои мысли, словно забыла о ней. Маастрихт – это почти Восточная Франкия, почти владения Людвига. Все ближе подбирается Карл! И почему, почему дикарь Рагнар не прикончил Карла тогда, в Париже!

Эмма знала, что этот самый Рюрик не так уж давно разгромил и самого Рагнара. Карл наверняка предложит Рюрику союзничество. Для варвара это, безусловно, редкое по привлекательности предложение. Конечно, он согласится. И когда этот Рюрик со своими россами станет на сторону Карла, их королевству восточных франков придет конец. Но, кажется, она знала, что делать…

Непутевой Валдраде следовало немедленно отправиться в Маастрихт и выполнить еще одно, самое рискованное и важное поручение. И в случае успешного возвращения ее с сыном будет ждать наконец долгожданная награда – это только что было торжественно обещано самой Эммой – графство Эльзасское. Валдрада знала, что слову Эммы можно верить.

Колокола Регенсбургского аббатства зазвонили к вечерней молитве, и королева уже хотела было поспешным и брезгливым жестом избавиться от Валдрады, но вдруг остановилась. Валдрада сильно сдала за последний год, выглядела рассеянной: а ведь когда-то искусство переодевания и перевоплощения делали ее непревзойденной шпионкой, она могла проникнуть куда угодно и добыть какие угодно сведения. Однако такого дела, на которое посылала ее Эмма, ей еще исполнять не приходилось.

Взгляд женщины странно блуждал, и у Эммы появились сильные сомнения, что Валдрада справится с миссией. Она явно была не в себе. Рисковать королева не могла. И внезапно ее осенило:

– Погоди. Ты, конечно, никогда не видела этого… короля россов. С тобой пойдет один норвежец. Без сомнения, ему приходилось видеть его достаточно близко. Он ходил на россов с Рагнаром. Он и поможет в том случае, если…

Она имела в виду: в случае, если Валдрада только ранит конунга, и его надо будет добить. Но, взглянув опять на Валдраду, Эмма решила оставить фразу незаконченной. На шпионке и так лица не было.

В Маастрихте драккары Рюрика и Глеба остановились перед старинным мостом, построенным еще римлянами. «Вот что еще может защитить реки от драккаров – укрепленные мосты. Мосты, превращенные в крепости!» – подумалось Рюрику.

На встречу с королем конунг пошел один, Глеб с дюжиной воинов остался у ворот. С ним Рюрик оставил и свой меч. Таков был уговор с Карлом. Встреча должна была проходить один на один и без оружия.

– Рюрик, не знаю я франков, но не нравится мне все это. На западню похоже, – сказал Глеб, недоверчиво глядя на высокие шпили аббатства.

– Такие места, как это аббатство, христиане почитают священными. Здесь не убивают, здесь они молятся своему Богу. Здесь безопасно.

Глеб недоверчиво покачал головой.

Рюрика встретил сам епископ Маастрихта и повел к королю. Они долго шли по длинному коридору вдоль бесконечных каменных арок.

В покоях короля был накрыт богатый стол.

Карл восседал во главе, в массивном дубовом резном кресле. Он тоже был без оружия.

Сел и Рюрик.

Епископ Маастрихта произнес молитву, перекрестил их обоих и вышел.

Рюрик никогда не видел раньше короля западных франков и никогда раньше не сидел за столом с королями. Лоб Карла казался огромным и был исчерчен глубокими морщинами. Время не пощадило его.

Карл испытующе посмотрел на него, словно изучая, и наконец сказал:

– Рюрик, твой брат и ты – вы много лет верно служили моему отцу.

«Ну, положим, король тоже сослужил нам службу, да и другого выхода у него не было», – подумал Рюрик, но лишь кивнул.

– Ты разбил самого Рагнара, – продолжил Карл, – ты завоевал многие земли вендов и россов, и у тебя сильное войско. В этом мире сейчас я и ты – единственные, кому Бог дает редкую возможность. Мой брат Людвиг болен, стар и, без сомнения, скоро умрет. Его войско в Моравии, его сыновья неопытны. А я недавно усилил свое войско еще и крестившимися лангобардами. Как звери, они умеют драться, как сущие звери! Вместе с тобой мы можем завоевать остатки Средней Франкии и всю Восточную. И это – не предел. Но надо спешить. Всевышний дает нам эту возможность именно сейчас. Тебе подвластен торговый путь россов, что ведет в Византию. Он приведет нас в Констинополь с его богатствами. Мы придем туда с несметным войском. Мы создадим тысячелетнюю империю, конунг. И в ней будет достаточно места для нас обоих. Если мы сейчас объединимся, мы станем силой, которой не сможет противиться никто. Что ты на это скажешь?

Глаза Карла блестели, он вскочил и заходил по каменному полу, под сводами гулким эхом отдавались шаги его подкованных сапог.

А Рюрик был спокоен. Внимательно слушая короля, он даже не изменил позы.

– Кто сказал тебе, что мне подвластны россы? – произнес он наконец. – Они призвали меня. Они платят мне, как наемнику, и я делаю свое дело, как наемник. И не лезу в их дела. Это – всё…

Карл сделал вид, что не заметил сказанного Рюриком, а может, и впрямь не слушал его, возбужденный собственными видениями.

– Неужели ты не понимаешь, что после земель восточных франков мы возьмем Константинополь?! Мы будем владеть всем миром, а не какой-то его частью, владеть, как мой дед, как Александр Великий, как Цезарь!

– Я сказал то, что есть, Карл. И я не знаю тех великих конунгов, которых ты назвал. Я – наемник. И как наемник, могу сказать тебе дельную вещь: хочешь защитить себя от викингов – а у Рагнара осталось достаточно сыновей – укрепляй в своей столице мосты. И поставь на них лучников с хорошими луками – чтоб тетивы были из ножных жил кобылиц – такие луки бьют куда дальше! Владеть миром – работа королей. А у нас, наемников, работа попроще.

Карл стал заметно нервничать.

– Такого момента не было и не будет ни у кого никогда! И ты сядешь конунгом, королем, императором – кем бы ни пожелал назваться – в любом городе, который захочешь сделать своей столицей!

– Кроме Миклегарда, надо полагать… – прищурился Рюрик.

– Аахен! Регенсбург! Париж! – Карла начал уже сильно раздражать этот упрямый варвар, перед которым он метал теперь бисер.

– Это очень интересный разговор. Очень интересный, Карл. Но ты извини меня, я перед приходом сюда был невоздержан, выпил слишком много ячменного пива, и мне нужно сейчас отлить. Я должен выйти.

Он вышел в арки длинного пустынного коридора и повернулся, чтобы идти к воротам. Все было ясно. Надо немедленно поднимать паруса, возвращаться в Невгород. И – готовиться к обороне.

В коридоре гулко раздались еще чьи-то быстрые шаги. К нему приближался какой-то монах. Он шел поспешно, наклонив голову в капюшоне, и странным показалось Рюрику то, как он двигался.

Поравнявшись с Рюриком, монах вдруг остановился. Конунг не успел подумать, что нужно от него этому монаху, когда тот неожиданно и быстро выбросил руку с ножом в незащищенное кольчугой место чуть пониже адамова яблока.

Удар был сильным и точным. Рюрик умер без мучений, не успев ничего понять.

Убийцу так и не нашли, он исчез, словно растворился. А король Карл в тот же день усилил личную охрану, без которой теперь не появлялся даже в гостях у верных аббатов.

…Г юрик увидел вдругХаральда и Ингвара. Они сидели на палубе огромного драккара. И Рюрик сел рядом с ними. А потом кто-то подошел и положил на его пылающий лоб прохладную руку, и он увидел высокую женщину в льняном переднике.

«Здравствуй, мать!» – сказал он женщине на языке норе и дотронулся до ее руки. Она накрыла его руку своей мягкой теплой ладонью и счастливо улыбнулась в ответ.

Потом он увидел собаку Волка, и на его спине – маленькую светловолосую девочку, которую никогда не видел раньше. С девочкой на спине Волк завилял хвостом и лег рядом, подсунув голову ему под руку – погладь! Рюрик потрепал уши собаки, потом – льняную голову девочки, поднял глаза и увидел Милену.

Она была такой красивой, что у Рюрика перехватило дыхание. Он встал и обнял ее, а потом спросил: «А где же Ингвар?» «Ему пока с нами нельзя», – ответила Милена серьезно, потом сняла девочку со спины собаки и протянула ее Рюрику: «А ей – можно. Это наша дочка, Ум ила».

Мимо проплывали берега, они были похожи и на Рустринген, и на Нево, и на Невгород.

Харальд и Ингвар хлопнули его по спине и налили ему доброго меда. «Так что, черти, видели вы Валхаллу или царство христианского Бога?» – спросил Рюрик. Они словно ожидали этого вопроса и засмеялись: «Да нет ни Валхаллы, ни царства христианского Бога, как говорили нам монахи. Это всё враки. Все просто плывут на многих драккарах в одном и том же направлении, и ты поплывешь с нами тоже. Это дело долгое, и мы не достигли еще цели. А что будет там – не знает никто. Может, и нет ничего, потому как и в жизни, и в смерти у людей только одно ясное дело – путь».

И Рюрика впервые совершенно покинули все сомнения и страхи. Он был со своими, он был всеми прощен и всеми понят.

Парус над нестрашным крашеным драконом наполнился ветром…

Ранним утром драккары Олега подходили к Киеву. Город парил высоко над Днепром и был красивее Невгорода и любых других городов, когда-либо им виденных. Городом правил его кровник Аскольд – посеявший раздор в рустрингенской дружине, погубивший Ингвара и чуть не убивший его с Рюриком. Настало время возмездия. На палубе рядом с Олегом стоял серьезный мальчик лет пяти, в маленьком шлеме и кольчуге.

Вдруг мальчик увидел рядом с их ладьей – другую. Она была большая, красивая, с белозубыми, высунувшими красные языки головами драконов. На ладье тоже были люди, и он узнал… мать. В волосах ее была та же, знакомая ему, лента. Он закричал ей: «Я здесь!» Она улыбнулась ему и помахала рукой, и маленькая девочка у нее на руках тоже замахала ему. К матери подошел высокий мужчина, опоясанный мечом, обнял ее за плечи и тоже стал махать ему и улыбаться. И были там еще какие-то люди, а большая собака рядом с матерью стала громко лаять. Игорь снял и отбросил шлем и стал тоже махать им изо всех сил, подпрыгивая.

– Игорь, кому это ты машешь? – спросил его Олег.

– Да вон же, смотри! – вытянул он руку. – Смотри, смотри, там мама, на ладье! И отец! Отец, я здесь! – Он повернулся к Олегу: – Они здесь! А ты обманывал меня, говорил, что они никогда не вернутся! – Мальчишка заливался своим заразительным смехом, – И смотри, какой у них чудный корабль! И собака! У нас теперь есть собака! Отец, как зовут твою собаку? – кричал, надрывая голос, мальчик, – Олег, прикажи гребцам, чтобы подошли к ним поближе! Ну помаши им, а то они подумают, что ты не рад их видеть!

Назад к карточке книги "Легенды мировой истории"